Текст книги "Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы"

Жюри присяжных приняло вердикт о его невиновности. В таких случаях для оправдания требуется большинство в две трети, но половина членов жюри отказалась осудить Пикловича, и он был освобождён.

Нацистский период

В начале мая 1932 года Москва начала понимать, что в Германии возможна смена режима. Еще до того, как президент Гинденбург передал рейхсканцелярию Адольфу Гитлеру, Коминтерн рекомендовал руководству Коммунистической партии Германии готовиться к работе в нелегальных условиях, создавать тайные штаб-квартиры и запасать фальшивые документы. Одновременно советским учреждениям в Германии было рекомендовано просмотреть свои бумаги, часть из них отослать в Москву, а часть хранить в банках в сейфах, арендованных на частных лиц. Это предвидение, основанное на долгом опыте подпольной работы, теперь оказалось очень точным.

Нацисты подавили коммунистическую партию быстро и решительно. Уже через три недели после захвата ими власти цитадель КПГ – «Дом Карла Либкнехта» с его подземными убежищами и ходами, хитроумной сигнальной системой был обыскан и закрыт. Сотни арестов прокатились по всей Германии. Партийное руководство, пользуясь заранее запасенными документами, начало эмигрировать в Чехословакию, Францию и Россию. Среди арестованных гестапо нашло достаточное число лиц, которые предавали своих товарищей, чтобы спасти собственную жизнь, и в результате на партию и особенно на ее подпольные структуры обрушились новые удары. Ганс Киппенбергер уехал за границу, как и другие руководители агентуры. Многие из них оказались в Москве.

Новое правительство направило всю свою ярость против коммунистической партии. Советские учреждения пока не являлись для него целью. Нацистский режим не хотел начинать свою деятельность с международных осложнений. Германская полиция, наследница времен Веймарской республики, и гестапо как бы не замечали деятельности советского аппарата. Словно двигаясь наощупь, они старались собрать информацию о русских от немецких коммунистов, которых арестовывали сотнями и часто избивали, чтобы получить нужные сведения. Нередко арестованные сообщали подробности о германском подполье, о его вождях, организациях и методах. Но о советском аппарате почти ничего не было известно. В большинстве случаев они узнавали что-то о человеке по имени Борис или о девушке, которую звали Ольга. Никто не знал настоящих имен своих русских шефов.

«Мы добились успеха, – докладывал полицейский офицер нацистских времен, – в разгроме германской коммунистической машины, мы все узнали об «антимилитаристах» и других организациях и уничтожили их. Но прошло много времени, прежде чем мы начали разбираться в советском аппарате. Мы путались в псевдонимах, не могли даже идентифицировать личность: сегодня это Клара, завтра Фрида, а в другом районе города ее имя Мицци. Мы часто попадали впросак».[120]120
  Hans Peters in D papers, m 270.


[Закрыть]

Между мартом и маем 1933 года новая полиция совершила налёт на некоторые советские агентства, которые служили прикрытием для «Греты» и «Клары», но ничего существенного там не обнаружила. В конце марта были проведены полицейские рейды в филиалах нефтяного синдиката «Дероп» в Дюссельдорфе, Кельне, Котбусе, Касселе, Мюнхене и Нюрнберге, а через несколько дней нападению подвергся и берлинский офис. Некоторые служащие из числа немцев были арестованы. Неделей позже был проведён обыск в помещении торгового представительства в Лейпциге (только берлинское торгпредство имело статус экстерриториальности) и в клубе советских работников в том же городе. За вторым рейдом на «Дероп» 26 апреля последовало увольнение его руководства. Был назначен «комиссар» («Дероп» числился учреждением, которое подчиняется законам Германии), двадцать германских служащих-коммунистов полиция взяла под стражу. Советские суда в германских портах были подвергнуты тщательному обыску. Офисы советско-германского транспортного предприятия «Дерутра» в Гамбурге и Штеттине тоже подверглись полицейским налетам.[121]121
  Izvestia (Moscow), March 29, April 2–6, 14, 16, 26, 29, 30, May 8, 11, 16, 1933.


