Текст книги "Лазутчики"

23:00

Глава 14

Группа достигла развилки лестницы. И по правому, и по левому маршам тянулись сплошные полосы обесцвеченного, выщелоченного мрамора.

– Много воды, – сказал Рик. – На протяжении долгих лет. Наверно, в сильные штормы здесь текут целые реки.

– Будьте осторожны, – предупредил профессор. – Здесь может быть скользко.

Всматриваясь в темноту по сторонам, они поднимались по левому лестничному маршу.

Наверху оказался балкон со множеством до сих пор сохранивших элегантность дверей, на каждой из которых красовался покрытый черно-зелеными пятнами бронзовый номер. Стены, облицованные панелями темного дерева, покрывал толстый слой пыли. Через равные интервалы в темноту уходили поперечные коридоры. В воздухе висел густой запах ветхости и плесени. Бэленджер взглянул под ноги, на сгнившую до состояния перегноя персидскую ковровую дорожку: ее прихотливый узор уже нельзя было различить среди пятен плесени.

Повернув налево, они направились по балкону.

Через каждые десять-двенадцать шагов у стены стоял узкий стол. На некоторых до сих пор располагались вазы с засохшими цветами, вид которых наводил на мысль, что при малейшем прикосновении они должны рассыпаться в пыль. Затем группа еще раз повернула налево и вышла к еще одной лестнице. Эта была сделана из чрезвычайно изящно обработанного дерева. Породу древесины Бэленджер не смог определить, поскольку дерево от воды потемнело. Он задумчиво уставился наверх.

Винни задрал голову одновременно с ним:

– Мой бог! Эта лестница идет по центральному пролету до самого верха здания. Конечно, не могу утверждать наверняка, но мне кажется, что я вижу стеклянную крышу. Лунный свет. Проплывающие облака.

– На крыше пирамиды находится большой стеклянный купол, – объяснил Конклин. – Пролет, в котором мы оказались, проходит через жилые апартаменты Карлайла. Он мог переходить из комнаты в комнату и рассматривать сверху своих постояльцев на лестнице и в части вестибюля.

– Неужели посетители не считали такое его поведение по меньшей мере странным? – осведомилась Кора.

– Стены комнат надежно загораживали его от взглядов снизу. Он пользовался специальными глазками.

– Стекла в куполе, вероятно, побились. И через дыры льется вода и влетают птицы, – сказал Бэленджер.

Под ногами у него резко заскрипела деревянная ступенька. Почувствовав, что сердце в груди оборвалось, Бэленджер схватился за перила.

Его спутники замерли на месте.

– Я совершенно не чувствую, чтобы лестница шаталась, – попытался успокоить его Рик. – Она просто немного осела, только и всего.

– Конечно, конечно... – Бэленджер совершенно не был в этом уверен. Он осторожно пощупал ногой следующую ступеньку.

– По-моему, нужно побольше света. – Кора отстегнула фонарь от пояса.

Остальные тоже взяли в руки фонари. От множества ярких лучей электрического света вокруг заплясали тени, создавая впечатление, будто постояльцы только что разошлись по номерам и закрыли за собой двери.

Чем выше взбирался Бэленджер, тем заметнее становились водяные потеки на деревянной лестнице.

– Как звучит та фраза, которую Уильям Шатнер произносит в начале каждого эпизода «Звездного пути»? «Пространство – это последняя граница», да? – спросил Винни. – Добрый старый капитан Керк. Но у меня такое впечатление, что последняя граница проходит здесь. Иногда, когда я занимаюсь такими вот исследованиями, мне кажется, что я нахожусь на Марсе или в каком-то еще не менее странном месте и разыскиваю вещи, какие никак не ожидал увидеть.

– Вроде вот этого? – Кора направила луч фонаря на несколько ступенек выше. – Что это такое? Еще какая-то разновидность плесени?

Из трещины в дереве свешивались какие-то зеленые усики.

– Ничего подобного. Это какая-то трава, – уверенно заявил Рик. – Ну, подумай сама. Днем сюда через стеклянную крышу проникает вполне достаточно солнечного света, чтобы она могла расти. Проклятущие сорняки готовы укорениться где угодно. – Он взглянул на Бэленджера. – Однажды в старой больнице, предназначенной под снос, мы нашли целую клумбу одуванчиков, выросших на старом ковре около окна.

Снова пронзительно заскрипело дерево.

Бэленджер еще крепче ухватился за перила.

