Текст книги "Крах плана «Барбаросса». Противостояние под Смоленском. Том I"

Т а б л и ц а 4

Состав и командующие механизированными корпусами, направленными для поддержки войск Западного фронта в июле 1941 г.

• 5-й механизированный корпус (13-я и 17-я танковые и 109-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор танковых войск И.А. Алексеенко

• 7-й механизированный корпус (14-я и 18-я танковые и 1-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор В.И. Виноградов

• 17-й механизированный корпус (27-я и 36-я танковые и 209-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор М.П. Петров

• 20-й механизированный корпус (26-я и 38-я танковые и 210-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор А.Г. Никитин и генерал-майор танковых войск Н.Д. Веденеев (с 21 июля 1941 г.)

• 23-й механизированный корпус (48-я и 51-я танковые и 220-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор М.А. Мясников

• 25-й механизированный корпус (50-я и 55-я танковые и 219-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор С.М. Кривошеин

• 26-й механизированный корпус (52-я и 56-я танковые и 103-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор Н.Я. Кириченко

• 27-й механизированный корпус (9-я и 53-я танковые и 221-я мотострелковая дивизии) – генерал-майор И.Е. Петров

Источники: Дриг Е. Механизированные корпуса РККА в бою: История автобронетанковых войск Красной армии в 1940–1941 гг. М.: Транскнига, 2005; Мощанский И., Хохлов И. Противостояние: Смоленское сражение, 10 июля – 10 сентября 1941 г. Ч. 1 // Военная летопись. № 3. 2003. С. 4–7.

Столь поспешное решение Сталина бросить в бой резервные армии Буденного указывало на то, в каком отчаянном положении находилась Ставка Верховного главнокомандования в свете столь поразительных и непредвиденных наступательных успехов вермахта. Преждевременное и несогласованное вступление в бой резервных армий Буденного наглядно показывало то, что Сталин оставил любые надежды на использование их в качестве объединенных стратегических сил контрнаступления. После выделения этих резервов Западному фронту Тимошенко у Ставки не осталось никакого выбора, кроме как формировать новые резервные армии, чтобы восстановить глубину ее стратегической обороны. В период с 5 по 10 июля Ставка приняла ряд мер по ускорению программы мобилизации и развертыванию новых резервных армий на двух полосах обороны между Смоленском и Москвой.

Т а б л и ц а 5

Организация и командный состав резервов Ставки на 10 июля 1941 г. (стрелковые, кавалерийские, танковые и механизированные соединения)

Группа резервных армий Ставки Верховного командования

• 24-я армия – генерал-майор С.А. Калинин

♦ 52-й стрелковый корпус

◊ 91-я стрелковая дивизия

◊ 133-я стрелковая дивизия

◊ 166-я стрелковая дивизия

♦ 53-й стрелковый корпус

◊ 19-я стрелковая дивизия

◊ 107-я стрелковая дивизия

◊ 178-я стрелковая дивизия

◊ 248-я стрелковая дивизия

♦ 26-й механизированный корпус – генерал-майор Н.Я. Кириченко

◊ 52-я танковая дивизия – полковник Г.М. Михайлов

◊ 56-я танковая дивизия – полковник И.Д. Илларионов

◊ 103-я мотострелковая дивизия – генерал-майор Г.Т. Тимофеев и подполковник В.П. Соколов (с 22 июля)

• 28-я армия – генерал-лейтенант В.Я. Качалов

♦ 30-й стрелковый корпус

◊ 89-я стрелковая дивизия

◊ 120-я стрелковая дивизия

◊ 149-я стрелковая дивизия

♦ 33-й стрелковый корпус

◊ 145-я стрелковая дивизия

◊ 217-я стрелковая дивизия

◊ 222-я стрелковая дивизия

♦ 27-й механизированный корпус – генерал-майор И.Е. Петров

◊ 9-я танковая дивизия – полковник В.Г. Бурков

◊ 53-я танковая дивизия – полковник А.С. Белоглазов

◊ 221-я мотострелковая дивизия – полковник Г.М. Ройтенберг

• 31-я армия – генерал-майор В.Н. Долматов (в некоторых источниках – Далматов)