[Закрыть]

В Москве народный комиссар иностранных дел Литвинов выразил протест германскому послу по поводу «негуманного отношения» к советским гражданам в Германии. Одновременно советская пресса предупредила Германию, что могут последовать торговые санкции. Газета «За индустриализацию» написала, что «возможны изменения в экономических отношениях с Германией, независимо от того, насколько это будет тяжело для каждой из стран». Она указала, что можно «увеличить импорт из Франции, Швеции, Чехословакии, Польши и других стран». Советский посол Лев Хинчук заявил протест в министерство иностранных дел в Берлине и был принят Гитлером. Официальная германская позиция была примирительной: «Полицейские акции в Берлине являются лишь внутренним делом и имеют целью очистить «Дероп» от коммунистических элементов, германское правительство весьма заинтересовано в поддержании нормальных отношений между Германией и Россией, и особенно в развитии торговли».[122]122
  Vossische Zeitung, April 29, 1933.


[Закрыть]

Но как бы ни складывались советско-германские торговые отношения в будущем, советское подполье уже не могло работать в Германии прежними методами и с тем же размахом. Скоро гестапо усвоит полученный урок и станет внедрять своих агентов во все советские институты и наносить тяжелые удары по самым чувствительным и важным частям сети. Лучшие дни для неё в Берлине закончились.

Бруно (он же «Грюнфельд») прибыл из Москвы с заданием реорганизовать шпионскую сеть. Настоящей целью операции было отсечение пораженных органов, устранение тех, кто вызывает подозрения или может быть легко запуган, и создание нового, менее громоздкого аппарата в Германии. Эту задачу было нелегко выполнить, находясь под бдительным взором германской полиции, но «Грюнфельда» так и не взяли с поличным. И все же Москва не была довольна его докладами (к тому же он тратил слишком много денег в фашистской столице) и скоро прислала другого агента – Григория Рабиновича. Это был тот самый Рабинович, который вскоре окажется в США с целью подготовки убийства Льва Троцкого. Он работал там как глава русского Красного Креста.[123]123
  Луи Буденз, который некоторое время работал в США вместе с Рабиновичем, так описывал его: «Печаль и ум, отражающиеся в его глубоких, темных глазах, произвели на меня глубокое впечатление. Его отлично сшитые, хотя и немного старомодные костюмы создавали впечатление стабильности и солидности. Он легко мог сойти за европейского делового человека, и в этом, как мне потом сказали, и заключалась его роль».


[Закрыть]

Задача Рабиновича в Берлине сводилась только к реорганизации аппарата, а не к сбору информации. Дело ограничилось инструктивными указаниями, в чем еще раз отразилась вся структура советских организаций: НКВД стояла над военной разведкой, так же, как та стояла над другими советскими агентствами. Именно НКВД отбирала персонал, назначала агентов и следила за их работой.

Из остатков советской военной разведки, агентов, занятых промышленным шпионажем, и сети рабочих корреспондентов Рабинович отобрал около 25 человек для работы на «Клару» (военную разведку). К началу 1936 г. реорганизация была закончена, и даже сам термин – рабочий корреспондент – вышел из употребления. Рабинович покинул Германию, чтобы вскоре появиться в Нью-Йорке.[124]124
  Прежде чем уехать, Рабинович созвал совещание, на которое пригласил своих главных немецких помощников. Чтобы избежать наблюдения, группа встретилась в Копенгагене, все имели фальшивые паспорта, подтверждающие их липовую национальную принадлежность. Буйное поведение собравшихся привлекло внимание датской полиции, которая арестовала и обыскала их. У них были найдены немецкие деньги, в том числе и «туристские марки», из чего полиция сделала вывод, что они имеют дело с валютчиками – бандой дельцов чёрного рынка. Все они были немедленно высланы из Дании в страны, чьи паспорта имели, и вскоре снова оказались в Германии.


