Текст книги "Волчье логово"

– Нет. Впрочем, и я не доживу.

– Будь по-твоему, – сдался вождь. – Мы откочуем к горам.

– И еще. Пошли за Белашем.

– Я не знаю, где он.

– Он к югу от новой дренайской крепости, в горах, именуемых Скельнскими. Пошли за ним Шиа.

– Белаш не любит меня, шаман, ты знаешь.

– Я знаю многое, Анши. Я знаю, что в грядущие дни нам придется полагаться на твое трезвое суждение и твое военное мастерство. Ты известен как Хитрый Лис, и это имя пользуется уважением. Но я знаю и другое: нам не обойтись без Белаша, Белого Тигра Ночи. И он приведет с собой другого воина – Тень Дракона.

Экодас замешкался у двери настоятеля, собираясь с мыслями. Он любил жизнь в монастыре, тихую и полную добра, с ее часами занятий и размышлений. Ему нравились даже атлетические упражнения: бег, стрельба из лука и борьба на мечах. Он был един с Тридцатью во всем, кроме одного.

Он постучал и толкнул дверь. Золотой свет трех стеклянных ламп заливал комнату, и Дардалион сидел за столом, склонившись над картой. Настоятель поднял глаза. В приглушенном свете он казался моложе, и серебряные нити в его волосах отливали золотом.

– Входи, входи, мой мальчик. И садись. – Экодас с поклоном прошел к стулу. – Поделимся мыслями или будем говорить вслух?

– Лучше вслух, отец мой.

– Хорошо. Вишна и Магник говорят, что ты по-прежнему пребываешь в тревоге.

– Тревоги во мне нет, отец. Я знаю, на чем стою.

– Не считаешь ли ты это гордыней?

– Нет. Я верю в то же, во что верил ты до встречи с убийцей Нездешним. Или ты думаешь, что заблуждался тогда?

– Нет, я так не думаю. Просто я не верю больше в то, что есть лишь один путь к Истоку. Эгель тоже был верующим и провидцем. Трижды в день он молился, прося Исток указать ему путь. Но при этом он был солдатом, и это благодаря ему – ну и Карнаку, конечно, – враг был изгнан с дренайской земли. Теперь он умер. По-твоему, Исток не принял его душу в рай?

– Я не знаю ответа на этот вопрос, зато знаю то, чему меня учили мудрые, в том числе и ты: величайший дар Истока есть любовь. Любовь ко всему живому, ко всему, что Он сотворил. Теперь ты говоришь, что я должен взять меч и отнять чью-то жизнь. Не может это быть правильным.

Дардалион поставил локти на стол, стиснув руки, словно в молитве.

– Согласен ты с тем, что Исток сотворил льва?

– Разумеется.

– И оленя тоже?

– Да. И лев убивает оленя. Я знаю. Я не понимаю этого, но принимаю.

– Мне хочется полетать, – сказал Дардалион. – Следуй за мной.

Настоятель закрыл глаза. Экодас устроился на стуле поудобнее, положив руки на мягкие подлокотники, и сделал глубокий вдох. Дардалиону освобождение духа давалось без видимых усилий, Экодас же почти каждый раз испытывал трудности, как будто его душа прикреплялась к плоти множеством крючков. Ему приходилось повторять уроки последних десяти лет, твердить мантры, очищать свой разум.

«Голубка в храме, открытая дверь, золотой круг на голубом поле, расправляются крылья в золоченой клетке, цепи остаются на полу храма».

Узы плоти ослабли – он будто плавал в теплых водах материнского чрева. Там ему было спокойно и безопасно. Потом вернулось ощущение жесткого дерева за спиной, твердого пола под сандалиями. Нет-нет, упрекнул себя Экодас. Ты теряешь то, что уже обрел! Он снова сосредоточился, но взлететь так и не смог.

Голос Дардалиона прошептал в его голове:

– Дай мне руку, Экодас.

Зажегся теплый золотой свет, и Экодас соединился с настоятелем. Его дух, вырвавшись из тела, прошел сквозь каменные стены храма и воспарил в ночное небо над дренайской землей.

– Почему для меня это так трудно? – спросил он.

Дардалион, помолодевший, с разгладившимся лицом, коснулся его плеча.

– Сомнения и страхи, мой мальчик. И хотения плоти. Маленькие вины, незначительные, но докучливые.

