Текст книги "Прорыв"

Сойер отчаянно выкрикнул в микрофон.

– Нелл? Эй, Нелл! Возвращайся, черт тебя побери!

Инглиш тряхнул лейтенанта. Сойер повернулся к нему.

– Взгляни на свою карту, Сойер. – Беты вообще не было видно на дисплее – ни одного из них. – Давай-ка лучше присоединимся к Гранту на его командном пункте. Оттуда все-таки лучше видно, чем отсюда. – Эти слова одновременно означали и очень много и в то же время, ничего. На случай, если разговор все-таки записывается.

Сойер по-прежнему продолжал смотреть на Инглиша. Тот ткнул пальцем на висевший через плечо у Сойера черный футляр. Лейтенант кивнул и вытащил оружие.

Инглиш переключил систему АПОТ на парализацию и, не обращая внимания ни на осколки бетона, ни на фазовые эффекты, нарушавшие работу электроники его шлема каждый раз, когда кто-либо из 92 – й разряжал свое ружье, двинулся по булыжной мостовой.

Он собирался взять пленного, как и предписывалось приказом. А потом убить Гранта. Черт бы побрал записывающую аппаратуру его костюма! Может, она и впрямь замечательная, поскольку защитные характеристики нового костюма превосходят все, с чем Инглиш до сих пор сталкивался. Нужно отдать должное сотрудникам подразделения» Восемь Шаров»– хоть что-то они все же умеют.

Жаль только, что этих характеристик не хватило на то, чтобы защитить Бету. Жаль, что разведка Флота ошиблась в очередной раз, послав их сражаться с халианами на эту убогую планету, где халианами и не пахнет, а приходится иметь дело с коллаборационистами из рода человеческого. Жаль, что система Соратника оказалось совершенно непригодной для определения целей, на которую не была предварительно настроена. Жаль, что эта акция с самого начала пошла наперекосяк. Инглиш ведь предупреждал наблюдателя, что менять снаряжение перед самым десантированием – плохая примета.

Он заметил вспышку и упал на колено прежде, чем Дельта Один успел посоветовать ему ложиться, и нажал на курок АПОТ-ружья, не дожидаясь, пока эта чертова штуковина укажет ему цель. Соратник сначала должен сравнить данные стрелявшего с хранящимися в его памяти и принять решение, является ли цель врагом.

Инглиш же не собирался всего этого делать. Он должен был стрелять в каждого, кто стреляет в него – и, скрипнув зубами, он выстрелил парализующим зарядом. Чертов мир опять провалился куда-то; небо в прицеле ружья полыхнуло предрассветной синью, а вместо бетонного здания глазам предстал мирный пейзаж с кустарником на переднем плане и порхающими птичками. Ни тебе огня, ни разрушенных стен – сплошная идиллия.

Но Инглиш упорно нажимал на спусковой курок, зная, что враг находится перед ним.

Когда же он наконец отпустил курок, то мгновенно вернулся в мир, который он знал, как свою реальность, и тут же хлопнул по регулятору контроля микроклимата костюма, чтобы пот, стекающий по лбу не заливал глаза.

Прямо перед ним, там, куда он только что целился, красовалась бесформенная горка, не то оплавленная, не то, наоборот, замерзшая. От нее поднималось маленькое, грибовидное облачко дыма.

– Черт, я же точно установил на парализатор, – пробормотал он.

– Вы, может быть, и установили, – произнес голос Сойера. – Но я стрелял в ту же мишень. Жаль.

– Пусть жалеет начальство. – Кучка была слишком мала, чтобы терять на нее время.

– Кроме того, если мне позволено будет заметить, сэр, – произнес Сойер, вскидывая свое АПОТ-ружье на плечо и вытаскивая плазменное орудие, – мы не должны одновременно стрелять из этих ружей на таком близком расстоянии друг от друга.

– Если честно, то я сам об этом думал. Хотя, может быть, этот парализующий режим, как и все остальное, не функционирует. Ладно, к черту! Пленных пусть берет кто-нибудь другой. – И он указал на крышу, на которой находился Грант. – Пора нам позаботиться о разрешении другой проблемы.

