Текст книги "Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1"

Арджуна сражался на благо своей страны. Он боролся за восстановление мира на своей земле. Рама тоже должен был вступить на путь войны, когда у него вероломно отняли жену. В таких обстоятельствах эта борьба правое дело. Плохо убивать невинных людей, но когда кто-то отобрал у тебя землю и свободу, твой долг идти и сражаться за правое дело. Лучше умереть, чем жить в рабстве.

Это прекрасно – жить в гармонии и покое, но мир не таков. Иногда ты должен бороться за справедливость и покой в мире.

На Западе законы морали, в основе которых лежат иудейско-христианские религиозные принципы, рассматриваются как универсальные. Другими словами, все должны подчиняться именно этим законам. Индуизм придерживается другого мнения. У каждой индуистской группы есть свои законы и обязательства. Воины, например, обязаны защищать территорию своих правителей и блюсти соблюдение законов, установленных в их царстве. Считается, что воин, нарушивший свою дхарму, кодекс чести своей группы, тем, что медитирует, вместо того чтобы сражаться, совершил грех. С другой стороны, монах, участвующий в сражении, также совершает грех, так как осквернил дхарму данной группы. Пападжи выбрал путь воина и соблюдал дхарму выбранного им пути, яростно сражаясь за свободу своей страны.

Общий снимок «Группы Джей», предположительно сделанный в сентябре 1942 года. Пападжи обведен кружком.

Пападжи начал проходить армейскую подготовку в апреле 1942 года. Самая старая уцелевшая фотография относится именно к этому периоду. Это общая фотография «Группы Джей». Фотографии и пленки, сделанные до 1947 года, были потеряны в суматохе, причиной которой стало разделение Индии. В это время дом и все имущество было захвачено и разграблено, а все документы и фотографии потеряны.

Несмотря на то, что военная подготовка была физически тяжелой, казалось, Пападжи она нравилась. В более юные годы он всегда любил физические соревнования и преуспевал там, где требовалось сила и выносливость. Вот некоторые воспоминания Пападжи из его армейской жизни:

В 1942 году, когда Пападжи начал проходить армейскую подготовку, военная обстановка складывалась не в пользу английской Индии. Японцы наступали с востока, в то время как немцы и итальянцы угрожали с запада. Итальянские войска не представляли большой угрозы. Тысячи солдат, сдавшихся при битве в Африке, были изолированы в лагере около Дехрадуна, и меня назначили охранять их. Я обнаружил, что большинство пленников были торговцами, призванными на военную службу, и они не проходили военной подготовки. При первой же возможности они подняли руки вверх и сдались. Они не хотели сражаться и умирать, а лишь находиться где-нибудь в безопасном месте, пока война не кончится. Некоторые из них пекли прекрасный хлеб и охотно делились со своей охраной. Намного больше волнений доставляли японцы, представлявшие угрозу вторжения в Индию с востока. Они пересекли границы Бирмы (в то время Бирма входила в состав Индии) и продолжали захват остальной части Индии.

Японцы считались хорошими бойцами, искусно ведущими рукопашный бой, поэтому занимающийся нашей подготовкой старший сержант Синклер был призван научить нас японской технике рукопашного боя, при которой противники наносили кулаками удары в уязвимые части тела. Во время этих тренировок сержант из Шотландии работал с каждым из нас по очереди, чтобы мы могли усвоить особенности этой техники. Это были грубые и жестокие уроки, в процессе которых были госпитализированы несколько кадетов, включая и меня. Во время одного такого учебного боя с ним я сломал себе большой палец и мизинец правой руки.

