Текст книги "Бог войны"

– Никто не проявит милосердия ни за что, – ответил Блэкстоун. – Я английский лучник.

Убедился, что коридор свободен, и вышел, оставив того умирать.

* * *

Французская армия бессильно стояла по ту сторону брода. Уровень воды был еще слишком высок, чтобы хотя бы помышлять о переправе. Они выжидали, пока прилив не нахлынул и не схлынул дважды, прежде чем решили, что штурмовать плацдарм англичан не удастся. Не оставалось ничего иного, как отступить до самого Абвиля, переправиться через реку там и тогда по северному берегу ринуться вдогонку за Эдуардом. Но на английской стороне каждому – от благородного господина до рядового конюха – было очевидно, что французская армия, признанная лучшей в Европе, численностью превосходит войско Эдуарда в добрых два раза, да еще толику сверх того.

Английские подкрепления и припасы, которые должны были прибыть из Англии и дожидаться их в Ле Кротуа, еще даже не покинули порт приписки. Разведывательный отряд обчистил город и окрестности. Армия хотя бы будет накормлена, но в битву ей придется идти только с имеющимся оружием и людьми. Гонец доставил вести от сэра Хью Гастингса и фламандской армии. Они продвигались на юг с северной границы Франции, но их попытки штурмовать французские укрепленные города провалились, и они ретировались во Фландрию. Соединиться обе армии не смогут; Эдуарду остается полагаться только на себя. Он двинулся маршем на восток через графство Понтьё, вступив в обширный дубовый и березовый лес Креси-ан-Понтьё, скрывшись из виду армии короля Филиппа, вместе с братом и племянником д’Аркура не догнавшей его на каких-то десять миль.

Скоро выбора не останется. Англичанам придется встать и дать бой.

* * *

– Томас! Ты нужен сэру Гилберту, – сказал Уилл Лонгдон, пробираясь между деревьями. На ночлег армия встала лагерем в лесу, вдоль хребта между Креси и деревенькой Вадикур. Предрассветный озноб закрадывался в мышцы истерзанных боями людей ноющей болью. Выбравшись из-под одеяла, Блэкстоун скукожился от сырого лесного воздуха, зевнул и потянулся, расправляя закоченевшие конечности. Ричард, как всегда, еще спал, подложив ладони под щеку, как дитя.

– Где?

– В сотне ярдов. Там. На опушке.

Блэкстоун кивнул.

– Харчи есть?

– Кусок баранины из той, что фуражиры Диспенсера раздобыли вчера.

– Не побудешь с Ричардом до моего возвращения? Дай ему чего-нибудь поесть. Мы малость поиздержались.

– Само собой. Вот. – Он протянул завернутый кусок мяса размером с ладонь. Откусив кусочек, Блэкстоун запил его глотком вина. Протер глаза и причесал волосы пятерней. Закинул лук за спину и затянул пояс. Щетина на лице зудела. Оба кивнули друг другу на прощание.

– Томас!

Блэкстоун повернулся уходить.

– Скажи да, – бросил ему вслед Лонгдон и, не вдаваясь в разъяснения, устроился в еще не остывшем одеяле друга.

Пробираясь по лесу мимо сотен скучившихся людей, через вонь прелого пота, мешающуюся с мускусным запахом лошадей, Блэкстоун сквозь деревья углядел конника. Тот переводил взгляд с дерева на дерево, проникая взором все глубже в лес. Король с придворными неспешно ехал через лес. Неужто король покидает свое войско? Быть может, он наконец-то решил объявить перемирие. Томас ощутил трепет паники: Бог ведает, что люди валятся с ног от усталости, зато дух у них на высоте. Они побили французов дважды, хоть и пребывали в меньшинстве. Если Эдуард объявит перемирие, они отправятся на родину; его ждет возвращение в деревню, к той жизни, что они вели вместе с братом. Воспоминание о доме не отставало от него, пока он спускался по склону. А захотел бы он вообще возвращаться домой, даже будь у него выбор? Отцовский боевой лук – наследство лучника – вливает силу в его руку всякий раз, стоит лишь натянуть его. Дух воина, поведал однажды отец, питается его подвигами и оружием, которое он лелеет. Но как быть с долгом в отношении Ричарда, который отец ему завещал? Отрок сражался с ним плечом к плечу, даже вынес сэра Гилберта в безопасное место. Пожалуй, Ричард все-таки даже лучший солдат. Можно ли будет остаться, если объявят перемирие? Позволят ли простолюдину снова свидеться с такой девушкой, как Христиана? Она незнатного происхождения, в отличие от семейства, которому служит. Если она когда-нибудь станет для него чем-то большим, нежели просто предметом вожделения, что станет с братом? Отец говорил ему и еще кое-что: от долга человека увольняет только смерть.

