Текст книги "Сияющая цитадель"

– О, спасибо вам, мои дорогие! – промолвила Флейта, снова присев в реверансе.

– Во имя Бога, Спархок, – выдавил Эмбан, – сними ее оттуда! Она сведет меня с ума!

Флейта засмеялась и довольно бесцеремонно опустилась прямо на колени толстяка-священнослужителя, покрыв поцелуями его побледневшее лицо.

– Обожаю проделывать такое с людьми! – радостно хохоча, объявила она. Эмбан отпрянул. – Ай, да не будь ты глупцом, Эмбан! – фыркнула она. – Я не причиню тебе вреда. На самом деле я тебя очень люблю. – Хитринка промелькнула в ее глазах. – А может быть, согласитесь послужить мне, ваша светлость? Я не настолько напыщена, как ваш эленийский Бог, и нам будет весело.

– Афраэль! – резко сказала Сефрения. – Хватит! Ты же знаешь, что этого делать не должна!

– Я только дразню его, Сефрения. Я не собираюсь красть Эмбана. Он слишком нужен эленийскому Богу.

– Ну как, ваша теология существенно пошатнулась, ваша светлость? – спросил Вэнион у патриарха Укеры. – Эта маленькая девочка на ваших коленях, пытающаяся увести вас по усыпанному цветами пути ереси – Богиня-Дитя Афраэль, одна из тысячи младших богов Стирикума.

– Как мне приветствовать ее? – В голосе Эмбана проскользнули испуганные нотки.

– Нескольких поцелуев будет достаточно, – предложила Флейта.

– Хватит! – снова одернула ее Сефрения.

– А как полагаете вы, ваше превосходительство? – спросила Флейта у Норкана.

– Я в смятении, ваше… хм…

– Всего лишь Афраэль, Норкан, – подсказала она.

– Но это не соответствует этикету, – ответил Норкан. – Я – дипломат, а самый дух дипломатической речи – официальные обращения. Я перестал называть по именам кого-то, кроме коллег, когда мне исполнилось десять лет.

– Ее имя и есть официальное обращение к ней, ваше превосходительство, – мягко сказала Сефрения.

– Совершенно верно, – изрекла Афраэль, слезая с колен Эмбана. – Тиниен и Эмбан отправляются в Чиреллос за рыцарями церкви. Норкан отправляется на остров Тэга помочь Спархоку лгать моей… хм… его жене, вот так. Остальные отправляются снова добывать Беллиом. Спархок, кажется, считает, что Беллиом ему может пригодиться. Я думаю, что он недооценивает свои собственные способности, но я пойду с ним в это приключение – хотя бы просто потому, чтобы уберечь его от нытья и жалоб.

– Мне ее так не хватало! – рассмеялся Келтэн. – И что же ты собираешься делать, Флейта? Седлать стадо китов, чтобы они привезли нас к тому побережью, где мы бросили Беллиом в море?

Ее глаза загорелись.

– Даже и не думай, – твердо сказал ей Спархок.

– Вечно ты все портишь!

– Ты меня разочаровал, Спархок, – объявил Келтэн. – Я никогда раньше не ездил на китах.

– Может, хватит о китах? – не на шутку огрызнулся Спархок.

– Что это ты такой раздражительный, Спархок? Чем тебе не угодили киты?

– Это наше с Афраэлью личное дело, – сухо ответил Спархок. – Я не смогу переспорить ее во многих вопросах, но уж в вопросе о китах я ее точно переспорю!

Стоянка корабля на Тэге была вынужденно короткой. Отлив уже начался, и капитан был всерьез обеспокоен понижением уровня воды в гавани.

Спархок с друзьями наскоро совещались в главном салоне, в то время как Халэд отдавал матросам распоряжения относительно выгрузки лошадей и провианта.

– Эмбан, тебе не кажется, что лучше всего будет дать Сарати понять всю серьезность ситуации? – спросил Вэнион. – Иногда он бывает упрям как осел.

– Я думаю, он будет рад узнать, какого ты о нем мнения, мой дорогой Вэнион, – ухмыльнулся толстый церковник.