– Куда мы летим, отец?

– Следуй за мной и увидишь.

Они устремились на восток, над мерцающим, отражающим звезды Вентрийским морем. Там бушевала буря и боролась со стихией крошечная трирема – громадные волны перекатывались через ее палубу. Вот смыло за борт матроса, и он исчез в волнах, а душа его крохотной искрой взмыла вверх и пропала.

Показалась земля – на восток тянулись горы и равнины Вентрии, а города сияли на побережье, словно драгоценности на черном плаще. Дардалион устремился вниз. Они остановились футах в ста над землей, и Экодас увидел в гавани десятки кораблей, услышал, как стучат в городе молотки оружейников.

– Вентрийский военный флот, – сказал Дардалион. – Через неделю он отплывет на Пурдол, Эрекбан и Лентрум и высадит войска, которые вторгнутся в Дренай. Война и разрушение.

Они пролетели над высокими горами и снизились над мраморным городом, где широкие улицы в правильном порядке пересекались узкими. На высоком холме стоял дворец, окруженный высокой стеной, где шагали часовые в белых, украшенных серебром и золотом доспехах. Дардалион, пройдя сквозь стены, шелк и бархат, привел Экодаса в спальню, где почивал человек с черной бородой. Над спящим парил его дух, бесформенный, расплывчатый и не сознающий себя.

– Мы могли бы остановить войну теперь же, – сказал Дардалион, в руке которого явился серебряный меч. – Я мог бы убить душу этого человека, и тысячи дренайских солдат, крестьян, женщин и детей были бы спасены.

– Нет! – вскричал Экодас, бросаясь между Дардалионом и бесформенным духом вентрийского короля.

– Думаешь, я способен на это? – грустно спросил Дардалион.

– Я… Прости меня, отец. Я увидел меч и подумал…

– Я не убийца, Экодас. И воля Истока неведома мне. Ее не знает никто, и никто никогда не узнает, хотя многие уверяют в обратном. Дай руку, сын мой. – Стены дворца исчезли, и две души с ошеломляющей быстротой вновь понеслись над морем, теперь уже на северо-восток. Все мелькало перед глазами Экодаса – если бы не твердая рука Дардалиона, он потерялся бы в кружении ярких огней. Но вот полет сделался медленнее, и Экодас заморгал, пытаясь опомниться.

Внизу простирался другой мраморный город. Огромный амфитеатр на западе и обширный стадион для бега колесниц указывали, что это Гульготир, столица Готирской империи.

– Зачем мы здесь, отец? – спросил Экодас.

– Чтобы увидеть двух человек. Мы прошли сквозь врата времени – то, что сейчас предстанет перед тобой, происходило пять дней назад.

Дардалион, по-прежнему держа за руку молодого священника, слетел к высокому дворцу и проник в небольшую комнату за тронным залом.

Готирский император сидел на шелковом диване. Он был молод, не старше двадцати лет, с большими глазами навыкате и срезанным подбородком, частично скрытым жидкой растительностью. Перед ним на низком табурете сидел другой, в длинных темных одеждах из блестящего шелка, вышитого серебром. Темные волосы были гладко прилизаны, ненатурально длинные бакенбарды, заплетенные в косы, спускались до самых плеч. Раскосые глаза смотрели из-под бровей, рот был плотно сжат.

– Ты говоришь, что империя находится в опасности, Цу Чао? – сильным звучным голосом, совершенно не вязавшимся со слабым лицом, спросил император.

– Это так, государь. Если вы не примете меры, ваши потомки будут свергнуты с престола и города завоеваны. Я прочел предначертания. Надиры ждут только Собирателя, и скоро он явится в племени Волчьей Головы.

– Как же я могу это изменить?

– Если волки режут овец, пастух убивает волков.

– Но речь идет о целом надирском племени.

– Да, государь. В нем восемьсот сорок четыре дикаря, но в нашем понимании они не люди. Они ведут бессмысленную жизнь, но их сыны увидят падение Готира.

Император кивнул.

– Понадобится время, чтобы собрать достаточное войско. Вентрийцы, как тебе известно, намерены вторгнуться в Дренай, и у меня с этим связаны свои планы.

– Я понимаю, государь. Вы желаете вернуть Готиру Сентранскую равнину, что только справедливо, но для этого потребуется не более десяти тысяч солдат, у вас же имеется в десять раз больше.