Он нашел сэра Гилберта с Элфредом. Конь рыцаря был уже оседлан.

– Ты спал как убитый, – сказал сэр Гилберт. – Видел во сне девушку, а?

– Я слишком устал, чтобы видеть сны, – ответил Блэкстоун.

– Усталость – жалованье солдата. Элфред сказал, ты славно сражался у реки.

– Как все, – отозвался Томас.

– Истинно, но в Пуасси ты послужил мне своей стрельбой. И у тебя острый взор, подмечающий, что к чему. Я всегда так и предполагал.

Блэкстоун не знал, что на это сказать.

– Я видел, как король и бароны едут прочь, сэр Гилберт. Мы выступаем?

Сэр Гилберт неуклюже вскарабкался в седло, едва сумев скрыть гримасу боли от ран.

– Мне что, доложить королю, что его лучник Томас Блэкстоун сим озабочен?

– Да просто подумал, сэр Гилберт.

– Вот так и делай, Томас, думай. Я так лорду Марлдону и сказал, но не знал, что у тебя довольно отваги, чтобы с этим совладать. Слишком много думать в солдатской жизни помеха. Я старался избегать этого, когда мог. Роджер Окли погиб на переправе.

– Я видел, как он упал, – кивнул Томас. – Он вел нас на славу.

– А теперь, наверно, водит дьявола за нос. Король ждет. Я опаздываю. Элфред, скажи ему. – И тронул коня прочь, чтобы присоединиться к свите, чьи пышные цвета удалялись через лес, пока не скрылись за деревьями.

– Наши парни – по большей части землепашцы да ремесленники, но не шарахаются от того, что от них просят. Лучшей роты лучников я, почитай, и не видел, – промолвил Элфред.

– Сейчас у них хвосты торчком. Даже Джон Уэстон говорит, что мы бились лучше некуда и победили, – заметил Блэкстоун.

– Он прав, но дело еще не кончено, Томас. Мы больше не драпаем. Король выбрал место, французские разведчики были на том холме с первыми лучами зари.

– Будем сражаться здесь?

Элфред кивнул.

– Сотники выведут своих лучников из леса, как только капитаны скажут, где мы нужны маршалам. Они отправились с королем осматривать местность.

Блэкстоун помолчал, обмозговывая эти сведения. Поглядел вдоль склона холма. Лес станет хорошей защитой с тыла. Ряд давно заброшенных radaillons – отвесных фигурных террас для земледелия – обеспечит защиту армии слева. Волнистый рельеф, как воронка, погонит врага вокруг и к центру. Бейся на своих условиях, как сказал ему сэр Гилберт: выбор места, где ты будешь сражаться, может провести черту между победой и поражением. Французы будут вынуждены атаковать вверх по склону через проход между лесом и склоном холма.

– Доброе место, Элфред.

– Непременно дам королю знать, что ты одобряешь.

– Я хочу позавтракать, – улыбнулся Блэкстоун, – чего тебе от меня-то надо?

– Подкрепления не будет. Гастингс на севере проиграл. Гонец прибыл после переправы. Только мы и король; больше некому остановить французов, Томас, а никто из этих парней, кроме некоторых бывалых вроде Джона и Уилла, в глаза не видел атаки тяжелой кавалерии. Это способно сломить дух даже сильнейшего, – поведал Элфред, впиваясь зубами в черствую овсяную лепешку. Переломив ее, протянул половину Томасу, принявшему ее с благодарностью.

– Они не сдадут позиций. Не поддадутся страху. Пока ни разу не сплоховали, – сказал Блэкстоун.