♦ 244-я стрелковая дивизия

♦ 246-я стрелковая дивизия

♦ 247-я стрелковая дивизия

♦ 249-я стрелковая дивизия

Отдельные армии

• 3-я армия (штаб) – генерал-лейтенант В.И. Кузнецов

• 16-я армия – генерал-лейтенант М.Ф. Лукин

♦ 32-й стрелковый корпус

◊ 46-я стрелковая дивизия

◊ 152-я стрелковая дивизия

♦ 57-я танковая дивизия – полковник В.А. Мишулин

• Отдельные соединения

♦ 119-я стрелковая дивизия

♦ 272-я стрелковая дивизия

♦ 194-я горнострелковая дивизия

По мере мобилизации этих новых резервов Ставка сосредоточила 24-ю и 28-ю армии, первые из двух мобилизованных в военное время, на оборонительных позициях в районах Вязьмы и Спас-Деменска, восточнее Смоленска¹². Вскоре после она сформировала на базе пограничных частей НКВД и народного ополчения из числа жителей Московской области 29, 30, 31, 32 и 33-ю армии, приказав этим оперативным объединениям занять рубежи обороны от Старой Руссы на севере до юго-восточных окрестностей Вязьмы. Эти армии образовали вторую полосу обороны Москвы, расположенную позади позиций, занятых 24-й и 28-й армиями.

В то время как Ставка предусмотрительно мобилизовала дополнительные армии на новых рубежах обороны, чтобы обеспечить защиту столицы, постоянные проблемы с развертыванием частей и соединений и сумятица, вызванная стремительным наступлением немцев, препятствовали организации Западным фронтом прочной и вразумительной обороны вдоль Западной Двины и Днепра. Из-за этих проблем всего 37 из 66 дивизий смогли занять предназначенные для обороны позиции, прежде чем наступающие немецкие войска приблизились к обеим упомянутым рекам, и лишь 24 из указанных дивизий, в составе которых было приблизительно 275 тысяч солдат и офицеров, 135 танков, 2116 орудий и 1300 минометов, оказались в состоянии должным образом разместиться на оборонительных позициях первого эшелона. Следовательно, без учета резервов Ставки войска группы армий «Центр» на момент выхода к берегам Днепра превосходили численностью обороняющиеся части советского Западного фронта в соотношении более чем 1,5:1 в пехоте, 1,7:1 – в артиллерии и более чем 7:1 – в танках¹³. Однако последующие переброски русскими 5, 7, 23, 25, 26 и 27-го механизированных корпусов, которые насчитывали свыше 2 тысяч единиц бронетехники, в значительной степени уменьшили это первоначальное превосходство немцев.

К первой неделе июля все обороняющиеся советские армии и дивизии уже испытывали серьезную нехватку танков, боеприпасов, противотанковых средств и зениток, а Ставка почти ежедневно производила перестановки старшего командного состава этих войск, лишь усугубляя обстановку. Хуже того, столь поспешная программа мобилизации давала недавно сформированным армиям и дивизиям, равно как их офицерскому составу и солдатам, слишком мало времени, чтобы должным образом подготовиться к тяжелым боям. В результате многие офицеры и солдаты впоследствии оказались ненадежными в бою.

И все-таки зачастую у наступающих немецких соединений не было никакого понятия о существовании этих войск, пока они сами не начали на них натыкаться. Результатом стал целый ряд плохо скоординированных, но весьма интенсивных сражений и боев вдоль Двины и Днепра и в окрестностях Смоленска, которые продлились с начала июля вплоть до начала сентября 1941 г. Эти бои в конечном итоге впервые с начала войны намного замедлили либо вовсе остановили продвижение немецких войск.

В течение первой недели июля, в то время как 4-я танковая группа группы армий «Север» пересекала низовья Западной Двины и быстрыми темпами продвигалась через территорию Латвии (Латвийской ССР в составе СССР), а 1-я танковая группа группы армий «Юг» изо всех сил пыталась достичь западных предместий Киева, 3-я и 2-я танковые группы армий «Центр» фактически беспрепятственно неслись вперед в направлении западного берега Днепра восточнее Минска. Танковая группа Гота наступала на Полоцк и Витебск, а группа Гудериана – на Бобруйск и Могилев.

Согласно первоначальному замыслу фон Бока, его группа армий должна была ликвидировать котлы под Белостоком и Минском силами 2-й армии Вейхса и 9-й армии Штрауса. После этого обе армии должны были сформировать второй эшелон для поддержки броска танковых групп к берегам Западной Двины и Днепра. Тем временем главная сила его группы армий и одновременно ее клин, 4-я «танковая» армия Клюге с подчиненными ее штабу двумя танковыми группами, должна была 3 июля начать «прорыв к Москве». 2-я танковая группа Гудериана вместе с XXXXVII моторизованным корпусом Лемельзена и XXXXVI моторизованным корпусом Фитингхофа, двигаясь единым эшелоном с севера на юг, должна была нанести главный удар группы армий на юге вдоль главного шоссе через Борисов на Березине в направлении Смоленска. Главными целями этого броска были господствующие высоты восточнее города Ярцево, в 50 км к востоку от Смоленска, и к югу от города Ельни, в 80 км юго-восточнее Смоленска.