И Сойер побежал за ним. Они, насколько могли, старались уклоняться от перестрелок и бежали, перепрыгивая через тела, частью замороженные, частью обугленные, потом перемахнули через что-то, отдаленно напоминавшее останки Беты. Если, конечно, можно назвать останками пару кусочков перекрученных металлических частей амуниции и половинку сканера.

Когда он и достигли перекрестка, за которым показалась взорванная дверь в административное здание, Инглиш вдруг понял, что шум в его наушниках чуть ослабел.

Кроме того, переключив шлем на обычное зрение, он заметил, что вспышек стало меньше – собственно говоря, их уже почти не было. А небо выглядело так, как ему и полагалось выглядеть – занимался грязно-серый дымный рассвет.

По сигналу Инглиша Сойер провел еще одну проверку личного состава и уточнение боевой обстановки.

Они с Сойером бежали по пустой улице к двери в административное здание, и в них никто не стрелял. Переключив канал, Инглиш подсчитал результаты переклички. Альфа захватила семерых неприятелей в форме, не оказавших особого сопротивления. Бета молчала и была недосягаема. Гамма соединилась с Бонавентурцами и в данный момент прочесывала здания. Подразделение Эпсилон захватило одну из кораблестроительных верфей и заверяло, что находящиеся там корабли совершенно новенькие и вовсе не нуждаются в ремонте.

– Не прочесывайте местность сами, – приказал им Инглиш. – Подождите подкрепления. – Они с Сойером добрались до конца списка и направили две оставшиеся тройки на помощь Эпсилону.

Остальные боевые единицы, раскиданные по всей базе, отделались легкими ранениями, но были злы, как черти, и все как один жаловались на то, что ружья в парализующем режиме убивают врага.

Это донесение, пришедшее, когда командиры, достигнув взорванной двери, начали подниматься по наружной лестнице, не удивило Инглиша.

– «Красная Лошадь», пленных доставьте в Административное здание 23А. Остальные займитесь прочесыванием местности. – В ответ раздались тяжкие вздохи и недовольные возгласы.

Но то, что последовало за этим, удивило не только Инглиша, но и Сойера.

Неожиданно над их головами выросла тень. Огромная, угрожающая, угольно-черная тень на фоне светлеющего неба. Оба десантника скорчились на металлической лестнице. С воздуха они представляли великолепную мишень. До благополучного завершения этого дела оставалось совсем немного, и Инглиш был просто в отчаянии. Кто-то позволил этому халианскому кораблю взлететь. Как такое, вообще, могло случиться? Они же должны были заметить его. Неужели система Соратника настолько бездарна, что заблокировала дисплеи и не позволила заметить, как стартует столь огромная штука, как космический корабль?

Хотя, если вспомнить все эти таинственные явления; все эти моменты, когда Инглиш видел, слышал и чувствовал вещи, не имеющие ничего общего с реальностью…

– Матерь Божья, да это же «Хейг»! – воскликнул Сойер, сам не веря своим глазам.

Инглиш чуть не свалился с лестницы. Он поднял щиток дисплея. Он больше не верил дисплею. Но то, что он увидел, и в самом деле весьма походило на корпус «Хейга». Инглиш вгляделся в опознавательные знаки – все правильно. Это его не слишком обрадовало, теперь он не мог сделать на крыше то, что собирался – висевший над головой «Хейг» непрерывно регистрировал все, что происходило внизу.

Инглиш потер лицо затянутой в перчатку ладонью – ему вдруг показалось, что оно онемело. Потом опустил щиток шлема и сказал Сойеру:

– Что ж, ничего не поделаешь.

Тот понял, что он имеет в виду.

– Значит, в другой раз.

– По-видимому, – с сомнением сказал Инглиш, чувствуя, как закипевший в крови адреналин мешает сосредоточиться и осмыслить ситуацию. Инглиш весь дрожал, голова болела все сильней. Он сказал:

– Давай все же поднимемся и поинтересуемся, что думает этот ублюдок. Считает ли он, что мы овладели этой его чертовой зоной…

– Что ж, пожалуй… Но мы ведь победили.

