Текст книги "Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве"

Глава шестая
Одни

Штормы усилились, когда эскадра попыталась прорваться за край Южной Америки. Они превратились в то, что Байрон назвал «идеальным штормом»[301]301
  Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 9. Преподобный Уолтер также писал об «идеальном шторме».


[Закрыть]. Буря сменялась бурей, и казалось, экспедиция вот-вот будет уничтожена. Из-за нехватки людей комендор «Вейджера» Джон Балкли отвечал за две последовательные вахты, подвергаясь ударам ветра и волн восемь часов подряд. «У нас была… самая большая волна, которую я когда-либо видел»[302]302
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 5.


[Закрыть], – записал в дневнике Байрон, что можно было бы счесть наивностью неофита. Однако и бывалый капитан «Северна» в докладе Адмиралтейству отметил, что «волнение больше, чем я когда-либо наблюдал»[303]303
  Капитан Легг секретарю Адмиралтейства, 4 июля 1741 года, TNA-ADM 1/2040.


[Закрыть], – ту же фразу практически в точности повторил командир «Перла» Джордж Мюррей. Внезапно эти моряки точно разучились не только управлять, но даже описывать[304]304
  Один офицер эскадры сказал об этих условиях просто: «Никогда еще с небес не дул более сильный штормовой ветер».


[Закрыть]. Каждый раз, когда «Вейджер» проходил волну, Балкли чувствовал, будто корабль падает в бездонную пропасть. Вокруг была только стихия – огромные валы впереди и сзади. Качка была столь сильной, что реи уходили под воду, и тогда правящие парусами – марсовые, словно пауки, цеплялись за паутину веревок. Однажды ночью, в одиннадцать часов вечера, эскадру захлестнула волна. «Бушующее море обрушилось на нас по правому борту и разбилось на носу и корме»[305]305
  Thomas, A True and Impartial Journal of a Voyage to the South-Seas. С. 24.


[Закрыть], – записал в дневнике преподаватель «Центуриона» Томас, добавив, что волна ударила с такой силой, что корабль полностью лег на бок, а потом стал медленно выправляться. «Волна повалила и затопила всех людей на палубе».

Балкли выкинуло бы в море, не будь он крепко пристегнут. Одного моряка отбросило в трюм. Бедняга сломал бедро. Помощник боцмана сначала кувырнулся через голову, и он сломал ключицу, а потом упал еще раз и окончательно ее раздробил. Другой моряк сломал шею. Томас находился на квартердеке «Центуриона» и по тусклым звездам пытался определить местоположение, когда волна сбила его с ног. «Я упал и ударился головой и правым плечом с такой силой, что был совершенно оглушен»[306]306
  Там же. С. 25.


[Закрыть], – писал он. Его в полубессознательном состоянии отнесли в гамак, где он пролежал более двух недель[307]307
  Увы, боли от полученной травмы сопровождали Томаса всю жизнь: «С тех пор у меня всегда была сильная боль в этом плече, часто сопровождавшаяся неспособностью самостоятельно натянуть одежду, завести руку за спину или даже поднять ею что-то тяжелее полукилограмма», – написал он в своем дневнике.


[Закрыть] – выздоровление отнюдь не было спокойным, его койка ужасающе качалась от каждой новой волны.

Однажды утром, когда Балкли стоял у руля «Вейджера», его чуть не унесло чудовищной волной – волной, которая, как он выразился, «перетащила меня через штурвал»[308]308
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 6.


[Закрыть]. При затоплении одну из четырех транспортных лодок, катер, начало бросать по палубе. Боцман Джон Кинг хотел выкинуть его за борт. Однако без разрешения на то капитана Чипа ничего делать было нельзя[309]309
  Там же.


[Закрыть].

