Текст книги "Рыцари темного леса"

Женщина села, зажав рукой рот.

– Нам очень нужны были деньги. Он ведь не умер, нет?

– Нет. А деньги ты получишь, когда заработаешь их, – сказал Руад и расстегнул пояс.

Выйдя из темной хибары на солнечную улицу, он прищурил свой единственный глаз. Женщина разочаровала его – она все время плакала, пока он делал свое дело. Он рассердился, а у него гнев, в отличие от многих мужчин, не помогал плотским желаниям. Он оделся и ушел.

Пока он выбирался обратно на главную улицу, нищие не давали ему проходу. Гиам прав: Макста становится гниющей язвой.

Рудная улица почти опустела, и Руад с удивлением увидел, что у Картана окна тоже заколочены. Передняя дверь, однако, была открыта, и он вошел. Хозяин-номад наблюдал за упаковкой больших ящиков, но при виде Руада отвлекся, пригласил гостя в заднюю комнату и налил ему яблочного сока.

– Ты тоже уезжаешь? – спросил Руад. – Почему?

Высокий, угловатый купец сел за свой письменный стол, пристально глядя на Руада темными раскосыми глазами.

– Знаешь, почему я разбогател?

– Я не люблю, когда на мой вопрос отвечают вопросом.

– Понимаю, но все же ответь. – Картан улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

– Ты покупаешь задешево, а продаешь задорого. Итак, почему ты уезжаешь?

– Я богат, потому что читаю ветер, – к растущему раздражению Руада поправил купец. – Когда ветер свеж, надо наживать деньги, когда он попахивает гнильцой, надо наживать деньги. Но когда он не дует вовсе, надо перебираться в другое место.

– Ты способен взбесить кого угодно, но мне тебя будет недоставать. Кому я теперь буду сбывать свои игрушки?

– Я пришлю к тебе кого-нибудь. Твоя работа высоко ценится. Ты привез мне что-то?

– Возможно. Но мне нужны золото, бронза и твое восточное масло.

– Сколько золота тебе требуется? – глядя в сторону, спросил Картан.

– За мою певунью ты выручишь триста рагов. Я возьму у тебя слитков на сотню.

– Покажи.

Руад достал из кошелька на боку золотую птичку с изумрудными глазами. Он погладил ее по спинке, поставил себе на ладонь, потом поднес к губам и прошептал какое-то слово. Птичка расправила крылышки, впорхнула и полетела по комнате. Из ее клюва полилась тихая музыка, и воздух наполнился пьянящим ароматом.

– Чудесно, – сказал Картан. – Просто великолепно. Сколько продлятся чары?

– Три года. Или четыре. – Руад протянул руку, и птичка села ему на ладонь. Он передал ее Картану.

– Что надо сказать?

– Имя мастера.

– Хорошо. А мастер – это вы. На востоке есть один царь, желающий приобрести огромного орла, чтобы подниматься на нем в небо. Он заплатит алмазами величиной с голову.

– Это невозможно.

– Полно, дорогой мой компаньон. В мире нет ничего невозможного.

– Ты не понимаешь. У магии существуют свои пределы. Когда-то Зиназар попытался расширить их, используя кровь невинности. У него ничего не получилось, и у меня тоже не получится.

– А если тысяча человек отдаст тебе свою кровь?

– Во всем мире не найдется тысячи человек, способных впитывать Цвета. Забудь об этих алмазах. Есть предел и твоему богатству.

– Есть, – ухмыльнулся Картан. – Все золото мира и медная полушка в придачу.

Руад выпил свой сок.

– Теперь скажи, почему ты уезжаешь, только ветер оставь в стороне.

Улыбка Картана померкла.

– Впереди плохие времена, и я не хочу, чтобы они меня затронули. Гонцы рассказывают мне, что в столице неладно. Казалось бы, при чем тут номад вроде меня – но дело в том, что казна короля Ахака опустела. Нескольких номадских купцов схватили, обвинили в измене и замучили до смерти, а их состояние перешло королю. Старый Картан не намерен пополнять казну этого стервятника.

– У меня с королем были свои сложности, – сказал Руад. – Он человек надменный и упрямый, однако не деспот.