Этот человек недолюбливал индусов. Он никогда не скупился на расовые оскорбления и сквернословил на наш счет. Создавалось впечатление, что в армии ни одно предложение не считалось законченным, если оно не содержало по крайней мере двух матерных слов. Старший сержант Синклер целый день осыпал нас руганью, высмеивая нас, как он говорил, за нашу расовую неполноценность. Такое поведение обозлило меня, так что, когда в следующий раз он вызвал желающих сразиться во время одной из так называемых тренировок, я вышел вперед. На этот раз схватка была славной: я использовал свои умения реслинга и держал его на близкой дистанции. При такой борьбе он не мог применить свои особые удары. Он попытался сдавить горло, но мне удалось избежать этого захвата, так как я нанес ему удар в пах. Никто не возражал против той жестокости, с которой мы вели бой. Нас всех готовили к войне, и мы все осознавали необходимость быть сильнее, жестче и грубее.

Чтобы сражаться на войне, нужны дисциплина, уверенность и согласованность действий с другими солдатами и бесстрашие. Эти качества постепенно воспитывались во время наших тренировок. Если кто-то из нашего взвода допускал оплошность или нарушение устава, то весь взвод нес наказание. Такие правила научили нас жить командой, чувствуя ответственность друг за друга. Когда на учениях по нам открывали огонь холостыми патронами, мы учились подавлять в себе страх и двигаться вперед, а не назад. Такую реакцию и поведение нужно было воспитывать, так как они не заложены в человеке.

Мы постоянно совершали кроссы на двадцать миль[6]6
  Сухопутная миля = 1605 м. – Прим. перев.


[Закрыть], а также нас посылали на марш-броски, где мы весь день шли с винтовками и тяжелыми рюкзаками за спиной. Нас учили стрелять из винтовок, и вскоре у меня обнаружился природный талант в этом деле. Во всех соревнованиях по стрельбе я попадал в десять мишеней из десяти. Также проводились тренировки, в которых нас обучали, как передвигаться самим и перевозить снаряжение в условиях сражения.

Как-то мы совершали марш-бросок к Ямунотри, устью реки Ямуны. Это живописное место располагалось на высоте более десяти тысяч футов. Мы разбили свой лагерь здесь. Там мы проходили проверку на прочность, изрядно позабавив местных фермеров. Они никогда не слышали об Адольфе Гитлере и даже не знали, что шла война. Они сидели и смеялись над странными людьми, шныряющими там и сям с тяжелыми тюками на спинах.

Как-то один из английских офицеров предложил сделать привал и искупаться в реке. Несмотря на то что вода была ледяной, мы все с радостью воспользовались возможностью отдохнуть и охладиться. К моему большому удивлению, англичане скинули с себя всю одежду и нагишом прыгнули в воду. Я же купался в нижнем белье, так как смущался появиться на людях обнаженным. В Индии никто не купается нагишом, даже когда никого нет поблизости.

Один из офицеров окликнул меня и высмеял.

«Что с тобой? – спросил он. – Что особенного спрятано у тебя в штанах, что ты не раздеваешься? Ты что, не такой, как все остальные?»

Другие английские офицеры набросились на меня, стащили панталоны и бросили меня в реку.

Я всегда был очень стеснительным, что касается появления на публике обнаженным. В 1970-х годах я был во Франции, и мы с друзьями пришли на нудистский пляж, где все были голыми, кроме меня.

Ко мне подошел один маленький мальчик, показал на мои плавки и спросил свою мать: «Что за странная вещь на нем?»

Другие люди на пляже тоже рассмеялись, но никто не стал раздевать меня насильно и бросать в воду.

Жестокость и безжалостность армейской подготовки не смогли погасить тот духовный огонь, который продолжал пылать во мне. Я помню один случай, произошедший со мной во время марш-броска нашего взвода. Нас было около тридцати человек, мы продвигались по три в ряду. Я находился где-то в центре. На спине у меня был рюкзак весом около десяти килограммов, тяжелая винтовка, противогаз на левой стороне ремня, а на правой – фляжка с водой. В процессе ходьбы я погрузился в состояние интенсивного экстаза. Я забыл об усталости и тяжести своего обмундирования и целый день промаршировал, не осознавая ничего вокруг, – лишь интенсивное внутреннее ощущение блаженства. Когда в конце дня я пришел в лагерь, я вдруг осознал, что не помню событий этого дня. Блаженство полностью стерло их.