Чип находился в большой каюте, по которой словно ураган прошелся – вещи были разметаны. В дневнике Балкли часто жаловался на офицеров «Вейджера» (боцман – скверный, штурман – никудышный, а лейтенант – еще никудышнее), зародились у него определенные сомнения и в отношении нового капитана. Чип расхаживал с тростью с серебряным набалдашником. Он казался все больше и больше одержимым победой над стихиями и выполнением своей славной миссии. Балкли не доверял Чипу, сетуя в дневнике, что капитан часто не советуется с офицерами, а на любого, кто выражал опасения, набрасывается.

После того как Балкли сообщил о ситуации с катером, Чип приказал попытаться спасти судно и подтянуть опасно раскачивавшийся утлегарь[310]310
  Утлегарь – добавочное рангоутное дерево, продолжение бушприта (горизонтальное или наклонное рангоутное дерево, выступающее вперед с носа парусника и предназначенное для вынесения вперед центра парусности).


[Закрыть]. Позже Балкли с удовлетворением отметил в дневнике, что именно он спас катер и закрепил утлегарь.

Порой свирепость ветров вынуждала «Вейджер» и другие корабли сворачивать паруса. В таком состоянии суда были неуправляемы, и в какой-то момент для поворота «Центуриона» коммодору Ансону пришлось послать нескольких марсовых на реи, чтобы те, держась за канаты, ловили ветер телами. В лица, грудь, руки и ноги дул ураган, и каждый из них напоминал обветшалый парус. С необычайной отвагой люди обледенелыми, сгибаемыми ветром телами противостояли буре достаточно долго, чтобы Ансон мог маневрировать кораблем. Увы, один матрос сорвался и упал в бурлящий океан[311]311
  Та же участь постигла и многих других. Среди прочего гардемарин «Центуриона» Кеппел записал в вахтенном журнале: «Мартин Инаф, бойкий моряк, поднимаясь по грот-вантам, упал за борт и погиб – его очень искали и о нем сожалели».


[Закрыть]. Быстро развернуться, чтобы его спасти, было невозможно, и люди беспомощно смотрели, как он плывет, лихорадочно пытаясь догнать корабль, ведя героическую, одинокую войну с волнами. Наконец бедняга скрылся из виду – слишком быстро шло судно. «Он мог еще долго продолжать понимать ужас своего безнадежного положения»[312]312
  Walter, A Voyage Round the World. С. 85.


[Закрыть], – заметил преподобный Уолтер.

Позже рассказ Уолтера прочитал знаменитый поэт XVIII века Уильям Купер и написал стихотворение «Смытый за борт», в котором изобразил судьбу моряка:

 
[…]
И целый час, совсем один,
В бессмысленной борьбе
Он средь бушующих пучин
Противился судьбе;
Потом: «Прощайте!» – прокричал —
И понял все, и замолчал.
[…]
Увы! никто не зарыдал,
Погибшему вослед,
Лишь имя занесли в журнал
И сколько было лет:
Лишь пара этих скромных строк —
Его бессмертия залог[313]313
  Фрагмент стихотворения, пер. Г. Кружкова.


[Закрыть],[314]314
  Eva Hope (ed.), The Poetical Works of William Cowper. С. 254. На русском языке см.: Кружков Г. (сост.). Избранные страницы английской поэзии. М.: Текст, 2022.


[Закрыть].
 

Балкли и другие выжившие плыли дальше. Мало того что они страдали от цинги, у них еще и заканчивались свежие припасы. Сухари «настолько изъели черви», писал Томас, что «от них не осталось почти ничего, кроме пыли, в которую они тотчас и превращались от малейшего удара»[315]315
  Thomas, A True and Impartial Journal of a Voyage to the South-Seas. С. 145.


[Закрыть]. Скот забили, а соленая «говядина и свинина тоже прогоркли и протухли настолько, что хирург запрещал нам употреблять их в пищу, утверждая, что это хотя и медленный, но верный яд». На некоторых кораблях оставалось всего несколько бочонков питьевой воды, и капитан Мюррей признался, что, «если бы Богу не было угодно» забрать так много своих людей через болезни, они все умерли бы от жажды[316]316
  Отчет капитана Мюррея Адмиралтейству, 10 июля 1741 года, TNA-ADM 1/2099.