– Он изменился, дружище. Он окружил себя дурными людьми, которых называет новыми рыцарями Габалы – страшными людьми. Говорят, что он серьезно занемог и некий чародей вылечил его, но умертвил его душу. Не знаю – о королях всегда ходят разные слухи. Знаю только, что климат здесь становится неблагоприятным для номадов и для всех, в ком есть номадская кровь. Я уже видел такое в других странах, и добром это никогда не кончается.

– И куда же ты едешь?

– За Внутреннее море, в Цитаэрон. У меня там родственники и молодая жена.

– У тебя и тут, насколько я помню, жена есть.

– У богатого человека лишних жен не бывает. Хочешь, поедем со мной? Мы наживем себе громадное состояние.

– Богатство меня не прельщает. Отправь завтра мои слитки в горы.

– Хорошо. Но будь осторожен, Руад. Все тайны рано или поздно раскрываются – боюсь, что и с твоей произойдет то же самое. И на этот раз ты можешь лишиться не только глаза.

Руад вышел от купца, завернул поесть в харчевню и вернулся на конюшню.

Предстоящий отъезд Картана огорчил его. Купцу, при всей его хитрости, можно было доверять, и Руад нуждался в нем.

Все тайны рано или поздно раскрываются.

Да, верно, но над этим он поразмыслит после. Когда он пришел на конюшню с мешком съестных припасов, Гиама не было и кобылу оседлал его младший сын – востроглазый парень с белозубой улыбкой.

– Вам нужна новая лошадь, – сказал он. – Эта уже никуда не годится.

Руад, сев верхом, усмехнулся парню.

– Твой отец продал ее мне два месяца назад и клялся душами своих сыновей, что ей сносу не будет.

– Отец уже немолод и может ошибаться. Зато у меня есть один мерин, он от Бускуса, и даже человек вашей комплекции может ездить на нем целый день и не увидеть ни пятнышка пота.

– Покажи мне его. – Руад проехал вслед за парнем во двор, где стоял вороной мерин около семнадцати ладоней в вышину, с крепкой спиной и сильными ногами. Руад спешился и спросил коня: – Это правда, что твоим отцом был Бускус?

Мерин мотнул головой и ответил:

– Нет. Этот парень такой же лгун, как его родитель.

Парень попятился назад с круглыми от страха глазами.

– А с виду – сама невинность! – покачал головой Руад.

– Так вы, стало быть, колдун? – прошептал парень.

– Колдун. И ты меня обидел, – сурово молвил Руад.

– Простите меня, сударь. Я, право же, раскаиваюсь.

Руад отвернулся и снова сел в седло.

– Твой отец, может, и стар, мальчик, но дураком он никогда не был. – Он повернул кобылу в сторону гор. Поделом юнцу. Гиам даже ребенком сумел бы отличить волшебство от ловкого трюка.

Все тайны когда-нибудь раскрываются…

Он заставил себя успокоиться и погрузился в Цвета. Через некоторое время он отыскал Белый и освободился от своего страха. На вершине подъема он оглянулся на Макту. Солнце садилось за горы, заливая город багряным светом.

Руад вздрогнул, и внезапно его посетило видение: восемь рыцарей в красных доспехах, с призрачно-белыми лицами и налитыми кровью глазами, ехали по небу с темными мечами в руках.

С великим усилием Руад оторвался от этого зрелища, утер пот с лица и пустил кобылу вскачь.

2

Шестеро солдат лежали мертвые у кареты, две женщины стояли бок о бок лицом к нападающим. Решето выжидал, с предвкушением разглядывая их.

Они сестры – это ясно, как и то, что они благородных кровей. Та, что повыше, в пышной юбке из зеленого шелка и белой, собранной у горла сорочке, держит короткий меч, который подобрала с земли. Ее темные кудри коротко подстрижены и блестят, как бобровый мех. У другой, с бесстрашными серыми глазами, иссиня-черные волосы падают на плечи, и одета она в пепельно-серое шелковое платье с плетеным золотым пояском.

Решето испытывал сильное возбуждение. Он никогда еще не имел дела с сестрами, да еще с такими, которые будут драться, кусаться и царапаться. Он проглотил слюну. Которая будет первой? Высокая или другая, фигуристая, с надменным взглядом?

Один из его людей ринулся вперед, и высокая взмахнула мечом. Человек успел отскочить, и меч только рассек его кожаный кафтан. Он устремился прочь на четвереньках, под дружный хохот остальных. Решето постановил, что первой будет воительница.