[Закрыть]

Осенью 1935 года, после седьмого конгресса Коммунистического Интернационала, в Кунцеве под Москвой состоялся так называемый «брюссельский» съезд КПГ. Ложное сообщение, что съезд проходил якобы в Бельгии, диктовалось необходимостью противостоять мнению, будто вся коммунистическая политика определяется в советской столице, а кроме того, желанием избежать возможных конфликтов с правительством Германии. (Приблизительно в то же время недалеко от Москвы прошел съезд Китайской коммунистической партии, хотя официально было объявлено, что он состоялся «где-то в Китае»). Делегаты съезда КПГ, разочарованные в советских подпольных методах работы, решили провести полную реорганизацию: старые структуры Киппенбергера распустить, а новым немецким группам, которым предстояло работать тайно в условиях нацистского режима, предоставить большую самостоятельность. В дополнение к этому Михаил Трилиссер сказал делегатам германского съезда, что все крупные советские шпионские сети в Германии будут ликвидированы. Было похоже, что стремления освободиться от советского господства одержали верх.

Однако прежде, чем закончился этот съезд, Вальтер Ульбрихт, настроенный просоветски больше, чем другие коммунистические лидеры, начал создавать для Москвы новый аппарат, и менее чем за год после окончания съезда под давлением русских старые системы были восстановлены, хотя и в меньшем масштабе. Один за другим коммунистические лидеры, эмигрировавшие в Москву, начали исчезать в подвалах НКВД. Среди казненных был и Ганс Киппенбергер, самый именитый и ценный помощник Москвы, обвиненный в том, что он якобы снабжал информацией англичан и французов.[125]125
  Это было одно из стандартных обвинений, когда кто-то переставал беспрекословно подчиняться Сталину и должен быть ликвидирован. Герберт Венер, известный в 30-е годы германский коммунист, ставший потом одним из вождей СЕПГ, отмечал, что Ганс Киппенбергер с ведома Москвы действительно связывался с британскими и французскими спецслужбами и давал информацию политического характера. Сам Венер вернулся на Запад с «брюссельского» конгресса членом ЦК КПГ и жил во время войны в Швеции. В 1942 г. работник советского консульства попросил Венера дать ему адреса всех его берлинских друзей, очевидно, для того, чтобы использовать этих людей в шпионских целях. Так как Венер знал, что это может кончиться для них смертным приговором, то отказался. Через несколько дней он был выдан шведской полиции советским агентом как «подозрительная личность». Его арестовали и судили за закрытыми дверями. Приговоренный к тюремному заключению, он просидел до августа 1944 г.


[Закрыть]

Теперь в Германии оставался лишь сравнительно небольшой советский аппарат, большая часть сети распалась, люди уехали за границу. Отдел международных связей и западноевропейское бюро Коминтерна перебрались в Копенгаген, паспортный аппарат – в Саар, советская военная разведка – в Голландию и Францию. Партийное руководство эмигрировало в Прагу или в Париж. Но скоро они перестали чувствовать себя в безопасности и на новом месте жительства: Саар стал вотчиной нацистской агентуры, Прага находилась под сильным давлением Берлина, а в случае войны Копенгаген и Амстердам могли пасть прежде, чем кто-либо успеет покинуть страну. Постепенно люди и группы начали перемещаться во Францию. В 1937 году осколки разных советских агентств собрались в Париже для «перегруппировки». Но это ничего не дало для повышения эффективности работы аппарата.