– Ты называешь это победой?

Сойер не ответил. Инглиш с трудом поднялся на ноги, и они молча полезли дальше.

По общему каналу связи Инглиш мог слышать сообщения о том, что вражеское сопротивление подавлено полностью, время от времени прерывающиеся торжествующими воплями какого-нибудь десантника, взявшего пленного. Что ж, хоть здесь повезло, и можно избежать скучной и часто опасной процедуры прочесывания.

На крыше, в тени «Хэйга», словно под сенью некоего персонального зонтика, сидел Грант, перед которым полукругом стояли черные ящики каких-то электронных устройств.

Грант был одет в один из защитных костюмов нового образца, но отсоединенный шлем-Соратник валялся рядом.

При приближении Инглиша и Сойера Грант встал.

– Хорошая работа, капитан, – сказал он.

Может, все-таки пристрелить его, подумал Инглиш. Рука потянулась к поясу, где висел пистолет.

– Не понимаю, что вы хотите этим сказать. Эти ваши штуки гроша ломаного не стоят. Парализующее действие – просто-напросто посмешище, а если бы вы сами побывали внизу, то увидели бы, какие странные вещи происходят, когда два или более АПОТ-ружья разряжаются вблизи друг от друга…

– Потом. Рапорт представите позже, капитан. Первым делом вы должны отчитаться за каждую деталь этого оборудования. Кроме того, я желаю лично увидеть всех пленных. Соберите их вместе и позовите меня. – Он глянул вверх, потом опять перевел взгляд на Инглиша. – Весьма сожалею о потерях, капитан, но война есть война.

– Объясните это вдове и детям Нелла, когда они узнают, что мы испытывали оружие класса Икс без подобающей подготовки.

– Но каким образом они, или вообще кто-либо из гражданских лиц, смогут узнать? – поинтересовался Наблюдатель.

Рука Инглиша судорожно сжала рукоять пистолета; И замерла. Не стоит. Если он сейчас застрелит Гранта, то Сойер должен будет застрелить его самого или ответить вместе с ним за этот поступок.

– О, время от времени случаются утечки, сэр, – раздался голос Сойера сквозь решетку шлема, голос его прозвучал так хрипло и угрожающе, что Инглиш обернулся.

В руках Сойер держал плазменное ружье, нацелив его прямо в грудь Гранта.

Капитан отвесил себе мысленный пинок. Нелл был любимым разведчиком Сойера. Инглиш должен был понять, что Сойеру сейчас куда хуже, чем ему самому.

Решение пришло мгновенно. Он, не слыша идиотского бормотания Соратника «мишень выбрана неверно! Не стреляйте. Повторяю: мишень – друг. Не стреляйте!», встал между Сойером и Грантом и резко отвел ствол ружья.

Затем он перехватил ружье и вырвал его из рук несопротивлявшегося Сойера, одновременно сказав по кодированному каналу:

– Полегче, приятель. Эта свинья не стоит наших жизней.

В наступившем молчании Инглиш слышал учащенное дыхание Сойера.

– В другой раз, – наконец произнес разведчик.

По общему каналу связи Инглиш услышал голос Гранта, Наблюдатель снисходительно вещал, что этот поступок не будет иметь никаких последствий. Он, Грант, хорошо знает, как натянуты нервы у человека, вышедшего из боя.

– Снимайте шлемы, ребята, отдохните. Мы можем поговорить, пока не соберутся ваши люди.

Приказ приказу рознь. Инглиш и Сойер, не сговариваясь, повернулись к лестнице.

Но Грант схватил Инглиша за плечо и развернул к себе лицом – быстро, твердо и очень профессионально. И прежде, чем Инглиш успел опомниться, плазменное ружье оказалось вырвано из его рук.

Грант бесстрастно проговорил:

– Вы свободны, джентльмены. Я хочу, чтобы через пятнадцать минут здесь стояли пленные.

Приказам этого человека трудно было не подчиниться.