Состояние счастья и блаженства, которое посетило Пападжи еще в детстве, всегда было с ним, так же как и образ Кришны. Они никогда не исчезали, а оставались фоном, на котором развивались другие события.

Это может показаться странным, но моя одержимость Кришной и любовь к нему никогда не покидали меня даже во время войны. Меня уносили волны блаженства, стоило мне лишь подумать о Кришне, и я часто обнаруживал, что нахожусь в том экстатическом состоянии, в котором терял контроль над своим телом. Например, однажды я услышал, как кто-то произнес имя Кришны, когда я шел по улице города. Простое упоминание его имени привело меня в такое состояние экстаза, что я с трудом мог контролировать себя. Во мне разлилась волна бхакти, и я практически вошел в состояние транса посреди улицы.

По окончании службы Пападжи присвоили звание младшего лейтенанта. Он был назначен на должность интенданта, офицера, отвечающего за закупки и поддержание ресурсов. Когда его взводу что-либо требовалось, он посылал запрос на армейский склад. Если на складе не было требуемого, он получал письменное уведомление, в котором говорилось следующее: «Покупка на месте». Это означало, что все необходимое он должен попытаться приобрести у местных официально назначенных поставщиков. В связи со Второй мировой войной масштабы армии значительно возросли за короткий период времени, и предметы невоенного предназначения было трудно достать через официальные армейские каналы. Вследствие этого у интендантов была возможность покупать все необходимое через местных агентов. Пападжи воспользовался сложившимся положением, чтобы увеличить доход своей семьи. Магазины, принадлежащие членам семьи Пападжи, были переоборудованы в небольшие фабрики, выпускающие товары для английской армии. Сумитра помнит некоторое из того, что они производили.

В 1940-х годах, когда Бхаи Сахиб служил в армии, он делал у нас большие заказы. Он был начальником снабжения и мог позволить размещать крупные заказы за счет армии. В военный период в наших пяти магазинах производилось большое количество мыла и крема для обуви, которые Пападжи затем у нас покупал. Такие заказы приносили нам много денег.

По всей вероятности, у Пападжи была договоренность с одним из местных армейских подрядчиков покупать необходимые принадлежности у его семьи. Это было нелегальное соглашение, и если бы его старший офицер узнал про это, Пападжи, вероятно, предстал бы перед военным трибуналом.

На данной должности преданность Пападжи форме Кришны значительно усилилась и стала той точкой, на которой сфокусировалась его жизнь.

Армейская жизнь предполагала соблюдение военной дисциплины и внешней собранности, сдержанности. Открытое проявление любви к индуистскому Богу могло вызвать сильное неодобрение, что поставило бы под угрозу мою карьеру. По этой причине я стал вести двойную жизнь. Днем я, поджав губы, изображал офицера.

Ночью за закрытой дверью я перевоплощался в гопи Кришны. Я отпускал своего дневального, прося его не беспокоить меня в пять часов утра, когда он обычно приносил мне чашку чая. Благодаря этому я мог всю ночь наслаждаться обществом Кришны. Английские офицеры нашей армии были весьма странными: за них все делали их слуги. Некоторые из них даже заставляли дневальных надевать и снимать с них брюки. Я же нечасто прибегал к услугам своего дневального, поэтому ни у кого не вызвало никаких вопросов, почему я попросил его не заходить ко мне ночью, а вернее, рано утром.

Я не ограничивался тем, что практиковал джапу имени Кришны или поклонялся его образу на картинке или статуэтке. Я хотел, чтобы сам Кришна предстал предо мной, как зачастую он делал в годы моего детства, так чтобы я мог напрямую излить ему свою любовь.