– Я перемолвился с ребятами, и они со мной согласны, что ты должен быть моим вентенаром. Двадцать человек, которыми ты будешь командовать, тебя поддержали, кроме твоего брата, который ходит за тобой как привязанный. Сэр Гилберт дал добро.

Томас проглотил сухой кусок лепешки.

– Да я только-то и делал, что следовал за людьми вроде тебя и господина Окли. И все.

– Слово за тобой, парень. Коли не хочешь ответственности, так и скажи.

– А как насчет Уилла Лонгдона, Джона или кого другого?

– Многие из старичков не хотят, чтобы от их решений зависели чужие жизни. Мы сражаемся друг за друга, но командовать людьми – дело совсем другое.

– Мне еще многому надо учиться, – проронил Блэкстоун, чувствуя тяжкое бремя решения.

– Да вокруг вдосталь тех, кто покажет тебе, что надобно. Вспомни Николаса Брея, Роджера и сэра Гилберта – ты ведь учился у них и, чаю, у меня, с тех самых пор, как ты здесь.

– Да, Элфред.

– Ну ладно. Что мне сказать сэру Гилберту?

* * *

Блэкстоун вел свою роту лучников через центр боевых порядков среди поднимающихся английских знамен и вымпелов. Маршалы поставили по тысяче лучников на обоих флангах, образовав из них треугольный клин, ограждавший латников и рыцарей с обеих сторон. Лучники войдут в соприкосновение с французами первыми, своими стрелами истребляя и сгоняя атакующих к центру – полю брани. Томас и его рота вошли в сотню лучников, посланную между рядами пускать стрелы прямо в лица тяжелой кавалерии, когда та ринется вперед.

Блэкстоун и его подначальные рыли квадратные ямы фут на фут и фут глубиной, чтобы могучие дестриэ спотыкались.

– Видал я вас, ребята, за сим делом в Морле в сорок втором, – проговорил валлийский пикейщик, точа наконечник своей пики. – Перекалечили лошадей, посбивали с ног на славу. Заставили французских ублюдков покувыркаться задами через титьку. Прям слыхать было, как ихние косточки хрустят, аки зерно под жерновами. Дивный звук. Оттого, почитай, и не отбивались, когда мы кололи их, аки трепыхающихся свиней.

Сплюнув, валлиец снова пустил в дело оселок, а окружающие закивали в знак согласия.

– Да был я при Морле, и вы те ж самые ленивые валлийские гады, что были о ту пору. Вместо чем сидеть на заду, могли бы подмогнуть, – проворчал Уилл Лонгдон, берясь за очередную западню, срезая дерн и долбя землю своим длинным ножом.

– Не-не, не хотим мешать искусникам навроде тебя делать, чего они умеют лучше всего. А когда закончишь, можешь вырыть для нас, взаправдашних воинов, отхожую яму, – парировал пикейщик. Валлийцы рассмеялись, но лучники их юмора не оценили.

– Мы их роем в аккурат такой глубины, чтобы похоронить вас, ублюдочные болотные крысы, когда лошади втопчут вас в землю, потому как больше от вас ничего и не останется, – буркнул Джон Уэстон, харкнув мокротой, приземлившейся в опасной близости от ног валлийца.

Молниеносный взмах пики, и Уэстон обнаружил смертоносный конец древка в опасной близости от собственного горла.

– Будь поосторожней в бою. Недолго пасть от руки своих же, – негромко произнес валлиец голосом, полным угрозы. – Мы, болотные крысы, видали, как такое случалось.

Джон Уэстон и бровью не повел, оставшись на месте, где наконечник пики подрагивал у самой его шеи, пока остальные наблюдали за противостоянием.

– Тогда считай себя везунчиком, коли у тебя такой крепкий затылок, что бронебойной стрелой не прошибешь.

– Тут малый прав, Даффид, – вклинился один из остальных валлийцев. – Надо ж иметь в башке не только стрелу англичанина.

Помаватель пики убрал ее, и гул одобрения и смех валлийцев разрядили напряжение.

Лучники вернулись к шанцевым работам, но угрюмый валлиец все поглядывал одним глазком на Уэстона, и Блэкстоун сообразил, что этот взгляд может смениться чем-то посущественней, когда всех их захлестнет хаос ближнего боя. И вытер грязь с рук о куртку.