– Они нужны мне здесь, мудрец. Монархов всегда норовят свергнуть. Я дам тебе для твоей затеи пять тысяч, и по истечении месяца ты совершишь то, что задумал.

– Не судите обо мне превратно, государь, – сказал Цу Чао с поклоном, моляще сложив руки. – Я пекусь лишь о благе Готира.

– Я верю в твое пророчество, мудрец. У меня есть и другие чародеи, и они говорят нечто подобное, только племени не называют. Но ты желаешь истребления Волков по каким-то своим причинам, иначе ты проследил бы род этого Собирателя до одного-единственного человека. Тогда все было бы гораздо проще: нож в сердце, и конец. Не считай меня дураком, Цу Чао. Ты хочешь их смерти по своим причинам.

– Вы мудры и всемогущи, государь, – прошептал мудрец, падая на колени и касаясь лбом пола.

– Ничего подобного. И моя сила в том, что я это сознаю. Но я дам тебе то, чего ты желаешь. Ты служил мне верой и правдой и никогда меня не обманывал. Ты верно сказал: это всего лишь надиры. Пусть солдаты набьют себе руку перед вторжением в Дренай. Рыцари Братства, насколько я понял, тоже участвуют в походе?

– Разумеется, государь. Они нужны мне, чтобы отражать злую власть Кеса-хана.

Фигуры собеседников померкли, и Экодас вновь оказался в теплых стенах своего тела. Он открыл глаза и встретил взгляд Дардалиона.

– Я должен извлечь из этого какой-то урок, отец настоятель? Я видел только злых людей, гордых и безжалостных, – мир полон таких.

– Верно. И если бы мы всю жизнь странствовали по свету, убивая таких людей, к концу нашего путешествия их стало бы больше, чем было до него.

– Полностью согласен с тобой, отец настоятель, – удивленно кивнул Экодас.

– Вот и подумай. Я уважаю твои доводы, как и то, на чем они основаны, и тем не менее верю в дело Тридцати. Я по-прежнему полагаю, что мы должны быть Орденом Мечей. И я хочу, Экодас, чтобы завтрашнюю дискуссию вел ты. С одним условием: ты будешь представлять мою точку зрения, а я – твою.

– Но это не имеет смысла, отец. Мне не дано понять твою точку зрения.

– Постарайся. После дискуссии я устрою открытое голосование, от которого будет зависеть дальнейшая судьба Тридцати. Я сделаю все возможное, чтобы склонить братьев на твою сторону. Ты должен сделать то же самое для меня. Если выиграю я, мы вернем мечи и доспехи в кладовую и станем обычным монашеским орденом. Если выиграешь ты, мы дождемся указания Истока и отправимся навстречу своей судьбе.

– Но почему я не могу защищать собственные убеждения?

– Думаешь, я буду защищать их с меньшим пылом?

– Нет, конечно, нет, но…

– Значит, уговор.

5

Морак выслушал доклады своих людей с растущим раздражением. Никто из них не нашел следов Нездешнего, а Дакейрас оказался рыжим лысеющим мужиком с рожей, по которой точно стадо волов прошлось.

«Ненавижу лес», – думал Морак, сидя спиной к стволу ивы и плотно запахнувшись в зеленый плащ. «Ненавижу запах плесени, холодный ветер, грязь и слизь». Белаш сидел в стороне, длинными взмахами точа нож о брусок, и скрежет стали о камень раздражал Морака еще больше.

– Но ведь убил же кто-то Крига, – сказал он наконец. – Угодил же кто-то ножом либо стрелой ему в глаз. – Ему никто не ответил. Тело Крига они нашли накануне – оно застряло в тростнике у реки Эарис.

– Может, разбойники? – спросил Вардаль, высокий тощий лучник из Гравенского леса, расположенного далеко на юге.

– Разбойники? Черта с два! – фыркнул Морак. – Тоже выискался умник! Будь это разбойники, на таком вояке, как Криг, было бы куда больше ран. Без боя он бы им не сдался. Нет, это какой-то большой умелец засветил ему в глаз. Убит мастер, и это наводит меня на мысль, что убил его еще больший мастер. Улавливаешь?

– Ты думаешь, что это был Нездешний, – буркнул Вардаль.