Когда 92 – я десантная собрала всех своих пленных, оказалось, что их набралось девятнадцать человек. Пленных под конвоем отвели на крышу административного здания. Горстка людей жалкого вида в незнакомой форме, предстала перед Грантом. Разведчики Сойера уже успели их допросить.

Держась подальше от Гранта, Сойер сообщил ему то немногое, что успел узнать. Эти люди служили на ремонтной базе и вообще, на этой планете так давно, что никто не мог назвать точного срока. Они выглядели отнюдь не новобранцами. Для них Альянс был противником – поэтому-то они и оказались не слишком сговорчивы.

– Они признались в том, что перестреляли своих собственных людей, в том числе женщин и детей, – сказал Сойер, – чтобы они не попали к нам в руки.

Грант кивнул и вышел вперед. На его плече по-прежнему висело плазменное ружье Сойера. Он вскинул его.

Все десантники уже стянули шлемы. Инглиш, догадавшись о намерении Гранта, глянул на Сойера. Тот тоже все понял.

Места для того, чтобы совершить задуманное, не подвергая при этом опасности охраняющих пленных десантников 92 – й, вполне хватало.

Прищурившись, Грант выпустил в кучку пленных четыре плазменных заряда – вспышки были столь яркими, что силуэты гибнущих людей окутало зеленовато-белое сияние.

Десантники отвернулись. Грант тоже. Если вы не хотите ослепнуть во время выстрела из плазменного оружия, вам не стоит смотреть на вспышку без поляризующего щитка.

Грант опустил руку, ружье было полностью разряжено. Ошметки, оставшиеся от пленников, не слишком радовали глаз, как, впрочем, и вид людей, сотрудничавших с халианами в борьбе против собственного биологического вида.

Поморгав, Грант неожиданно бросил ружье Сойеру, который рефлекторным движением поймал его обеими руками.

– Благодарю, Сойер, – сказал Грант.

Сойер не ответил. Все десантники молча смотрели на него. Гражданский наблюдатель повернулся к Инглишу и сказал:

– Не забудьте, все это вооружение должно быть возвращено обратно, как только мы вернемся на корабль. Все без исключения. Потерянное в бою советую хорошенько задокументировать. И помните о том, что вы только что видели. Мы действительно не хотим распространения неконтролируемых слухов о достоинствах и недостатках этой системы.

– Слушаю, сэр, – ответил Инглиш, стиснув зубы.

– Вы свободны, – бросил Грант. В предрассветном небе, высоко над их головами, послышался шум приближающегося шаттла, прилетевшего за Наблюдателем.

Принимая во внимание все обстоятельства, Инглиш решил снять очко, которое он записал было на счет подразделения «Восемь Шаров» за качество новых костюмов тяжелой защиты. Это превращало выброску на Бычий Глаз в игру с нулевым результатом, потому что Инглиш никогда не присуждал «Красной Лошади» очков за победу, если победа доставалась ценой гибели десантников.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дети, типичные представители трех различных рас, выбежали из кондитерской. Каждый из них с удовольствием поглощал свое любимое пирожное. Надпись на висевшем у них над головами рекламном щите гласила: «МЫ ПРОДАЛИ ПЯТЬДЕСЯТ ТРИЛЛИОНОВ, ПОТОМ ПРОСТО ПОТЕРЯЛИ СЧЕТ».

– Спорим, что проглочу за десять наносекунд, – пообещал один из малышей.

Затмение. И следующая картина.

Серебристый корпус разумного корабля и верного товарища Ястребиного Когтя двигался по направлению к отдаленной горной цепи. Сильно пересеченная местность плавно покачивалась из стороны в сторону – корабельный глаз показывал наблюдателю все, что видел на склонах приближающихся гор. Когда они подлетели поближе, стали заметны взрывы и вспышки выстрелов.

Гремя пушками, Дерв посадил корабль на склон горы, сбив при этом корабль халианских работорговцев. Внизу толпа осаждала одну из последних халианских крепостей на этой планете.

Натягивая на себя боевое облачение, капитан Флота одновременно наблюдал за битвой.