Одновременно 3-я танковая группа Гота вместе с LVII моторизованным корпусом Кунтцена и XXXIX моторизованным корпусом Шмидта, развернутыми с севера на юг, должна была двинуться на северо-восток мимо заболоченных территорий вдоль Березины к северу от Борисова, форсировать Западную Двину под Полоцком и Витебском и совершить главными силами решительный бросок в район Велижа и Ярцево и в дальнейшем – меньшими силами – выйти к Невелю. Этот план наступления, согласно которому две танковые группы глубоко вклинивались в тыл противника, задачу захвата Витебского и Оршанского плацдарма оставлял пехотным соединениям 2-й армии Вейхса и 9-й армии Штрауса с предписанием занять этот стратегический участок как можно быстрее, оперативно направляя сюда моторизованные части.

Хотя оперативный замысел фон Бока был прост, и подобные замыслы, как отметил начальник штаба Клюге, полковник Гюнтер Блюментрит, воплощались и раньше, это была по-своему новая форма войны. По мнению штаба 9-й армии, соблюдать в России «стиль ведения военной кампании на Западе» будет невероятно труднее¹⁴. В пророческом письме своему верному союзнику Муссолини даже сам Гитлер начал признавать удивительную силу и обширные ресурсы Советского Союза, а также фанатический героизм русских солдат и пришел к выводу, что если бы еще дольше откладывал свое вторжение, то «…мы проиграли бы эту войну»¹⁵. Словно повторяя мысли своего вождя, многие из фронтовиков часто жаловались на сложный ландшафт, крайне суровый климат и невероятные размеры России.

Поэтому определенное предчувствие, пусть и не напрямую предвещающее опасность, несколько умерило ту эйфорию, которая воцарилась у многих после первых громких побед вермахта. И все-таки масштабы этих побед ввели в заблуждение даже трезвого и педантичного Гальдера, который не удержался от публичного высказывания (на которое потом часто ссылались) о том, что цель немецкой армии по уничтожению главных сил Красной армии к западу от линии Западная Двина – Днепр достигнута и противник больше не будет иметь возможность серьезно вмешиваться в ход немецких наступательных операций. Гальдера, однако, все равно беспокоили широкие просторы России и упорство ее солдат. Он был уверен, что преодоление этих препятствий потребует еще многих и многих недель интенсивных боев. 3 июля он записал в своем дневнике: «Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель»¹⁶. Привыкшее к победам на основе проверенных методов и окрыленное прошлыми успехами, Верховное немецкое командование почувствовало новое странное явление, пока еще не столь четкое и определенное, которое могло расстроить их тщательно составленные планы.

Это ощущение тревоги более всего проявлялось в области тылового обеспечения. Хотя ожидалось, что вермахт столкнется здесь с серьезными тыловыми проблемами, уже было ясно, что линии коммуникаций быстро растягиваются, а сеть железных и автодорог заметно ухудшается по мере продвижения немецких войск в глубь территории Советского Союза. Привыкшая к европейским стандартам, когда каждая полевая армия вполне могла рассчитывать на двухпутную железную дорогу, после вторжения в СССР группа армий «Центр» обнаружила, что для поддержки трех ее армий и двух танковых групп приходится довольствоваться в основном однопутной дорогой. Несмотря на круглосуточную работу, к 1 июля немецким железнодорожникам удалось восстановить железнодорожную ветку Брест – Минск только до Барановичей. Ее протяженность составила 300 км, причем один путь имел немецкую ширину колеи, а второй – более широкую русскую. Лихорадочными усилиями немцы смогли к 3 июля восстановить дорогу до станции Столбцы, а день спустя – до Минска¹⁷. Одновременно они также восстановили железнодорожную магистраль от Гродно до Молодечно, которая в конечном итоге предназначалась для снабжения 9-й армии и 3-й танковой группы.