– Скажите, какой догадливый! Поздравляю. Весь вопрос в том, куда он, черт побери, девался?

– Почему ты думаешь, что его будет так легко найти? – спросил вдруг Белаш. – Он знает, что мы здесь.

– Что за блестящая мысль привела тебя к такому заключению?

– Он убил Крига. Он знает.

Морак вздрогнул от холодного дуновения ветра.

– Вардаль, вы с Зариком караулите первыми.

– А от кого караулить-то? – осведомился Зарик.

Морак закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Да от кого угодно: хоть от слонов, которые могут растоптать наши припасы. Но я на твоем месте высматривал бы высокого человека в черном, который хорошо умеет метать острые предметы в глаз. – В этот самый миг из кустов показалась высокая фигура. У Морака замерло сердце, но потом он узнал Бариса. – В таких случаях полагается окликать, – сказал вожак. – Ты что-то сильно задержался.

Барис подсел к огню.

– Касира – город немаленький, но я нашел бабу, с которой жил Криг. Она рассказывала ему о человеке по имени Дакейрас, который живет где-то здесь. Мне объяснили дорогу.

– Это не тот, – сказал Морак. – Вардаль и Зарик его уже видели. Что еще ты узнал?

– Так, ничего особенного. – Барис извлек из сумки на поясе краюху хлеба. – Кстати, давно ли Ангел вступил в Гильдию?

– Ангел? Я не слышал, чтобы он в нее вступал, – удивился Морак. – А что?

– Он был в Касире с неделю назад. Трактирщик узнал его. Сента тоже в городе. Он велел передать тебе, что когда найдет твой труп, то устроит ему достойное погребение.

Но Морак, не слушая больше его, засмеялся и потряс головой.

– Вардаль, бывал ты когда-нибудь в цирке?

– Как же. Я видел, как Сента побил того вагрийца, как бишь его…

– Не важно. А Ангела ты видал?

– Еще бы. Крутой парень. Я как-то выиграл на нем.

– Помнишь ты, каков он собой?

– Он рыжий, верно?

– Верно, дурья твоя башка. Рыжий. И рожа такая, что родная мать испугалась бы. Ну что, пробивается какая-нибудь мыслишка сквозь твои окостенелые мозги? Если да, поделись ею с нами.

– Тот, около хижины! – ахнул Вардаль.

– Вот именно: тот, кто назвался Дакейрасом. Хижина – та самая, только человек не тот. Завтра ты вернешься туда вместе с Барисом и Зариком. Впрочем, нет, этого недостаточно. Йонас и Сирис тоже пойдут. Убейте Ангела, а девчонку приведите сюда.

– Он гладиатор, – заметил Йонас, плешивый и крепкий, с раздвоенной бородой.

– Я не драться с ним велел, а убить его.

– Про гладиаторов у нас речи не было, – уперся Йонас. – Мы договаривались о розысках Дакейраса. Я тоже видел Ангела на арене. Его не остановишь. Хоть ты бей его, хоть режь – он знай себе прет в драку.

– Да, да, да! Уверен, он будет в восторге, найдя в твоем лице столь пылкого поклонника. Но теперь он постарел и ушел с арены. Подойдешь к нему, заговоришь, а потом убьешь. Если же это кажется тебе слишком трудным, ступай в Касиру и простись с надеждой получить свою долю.

– Почему ты не убьешь его сам? Ты у нас главный воин.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я его боюсь? – зловеще тихим голосом спросил Морак.

– Ничего подобного, – покраснел Йонас. – Мы все знаем, какой ты… мастер. Я просто спросил, вот и все.

– Видел ты, как охотятся знатные господа, Йонас?

– Само собой.

– А гончих, которыми они травят вепря, видел? – Йонас угрюмо кивнул. – Так вбей в свою тупую башку следующее: я охотник, а вы мои гончие. Ясно? Мне за Ангела никто не платит, а я вам плачу.

– Надо будет подстрелить его издалека, – решил Йонас. – Вардаль отменно стреляет из лука.

– Как хотите, лишь бы дело было сделано. Но девушку приведите ко мне целую и невредимую. Поняли? Она – наш ключ к Нездешнему.

– Это против правил Гильдии, – сказал Белаш. – Невинных трогать нельзя.

– Я знаю правила Гильдии! – рявкнул Морак. – И когда мне понадобится урок морали, я обращусь к тебе. Надиры ведь известны своим добропорядочным поведением.