Потом послышался топот копыт, и в лощине появился всадник на боевом коне, в простом шерстяном камзоле, но голову его покрывал серебряный шлем с поднятым забралом. Он остановил своего серого жеребца шагах в десяти от дюжины разбойников.

– Доброе утро, дамы. Не нужна ли вам помощь?

– Ступай своей дорогой, – прошипел Решето, – не то мы стащим тебя с коня и оставим на корм воронам.

– Я не к тебе обращаюсь, смерд. Что за манеры!

Решето побагровел и выхватил два своих коротких меча, а одиннадцать его людей раскинулись широким веером. Всадник соскочил с коня и обнажил сверкнувший на солнце длинный меч, держа его двумя руками.

В этот миг на поляну обрушился гром множества копыт.

– Назад! – заорал Решето, и разбойники кинулись в кусты, а в лощину въехали солдаты.

Мананнан, убрав меч, подошел к дамам и поклонился.

– Вы не пострадали?

– Нет, сударь, – ответила та, что пониже ростом. – Мы благодарим вас за ваше доблестное вмешательство. Я Диана, а это моя младшая сестра Шира.

– Вы отменно владеете мечом, госпожа моя. У вас славное запястье.

К ним подошел стройный светловолосый молодой человек, чисто выбритый, без меча, но с превосходным роговым луком. Одежда из тончайшей коричневой кожи отлично сидела на нем. В карих глазах мерцали золотые искры, как у кота. Обняв Диану и поцеловав ее в щеку, он с открытой, дружественной улыбкой обернулся к Мананнану.

– Благодарю вас, рыцарь. Ваша отвага делает вам честь.

– Позвольте и мне поблагодарить вас за столь своевременное прибытие. – Мананнан протянул ему руку.

– Жаль, что мы не подоспели раньше – тогда эти верные люди остались бы в живых. Я барон Эррин из Лейна.

– Вы очень выросли с нашей последней встречи. Ведь вы были пажом у герцога Мактийского?

– Да, в том году, когда он завоевал серебряное копье. Но я, к сожалению своему, не узнаю вас, сударь.

– Меня зовут Мананнан. Тогда я был одет немного иначе и не носил бороды. А теперь извините меня, мне пора.

– Нет-нет! – сказала Диана. – Вам нельзя ехать одному через этот лес. Давешний разбойник, который зовется Решетом, наверняка следит за нами. Вы подвергаете себя большой опасности.

– Он тоже подвергнется ей, госпожа, если снова попадется мне на пути. Прошу вас, не волнуйтесь за меня. Ничего ценного при мне нет, а мой Каун очень скор.

– Останьтесь с нами, рыцарь, – предложил Эррин. – До моего поместья меньше полдня езды. Мы славно поужинаем, и вы заночуете у меня.

– Благодарю вас, но нет. Я должен найти одного человека. – Мананнан снова поклонился дамам и направился к своему коню.

– Какой он странный, – сказала, посмотрев ему вслед, Диана. – Он не смог бы победить их всех, однако всерьез приготовился к схватке.

– Я его не помню, – задумчиво произнес Эррин. – Быть может, он служил в замке солдатом или стражником.

– Он наверняка занимал более высокое положение, – возразила Шира. – Манеры у него как у принца.

– Боюсь, что это так и останется тайной, – сказал Эррин. – Давайте выберемся из этого проклятого леса, пока Решето не явился с подкреплением.

Всю неделю Руад провел в мастерской, плавя свои слитки и превращая их в проволоку, диковинные листья и кольца. На восьмую ночь его пробудил от чуткого сна топот скачущих лошадей. Он встал, накинул плащ и вышел наружу.

Перед его домом стояли шестеро всадников.

– Кого вы ищете? – спросил Руад, силясь разглядеть их лица.

– Откуда вы знаете, что мы кого-то ищем? – сказал один, нагнувшись с седла.

– Для охоты время неподходящее, а я устал, поэтому не тяните и выкладывайте, в чем дело.

– Он точно здесь, – процедил всадник. – Куда ему еще деваться? Я обыщу дом. – Он соскочил с седла и двинулся к хижине. Руад дал ему пройти, но как только незнакомец поравнялся с ним, выбросил левую руку, схватил его за горло и поднял на воздух.