[Закрыть]. Один матрос на «Центурионе» настолько повредился умом, что его пришлось заковать в кандалы. Сами же корабли – последняя защита людей от сил природы – начали разваливаться.

* * *

Сначала на «Центурионе» разодрался прямой парус марсель, практически разлетевшись на куски. Потом лопнули несколько вант, толстых вертикальных канатов, поддерживающих мачты, а вскоре после этого волны разрушили уборные – прямоугольные будки туалетов на палубе, – вынуждая людей справлять нужду в ведра или прямо в море, нависая над перилами. Потом в корабль ударила молния. «По нашей палубе пробежал неприметный огонь, – писал гардемарин Кеппел, – и взорвался с грохотом пистолетного выстрела, поразив нескольких наших матросов и офицеров с такой ударной силой, что все были сплошь в синяках»[317]317
  Keppel, The Life of Augustus, Viscount Keppel, Admiral of the White, and First Lord of the Admiralty in 1782–1783. Vol. 1. С. 32.


[Закрыть]. «Сумасшедший корабль»[318]318
  Walter, A Voyage Round the World. С. 114.


[Закрыть], как назвал «Центурион» преподобный Уолтер, начал крениться. Трясся разболтавшийся в креплениях гордый лев.

На других кораблях офицеры составили собственную многостраничную «ведомость поломок», где скрупулезно перечислили порванные снасти: бакштаги, гитовы, гордени, фалы, брасы, – а также кромки парусов, шкаторины, и грузоподъемники-тали, сломанные трапы-сходни, печи, ручные насосы, решетки. Капитан «Северна» сообщил, что его корабль терпит бедствие – все паруса порваны, и нужен парусный мастер, чтобы их починить.

Однажды Балкли услышал, как «Глостер» в смятении стреляет из орудий: на грот-мачте разлетелся рей. Ансон приказал капитану Чипу прислать Джона Камминса, талантливого плотника «Вейджера». Камминс был ближайшим другом Балкли, и артиллерист наблюдал, как Камминс вышел на одной из небольших транспортных лодок, подпрыгивавшей на ужасающих волнах, пока его, чуть не утонувшего, не вытащили на борт «Глостера».

«Вейджер», это оскорбление взора, стремительно дряхлел под напором стихии. Его било и колотило, шатало и крутило. Он стонал и выл – и буквально разлетался на части. После столкновения с очередной волной бизань, жизненно важная мачта, как срубленное дерево, со снастями и парусами рухнула в море. Томас предсказал, что в таком состоянии корабль в этих водах неизбежно погибнет. Преодолевая волнение в условиях сильной качки, «Вейджер» все больше отставал от эскадры. «Центурион» вернулся к «Вейджеру», и Ансон, взяв рупор, позволявший ему общаться с капитаном Чипом сквозь волны и рев ветра, закричал, спрашивая, почему он ради продвижения корабля не поставил марсель на другую мачту.

«У меня повреждены все снасти, и на носу и на корме, а почти все мои люди заболели и погибли, – крикнул Чип в ответ. – Но я в кратчайший срок его поставлю»[319]319
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 6.


[Закрыть].

Ансон сказал, что позаботится о том, чтобы плотник «Вейджера» Камминс, из-за непогоды оказавшийся в ловушке на «Глостере», был отправлен обратно. Когда Камминс прибыл, он сразу же принялся за работу. Прикрепленный к обломку двенадцатиметровый рангоут и новый парус позволили «Вейджеру» продолжить плаванье.

