Текст книги "Лазутчики"

Глава 5

Бэленджер смотрел, как профессор развернул карту и ткнул пальцем в место, расположенное в двух кварталах к северу от мотеля.

– Отель «Парагон»? – спросила Кора, прочитав надпись.

– Построен в 1901 году, – сказал Конклин, – и, как явствует из самого названия, должен был представлять собой что-то из ряда вон выходящее[4]4
  Paragon (англ.) – безукоризненный, образцовый.


[Закрыть]. Несравненная любезность персонала. Наивысший уровень обслуживания. В вестибюлях – полы из полированного мрамора. Столовая посуда из наилучшего фарфора. Позолоченные столовые приборы. Телефоны во всех номерах, хотя в то время в большинстве отелей существовал один-единственный аппарат, размещавшийся в вестибюле первого этажа. Собственный закрытый плавательный бассейн с подогретой водой, что тоже было неслыханной редкостью. Парилка – их в то время тоже можно было встретить нечасто. Массажные ванны, которые тогда только-только появились. Танцзал. Художественная галерея. Огромное помещение для катания на роликовых коньках. Примитивная система кондиционирования, основанная на том, что поток воздуха охлаждался, проходя надо льдом. А также наилучшая система отопления, что было совсем необычно даже для самых фешенебельных курортных отелей – в конце концов, постояльцы по большей части приезжали туда на лето, чтобы скрыться от жары. Четыре лифта, управлявшиеся кнопками из кабин, двигавшихся на тросах, без зубчатой передачи – они были тогда одним из последних достижений технического прогресса. Обслуживание номеров на протяжении всех двадцати четырех часов в сутки. Пассажирские и кухонные электрические лифты гарантировали чрезвычайно быструю доставку заказов.

– Не хватает только официанток из коктейль-бара, а то был бы настоящий Лас-Вегас, – ухмыльнулся Винни.

Чтобы не выделяться среди присутствующих, Бэленджер тоже постарался изобразить удивление.

– "Парагон" спроектировал сам владелец, Морган Карлайл, унаследовавший фамильное состояние от богатых родителей, погибших на загоревшемся в океане судне. – Пояснение профессора согнало усмешку с лица Винни. – Карлайлу было тогда всего лишь двадцать два года, он был эксцентричным, нелюдимым, подверженным приступам гнева и глубокой депрессии, но при этом отличался блеском во всех своих действиях. Он был гением, постоянно находившимся на грани нервного срыва. По иронии судьбы, он, несмотря на то что основным источником богатства были принадлежавшие ему пароходы, до ужаса боялся всяких путешествий. Видите ли, он страдал гемофилией.

Молодые люди, как по команде, оторвали глаза от карты.

– Это когда кровь проступает через кожу? – спросила Кора.

– Иногда ее называют «королевской болезнью», потому что ею страдали, по меньшей мере, десять человек из потомков королевы Виктории по мужской линии.

– Если я не ошибаюсь, при этой болезни малейшая царапина или ушиб вызывают кровотечение, которое практически невозможно остановить, – заметил Бэленджер.

– Вы правы. По своей природе это генетическое расстройство, из-за которого кровь не сворачивается должным образом. Причем проявляется это только у мужчин, хотя может передаваться и по женской линии. Часто кровотечения не бывают заметными извне. Кровь просачивается в суставы и мышцы, вызывая сильную боль и заставляя страдальцев неделями и месяцами лежать в кровати.

– Существует ли какое-нибудь лечение? – спросил Бэленджер, делая очередную пометку в блокноте.