– Я уверен, что все абсолютно устойчиво, – сказал Рик. – Нам ничего не грозит.

– Согласен. Вы правы.

Группа выбралась на четвертый этаж и двинулась было дальше. Однако возле входа в длинный темный коридор профессор замешкался. Он пощупал рукой стену, даже толкнул ее, а потом прислонился к стене всем телом, чтобы отдышаться.

– Прежде чем опереться о стену, всегда проверьте, прочно ли она держится, – предупредила Бэленджера Кора. – Во время одной из наших экспедиций в Буффало Рик прислонился вот так, не зная к чему. И обвалилась часть потолка. Если бы на нем не было каски...

Глава 15

– Профессор? – нахмурившись, оглянулся Винни. – С вами все в порядке?

Грузный пожилой человек тяжело дышал. Взглянув на своих более молодых спутников сквозь запотевшие очки, он пренебрежительно махнул рукой:

– Эти лестницы... Не сомневаюсь, что кое-кто из вас переносит подъемы лишь немногим лучше меня.

Бэленджер поднял руку:

– Сознаюсь. Виновен.

Конклин вынул из бокового кармана своего рюкзака бутылку с водой, отвинтил крышку и отхлебнул из горлышка.

– Я присоединюсь к вам, – сказал Бэленджер, тоже доставая воду. – Должен сознаться: мне жаль, что я не подлил в бутылку немного виски.

– По просьбе публики я теперь не употребляю этот напиток, – в своей велеречивой манере отозвался Конклин.

Кора вытащила пакетик гранолы.

– Никто не хочет перекусить?

В полумраке было видно, как Рик и Винни протянули руки. Через мгновения овсяные хлопья и орехи захрустели на их крепких зубах.

Профессор сделал еще один большой глоток воды, немного постоял и наконец убрал бутылку.

– Что ж, я готов.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Подождите еще чуть-чуть, – сказал Винни. – Хочется узнать, как выглядят эти номера. – Он нажал на ручку двери и удовлетворенно улыбнулся, когда она подалась. Направив луч света в темноту, он кивнул. – Даже на такой высоте все равно стоят металлические ставни.

Бэленджер осторожно направился следом. В лицо ударил застоявшийся воздух; его запах вызывал неприятное ощущение. В свете налобных и ручных фонарей было хорошо видно, что номер выглядит совершенно стандартно: туалет справа, ванная слева, между ними короткий коридор, ведущий в спальню.

Кора приоткрыла дверь ванной.

– Мраморная столешница на тумбочке. Конечно, под пылью не разглядишь... но похоже, что фурнитура...

– Позолочена, – закончил Конклин.

– Ничего себе.

В спальне оказались две неширокие кровати со столбиками: На них до сих пор толстым слоем пыли лежали покрывала с цветочным узором. Телевизор смотрелся чужеродным предметом рядом с диваном, столом и бюро в викторианском стиле. Комната выглядела точно так же, как в 1971 году или даже раньше – если, конечно, попытаться не обращать внимания на паутину, грязь и отставшие клочьями обои.

Винни подошел к телевизору.

– Нет кнопок регулировки цвета. Самая настоящая древность – черно-белый телевизор. Экран со скругленными углами. О, посмотрите на этот телефон! Он с наборным диском. Я видел их в кино, но мы ни разу не натыкались на такие во время исследований. Вы только вообразите себе – чтобы набрать номер, потребуется целая вечность.

– Металлические ставни, – напомнил Рик. – Что они закрывают? Мы же находимся в глубине здания. Между нами и наружной стеной должно быть еще несколько комнат. Здесь просто не могло быть окна – ведь смотреть все равно некуда.

– Не совсем так, – возразил профессор. – Карлайл устроил окна во всех номерах. В каждой четверти отеля имеется шахта, наподобие внутреннего двора. Когда-то там устраивались сады с цветочными клумбами, кустами и даже деревьями, которыми постояльцы могли любоваться из своих окон. В некоторых номерах имелись балконы, выходившие в эти шахты. Сами шахты заканчивались на пятом этаже. Шестой уровень и пентхауз в них не нуждались, потому что в верхней части пирамиды имелся прямой вид наружу.

– До тех пор, пока Карлайл не установил металлические ставни, – добавила Кора. – Неужели стариком настолько овладела паранойя, что он решил, что погромщики полезут вверх по стенам шахт?