* * *

Ансон был единственным начальником, которого Балкли никогда не критиковал. Коммодор с самого начала получил на руки зловещий расклад – ужасно организованную экспедицию, – но сделал все возможное, чтобы сохранить эскадру и укрепить боевой дух людей. Игнорируя флотскую иерархию, он трудился вместе с экипажем, выполняя самые трудные задачи. Он делился личными запасами коньяка с простыми моряками, чтобы облегчить их страдания и подбодрить их. Когда на судне сломалась трюмная помпа, он прислал помпу со своего корабля. А когда его припасы, которые понемногу раздавал, подошли к концу, он подбадривал матросов и юнг словами.

Увы, для управления кораблями было слишком мало здоровых матросов и юнг. На «Центурионе», где раньше на каждой вахте служило более двухсот человек, число вахтенных сократилось до шести. Капитан Чип докладывал о «Вейджере»: «В тот несчастный момент почти вся команда моего корабля была больна… и настолько утомлена чрезмерной длительностью плавания, продолжительной плохой погодой и нехваткой пресной воды, что едва могла исполнять свои обязанности»[320]320
  Рапорт Чипа Ричарду Линдси от 26 февраля 1744 года, JS.


[Закрыть]. Некоторые суда не могли даже поднять парус. Капитан Мюррей писал, что его команда противостояла стихии с «решимостью, не встречающейся больше ни у кого, кроме британских моряков»[321]321
  Отчет капитана Мюррея Адмиралтейству, 10 июля 1741 года, TNA-ADM 1/2099.


[Закрыть], однако теперь, «сильно измотанные и утомленные постоянным трудом и вахтами, измученные холодом и нехваткой воды… люди настолько пали духом, что в отчаянии легли и оплакивали свои несчастья, призывая смерть как единственную избавительницу от страданий».

* * *

10 апреля 1741 года, через семь месяцев после выхода из Британии и более чем через четыре недели после того, как эскадра вошла в пролив Дрейка, «Северн» и «Перл» начали отставать. А потом и вовсе исчезли. «Потерял из виду “Северн” и “Перл”»[322]322
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 5.


[Закрыть], – записал в дневнике Балкли. Некоторые подозревали, что офицеры этих кораблей сдались и, развернувшись у мыса Горн, отходили в безопасное место. Томас утверждал, что они, казалось, «отставали преднамеренно»[323]323
  Thomas, A True and Impartial Journal of a Voyage to the South-Seas. С. 24.


[Закрыть].

Эскадра – в составе пяти кораблей, из которых только три боевых, – пыталась держаться вместе. Чтобы обозначить свое местонахождение, корабли вывешивали фонари и стреляли из орудий почти каждые полчаса. Балкли знал, что, если «Вейджер» отстанет от флота, не говоря уже о коммодоре Ансоне, их никто не сможет спасти. Возможно, остаток дней им придется провести, как выразился преподобный Уолтер, «на каком-нибудь пустынном побережье, без разумной надежды когда-либо снова оттуда выбраться»[324]324
  Walter, A Voyage Round the World. С. 106.


[Закрыть].

Первым во тьме исчез «Центурион» – еще ночью 19 апреля Балкли видел его мерцающие огни. Он записал в дневнике: «Это был последний раз, когда я видел коммодора»[325]325
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 7.


[Закрыть]. Вдалеке удалось разглядеть и другие корабли, однако вскоре они тоже «исчезли», а звук их орудий заглушил ветер. «Вейджер» остался один посреди неукротимой стихии.

Глава седьмая
Залив Боли

Дэвид Чип, командир корабля Его Величества «Вейджер», никогда не повернет назад. Команда продолжала чахнуть, а организм капитана был измучен тем, что он во избежание клейма цинги предпочитал называть «ревматизмом» и «астмой»[326]326
  Рапорт Чипа Линдси от 26 февраля 1744 года, JS.


[Закрыть]. Его корабль, первый военный корабль, которым он командовал, был не просто изуродован, без мачты, с порванными парусами и опасными течами, он остался один в бушующем море. И все же, несмотря ни на что, Чип плыл дальше. Он решил добраться до обговоренного места встречи. Какой же он, в конце концов, капитан, если потерпит неудачу?