– Радикального лечения нет, хотя средства для того, чтобы облегчать мучения больных, имеются. Еще во время юности Карлайла начались опыты по переливанию крови. Благодаря этим процедурам удавалось временно восстановить уровень свертывающего фактора до почти нормального состояния. Его родители панически боялись, как бы он в результате какого-нибудь несчастного случая не изошел кровью до смерти, и потому держали его под строжайшим надзором слуг, чуть ли не на тюремном положении. Ему никогда не разрешали покидать семейный особняк в Манхэттене. А вот мать и отец Карлайлы любили путешествовать и часто оставляли сына в одиночестве. Исследователи определили, что они каждый год по шесть месяцев находились в отъезде. Потом они возвращались с фотографиями, картинами и снимками для стереоскопа и демонстрировали сыну чудеса, которые видели. Он настолько привык находиться в закрытом помещении, что у него возникла агорафобия, и он даже помыслить не мог о том, чтобы выйти наружу. Но после смерти родителей он, под воздействием горя и гнева, собрал в кулак всю свою волю и поклялся, что впервые в жизни изменит свое местожительство. До этого он ни разу не выходил даже на тротуар Пятой авеню перед крыльцом своего дома, но теперь твердо решил спроектировать и построить отель, в котором будет жить и он сам. Отель должен был располагаться в том невероятном, поражавшем воображение курортном городе на берегу океана, о котором говорил весь Манхэттен: в Эсбёри-Парке. Архитектурную идею он позаимствовал в одном из тех стереоскопических изображений, которые привозили ему родители. Это были руины города майя, затерянные в мексиканских джунглях.

Бэленджер обратил внимание на неподдельный интерес в глазах молодежи.

– Карлайл решил, что, если уж ему не дано увидеть настоящую пирамиду майя, то он может хотя бы выстроить ее подобие для себя, – продолжал профессор. – Здание имело семь этажей в высоту и пропорции древней пирамиды. Но он не стал рабски копировать постройку исчезнувшего народа. Карлайл решил, что каждый следующий этаж будет немного меньше нижнего, а венчать здание будет пентхауз. Так что пирамида была скорректирована в стиле арт-деко, характерном для двадцатых годов.

Рик нахмурился.

– Но если он страдал агорафобией...

– Да? – Конклин, склонив голову, смотрел на Рика, ожидая, пока тот закончит мысль.

Кора оказалась проворнее:

– Профессор, значит, вы говорите, что Карлайл переехал в отель, жил в пентхаузе и никогда не выходил оттуда?

– Нет, это вы говорите. – Конклин с довольным видом сложил руки на объемистом животе. – Один из лифтов предназначался для его личного пользования. Днем или ночью, но главным образом ночью, когда постояльцы спали, он получал в свое распоряжение довольно компактную версию собственного мира. Учитывая, во что обошлась постройка отеля, хозяин был лишен всяких шансов на прибыль. Если бы отель был коммерческим предприятием, то в нем пришлось бы установить такие цены, которые отпугнули бы даже многих миллионеров. А уж людям с умеренными средствами не следовало бы даже подходить к дверям. Поэтому Карлайл снизил цены и сделал их конкурентоспособными. В конце концов, целью постройки отеля было приближение себя к жизни или, вернее, жизни к себе, а не извлечение прибыли.

Следующий логичный вопрос задал Бэленджер:

– И как долго он прожил?

– До девяноста двух лет. Общее заблуждение по поводу гемофилии состоит в том, что все, кто страдает ею, считаются людьми слабыми и болезненными. Действительно, часть из них такие и есть. Но успех консервативного лечения в значительной степени обеспечивает физическая активность. Очень поощряются бесконтактные виды спорта, такие, как плавание и занятия на велотренажере. Мышечный каркас поддерживает болезненные суставы. Большие дозы витаминов и железа призваны предотвращать анемию и усиливать иммунную систему. Для увеличения мышечной массы иногда используются стероиды. Карлайл применял все эти меры с потрясающей целеустремленностью. По общему мнению, он постоянно находился в потрясающей физической форме.

– Девяносто два года... – протянула Кора и вдруг вскинула голову. – Но если ему было двадцать два в девятьсот первом, значит, он дожил до...

