Текст книги "Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него"

Иными словами, иногда она поражает людей, хоть и является болезнью макак.

Но случай с BW считался аномалией – уникальной ситуацией, возникшей в странных обстоятельствах. Множество людей проводят ночи в малайзийских джунглях – жители местных деревень на охоте, например, – но очень немногие из них приезжают из Америки, чтобы заниматься геодезией или шпионажем, или еще там чем, и могут получить хороший медицинский диагноз, когда у них начинается лихорадка. Примерно так обстояли дела с Plasmodium knowlesi в следующие тридцать пять лет, пока семейная пара микробиологов из малайской части Борнео – Балбир Сингх и Джанет Кокс-Сингх – не начали изучать странные случаи малярии, происходившие в далекой общине в глубине Борнео.

29

Сингх и Кокс-Сингх добрались до Борнео кружными путями. Балбир родился в Западной Малайзии в семье сикхов из Пенджаба и получил высшее образование в Англии. Кандидатскую диссертацию он защитил в Ливерпуле. Джанет Кокс приехала в Ливерпуль из Белфаста – тоже для получения научной степени. Они познакомились в Ливерпульской школе тропической медицины в 1984 г., и их объединил в том числе общий интерес к малярии. (Ливерпульская школа тропической медицины – старое и славное заведение, и оно было вполне логичным выбором для обоих: сам Рональд Росс был там профессором после того, как покинул Индийскую медицинскую службу, и до того, как основал Институт Росса в Лондоне.) Через несколько лет, уже поженившись, Сингх и Кокс-Сингх вместе с двумя маленькими до-черьми вернулись на родной (для него) Восток, – точнее, в Келантан, на восточное побережье Западной Малайзии. А потом, в 1999 году, когда им предложили заняться научной работой в новой медицинской школе, они перебрались в Саравак, один из двух штатов Малайзии, расположенных на Борнео, и открыли лабораторию в Саравакском Малайзийском университете в Кучинге, экзотическом старом городе на реке Саравак. В середине XIX в. там располагался дворец раджи Брука. Через этот город проезжал Альфред Рассел Уоллес. Это очаровательное место, если вы любите маленькие гостиницы в узких переулках, торговлю с речных лодок и джунгли Борнео, подступающие прямо к заднему двору. Название «Кучинг» означает «кошка», отсюда прозвище «Кошачий город», а на воротах китайского квартала там восседает огромный бетонный кот. Сингх и Кокс-Сингх, впрочем, перебрались туда не ради местного колорита. Они охотились за малярией. Вскоре после переезда они узнали о странных данных, поступающих из Капита, поселения, стоящего на верхнем притоке реки Раджанг в Сараваке.

Капит – административный центр области Капит, населенной преимущественно ибанами, народом, который живет в традиционных длинных домах, плавает по рекам на лодках-долбленках, охотится в лесу и возделывает рис и кукурузу на огородах вдоль опушки леса. Plasmodium vivax и P. falciparum – самые часто встречающиеся малярийные организмы в Сараваке; на третьем месте идет P. malariae, вызывающий небольшой процент случаев. В крови эти три паразита легко отличить друг от друга – достаточно посмотреть на мазок крови в микроскоп; именно так малярию диагностируют уже десятилетиями. Но статистика показалась какой-то перекошенной: бÓльшая часть всех случаев P. malariae, как узнали Сингх и Кокс-Сингх, приходится на Капит. Почему? В этой области до странности высокая заболеваемость этим конкретным видом малярии. Кроме того, большинство случаев в Капите достаточно тяжелы и требуют госпитализации – в отличие от мягкой, едва заметной формы болезни, обычно вызываемой P. malariae. Опять-таки: почему? Кроме того, жертвами в области Капит становились в основном взрослые, у которых должен быть иммунитет после предыдущих заболеваний, а не дети, у которых иммунитета нет и которые обычно и заражаются P. malariae. Что там творится?

Балбир Сингх добрался на лодке до Капита и взял образцы у восьми пациентов: через прокол подушечки пальца он сделал мазки крови на фильтровальной бумаге. Вернувшись в Кучинг, он вместе с молодым ассистентом Анандом Радхакришнаном подверг образцы молекулярному ПЦР-анализу, который к тому времени стал новым стандартом в диагностике и малярии, и других заболеваний; он намного более точно идентифицирует микроорганизмы, чем разглядывание зараженных клеток крови в микроскоп.