Как только эта цель будет достигнута и оставшиеся люди из отряда Чипа выздоровеют, они приступят к осуществлению плана коммодора Ансона. «Вейджер» в составе эскадры нападет на Вальдивию, город на юго-западном побережье Чили. Поскольку на «Вейджере» находилась бо́льшая часть вооружения эскадры, успех первого удара по испанцам – а возможно, и всей экспедиции – зависел от того, каким чудом корабль доберется до условленной точки. Сама безвыходность придавала ситуации особую привлекательность: если Чип победит, он станет героем и в моряцких байках и балладах воспоют его подвиги. После его возвращения домой эти сухопутные крысы никогда больше не усомнятся в том, на что он способен.

Вахта за вахтой, склянка за склянкой, он продолжал плыть, пробиваться вперед, сражаться.

Так прошло три недели после отделения от эскадры. С ловкостью, отвагой и примесью безжалостности Чип провел «Вейджер» вокруг мыса Горн и теперь спешил по Тихому океану, идя от чилийского побережья Патагонии на северо-восток. Через несколько дней он прибудет на место. Какое лицо будет Ансона, когда он увидит потерянный «Вейджер» и поймет, что его бывший лейтенант успешно преодолел все невзгоды!..

Тихий океан, однако, никак не желал соответствовать своему мирному названию. Когда «Вейджер» шел на север от побережья Чили, все предыдущие штормы, казалось, объединились и утроенной силой обрушились на затерявшихся в море бедолаг. Кое-кто из моряков, казалось, был готов «рубить концы и бежать»[327]327
  Выражение «рубить концы и бежать» отсылает к ситуации, когда кораблю спешно надо скрыться от противника: для этого капитан приказывает «рубить» якорный трос и «бежать» по ветру.


[Закрыть], как, например, экипажи «Перла» и «Северна». Но Чип – несмотря на воспаленные глаза и шатающиеся зубы – был непоколебим. Он потребовал, чтобы команда укрепила паруса, взобралась на мачты при яростных порывах ветра и запустила ручную помпу, опуская на длинной цепи поддоны в заполненный водой трюм и вытягивая их наверх – изнурительный, требующий постоянного повторения ритуал. Добиться исполнения своих приказов Чип поручил гардемарину Александру Кэмпбеллу. «Моя преданность капитану не знала границ»[328]328
  Campbell, The Sequel to Bulkeley and Cummins’s «Voyage to the South Seas». С. 20.


[Закрыть], – признался Кэмпбелл. Позже один моряк выкрикивал проклятия в адрес гардемарина и пообещал ему отомстить. Чип безжалостно подгонял людей – даже когда за борт сбрасывали все большее количество трупов. «Неважно, какова будет судьба отдельных людей, – провозгласил Чип, – но честь нашей страны бессмертна»[329]329
  Рапорт Чипа Линдси от 26 февраля 1744 года, JS.


[Закрыть].

* * *

Пока они продвигались вперед, Джон Байрон, отмечавший «ослиное упрямство Чипа и непокорность всем трудностям»[330]330
  Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 7.


[Закрыть] и то, насколько его спокойствие не смогли поколебать «столь справедливо тревожившие всех опасения», выглянул из-за борта квартердека. Неизменно внимательный к природе, он заметил плывущие по бурлящей воде маленькие зеленые пряди. Водоросли. Он с тревогой сказал комендору Балкли: «Где-то рядом должна быть земля»[331]331
  Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 9.


[Закрыть].

* * *

Джон Балкли считал курс «Вейджера» безумием. По словам штурмана Кларка, к западу от патагонского побережья Чили они оставались в безопасности, однако его счисление пути и раньше было неверным. А если держаться северо-восточного галса, они могут попасть в ловушку неизвестного подветренного берега, не успеть вовремя развернуться и потерпеть крушение. Плотник Камминс заметил, что, учитывая «состояние корабля, он не готов подходить слишком близко к земле», в том числе из-за того, что «все наши люди больны»[332]332
  Там же. С. 39.