– Прибавь еще семьдесят лет. Получится семьдесят первый. – Теперь Рик закончил мысль Коры. Бэленджер не без удивления заметил, что, несмотря на столь непродолжительное пребывание в браке, они оба уже обладали этим редким даром. – За год до смерти Карлайла начались погромы и пожары. Он, вероятно, наблюдал за ними из окон своего пентхауза и, несомненно, был напуган.

– "Напуган" – это еще мягко сказано, – поправил ученика профессор. – Карлайл приказал установить ставни изнутри на каждой двери и окне отеля, на всех этажах. Металлические ставни. Он забаррикадировался в доме.

Бэленджер опустил блокнот и с интересом взглянул на профессора.

– И на протяжении трех с лишним десятков лет здание стояло заколоченным?

– Дело обстояло даже лучше. Реакция Карлайла на погромы оказала нам неплохую услугу. Внутренние ставни были куда надежнее, чем любые доски, приколоченные снаружи. Вандалы и штормы побили стекла в окнах. Но внутрь ничего не проникало; по крайней мере, на это можно надеяться. У нас есть редкая возможность исследовать очень хорошо сохранившийся объект – едва ли не самый сохранный из всех, которые мы когда-либо находили. До того, как его разрушат.

– Разрушат? – в голосе Коры прозвучало изумление.

– После смерти Карлайла отель перешел в собственность семейного треста, который должен был сохранить его. Но после краха фондовой биржи в 2001 году у треста начались серьезные финансовые проблемы. Муниципальные власти Эсбёри-Парка отобрали у него здание за неуплату налогов. Землю купил застройщик. На следующей неделе туда явятся сборщики утиля, чтобы изъять из здания все, что там осталось ценного. Еще через две недели «Парагон» разобьют шар-бабой. Но этой ночью он примет первых гостей за три минувших десятилетия. Этими гостями будем мы.

Глава 6

Бэленджер почувствовал, насколько усилилось волнение членов группы, когда те включили свои карманные рации. В комнате громко затрещали звуки статических разрядов.

Конклин нажал на кнопку.

– Проверка. – Его искаженный голос откликнулся из всех остальных приборов.

Рик, Кора и Винни поочередно сделали то же самое и удостоверились, что их рации также способны и принимать, и передавать сигналы.

– Судя по звуку, батареи свежие, – сказала Кора. – И у нас есть еще куча запасных.

– А как погода? – спросил Рик.

– Ближе к утру обещали дождь, – отозвался Конклин.

– Вот уж было бы из-за чего волноваться, – сказал Винни. – Сейчас время для дождей.

Бэленджер принялся запихивать рукавицы, бутылки с водой, шлем, надежный строительный пояс, рацию, фонарь и запасные батареи в последний рюкзак, но тут заметил, что молодежь напряженно разглядывает его.

– В чем дело?

– Вы что, действительно собираетесь пойти с нами? – нахмурилась Кора.

Бэленджер почувствовал в голове, за ушами, нарастающее давление.

– Конечно. Разве не об этом был разговор с самого начала?

– Мы рассчитывали, что вы передумаете.

– Потому что ползать среди ночи по заброшенному дому – это несолидное занятие? Если честно, то вы меня сильно заинтриговали. Кроме того, репортаж очень много потеряет, если я не увижу собственными глазами того, что вы там найдете.

– Вашему редактору может сильно не понравиться, если вас арестуют, – сказал Конклин.

– А что, это очень вероятно?

– В этом районе Эсбёри-Парка уже лет двадцать не было никакой охраны. Но возможность встретиться с нею существует всегда.

– Похоже, что вероятность достаточно мала. – Бэленджер пожал плечами. – В конце концов, Хемингуэй в день-Д отправился на высадку в Нормандии[5]5
  6 июня 1944 года американские, английские и канадские войска высадились на полуострове Котантен в Нормандии, открыв второй фронт Второй мировой войны. Знаменитый американский писатель Э. Хемингуэй участвовал в первой волне десанта.