ПЦР-амплификация фрагментов ДНК, за которой следует секвенирование (чтение генома) этих фрагментов, – это намного более глубокий процесс, чем микроскопия. Он позволяет ученому заглянуть еще ниже уровня клеточной структуры и буквально буква за буквой прочитать генетический код. Этот код записан нуклеотидами, компонентами молекул ДНК и РНК. Каждый нуклеотид состоит из азотистого основания, соединенного с молекулой сахара и одной или несколькими частями фосфорной кислоты. ДНК больше всего напоминает спиральную лестницу, которую поддерживают две извилистые нити, а азотистые основания как раз и служат ступеньками, соединяющими эти нити. ДНК состоит из четырех оснований – молекулярных компонентов, которые называются аденин, цитозин, гуанин и тимин и сокращенно обозначаются A, C, G и T, – маленькие фишки в огромной игре в генетический скрэббл. Вы наверняка уже все это слышали в передачах канала «Discovery», но именно самые элементарные вещи стоит повторять снова и снова, потому что генетический код – это одна из важнейших улик, по которым микробиологи сейчас распознают патогены. В молекуле РНК, которая служит для трансляции ДНК в белки (а также, как мы увидим позже, выполняет и некоторые другие функции), тимин заменяется другим основанием – урацилом; соответственно, «слова» в этом варианте скрэббла составляются из букв A, C, G и U.

Сингх и Кокс-Сингх с помощью Радхакришнана искали фрагменты ДНК и РНК, характерные для паразитов-плазмодиев в целом – и им удалось найти такие фрагменты. Только вот они не принадлежали ни P. malariae, ни P. vivax, ни P. falciparum. Они были чем-то новым – или, по крайней мере, чем-то менее знакомым и более неожиданным.

Дальнейшие анализы и сопоставления показали, что пять из восьми пациентов из Капита были заражены Plasmodium knowlesi. И, что было не менее неожиданно, случаи не группировались среди жителей одного и того же дома. Отсутствие группировки говорило о том, что эти люди не передавали паразита друг другу через комаров. Каждый пациент, похоже, получил его от комаров, которые кусали макак.

30

Факультет медицины и здравоохранения в Саравакском Малайзийском университете располагается в элегантном небоскребе, до которого всего десять минут на такси от больших новых гостиниц и старых зданий рынка на набережной Кучинга. Я нашел Балбира Сингха, приятного, дружелюбного человека в возрасте немного за пятьдесят, в его кабинете на восьмом этаже, окруженного книгами, бумагами и трофеями, выигранными в гольф. У него была темная, седеющая борода, на голове он носил фиолетово-черный тюрбан, а на шее висели очки для чтения. Хотя на следующий день они с женой собирались уехать из города, чтобы встретиться с работниками службы здравоохранения из других областей Борнео, они все же согласились уделить мне немного времени. Открытие, что малярия у жителей Капита вызывается P. knowlesi, произошло относительно недавно, и его влияние на методы лечения малярии и в Малайзии, и в других странах, было неоспоримо, так что они были рады пообщаться.

Мы с Балбиром Сингхом спустились на лифте, перешли улицу и сели за столик в его любимом скромном кафе с южноиндийской кухней. Он угостил меня бирьяни[77]77
  Бирьяни, или бирияни, – блюдо из риса и специй с добавлением мяса, рыбы, яиц или овощей. – Прим. ред.