– Я знаю, зачем тебе девушка, вовсе не затем, чтобы подобрать ключ к ее отцу.

– Нужно же и удовольствие получать иногда, Белаш, – иначе зачем жить?

– Знавал я таких, которые любили подобные… удовольствия, – кивнул Белаш. – У нас, надиров, таким отрубают руки и ноги и сажают на кол над муравейником. Впрочем, что с нас взять, – дикари.

Лицо было огромным и белым, как рыбье брюхо, глазницы – пустыми, а веки, смыкаясь, лязгали, словно клыки. Гигантский язык, вылезающий из безгубой щеки, был усеян маленькими ртами.

Мириэль схватила Криллу за руку, и они бросились бежать, но демон был быстрее их и сильнее. Чешуйчатой лапой он схватил за руку Мириэль, и ее обожгло, как огнем.

«Тащи их сюда», – произнес тихий голос, и Мириэль увидела рядом человека, тоже бледного и покрытого чешуей, словно красивая белая змея, только в нем ничего красивого не было. Крилла заплакала.

Чудовище, державшее их, разинуло пасть перед Мириэль. Она ощутила страшную боль. И закричала…

– Проснись, девушка, – сказал демон, держа ее за плечо. Мириэль нацелилась ногтями ему в лицо, но он перехватил ее руку. – Полно тебе. Это я, Ангел.

Раскрыв глаза, она увидела стропила хижины, лунный свет, льющийся в тонкие щели ставен, и ощутила грубую шерсть одеяла на своем нагом теле. Она содрогнулась и затихла. Ангел гладил ее лоб, отводя назад мокрые от пота волосы.

– Это только сон, девочка, – шептал он. – Только сон.

Она не ответила ему, пытаясь собраться с мыслями. Во рту пересохло, и она села, ища у постели кубок с водой.

– Снова этот кошмар. Всегда один и тот же, – проговорила она между глотками. – Мы с Криллой в каком-то темном, зловещем месте. Там не растут деревья, а на сером небе нет ни солнца, ни луны. – Ее передернуло. – Демоны хватают нас, и страшные люди…

– Теперь все кончено. Ты проснулась.

– Это никогда не кончится. Теперь это сон, но тогда было явью. – Она снова содрогнулась, и он привлек ее к себе, похлопывая ладонью по спине. Она склонила голову ему на плечо, и ей стало легче. Тепло его тела отгоняло еще памятный ей холод Пустоты.

– Расскажи мне все, – сказал он.

– Это было после смерти матери. Мы с Криллой боялись: отец вел себя странно, кричал и плакал. Мы никогда еще не видели пьяных, и видеть, как он шатается и падает, было ужасно. Мы почти все время сидели у себя в комнате, держась за руки. То и дело мы покидали свои тела и взлетали на небо. Тогда мы чувствовали себя свободными и думали, что нам ничто не грозит. Но однажды ночью мы, играя под звездами, вдруг увидели, что мы не одни. В небе были другие духи. Они хотели схватить нас, и мы бросились бежать. Мы неслись так быстро и в таком ужасе, что понятия не имели, куда летим. Потом мы оказались в пустынном краю под серым небом, и нас окружили демоны, вызванные людьми.

– Но вы убежали от них.

– Не совсем так. Появился человек в серебряных доспехах. Мы знали его. Он схватился с демонами, убил их и привел нас домой. Он был нам другом – но во сне я больше не вижу его.

– Ложись опять и усни спокойно.

– Нет. Я не хочу, чтобы мне опять это приснилось.

Ангел откинул одеяло и лег рядом с ней, положив ее голову себе на плечо.

– Демоны не придут больше, Мириэль. Я буду тут и верну тебя домой, если понадобится. – Он укрыл себя и ее одеялом, и она, слыша, как медленно и мерно бьется его сердце, закрыла глаза.