[Закрыть]. Балкли пошел и спросил лейтенанта Бейнса, старшего вахтенного офицера, почему они не изменили курс и не повернули на запад – обратно в море.

Лейтенант ответил уклончиво. Когда Балкли проявил настойчивость, Бейнс ответил, что поговорил с Чипом. Капитан твердо намерен как можно скорее добраться до условленного места. «Подойди к нему сам. Быть может, тебе удастся его убедить»[333]333
  Здесь и далее цит. по Там же. С. 9–10.


[Закрыть], – беспомощно произнес Бейнс.

Балкли не пришлось искать встречи с Чипом. Капитан, явно услышав ворчание артиллериста, вскоре подозвал его и спросил: «На каком мы, по-твоему, расстоянии от земли?» Балкли ответил, что лигах в шестидесяти, то есть в трехстах с лишним километрах, но подчеркнул, что течения и волны быстро несут их на восток, к береговой линии, и добавил: «Сэр, наш корабль разваливается. Мы лишились бизань-мачты… Все наши люди больны или погибли».

Впервые Чип разгласил секретные приказы Ансона. Капитан не собирался подвергать угрозе военные операции. Он считал, что обязан исполнить свой долг: «Я взял на себя обязательства и полон решимости».

По мнению Балкли, это решение было «величайшим несчастьем»[334]334
  Там же. С. 8.


[Закрыть]. Впрочем, он подчинился приказу. Чип постукивал тростью – казалось, будто мертвые скребутся из-под земли.

* * *

Тринадцатого мая в восемь утра Байрон стоял на вахте, когда сломалось несколько талей фока. Плотник Камминс пошел их осмотреть, и тут закрывающие горизонт грозовые тучи немного раздвинулись, и он увидел вдали что-то темное и бесформенное. Земля? Плотник подошел к лейтенанту Бейнсу, тот прищурился, но ничего не увидел. Может быть, лейтенант страдал от куриной слепоты, а может, Камминса обманули глаза. В конце концов, по расчетам Бейнса, корабль находился еще более чем в ста шестидесяти километрах от берега. Поскольку Бейнс сам «не смог»[335]335
  Там же. С. 10.


[Закрыть] различить землю, он решил не сообщать капитану.

Когда Камминс рассказал Байрону о своей находке, небо вновь потемнело, а потому никакой земли вновь не удалось разглядеть. Байрон спрашивал себя, обязан ли он сообщить капитану, но Бейнс был помощником командира корабля, а Байрон просто гардемарином. Юноша решил, что это не его дело.

* * *

Позже в тот же день, в два часа пополудни, когда на вахте было всего три матроса, Балкли пришлось самому лезть на мачту, чтобы помочь спустить один из реев фока. Корабль швыряло из стороны в сторону, Балкли с трудом лез вверх по снастям. Ветер хлестал его, дождь выжигал глаза. Он карабкался все выше, пока не добрался до рея. Тот раскачивался вместе с кораблем – то чуть не уходил под воду, то взмывал в небо. Балкли отчаянно старался удержаться. И в этот самый момент «предельно ясно увидел землю»[336]336
  Там же. С. 11.


[Закрыть]. Впереди высились огромные скалы, и гонимый западным ветром «Вейджер» несся прямо на них. Балкли поспешил вниз, чтобы предупредить капитана.

* * *

Чип тотчас взял дело в свои руки.

«Поднимите фок-рей и поставьте фок!»[337]337
  Там же.


[Закрыть] – крикнул он блуждавшим окрест едва напоминающим человеческие фигурам. Затем он приказал людям выполнить поворот через фордевинд[338]338
  Также моряки использовали термин «увалиться», когда речь шла о повороте фордевинд.