[Закрыть]и рассказал о своем дедушке, сикхе из Пенджаба, который эмигрировал в Малайзию, а потом – о своей жизни в Ливерпуле. Я узнал о том, как P. knowlesi успешно и совершенно бессимптомно живет в макаках-крабоедах, обитающих в лесном пологе. Я услышал о каком-то геодезисте, который на самом деле был шпионом и скрывался где-то в малайзийском лесу, но он говорил очень быстро, еда была очень вкусная, так что эту часть рассказа я понял лишь много позже. Когда мы вернулись в его кабинет, Сингх с такой же стремительностью пересказал историю о Юлиусе Вагнере-Яурегге и малярийной пиротерапии сифилиса, профессоре Чукэ, который в тех же целях использовал в Румынии Plasmodium knowlesi, а затем – снова о таинственном американском геодезисте, который заразился обезьяньей болезнью в лесу. Сингх показал мне на своем компьютере фотографии домов народа ибан в верховьях реки Раджанг. Там живут восемь разных этнических групп, но в основном все же иба-ны, сказал он. Вот длинный дом, в котором может жить от пяти до пятидесяти семей. Отлично подходит для забора крови – не нужно ходить из дома в дом. А вот еще одна типичная сцена: видите вон ту зелень, думаете, что это трава, правильно? Но это не трава, это заливное поле. Рис. Еще они выращивают кукурузу. В сезон сбора урожая люди ночами сидят в хижинах возле полей, чтобы отгонять макак, пытающихся что-нибудь стащить. Они не стреляют в животных, потому что пули слишком дорогие, а мяса макак-крабоед дает очень мало. Кроме того, в некоторых длинных домах существуют табу: если убьешь мартышку, ее дух придет мстить в чрево твоей беременной жены, и ребенок родится ужасно уродливым. Мартышки смелые и настойчивые, но их надо как-то отгонять с заливных полей, – судя по всему, люди размахивают руками, кричат и стучат в горшки и кастрюли. Жители деревни проводят в полях две-три ночи подряд. Конечно же, их кусают ночные лесные комары, в том числе Anopheles latens, основной вид-переносчик P. knowlesi в этих местах.

– Так что с контролем здесь проблемы, – сказал он. – Как такое контролировать?

Заражаются и мужчины, и женщины. Чтобы добыть себе пропитание, они ходят в лес, где полно и макак, и комаров.

Он показал мне увеличенные изображения микроскопных слайдов с человеческими клетками, инфицированными малярией. Мне они показались просто кружкáми и точками. А для него это были трофозоиты, шизонты, гаметоциты. Он говорил быстро. Да, P. knowlesi легко перепутать с P. malariae, если вы ищете именно последнего, согласился я. Неудивительно, что методы молекулярной геномики дали нам возможность лучше их различать. Неудивительно, что эту зоонозную малярию так долго неверно диагностировали. А потом мы спустились вниз, чтобы навестить его жену в лаборатории.

Джанет Кокс-Сингх – невысокая женщина с короткими каштаново-черными волосами и изящными чертами лица, а в ее речи не слышно практически никаких признаков белфастского акцента. Она сидела на скамейке в лаборатории, недалеко от ПЦР-машины, за собственным большим монитором, под стеллажами, на которых лежали коробки, полные образцов крови на фильтровальной бумаге, засохшие и тщательно упакованные, – драгоценный архив сырья, из которого они с мужем получили бÓльшую часть своих данных. Представьте себе сушеную ДНК…

– Мы разработали ПЦР-метод и теперь можем делать мазки крови на фильтровальной бумаге, а потом заниматься эпидемиологией малярии в очень далеких местах, – рассказала мне Кокс-Сингх. Область Капит в штате Саравак – это в самом деле очень далекое место.

Неподалеку прямо на полу стояли несколько больших баков с жидким азотом для перевозки замороженных образцов – более трудоемкий метод перевозки крови в лабораторию, не совсем устаревший, но для целей Сингхов вполне хватает и методики с фильтровальной бумагой. После первой поездки вверх по реке, когда Сингх проколол восемь пальцев и взял восемь образцов крови, которые показали наличие P. knowlesi, они с Кокс-Сингх продолжили сбор данных, побывав в госпитале Капита и длинных домах, расположенных поблизости. А еще они расширили диапазон поисков, делегировав сбор крови. Они отправили наборы фильтровальной бумаги в другие регионы Саравака вместе со специально подготовленными помощниками и получили от них мазки крови – засохшие, но важные. С помощью старомодного дырокола (тщательно простерилизованного, чтобы избежать контаминации) они выбили из каждого мазка по два бумажных кружочка и пропустили эти кружочки через ПЦР-машину. Два жестких кружочка содержали примерно двадцать микролитров крови – как раз достаточно, чтобы получить ДНК. Затем ДНК нужно было избирательно амплифицировать, чтобы работать с ней. Кокс-Сингх начала описывать мне конкретный метод, который они использовали, «вложенную ПЦР», нарисовав диаграмму на обратной стороне журнальной статьи. Небольшие субъединицы, полторы тысячи нуклеотидов, рибосомная ДНК. Я внимательно разглядывал рисунки. Получив амплифицирован-ный продукт, они отправляют его в лабораторию на континент для генетического секвенирования. Результаты секвенирования представляют собой длинную цепочку букв генетического кода, больше всего напоминающую ругательство, которое кто-то пытается произнести, задыхаясь от гнева (ACCGCAGGAGCGCT!..); эту цепочку вводят в огромную сетевую базу данных, чтобы найти совпадения. Именно так они идентифицировали P. knowlesi в тех первых образцах, объяснила она, а с тех пор – и во многих других.