Я воображал себя супругой Кришны, Радхой, поскольку полагал, что если стану походить на нее, Кришна непременно придет ко мне. Я надевал сари, украшал свое тело браслетами и другими атрибутами женского туалета и даже накладывал на лицо макияж. Большую часть наличных денег я тратил на женские украшения, чтобы походить на женщину и радовать Кришну.

Надевая все эти аксессуары, я действительно чувствовал себя Радхой, изнывая от благодатной любви. И я добился чего хотел. Пришел Кришна, и я излил ему свое сердце. По утрам, после прихода Кришны, мое лицо светилось счастьем. Один из моих старших офицеров по ошибке принял мое состояние экстаза за алкогольное опьянение и дал распоряжение бармену не наливать мне более трех маленьких рюмок в день. Тогда бармен вполне корректно ответил, что я вообще не принимал спиртного, но офицер не поверил ему. Он просто не мог понять, как можно выглядеть таким счастливым без употребления алкогольного стимулятора.

Первоначально Пападжи вступил в ряды армии в надежде, что сможет найти достаточно патриотов, кто захочет использовать полученные знания против англичан. Но вскоре, когда он понял несостоятельность своих идей, ему пришлось отказаться от этого плана.

Некоторое время спустя я обнаружил, что наши революционные планы были утопичны. Да и нас было слишком мало, чтобы сформировать действенное ядро для организации переворота, а жесткая иерархическая армейская структура делала совершенно невозможным ведение подрывной деятельности. Перед лицом суровой действительности мой революционный пыл остыл.

Но несмотря на то, что мои революционные мечты угасли и были похоронены за короткий период пребывания в армии, мое чувство любви к Кришне возросло до такой степени, что я практически не мог думать ни о чем другом. Армия была не совсем подходящим местом для бхакты, чьим единственным желанием было служить Кришне, поэтому я вышел в отставку. Во время войны это было нелегко, но мне помог командир, проявивший ко мне сочувствие, когда я объяснил то затруднительное положение, в котором оказался. При его содействии мне удалось сложить с себя военные обязательства.

Вернувшись домой, я предстал перед гневом своего отца. Так как я должен был содержать жену и свою семью, он не мог найти оправдание тому, что я поставил крест на своей карьере, при этом не имея отходных путей. И он был прав. Я мог сделать блестящую карьеру в армии. Все мои однокурсники из офицерской академии, стремящиеся сделать военную карьеру, уже после провозглашения независимости страны в 1947 году заняли руководящие посты в армии. Отец был очень расстроен моим поступком, поскольку занимаемый мною пост в армии приносил стабильный доход многим членам семьи, работающим в наших магазинах в Лаялпуре. Но его гнев меня не очень огорчил. В то время я хотел найти Бога, и я был одержим только этой идеей. Также я решил найти истинного гуру, который бы помог мне в поиске. Я прекрасно осознавал, что мне будет нелегко найти такого учителя, если я продолжу свою службу в армии. Поэтому я подал в отставку с намерением путешествовать по Индии в поисках того, кто сможет указать мне верный путь.

Увеличенный снимок Пападжи из общей армейской фотографии, сделанной в 1942 году.

Рамана Махарши

Еще задолго до того, как Пападжи оставил службу в армии, он занимался поиском такого гуру, который смог бы показать ему Бога. В течение 1930-х годов он обошел многих святых и свами, о которых слышал, но никто из них не впечатлил его и не дал удовлетворительный ответ на интересующие Пападжи вопросы. Первого свами, к которому он обратился, звали Сатчитананда, он жил в Нашике, в штате Махараштра. Дедушка по отцовской линии взял Пападжи с собой в Нашик, когда ему было всего лишь пять лет, и там, должно быть через дедушку, он услышал о свами. Он шел к нему с великими ожиданиями, но вскоре разочаровался.

Где-то в 1930-х годах я встретил свами, которому было около восьмидесяти пяти лет.

Я почтительного его поприветствовал и спросил: «Свами, я горю желанием увидеть Бога. Не могли бы вы мне показать его? Я пришел к вам издалека, только чтобы увидеть Бога».