– В кого мне стрелять? – Голос разумного корабля звучал озабоченно. Внизу против халиан сражались тысячи бывших рабов, представители множества рас. Отличить друга от врага было непросто.

Машинально приосанясь, Коготь оглядел поле битвы.

– В плохих парней, – ответил он, со щелчком вставив обойму в свое плазменное ружье.

– А кто здесь плохие парни? – спросил Дерв своего геройского капитана.

– Только хорьки, – объяснил Коготь, готовясь вынырнуть из шлюза и присоединиться к борцам за свободу. – Ни один настоящий гуманоид не станет сражаться за халиан.

Дэвид Дрейк. В ОДНОЙ УПРЯЖКЕ

Большинство Охотников за Головами достаточно повидали, чтобы понять, что «Бонни Паркеру» досталось – этот зубодробительный лязг был вызван не просто турбулентностью при входе в атмосферу.

– Вместо того, чтобы приземлиться поблизости… – сказал Ковач, продолжая инструктаж. С трудом различимые голографические образы колыхались перед его глазищами и глазами его бойцов, собравшихся возле люка грузового отсека, – …Джефферсонианская милиция, которую мы должны выручить, умудрилась выброситься прямо на цель, зенитную батарею халиан.

«Бонни Паркер» все еще слушался управления. Но даже если бы дело обстояло иначе, находившаяся в чреве корабля 121 – я десантная рота все равно ни черта не смогла бы поделать. Охотники за Головами сидели на корточках попарно, спина к спине, готовые заняться своим делом, как только корабль коснется земли и откроются люки.

Но получилось так, что в распоряжении Ковача не оказалось даже половины того времени, которое требовалось, чтобы объяснить, в чем же именно заключается их задача.

Да и сам он не знал половины того, что надо было бы знать.

Корпус корабля вздыбился. Наполнился пронзительным, на пределе слышимости, звуком, похожим на гул работающего огромного гидравлического двигателя; затем опять воцарилась относительная тишина свободного падения.

Толчка, который должен был последовать за этим, не произошло.

И это тоже было плохим признаком.

Капрал Сенкевич, писарь роты Ковача и его личный телохранитель, обладала двухметровым ростом и весьма мощным телосложением, что позволяло ей вдобавок к обычному снаряжению таскать на себе стреляющую с плеча плазменную пушку. С оскалом, почти напоминающим улыбку, она пробормотала старшему сержанту Бредли:

– Спорим на три упаковки пива против одной, Топ: до места мы не дотянем.

– Они решили, что смогут прижать халиан к земле кассетными бомбами до самого своего приземления, – сказал Ковач, наблюдая за бледными, туманными голограммами, проецируемыми его шлемом. Вместо того, чтобы воспользоваться кораблем Флота, Джефферсониане использовали собственный корабль и свою команду – это было ясно как белый день, но их камеры и коммуникационные линии соответствовали стандартам Альянса. – И тогда ракетные установки халиан не смогли бы наклониться достаточно низко, чтобы поразить корабль.

Зенитная батарея представляла из себя бетонное здание в виде пентаграммы с расположенными на концах каждого из лучей пусковыми установками. Ее четкие контуры на голограммах дрожали от электронных помех разлетающихся противопехотных бомб. Красная вспышка и гриб дыма отметили попытку сопротивления халиан – как только ракета сорвалась с направляющей, шрапнель подорвала ее.

И словно в такт этому взрыву, корпус «Бонни Паркера» вновь содрогнулся.

На этот раз это было действительно попадание.

– Рубка вызывает грузовой отсек, – прохрипел искаженный динамиком голос Джарви, старшего пилота. – Три минуты до приземления.

Джефферсониане, эти отчаянные анархисты – должно быть имели при себе раз в пять больший запас кассетных бомб, чем обычно – именно это, да еще удача спасли их шкуры во время спуска.

Этот лишний груз был также одной из причин того, что поверхность планеты приближалась с такой быстротой.

– Им удалось это, – продолжил Ковач спокойным голосом, он был хладнокровен и тверд, как тверда и была его рука, лежавшая на прикладе ружья. – Приземлились с открытыми люками, и половина выпрыгнула еще до того, как катер окончательно сел.