– Я не слышал, чтобы вы спрашивали у меня разрешения. – Схваченный сучил ногами, тщетно пытаясь разжать железные пальцы Руада.

– Отпусти его! – приказал другой всадник, двинув коня вперед. Луна вышла из-за туч, и Руад его узнал.

– Не ожидал встретить благородного человека вместе с таким сбродом, барон Эррин. – Руад отшвырнул свою жертву прочь, и тот рухнул наземь, ловя воздух ртом.

– Извините, что побеспокоил вас, мастер, но сегодня купленный мною раб бежал, и мне сказали, что он часто бывал у вас. Мы подумали, что сможем найти его здесь.

– Как зовут этого раба, барон?

– Кажется, Лаг – неподходящее имя для такого красивого юноши.

– Так его купили вы?

– Да – в подарок герцогу. Теперь он, к несчастью, уже не годится для этой цели. Мне придется заклеймить его, а быть может, и вздернуть.

– Что ж, он это заслужил. Обыщите дом и позвольте мне снова лечь.

– Я верю вам на слово, мастер. Если вы поручитесь, что его здесь нет, мы оставим вас в покое.

– Заверяю вас, барон, что не видел этого мальчика с прошлого четверга. Доброй вам ночи. – Руад подошел к упавшему, который пытался сесть, поднял его за волосы, подвел к коню и перекинул через седло. Барон Эррин усмехнулся и поскакал прочь.

Пострадавший, отстав от других, вернулся к Руаду.

– Вот что… – начал он.

– Только не говори, что мы еще встретимся, – прервал его Руад. – Оскорбления меня злят, а угрозы утомляют. А когда мне скучно, я опасен. Поэтому лучше тебе помолчать. – Всадник свирепо дернул поводья и уехал.

Руад зачерпнул из колодца воды, попил, сел на скамейку и стал смотреть на звезды.

Лаг испугался не зря. Герцог – плохой хозяин. Руад закрыл свой глаз и погрузился в Цвета. Мальчику теперь страшно, и его чувства в смятении. Руад не любил пользоваться Красным, ибо этот Цвет всегда выводит на пути зла – но Красный силен и знает, что такое страх. Руад нащупал струю и сосредоточился на Лаге. Через несколько мгновений он встал и сказал:

– Выходи, мальчик. – Дверь дровяного сарая открылась, и Лаг вышел на лунный свет. – Ты чуть было не сделал меня лжецом!

– Мне некуда больше было идти, мастер. Завтра я поищу Лло Гифса – если он меня примет.

– Войди в дом. У меня есть пара игрушек, которые помогут тебе в дороге.

Руад раздул угли в очаге, поставил на огонь сковородку, бросил на нее сало и разбил четыре яйца.

– Ты, должно быть, голоден, Лаг.

– Да, мастер, спасибо. Но должен сказать вам, что вчера я достиг совершеннолетия. Теперь я мужчина, и мне больше не пристало пользоваться этим детским именем.

– Верно. Какое же имя ты себе выбрал?

– Лемфада, мастер. Я давно уже его облюбовал.

– Да, это хорошее имя. Так звали первого рыцаря Габалы. Будет хорошо, если ты заслужишь хотя бы частицу его славы.

– Я постараюсь, мастер, но ведь я не герой.

Руад переложил яичницу на деревянную тарелку, отрезал несколько ломтей от испеченной накануне ковриги черного хлеба и подал все это новоявленному Лемфаде.

– Не суди о себе поспешно. Ни один рыцарь еще не выходил из материнского чрева в доспехах – все они рождались голенькими.

– А вы многих рыцарей знали?

– Многих. – Руад отрезал еще хлеба, для себя, и налил кружку воды.

– Почему они ушли от нас, мастер?

– Слишком много вопросов ты задаешь. Теперь ты взрослый и недавно сделал собственную птицу, поэтому можешь называть меня не мастером, а просто Руадом.

– Вы разрешите называть вас по имени? – прошептал юноша.

– Это не настоящее мое имя, но мне будет приятно слышать его из твоих уст. – Мальчик, кивнув, доел яичницу и вытер тарелку хлебом.

– Надеюсь, у вас не будет неприятностей из-за меня. Они обратятся к провидцу, Окесе, и он узнает, что я был здесь.