Упадок достиг размеров кризиса, когда началась большая чистка 1937 года, которая задела ветеранов разведки, как в самой России, так и за рубежом. Одно следовало за другим: убийство «Игнатия Рейсса» в Швейцарии, дезертирство «Александра Орлова» и «Вальтера Кривицкого» в Париже, казнь советского военного атташе Витовта Путны, которого отозвали из Лондона.[126]126
  Игнатий Рейсс, настоящее имя – Натан Маркович Порецкий. Разведчик, невозвращенец. Измену родине совершил в 1937 г., находясь во Франции. В СССР уже была раскрыта троцкистская агентура, засевшая в партийном и государственном аппаратах, и проведены первые аресты. Справедливо опасаясь за свою связь с этой агентурой и конкретную вредительскую работу, Рейсс-Порецкий перешёл на службу к врагу. Был использован в пропагандистских целях: газеты опубликовали его открытое письмо, «обличавшее» самое опасное и ненавистное для западного мира явление – сталинизм. Безнаказанным предатель не остался: был убит через месяц в Швейцарии. Бестыдство советских руководителей хрущёвского толка не имело предела и в 1960 г. предателя реаблитировали.
  Александр Орлов, настоящее имя – Лев Лазаревич Фельдбин, кадрах НКВД – Никольский. Резидент НКВД и в 1937-38 гг. советник Испанского республиканского правительства. Будучи причастным к разоблачённой троцкистской сети в органах госбезопасности СССР и спасая свою шкуру, тайно перебрался вместе с семьёй из Испании в США. При этом похитил крупную сумму денег из оперативных средств. В перестроечно-демократические времена некоторыми российскими историками и журналистами предпринимались попытки обелить предателя. Он-де был идейным борцом со сталинским режимом, не выдал никого из советских разведчиков, вёл «независимую преподавательскую деятельность», что не соответствует действительности. Фельдбин верой и правдой служил новым хозяевам вплоть до внезапной смерти в 1973 г.
  Вальтер Кривицкий, настоящее имя – Самуил Гершевич Гинзберг. Высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД. В 1937 г., находясь в загранкомандировке, получил указание вернуться в СССР. Кривицкий-Гинзберг давно вёл двойную жизнь, являясь убеждённым антисталинистом и плотно сотрудничая с троцкистским подпольем. Он обратиться к французскому правительству с просьбой о политическом убежище и, естественно, получил его. Позднее переехал в США. Выдал врагу свыше 100 советских агентов в Европе и Америке. На Западе полагают, что его загадочная гибель в 1941 г. – результат операции советской разведки.
  Витовт Казимирович Путна – комкор и официальный участник троцкистской оппозиции в 20-х гг. Отошёл от неё формально, продолжая разделять взгляды противников социалистического строительства в СССР. Примкнул к заговору Тухачевского и др. антисталински и антисоветски настроенных командиров РККА, связанных с западными разведками и готовивших государственный переворот. Служил военным атташе в Японии, Финляндии, Германии, Англии. В 1936 г. был арестован. В 1937 г. судим, приговорён к смерти и расстрелян. Само собой, реабилитирован хрущёвцами, как и все остальные участники заговора. (Прим. ред.)


[Закрыть] Большинство лучших агентов были вызваны в Россию, и лишь немногие из них вернулись на Запад. Аппарат был почти парализован.

Но даже в эти мрачные годы советская разведка достигла больших успехов в работе против Германии. Проникновение в германские посольства в Японии и Польше открыло ценные источники информации. В Токио Рихард Зорге завоевал такое положение, которое позволяло ему информировать Москву о германской политике, японо-германских отношениях и главное – о германских военных планах. В Варшаве советская разведка нашла подход к советнику германского посольства Рудольфу фон Шелиа, делающему успешную карьеру дипломату, который никогда не был коммунистом. Он стал шпионом старого классического типа. Член знатной семьи из Силезии, офицер в Первой мировой войне, Шелиа вступил на дипломатическое поприще и с 1929 года служил в Варшаве, достигнув ранга советника посольства. Его заработка и значительных доходов жены не хватало на оплату карточных долгов и дорогих любовниц. Когда его постигли финансовые затруднения, он начал продавать дипломатические секреты двум покупателям – Лондону и Москве. Трудно сказать, кто первым склонил его к сотрудничеству, но, скорее всего, Россия первой появилась на сцене.