Эти железнодорожные коммуникации были особенно важны для транспортировки топлива, без которого не могли продолжать свое наступление танковые группы. Ведь танковые войска потребляли топливо намного быстрее, чем этого ожидало ОКХ, и в немалой степени из-за ужасных дорожных условий. В то время как, по оценкам OKХ, армия на Востоке должна была потреблять 9 тысяч куб. м, или 2 621 049 галлонов, топлива в день, к началу июля фактический ежедневный показатель составлял 11 500 куб. м, или 3 348 800 галлонов. Поэтому вместо 22 составов с топливом в день теперь требовалось 28 составов. Работа тыловых планировщиков усложнялась тем, что немецкие войска вынуждены были использовать свои собственные железнодорожные цистерны, потому что русские эвакуировали или уничтожили большую часть своего вагонного парка. Во время первой фазы кампании танковым войскам удалось выдержать свой походный марш, потому что удалось по пути захватить крупные советские склады с горючим, которые обеспечили приблизительно одну треть ежедневных потребностей вермахта¹⁸. К концу первой недели июля, по подсчетам OKХ, ежедневные потребности группы армий «Центр» составляли 21 грузовой состав, одну треть которого должно было составлять горючее. Однако в ОКХ были уверены, что этой цели вполне можно добиться, если сформировать передовые базы снабжения, сосредоточенные в районах Минска, Молодечно и Слуцка. Они обеспечат поставки в количестве 73 тысяч т, что составляет один боекомплект и пятидневный запас топлива и провизии¹⁹.

Более серьезная проблема, с которой столкнулись немецкие тыловики, заключалась в более высоком уровне износа бронетехники и необходимости замены техники, потерянной в бою. По состоянию на 1 июля, кроме 85 танков немецкой армии, находящихся на стоянках в Германии 1 июля, 210 танков, которые должна была выпустить немецкая промышленность к концу месяца, было недостаточно, чтобы восполнить прогнозируемые потери одной танковой группы, тем более четырех таких групп. Словно подчеркивая серьезность этой проблемы, 3-я танковая группа, которая начала кампанию, имея в составе 985 танков, к 9 июля безвозвратно потеряла 154 танка (15,6 %), в то время как еще 264 машины (26,8 %) требовали серьезного ремонта²⁰. Уровень износа мототранспортных средств был на таком же уровне, если не хуже. И при этом указанные проблемы не исчезли и никак не облегчились бы в будущем, потому что, в соответствии с правилами технического обслуживания армии, весь заводской ремонт должен производиться на заводах-изготовителях в самой Германии. Поэтому группа армий еще могла поставлять запчасти в свои танковые войска, но у нее не было никакого оборудования для выполнения крупного ремонта бронетехники. Хуже того, переброска серьезно поврежденных танков и другой техники в Германию и обратно создавала дополнительные проблемы для и без того перегруженной и не соответствующей такой пропускной способности железнодорожной сети²¹.

Что касается потерь авиации, то люфтваффе к 5 июля потеряли на Востоке 491 самолет, в том числе 124 истребителя, 196 бомбардировщиков и 171 прочих самолетов, в то время как 316 самолетов, включая 110 истребителей, 119 бомбардировщиков и 87 прочих самолетов, были повреждены. Таким образом, люфтваффе действовали на уровне около 70 % своей боевой силы, имея в составе 1933 самолета. А в начале кампании их было 2740²². Немногим более половины этих самолетов были сосредоточены на участке группы армий «Центр».

Потери личного состава, которые были намного скромнее, чем вышеперечисленные, составляли на 3 июля приблизительно 54 тысяч солдат, или 2,15 % от двух с половиной миллионов солдат на Востоке. Эти потери оказались немного выше, чем за эквивалентный период во Французской кампании. Однако удивительно, что еще 54 тысячи числились заболевшими. Хотя эти показатели числа были относительно невысокими, потери среди офицерского состава, составляющие приблизительно 12 %, из которых 6,6 % убиты в бою, были намного более серьезными и продолжали расти²³.

Неспокойная обстановка в тылу начала беспокоить фон Бока уже с 1 июля. Хотя немцы и раньше использовали в своей документации термин «партизаны», то есть еще до того, как Сталин призвал к формированию партизанского движения в обращении к народу 3 июля, индивидуально или маленькими группами, тысячи красноармейцев уже бродили в неконтролируемых зонах, через которые слишком быстро проскочили немецкие танковые силы. Поскольку идущая следом пехота все еще далеко отставала от танковых клиньев и не очистила захваченные районы от противника, многочисленные группы красноармейцев, некоторые даже неплохо вооруженные, пробивались в восточном направлении, нарушая линии снабжения и препятствуя эффективному проведению операций. Поскольку трех охранных дивизий безопасности, которые ОКХ выделило группе армий «Центр» для осуществления советских функций в тыловых районах, оказалось недостаточно, фон Бок и OKХ вынуждены были для этой цели временно отвлекать регулярные армейские формирования.