Свами было недосуг со мной беседовать и выполнять мою просьбу – он был занят более важным и срочным делом.

«Я не могу принять тебя сегодня, – ответил он. – Я ухожу по одному важному юридическому делу. Этот человек, сидящий рядом со мной, – мой адвокат. Мы обсуждаем важный имущественный вопрос. Сегодня весь день мне придется заниматься именно этим».

Его объяснения были приняты, и я спокойно сел неподалеку, в то время как они обсуждали земельный вопрос. Из их разговора я узнал, что свами владел большим участком земли, который он хотел обнести загородкой, но не мог в полной мере осуществить свой план, поскольку один кусок земли – территория в шестьдесят четыре фута – была занята другим садху, а он отказывался ее освободить. Второй садху – тоже пожилой человек – прожил на этом крошечном участке земли практически шестьдесят лет. Первоначально этот небольшой участок, никем не занятый, был государственной собственностью. Пожилой садху построил себе небольшую хижину, где и провел бóльшую часть своей жизни. Однако недавно свами Сатчитананда добился того, что правительство предоставило в его распоряжение большую территорию, в которую входил и участок садху. Садху, заявляя о своих правах жить на государственной земле, отказался освобождать территорию – вот дело и дошло до суда. В ходе обсуждений я узнал, что свами Сатчитананда владел десятью акрами земли, но, очевидно, ему этого было недостаточно. Он хотел заполучить еще и этот восемь на восемь футов кусок земли, который был занят еще кем-то на протяжении шестидесяти лет… И ради него он готов был идти в суд и начать тяжбу.

Во время всего моего визита свами был занят обсуждением юридических вопросов. Мне так и не удалось поговорить с ним о моем желании увидеть Бога. Я вернулся домой очень разочарованный. По мере ознакомления с ашрамами и другими религиозными учреждениями я обнаружил, что подобные тяжбы ведутся повсеместно.

Несколько лет назад я попросил Пападжи составить список всех свами, к которым он ходил в период поиска учителя, который смог бы показать ему Бога. Он перечислил следующие имена и включил название мест, где он их встретил:

1. Свами Пурушоттаманандаджи, Васиштха Гуха, поблизости Ришикеша.

2. Свами Кришнананда, Девапраяг (слияние Ганги с Алакнандой).

3. Шанкарачарья Джоши Матха.

4. Шанкарачарья Дварка Питха.

5. Свами Видья Тиртха, Шанкарачарья Шринджери Матха.

6. Сатчитананда, ашрам Тапована, Нашик, Махараштра.

7. Неизвестный святой из Пандхарпура, Махараштра.

8. Святой-вайшнава из Вриндавана.

9. Свами Шивананда, Ришикеш.

Визит Пападжи к Пурушоттамананде, по-видимому, также состоялся в 1930-е годы. Он никогда не рассказывал об их встрече, лишь упомянул, что знал этого свами, поскольку тот раз в год приезжал из Ришикеша к ним в гости на торжество, проводимое организацией «Санатана Дхарма».

Похоже, большинство из учителей, перечисленных в списке, он встретил в период паломничества уже после окончания службы в армии. Заводя разговор о своих скитаниях, он никогда не рассказывает детали, а лишь упоминает, что каждому учителю задавал вопрос: «Вы видели Бога? Если да, то могли бы вы и мне показать его?» Никто этого сделать не смог.

Лишь одна встреча, видимо, запала в его душу – визит в ашрам свами Шивананды, который состоялся где-то между апрелем и сентябрем 1942 (в то время он еще проходил военную подготовку в Индийской военной академии).

Я переходил из одного места в другое, от учителя к учителю, из центра в центр в поисках того, кто сможет показать мне Бога. Я исходил всю страну с севера на юг, с востока на запад, но так и не получил желаемого результата. Этот поиск был для меня очень важен, но, куда бы я ни приходил, люди смеялись надо мной.