Ее муж снял со стеллажа коробку и открыл ее.

– Это наша коллекция мазков крови, – тихо, гордо сказал он. Борнео находится в стороне от проторенных путей, и, полагаю, немногие научные журналисты добираются сюда. В коробке лежала аккуратная папка с пластиковыми конвертами, в каждом конверте – кусочек пористой бумаги размером не больше визитной карточки, на каждой бумажке – по темно-красному, почти черному пятну. Рядом с центром темного пятна на бумажке, которую я рассмотрел ближе, виднелась идеально круглая маленькая дырочка. Сделанный дыроколом кружочек, которого здесь не хватало, уже рассказал ученым свои секреты. ДНК-конфетти.

В первые два года работы с населением Капита, в которой используются кружочки из фильтровальной бумаги и ПЦР, команда Сингха и Кокс-Сингх (как и у любых ученых, у них есть помощники и коллеги) обнаружила 120 случаев малярии, вызванной P. knowlesi. Если бы использовались прежние диагностические предположения и методы, большинству больных поставили бы диагноз P. malariae, легкую форму малярии, и, соответственно, они не получили бы никакой медицинской помощи. И страдали бы – или и того хуже. После правильного диагноза и агрессивного лечения лекарствами вроде хлорохина они выздоровели. Статья, описывавшая результаты, была опубликована в авторитетном британском журнале The Lancet, и в ней представили убедительные доказательства того, о чем подозревали еще после странного случая с геодезистом BW: малярия P. knowlesi – зоонозное заболевание.

В процессе поисков, длившихся с 2001 по 2006 гг., команда нашла сотни новых случаев P. knowlesi, в том числе 266 в Сараваке, 41 – в Сабахе (втором из двух штатов Малайзии, расположенных на Борнео) и 5 – в Западной Малайзии, к северо-востоку от Куала-Лумпура, – возможно, где-то недалеко от тех мест, где в 1965 году заразился BW. Кроме того, они нашли P. knowlesi у большинства макаков-крабоедов, у которых сумели взять кровь, подтвердив, что эти мартышки являются резервуаром.

Что печальнее, команда нашла четыре смертельных случая у людей – четыре пациента с малярией обратились в госпиталь, получили неверный диагноз P. malariae (основанный на старой методике микроскопии), потом у них развились тяжелые симптомы, и они умерли. Ретроспективный анализ их образцов крови с помощью ПЦР показал, что все четверо страдали от P. knowlesi. Эти откровения говорили не только о том, что P. knowlesi – зоонозное заболевание, но еще и о том, что люди умирали из-за того, что об этом не знали врачи и микроскописты. Статью, в которой Кокс-Сингх, Сингх и их коллеги представили доказательства четырех смертей, сказала она мне, сначала отказались публиковать.

– Потому что мы говорили, что эта…

Муж договорил за нее:

– …эта болезнь убивает.

– Эта болезнь убивает, – повторила она. – И им это не понравилось.

Под «ними» она имела в виду анонимных рецензентов из The Lancet. Редакторы этого журнала, принявшие их первую статью, отказались публиковать вторую по совету этих рецензентов, отчасти потому, что неопровержимых доказательств причины смерти этих четверых не существовало. Их и не могло существовать, потому что Кокс-Сингх и Сингх работали с архивными образцами крови и восстанавливали истории болезни по записям в медицинских картах, чтобы разобраться в болезнях четырех человек, чьи тела вскрыть для обследования уже невозможно.

– В общем, с этой статьей у нас возникли проблемы.

Но в конце концов, статью приняли для публикации в другом хорошем журнале, и, когда она вышла в начале 2008 г., поднялась немалая шумиха. Сущность статьи выражалась в названии, которое было далеко от скромности и невинности: «Plasmodium knowlesi Malaria in Humans Is Widely Distributed and Potentially Life Threatening» («Малярия, вызываемая у людей Plasmodium knowlesi, широко распространена и, возможно, опасна для жизни»).