Чтобы снизить проблемы группы армий фон Бока по обеспечению безопасности в тыловых районах, OKХ наконец предоставило ему штат для формирования штаба команды армейскими тыловыми районами, а для взаимодействия с гражданской администрацией назначило офицера связи в штат рейхсминистра Альфреда Розенберга. Однако, как вскоре выяснил фон Бок, Белоруссия была бедным и с сельскохозяйственной точки зрения бесперспективным регионом. Причем эта ситуация многократно усугубилась ужасными последствиями войны. Такая реальность, а также фактический административный вакуум делали невозможной задачу накормить, обеспечить сносное проживание и защитить гражданское население. Это, в свою очередь, серьезно препятствовало усилиям фон Бока по обеспечению спокойствия и безопасности в немецких тылах²⁴.

Еще более серьезный характер носил кризис доверия между Гитлером и ОКВ, с одной стороны, а также Браухичем, Гальдером и ОКХ – с другой. Поскольку высшие политические руководители и военачальники зачастую придерживались несовместимых или сильно различающихся взглядов, возникающие разногласия приводили к взаимному недоверию между этими двумя группами. С одной стороны, Гитлер, будучи фюрером (вождем) немецкого народа, полагал, что несет личную ответственность за ход военных действий, и действовал соответственно. По мере накопленного опыта и достигнутых успехов он принимал все более активное участие в принятии стратегических, оперативных и даже тактических решений, которые OKХ и генералы рассматривали в качестве их собственной прерогативы. С учетом ясного различия между тем, что Генеральный штаб сухопутных войск называл предписаниями, или директивами, а что прямыми приказами, вмешательство Гитлера в действия и решения высшего командного состава колебалось от простого вмешательства до прямого вмешательства. Однако, пока кампании сопутствовал успех, генералы, не выпячивая собственную гордость, прощали эти выходки фюреру, поскольку результаты на фронте, как казалось, оправдывали средства. Хотя такое отношение сохранялось во время успешных блицкриговых кампаний вермахта, ситуация очень скоро должна была измениться, и тогда генералы станут намного менее терпимыми к извечным вмешательствам со стороны Гитлера.

Переменчивый характер высшего офицерского корпуса вермахта способствовал усилению напряженности между Гитлером и его старшими военачальниками. В состоянии эйфории после падения Франции Гитлер слишком многим генералам присвоил очередные воинские звания и не скупился на награды и почести. Например, что касается звания фельдмаршала, то быстрое увеличение численности его обладателей принизило этот когда-то весьма благородный воинский чин и оставляло совсем немного стимулов для дальнейшего карьерного роста. Как и в случае с Браухичем, который чувствовал себя обязанным фюреру за ряд экстравагантных подарков, Гитлер стремился любыми способами подкупить и заручиться лояльностью многих высших командиров, даже тех, кто отказался вступить в нацистскую партию. И наоборот, непомерное рвение понравиться и принять награды лишь усиливало презрение Гитлера к старшим генералам, которых он расценивал как политически непригодных, близоруких, идеологически ненадежных, а в военном отношении – неуклюжих глупцов и невежд, которые почти всегда давали ему никуда не годные советы²⁵.

Браухич в последнее время все больше раздражал Гитлера. Дело в том, что Гальдер, который в одиночку не был способен спорить с фюрером, использовал Браухича в качестве своего представителя, даже несмотря на то, что главнокомандующий не был достаточно убедителен, чтобы отстаивать его доводы, и неизменно уступал, стоило Гитлеру слегка надавить или привести какой-нибудь убедительный довод. В результате, в то время как Гальдер изливал свои разочарования на страницах дневника, он также искал и находил иные способы уклониться от соблюдения указаний Гитлера, всякий раз опасно недооценивая интеллект и решимость диктатора. Со своей стороны, Гитлер, который собственноручно выбрал Гальдера на замену его предшественника, генерал-полковника Людвига Бека, все с большей опаской наблюдал за махинациями Гальдера, хотя антагонизм между Гитлером и Гальдером на данном этапе войны оставался незаметным – в значительной степени потому, что эти два соперника не сталкивались друг с другом ежедневно. Гитлер зачастую из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на Гальдера. Например, 30 июня он лично приехал к нему, чтобы поучаствовать в праздновании его 57-го дня рождения. Но все равно Гальдер затеял очень опасную для себя игру²⁶.