[Закрыть] с пробитым черепом. Что же может помешать мне немного полазить по старому дому?

– Это считается незаконным проникновением, – пояснил Винни.

– Совершенно верно. – Бэленджер взял с кровати последний предмет – закрытый складной нож с черной рельефной ручкой.

– Неровности помогают держать нож, даже если ручка мокрая, – объяснил Рик. – Зажим на ручке удерживает нож в кармане, так что вы сможете без труда найти его, не выгребая все, что напихали в карман.

– Да, действительно, точь-в-точь как при сборе в военный рейд.

– Вы немало удивитесь, когда поймете, насколько полезным может оказаться нож, когда вы зацепитесь за что-нибудь, пролезая через узкую дыру, или когда вам нужно срочно распечатать новую батарейку, а у вас свободна только одна рука. Видите кнопку около лезвия? Нажмите на нее большим пальцем.

Бэленджер послушно нажал, и нож раскрылся.

– Очень полезно на тот случай, если вторая рука занята, – добавил Рик. – Причем это не выкидной нож, так что, если вас заметут, он не сможет усугубить ваше положение.

Бэленджер изобразил на лице успокоенность.

– Очень приятно слышать.

– Если бы мы вели исследования где-нибудь в безлюдной местности, – сказал профессор, – то сообщили бы лесничему, в каком направлении хотим двигаться. Мы предупредили бы друзей и родных, чтобы те знали, где нас искать, если мы не дадим о себе знать в условленное время. То же самое правило относится и к городским исследованиям, с той лишь разницей, что, поскольку мы собираемся предпринять противоправные действия, нам следует вести себя осмотрительно. Я оставил запечатанный конверт своему коллеге и ближайшему другу. Он догадывается о моих занятиях, но никогда не спрашивал меня об этом напрямик. Если я не позвоню ему до девяти завтрашнего утра, то он вскроет конверт, узнает, где мы находимся, и сообщит властям, что мы попали в беду. С нами еще не случалось ничего такого, что требовало бы принятия столь серьезных мер, но все же чувствуешь себя спокойнее, зная, что соблюдаешь необходимые предосторожности.

– И, конечно, у нас при себе сотовые телефоны. – Винни продемонстрировал свой. – Если случится беда, мы всегда сможем позвать на помощь.

– Но мы держим их выключенными, – добавил Конклин. – Трудно оценить ритм прошлой жизни, когда на него накладывается пульс современности. У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Есть несколько. – Бэленджеру не терпелось двинуться в путь. – Но все они могут подождать до тех пор, пока мы не окажемся на месте.

Конклин обвел взглядом своих бывших студентов.

– Мы ничего не забыли? Нет? В таком случае мы с Винни уйдем первыми. Вы трое выйдете через пять минут. Нам вовсе ни к чему маршировать, как на параде. Пройдете по улице, свернете налево и пройдете еще два квартала. Увидите заросшую сорняками площадку – бывшую автостоянку. Там мы и встретимся. Извините, что касаюсь столь деликатных вопросов, – добавил он, повернувшись к Бэленджеру, – но попрошу вас не забыть освободить пузырь перед уходом. После проникновения часто бывает неудобно отправлять физиологические потребности. К тому же такие поступки противоречат нашему принципу не изменять облика места. На всякий случай мы берем с собой вот это. – Профессор вложил в рюкзак Бэленджера пустую пластмассовую бутылку. – В старых зданиях мочатся собаки, пьяницы и наркоманы. Но только не мы. Мы не оставляем следов.