В середине тридцатых годов в Варшаву эмигрировал немецкий журналист Рудольф Гернштадт, бывший сотрудник либеральной газеты «Берлинер тагеблатт» и друг хорошо известного редактора Теодора Вольфа. По рекомендации Вольфа Гернштадт начал работать корреспондентом в Праге и Варшаве, посещал Москву и постепенно превратился в «салонного коммуниста». Этот тип людей был довольно распространён в те времена. Когда «Берлинер тагеблатт» была вынуждена изменить свою линию и персонал, Гернштадт проживал в Польше и был связан с советским посольством. Он также подружился с Шелиа. Когда тот пожаловался на финансовые затруднения, Гернштадт посоветовал ему вступить в контакт с советским агентом в Варшаве. Сделка состоялась.[127]127
  Gestapo Report, Dec. 21, 1942.


[Закрыть]

Это произошло в 1937 году, когда был заключен Антикоминтерновский пакт и продолжалось сближение между Германией и Польшей, когда Геринг наносил туда визиты вежливости и охотился близ Варшавы. Сотрудничество в области дипломатии сопровождалось контактами между полицейскими органами обеих стран, особенно в части контрразведки и антисоветских мер. Шелиа, чья кличка была «Ариец», передавал советской стороне информацию о германо-польских переговорах в Варшаве, о трехстороннем пакте, о возможном участии малых стран в руководимой Германией коалиции и т. д. Понимая, что интерес Шелиа поддерживается только высокой оплатой, Москва в феврале 1938 года заплатила ему 6 тысяч 500 долларов – небывалую для бюджета советской разведки сумму.

Перед германо-польской войной Шелиа был переведён в Берлин и получил должность в министерстве иностранных дел. Но его служба для советского аппарата продолжалась. Чтобы облегчить контакты с ним, Гернштадт рекомендовал Шелиа в секретари свою подругу – Ильзу Штебе, которая раньше работала в «Берлинер тагеблатт». В начале 1941 года она перешла в министерство иностранных дел, и сотрудничество между Шелиа и советской разведкой существенно упростилось. Незадолго до начала советско-германской войны советское посольство заплатило Шелиа 30 тысяч марок через Ильзу Штебе. Как мы увидим, это сотрудничество, длившееся несколько лет, трагически закончилось для них обоих.

Примерно в 1925 году Сталин пришёл к выводу о «временной стабилизации капитализма». Теперь прямые действия и революции уже не объявлялись «неизбежными», и техническая подготовка к переворотам стала второстепенной по сравнению с другими задачами. Обстановка изменилась в тридцатых годах. Новый режим в Германии и гражданская война в Испании были расценены Москвой как прелюдия ко Второй мировой войне. После почти двух десятилетий затишья ожидалась кровавая схватка. Казалось, что, как и в начале двадцатых годов, настало время для подрывной деятельности.

Диверсии стали своеобразным трамплином в карьере известной фигуры советско-германского аппарата – Эрнста Волльвебера, выросшего потом до министра в ГДР. Он начал простым матросом в 1917 году, а в 1932 году был избран в рейхстаг.[128]128
  D papers, b 341.


[Закрыть] Он продолжал свое продвижение и в нацистский период, работая в смешанной советско-германской сети. Полем деятельности бывшего моряка стал Интернациональный союз моряков и портовых рабочих – профсоюзная организация с явным политическим уклоном и неопределенными целями. По мнению русских, с ней в случае войны не мог сравниться по важности ни один другой профсоюз. Ведь имелась возможность саботировать передвижения войск и вооружений, направляемых против России, а в мирное время забастовка моряков могла бы оказывать политическое давление.

Волльвебер не стал немедленно скрываться, когда нацисты пришли к власти. Он хотел сохранить и перегруппировать коммунистическое подполье, проявляя при этом энергию и смелость. И долго после того, как высшие партийные лидеры добрались до заграничных гаваней, а более мелкие были арестованы, он все ещё колесил по стране, встречаясь со своими товарищами и спасая то, что еще можно было спасти. Хотя ему мало что удалось сделать, его престиж в глазах Москвы за эти месяцы сильно возрос.