Инцидент, который произошел 29 июня, лишь наглядно проиллюстрировал, каков может быть итог такой игры. До этого дня Гитлер постоянно требовал, чтобы фон Бок сдерживал свои танковые группы, пока он не очистит Минский котел. Загнанный в угол указаниями фюрера и пожеланиями своих полевых командиров, Браухич передал инструкции Гитлера фон Боку, но потом смягчился, разрешив Гудериану провести разведку боем в направлении Бобруйска на Березине, только бы обеспечить безопасность флангов группы армий. Разочарованный этой полумерой, Гальдер, который, не привлекая всеобщего внимания, уговаривал фон Бока наступать, не снижая темпов и преимущественно силами танковых соединений Гудериана, написал в своем дневнике: «…Гудериан – и это вполне правильно с оперативной точки зрения – наступает на Бобруйск двумя танковыми дивизиями [3-й и 4-й] и проводит разведку в направлении Днепра явно не для того, чтобы наблюдать за районом Бобруйска, а для того, чтобы форсировать Днепр, если для этого представится возможность. Если он этого не сделает, он допустит большую ошибку. Я надеюсь, что еще сегодня он овладеет мостами через Днепр у Рогачева в Могилеве и тем самым откроет дорогу на Смоленск и Москву. Только таким образом удастся сразу обойти укрепленное русскими дефиле между Днепром и Западной Двиной и отрезать расположенным там войскам противника пути отхода на Москву. Следует надеяться, что командование группы армий «Центр» самостоятельно примет правильное решение без нашего приказа, который мы не имеем права отдать против воли фюрера, выраженной в разговоре с главнокомандующим»²⁷.

Испытывая недостаток в ясных директивах в то время, когда промежуточный штаб зачастую точно не знал, что от него требует высшее командование, Гудериан и в меньшей степени Гот просто истолковывали эти приказы в угоду собственным замыслам. Проблема усугублялась чрезвычайно плохой связью. Это приводило к тому, что вышестоящий штаб не мог точно определить, что происходит. Например, в то время как Гудериан проводил разведку боем, Клюге в полночь с 2 на 3 июля принимал командование над обеими танковыми группами, но не имел никакой связи ни с одной из них. Первое сообщение из танковой группы Гудериана Клюге получил 3 июля в 10:30, а из танковой группы Гота – три часа спустя, связь между штабами фон Бока и фон Клюге также носила прерывистый характер. Хотя упомянутые командующие пытались направлять друг к другу офицеров связи, используя для этой цели легкий самолет «Физелер Шторьх», сильные грозы, создающие серьезные помехи нормальной радиосвязи, также часто мешали этим самолетам добираться до места назначения²⁸. В результате однажды, после совещания Клюге с Браухичем 4 июля первый так и не смог проинформировать последнего о положении моторизованных корпусов Гота. Вместо этого, получив известия о продвижении Гота от собственных офицеров связи, Браухич любезно передал их Клюге.

По традиции германского Генерального штаба времен Первой мировой войны, при подготовке оценок, предложений и оперативных планов OKХ также полагалось на самую свежую и независимую информацию из других источников, чтобы ею дополнить и подкрепить полученные обычным путем сведения. Например, изучая вопросы, связанные с личным составом и материально-техническим обеспечением танковых частей, подчиненных 2-й танковой группе Гудериана по состоянию на середину июля, майор Клаус Шенк граф фон Штауффенберг пришел к выводу, что эффективной связи между 4-й армией Клюге и танковой группой Гудериана фактически не существует, а связь Клюге с танковой группой Гота в плохом состоянии. И аналогичная ситуация преобладала также внутри самой 2-й танковой группы Гудериана, которая зачастую не имела никакой информации о действиях своего XXIV моторизованного корпуса²⁹.

Тем не менее, по словам фон Бока, в наступлении группы армий «Центр», ближайшей целью которого является захват переправ через Западную Двину и Днепр, наметился многообещающий прогресс. Несмотря на возражения Гитлера, недостаточное сосредоточение и перегруппировку частей и соединений, отсутствие передовых баз снабжения и непрекращающиеся бои к западу от Минска, с одобрения фон Бока Гудериану и Готу не терпелось возобновить свой стремительный бросок. Иными словами, все трое командующих считали эти риски необходимыми и оправданными, если группа армий «Центр» собиралась достигнуть поставленных целей до того, как Красная армия успеет реорганизовать свои оборонительные порядки.