[Закрыть] – развернуть корабль, отклонив его нос от ветра. Рулевой (наличествовал только один) повернул двойное колесо. Нос начал по дуге уходить от ветра, но штормовой порыв со всей силой ударил в паруса сзади, и корпус подхватили огромные волны. Чип с тревогой наблюдал, как корабль со все большей скоростью несется прямиком к скалам. Он приказал рулевому продолжать крутить штурвал, а другим матросам – заняться такелажем. За несколько мгновений до столкновения удалось отвернуть нос – на целых сто восемьдесят градусов, – и паруса яростно бросили корабль в противоположную сторону, завершив поворот.

Теперь «Вейджер» шел параллельно береговой линии на юг. Однако из-за западного ветра Чип не мог выйти в открытое море. Волны и течения тащили «Вейджер» к берегу. Открывшийся ландшафт Патагонии был изрезанным и беспорядочным, со скалистыми островками и сверкающими ледниками, стелющимися по склонам гор девственными лесами и уходящими прямо в океан скалами, Чип и его люди очутились в ловушке Гольфо-де-Пеньяс – залива Несчастья, или, как его предпочитают называть некоторые, залива Боли.

Внезапно паруса-марсели слетели с реев. Увидев, как его отчаявшиеся люди изо всех сил пытаются починить снасти на баке, Чип решил помочь им, доказать, что еще не все потеряно. Очертя голову он храбро бросился к носу – бык, несущийся прямо в бурю. И вот тут-то, раскачиваемый волной, он сделал неверный шаг (всего один маленький неверный шаг) и полетел в пропасть. Через развороченный люк он рухнул с высоты примерно шесть футов и ударился о дубовую нижнюю палубу. Ударился настолько сильно, что сломал кость в районе левого плеча. Теперь она торчала из-под мышки. Моряки отнесли его в каюту хирурга. «Я был сильно оглушен и ранен жестоким падением»[339]339
  Рапорт Чипа Линдси от 26 февраля 1744 года, JS.


[Закрыть], – отметил Чип. Он хотел встать, чтобы спасти корабль и своих людей, но боль была столь невыносимой, что ему оставалось лишь лежать. Хирург Уолтер Эллиот дал ему опиум, и Чип отбыл в мир снов.

* * *

Четырнадцатого мая в 4:30 утра Байрон, в тот момент находившийся на палубе, почувствовал, как «Вейджер» содрогнулся. Гардемарин Кэмпбелл, совсем еще юный, испуганно спросил: «Что происходит?» Байрон вгляделся в шторм, настолько непроницаемый – «ужас неописуемый»[340]340
  Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 18.


[Закрыть], по его выражению, – что невозможно было разглядеть даже нос корабля. Он спрашивал себя, быть может, это очередная волна, но нет – удар шел из-под корпуса. «Вейджер» нарвался на подводную скалу.

Плотник Камминс, проснувшийся в своей каюте, пришел к тому же выводу. Он поспешил осмотреть повреждения вместе со своим помощником Джеймсом Митчеллом, который на этот раз не был угрюм. Пока Камминс ждал у люка, Митчелл спустился по лестнице в трюм, освещая доски фонарем. «Никакого прилива воды, – крикнул он. – Доски целы!»

Однако когда по кораблю ударили волны, он рванулся вперед и вновь врезался в скалы. Разбился руль, а более чем двухтонный якорь пробил корабельный корпус. Корабль все сильнее кренился. Началась паника. Некоторые больные, два месяца не появлявшиеся на вахте, с почерневшей кожей и налитыми кровью глазами шатались на палубе, восстав с одного смертного одра ради другого. «В этой ужасной ситуации, – заметил Байрон, – “Вейджер” на миг замер, и каждый считал эту минуту последней»[341]341
  Там же. С. 10.


[Закрыть].