– Массовые волнения. Пожары. Разгромленные дома. Его все это, вероятно, наводило на мысль о надвигающемся конце света. – Винни посмотрел на профессора. – Он писал что-нибудь об этом в дневнике?

– Нет. Дневник заканчивается шестьдесят восьмым годом, когда он закрыл отель для постояльцев.

– За три года до смерти. – Бэленджер задумчиво обвел номер взглядом. – И никаких объяснений того, почему закрыл отель и прекратил записи?

– Никаких.

– Может быть, жизнь стала для него неинтересной? – предположила Кора.

– Или же слишком интересной, – возразил Конклин. – Он видел Первую мировую войну, пережил Великую депрессию, дожил до угрозы всеобщего ядерного уничтожения и имел все основания считать, что на всем протяжении двадцатого столетия события меняются от плохого к худшему.

– Шестьдесят восьмой год... Что особенного тогда произошло? – спросил Бэленджер.

– Убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, состоявшиеся с интервалом всего в два месяца.

Все на несколько секунд умолкли.

– А что это лежит на кровати? – Бэленджер ткнул пальцем.

– Где? Я ничего не вижу.

– Во-он там.

Бэленджер осветил первую кровать и плоский предмет, лежавший на подушках.

Чемодан.

– С какой стати кому-то бросать чемодан, выезжая из отеля? – удивленно произнесла Кора.

– Возможно, человек не мог расплатиться по счету и выбирался тайком. Давайте посмотрим, что там внутри. – Винни отложил фонарь и нажал на замки по обеим сторонам чемодана. – Заперто.

Бэленджер вынул из кармана нож, раскрыл его и вознамерился отодрать язычок замка.

– Нет, – остановил его Рик. – Мы смотрим, но ничего не трогаем.

– Но мы же трогали множество всяких вещей.

– Но мы их не повреждали, мы ничего не перемещали и не меняли. Мы вели себя точно так же, как археологи при первичной разведке. Мы не изменяем прошлое.

– Но в таком случае вы никогда не узнаете, что находится в чемодане, – сказал Бэленджер.

– Полагаю, что это не самая большая потеря из всех, которые я уже пережил и еще переживу.

– Если я смогу открыть его, не взламывая, проблема останется?

– Конечно, нет. Только я не соображу, как вы сможете это сделать.

Бэленджер вынул из кармана шариковую ручку. Развинтив ее, он извлек пишущий стержень и снял с него пружинку. Затем, негромко мыча себе под нос, чтобы скрыть напряжение, он вставил конец пружины в замочную скважину чемодана, нажал, повернул и улыбнулся, когда замок со щелчком открылся. То же самое он повторил и со вторым замком, хотя там пришлось повозиться немного дольше.

– Полезное умение, – заметил Рик.

– Я как-то раз написал очерк о слесаре, которого полиция приглашала каждый раз, когда нужно было что-то открыть и никто не мог с этим справиться. Вот он и показал мне несколько простеньких уловок.

– Когда я в следующий раз захлопну ключи в автомобиле, то позвоню вам, – сказал Винни.

– Итак, кто возьмет на себя смелость? – осведомился Бэленджер. – Может быть, вы, Кора?

– Нет, я, пожалуй, уступлю кому-нибудь, – ответила та, в нерешительности потирая руки.

– Винни? А как насчет вас? Вы первым попытались его открыть.

– Благодарю, – напряженным голосом произнес Винни, – но отперли-то его вы, так что вам его и открывать.

– Ладно. Но если мы совершим какое-нибудь эпохальное открытие, оно будет названо в мою честь. – Бэленджер поднял крышку чемодана.

По комнате распространился тяжелый запах. Лучи пяти налобных и пяти ручных фонарей скрестились на содержимом чемодана.

Глава 16

Все замерли.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – нарушила молчание Кора. – Что это такое?

Чемодан был полон меха. А еще там находилось мумифицированное туловище, голова и лапы. Или руки.

– Мой бог, неужели это человек? – спросил Винни. – Ребенок, завернутый в...

– Обезьяна, – перебил его Бэленджер. – По-моему, это обезьяна.

– Да, вот тебе и «Царство дикой природы»...

– Зачем кому бы то ни было... Чтобы человек сунул обезьяну в чемодан, запер и уморил... Нет, это невозможно, – сказал Рик.

– Может быть, она уже была мертва, – предположил профессор.