– Говорите все что хотите, ваша светлость. Я никогда не вернусь в Чиреллос, так что все это не имеет значения. Обязательно расскажи ему, как всплыло имя Киргона. Возможно, тебе захочется умолчать о том, что связь Киргона с нынешними событиями подтверждается лишь словами Крегера. В конце концов, в причастности к ним Троллей-Богов мы совершенно точно уверены, а новое столкновение с языческими богами может отвлечь внимание Сарати от Рендора.

– Не расскажешь ли еще о чем-нибудь, что я и так знаю?

Вэнион рассмеялся.

– Ладно! Я, похоже, лезу не в свое дело?

– В народе это называется «во все дырки затычка». Я сделаю все что смогу, но ты знаешь Долманта. Он всему дает свои собственные оценки и выносит собственные решения. Он взвесит Дарезию и Рендор и будет решать, которую из этих стран он хочет спасти.

– Расскажи ему, что я здесь, со Спархоком, – посоветовала Флейта. – Он знает, кто я такая.

– Знает?

– Тебе совершенно незачем осторожничать с Долмантом. Он – не фанатик, как Ортзел, и вполне готов признать, что ваша теология не отвечает на все вопросы мироздания. То, что я участвую во всех этих делах, поможет ему прийти к правильному решению. Передай ему, что я его люблю. Иногда он кажется занудным стариком, но я все равно без ума от него.

Глаза Эмбана округлились.

– Нет, когда все это кончится, я уйду в отставку!

– Не глупи, – улыбнулась она. – У тебя поводов уйти в отставку не больше, чем у меня. Ты не сможешь отказаться от такого развлечения. Кроме того, ты нам нужен. – Она повернулась к Тиниену. – Не перетруди свое плечо. Дай ему полностью зажить, прежде чем станешь его разрабатывать.

– Слушаюсь, сударыня, – ответил он, ухмыляясь ее наставительной манере.

– Не смейся надо мной, Тиниен, – пригрозила она. – Если ты будешь позволять себе такое, то однажды утром ты проснешься со ступнями навыворот. А теперь поцелуй меня.

– Хорошо, Афраэль.

Она рассмеялась и залезла к нему на колени, чтобы получить причитающиеся ей поцелуи.

Они сошли на берег и стояли на причале, глядя, как тамульский корабль медленно отплывает из гавани.

– В любом случае, они отплыли в нужное время года, – сказал Улаф. – Для ураганов сейчас еще рано.

– Это обнадеживает, – заметил Келтэн. – Куда теперь, Флейта?

– На противоположном краю острова нас ждет корабль, – ответила она. – Обо всем остальном я расскажу тебе, когда мы выйдем из города.

Вэнион передал Норкану пачку столь трудолюбиво написанных писем Спархока.

– Мы не знаем, когда нам предстоит вернуться, поэтому посылай их с некоторым интервалом.

Норкан кивнул.

– Я могу отправлять их вместе с моими собственными докладами; и, если возникнут осложнения, я всегда могу воспользоваться талантами профессионального фальшивомонетчика, который работает в нашем посольстве. Ему не составит особого труда подделать почерк Спархока после дня-другого практики – настолько, чтобы делать личные приписки к моим докладам.

Спархока эта идея почему-то неприятно поразила.

– Я могу задать вопрос? – обратился Норкан к Флейте.

– Конечно, – ответила она. – Я не обещаю, что отвечу, но ты можешь спрашивать.

– Существуют ли тамульские боги?

– Да.

Норкан вздохнул.

– Этого-то я и боялся. Ведь мой образ жизни весьма далек от образцового.

– Не беспокойся, Норкан. Ваши боги не воспринимают себя всерьез. Большинство из нас считает их легкомысленными. – Она выдержала паузу. – Хотя на вечеринках с ними очень весело. – Флейта вдруг хихикнула. – Они ужасно раздражают эленийского Бога. Он напрочь лишен чувства юмора, а ваши тамульские боги обожают шутки и розыгрыши.

Норкан содрогнулся.