22:00

Глава 7

В темноте грохот прибоя, доносившийся справа, казался Бэленджеру еще громче, чем в час приезда. Его сердце билось быстрее. Холодный октябрьский бриз усилился и теперь взметал в воздух песок, который больно жалил его лицо. Кланг! Кланг! Болтавшийся на ветру железный лист в заброшенном доме, находившемся на два квартала севернее, все так же продолжал колотиться о стену, издавая звук, похожий на бряканье разбитого колокола. От этого звука на душе у Бэленджера становилось все тяжелее. Втроем – он, Кора и Рик – они шли, настороженно разглядывая заброшенный район. Растрескавшиеся тротуары. Заросшие сорной травой площадки. Несколько покосившихся домов, выделявшихся силуэтами в ночной тьме.

А на заднем плане вырисовывалось семиэтажное здание отеля «Парагон». На фоне звездного неба оно действительно походило на пирамиду майя. По мере приближения отель, казалось, увеличивался. Это симметричное здание, увенчанное пентхаузом, настолько походило на дома стиля арт-деко, заполонившие города в двадцатых годах, что Бэленджер подумал, не умел ли Карлайл провидеть будущее.

– Вы сказали, что вы, все трое, вместе учились истории у профессора Конклина в Буффало? – спросил Бэленджер, взглянув на своих спутников. – Вероятно, вы поддерживаете контакт друг с другом и между этими ежегодными экспедициями?

– Не так часто, как хотелось бы, – отозвался Рик.

– Отпуска. Дни рождения. Ну, и тому подобное. Винни живет в Сиракузах. А мы в Бостоне. Часто ездить – никаких денег не хватит, – добавила Кора.

– Но в то время мы, конечно, были ближе друг к другу. Черт возьми, да ведь Винни и Кора одно время встречались, – сказал Рик. – Пока у нас с ней не начались серьезные отношения.

– А вы не испытываете неловкости, когда собираетесь все вместе?

– Нет, ни в малейшей степени, – ответила Кора. – Между Винни и мною никогда не было ничего такого, о чем стоило бы говорить. Мы оба просто развлекались, только и всего.

– Как вы думаете, почему профессор выбрал именно вас троих?

– Я не знаю.

– За много лет у него наверняка было немало студентов, из которых он мог бы выбрать себе компаньонов по походам. Почему же он остановился именно на вас?

– Думаю, что мы ему просто понравились, – сказала Кора.

Бэленджер задумчиво кивнул. Ему казалось вполне возможным, что из всей компании профессору особенно нравилась Кора и профессор с самого начала хотел видеть рядом с собой именно ее, а ее приятелей пригласил, чтобы она чувствовала себя свободнее. К тому же их присутствие помогало скрыть интерес пожилого вдовца к молодой красивой студентке.

И тут он застыл на месте, увидев неожиданно возникшую среди травы человеческую фигуру. Она, казалось, выросла до пояса прямо из земли.

Лишь через одну-две секунды он сообразил, что видит перед собой Винни, который, похоже, вылез из дыры в земле.

– Сюда.

Бэленджер увидел круглое отверстие, рядом с ним лежала чугунная крышка. Винни вновь исчез под землей. Бэленджер и Кора полезли следом за ним по металлической лестнице, прикрепленной к бетонной стене.

Лязг металлического листа на недостроенном здании кондоминиума сделался тише. Воздух стал прохладнее, в нем отчетливо улавливались запахи сырости и пыли. Добравшись до дна колодца, Бэленджер почувствовал под ногами бетонный пол.

Темнота вдруг сгустилась. Заскрежетал металл – это Рик, спустившись до середины лестницы, сдвинул тяжеленную крышку люка на место. То, как быстро и уверенно он это сделал, говорило не только об опыте, но и о недюжинной силе. Затем стало совсем темно, и металлический лязг смолк.

Бэленджер услышал звук собственного дыхания. Казалось, ему перестало хватать воздуха, как будто темнота, словно тряпка, зажала ему рот и нос. Хотя в туннеле было холодно, он сразу вспотел и почувствовал некоторое облегчение, лишь когда на одном из шлемов вспыхнул фонарик. Поля каски отбрасывали черные тени на пухлые щеки профессора Конклина. Мгновением позже вспыхнул фонарик на каске Винни.