Научная деятельность – это работа, которая выполняется в лабораториях и в поле, но еще это общение, проходящее посредством журнальных страниц. Участие в этом разговоре, даже в эпоху электронной почты, особенно важно для ученых, живущих на заметном расстоянии от большинства своих коллег. Собственно, по этой причине Сингх и Кокс-Сингх затем выпустили третью статью еще в одном журнале, изложив там свои открытия, приведя обзор предыдущих знаний и сделав несколько конкретных рекомендаций. Перед статьей стояла пометка «Мнение» – редакторы проявили осторожность, – но на самом деле это было нечто намного большее: очень информативный обзор, глубокомысленное эссе, предупреждение. Других соавторов в списке не было: Кокс-Сингх и Сингх говорили вместе, одни. Статью напечатали незадолго до нашей встречи, и у меня с собой была копия.

Малярия Plasmodium knowlesi, писали они, не новая инфекция для человечества. Она уже довольно давно поражает людей, но ее не замечали. Три азиатских примата служат носителями-резервуарами: макак-крабоед, свинохвостый макак и полосатый лангур. Другие мартышки, вполне возможно, тоже могут скрывать в себе этого паразита. Передача от мартышки к мартышке (и от мартышки к человеку) происходит посредством комаров, которые принадлежат к близкородственной группе видов: Anopheles leucosphyrus и их кузенам, в том числе Anopheles latens в Борнео. Anopheles latens – это лесной комар, который обычно кусает макак, но может укусить и человека, если возникнет необходимость и представится возможность. Люди все глубже проникают в леса Борнео – убивают и прогоняют макак, рубят дрова, поджигают лес, сажают огромные плантации масличных пальм и огораживают маленькие делянки для огородов, – и тем самым предлагают себя как альтернативных носителей, так что и необходимости, и возможностей прибавилось. (Леса на Борнео в последние десятилетия подвергаются интенсивной вырубке; сейчас лесом покрыто уже менее 50 процентов площади острова, а людей на нем живет уже около 16 миллионов человек. Кокс-Сингх и Сингх не приводили этих фактов, но явно имели их в виду.) Учитывая все эти обстоятельства, Кокс-Сингх и Сингх написали: «Возможно, мы готовим почву для смены носителя P. knowlesi, подобно той, что, как предполагается, произошла у P. vivax»[78]78
  Cox-Singh and Singh (2008), 408.


[Закрыть]. Под «сменой носителя» они имели в виду переход от макак на людей.

Те же опасения они выразили и в разговоре со мной.

– Получается, это мы создали отличную нишу, которую заняли knowlesi? – спросила Кокс-Сингх. Под «нишей» она имела в виду, конечно, нишу экологическую. – Что будут делать комары? Если мы лишим их среды обитания, адаптируются ли комары к другому, не лесному образу жизни?

Она позволила этим словам повисеть в воздухе, помолчала, потом заговорила снова.

– Я искренне считаю, что мы достигли критической точки. И мы должны быть внимательны. Нужно очень, очень тщательно наблюдать за ситуацией, – сказала она. – И надеяться, что ничего не произойдет.

Но, конечно же, она отлично знала, что что-то всегда происходит. Вопрос только в том, что именно и когда.

31

Через несколько месяцев и даже лет после моего разговора с Балбиром Сингхом и Джанет Кокс-Сингх я по-прежнему раздумывал о Plasmodium knowlesi. Я вспомнил любопытный факт, который сообщили мне ученые: в отличие от других малярийных паразитов, P. knowlesi способен размножаться в нескольких разных видах приматов. Его пристрастия в теплокровных носителях довольно эклектичны. Он заражает макак-крабоедов, свинохвостых макак и полосатых лангуров, особенно их не беспокоя. Иногда он заражает людей, вызывая малярию, в том числе тяжелую. Как выяснилось в лаборатории, он заражает макак-резусов и быстро их убивает. Дальнейшие эксперименты показали, что он может заражать самых разных приматов, в том числе игрунок из Южной Америки, африканских бабуинов и другие виды азиатских макак. В общем, что касается носителей на бесполом этапе его жизненного цикла – стадиях от спорозоита до гаметоцита, которые протекают в кровеносной системе и печени приматов, – этого паразита можно назвать специалистом широкого профиля. Такие универсалы обычно хорошо приспосабливаются к меняющимся экологическим условиям.