– Хватит. Я не думаю, что мне хочется узнать больше о подобных вещах – Он оглянулся. – Друзья мои, я настоятельно советую вам побыстрее покинуть город. Республиканская форма правления производит огромное количество всяких бумаг. Все эти анкеты, формы, разрешения и лицензии почти по каждому поводу, и каждая – в десяти экземплярах. Никто в правительстве не любит принимать решений, так что документы кочуют от одного чиновника к другому, пока где-нибудь не осядут.

– И кто в итоге принимает решения? – поинтересовался Вэнион.

– Никто, – усмехнулся Норкан. – Тэганцы научились обходиться без правительства. Каждый все равно знает, что от него требуется, так что они изводят всю эту бумагу только для того, чтобы дать работу бюрократам и затем игнорировать их. Я ненавижу все это, но система хорошо налажена. – Он засмеялся. – Был здесь один убийца в прошлом веке. Его, естественно, отдали под суд. И что бы вы думали? Он умер от старости – судьи никак не могли решить, виновен он или нет.

– Сколько ему было лет, когда его схватили? – поинтересовался Телэн.

– Насколько я знаю, около тридцати. Но нам, по-моему, лучше двинуться в путь. У приятеля, который во главе этой верфи, довольно официальная физиономия. Вы устанете ждать, пока он разгребет бумажный завал вокруг себя и найдет для каждого из вас нужный комплект бланков.

Остров Тэга был чистым. Он не был ни особенно декоративным, ни обладающим живописными развалинами, столь привлекательными для романтиков всех времен. Остров не производил никакой экономически значимой продукции, и жалкие клочки земли, поделенные между поселенцами, могли сойти в лучшем случае за огороды. Каменные стены, отмечающие границы полей, были прямыми, как стрела, и одинаковой высоты. Дороги не изгибались и не петляли, и придорожные канавки были всегда одинаковой ширины и глубины. Так как основная промышленность острова – добыча раковин – была сосредоточена под водой, вокруг не было видно ни одной шумной мастерской.

Впечатление от этой опрятности, однако, портил ужасный запах, который, казалось, исходил отовсюду.

– Что это за вонь? – спросил Телэн, пытаясь зажать нос рукавом.

– Тухлые моллюски, – пожал плечами Халэд. – Они, похоже, используют их в качестве удобрений.

– И как они только могут жить в такой вони?

– Вероятно, они уже настолько привыкли, что попросту не замечают ее. Они добывают моллюсков для того, чтобы продавать раковины тамульцам в Материон. Но человек не может питаться одними устрицами да мидиями, посему надо куда-то девать излишки. Кажется, из них получается неплохое удобрение. По крайней мере я не видел капусты крупнее, чем здесь. Телэн с любопытством взглянул на своего брата.

– А жемчуг добывается из устриц или нет?

– Я уже объяснял тебе это.

– А что они будут делать с ним, если вдруг натолкнутся на него?

– Знаешь, Телэн, жемчуг-то не такой уж и дорогой, – объяснила ему Флейта. – В здешних водах есть что-то такое, отчего он чернеет. А кто будет покупать черный жемчуг? – Она оглядела своих спутников. – А теперь, – сказала она им, – нам придется плыть пятнадцать сотен лиг, чтобы достичь того места, где находится Беллиом.

– Так далеко? – удивился Вэнион. – Мы не сможем вернуться в Материон до конца зимы. При скорости тридцать лиг в день мы потратим пятьдесят дней на дорогу туда и пятьдесят – обратно.

– Нет, – не согласилась Афраэль, – на самом деле на дорогу туда у нас уйдет пять дней и на дорогу обратно столько же.

– Это невозможно! – напрямик сказал Улаф. – Ни один корабль не может двигаться с такой скоростью.

– Сколько ты готов поставить на это, сэр Улаф? Он на мгновение задумался.

– Не очень много, – решил он. – Я не стану намекать, что ты жульничаешь, но… – Улаф выразительно развел руками.

– Ты собираешься опять играть со временем, я правильно понял? – спросил у Флейты Спархок. Она покачала головой.

– На это есть свои ограничения, Спархок. Нам нужно нечто более доступное. Корабль, который ожидает нас, несколько необычный. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас интересовался, из чего он сделан и почему он движется. Вы не сможете общаться с командой, потому что они не говорят на вашем языке. И вообще, они не совсем люди.

