Текст книги "Потерянный среди домов"

Это меня задело, словно кто-то поймал меня, когда я пел перед зеркалом. В общем, я почувствовал себя совершеннейшим козлом. Так что с тех пор я старался держаться подальше от Сэнди Хантер, потому что ничего веселого находиться в обществе человека, которому ты когда-то нравился и больше не нравишься.

Я уже расположился в компании, ожидающей танцев. Это занимает целую вечность. Парень у двери был диск-жокеем с радиостанции Хантсвилля, и он вел себя словно это большое траханое событие и все должны видеть, как он флиртует со всеми пиздюшками. Ансамбль начал играть, и я взмок от нетерпения.

– Спокойно, – сказал Харпер.

Но я не мог, я продолжал вертеть головой над толпой, словно жираф, одаривая парня презрительными взглядами. Наконец я добрался до двери.

– Время, – сказал я, но парень просто проигнорировал меня.

Он говорил о своей жене, рассказывал какому-то парнишке, что следовало бы подождать, прежде чем жениться. Слишком большое искушение.

– Надо было думать, – сказал он, – натурально.

Словно я был кусок дерьма, точно? Я торопливо оторвался от этих двух Эйнштейнов и вошел. У меня в руке была печать, которая светилась, если ее поднести к неоновой лампе. Когда я увидел лиловый неоновый свет в зале, у меня возникло ощущение, что я в экзотическом царстве.

Я вошел и встал рядом с ансамблем. Это была группа из Торонто, Томми Грэхем и «Биг таун бойз». Я много раз видел их по телевизору. Они казались мне немного старомодными в этих одинаковых полосатых рубашках и белых джинсах – такого рода ансамбль, который перерос свое время. Но, скажу я вам, сами по себе они были классными. Я хочу сказать, они действительно могли играть. Даже Томми, который всегда казался мне просто репродуктором, семенил со своей маленькой белой гитарой, перебирая худыми ногами. Обычно я думал про себя: да, парень, только в Канаде группу перестарков, как эти ребята, выпускают в эфир. Я хочу сказать, в Англии у них есть «Битлз» и «Стоунз», а в Штатах – Боб Дилан, но здесь у нас – извольте – есть только Томми Грэхем и «Биг таун бойз». К тому же у них был настоящий барабанщик с установкой из черных роджеровских барабанов, двойным барабаном и двойным басом. Это – большая артиллерия. Я стоял у края сцены, глядя, как он играет, и испытывал самую черную зависть. Я хочу сказать, что умер бы, только бы делать что-то подобное, но он был старше меня, может быть, на четыре – пять лет, так что я решил, что у меня еще есть время.

Я оглядел помещение. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то занял мое место. Я увидел Сэнди Хантер, она разговаривала с высоким, спортивного вида парнем со стрижкой ежиком. Терри как его там. Думаю, он был капитаном команды, играющей в лакросс, настоящий тупица, но с таким парнем не пошутишь. Он без конца бросал на меня взгляды, так что я решил, что она говорит обо мне, рассказывает, какой я козел, и он просто умирает от ожидания, когда я сделаю что-нибудь идиотское, чтобы вытащить меня на парковку и вытрясти пинками из меня дерьмо. Так что я постарался не встречаться с ним взглядом.

Ко мне подошел Грег, но он был совсем какой-то трахнутый. Я хочу сказать, он всегда так себя вел на танцах, хотя даже с такими зубами мог бы оставаться человеком, но ладно, забудем об этом. Они с парой других ребят сходили к грузовику выпить перед танцами, и теперь он был буйным здоровяком, что заставляло меня нервничать. Хватал людей и обнимался с ними, вот такое дерьмо. Это было что-то вроде: посмотрите, как я надрался. Откровенно говоря, я не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что он – мой друг. Неплохо, да? Но что поделать, так оно и есть. Полагаю, если ты собираешься напиваться и вести себя как козел, то должен откидать, что люди будут шарахаться от тебя.