– И кто-то таскал с собой ее труп как память о прошлом? – Кора протестующе воздела руки. – Это одна из самых дурацких вещей, которые я когда-либо...

– Возможно, человек пытался тайком протащить в отель свою любимую обезьянку, но она задохнулась в чемодане, прежде чем хозяин успел ее освободить?

– Чушь, – бросила Кора. – Чушь, чушь, чушь. Если это было чье-то любимое животное, то почему хозяин не вынес его отсюда и не похоронил?

– Он мог быть угнетен горем потери, – сказал Бэленджер.

– Тогда зачем он запер чемодан перед тем, как уехать?

– Боюсь, что на это я не найду объяснения, – сказал Бэленджер. – Мой жизненный и журналистский опыт показывает, что люди гораздо чаще ведут себя как сумасшедшие, нежели совершают нормальные поступки.

– Да, это самое натуральное сумасшествие.

Бэленджер потянулся к чемодану.

– Вы что, собираетесь прикоснуться к этому? – испуганно воскликнул Винни.

– На мне перчатки. – Бэленджер отодвинул останки, которые оказались пугающе легкими. Слипшийся много лет назад мех скребнул по дну чемодана. Под тельцем оказался резиновый мячик с пятнами красной краски.

Заметив закрытый клапаном карман на внутренней части крышки чемодана, Бэленджер заглянул внутрь.

– О, там конверт.

Бумага незаклеенного конверта пожелтела от времени. Внутри оказалась выцветшая черно-белая фотография, на которой были запечатлены мужчина и женщина, лет сорока каждый. Они стояли, прислонившись к перилам набережной, которая уходила направо, а за спиной у пары простирался океан. Вероятно, снимок был сделан здесь, в Эсбёри-Парке. Бэленджеру показалось, что он узнает силуэт казино на дальнем плане. Мужчина был одет в белую рубашку с короткими рукавами; на его лице застыло такое выражение, будто он испытывал сильную душевную боль. Женщина, нарядившаяся в платье с множеством оборок, скорбно улыбалась. У обоих на руках были видны обручальные кольца. А между ними сидела на перилах обезьянка, державшая в лапах мячик, очень похожий на тот, который лежал в чемодане. Обезьянка скалила зубы и тянулась к камере, как будто фотограф показывал ей банан.

Бэленджер перевернул фотографию.

– Тут есть дата печати: 1965. – Он заглянул в конверт. – Там есть еще кое-что. – Он вынул пожелтевшую вырезку из газеты. – Некролог. 22 августа 1966 года. Гарольд Боман умер в возрасте сорока одного года от мозговой эмболии. Бывшая жена Эдна пережила его.

– Бывшая? – переспросил Рик.

Бэленджер посветил на чемодан с разных сторон и нашел наклейку с именем хозяина.

– Эдна Боман. Трентон, Нью-Джерси. – Он еще раз всмотрелся в фотографию. – В шестьдесят пятом они поженились. А через год развелись, и вскоре бывший муж – как его звали? ах да, Гарольд – умер.

– Портрет отчаяния, – сказал Винни. Лампа-вспышка его камеры ярко сверкнула.

– Закройте чемодан, – потребовала Кора. – Заприте его. Положите его туда, где он лежал все эти годы, – на подушки. Мы не должны были трогать его. Давайте выйдем отсюда и закроем эту проклятую дверь.

– А ведь как раз об этом я говорил в мотеле, – раздался голос профессора. – В некоторых домах прошлое становится настолько ярким, что можно подумать, будто это аккумуляторы. Кажется, что они сохраняют энергию всего, что в них происходило. А иногда они отдают эту энергию, как случилось с чувствами, которые были заперты в этом чемодане.

– Рик! – вдруг громко позвала Кора. Все это время она стояла на месте, продолжая растерянно потирать руки.

– Что?

– Сделай одолжение, зайди в ванную.

– В ванную? Зачем?

– Зайди туда и посмотри в ванну. Я хочу быть уверена, что там нет другого трупа – человека, который перерезал себе вены, или нажрался таблеток, или...

Рик всмотрелся в лицо жены и легонько прикоснулся кончиками пальцев к ее руке.

– Конечно. Все, что захочешь.

Бэленджер проводил взглядом Рика. Тот направил свет обоих своих фонарей в коридор, через который они все только что прошли, а затем решительно шагнул в ванную. Затем наступила тишина, нарушенная скрипом колец, на которых, очевидно, до сих пор висел занавес душа.