– Колдовство? – подозрительно спросил Бевьер.

Она погладила его по щеке.

– Я отвечу на твой вопрос, дорогой Бевьер, как только ты предложишь мне определение колдовства, которое не оскорбит моих чувств.

– И что ты собираешься делать, Афраэль? – с подозрением осведомилась Сефрения. – Не забывай о правилах.

– Другая сторона нарушает правила направо и налево, дорогая сестра, – легкомысленно ответила Афраэль. – Путешествия в прошлое были запрещены почти с самого начала.

– А ты была в будущем? – спросил ее Халэд. – Люди постоянно усовершенствуют корабли. Так ты отправилась в будущее и принесла оттуда еще не изобретенный корабль?

– Хм, интересная идея, Халэд, но я не знаю, куда отправляться. Будущее еще не произошло, так что где – или когда – я могу найти нужный корабль? Я была в другом месте.

– Что ты подразумеваешь под «другим местом»?

– Наш мир – не единственный, Халэд, – загадочно ответила она и скорчила гримаску. – Ты не поверишь, сколько сложных переговоров понадобилось для того, чтобы добыть этот корабль.

ГЛАВА 3

Элана и Сарабиан поднялись на вершину донжона мерцающего замка, якобы для того, чтобы полюбоваться закатом. Хотя замок целиком и полностью находился в руках эленийцев, в нем оставалось достаточно тамульцев, чтобы искать уединения, когда нужно поговорить о вещах, не предназначенных для чужих ушей.

– Все сводится к вопросу о власти, Сарабиан, – задумчиво говорила Элана императору. – Сам факт ее существования есть средоточие всей нашей жизни. Мы можем взять ее в свои руки либо не брать и оставить все как есть, но если бросить власть без присмотра, можешь быть уверен, что ее непременно подберет кто-то другой. – Она говорила негромко, и ее бледное юное лицо было почти мрачным.

– Ты нынче в меланхолическом настроении, Элана, – заметил Сарабиан.

– Я не люблю расставаться со Спархоком. Мы досыта нахлебались разлуки, когда Алдреас отправил его в изгнание. Вот к чему я клоню: тебе придется проявить немалую твердость, дабы дать понять твоему правительству, что все изменилось. То, чем ты намерен заняться, называется захватом власти. Это, знаешь ли, революция, – Элана слабо улыбнулась, – а ты, Сарабиан, чересчур цивилизован, чтобы из тебя получился хороший революционер. Ты уверен, что хочешь свергнуть собственное правительство?

– Боже милостивый, Элана, это же мое правительство, да и власть изначально была моей!

– Но ты не использовал ее. Ты был ленив, потакал своим слабостям, и выпустил власть из рук. Твои министры таскали ее у тебя ломтик за ломтиком, а теперь ты намерен отобрать ее у них силой. Люди расстаются с властью весьма неохотно, так что тебе придется убить кое-кого из своих министров, чтобы доказать остальным серьезность своих намерений.

– Убить?!

– Это высшее выражение власти, Сарабиан, а твое нынешнее положение требует некоторой безжалостности. Тебе придется пролить кровь, чтобы завладеть вниманием своего правительства.

– Не думаю, что у меня достанет на это сил, – обеспокоенно признался Сарабиан. – Да, время от времени я сыплю угрозами, но вряд ли смог бы на самом деле приказать кого-то убить.

– Дело твое, но, если ты не сможешь этого сделать, ты проиграешь, а это значит, что они убьют тебя. – Элана задумалась. – Они, скорее всего, убьют тебя в любом случае, – прибавила она, – но так хотя бы ты умрешь с сознанием того, что умираешь за нечто важное. Если ты будешь знать, что рано или поздно тебя убьют, это поможет тебе принимать некоторые неприятные решения в самом начале. Стоит только устроить парочку убийств, а дальше дело пойдет легче. У меня есть некоторый опыт в подобных делах, потому что почти такая же история приключилась и со мной. Когда я взошла на трон, мое правительство целиком и полностью было в руках первосвященника Энниаса, и мне пришлось, хочешь не хочешь, отбирать у него мою власть.