– Не узнает, – осклабился Руад. – Нет у них такого провидца, который проник бы в мои секреты – даже Окесе это не под силу. Можешь за меня не бояться. Пойдем, я подарю тебе кое-что. – В мастерской Руад открыл дубовый сундук у стены и достал оттуда пару сапог из оленьей кожи, прошитых золотой нитью. – Примерь-ка.

Лемфада скинул свои сандалии и натянул сапоги.

– Великоваты немного.

Руад ощупал носки сапог.

– На толстый чулок в самый раз будут, да и нога у тебя еще будет расти.

– Они волшебные, Руад?

– Ясное дело, волшебные. Кто я, по-твоему – сапожник?

– В чем же их волшебство?

– Я запишу тебе одно слово, и когда ты его скажешь, то побежишь очень быстро – ни один пеший, а на неровной почве и конный тебя не догонит.

– Не знаю, как вас и благодарить. Ведь им цены нет.

– К несчастью, они с изъяном. Даже я порой совершаю оплошности, юный Лемфада. Их магии ненадолго хватит. Они дадут тебе час или два, а потом превратятся в обыкновенные сапоги. Зато обувка у тебя будет добротная.

– А восстановить волшебство нельзя?

– Попробуй – тебе будет полезно, – усмехнулся Руад. – Для этого тебе понадобится земляная магия Черного. Но Черный капризен и легко не дается. Лучше всего искать его ночью, при лунном свете. Я прошил сапоги золотой нитью, а этот металл хорошо притягивает токи Черного. Вся трудность в том, чтобы соблюсти меру. Слишком много золота – и ни один человек, надев эти сапоги, не сможет устоять на ногах, и один-единственный шаг унесет тебя так высоко, что ты при падении разобьешься насмерть. Слишком мало – и волшебная сила истощится час спустя. Я бился над этой задачей десяток лет.

– А слово? – спросил Лемфада.

Руад взял кусок угля и написал что-то на столе.

– Прочти его, но вслух не произноси.

– Я понял. – Юноша пристально посмотрел на Руада своими голубыми глазами. – Значит, это и есть ваше настоящее имя?

– Да, мальчик, и ни один человек не должен его знать. Потому я и просил тебя никому не говорить, чем ты здесь занимаешься.

– Вы оказали мне великое доверие, Руад, и я вас не предам. Как получилось, что все считают вас мертвым? И почему вы с этим миритесь?

– Я ничем не отличаюсь от тебя, мальчик. Все люди – рабы. Мое счастье в том, что я владею магией лучше всех ныне живущих. Я люблю создавать красоту. Рыцари Габалы были прекрасны – их доспехи не имели себе равных, а их сердца были чисты, насколько это доступно человеческим сердцам. Но в мире есть и другие силы, подчиненные Красному и родственные тьме. Эти силы хотели, чтобы я работал на них, и до сих пор хотят. Понимаешь меня? Да нет, где тебе понять.

– Злые люди хотели подчинить ваш труд себе – это я понимаю.

– Пять лет назад люди короля схватили меня и привезли в Фурболг. Там мне выжгли глаз. Королю требовалось волшебное оружие, а я отказался делать его.

– Как же вы спаслись?

– Я умер, и мое тело бросили в ров за стенами замка.

Лемфада вздрогнул и сделал знак хранящего рога, а Руад усмехнулся.

– Я только прикидывался мертвым – однако не дышал, и сердце у меня не билось. Зарыли меня, к счастью, неглубоко. Я вылез на волю и кое-как дотащился до дома моего друга. Восемь дней он выхаживал меня, а потом вывез из города, и я оказался здесь.

– Когда-нибудь они найдут вас, мастер. Почему бы вам не уйти со мной к Лло Гифсу?

– Потому что я не готов и, как мне сдается, должен кое-что исправить. А ты ступай и живи своей жизнью. Будь свободен, насколько это доступно человеку.

– Жаль, что рыцарей больше нет с нами, – грустно молвил Лемфада.

– Это ребячество – жалеть о том, чего не вернешь. Ступай – тебе пора. – Руад выдвинул ящик верстака и достал оттуда острый, как бритва, нож. – Держи, он может тебе пригодиться.

– Он тоже волшебный?

– Еще какой. Один его удар способен оборвать жизнь, полную мечтаний и надежд.