Неясные образы стали еще более расплывчатыми, когда редактор – искусственный интеллект корабля поддержки – переключился на передатчик одного из находившихся на поверхности десантников. Солдаты, тяжело вооруженные и неуклюжие в своей амуниции, пошатываясь, бежали к батарее, посылая очереди трассирующих пуль в отстреливающихся халиан.

Батарея служила для противостояния атакам с воздуха и не предназначалась для обороны против высадившейся на ее территории пехоты.

На дрожащий голографический образ упала тень. Картина, которую наблюдал Ковач, изменилась. Джефферсонианин с передатчиком оглянулся через плечо, и в поле его зрения оказался корпус приземляющегося транспортника. В люках гроздьями повисли десантники, готовые к высадке. Когда выпрыгнул очередной десантник, весивший, казалось, не меньше пяти тонн, корабль дрогнул. Внезапная потеря массы привела к тому, что пилот, и так с трудом справлявшийся с кораблем вследствие чересчур стремительного снижения, окончательно потерял управление.

От этого толчка корабль подскочил метров на десять. Прежде, чем пилот сумел исправить положение, одна из пусковых установок изрыгнула полосу дыма. Ракета, не набрав скорости, угодила в корпус корабля, но ее боеголовка и не нуждалась в дополнительной кинетической энергии, чтобы сделать свое дело.

По краям голографической картинки, там, где вспышка не мешала видимости, можно было видеть разлетающиеся обломки горящего металла. Потом изображение пропало.

– В центре батареи расположен склад… – сказал Ковач, продолжая свой инструктаж, руководствуясь сведениями, полученными из панических и обрывочных сообщений, поступивших на орбиту после того, как была потеряна связь с десантным кораблем.

Ряды осветительных ламп в отсеке «Бонни Паркера» погасли. Зажегся желтоватый свет аварийного освещения, и носовые люки, как с правого, так и с левого борта начали раздвигаться. Они раскрылись не более, чем на полметра, но этого вполне хватило, чтобы внутрь с завыванием ворвался холодный ветер, хлестнувший по десантникам.

В наушниках Ковача послышалась чья-то молитва. Поскольку по линии связи передавался инструктаж, голос мог принадлежать только кому-нибудь из командиров взводов. Ковач знал своих офицеров далеко не первый год, но сейчас не смог определить, чей это голос.

– …в котором наши пленные товарищи ждут-не дождутся подмоги, – продолжил Ковач таким тоном, словно не ощущая, что его ладони покрылись ледяным потом. Он не верил, не хотел верить, что их ждет та же участь, что постигла корабль джефферсониан и только что их собственный скутер.

Сержант Бредли проскользнул между рядами десантников и хлопнул одного из парней по плечу. Молитва заглохла на полуслове. Ковачу было неважно, кто это был, совершенно неважно.

На какое-то мгновение ему даже показалось, что это мог быть его собственный голос.

– Мы приземлимся… – он инстинктивно заговорил чуть громче, хотя знал, что система связи должна компенсировать завывания ветра, усилив его голос в наушниках Охотников.

Аварийное освещение «Бонни Паркера» померкло, но через мгновение вновь вспыхнуло. Кормовой люк по правому борту, у которого замерли артиллеристы, медленно пополз вверх.

– Рубка вызывает грузовой отсек, – сообщил динамик голосом О'Хара. Если говорил О'Хара, то значит, у первого пилота дел по горло. Или он мертв.

– Приготовьтесь. Высадка через шестьдесят секунд. Повторяю, приготовьтесь к высадке.

– Охотники вызывают рубку, – сказал Ковач, отключая канал связи со своими офицерами. Командиры четырех взводов оказались без связи, впрочем, они и не нуждались в приказах, на которые к тому же не было времени. Командиры проверяли новичков своих подразделений, которые, быть может, впервые в жизни совершали боевой прыжок с разрядными проволоками. – Окажемся ли мы на дистанции прицельного огня?