– Ты так свободно говоришь об убийствах, Элана. Почему ты не убила Энниаса?

Элана засмеялась. Это был ломкий леденящий смешок.

– Не потому, что не хотела этого, уж ты мне поверь, – просто я была чересчур слаба. Энниас весьма тщательно лишил корону всей власти. Конечно, мне помогали лорд Вэнион и его пандионцы, но в распоряжении Энниаса были армия и солдаты церкви. Я убила нескольких его мелких пособников, но добраться до него самого так и не смогла. Он, однако, знал, что я пытаюсь это сделать, а потому отравил меня. Энниас на самом деле был великолепным политиком. Он точно знал, когда настает время убивать.

– Можно подумать, что ты восхищалась им.

– Я ненавидела его, но он и вправду был великолепен.

– Что ж, я пока никого не убил, так что у меня еще есть путь к отступлению.

– Ошибаешься, Сарабиан. Ты уже выхватил кинжал, и тебе волей-неволей придется применить его. Ты подавил мятеж, ты арестовал министра внутренних дел, а это, знаешь ли, все равно что объявить войну.

– Но ведь все это сделала ты, – обвинил он.

– Верно, но я действовала от твоего имени, так что это одно и то же – во всяком случае, в глазах твоих врагов. Сейчас ты в огромной опасности, Сарабиан. Ты дал понять своему правительству, что намерен отнять у него власть, которую так неосмотрительно упустил. Если ты не начнешь убивать – причем очень и очень скоро, – ты, скорее всего, не доживешь и до конца месяца. Ты уже был бы мертв, если бы не укрылся в этом замке.

– Элана, ты меня пугаешь.

– Господь свидетель, именно этого я и добивалась. Нравится это тебе или нет, Сарабиан, а ты теперь приговорен. – Она огляделась. Солнце опускалось в завесу туч, громоздившихся над западными горами, и его густой багрянец играл на перламутровых куполах Материона. – Посмотри на свой город, Сарабиан, – и поразмысли о том, что такое политика. Прежде чем с тобой будет покончено, этот багрянец, разлитый по куполам, станет не только отсветом заката.

– Довольно прямолинейно, – пробормотал он, с непривычной жесткостью сжимая челюсти. – Ну хорошо, и сколько же человек я должен убить, чтобы обеспечить себе безопасность?

– У тебя не хватит для этого ножей, друг мой. Даже если ты перережешь весь Материон, ты все равно не будешь в безопасности. Тебе придется смириться с тем, что опасность будет твоим постоянным спутником до конца дней. – Элана улыбнулась своему собеседнику. – На самом деле это даже возбуждает – когда привыкнешь, конечно.

– Стал-быть, так, ваш-ш-величество, – протянул Кааладор, – оно выходит, што ентот Крегер гуторил Спархоку нашему истинную голенькую правду. Мы тут со Стрейдженом припекли маненько тех сукиных сынов, што в заварушке сцапали… – Он сделал паузу. – Ваше величество не будет разочаровано, если я немного поговорю как нормальный человек? От этого говора можно челюсть вывихнуть.

– Не говоря уже о насилии над родным языком, – пробормотал Стрейджен.

Все трое собрались в небольшой, отделанной синим комнате, примыкавшей к королевским покоям. Дело было позже, тем же вечером. Элана и Стрейджен были еще одеты к ужину, она – в алом бархате, он – в белом атласе. Кааладор обрядился в неяркие коричневые тона, как полагалось торговцу. Комнату тщательно проверили несколько раз, дабы избавиться от чужих ушей, и за дверью мрачно несла стражу Миртаи.

– За исключением министра внутренних дел Колаты, нам не удалось поймать ни одного значительного заговорщика, – продолжал Кааладор, – а мелкой сошке толком ничего не известно. Боюсь, ваше величество, что выбора у нас нет. Если мы хотим чего-то добиться, нам придется всерьез заняться Колатой.

Элана покачала головой.

– Ты и от него ничего не добьешься, Кааладор. Его прикончат, как только он раскроет рот.

– Мы не знаем этого наверняка, моя королева, – возразил Стрейджен. – Вполне вероятно, что наша маскировка сработала. Не уверен, что другой стороне известно, что Колата – наш пленник. Полицейские все еще получают от него приказы.