Она проспала около часа и проснулась освеженной. Ангел тихо спал рядом. В бледном предрассветном сумраке его безобразие не так бросалось в глаза, и она попыталась представить его прежним, каким он был, когда подарил ей платье. Это казалось почти невозможным. Ее рука лежала у него на груди, и Мириэль убрала ее, чувствуя мягкость кожи, под которой мускулы живота казались особенно твердыми. Он не проснулся, и Мириэль вдруг остро ощутила собственную наготу. Ее рука скользнула ниже, в тугие завитки волос под пупком. Он шевельнулся, и Мириэль замерла, слыша, как стучит ее сердце. Страх охватил ее, но это был восхитительный страх. Ее и прежде влекло к мальчикам, и ей случалось мечтать о запретных радостях, но столь острой смеси желания и страха она не испытывала никогда. Никогда еще она не сознавала так ясно, чего хочет. Дыхание Ангела вновь сделалось ровным, и ее пальцы прокрались вниз, лаская его и чувствуя, как растет его плоть.

Но тут ее охватило сомнение, сменившееся паникой. Что, если он откроет глаза? Вдруг он рассердится на нее, сочтет ее распутницей? «Такова я и есть», – с внезапным отвращением подумала она и скатилась с кровати. Перед сном она помылась, но ей настоятельно захотелось окунуться опять в ледяную воду. Ступая тихо, чтобы не разбудить Ангела, она осторожно вышла из спальни.

Сняв засов, она открыла входную дверь и вышла на освещенную солнцем поляну. Деревья и кусты еще серебрились от росы, и осеннее солнце слабым теплом ложилось на кожу. «Как я могла?» – думала Мириэль, идя к ручью. Она часто мечтала о возлюбленном, но он всегда представлялся ей красивым – и молодым. И ведь она даже не влюблена в этого старого гладиатора. «Распутница ты, и все тут, – сказала себе Мириэль. – Ты вела себя, как животное».

Придя на берег, она села на траву и опустила ноги в воду. С гор по ручью уже плыли льдинки, похожие на замерзшие лилии, и было очень холодно.

Она услышала позади шорох, но, задумавшись, отозвалась на него недостаточно быстро – мужские руки схватили ее за плечи и вновь повалили на траву. Она двинула локтем назад, прямо в живот обидчику. Он зарычал от боли и навалился на нее. Запах засаленной кожаной одежды и застарелого пота ударил ей в нос, и борода коснулась ее лица. Извернувшись, Мириэль ударила его пяткой по носу, вскочила и хотела убежать, но он схватил ее за лодыжку, а из засады тут же выскочил второй. Мириэль стукнула его кулаком в подбородок, но он с разбегу повалил ее наземь, заломив ей руки за спину.

– Чисто дикая кошка, – проворчал этот человек, высокий и белобрысый. – Ты как, Йонас, ничего?

Первый поднялся на ноги, кровь стекала из носа в его черную бороду.

– Держи ее крепче, Барис. У меня есть одно средство, которое ее живо усмирит. – Стоя над Мириэль, бородач принялся развязывать свои штаны.

– Ты же слышал, что сказал Морак: доставить ее целой и невредимой, – возразил Барис.

– Ни одной женщине вреда от этого еще не было.

Мириэль, не в силах высвободить руки, выгнула спину и пнула Йонаса между ног. Он зарычал и рухнул на колени. Барис ударил ее по лицу, сгреб за волосы и поставил на ноги.

– Уймешься ты или нет? – Он снова ударил ее. Мириэль обмякла, привалившись к нему. – Вот так-то лучше, – сказал он, и тут она двинула его головой в подбородок. Он отшатнулся и выхватил нож, но полуоглушенная Мириэль отклонилась вправо, упав на колени, вскочила и бросилась бежать.

Третий мужчина заступил ей дорогу. Она увернулась и почти уже пересекла поляну, когда пущенный из пращи камень угодил ей в висок. Она приподнялась на колени и попыталась уползти в кусты, но топот ног позади сказал ей, что это конец. Голова болела, и перед глазами все плыло. Потом она услышала голос Ангела:

– Ну все, ребята, пора умирать.

Мириэль очнулась в собственной постели, с мокрой тряпкой на лбу. Голова раскалывалась от боли. Она попыталась сесть, но ее затошнило.

– Лежи смирно, – сказал Ангел. – Это был скверный удар. У тебя на виске шишка величиной с гусиное яйцо.

– Ты убил их? – еле слышно прошептала она.

– Где там! Никогда не видал, чтобы люди бегали так быстро. Только пыль за ними взвилась. Мне показалось, что они меня знают, и это мне польстило.

Мириэль закрыла глаза.

– Не говори отцу, что я вышла из дому без оружия.