Раздался лязг, это артиллеристы сбрасывали за борт свои плазменные пушки и барабаны с боеприпасами. Пушки были слишком тяжелы для десантных разрядных ранцев, входившие в снаряжение Охотников.

– Вы сможете высадиться. Охотник! – прокричал О'Хара. Его голос перекрывали не то помехи, не то звуки, раздававшиеся в самой рубке. – Некоторые из вас, по крайней мере. Но домой вам, скорее всего, придется добираться самим.

На голографическом дисплее перед глазами Ковача высветилось сообщение о готовности первого и третьего взводов. Когда появилась зеленая точка, свидетельствующая о готовности артиллеристов, он снова переключился на общую линию и сказал:

– В нашем распоряжении только один люк, так что будем прыгать группами. Сначала Дельта, потом Гамма…

Появилось сообщение о готовности третьего взвода, но Ковач решил договорить.

– …потом Альфа и последней Бета. Информация о координатах заложена в ваши шлемы. Они приведут вас в нужную точку приземления…

– Прыгайте! – отчаянно выкрикнул динамик. – Прыгайте же, черт побери!

– Вперед! – рявкнул Ковач.

Артиллерийский взвод уже освободил подходы к люку, один десантник было задержался, но Бредли дал ему хорошего пинка под зад. Третий взвод уже занял исходные позиции по другую сторону люка – сгорбленные фигуры возились с катушками проволоки, закрепленными на ремнях.

Еще несколько секунд тому назад никто не собирался прыгать, все надеялись, что «Бонни Паркер» коснется поверхности планеты и оборудование для прыжков не понадобится. Теперь же десантники прекрасно понимали: если катушка отцепится, они окажутся в свободном полете, а неподсоединенная к разрядному ранцу тридцатиметровая проволока, на противоположных концах которой должны поддерживаться статические заряды, будет попросту болтаться в воздухе.

– Гамма, вперед! – рявкнул лейтенант Мендрикар, и третий взвод оказался в воздухе прежде, чем Ковач успел решить, готовы ли они к этому. Двое немного задержались, но потом тоже нырнули в люк, такие неуклюжие и массивные из-за нагруженного на них боевого снаряжения, что походили на парочку роялей, сброшенных с балкона.

Он надеялся, что они смогут скоординироваться в воздухе, прежде, чем заработают разрядники. Если две проволоки перехлестнутся, произойдет замыкание и тогда…

– Альфа… – приказала лейтенант Сили по общему каналу. Она подтолкнула одного из десантников, споткнувшегося при очередном толчке «Бонни Паркера»; корабль дернулся снова, заставив десантников покачнуться, как кегли, но на этот раз никто не упал, и Сили закончила… – вперед!

Прыжковый люк опустел. Внезапно отсек «Бонни Паркер» наполнился треском и вспышками разрядов – это один из новичков второго взвода, проверяя в последний раз десантную катушку, задел переключатель ручной подачи.

Проволока заплясала вокруг, как взбесившаяся кобра, вызывая короткое замыкание каждый раз, когда ее кольца касались металла. Через две секунды вспышки прекратились, но на сетчатке глаз мерцали пурпурные пятна. Десантник остолбенело замер, а его проволока, теперь совершенно бесполезная, неподвижно лежала вокруг.

– Я займусь им, Плачидо, – сказал Ковач, шагнув к новичку прежде, чем опомнился лейтенант, командующий вторым взводом. Он отпустил ремень своего штурмового ружья, опытными пальцами ловко справляясь с креплениями, одной рукой снял десантную катушку с пояса и одновременно другой отцепил бесполезное устройство с новичка.

– Бета вперед! – приказал Ковач. Плачидо задержался у люка. Не все из его взвода вовремя заняли позицию – те, кто оказался готов, прыгнули, а оставшиеся начали вываливаться из люка вразнобой, как только освобождалось место.

Новичок тоже собрался было прыгнуть и ринулся к люку, прежде чем к его поясу прикрепили новую катушку. Мальчишка инстинктивно предпочитал скорее погибнуть, чем остаться в корабле из-за своей катушки.