– Он слишком ценная добыча, чтобы им рисковать, – сказала она. – Если его разорвут в клочья, собрать его будет трудновато.

– Как пожелаете, ваше величество, – пожал плечами Кааладор. – Как бы то ни было, становится все очевиднее, что весь этот мятеж был чистой воды трюком. Единственной его целью было вынудить нас раскрыть свои возможности. Больше всего меня тревожит то, что Крегер и его дружки явно знали о том, что мы используем преступников Материона в качестве соглядатаев. Мне очень жаль, Стрейджен, но это чистая правда.

– А ведь такая хорошая была идея, – вздохнул Стрейджен.

– Вначале – несомненно, но беда в том, что Крегер сталкивался с этим и раньше. Телэн рассказывал мне, что твой друг Платим гонял по следу Крегера целые толпы нищих, шлюх и карманников. Даже лучшая в мире идея износится до дыр, если использовать ее слишком часто.

Стрейджен поднялся, бормоча ругательства, и принялся расхаживать по маленькой комнатке, поблескивая в свете свечей белизной атласного камзола.

– Я подвел вас, моя королева, – признал он. – Я позволил себе увлечься чересчур блестящей идеей. После такого вопиющего промаха вы вряд ли сможете по-прежнему доверять моим суждениям, так что мне остается только готовиться к возвращению в Эмсат.

– Да не будь ты таким ослом, Стрейджен, – сказала она. – И пожалуйста, сядь. У меня мысли разбегаются, когда ты вот так мечешься по комнате.

– А она кумекает насчет поставить мужика на место, а, Стрейджен? – рассмеялся Кааладор.

Элана задумчиво постукивала себя пальцем по подбородку.

– Прежде всего, сохраним эту мелочь в тайне. У Сарабиана и так уже глаза лезут на лоб. В политике он еще сущий младенец. Я стараюсь побыстрее привести его во взрослое состояние, но мои возможности не безграничны. – Она скорчила кислую гримасу. – Мне слишком часто приходится делать перерыв, чтобы он срыгнул.

– Воображаю эту картинку, – ухмыльнулся Кааладор. – И чем же он так давится, ваше величество?

– Главным образом убийствами, – пожала она плечами. – У него слишком слабый желудок, чтобы их переварить.

Кааладор моргнул.

– Ну, не он один такой.

– Политики не могут позволить себе такого рода тонкости. Ну ладно, если Крегер и его дружки знают о нашей шпионской сети, очень скоро они попытаются в нее проникнуть, верно?

– Ты быстро соображаешь, – одобрил Кааладор.

– Сообразительные дольше живут. Начинайте думать, господа. Сейчас у нас удобное положение, но долго это не продлится. Как мы можем использовать его к вящей своей выгоде?

– Мы могли бы нащупать настоящих заговорщиков вместо мелкой сошки, ваше величество, – задумчиво проговорил Стрейджен. – Если они и впрямь попытаются проникнуть в нашу сеть, им придется завербовать кое-кого из наших людей. Скажем так – начнем распространять заведомые небылицы, одну расскажем какому-нибудь карманнику, другую шлюхе, третью нищему. А потом нам останется только сидеть и ждать, какому из этих придуманных ходов попытается противодействовать наш противник. Это укажет на предателей в наших рядах, а из них мы сможем выжать нужные имена.

– Неужели мы не сможем придумать ничего получше? – страдальчески поморщилась она.

– Мы поработаем над этим, ваше величество, – пообещал Кааладор. – С вашего разрешения, я бы занялся и кое-чем еще. Мы знаем, что Крегер действовал здесь, в Материоне, но нам неизвестно, что именно о наших методах он сообщил в провинции. Нам нужно выжать побольше из нашей шпионской сети, прежде чем она станет совершенно бесполезной. Я свяжусь с ворами Арджуны. Мне очень хочется любым способом выведать, не наткнулся ли этот чокнутый ученый из университета случаем на чистую правду или же он взял всю свою теорию с потолка. Думаю, что полное жизнеописание некоего Скарпы всем нам покажется увлекательным чтением. В любом случае успех либо провал наших шпионов в Арджуне скажет нам, сколько Крегер на самом деле знает о размахе нашей деятельности. Если он считает, что мы ограничились Материоном, у нашей сети есть еще недурной шанс поработать.