Я увидел этих двух сестричек из Квебека. Парень, они были красавицы: одна светловолосая, другая с темными волосами, острые маленькие подбородки и черные глаза. Словно пара куколок. Секс-куколок. Они не про мою честь, я это знал, я хочу сказать, что не было смысла даже пытаться, хотя одна из них, должен сказать, временами мне улыбалась. Я думал, что ей ибо жаль меня, либо она думает, что я действительно интересный парень, потому что никогда не говорил с ней Кто может знать? Может быть, она просто была такая милая. Я повернулся, чтобы посмотреть на ансамбль. Барабанщик действительно хорошо работал вагами, просто класс, он знал, что я на него смотрю, и всякий раз поднимал голову и кивал мне. В этих маленьких круглых черных очках и в ковбойских сапогах он был одним из самых классных парней, которых я когда-либо видел. Я хочу сказать, у него было все. Но я не хотел, чтобы он подумал, что будет стараться весь вечер исключительно для меня, так что через некоторое время я пересек танцплощадку и пошел наверх.

Отсюда я мог видеть танцующих девушек. Ничто не сравнится с девушкой, которая танцует по-настоящему. Это словно смотреть на Бога. Сверху можно смотреть, смотреть и смотреть без страха, что кто-то тебя застукает или поймет, что ты об этом думаешь. Запах танцующих тел поднимался вверх от жары, и с ним поднимался дым и цветной свет. Я гадал, что эти девушки делают со своими пропотевшими рубашками и бельем, когда возвращаются домой. Бросают все это на кровать или швыряют в стирку? Иногда мне хотелось забрать их пропотевшие одежки домой и немножко подержать в своей комнате. Одна только мысль об этом обдавала меня жаром. Мне пришлось отступить назад и сделать глубокий вдох. Иначе я бы прыгнул с балкона.

Я заметил одну из девушек из Французской Канады, темноволосую. Она стояла у перил, и я вежливо с ней поздоровался. И поскольку она не напустила на меня копов, я остановился на секунду спросить, как ей тут.

Прекрасно, сказала она, наклонила голову и глотнула колы. Я почувствовал себя вроде как больным, такая она была красавица. Она спросил меня, как дела, и я начал было говорить ей, я хочу сказать, я попытался сообщить ей, что все в порядке, но это прозвучало не очень интересно. Я испугался, что она смоется, так что сказал, что у меня небольшая проблема, мои родители уехали на уик-энд, и я устроил грандиозную вечеринку, и теперь мой дом похож на бедлам, повсюду пятна на ковре, и я, похоже, попал в беду.

– Что за пятна? – спросила она.

– О, ты знаешь, – напустил я таинственности, подразумевая, что была большая траханая оргия, и теперь по всему дому разноцветные пятна. Я не мог заткнуться. И самое забавное, она вроде бы меня слушала и делала предположения, вы понимаете, как очистить ковер, добавить что – то, я забыл что, что – то в холодную воду, взять губку… но на самом деле, пока я болтал, у меня было это чувство, оно просто вцепилось в меня, что, может быть, я веду себя как большая жирная змея, или что я самый большой траханый врун в истории человечества.

– Думаю, кроме того, у одной из них были эти дела, – сказал я, совершенно входя в роль.

– Ты хочешь сказать, что их было больше чем одна?

– Это же была первая ночь, – сказал я.

И даже после этого она не ушла. Вернулся ансамбль, и мы продолжали болтать, понимаете, как теперь вычистить мой дом, и все становилось безумно сложным. Наконец зазвучала медленная песня. Я перегнулся через перила и сказал, только представьте:

– Хорошая песенка.

Классно, да?

И она ответила:

– Да.

Потом я сказал:

– Хорошо потанцевать под такую музыку.

– Да, – сказала она.

– Но я не люблю приглашать девушек на танец. Мой намек был очевиден.

Она сделала последний маленький глоток и поставила стакан на пол у перил.

– Я потанцую с тобой, – сказала она.

Так что мы спустились вниз по ступенькам и вышли на танцплощадку, и она положила руку мне на плечо, а я положил руку ей на спину, я мог чувствовать пот, просочившийся сквозь ее рубашку, и запах ее духов, это не были какие-то классные духи, вроде какие-то дешевенькие, как сказала бы моя мама, но мне он все равно понравился.