Каждый раз, приходя к новому свами, я задавал один и тот же вопрос: «Вы видели Бога? Если да, то могли бы вы и мне показать Его?»

Некоторые смеялись надо мной, а другие предлагали сесть рядом и выполнить какие-то практики.

Обычно они говорили: «Только при помощи медитации ты сможешь Его улицезреть. Оставайся, присоединяйся к нашей группе, повторяй Его имя, и, может быть, когда-нибудь Он предстанет пред тобой».

Такой ответ меня не удовлетворял.

Я думал так: «Бог подобен солнцу. Чтобы увидеть Его, не нужны никакие практики, а нужен лишь тот, кто укажет правильное направление, кто сможет снять пелену с моих глаз, скрывающую Его образ. Мой Бог – это любовь, милость, величие. Зачем Ему прятаться от меня?»

Еще во время обучения в Индийской военной академии в Дехрадуне я слышал о человеке, проживающем в Ришикеше, у которого было много учеников. Его звали свами Шивананда. В следующее воскресенье – официальный выходной в академии – я поехал за сорок миль в Ришикеш посмотреть, захочет ли этот свами показать мне Бога. Я явился к нему в военной форме, которая, вероятно, произвела плохое впечатление на присутствующих свами. К тому же в то время у меня были кое-какие преимущества, – я даже не снял обувь, когда зашел в помещение, где он находился.

Я приблизился к нему и задал свой обычный вопрос: «Вы видели Бога? Если да, то могли бы вы и мне показать Его?»

Ответа не последовало, но, казалось, мой вопрос и моя позиция расстроили некоторых присутствующих.

«Как ты смеешь заходить сюда и задавать подобные вопросы? – спросил один из них. – Некоторые из нас уже сорок лет медитируют, наших бород уже коснулась седина, но мы так и не увидели Бога. А ты требуешь немедленного даршана и полагаешь, Он явится тому, кто пришел в грязных ботинках?» «Я не прошу ничего невозможного, – ответил я. – Когда я прихожу в магазин и прошу мешок риса, то владелец магазина дает его мне. Я расплачиваюсь и ухожу – сделка окончена. Если в магазине есть нужный мне товар, он не заставляет меня сидеть на полу и медитировать. А если нет – он так и говорит об этом, и я иду куда-нибудь еще. Для меня очень важно увидеть Бога. По правде говоря, это суть моей жизни. И я готов заплатить за это любую цену. Если ваш свами сможет показать мне Бога, я отдам ему свою жизнь. Он может отнять у меня жизнь или сделать своим слугой до конца своей жизни. Если у него есть то, что я ищу, он даст мне это. А теперь я хочу услышать ответ на свой вопрос. Вы видели Бога? Если да, то могли бы вы и мне показать его?»

Моя речь привела их в негодование. Там присутствовало около пятисот человек. Они вытолкнули меня вон из помещения и не пускали обратно.

Когда все его попытки найти учителя, который смог бы показать ему Бога, потерпели неудачу, он вернулся к семье в Лаялпур. Вскоре после этого с ним произошел один случай, который в корне изменил всю его жизнь:

Вскоре после моего возвращения на пороге нашего дома появился садху и попросил еды. Я пригласил его войти, дал ему что-то из еды и задал тот вопрос, не дающий мне покоя: «Можете ли вы показать мне Бога? Если нет, не знаете ли вы того, кто сможет?»

К моему великому удивлению, он ответил положительно: «Да, я знаю того, кто может показать тебе Бога. Если ты придешь к нему, ты будешь удовлетворен. Его зовут Рамана Махарши».

Так как я никогда раньше не слышал о нем, я поинтересовался, где он живет, и получил следующий ответ: «В Шри Раманашраме, Тируваннамалай».

Я впервые слышал названия этих мест и поэтому попросил его подробнее рассказать, как туда добраться.