В свои 35 лет Волльвебер стал умным, дерзким и беспощадным вожаком подполья. Он никогда не выступал на митингах и не писал для прессы. Он был груб, много пил и казался настоящим практиком-нелегалом. Ян Вальтин (бывший член руководства Интернационального союза моряков) вспоминал: «Когда он говорил, то каждое его слово напоминало зловещее рычание». Он производил впечатление человека, который никогда не спешит, человека, который не знает страха, которого ничто не может удивить и который лишен всяких иллюзий.[129]129
  Jan Valtin, Out of the night, p.232.


[Закрыть]

В начале 1934 года Волльвебер был вызван в Москву, оттуда он вернулся с новым назначением. В дополнение к его обязанностям члена западноевропейского бюро Коминтерна в Копенгагене на него возлагалась задача запустить новый подрывной аппарат, чьи действия будут направлены главным образом против потенциальных противников Советского Союза – Германии и Японии, – и рекрутировать в него людей из союза моряков. Этот аппарат должен был держаться особняком от всех коммунистических партий и ни в каком отношении, даже в финансовом, не зависеть от КПГ.[130]130
  Зато шведский коммунистический лидер Свен Лассе Линдерут, член риксдага, был посвящен в секреты и играл заметную роль в этом деле.
  Имя при рождении – Свен Харальд Ларсон (1889–1956). Но в 1918 г. он взял фамилию Линдерут. Был действительно стойким просоветским, просталинским руководителем шведских коммунистов. (Прим. ред.)


[Закрыть] Он поддерживался и финансировался специальными структурами советского правительства. Аппарат Волльвебера (или, как его называли позже в Скандинавии, «Лига Волльвебера») насчитывал от двадцати до пятидесяти тщательно отобранных людей, в основном датчан, норвежцев и шведов, хотя в него входило и несколько немцев. Среди последних были Вольдемар Вернер (впоследствии – начальник морской полиции ГДР), Генрих Шрамм, Карл Баргштедт, Адольф Байер, Рольф Хагге и другие.

Специальной задачей «Лиги» был саботаж морских перевозок. Осенью 1933 года морская полиция в Роттердаме произвела первый арест одного из агентов Волльвебера, у которого обнаружили мешок динамита. В следующем году в бухте Таранто пошло на дно итальянское судно «Фельче». Японский транспорт «Тахима Мару», потопленный вблизи Роттердама, тоже относят на счет Волльвебера.[131]131
  Morgon-Tidningen (Stockholm), Oct. 9, 1948; Munchner Illustrierte, 1951; Die Weltvoche (Zurich), July 9, 1954.


[Закрыть]

В 1937 году, когда Германия начала перевозить военные грузы для франкистов в Испанию, деятельность Волльвебера существенно расширилась. Операции проводились не только на маршрутах, связывающих Германию с Испанией, но и на линиях, по которым шло снабжение самой Германии военными материалами. Электростанции в Швеции, которая снабжала Германию железной рудой, тоже стали объектом диверсий. В Гамбурге Волльвебер нашел поддержку в лице всё ещё сохранившейся коммунистической группы, которой руководил доктор Михаэлис. Эта группа информировала Волльвебера о морских перевозках, отходящих судах, родах груза и т. д. В 1937 г. группа была арестована и двенадцать ее членов казнены.[132]132
  D papers, b 46-8.


[Закрыть]

Участились случаи взрыва судов. Обычный способ заключался в том, что в трюм между грузами помещался заряд динамита, а взрыватель ставился так, чтобы взрыв произошел, когда судно будет уже в открытом море. Взрывы произошли: на датском судне «Вестплейн», японском «Каси Мару», германском «Клаус Беге», румынском «Бессарабия», польском «Баторий» и многих других, некоторые суда были полностью разрушены. В некоторых случаях время взрыва устанавливалось с таким расчетом, чтобы судно успело подойти к шлюзам Хольтенауэр или каналу Кайзера Вильгельма и экипаж мог быть спасен.

В меморандуме от десятого июня 1941 года шеф Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих докладывал о группе Волльвебера Генриху Гиммлеру:

«Следующие случаи саботажа следует отнести на счет группы коммунистических террористов, которая действует во всей Европе:

16 германских судов, 3 итальянских судна, 2 японских судна.