– Мой отец был стрелком. Он рассказывал, что научился натягивать свой боевой лук у валлийского лучника. Так что, когда французы попрут, мы их завалим, а вы добьете. По-моему, честная сделка, – сказал он, глядя на валлийца.

Этот миротворческий акт не пропал втуне, и воинственный пикейщик кивнул, но тут же впился взглядом в медальон, выскользнувший из-за пазухи Блэкстоуна, и перемирия как не бывало.

– Ты украл это? – спросил валлиец.

Взяв медальон, Томас убрал его за пазуху.

– Мне дал его валлийский лучник в Кане.

Услышав разговор, другие валлийцы с интересом поглядели на самого Блэкстоуна.

– Валлиец не отдал бы его. Уж не ублюдочному англичанину и христианину. Только не это, – сказал один из других. – Ты мог взять его только у мертвого.

Блэкстоун поглядел на них; его рота лучников прекратила саперные работы, встав у него за спиной в готовности вмешаться, если заварится беда.

– Он умирал. Я помог ему. Если кто-либо из вас знает валлийца по имени Гриффидд ап Мадок, он вам скажет. Если нет, мне плевать, что вы думаете.

– Гриффидд ап Мадок? Он за тебя поручится?

Воцарилось умиротворение. Пора постоять на своем.

– Повторяйте его имя достаточно часто и, может статься, запомните его. Спросите у него, – заявил Блэкстоун. – Мне надо делать дело.

Отвернувшись от насупленного валлийца, он поглядел на своих бойцов. Своих бойцов. Их верность уже испытана. Ричард выпрямился во весь рост, держа нож, понимая смысл воинственных взглядов. Уилл Лонгдон, Джон Уэстон, все остальные смотрели на валлийцев в упор.

– Берите луки. Здесь мы закончили, – бросил Блэкстоун.

– Что ведомо англичанину о языческом талисмане? – спросил пикейщик, и едва Блэкстоун обернулся, как наконечник пики уперся ему в грудь.

Он приподнял руку, предостерегая лучников, чтобы не вздумали предпринимать агрессивных действий. Если солдаты вступят в схватку по какому бы то ни было поводу, будь обида надуманной или реальной, положить этому конец сможет только чья-то смерть. А вскоре за тем кто-то еще будет болтаться на конце веревки.

Он воззрился на валлийца.

– Это Арианрод. Богиня Серебряного Колеса. Она защищает тебя в этой жизни, а потом переносит тебя к новой. Он дал мне это со своим благословением. А ты близок к тому, чтобы проверить, поможет ли она тебе.

Но не успел тот сделать что-нибудь или даже рта раскрыть, сквозь строй, расталкивая всех в стороны, ураганом пронесся еще кто-то, загороженный другими, и ударом кулака поверг валлийца наземь. Блэкстоун узнал седовласого воина, встреченного в сражении за Кан.

– Он невежественнее свинского говна, Томас Блэкстоун. Он вывалился из утробы своей свиноматери в канаву и с той поры никак из нее не выкарабкается. Это твои люди?

– Они самые, Гриффидд ап Мадок.

– Не удивлен, – сдвинул тот брови. – Они выглядят круче задницы хряка, вскормленного чертополохом.

Валлийцы захохотали, а за ними и лучники. Гриффидд облапил Томаса медвежьими объятьями, а потом двинул кулаком в плечо. Блэкстоун исхитрился не скривиться от боли.

– Так твои лучники будут в наших рядах?

– Между вами и латниками.

Гриффидд обернулся к свои ошарашенным бойцам.

– Будьте с этими ребятами полюбезнее, коли хотите, чтобы они оставили вам на убой хоть толику французишек. – И пнул упавшего, даже не пытавшегося встать. – А тебе лучше хорошенько запомнить, что Арианрод простерла руки вокруг этого паренька. Еще свидимся, юный Томас Блэкстоун.

– Свидимся.

Кивнув Блэкстоуну, Гриффидд вернулся к расстановке своих бойцов. На миг Томас ощутил укол страха – хотя, похоже, не столько за себя, сколько за тех французов, которым предстоит погибнуть от рук свирепых валлийских пикейщиков, рвущихся в бой рыцарей и самых смертоносных убийц на поле брани – лучников.