Он дал мне следующие инструкции: «Сядь на поезд до Мадраса. Там иди на станцию „Эгмор“, оттуда на поезде доедешь до местечка под названием Виллупурам, там пересядь на поезд до Тируваннамалая».

Какое-то смешанное чувство овладело мной, когда я записывал подробный маршрут. Я был счастлив узнать, что в Индии есть хотя бы один человек, который может показать мне Бога, но также я понимал, что у меня нет средств, чтобы добраться туда. Я потратил все свои деньги, накопленные за период прохождения военной подготовки в армии, на безрезультатные поиски и понимал, что отец не окажет мне поддержку. Он неодобрительно относился к моим духовным поискам и скитаниям, полагая, что вместо этого я должен работать и обеспечивать семью.

Когда же я сообщил отцу о своем намерении поехать на юг Индии и встретиться с еще одним свами, он взорвался.

«А как же твоя жена и дети? – возмутился он. – Разве недостаточно того, что ты бросил армию, а теперь ты должен бросить все и поехать в другой конец Индии, идя на поводу своей безумной идеи поиска духовных приключений?»

Очевидно, от него не стоило ожидать какой-либо поддержки.

Спустя некоторое время я пошел в город и там неожиданно встретил своего старого друга. Он заведовал чайным прилавком.

«Сто лет не виделись, – заметил он. – Я слышал, что ты ушел из армии». «Да, – ответил я, – и не жалею об этом». «Так чем ты сейчас занимаешься?» – поинтересовался он. «Ничем. Ищу какую-нибудь работу», – ответил я. «Ну что ж, присядь, – предложил друг. – Я принесу тебе немного молока. А поскольку ты в данный момент безработный, то угощение за мой счет».

Упомянутые Пападжи города Южной Индии и железнодорожные сообщения.

Я сел и начал просматривать какую-то газету, лежащую на одном из столов. После напоминания о моем положении безработного, я открыл газету на странице с предложениями работы. Одна вакансия, казалось, была подобрана специально для меня, как на заказ: «Работа в Мадрасе для бывшего военнослужащего». Английской армии нужен бывший военнослужащий для управления всеми отделами военного магазина. Я нашел адрес рекламодателя и оказалось, что он проживает в Пешаваре, соседнем городе. Я отослал свое заявление с приложенной к нему фотографией, где я снят в военной униформе, и тут же получил уведомление о своем зачислении на работу. Наниматель не только дал мне денег, чтобы я смог добраться до Мадраса, но и сказал, что к работе я могу приступить по истечении одного месяца. Таким образом, я получил деньги, чтобы съездить к Махарши, а также в моем распоряжении было некоторое время до того, как явиться на работу.

Эти события развивались в 1944 году, когда мне был тридцать один год.

Я последовал совету садху и на поезде доехал до Тируваннамалая. Сойдя там с поезда, я обнаружил, что ашрам Махарши расположен на противоположной стороне города, в трех километрах отсюда, поэтому оставшуюся часть пути я проехал на повозке. Как только мы подъехали к ашраму, я спрыгнул с повозки, взял свои сумки и оставил их в спальном помещении для мужчин, а затем пошел искать человека, который сможет показать мне Бога. Я заглянул в окно и увидел сидящего на софе того самого человека, с которым я разговаривал у нас дома в Пенджабе. Меня охватило чувство отвращения.

«Этот человек – мошенник, – сказал я себе. – Он появляется в моем доме, говорит мне поехать в Тируваннамалай, затем бежит на поезд, чтобы успеть приехать сюда раньше меня».

Я был настолько раздосадован, что не хотел даже заходить в зал, где он сидел. Я причислил его к тому длинному списку мошенников, встретившихся мне на пути во время моих поисков и скитаний по Индии, – я развернулся и пошел забрать свои вещи.

Я уже собирался уехать на той самой повозке, которая привезла меня сюда, как один прохожий обратился ко мне и спросил: «Вы случайно не из Северной Индии?»