Два лучших судна из перечисленных полностью разрушены. Преступники сначала пытались уничтожать суда огнем, но так как пожар не всегда приводил к полному уничтожению, то они перешли к взрывам… Их главные опорные пункты находятся в портах Гамбурга, Бремена, Данцига, Роттердама, Амстердама, Копенгагена, Осло, Ревеля и Риги.

Коммунистические саботажные группы сформированы в Голландии, Бельгии и Франции, они работают под началом голландского коммуниста Йозефа Римбертуса Скаапа, главы Интерклуба в Роттердаме. Под его непосредственным началом работает бывший глава «Рот-Фронта» в Гамбурге Карл Баргштедт, который ведает техническим обеспечением операций. Взрывчатые вещества для этих целей доставляются из северной Скандинавии под видом минералов… Одним из наиболее важных доставщиков взрывчатых веществ является голландец Виллем ван Вресвийк…

Расследования полиции привели к аресту двадцати четырех коммунистических террористов, среди них руководители голландской террористической группы Ахилл Бегин и бельгийской Альфонс Фиктельс. Скаап был арестован датской полицией первого августа 1940 года в Копенгагене…

Волльвебер создал также опорные пункты на балтийских островах Даго и Эзель. Находящиеся там его люди должны приступить к активным действиям в случае начала войны между Германией и Советским Союзом, а также, если эти острова будут оккупированы германскими войсками. Саботаж должен быть направлен против баз подводных лодок, аэродромов и нефтехранилищ».[133]133
  Rapport du Ministere de l’Interieur du Reich et du Chef de la Police Allemande (Paris, 1941), p. 84–6.


[Закрыть]

Принцип конспирации Волльвебера состоял в том, чтобы оставаться независимым от других подпольных организаций. Он избегал, насколько это было возможным, контактов с другими группами и никогда не просил у них помощи. Он старался, чтобы его группа обладала определенной автономностью.

Один из сподвижников Волльвебера – Игнац Мюллер писал:

«Мы располагали большим количеством фальшивых паспортов, которые сначала изготавливались в Париже. Когда численность группы возросла, я сам стал делать документы для людей, которые работали под моим командованием. При этом всего лишь двое были посвящены в дело.

На наших встречах, как правило, присутствовало не более двух-трех человек: шеф, человек, которого он хотел видеть лично, и я сам. Я получал указания лично от Волльвебера, и иногда мне приходилось совершать длинные поездки, чтобы встретиться с ним. Место наших встреч зависело от погоды, в хорошие дни мы часами бродили по пригородам, встречались на экскурсиях и т. д. Обычно я ограничивался устными докладами, потому что мы избегали применять бумагу и чернила, насколько это было возможно. Шеф все держал в памяти. Все мои агенты, специалисты в той или иной области, зарекомендовали себя отважными людьми во времена испанской гражданской войны. Очень часто я сталкивался с проблемой, как сделать так, чтобы эти простые рабочие во время их опасных миссий выглядели как благополучные и хорошо образованные обыватели.

Часто нам приходилось ездить в Германию для наблюдений и за информацией, и наши поездки планировались особенно тщательно. Мы должны были посылать почтовые открытки по определенному адресу в Дании из каждого города, где бывали. Если открытка не приходила в назначенное время, то это означало, что с членом группы что-то случилось и вместо него следует послать другого.

Предположим, нужно поехать в Германию из Норвегии. Сначала мы посылали нашего человека в Данию, чтобы он получил там фальшивый швейцарский паспорт и другие бумаги, которые свидетельствовали бы о том, что он едет домой из Норвегии и должен проследовать через Данию и Германию. Во время «транзита» через Германию он задерживался, чтобы выполнить поручение (например, связаться с определенным судном в гавани), а уж потом продвигаться к французской или швейцарской границе. Если он попадал под наблюдение или его личность была установлена полицией, он должен был послать почтовую открытку, содержание которой оговаривалось заранее».[134]134
  Ignatz Muller, “The Wolveber League” (unpublished), D papers, Di 37ff.