Корабль захлестнула еще одна громадная волна – он вновь налетел на скалы, неуправляемый, стонущий, обессиленный… Соленая вода хлынула в пробоину. Помощник плотника Митчелл воскликнул: «Два метра воды в трюме!»[342]342
  Показания Джона Камминса в трибунале от 15 апреля 1746 года. TNA-ADM 1/5288.


[Закрыть] Офицер доложил, что корабль «залит водой до люков»[343]343
  Рапорт Чипа Линдси от 26 февраля 1744 года, JS.


[Закрыть].

Байрон мельком увидел – и, что еще ужаснее, услышал – окружающие буруны, громоподобные волны, перемалывающие жалкий деревянный мир. Пелена романтики окончательно спала – остался лишь ужас перед стихией.

Многие готовились к смерти. Некоторые падали на колени, лепеча молитвы. Кто-то каялся. Лейтенант Бейнс ретировался с бутылкой спиртного. Другие, как заметил Байрон, «лишились всякого разумения, их, будто бревна, рывками и качками корабля швыряло взад и вперед, а они не прилагали никаких усилий, чтобы помочь себе»[344]344
  Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 12.


[Закрыть]. Он добавил: «Вид пенящихся бурунов был столь ужасен, что один из самых храбрых наших людей не мог не выразить свое смятение. Он сказал, что это слишком пугающее зрелище, чтобы его вынести». Кто-то попытался выпрыгнуть за борт, но его удержали. Другой моряк бродил по палубе, размахивая абордажной саблей и крича, что он король Британии.

Матрос-ветеран Джон Джонс попытался воодушевить товарищей. «Друзья мои, – крикнул он, – не будем унывать: разве вы никогда не видели корабля среди бурунов? Попробуем провести его сквозь них. Я не сомневаюсь, что мы сможем… спастись»[345]345
  Там же. С. 13.


[Закрыть]. Его мужество вдохновило нескольких офицеров и матросов, в том числе Байрона. Некоторые схватили веревки, чтобы установить паруса, другие лихорадочно качали и вычерпывали воду. Балкли попытался маневрировать кораблем, манипулируя парусами, натягивая их то в одну, то в другую сторону. Даже рулевой, несмотря на неработающий штурвал, не оставил свой пост – нельзя покидать «Вейджер», пока тот остается на плаву. Как ни удивительно, «оскорбление для взгляда» продолжало идти. Затопляемый водой, он продолжал свой путь через залив Боли – без мачты, без руля, без капитана на квартердеке. Моряки делали все возможное, чтобы спасти свой утлый челн, потому что только так можно было спасти себя.

В конце концов «Вейджер» врезался в скопление скал. Это был конец. Две оставшиеся мачты опасно накренились, и люди их срубили, прежде чем те успели полностью опрокинуть корабль. Треснул бушприт, лопнули окна, выскочили гвозди, раскололись доски, рухнули каюты, прогнулись палубы. Нижнюю часть корабля заполнила вода. Крысы бросились наверх. Больные, не способные встать с гамаков, утонули.

Лорд Байрон в «Дон Жуане» так писал о тонущем корабле:

 
Картин пожаров, битв и разрушенья
Не забывают люди никогда,
…рождают боль и сожаленье
Разбитые сердца и города[346]346
  Пер. Т. Гнедич.


[Закрыть],[347]347
  George Gordon Byron, The Complete Works of Lord Byron. С. 695. На русском языке см.: Байрон Дж. Дон-Жуан. Паломничество Чайльд-Гарольда. М.: Эксмо, 2013.


[Закрыть].
 

И без того на удивление долго протянувший «Вейджер» преподнес своим насельникам последний подарок. «Волею судеб мы застряли меж двух огромных скал»[348]348
  Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 14.


[Закрыть], – записал Джон Байрон. Корабль не затонул целиком – по крайней мере, не сразу. Когда Байрон взобрался на верхотуру, небо прояснилось настолько, чтобы можно было разглядеть, что лежало за бурунами. Там, окутанный туманом, был остров.