10

К полудню английская армия образовала боевые порядки на склоне холма с лесом Креси за спиной и ближайшим городком на юго-востоке. Ветряная мельница на вершине гребня стала королевским штабом, и он разместил свой корпус там, где его штандарт будет развеваться у всех на виду. На переднем склоне разместились две баталии, составленные из инфантерии и пешей кавалерии. Сражения на севере Франции истощили королевскую рать. В живых осталось всего около четырех тысяч лучников – по тысяче выставили на каждом фланге, а две тысячи в арьергардном резерве при короле. Передний и самый опасный край поля брани будет удерживать авангард под командованием принца, и с ним будут стоять величайшие имена английской знати, возглашая врагу своими сюрко, щитами, знаменами и вымпелами, что они славные трофеи для каждого амбициозного французского рыцаря. Уорик, Нортгемптон, Кобэм, Одли, Стаффорд и Холланд – люди, ведущие в бой своим примером и сражающиеся с неустанным рвением вступить в бой и убить врага, воспламененные сознанием, что больше не будут удирать. Они знают, что пощады не будет, и это знание лишь укрепляет их решимость сеять смерть, а не принимать ее. Маршалы армии, Уорик и д’Аркур, отдали приказы капитанам. Боевых коней отвели назад, а рыцари приготовились биться в пешем строю. Хобилары и валлийские пикейщики будут удерживать центр вместе с латниками, а лучники Блэкстоуна будут среди них, менее чем в сотне шагов позади самого принца. Они станут дополнительной силой, которая оградит юного принца от покушений любого наплыва французов. Когда французы свернут с юга через складку земли, авангард первым примет на себя всю мощь атаки. Корпус Нортгемптона встал слева и чуть позади войска принца: дополнительная защита на случай, если французы окажутся настолько глупы, чтобы попытаться атаковать со стороны заболоченного грунта у подножия холма. Подготовка закончена. Король приказал своим людям отдохнуть и поесть из той малости, что у них осталась. Он хотел, чтобы они были сильными, когда враг пойдет на них. Теперь оставалось только ждать.

Люди сидели на земле. Ричард Блэкстоун лежал на спине, наблюдая, как облака меняют форму, обводя их контуры пальцем. Бойцы поели те крохи, что им выдали. Душная августовская жара грозила дождем, и пот лил с них ручьями. Блэкстоуну было приятно, что он не в доспехах.

– Сейчас они не пойдут. Поздновато уж, – заметил Уилл Лонгдон, проверяя оперение, проглаживая каждую стрелу пальцами, а затем, как и другие, втыкая ее острием в землю, так что перед ним мало-помалу вырастал лесок из ясеня и гусиных перьев. Каждому лучнику выдали по две связки, а в каждой связке было по двадцать четыре стрелы. Эти стрелки могут выпустить дюжину стрел в минуту, а то и поболее. Тридцать тысяч стрел обрушатся с пасмурных небес за первые две минуты атаки. Бойня будет чудовищная, и как Блэкстоун ни тщился представить ее, воображение отказывало. Он еще ни разу не видел, как армия сражается на бранном поле.

– Они будут ждать еды и постельки на ночь, а потом короли переговорят и назначат время на завтра, и меня это вполне устраивает, потому что я мог бы съесть осла, – ворчал Уэстон, поглаживая ладонью изгиб древка лука, словно черпая в этом утешение.

– Придут, – возразил один из валлийцев. – Ждут не дождутся нас покончить. А уж после в постельку и поесть.

– Истинно, они любят добрую бойню, эти французы, – поддержал Мэтью Хамптон.

Ропот перекатывался по рядам. Никто не сомневался, кто будет в проигрыше. Блэкстоун пощупал свой талисман и полотняный лоскут с вышитой птичкой. Две женщины оберегают его жизнь – Арианрод и Христиана. Поглядел на Ричарда, по-прежнему с детским изумлением взиравшего в небеса; отрок, способный убить не меньше любого мужа, да притом на какой-то годик моложе принца Уэльского, стоящего в авангарде сражения. Ричард будто и не понимал, что такое страх. Он доказал свою дерзость и отвагу не раз и не два.