– Займитесь и остальными, – сказала Элана. – Узнайте все что возможно о бароне Пароке, Ребале и Сабре. Постарайтесь по меньшей мере выяснить, кто такие на самом деле Ребал и Сабр.

– Провернем в лучшем виде, как желают ваш-ш-величество.

– Я обалдею от счастья, как хрюшка в навозе, Кааладор, – отозвалась она.

Кааладор согнулся в приступе неудержимого смеха.

– Наверное, все дело в перемене погоды, ваше величество, – говорила Алиэн. – Ночи определенно становятся холоднее, а днем уже не так тепло, как было пару недель назад.

– Она выросла в Симмуре, Алиэн, – возразила Элана, – а там погода меняется куда резче, чем здесь, в Материоне.

– Но ведь мы в другой части мира, моя королева, – заметила баронесса Мелидира, – а кроме того, на морском побережье. Возможно, причина именно в этом. Дети порой куда восприимчивее к таким вещам, чем взрослые.

– Вы обе придаете этому слишком много значения, – сказала им Миртаи. – Ей нужно что-нибудь укрепляющее, вот и все. Она вовсе не больна, просто хандрит.

– Но она же все время спит, Миртаи, – страдальчески проговорила Элана. – Она засыпает, даже когда играет.

– Наверное, она растет, – пожала плечами великанша. – Со мной было то же самое, когда я была маленькой девочкой. Расти – это, я думаю, очень трудная работа.

Предмет их споров дремал на диванчике у окна, небрежно обхватив руками Ролло. Ролло пережил два поколения неумеренного обожания. Его волочили за заднюю лапу, бросали где попало, засовывали в какую-нибудь щель и забывали порой недели на три. От постоянных тычков мордашка Ролло приобрела слегка озабоченное выражение. Ролло никогда не казался озабоченным, когда он был ее игрушкой. Мурр, с другой стороны, выглядела довольной. Хозяйка, которая не двигается с места, ее, Мурр, устраивала как нельзя больше. Когда принцесса Даная спала, она не придумывала, какие бы еще глупости сотворить со своей кошкой. Мурр втайне полагала, что всякий день, когда ее не обряжают в кукольные одежды, – самый что ни на есть удачный. Она лежала на бедре своей маленькой хозяйки, уютно подобрав лапки под грудь и прижмурив глаза, и из ее горла исходило негромкое довольное мурлыканье. Когда Мурр не мешали дремать, она была вполне довольна окружающим миром.

Принцесса Даная дремала, и ее мысли куда больше были заняты разговором, который вела Флейта на острове Тэга со Спархоком и его друзьями, чем беспокойством своей матери по поводу ее здоровья здесь, в Материоне. Даная зевнула и, устроившись поудобнее с набивным медвежонком и живой кошкой, крепко заснула.

«Дражайшая! – начиналось письмо. – Мы добрались до Тэги и намерены порыскать по окрестностям, чтобы разузнать, что здесь творится. Какое-то время мы будем далеко от столицы, поэтому я решил, что разумно будет сообщить тебе о нашем благополучном прибытии. Не тревожься, если от меня долго не будет известий. Я не знаю, сколько времени займет у нас общение с местным населением.

Прочие с нетерпением ждут, когда же можно будет приняться за дело. У меня нет пока важной причины писать это письмо – разве что сказать тебе еще раз, что я тебя люблю, но ведь это же и есть самое важное, верно? Поцелуй от меня Данаю.

С любовью Спархок».

– О как мило, – пробормотала Элана, опуская письмо. Они собрались в задрапированной синим гостиной королевских покоев, и появление Кааладора с письмом Спархока прервало серьезный разговор о том, что им делать с министерством внутренних дел.

Кааладор, вновь одетый в неброские коричневые тона, принес с собой еще и причудливую фарфоровую статуэтку арджунской работы двенадцатого столетия.