И когда танец закончился, она чуть-чуть отступила назад, словно бы собиралась сказать мне, что ей нужно пойти найти сестру, вы понимаете, но мне не хотелось, чтобы все кончилось так, чтобы она бросила меня посреди танцев, учитывая, что она немного узнала меня. Так что по-настоящему быстро, прежде чем она успела что-то сказать, я произнес: «Благодарю за танец» – и потом крутанулся и отошел. Я хочу сказать, может быть, я выглядел как сумасшедший, но мне не хотелось чувствовать себя лузером. Не в тот момент, когда все пошло так хорошо. Пусть немножко помучается догадками, думал я. Потому что это вечно парни мучаются догадками. Кроме того, теперь, когда она увидит меня в следующую субботу, она будет знать, что я в порядке и что это классно сказать мне «привет». В общем, я не собирался вцепляться в нее как траханая минога на весь остаток вечера.

Я поспешил наружу. По патио слонялся Харпер.

– Давай смываться, – сказал я.

Но он ответил:

– Нет, пока нет.

Мы немного постояли там, ворча на публику. Я убедился, что мне не стоит возвращаться внутрь. Это был довольно хороший способ проститься, и мне не хотелось разбавлять его чем-то другим.

Через некоторое время Харпер огляделся, облизал губы и сказал:

– Ну что ж, может быть, нам стоит сделать что-то вроде oubliez la,[4]4
  Забудьте это (фр.).


[Закрыть] – что было его способом сказать «пошли».

Когда мы приплыли к пристани и привязали лодку, было приблизительно полдвенадцатого. Харпер вроде бы посмеивался над тем, какой дерьмовый вечерок это оказался, а я говорил, ну, какого черта. Потом мы оба вышли из лодочного домика. Прошли по болоту, луна над нами была желтая и круглая, потом под звездами по полю и двинулись к дому. В гостиной горел свет, нам видно было с поля, и от этого местечко выглядело таким уютным. Просто чтобы разволновать себя, я представил, что я – путник, что я не знаю людей, живущих в доме, просто вроде как бреду здесь, в самой середине ничего. И вы знаете, что бы я сделал? Стал бы я стучать в чью-то дверь или продолжил бы путь в город? Я настолько погрузился в мысли о том, каким одиноким бы я был здесь, что едва не выпрыгнул из штанов, когда Харпер заговорил со мной.

– Ты заметил, что старушка схоронила все ружья? – сказал он, сунув в рот травинку.

Я уставился на него.

– Что?

– Спрятала все ружья в подвале.

– Ради чего?

– Доктор сказал ей это сделать.

– Чей доктор?

– Доктор старика.

– Господи Иисусе.

– Здорово, да?

– И где она их прячет?

– Под лестницей, маленькое местечко в задней части дома, все записанное мышами. Между прочим, предполагается, что ты об этом не знаешь. Это секрет.

– Что он сказал?

– Сказал, что собирается застрелиться.

– Правда?

– Он был в траханом состоянии, я думаю.

– Доктор был в траханом состоянии?

– Нет, старик был в траханом состоянии, когда сказал маме, и она сказала доктору. Ради Христа, Саймон, ты что, не можешь следить за мыслью?

– Ты думаешь, он действительно бы это сделал?

– Ни фига. Должен быть настоящий повод, чтобы сунуть пушку себе в рот.

– Полагаю, ты прав.

– Твой голос звучит чересчур разочарованно, Саймон. Не забудь, что он – твой отец.

– Может, ты считаешь, что нужно запирать дверь в подвал? Или нарисовать круг в спальне, чтобы он никогда больше не спустился вниз?

Харпер в изумлении расхохотался.

– Отличная речь, Саймон. Ты говоришь как настоящий псих. Член этой семьи, я имею в виду. Иногда я думаю, что они перепутали ребенка в роддоме. Все здесь кажутся такими воинственными. Не думаю, что стану счастливым, пока мне не исполнится пятьдесят. Я всегда так думал. Даже когда был мальчишкой. – На мгновение он замолчал. – Интересно, почему Анни Кинсайд сегодня не было?

Мы вошли в дом. Харпер поднялся в спальню, улегся на кровать, включил радио и принялся слушать бейсбольный матч.

Я спустился вниз, сделал себе сандвич с ветчиной. Потом прошел через заднюю дверь и прихлопнул несколько оленьих мух в гараже. Они были огромные, словно шурупы. Приходилось по-настоящему постараться, чтобы отогнать их от окна. Иногда я давил их ботинком, они ползали по полу, совершенно трахнутые. Звук был такой, словно наступаешь на маленькие электрические лампочки.