Блэкстоун боялся, но не выказывал этого.

Кем из сыновей отец гордился бы больше?

Рев, подобный боевому кличу, прервал грезы Блэкстоуна. Люди повскакивали на ноги. На гребне над ними развернулось королевское знамя – львы Англии и лилии Франции, рея на влажном ветру, а рядом с ним выписанный алым дракон боевого штандарта.

– Дракон! Дракон! – взревели бойцы.

Ликующие возгласы мало-помалу стихли, когда король выехал на иноходце, потому что его могучий боевой конь уже стоял на привязи вместе с тысячами остальных. Маршалы Уорик и д’Аркур с констеблем армии, закаленным в боях Нортгемптоном, поехали среди рядов. Король, с непокрытой головой, еще без доспехов, в зеленом с золотом пурпуэне – толстой стеганой нательной рубахе, предназначенной, чтобы доспехи сидели ловчее. Проезжая мимо строя, он указывал белым жезлом на тех, кого узнал. А потом останавливался и заговаривал с ними, в каждом из трех подразделений. Блэкстоун и его соседи еще не слышали слов короля, но его продвижение отмечали смех и ликование. Ко времени, когда король натянул поводья перед латниками и лучниками, среди которых стоял и Блэкстоун, трепет предвкушения такой близости к монарху пробегал по ним, как дрожь по спине лошади.

– Довольно ли мы отдохнули от прогулки по Нормандии, ребятушки?

– Довольно!

– Истинно! – послышались нестройные крики.

– С уроком-другим плавания, сир! – выкрикнул кто-то. Король улыбнулся, и люди рассмеялись.

– Тогда мы полагаем, пора сразиться с сим королем, притязающим на сии земли, считающим, что, побив нас нынче, он водворится в нашем королевстве и дозволит своим людишкам познакомиться с теми, кого мы зовем своими близкими.

Дружный рев негодования заставил короля вновь улыбнуться, но тут же его лоб нахмурился и голос утратил веселость.

– Мы призываем всех вас не сдавать позиции, не уступать, не нарушать строй, ибо мы должны превзойти сего короля, моего кузена. Мы знаем его и его армию. Отваги им не занимать; они славятся своей свирепостью и изольют ярость furor franciscus[16]16
  Французская ярость (лат.), тактика стремительного и безоглядного нападения.


[Закрыть] на всех нас. Но в этой сече им не победить. Они не могут, клянусь вам. Прольется и английская, и валлийская кровь, это обещание мы можем дать и сдержать, но сражение уже выиграно, сие обещание мы даем пред очами Господа. Наш собственный сын будет стоять вместе с вами, мы будем живы или сложим голову обок вас. Не будет выкупа за пленение благородного рыцаря или владыки, и не будет ограбления мертвых. Сие день нашей славы. Повесть об их уничтожении будет жить в веках. Они не ведают, какой яростью обладаем мы. Примите мои слова близко к сердцу. Мы не берем пленных. Мы не проявляем милосердия. Убейте их. Убейте их всех! – повелел он.

Эхо кровожадного рева раскатилось среди холмов.

Ричард Блэкстоун не отрывал взор от своего короля. В безмолвном мире, где он обитал, были вещи, которые он понимал с самого детства. Запах ветра и перемены погоды тешили его чувства так же, как цвета полей и небес. Этот человек, избранный Богом, взирал на него, и воздух дрожал от гула, пока окружающие, щеря зубы, исторгали рев в небеса. Они – ангелы земные, убивающие всякого, кто сулит угрозу. Брат не смотрел в его сторону, и чувство, некогда теплившееся в груди, покинуло его. Сражаться легко. Для этого нужны сила и способность убивать бесстрастно. Он наделен и тем и другим. Бытие в каземате его мира направило чувства в иное русло. Девушка на родине некогда давала ему свое тепло, и он пытался поведать ей о том своими неуклюжими жестами и невнятными звуками. Она улыбалась, гладила его по голове, а потом бралась за его мужественность и вводила в себя. От ее мягкой влаги у него слезы наворачивались на глаза. Не было ничего на свете нежнее ритмичных движений этой девушки, клавшей ладони на его исковерканное лицо и опускавшей его губы на свои перси. Когда она улыбалась, закрыв глаза, он следовал за ней в ту же тьму, пытаясь разделить с ней это мгновение. Он не хотел ее убивать. Это деяние он похоронил внутри себя. И когда брат вызнал его секрет, в него будто нож вонзили. И теперь брата ничем не вернуть.