– Рик? – снова позвала Кора.

Молодой человек молчал еще пару секунд.

– Ничего, – наконец ответил он. – Пусто.

– Слава богу. Очень прошу извинить меня, – сказала Кора. – Боюсь, что я излишне распустила свои эмоции. Когда я была маленькой, у меня была кошка, которая исчезла как раз перед тем, как моя семья переехала из Омахи в Буффало. Ее звали Сэнди, она почти все время находилась рядом со мной и большую часть дня спала на моей кровати. В день переезда я повсюду искала ее. Через несколько часов папа сказал, что все, нужно садиться в машину и ехать. Нам предстояли два дня пути, и он сказал, что не может больше терять время – он получил в Буффало новую работу, и ему никак нельзя опаздывать. Он попросил соседей поискать Сэнди и известить нас, если она найдется. Он пообещал заплатить, если они пришлют кошку к нам. Сэнди я нашла сама – через две недели, когда распаковывала свои игрушки. Она лежала мертвая в коробке, куда каким-то образом забралась. Вы не поверите, насколько легким оказалось ее тельце. Она задохнулась – папа сказал, что фургон во время движения, особенно летним солнечным днем, может нагреваться до ста двадцати градусов и даже больше[8]8
  120° по принятой в США шкале Фаренгейта соответствуют 49° С.


[Закрыть]. А еще через месяц родители сказали, что развелись. – Кора немного помолчала. – Когда я увидела в чемодане мертвую обезьяну... Мне бы не хотелось... Обещаю, что ничего подобного больше не повторится.

– Не волнуйся об этом, – сказал Винни. – Я тоже напредставлял себе невесть чего. И вообще – во всем виноват я. Ведь это я завел всех вас в эту комнату.

Кора улыбнулась.

– Ты всегда остаешься джентльменом.

Глава 17

Все гуськом выбрались из комнаты, и Винни закрыл дверь. Бэленджер находился чуть поодаль от группы; луч фонарика с его шлема выхватывал из темноты стоявших рядом Винни и Рика. Винни был худым, с округленными узкими плечами и приятными, но мягкими чертами лица, тогда как Рик отличался атлетическим телосложением и был по-настоящему красив. Нетрудно понять, почему, при прочих равных, Кора выбрала именно его, решил Бэленджер. Было также совершенно ясно, что Винни все еще страдал по ней. Именно это и было, без сомнения, главной причиной, по которой он ездил в экспедиции вместе с ними.

Винни и профессор сочувственно смотрели на Кору, а Рик погладил ее по плечу. Он был неподдельно обеспокоен тем, что случилось в комнате. В контрастном свете фонарей его лицо казалось очень строгим, но глаза то и дело возвращались к двери.

– Фотография, похоже, была сделана на здешней набережной, – голос Рика, пытавшегося выразить в словах то, что до чрезвычайности взволновало его, звучал очень напряженно. – Мне кажется, что женщина вернулась сюда, чтобы попытаться восстановить в памяти счастливый период своей жизни. И, вероятнее всего, это случилось вскоре после смерти бывшего мужа, когда печаль была особенно сильна, а не через несколько лет, когда время неизбежно притупило бы остроту переживаний.

– Разумное предположение, – одобрил профессор.

– Значит, это был шестьдесят шестой год. Самое позднее – шестьдесят седьмой.

– И это тоже вполне резонно.

– Карлайл умер в 1971-м. Чемодан был положен на эту кровать года за четыре до этого. Профессор, вы сказали, что у Карлайла была целая система глазков и потайных коридоров, через которые он шпионил за частной жизнью своих постояльцев. В таком случае он должен был знать о чемодане. Какого черта он ничего не сделал?

– То есть почему он не убрал его? Я не знаю. Возможно, ему нравилась идея постепенного умирания отеля, при котором каждый номер оставался таким, каким был в момент отъезда его последнего обитателя, и хранил какие-то зримые свидетельства того времени.

– Форменное безумие, – сказал Винни.

– Да, не очень-то похоже на того человека, которого мы называли провидцем и гением. – Лицо Рика оставалось все таким же напряженным. – Интересно, сколько еще комнат готовы рассказать нам свои истории?

Винни шагнул к следующей двери. Он без усилия нажал на ручку, распахнул дверь и шагнул во тьму. Дверь, продолжая раскрываться, ударилась о стену; звук разнесся неожиданно гулким эхом.