Потом я вышел на подъездную дорожку и бросил пару камней в овраг; через долину было слышно, как лает собака на ферме Барридеров. На горизонте по маленькой дороге проехал автомобиль. Снаружи было очень одиноко, и я вернулся в дом и поднялся наверх. Заглянул в комнату Харпера, но он был не слишком разговорчив. Лежал на кровати, закинув руки за голову, глядя в потолок. Бейсбольный матч из маленького красно-коричневого радиоприемника то рвался вперед, то останавливался.

– Как ты думаешь, что случается со всеми этими мячиками для гольфа в овраге? Я хочу сказать, не думаешь же ты, что они просто расщепляются на составные элементы? – спросил я.

– Мне нужно послушать это, – ответил он. – Я поговорю с тобой позже.

Я прошел по коридору к себе в комнату, улегся в кровать и раскрыл книгу. Роман про Джеймса Бонда, не помню уже который, но я перевернул изрядное количество страниц, чтобы убедиться, что их осталось достаточно для бодрого вечера.

Должно быть, было около часа ночи, когда зазвонил телефон. Я промчался по коридору и вниз по деревянной лестнице в носках. Взял трубку на кухне.

– Алло, – сказал я.

– Надеюсь, я тебя не разбудила.

– Скарлет?

– Господи Иисусе, у тебя хорошая память. Что делаешь?

– Только что вернулся с танцев.

– Правда? – сказала она.

– Да.

– Встретил кого-нибудь интересного?

– Да. Хотя на самом деле нет. Ты знаешь, обычные дела. Что у тебя нового?

– Предки уехали.

– Правда? На выходные?

– Нет, они в Лос-Анджелесе. Отец представляет там премьеру парочки фильмов.

– В самом деле?

– Да. Он должен присмотреть за кинозвездами. Убедиться, что они не слишком пьяные. И все такое.

– Правда? И за кем он должен присмотреть?

– Ну, я думаю, что он собирается пообедать со Стивом Мак-Квином. Ты его знаешь?

– «Бери пушку и путешествуй»?

– Нет, это другой, как там его…

– Ну хорошо.

– В любом случае они собираются пообедать.

– Только вдвоем?

– Нет, там будут еще и другие люди. Я один раз встречалась с Альфредом Хичкоком. Когда была ребенком.

– В самом деле?

– Да.

– И как он выглядит?

– Не очень интересуется детьми.

Она зевнула. Потом, после паузы:

– Ты ведь не из тех, правда, которые ведут дневник девушек?

– Что за дневник девушек?

– Это когда парень записывает всех девушек, которых уложил. Ну знаешь, две звездочки для чувства, четыре звездочки – для визита домой.

– Едва ли.

– Я хожу во французскую школу, – сказала она. – В Квебеке. В прошлом году меня почти что вышибли. Позволили вернуться только из-за счета отца.

– За что тебя хотели вышибить?

– Персонал обкурился, и меня в этом обвинили.

Слышно было, что ей хочется об этом поговорить.

– Значит, ты не зол на меня за то, что я позвонила? – спросила она.

– Нет, вовсе нет. Откуда ты знаешь, что моих родителей нет дома?

– Я не знала.

– Ну а если бы они ответили на звонок?

– Повесила бы трубку.

– О.

– Я же не тупая, ты знаешь.

Молчание.

– Значит, твоих родителей нет дома?

– Точно. Я с братом.

– Вас только двое?

– Да.

– Ты должен приехать сюда.

– Это было бы весело.

– Нет, я именно это и имею в виду.

– К примеру, когда?

– К примеру, сейчас. Прямо сейчас.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Приезжай прямо сейчас. Мы сможем не ложиться всю ночь.

– Не хотел бы, чтобы это прозвучало, словно я дубоголовый, но как именно мне до тебя добраться? Просто запрашиваю техническую информацию.

– Не знаю. Автостопом.

– В это время. Посреди ночи?

– Уверена, на шоссе полно народу. Водители грузовиков и прочие.

– Ты издеваешься надо мной?

– Нет.

– Господи Иисусе, я не знаю, Скарлет. Что, если меня похитят?