Длинноволосые люди с копьями, некоторые с намалеванными на лицах странными знаками, избегали встречаться с ним глазами. Люди, натягивающие боевые луки точь-в-точь как учил отец, стали теперь ближе родного брата. Они будут отплясывать джигу, а некоторые попадают от выпивки, но они простые дикари, убивающие, чтобы остаться в живых. Ни малейшего сожаления из-за убиения других, чтобы твое собственное дыхание не булькало из груди через пробоину от копья.

Он поглядел вдоль строя. Люди в кольчугах и латах стояли наготове, пикейщики оперлись на свое оружие, а люди с луками заняли свои места среди рядов. Он увидел, как молодой человек преклонил колени пред королем и король поцеловал его в губы, как раньше целовал Ричарда брат. Король любит этого юношу, как любил Ричарда отец. Юношу окружали люди в доспехах и цветных одеяниях и реющие флаги. А потом отец оставил сына, и юноша надел шлем. Огляделся. Люди больше не кричали. Они сцепили зубы, щуря глаза от низкого послеполуденного солнца. Обратив взор вперед, он увидел зеленые холмы, контрастирующие цветом с полчищами людей и лошадей.

Французы прибыли.

Сэр Гилберт приказал бойцам занять позиции.

– Здесь мы выстоим или погибнем, ребята. Когда честь Франции выйдет из-за того холма, над ними на фоне неба будет развеваться их орифламма[17]17
  Королевский штандарт-хоругвь.


[Закрыть]. И она кроваво-красная отнюдь не без причины. Это их священный флаг, благословленный каждым блудодействующим священником в христианском мире, а значит, они тоже пленных брать не будут. Каждого из нас. Короля, принца, графа или простолюдина – они намерены перебить нас всех, коли только мы не убьем их первыми. Господь вас благослови, ребятушки. Я не покину это поле, пока или не буду покойником, или враг короля не будет разбит.

Сэр Гилберт занял свое место в первой шеренге.

Элфред отправился к своим лучникам на самом фланге, по пути тронув Блэкстоуна за плечо.

– Свидимся, Томас. Целься верно. Они не должны прорваться.

Блэкстоун кивнул; страх уже начал глодать его нутро, но он не позволит, чтобы его бойцы это увидели. Со склона холма докатились звуки труб и литавр.

Французы пришли разгромить их.

* * *

Пять тысяч генуэзских арбалетчиков спешили по дороге из Абвиля. Позади них французские конные латники и рыцари едва сдерживали горячащихся боевых коней. Их способ боевых действий – это атака с копьями, укороченными до шести футов, чтобы убить третий ряд стоящих в обороне, как только первый будет утыкан арбалетными болтами, а второй сокрушен железными подковами. Меч, булава, молот и секира сразят или покалечат остальных. Свет знает, что французская армия – самая могущественная и эффективная рать, и в этот день в Креси-ан-Понтьё тридцать тысяч ее воинов втопчут в грязь выскочку-короля, командующего неполными десятью тысячами бойцов. Всякого, кто осмелится пойти против короля Филиппа VI Французского, ждет погибель.

Подъезжая к полю брани, рыцари запрокинули головы в шлемах с открытыми забралами, радуясь дождику, приносящему облегчение от спертого воздуха и пыльных дорог. Таким аллюром они скоро достигнут английских порядков. Долгие августовские сумерки дадут им довольно времени, чтобы увенчать день победой.

Пелену дождя, прокатившегося над полями, снесло к людям на холме, ожидающим нападения. Не дожидаясь приказа, каждый лучник снял тетиву с лука, спрятав ее за пазуху или под кожаную шапку. Негоже, чтобы она растянулась от влаги, сократив дальность полета стрелы. Ливень минул, тучи понесло дальше в глубь суши, и солнечные лучи излили теплый свет, воспламенивший мокрую траву золотом и заигравший бликами на мокрых французских доспехах и щитах.