[Закрыть]

Позже в одной шведской газете была опубликована статья, где сказано:

«Каждый член группы имел, по меньшей мере, одно вымышленное имя. Было много людей, с которыми они поддерживали контакт, масса тайников, применялись сложные приемы для проверки людей. Письма и рапорты обычно писались симпатическими чернилами, лимонным или луковым соком. Изучались основы взрывного дела, так же как и способы изготовления бомб замедленного действия. Агенты применяли разные шифры, и каждый из них знал, что «мясо» или «свинина» означают динамит, «финский нож» – бомбу замедленного действия и т. д. Язык не всегда был элегантен, зато ясен и практичен».

Чистка в Москве и наступивший в ее результате хаос на целых полгода парализовали активность Волльвебера. Связь с Москвой была прервана, несмотря на то, что последний полученный оттуда приказ требовал усиления подрывной работы.

Бо Хансен, один из боевиков Волльвебера, вспоминал: «Передо мной стояло сразу несколько задач, и я сделал серьезные приготовления, но наши планы не могли осуществиться из-за того, что в кассе было пусто. Мы были вынуждены сократить численность аппарата и ждать. Прошло пять месяцев, и Волльвебер, очень подавленный, обсуждал с нами вопрос о том, не стоит ли вообще распустить организацию. Он послал агента в Москву и приказал ему встретиться с Георгием Димитровым и сказать, что Волльвебер собирается ликвидировать группу. Товарищ вернулся через три дня. Он передал нам, что Димитров не смог дать ему прямого ответа и просил задержаться еще на один день. На следующий день курьеру сказали, что Волльвебер должен распустить свою группу. Однако в тот же вечер Волльвеберу сообщили, что поступил новый приказ, и он обязан продолжать работу, а наш первый курьер в Москву был намеренно введен в заблуждение».[135]135
  Bo Hansen, “It Happened Here”, Industria, № 3, Stockholm, 1952.


[Закрыть]

Весной 1940 г., когда германские войска оккупировали Данию и Норвегию, многие члены группы Волльвебера были арестованы. Двадцать из них, обвиненные в 21 акте саботажа, предстали перед судом в Копенгагене в июле 1941 года.

С мая 1940 года только нейтральная Швеция могла служить базой для подпольных операций. Шведские ветви «Лиги Волльвебера», начавшие работать еще в 1938 г., продолжали свою деятельность до августа 1941 г., когда была предпринята неудачная попытка взорвать финское судно «Фигге» в шведском порту. Аресты, которые последовали за этим, покончили с группой, существование которой было так необходимо именно теперь, когда началась советско-германская война. Несколько членов «Лиги» «разговорились» на допросах, и вскоре вся организация была раскрыта. Однако некоторым её членам удалось скрыться.

Сам Волльвебер был арестован на шведской границе в мае 1940 года. Это был первый арест ветерана подпольной работы. Ему ставилось в вину только то, что у него был фальшивый датский паспорт на имя «Фрица Келлера», и его приговорили к шести месяцам тюрьмы. Однако прежде, чем он отсидел свой срок, была арестована его шведская группа и его роль была раскрыта. На новом судебном процессе, где вместе с ним в качестве обвиняемых присутствовали его немецкие и шведские помощники, он получил три года тюрьмы.

Германское правительство потребовало его выдачи, и шведы дали свое согласие на экстрадицию после того, как окончится срок его заключения. Для Волльвебера это означало смерть на гильотине. Но его защитники в Москве сделали очень ловкий ход: советское посольство в Швеции заявило местным властям, что Волльвебер является советским гражданином, что он растратил государственные фонды и должен предстать перед советским судом, для чего необходимо выдать его России. Неизвестно, поверил этому шведы или нет, но они выполнил просьбу, и в ноябре 1944 года Волльвебер, самый удачливый и жестокий из коммунистических террористов, сел на борт самолета, вылетающего в Россию, где его ожидали награды.