– Ты слишком консервативен. Это было бы здорово.

– Не думаю, что это в моем стиле.

– Наверное, нет.

– Ну хорошо, давай адрес. Просто на всякий случай. Но я не обещаю. Мне нужно для начала хорошенько все обдумать.

– Что именно?

– Просто всякие вещи. Личные обязательства и все такое. Но не думаю, чтобы это было возможно.

– Если ты действительно постараешься, у тебя получится.

Что, если я не найду попутку?

– Каждый, кто в своем уме, подбросит тебя. – Еще одна пауза. – Ты сможешь спать в кровати моего отца, Она большая, как теннисный корт. С шелковыми простынями.

– Это займет несколько часов.

– Я буду ждать.

– Точно?

– Просто поставь будильник. Сам увидишь. Итак? – через минуту сказала она.

– Я попытаюсь.

– Не говори, что попытаешься. Люди всегда говорят, что попытаются, и никогда ничего не происходит.

– Ну хорошо. Я действительно попытаюсь.

– Это звучит лучше.

– Я сделаю это.

– Ты ничего не забыл?

– Что именно?

– Адрес.

Она дала мне адрес.

После того как я положил трубку, я просто минутку посидел тихо, двигая челюстью из стороны в сторону. От этого в середине головы у меня раздавался смешной звук. Я всегда так делаю, когда думаю о чем-то, но Харпер сказал, что от этого я выгляжу словно рыба, у которой во рту крючок, так что я делаю так, только когда один. Я поднялся наверх к Харперу. Обои в его комнате были светло-голубые. Он балансировал на груди футбольным мячом.

– Что, снова та подружка?

– Да.

– Чего она хочет?

– Чтобы я приехал повидаться с ней. Сегодня ночью.

– Отлично, – сказал он.

Я прошел по коридору и сел на кровать. Потом поднялся и посмотрел на себя в зеркало. Потом вытащил бумажник и заглянул внутрь. Там было полно наличных, которые оставила старушка, на всякий пожарный случай. Я могу это сделать, думал я, я в самом деле могу. Я чувствовал, что из дикой идеи это превращается в то, что я действительно могу сделать, я в самом деле чувствовал, как это происходит внутри меня, словно лабораторный эксперимент, шипение, шипение, и все химические реактивы смешиваются вместе.

Наконец я поднялся с кровати и пошел в комнату Харпера. Встал в дверях.

– Думаю, мне стоит поехать, – сказал я.

– Что?

– Думаю, я поеду.

– Нет. Это дерьмово по отношению ко мне. Старушка во всем обвинит меня.

– Я вернусь вовремя.

– Забудь об этом.

Я двинулся по коридору. Слышно было, как Харпер встал с кровати. Я побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, хихикая, словно маньяк, вырвался через боковую дверь и двинулся к подъездной дорожке. Уже на середине пути я услышал, как распахнулась парадная дверь.

– Козел! – прокричал он.

Но я не остановился.

Я спешил по темному проселку к главному шоссе. Слышно было, как ручей журчит за деревьями. Камни хрустели у меня под ногами. Парень, сна у меня не было ни в одном глазу.

Я добрался до дороги и двинулся к городу. В лунном свете видно было всю дорогу через поля. Машин не было. Должно быть, я шагал так минут пятнадцать, тихо было, словно на кладбище, и тут я услышал этот смешной гудящий звук. Я остановился и прислушался. В дальнем конце дороги из-за угла вывернула и уставилась в меня, словно дуло двустволки, пара автомобильных фар. Я поднял большой палец, прикрываясь от света. Фары приближались и приближались, они по-настоящему ослепили меня, парень погудел мне и проехал мимо, ветер от его автомобиля всколыхнул мою одежду, словно я был чем-то вроде пугала.

Все снова затихло.

Я продолжал идти, прошел мимо фермерского дома. Залаяла собака. Я прыгнул. Сдвинулся на середину дороги, шагая по разделительной полосе, одна нога за другой, вытянув руки для баланса, разговаривая сам с собой. Я делал милю в минуту. Они упекли бы меня в сумасшедший дом, если бы услышали. Я вел себя так, словно со мной шагали человек шесть. Я разговаривал с Харпером и с мамой, потом со Скарлет и даже с некоторыми парнями из школы, объясняя им, что я делаю на середине дороги посреди ночи. Они слушали во все уши.