Оглянувшись, Блэкстоун с прищуром поглядел на низкое солнце. Король и маршалы выбрали это место куда дотошнее, чем он сознавал. Атакующим французам не только придется карабкаться в гору, но еще и западное солнце будет светить в глаза.

– Идут, – спокойно произнес кто-то, пока лучники снова натягивали луки.

От топота тысяч ног и копыт земля затряслась. Ричард Блэкстоун чувствовал это острее большинства – дрожь тверди говорила с ним. Вдохнув сырой воздух, он задержал его на миг в ноздрях и легких. Трава благоухала, и ветерок доносил свежесть с лугов и из леса. Ричард довольно замычал. Блэкстоун, обернувшись, поглядел на его ухмыляющееся лицо с нескрываемой печалью оттого, что немой отрок утратил невинность. Протянул руку и коснулся плеча брата. Он бы отдал все на свете, только бы не знать о смерти девушки. Ричард прочел боль во взгляде брата. Коснувшись сердца и губ, Томас протянул руку. Последний жест любви перед неизвестностью сражения. Взяв ее, отрок с кривой челюстью прижал свои влажные губы к загрубевшей ладони.

Генуэзские арбалетчики и матросы, числом равные чуть ли не половине английского войска, выкрикивали стоическим англичанам оскорбления. Это было первое из трех подразделений, развернувшихся в боевую линию в три шеренги, с громадным боевым флагом орифламмы у задней части, поднятым повыше, чтобы видели все англичане. Арбалетчики промокли до нитки, устали и проголодались. Французы же, относившиеся к ним с презрением, торопили их на поле боя. Выпустив болты, арбалетчики вынуждены были остановиться, чтобы взвести механизмы своего оружия для следующего выстрела. В позиционном бою их обычно защищают большие щиты, за которыми можно спрятаться на время перезарядки, но сегодня их французские наниматели оставили paviseurs[18]18
  Щитоносцы (фр.).


[Закрыть] в обозе, рассчитывая, что арбалетчики просто скосят передние ряды англичан, а остальное доделают дестриэ в доспехах и рыцари. Нетерпеж французов и ливень доведут генуэзцев до ручки.

Стоя перед орущими шеренгами, англичане, оказавшиеся в пределах обстрела арбалетов, увидели, как в воздух взмыли несколько тысяч болтов, выброшенных стальными пружинами. Как только они трепетно устремились к земле, вторая шеренга прошла вперед и выстрелила. Бесчисленные трубы и барабаны набирали темп, взвинчивая какофонию бравады. Но английские и валлийские ряды не дрогнули. Попав в них, эти болты посеяли бы смерть, но они не долетели, воткнувшись в землю перед английскими латниками. Стреляя в гору да против солнца, генуэзцы недооценили расстояние, а витые из сыромятной кожи тетивы арбалетов растянулись от дождя.

По рядам англичан прокатился рокот удовольствия.

– Бедные ублюдки, – проворчал Уилл Лонгдон. – Неужто не могут получше?

И тут послышались команды сотников с правого и левого флангов:

– Наложи! Натяни! Пускай!

Блэкстоун и остальные вытянули шеи, наблюдая, как густая туча стрел трепещет в воздухе. А потом громовые раскаты рибальд – привязанных к тележкам четырехдюймовых пушчонок, изрыгавших дым и куски металла, – умножили их огневую мощь. Эдуард поставил их по обе стороны от флангов лучников. Они убивали не так результативно, как стрелки, зато их грохот и клубы дыма вселяли страх и замешательство, кончавшиеся смертью, когда стрелы падали. Это была сущая бойня. Англичане давали залп за залпом, и стрелы с железными наконечниками впивались в плоть и кость. Покинув строй, генуэзцы бросились бежать.

– Полюбуйтесь-ка! – воскликнул Блэкстоун, увидев, как сотни французских рыцарей едут вперед, топча генуэзцев и убивая всех уцелевших, до которых могли дотянуться мечом и копьем. Сэр Гилберт повернулся на своем месте в передней шеренге, подняв щит и оставив меч в петле на поясе, потому что каждый латник и рыцарь держал копье, чтобы вонзать его в мышцы французских жеребцов, сумевших не покалечиться в ямах, когда те доберутся до боевого построения англичан.