Лло Гифс стоял один на вершине лесистого холма у края леса, держась одной рукой за ствол корявого дуба, а другую заложив за широкий кожаный пояс. Начинался дождь, но Лло как будто не замечал его, глядя на каменистую равнину, где рядом с овцами мирно паслись олени. Шестеро всадников вдали пробирались между валунами. Лло уже некоторое время следил за ними. Было ясно, что они ищут следы и что олени их не интересуют, поскольку со своего места они прекрасно могли видеть пасущихся животных. А на волков охотиться еще рано – те пока не спустились с гор. Остается только человек.

Небо нахмурилось, и дождь полил вовсю. Вода стекала по кожаной куртке Лло, и зеленые шерстяные штаны мигом промокли. Он ухватился за ветку над головой, подтянулся и взобрался на грубо сколоченный помост, устроенный под навесом из ветвей. Сев, он раздвинул листву так, чтобы видеть всадников. Они стали ближе, но он все еще не мог распознать, кто это такие.

Он откинул с глаз светлые волосы и лег, приказав себе успокоиться. Какое ему дело, за кем они охотятся? Разве кому-то было дело до Лло Гифса, когда его схватили? Разве кто-то заступился за него? В нем вспыхнул гнев, но Лло подавил его. Какую пользу принесло бы такое заступничество? Не стоит винить их. Все было предрешено в тот миг, когда он расколол череп тому ублюдку.

Один-единственный миг, изменивший всю его жизнь. Миг, превративший кузнеца в разбойника.

Королевские солдаты искали номадского купца, обвиняемого в измене. Они уже обшарили несколько домов, взяв оттуда все, что захотели, а потом явились к Лидии. Офицер, командовавший обыском, приказал своим людям подождать снаружи. Несколько мгновений спустя соседи услышали крик Лидии, но вмешаться не посмели. Только у одного мальчика-раба хватило смелости добежать до кузницы. Лло бросил работу и по узким улицам помчался к своему дому. У дверей стояли двое солдат, но он оглушил их своими кулачищами, не дав им схватиться за мечи. Одному он сломал челюсть, другому три ребра. Лло ногой вышиб дверь, сорвав ее с бронзовых петель. Лидия лежала поперек кровати, и в глазах ее не было жизни, а офицер застегивал пояс.

Когда Лло ворвался в комнату, офицер выхватил меч. Кузнец тыльной стороной руки отбил клинок в сторону и нанес сокрушительный удар насильнику в лицо. Офицер упал на колени и выронил меч. Лло метнулся к жене и увидел багровые следы пальцев у нее на горле. Испустив сдавленный крик, он принялся молотить офицера кулаками, пока не раздробил ему череп и вконец не лишил его человеческого облика. С руками, перемазанными кровью и мозгом, он вышел из дома – навстречу взводу солдат. Лло не оказал сопротивления, и его бросили в городскую тюрьму.

Два месяца его держали в темнице, прикованным к стене, среди собственных нечистот. Его кормили червивым хлебом и поили тухлой водой. Грязный, смердящий и истощенный, он предстал перед судом.

Суд проходил в чертоге герцога, и Лло видел на галерее много знакомых лиц – своих друзей, соседей и собратьев по цеху. Герцог сидел на помосте в окружении своих рыцарей, а обвинитель излагал дело. Лло с растущим гневом слушал его извращавший события рассказ. Выходило так, будто солдаты во главе с племянником герцога услышали в доме кузнеца шум и вошли туда. Там они обнаружили, что кузнец, Лло Гифс, убил свою жену. Отважный Марадин хотел взять его под стражу, но кузнец, наделенный чудовищной силой, дрался, как демон. Он убил Марадина и нанес тяжелые увечья двум солдатам.

Герцог подался вперед, злобно глядя на Лло, и спросил его:

– Ну, что скажешь?

– Думаю, это совершенно не важно, что я скажу, – ответил Лло. – Все здесь и без того знают, что случилось на самом деле. Ваш… Марадин изнасиловал и убил мою Лидию и поплатился за это. Вот и все.

– Тогда предъяви свидетелей, которые подтвердили бы твои слова, – сказал герцог.

Лло обвел взглядом галерею, но все, кого он знал, опустили глаза.

– Ты сам себя уличил во лжи, – сказал герцог. – Завтра утром ты будешь четвертован и посажен на кол. Увести злодея.