– Ваше величество, – сказал он хмурясь, – вы бы напомнили стражникам у ворот, что они обязаны впускать меня в резиденцию. Мне опять пришлось с ними пререкаться.

– Что такое? – спросил император Сарабиан.

– Мастер Кааладор служит мне «поставщиком древностей», – пояснила Элана. – Это дает ему возможность беспрепятственно приходить и уходить отсюда. С тех пор как мы прибыли сюда, я уже целую комнату набила разнообразным древним хламом.

– Это возвращает нас к теме, которую мы обсуждали до твоего прихода, Кааладор, – сказал Стрейджен. Он сегодня был одет в черное, и, по мнению Эланы, этот цвет совершенно ему не шел. Он поднялся и принялся расхаживать по комнате – привычка, раздражавшая королеву Элении. – Министерство внутренних дел отчего-то начинает поигрывать мускулами. Сам министр в наших руках, так что этот всплеск неучтивости исходит, вероятно, от кого-то из его подчиненных.

– Министерство внутренних дел всегда держалось заносчиво, – заметил Оскайн. Министр иностранных дел был снова одет на западный манер и в этом наряде явно чувствовал себя неловко.

– Думаю, что это говорит в пользу мнения, которое я уже высказал, – вставил Сарабиан. – Элана, ты уверена, что нам не следовало бы именно сейчас распустить министерство внутренних дел?

– Ни в коем случае, – ответила Элана. – Мы надежно заперли Колату в замке и нашли в высшей степени законный повод для его пребывания здесь. Он продолжает исполнять свои обязанности – под нашим строгим присмотром, – а это весьма ценно для нас. Мы стараемся выиграть время, Сарабиан. Мы остаемся в высшей степени уязвимы, покуда Тиниен и Эмбан не вернутся из Чиреллоса с рыцарями церкви – или, на худой конец, пока все командиры атанов не будут извещены, что им не следует больше подчиняться приказаниям министерства внутренних дел. Нам определенно ни к чему, чтобы в случае беспорядков атаны сражались за обе стороны.

– Кажется, об этом я не подумал, – сознался он.

– И не только в этом дело, ваше величество, – мягко заметил Оскайн. – Вполне вероятно, что министерство внутренних дел попросту не подчинится приказу о его роспуске. Оно ведь, знаете ли, обладает почти абсолютной властью. Королева Элана права. Мы не можем открыто выступить против министерства, пока не будем уверены в атанах.

Стрейджен все расхаживал по комнате.

– Превратить в предателей все министерство до последнего сотрудника невозможно! – объявил он. – Тогда в дело оказывается замешанным чересчур много народу, и довольно одного честного полицейского, чтобы весь заговор вышел наружу.

– Стрейджен, честных полицейских не существует, – цинично хохотнул Кааладор. – Это противоречит самой природе полиции.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду, – отмахнулся Стрейджен. – Мы знаем, что Колата замешан в заговоре по самую макушку, но не можем сказать уверенно, как далеко распространяется сам заговор. Возможно, в него втянуты почти все, а возможно – лишь несколько высших чиновников министерства.

Кааладор покачал головой.

– Ни в жисть этакому не бывать, Стрейджен, – возразил он. – Коль уж супротив властей попер, шагу не ступишь без рабочей полицейской скотинки – кто ж приказы-то предательские исполнять будет? Не-ет, штоб мне лопнуть, а в округе много кто знает, чего почем.

Стрейджен скорчил гримасу.

– Я бы предпочел обойтись без твоих словесных изысков, – проворчал он. – И ради Бога, не пользуйся ты этим гнусным говором, когда оказываешься прав, а то я чувствую себя уж вовсе неполноценным. Ну хорошо, мы можем быть уверены, что в заговор замешано большинство высших чиновников министерства, но не можем даже гадать, насколько широко распространилась эта зараза. Я считаю, что именно это мы первым делом и должны выяснить.

– Дак ведь добрых годков двадцать на энто дельце угрохаем, Стрейджен, – заметил Кааладор.

– Не обязательно, – возразила баронесса Мелидира и взглянула на Оскайна. – Вы как-то говорили, ваше превосходительство, что министерство внутренних дел просто обожает бумаги.