– Не скажу, но это и правда глупо. Это из-за того сна ты стала плохо соображать?

– Нет, не из-за сна. Я просто… просто сглупила, тут ты прав.

– Ошибок не совершает тот, кто ничего не делает.

– Я не тот, а та.

– Я заметил, но это и для женщин годится. Двое этих парней умывались кровью – как видно, ты дала им жару до того, как тебя подбили. Молодец, Мириэль.

– Это твоя первая похвала – смотри, как бы у меня голова не закружилась.

Он потрепал ее по руке.

– Я знаю, что вел себя, как последний сукин сын. Ты у нас славная девочка – крепкая, сильная, волевая. Я не хочу, чтобы ты сломалась, – ни духом, ни телом. Но учить я могу только одним способом – если вообще могу.

Она попыталась улыбнуться, но ей стало больно и захотелось уснуть.

– Спасибо тебе, – успела выговорить она. – Спасибо за то, что ты здесь.

Из своего высокого окна Дардалион видел отряд улан, медленно поднимающийся по извилистой дороге к монастырю. Двадцать пять человек в серебряных доспехах и пурпурных плащах ехали на вороных конях, покрытых кольчужными попонами. Возглавлял их человек, которого Дардалион хорошо знал. Рядом со своими стройными, подтянутыми молодцами Карнак мог показаться почти комичным. Грузный и пестро разодетый, он носил красный плащ, оранжевую рубашку, зеленые штаны, синие гетры и черные сапоги с серебряной окантовкой. Но никто не смеялся над его нарядом – ведь это был герой Дрос-Пурдола, спаситель Дреная, Карнак Одноглазый.

Его телесная сила вошла в легенду, но она бледнела рядом с мощью его духа. Одной-единственной речью он мог превратить сборище крестьян в бесстрашных героев, способных противостоять любой армии. Улыбка на губах Дардалиона померкла. Да, они были готовы умереть за Карнака – и умирали, сотнями и тысячами.

Вошел Вишна, мысленно, без слов, спросив Дардалиона:

– Из-за их приезда дискуссию, наверное, придется отложить, отец?

– Нет.

– Разумно ли было поручить защиту правого дела Экодасу?

– А уверен ли ты, что оно правое? – отозвался вслух Дардалион, оборачиваясь к чернобородому готиру.

– Да, ты сам учил меня этому.

– Там увидим, сын мой. Теперь ступай вниз и проводи господина Карнака ко мне, да пусть позаботятся о его людях и их лошадях. Они проделали долгий путь.

– Слушаюсь, отец мой.

Дардалион вернулся к окну, но гор уже не было видно: на севере громоздились грозовые тучи. Он вспомнил хижину в горах, двух испуганных детей и двух мужчин, пришедших убить их. Вспомнил смертоносную тяжесть оружия в своей руке и вздохнул. Правое дело? Одному Истоку ведомо, правое оно или нет.

Он услышал на лестнице раскатистый смех и подпал под власть присутствия Карнака еще до того, как тот переступил через порог.

– Боги, как же я рад тебя видеть, старина! – прогремел Карнак, стиснув своей ручищей плечо Дардалиона. Его широкая улыбка была искренней, и Дардалион улыбнулся в ответ.

– И я вам рад. Вижу, вы одеваетесь все с тем же вкусом.

– Что, нравится? Плащ из Машрапура, а рубашка от дренанского ткача.

– Они вам к лицу.

– И горазд же ты врать, Дардалион. Гореть тебе в аду за это. Давай-ка сядем и поговорим кое о чем поважнее. – Карнак обошел стол и сел на место Дардалиона, предоставив настоятелю устроиться напротив. Отстегнув пояс с оружием, правитель бросил его на пол. – Экая неудобная у тебя мебель. О чем бишь я? Ах да! Что ты можешь сказать мне о вентрийцах?

– Они отплывут на будущей неделе и высадятся в Пурдоле, Эрекбане и в устье Эариса.

– Сколько у них кораблей?

– Более четырехсот.

– Так много? Как насчет того, чтобы вызвать бурю и потопить этих ублюдков, а?

– Я не стал бы этого делать, даже если бы мог. Впрочем, я не могу.

– Как же, как же! Мир, любовь, Исток и все такое. Но есть ведь такие, которые могут?