В тюрьме Лло снова приковали к стене. Но теперь уныние, владевшее им весь срок его заключения, сменилось кипучей ненавистью.

Обмотав цепи вокруг запястий, он натянул их, отыскивая слабое место. Правая как будто слегка поддалась, и он упершись спиной в стену, обхватил пальцами кольцо, прикреплявшее цепь к камню. Оно сидело не очень плотно – болты, как видно, слегка проржавели.

Три раза он натягивал и ослаблял цепь, вкладывая в это весь свой вес. Кольцо сильно погнулось, но еще держало. Глубоко дыша, он собрал всю свою силу, мускулы его плеч вздулись, металл заскрипел, болты мучительно медленно вышли из штукатурки, и цепь оторвалась от стены. Теперь Лло обеими руками взялся за левую, уперся в стену правой ногой и освободился окончательно.

Оставалась еще решетчатая дверь камеры. Лло, подобрав цепи подошел к ней и прислушался. Снаружи не доносилось ни звука.

Он вернулся к стене, вставил оторванные болты на место и заорал:

– Стража! Стража!

Послышались шаги, и голос тюремщика спросил:

– Чего тебе?

– Стража!

– А ну, заткни глотку!

Но Лло не унимался, и тюремщик наконец отпер дверь.

– Заткнись, сукин сын, не то язык отрежу!

– Где тебе, дерьма кусок – кишка тонка, – ответил Лло.

Дверь отворилась, и Лло зажмурился от света горевшего в коридоре факела.

– Я знаю, чего ты добиваешься, – сказал тюремщик, – чтобы я тебя убил. Тебе страшно думать, как тебе отрубят руки и ноги и острый кол прорвет твое нутро, но убивать тебя я не стану – заставлю только пожалеть, что ты еще не подох. – И тюремщик вынул из-за пояса толстую плеть.

Лло ринулся на ошеломленного стража, и оба упали на пол. Лло стиснул ему горло и давил, пока не хрустнула шея. Совесть его не мучила: смерть Лидии и неправедный суд изменили душу кузнеца. Он двинулся по коридору. Поблизости стоял стул тюремщика, и на стене висели ключи. Лло разомкнул свои кандалы и скинул цепи.

Он не знал расположения темниц и не имел понятия, как выйти отсюда на волю. Знал только, что тюрьма находится на четвертом ярусе подземелья и лестница из нее выходит в большой зал. Этим путем ему не уйти. Есть еще другая лестница, но куда ведет она? Лло сел на стул и задумался. То, что он, сбросив цепи, остался узником, бесило его. Вернувшись к мертвому тюремщику, он стащил с него камзол, взял с пояса острый нож и медленно, морщась от боли, сбрил свою золотисто-рыжую бороду, но усы оставил. Потом надел на себя камзол стражника и отпер все шесть дверей в коридоре, выпустил узников и снял с них цепи.

Грязные, исхудавшие, покрытые язвами, они собрались в коридоре.

– Может, нам удастся выйти на волю, – шепотом сказал им Лло. – Идите за мной, только тихо.

Он побежал вверх по лестнице, не оглядываясь назад. На следующем ярусе часовой, сидя за столом, от нечего делать бросал кости. Лло махнул узникам, чтобы не высовывались, и смело подошел к стражнику. Тот взглянул на размеченную свечу.

– Ты явился раньше времени, но я жаловаться не стану, – ухмыльнулся он. Собрав кости, он встал, но кулак Лло швырнул его обратно на сиденье, и он треснулся головой об стол. Лло снова отпер двери и выпустил заключенных. Его не заботило, какие преступления они совершили, его заботил только собственный побег.

– Теперь можете делать, что хотите, – сказал он им.

– Но как нам выбраться отсюда? – спросил коренастый бородач с зубчатым шрамом на щеке.

– Поднимитесь по лестнице и освободите остальных. До верха еще два яруса.

– А ты?

– У меня есть другие дела.

– Кто ты? – спросил другой узник.

– Лло Гифс.

– Я запомню твое имя, друг, – пообещал бородач.

Лло кивнул и поднялся по другой лестнице в коридор с занавешенными окнами и ковром на полу. Окна выходили на двор, находившийся в десяти футах ниже. Ворота стояли открытыми, двое часовых болтали друг с другом. На крепостной стене Лло насчитал пятерых лучников. За воротами мерцали огни Макты и виднелись освещенные луной далекие горы. Лло тихо спрыгнул из окна на булыжник, и в это мгновение где-то внутри замка раздался крик.