Но далеко он не ушел. Капрал Сенкевич ухватила его за ремни портупеи, а от ее хватки никому еще не удалось уйти. Ковач прикрепил катушку, хлопнул парня по плечу, крикнул «Вперед!»и повернулся, чтобы взять у Бредли запасную катушку, которую тот вытащил из рундука, стоявшего метрах в пяти от Ковача.

Сенкевич с силой отшвырнула парня в направлении люка. Он с криком провалился вниз, следом отправился лейтенант Плачидо.

– Держите, сэр! – крикнул сержант Бредли, бросая запасную катушку Ковачу. В этот момент «Бонни Паркер» начал вибрировать, как ударная часть отбойного молотка. Ковач поднял руки, но, поскольку корабль в это время встал на дыбы, плавная траектория катушки, от которой зависела его жизнь, превратилась в винтовую линию.

Одну из дверей отсека сорвало и унесло воздушным потоком. Ковач так и не смог разобрать, куда запропастилась катушка, потому что в это время все шестнадцать ламп аварийного освещения вспыхнули ярким зеленым светом. Ковача закрутило, и первое, что он смог увидеть после этого, был нависший над ним, раскачивающийся в темном небе гигантский цилиндр «Бонни Паркера», от которого отлетали сверкающие обломки.

«Бонни Паркер» был доброй лошадкой, своим парнем. Для десантников, которых он доставлял из одной части ада в другую, корабль был другом – настолько, конечно, насколько мертвый механизм мог быть другом человеку из плоти и крови. Но в их деле рано или поздно удача оставляет тебя. Теперь настала очередь «Бонни Паркер», и единственное различие между неуправляемым кораблем и капитаном Михалом Ковачем, беспомощно падавшим в атмосфере враждебной планеты, состояло в размерах воронки, которая останется после их падения на поверхность.

– Где я? – требовательно спросил Ковач, и его шлем послушно спроецировал в проносящемся мимо воздухе голограмму отчета. Три километра до цели, что для него уже было неважно, и, согласно лазерному альтиметру, четыре километра семьсот метров до поверхности.

Собственно говоря, это тоже не имело никакого значения, но цифры менялись не так быстро, как он ожидал. Он раскинул руки и ноги, это должно затормозить падение и, несмотря на тяжесть амуниции, в момент падения скорость вряд ли превысит тридцать метров в секунду.

Связь по-прежнему работала, хотя в ушах стоял оглушительный шум помех, посторонние разговоры и раздражающий звук, напоминавший треск рвущейся ткани. Это действовало плазменное оружие.

– Шестой – всем Охотникам, – прокричал Ковач в ларингофон. – Мы должны приземлиться к югу от цели, во всяком случае большинство из нас. Атакуйте южную сторону. Попробуйте собраться и обрушить часть стены. Хотелось бы обойтись без ненужных осложнений, но помните – если мы не будем действовать быстро, освобождать будет некого.

Ковач набрал в легкие воздух. Потом сказал то, что осталось сказать.

– Дельта Шесть, передаю тебе командование. Подтверди. Перехожу на прием.

– Вас понял, Шестой, – ответил лейтенант Уокинг спокойным тоном – хотел бы Ковач, чтобы его голос звучал также спокойно. Уокинг не был старшим по званию, но прослужил в 121 – й дольше трех остальных офицеров, а артиллерийский взвод должен был первым достичь поверхности.

– Пусть каждый прикончит за меня по одному лишнему хорьку, – сказал Ковач, слезы застилали бесполезные уже голограммы.

Кто-то ухватил его за правую руку. Ковач поднял голову. Из-за опушенного щитка шлема он не мог узнать, кто это, но, без сомнения, это был Бредли. Сержант еще не включил свой статический разрядник. Но его ранец все равно не выдержит вес двух человек, особенно, если это десантники в полной амуниции. Такое уже пробовали не раз, и все кончалось тем, что обреченный на смерть утаскивал с собой на тот свет и товарища.

– Отпусти! – крикнул Ковач, не включая переговорное устройство. Но мышцы Бредли были натренированы, дабы удерживать оружие даже в момент боевого приземления, и Ковач не смог вырвать руку.