Еще один автомобиль выехал из-за угла. На этот раз я остановился на краю шоссе, на моем лице красовалась легкая дружеская улыбка, так чтобы не подумали, что я только что зарубил топором всю свою семью. За одну секунду перед тем, как парень промчался мимо, я испытал этот странный импульс – броситься на передок машины.

Парень просвистел мимо, вид у него был изумленный. Но приблизительно через полмили его задние огни загорелись красным и повисли там на секунду, словно у космического корабля.

Святая удача, подумал я, он останавливается, и я побежал к нему. Мужчина в фермерской шляпе наклонился и распахнул дверь.

– Едва тебя разглядел, – сказал он. – Я еду в город. Далеко направляешься?

– В столицу.

– Могу помочь начать путь.

В машине было полно барахла, в ней пахло стариком, маслом и тряпками.

– Куришь? – спросил он, предлагая мне сигарету.

– Конечно, – сказал я, сунул сигарету в рот, и он зажег ее автомобильной зажигалкой.

– Итак, куда направляешься?

– Еду повидать свою подружку.

– Все та же старая история, не так ли? – сказал он. – Никогда не меняется.

Мы двинулись в путь, дорога изгибалась змеей по темным окрестностям. Олень убежал в кусты. По радио зазвучала песня, по-настоящему медленная, кантри и вестерн, обычный репертуар, который я ненавидел, но сегодня ночью она была в тему.

 
Я видел тебя сегодня ночью
В ее крепких объятиях.
Я видел, как она нежно тебя обнимает.
 

Фермер повернул. Мы проехали через городок. Полицейский автомобиль стоял на пустой заправке. Фермер довез меня до пригорода.

– Удачи, – сказал он и уехал.

Я поймал другую машину. Не могу вспомнить, где это произошло. Просто собрание картинок, официантка в розовом платье, глазеющая из окна стоянки для грузовиков. Мягкий свет радиоприемника на приборной доске. Было похоже, что всю ночь я продолжал слушать одну и ту же песню.

 
Я не хочу уходить,
Но не могу остаться,
Я не нуждаюсь в обществе,
Но точно не хочу быть один.
 

Я пересаживался из одной машины в другую. В четыре часа утра я стоял на залитом янтарным светом перекрестке в пригороде очередного городка. Меня подобрал шестнадцатиколесный грузовик.

– Держись, парнишка, – сказал шофер. – Мы проделаем весь путь до Торонто.

В четверть седьмого я подошел к парадной двери дома Скарлет. Вошел в холл. По-настоящему светлый, пахнет чем-то вроде духов и похож на всякое дерьмо из попурри. Ковры, стулья, вазы, лампы, удивительно, как никто не спотыкается обо все это добро посреди ночи.

Я набрал номер Скарлет. Это заняло некоторое время.

– Угадай кто? – сказал я.

На конце провода раздался пронзительный крик. Дверь зашипела, и я открыл ее толчком. Когда я выходил из лифта, Скарлет украдкой выглядывала из-за дверного косяка.

– Господи Иисусе, – сказала она. – Ты на самом деле приехал. – На ней была пушистая ночная рубашка. – Bay, – сказала она, прислоняясь к стене. – Мне нужно лечь. Я слишком резко вскочила. У меня искры из глаз.

Я заметил луч света, идущий из окон дальше по коридору, и по какой-то причине он заставил меня вспомнить, как я готовился к экзамену по физике.

Я пошел за нею в спальню. Здесь было темно, занавески задернуты, и пахло девичьей комнатой. Я сел на краешек кровати.

– Так чем ты хочешь теперь заняться? – спросил я.

– Ты будешь говорить, а я посплю, – сказала она. – Я не слишком хорошо себя чувствую по утрам.

– В самом деле?

– Не изображай разочарованного. Я просто собираюсь немного отдохнуть. Расскажи что-нибудь. Поговори со мной.

Она положила руки под голову.

– Ты знаешь, тот парень на вечеринке, – сказал я, – тот, с которым ты целовалась в губы?

Наступила непродолжительная тишина.

– Ты уверен, что хочешь говорить об этом сейчас?

– Кто был тот парень?

– Друг семьи.