– Заключенные вырвались на волю! – заорал кто-то. Лло побежал к воротам.

– Что случилось? – спросил его часовой.

– Узники бежали, – сказал Лло. – Скорее к лестницам!

Оба часовых ринулись к замку, а Лло крикнул солдатам на стене:

– Помогите им. Не дайте беглецам выйти наружу!

Лучники повиновались, и Лло, не спеша выйдя за ворота, зашагал в сторону гор.

После он узнал, что двадцать три человека, которых он выпустил, освободили еще сорок узников. Тридцать беглецов погибли в схватке со стражей, еще двадцать двое были пойманы в первые три дня, но одиннадцати удалось бежать.

Теперь, семь месяцев спустя, когда Лло сидел в своем древесном убежище, неизвестные всадники снова разыскивали какого-то беглеца.

«Скорее бы его поймали», – думал Лло.

Вооруженные люди, распугивающие оленей и представляющие угрозу для него самого, были ему в лесу ни к чему.

Лемфада, спрятавшись за двумя валунами, наблюдал за погоней. Дождь хлестал всадникам в лицо, но они упорно продвигались вперед, ведомые следопытом, пожилым номадом. Этот номад наверняка чародей – как бы иначе он отыскал след на камнях и осыпях?

Юноша оглянулся на горы и лес. От опушки, сулившей убежище, его отделяло не меньше мили, да еще в гору. Он промок под дождем, и в пустом животе урчало. И угораздило же его пуститься в бега! Неужели у герцога ему пришлось бы еще хуже? Да, пришлось бы – Лемфада не обманывался на этот счет. Герцог часто наказывает своих слуг плетьми, а в день зимнего солнцестояния приказал живьем содрать кожу с одного старого раба. Нет, Лемфада правильно сделал, что убежал.

Шагов за двести от беглеца номад внезапно остановился и указал пальцем на камни, за которыми он сидел. Всадники пустили лошадей вскачь. Лемфада, растерянно моргая, выскочил из укрытия и побежал к горам, скользя по грязи и мокрым камням. Позади гремели копыта и слышались крики седоков.

В панике Лемфада выкрикнул магическое имя и сразу стал легким, а шаги его удлинились. Теперь он не бежал, а скорее порхал над камнями. Свернув влево, он совершил десятифутовый прыжок и тут же по узкой тропке метнулся вправо. Всадники, вынужденные огибать валуны, не могли гнаться за ним по прямой.

Барон Эррин на громадном вороном мерине скакал за беглецом, не веря своим глазам – так быстро мчался этот мальчишка. Знай он, что этот раб такой прыткий, не стал бы отдавать его герцогу, а выставил бы в Фурболге на бега. Ну, да теперь уж поздно.

Слыша, что стук копыт приближается, Лемфада снова кинулся влево, на каменную осыпь. Эррин, выругавшись, тоже направил коня на неверный склон, но мерин поскользнулся и присел на задние ноги.

– Дай мне свой лук, – крикнул Эррин догнавшему его всаднику. Прицелившись, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и отпустил тетиву. Стрела попала юноше в спину. Тот покачнулся, но не упал и вскоре скрылся за деревьями.

– Продолжать погоню, господин? – спросил номад.

– Нет – нас слишком мало, чтобы встречаться с мятежниками. К тому же стрела вошла глубоко – он все равно не жилец. – Эррин бросил лук его владельцу и повернул коня. – Что такое крикнул этот парень? – спросил он.

– Похоже на имя, господин – Оллатаир, – сказал номад.

– Мне послышалось то же самое. Но с чего было беглецу выкрикивать имя мертвого чародея? И почему его бег после этого так ускорился? – Номад пожал плечами, и Эррин улыбнулся. – Тебе это все равно, так ведь, Убадай?

– Так. Я свое дело сделал. Выследил его.

– Ты молодец, но тут какая-то тайна. Надо будет сказать Окесе, когда вернемся. – Номад сплюнул. – Он тебя тоже не любит, дружище, – усмехнулся Эррин. – Но берегись: он человек могущественный, и лучше не делать такого своим врагом.