– Говорят, что есть – между надирами и чиадзе. Но у вентрийцев имеются свои чародеи, которые, конечно же, принесут жертвы и прибегнут к черной магии, чтобы обеспечить себе хорошую погоду.

– Это уж их забота, – буркнул Карнак. – Можешь ты найти мне такого заклинателя демонов?

Дардалион невольно рассмеялся.

– Вы просто чудо, мой повелитель. Для нашего же блага сделаем вид, что вы пошутили.

– И не думал. Ладно, я понял тебя. Что скажешь о готирах?

– Они заключили соглашение с сатулийскими племенами – те разрешат им беспрепятственно пройти на Сентранскую равнину, как только вентрийцы высадятся. Готиров будет около десяти тысяч.

– Это я знаю! – с растущим раздражением откликнулся Карнак. – Какие это легионы?

– Первый, второй и пятый. И два наемнических легиона, составленных из вагрийских беглецов.

– Превосходно. Второй и пятый меня мало беспокоят – шпионы докладывают мне, что они состоят в основном из зеленых, необученных новобранцев. Но первый – это лучшее, что есть у императора, а вагрийцы бьются, как раненые тигры. Ну ничего, по твоим словам, у нас еще неделя впереди. Мало ли что может случиться за это время. Расскажи мне о вожде сатулов.

Карнак расспрашивал Дардалиона больше часа и наконец поднялся, чтобы уйти. Дардалион жестом остановил его.

– Нам с вами надо обсудить еще одно дело.

– Неужели?

– Да. Дело Нездешнего.

– Это тебя не касается, священник, – потемнел Карнак. – Я не желаю, чтобы ты шпионил за мной.

– Он мой друг, Карнак, а вы приказали его убить.

– Это государственное дело, Дардалион. Как-никак, он убил короля. За его голову давным-давно назначена награда.

– Но вы не поэтому обратились в Гильдию, мой господин. Я знаю, что двигало вами, и это безумие. Вы сами не сознаете, сколь безумны ваши действия.

– Как так? Объясни.

– Два года назад, когда армейская казна опустела и против вас возник мятеж, вы получили вспомоществование от машрапурского купца Гамалиана, сто тысяч золотом. И это вас спасло. Верно?

– И что же?

– Это были деньги Нездешнего. Как и недавнее вспомоществование из восьмидесяти тысяч рагов от купца Перлисиса. Нездешний много лет поддерживает вас. Без него вам настал бы конец.

Карнак выругался и снова плюхнулся на сиденье, потирая рукой лицо.

– У меня нет выбора, Дардалион. Разве ты сам не видишь? Думаешь, его смерть доставит мне хоть малое удовлетворение?

– Уверен, что нет. Но вы спустили с цепи зверя, устроив охоту за ним. Он тихо жил в горах, оплакивая жену. Он перестал быть убийцей Нездешним, человеком, которого все боялись, но теперь Нездешний день ото дня крепнет в нем. Скоро он решит выследить человека, оплатившего его смерть.

– Лучше уж это, чем другое, – устало ответил Карнак. – Но я слышал тебя, священник, и подумаю над твоими словами.

– Отзовите их, Карнак, – взмолился Дардалион. – Нездешний – это сила почти стихийная, вроде бури. Он всего лишь человек, но остановить его невозможно.

– Смерть остановит кого угодно.

– Помните же об этом, мой повелитель.

Останки старого лудильщика обнаружила собака. Нездешний осторожно пробирался через лес, когда пес задрал голову и раздул свои черные ноздри. Потом он метнулся влево. Нездешний последовал за ним и увидел, как пес гложет полусгнившую ногу мертвеца.

Собака не первая нашла его, и тело сильно пострадало.

Нездешний не стал отгонять пса. Было время, когда такое зрелище возмутило бы его, но с тех пор он видел много смертей: его память была усеяна трупами. Он помнил, как гулял с отцом в лесу близ их дома и они наткнулись на мертвого ястреба. Ребенка опечалила эта находка. «Это не птица, – сказал ему отец. – Это только плащ, который она носила. – Он указал в небо. – Вон он, ястреб, Дакейрас, летит прямо к солнцу».

Старый Ралис ушел, а то, что осталось от него, – лишь пища для стервятников. Однако Нездешнего обуял холодный гнев. Лудильщик был безобиден и путешествовал без оружия. Не было нужды пытать его. Но таков уж обычай Морака – он любит причинять боль.