Еще я вспомнил живописную иллюстрацию из той обзорной статьи (стр. 151) – нарисованную от руки карту региона, на которой изображались Индия, Юго-Восточная Азия и архипелаг, в центре которого располагается Борнео. На первый взгляд, карта показывает ареал распространения комаров Anopheles leucosrphyrus и макак-крабоедов. Сплошная линия обозначает ареал комаров; отдельным кружком обведены юго-запад Индии и Шри-Ланка, а остальную карту, подобно чудовищной, размером с континент, амебе, накрывает еще одна бесформенная петля. Эта большая «амеба» накрывает Бутан, Мьянму и половину Бангладеш, штаты на северо-востоке Индии, включая Ассам, юг Китая, в том числе Юньнань, Хайнань и Тайвань, Таиланд, Камбоджу, Вьетнам, Лаос, всю Малайзию, все Филиппины и почти всю Индонезию, вытягиваясь к востоку за Бали и Сулавеси. Внутри этой области, по моим приблизительным подсчетам, живет примерно 818 миллионов человек – практически девятая часть всего человечества попадает в область распространения комаров Anopheles leucosphyris. Ареал макаки-крабоеда тоже был отмечен на карте: пунктирная линия, окружающая практически ту же область, что и у комаров, но немного поменьше.

Будет ли слишком большим преувеличением сказать, что все эти 818 миллионов человек рискуют заразиться малярией P. knowlesi? Пожалуй, будет. Во-первых, макаки-крабоеды распределены по этой огромной территории очень неравномерно; они живут в основном в пограничных средах обитания, на стыке леса и ландшафта, созданного человеком. Во-вторых, опасность для человека зависит от многих факторов – не только от географического распространения комаров и мартышек. Она зависит от того, вылетают ли эти комары из леса, чтобы кусать людей, и заходят ли люди в лес, чтобы быть укушенным. Остались ли на этой территории обширные леса, и если нет, то как на это реагируют комары. Что происходит, когда лес вырубают: вымирают комары или адаптируются? Еще опасность зависит от того, сможет ли паразит достаточно хорошо обосноваться в человеческой популяции, чтобы мартышки в качестве носителей ему больше не требовались. Сможет ли он колонизировать нового переносчика и передаваться через какой-нибудь другой вид комаров – тот, который охотнее ищет людей в длинных домах, деревнях и городах. Иными словами, все зависит от случайности, экологии и эволюции.

Знания о малярии, вызываемой P. knowlesi, в основном благодаря усилиям Сингха и Кокс-Сингх, начинают распространяться. Труднее понять, распространяется ли сам паразит. В журналах появляются отчеты, сообщающие о нескольких изолированных случаях в Юго-Восточной Азии. Один мужчина из Бангкока провел несколько недель в лесах на юге Таиланда, и комары кусали его на рассвете и закате. Молодой солдат из Сингапура проходил военную подготовку в лесу, полном комаров и макак. Пять случаев отмечено на Палаване, лесистом острове, входящем в состав Филиппин. Австралиец, работавший на Калимантане (индонезийская часть Борнео) неподалеку от опушки леса, позже обратился за медицинской помощью в госпиталь Сиднея. Финский турист провел месяц в Западной Малайзии, в том числе пять дней в джунглях без противокомарной сетки, и заболел по возвращении в Хельсинки. Были случаи в Китае и Мьянме. Все они дали положительный анализ на P. knowlesi. Никто не знает, сколько еще случаев не было отмечено или опознано.

Мы, люди, – сравнительно юный вид приматов, и наши болезни тоже еще молоды. Мы позаимствовали наши проблемы у других живых существ. Некоторые из этих инфекций, например, вирусы Хендра и Эбола, посещают нас лишь изредка и быстро заходят в тупик. Другие же, например, грипп и ВИЧ, обосновались в нас, передаются от человека к человеку и в целом добились огромного, обширного, стойкого успеха в новой среде обитания – нас. Plasmodium falciparum и Plasmodium vivax, которые появились в других приматах, тоже смогли этого добиться.

Plasmodium knowlesi, может, сейчас переживает переходный (или перешагивающий?) период, и его будущих планов мы не знаем. Это, в конце концов, протист, у протистов не бывает планов. Они лишь реагируют на обстоятельства. Возможно, этот плазмодий адаптируется к меняющимся тенденциям среди носителей-приматов – меньше мартышек, больше людей, – точно так же, как адаптировались другие его кузены-плазмодии.

А пока что он служит отличным напоминанием о ключевом для любого зооноза факте: важно не только, откуда берется инфекция, но и куда она потом направляется.