Остальные потянулись за ним, причем Кора с видимой неохотой. Бэленджер услышал, как открывались и закрывались ящики и дверцы.

– Ничего, – констатировал Винни, обводя комнату лучом света фонаря. – Кровать застелена. Все убрано. Если бы не пыль, сюда мог бы прямо сейчас заселиться следующий жилец. В ящиках пусто, нет даже традиционной Библии. На столике в ванной лежит мыло и прочие туалетные принадлежности отеля, и ничего больше. Полотенца висят на вешалке. Мусорные корзины пусты. Все как полагается, кроме этого.

Винни открыл двери платяного шкафа и продемонстрировал своим спутникам висевший там плащ «Барберри» с широченными лацканами и свесившимся до пола светло-коричневым поясом.

– В то время такие штуки символизировали общественный статус своего хозяина еще яснее, чем сейчас. Дастин Хоффман вспоминал, что он хотел сниматься в таком плаще в «Крамер против Крамера», но не мог себе этого позволить. Ладно, пусть фильм снимался уже после того, как отель закрылся, но сути дела это не меняет. «Барберри» были чертовски дороги, и их мало кто имел. Итак: почему хозяин плаща не взял его с собой?

– По рассеянности, – предположил профессор. – В конце концов, все мы что-то забываем во время путешествий. Обычное явление.

– Но это не пара носков или грязная футболка, а очень дорогая и редкая верхняя одежда, которую так просто не заменишь. Почему же хозяин не позвонил в отель и не попросил выслать ему пропажу?

– Вопрос толковый... – Вид у Рика делался все более и более встревоженным. – Только я никак не пойму, куда ты клонишь.

– Что, если Карлайл позаботился о том, чтобы хозяину сообщили, что «Барберри» здесь не было? Так и сказали: он, дескать, потерял его где-то еще, – высказал предположение Винни.

После того, как Винни сфотографировал плащ, они вышли из номера. Оказавшись на балконе, Рик направился к ближайшей двери. Она тоже оказалась не заперта. Рик толкнул дверь, она открылась.

– Святые небеса...

Ввалившиеся вслед за Риком спутники увидели картину полнейшего беспорядка: на полу ванной кучей валялись использованные полотенца, мусорная корзина была полна, простыни неубранной кровати скомканы, покрывало свисало на пол, на тумбочке возле кровати красовалась пепельница, полная окурков, а рядом с нею вызывающе торчала пустая бутылка из-под виски.

– Судя по всему, у горничной в этот день был выходной, – заметил Бэленджер.

Профессор прочитал вслух этикетку бутылки.

– Бурбон «Блэк даймонд». Никогда не слышал о таком сорте... должно быть, его давным-давно перестали выпускать.

Винни рукой в перчатке осторожно вынул из пепельницы один окурок.

– "Кэмел". Без фильтра. Наверно, когда все курили где угодно, в гостиничных номерах пахло просто ужасно.

– Да уж, здесь пахнет вовсе не свежими розами. – Бэленджер повернулся к Конклину. – Какова будет ваша теория, профессор?

– Еще одна комната с историей. Похоже на то, что, когда Карлайл в 1968-м прекратил принимать постояльцев, он позаботился о том, чтобы отель оставался в безупречном состоянии. И вместе с тем можно подумать, будто он освобождал номера постепенно, один за другим, и сохранял их в состоянии, если можно так выразиться, прекращенного действия, чтобы в них оставались те или иные намеки на продолжающуюся жизнь.

– Или смерть, – добавила Кора, оглянувшись на дверь номера, в котором был найден чемодан.

– Значит, профессор, вы считаете, что, закрыв отель, Карлайл бродил по зданию, заглядывал в номера, обстановку которых сохранил в неизменности, и пытался погрузиться в прошлое? – спросил Бэленджер.

Конклин развел руками.

– Возможно, для него это не было прошлым. Ведь могло случиться и так, что напряженная обстановка в стране, бунты и тому подобное, наряду с его очень почтенным возрастом, довели его до нервного срыва. И он вполне мог воображать, что отель все еще переживает свой расцвет.

– Иисус! – воскликнул Винни. Он сделал снимок и сразу же вышел из комнаты. – Давайте посмотрим, какие еще сюрпризы он нам подготовил.

Пятно света от его фонаря устремилось вперед. Винни прошел вдоль балкона до следующего номера, повернул ручку и толкнул дверь, с полной уверенностью, что она откроется.