Потом Бэленджер услышал, как Рик спустился на пол туннеля, услышал звук расстегиваемых «молний» и шуршание материи рюкзаков – это Рик и Кора доставали свои каски. Бэленджер последовал их примеру; защитный шлем показался ему очень тяжелым и неудобным.

Затем лазутчики отодвинулись друг от друга, чтобы не мешать. И все же Бэленджер чувствовал, что они стремились не разделяться. Лучи пяти фонарей метались во все стороны, пока их хозяева осматривали туннель. Свет фонарей отражался в лужах.

– Город так мечтает о возрождении, – сказал Конклин, – что мне потребовалось лишь намекнуть, что я связан с застройщиками, и мне сразу же выдали схемы ливневой канализации и коллекторов. Клерк даже сделал для меня копии.

– И этот ход ведет к отелю? – спросил Винни.

– С несколькими изгибами. Карлайл специально запланировал именно такую прокладку. Он умел видеть далеко вперед и понимал, что система электроснабжения его отеля потребует обновления. Чтобы добираться до подводящих кабелей без периодических раскопок, ему проложили туннели, откуда можно было легко добраться до электросети. Больше того, чтобы грызуны не портили провода, их все заложили в трубы. Туннели также выполняют функции дренажной системы. Во время сильных дождей местность, прилегающая к пляжу, может начать превращаться в болото. Во избежание этого Карлайл вымостил все вокруг своего отеля дренажными плитами. Дождевая и талая вода просачивается в эти туннели и выходит под набережной. Поэтому нам и приходится шлепать по лужам. Кстати, дренажная система – это едва ли не основная причина, позволившая отелю простоять столетие с лишним, тогда как фундаменты других зданий, построенных в то время, давно уже сгнили.

Пока профессор говорил, все достали из рюкзаков широкие пояса, снабженные петлями, зажимами и кармашками. Бэленджер сразу же вспомнил, что такими поясами пользуются электрики и плотники, чтобы цеплять к ним те инструменты, которые должны быть под рукой, а также полицейские и военные – для вспомогательного снаряжения. К поясам быстро поприцепляли рации, фонари, фотокамеры и прочее имущество. Бэленджер поступил так же, как все остальные, равномерно распределив нагрузку вокруг бедер. После этого все надели перчатки.

– Мы пользуемся нашлемными фонарями «Петцль», теми, которые делают для спелеологов. Они снабжены галогеновыми и светодиодными лампами, которые можно переключать в зависимости от того, какой свет вам нужен, – сказал профессор Бэленджеру. – При самой большой нагрузке батарей хватает на двести восемьдесят часов, а уж после этого придется менять. Так что здесь нам волноваться не о чем. Впрочем, для тревог есть много других причин. Проверьте безопасность, – распорядился он.

Винни, Кора и Рик дружно вынули из рюкзаков маленькие электронные устройства. Бэленджер вспомнил, что увидел их, как только вошел в номер мотеля, и не смог угадать их назначения. Его новые знакомые нажали на кнопки и некоторое время смотрели на шкалы.

– Нормально, – сказала Кора.

– Мы проверяем наличие в атмосфере угарного газа, углекислого газа и метана, – пояснил Рик для Бэленджера. – Ни один из этих газов не имеет запаха. Я обнаружил следы наличия метана. Правда, очень незначительные.

– В любом случае, – подхватил профессор, – если вы почувствуете головокружение, головную боль, тошноту, нарушение координации движений, сразу же говорите нам. Не ждите до тех пор, пока не станет ясно, что у вас серьезные неприятности. Чем дальше, тем сильнее будут становиться симптомы, а мы тем временем сможем забраться в туннель так далеко, что трудно будет вас вытащить. Мы будем очень часто проверять состояние атмосферы.