– Скажи это снова.

– Я хочу сказать, что знаю его с тех пор, как была маленькой. Был его день рождения, так что я его поцеловала. Большое дело.

– Но ты чувствуешь себя немного виноватой из-за этого. Я точно знаю.

– Боюсь, ты собираешься донести на меня.

– Нет, я не стану этого делать.

– Тогда ревнуешь?

– Нет, с чего бы мне ревновать? Я едва с тобой знаком.

– Для некоторых парней этого достаточно.

– Точно, но я не такой парень. Я оглядел комнату. – Здесь хорошо пахнет. Что это за запах? Похоже на ваниль.

– Тебе он нравится?

– Да.

– Мне тоже. Это экзотично. – Она помолчала мгновение. – Боже, хотела бы я знать, на что ты надеялся, когда упомянул этого парня. Ты, наверное, думаешь, что я – бо-о-льшая шлю-ю-ха.

– На самом деле это произносится по-другому.

– Саймон, сейчас слишком рано для уроков грамматики. В самом деле. У меня побаливает живот. Разве ты не устал? Приляг на минутку. Просто полежи тихо.

Я наклонился и улегся на самый краешек кровати. Она повернулась лицом к стене.

– Всегда гадал, на что это похоже, когда спишь в розовой комнате, – сказал я через некоторое время.

– Ш-ш-ш, – отозвалась она.

Я лежал так и старался заснуть.

– Я чувствую, как ты думаешь, Саймон. От этого вся кровать трясется. О чем ты думаешь?

– О змеях.

Она ничего не ответила.

– Когда я был маленьким, – продолжал я, неожиданно рассмеявшись, наверное, это было нервное, – моя мама обычно приходился и подтыкала мне одеяло, и иногда она говорила: «Ну хорошо, Саймон, о чем бы ты хотел поговорить?» – и был один раз, когда я подумал секунду и ответил: «О змеях». Должно быть, мне было лет шесть, но я помню это очень ясно. Другие разы нет. Но этот – очень четко. Странно, да?

Она повернулась и посмотрела на меня. Очень хорошенькая. Ничего не сказала, просто посмотрела на меня.

– Что? – спросил я, неожиданно страшно смутившись.

– В темноте ты очень симпатичный.

Она снова перевернулась на другой бок. Я лежал, глядя в ее темный затылок. Это был просто затылок. И если отвлечься, думаю, трудно было бы сказать, мальчик это или девочка. Конечно, не считая запаха. Никакой парень никогда в жизни так не пах. И не будет. Так что я еще немного полежал так, размышляя о том и о сем, как это обычно бывает, но по-настоящему думая только об одной вещи, мысли выскакивали на поверхность, словно кузнечики. Я положил руку ей на плечо, по-настоящему мягко, так что едва мог его чувствовать. Но она не отодвинулась и не отдернулась, ничего не сделала, чтобы сказать мне, чтобы я убирался. Так но я позволил руке остаться там, потом придал ей вес. Рука от напряжения и неестественного положения разболелась. Она не отодвинулась. И тогда я приблизил лицо к ее затылку и поцеловал ее волосы. Судя по ее дыханию, она уже спала. Есть разница между тем, как люди дышат, когда спят или когда ждут чего-то. Я действительно не знал ее достаточно хорошо, чтобы совать язык ей в рот, и, кроме того, я не был уверен, что это будет очень приятно на вкус, так что я просто обнимал ее. Но очень легко. У меня было чувство, понимаете, что я – взломщик сейфов, что я открываю невероятно дорогой сейф и одно неверное движение может включить сигнализацию и спустить собак. Так что я действовал предельно осторожно. Предельно осторожно придвинул ее плечо к себе. Оно чуть-чуть поддалось. Я потянул немного сильнее, и она просто перевернулась, ее глаза все еще были закрыты, и лицом она лежала у меня на запястье. Теплая и сонная, но она не спала. Я немного двинул бедрами, на самом деле они сами начали двигаться, пока я не почувствовал, что придвинулся к этой гигантской черной планете. Я чувствовал, как меня тянет к ее поверхности, пока постепенно не стало казаться неотвратимым, что я туда попаду; неожиданно все нервы в моем теле переключились, и я почувствовал, что прибыл куда-то, где стал абсолютно собой.