Позже я узнал, что его звали Фрамджи и он был владельцем одного кинотеатра в Мадрасе.

«Да. Я приехал с севера», – ответил я. «Вы ведь только что приехали? – продолжал он, увидев, что я готовился к отъезду. – Разве вы не собираетесь остаться здесь хотя бы на пару дней?»

Я рассказал ему свою историю о том, как получилось, что я приехал сюда, и в заключение сказал: «Этот человек ездит по стране и рекламирует себя. Я не хочу больше видеть его. Я приехал лишь потому, что, как он сказал, здесь есть тот человек, который может показать мне Бога. Если он и в самом деле обладает способностью сделать это, то почему тогда он не показал мне Бога, когда был у меня дома в Пенджабе? Зачем он заставил меня проделать весь этот путь? Я не желаю видеть этого человека и разговаривать с ним». Фрамджи возразил: «Нет-нет, вы ошибаетесь. Он не выезжал за пределы своего города вот уже сорок восемь лет. Либо вы ошиблись, либо он посредством своей силы проявился перед вами, в то время как его физическое тело находилось здесь. Как-то сюда приехала девушка из Америки и рассказала похожую историю. Такое иногда случается. Вы уверены, что не обознались?» «Нет. На этот счет у меня нет никаких сомнений, – уверенно ответил я. – Я узнал его. Это не могло быть ошибкой». «В таком случае, – продолжал он, – останьтесь, пожалуйста. Я представлю вас управляющему и он предоставит вам место, где вы сможете остановиться».

Я принял его приглашение лишь из любопытства. Творилось что-то странное, и я хотел разобраться во всем происходящем. Я собирался прийти к Махарши, когда он останется один, и потребовать объяснений его странного поведения.

Однако вскоре я узнал, что он никогда не вел беседы с глазу на глаз, и тогда я решил попробовать поговорить с ним, когда его большая комната, где он обычно принимал посетителей, будет относительно пуста.

Я пообедал в ашраме. По окончании трапезы Махарши удалился в комнату со своим служителем. Больше никто не последовал за ним. Я не знал о том правиле, что посетители не должны беспокоить его в период времени с 11.30 до 14.30. Служитель решил, что Махарши устал и ему надо отдохнуть несколько часов после еды, но так как Махарши не придерживался правила, по которому посетителям запрещалось приходить и беспокоить его, то он шел на компромисс: оставлял двери его комнаты открытыми. Но никто из посетителей и преданных не решался нарушить его покой в этот час. Не зная всего этого, я проследовал за Махарши в его комнату, полагая, что это самое лучшее время для частной беседы.

Служитель Махарши по имени Кришнасвами попытался остановить меня.

«Не сейчас, – сказал он. – Приходи в 14.30».

Махарши услышал наш разговор и дал указание Кришнасвами пропустить меня.

Я был настроен воинственно.

«Вы тот человек, который был у меня дома в Пенджабе?» – задал я ему вопрос. Ответа не последовало.

Я повторил свою попытку: «Вы говорили мне прийти сюда, когда были у меня дома? Разве не вы направили меня сюда?»

И снова Махарши не вымолвил ни слова.

Так как он не желал отвечать ни на один мой вопрос, я перешел к главной причине своего визита.

«Вы видели Бога? – продолжил я. – Если да, то можете сделать так, чтобы Его увидел и я? Я готов заплатить любую цену, даже отдать свою жизнь, но сделка состоится лишь тогда, когда вы покажете мне Бога». «Нет, – ответил он. – Я не могу показать тебе Бога, а ты – увидеть, поскольку Бог – это не объект, который может быть увиден. Бог – это Субъект. Он – Тот, кто видит. Пусть видимые объекты не заботят тебя. Найди Того, кто видит». А затем добавил: «Ты и есть Бог», – как будто упрекая меня за то, что я ищу Бога где-то вовне, вместо того чтобы заглянуть внутрь себя.