Текст книги "Лазутчики"

Глава 20

Нет, держи себя в руках, напомнил себе Бэленджер. Ты что, хочешь позволить этому проклятому месту тронуть тебя за душу? Нужно сохранять сосредоточенность. Ты же попадал в куда худшие переделки. Внезапно он настолько явственно ощутил вонь грязного мешка, завязанного на голове, что его кинуло в пот. Нет! Не думай об этом! Лучше представь себе, что произойдет, если кто-нибудь из них заметит, что ты ходишь с оружием. Если они узнают, что ты вооружен, то, конечно, сразу же задумаются: а чего еще они о тебе не знают?

Он молча стоял, всматриваясь в тени. Чтобы вернуть спокойствие, он делал дыхательные упражнения: вдох через нос, выдох через рот на три неторопливых счета. Отдаленный звук не повторялся. Он мог быть вызван чем угодно – или очередной осадкой прогнивших перекрытий здания, или просто порывом ветра, стукнувшим чем-нибудь о стену. А чуть слышный разговор за углом продолжался. Никаких причин для беспокойства нет, подумал Бэленджер.

– Все в порядке? – спросил Рик от входа в коридор.

– Заканчиваю. – Стараясь сохранять непринужденность, Бэленджер застегнул «молнию» на ширинке.

– Вас очень уж долго не было. Мы начали волноваться, что вы попали в неприятности.

– Наслаждался секундами тишины.

Бэленджер застегнул ветровку и взял теплую бутылку с мочой.

– Где бы ее оставить? – спросил он, выйдя за угол, навстречу нескольким лучам фонарей.

– Только не здесь, – сказал профессор. – Вы же помните, что мы не оставляем следов.

– Уберите в рюкзак, – добавил Рик. Он завернул за угол и направился в тот самый коридор, откуда только что появился Бэленджер.

– Все когда-нибудь приходится делать впервые. – Бэленджер удостоверился, что крышка плотно завинчена, и сунул бутылку в карман рюкзака.

Из-за угла донесся звук струи, льющейся в пластмассовую бутылку.

– Что ж, так мы сможем получше узнать друг друга, – пошутил Бэленджер.

– Мы сейчас говорили о том, стоит ли нам идти дальше, – сказала Кора.

– Я в полном порядке, правда, – заверил Винни.

– Еще минуту назад ты выглядел ужасно потрясенным.

– Я в полном порядке, – повторил Винни. Бэленджер решил, что парень готов пойти на все, лишь бы не проявить еще раз своей слабости перед Корой. – Нам пришлось ехать издалека, чтобы попасть сюда. Мы все с нетерпением ждали этой поездки, не говоря уже о потерянном времени и истраченных деньгах. Я ни за что не позволю вам вернуться с полдороги из-за меня.

– Но ты в состоянии? – продолжала настаивать Кора.

– Со мной ровным счетом ничего не случилось, – решительно ответил Винни.

– Вот и прекрасно, – сказал Рик. Став спиной к своим спутникам, он убрал бутылку в рюкзак и застегнул «молнию». – Мне все же очень хочется узнать, что же находится в пентхаузе Карлайла и тайнике Данаты.

– Так, чья теперь очередь? – спросил Конклин. – Кора, ты пойдешь?

У женщины был такой вид, будто она очень хочет избежать этого неловкого момента, но, поскольку деваться все равно некуда, поскорее сделает то, чего от нее ожидают.

Когда она удалилась, Бэленджер обратил внимание на какой-то предмет, лежавший на полу. Распухшая от бумаг канцелярская папка.

– Мы нашли ее в комнатушке позади стойки портье, – пояснил Рик. – На ней оказалась любопытная наклейка, вот мы ее и вытащили. И как раз в этот момент и услышали по рации ваши крики.

Бэленджер поднял папку и осветил фонарем наклейку. «ПОЛИЦЕЙСКИЕ ДОНЕСЕНИЯ».

– Да, это заслуживает внимания. – Он принялся листать содержимое.

– В отелях случается много преступлений, главным образом это воровство, но постояльцы ровным счетом ничего о них не знают, – сказал он. – Гласность вредит бизнесу. Обычно полиция проводит расследования негласно. Эта подшивка начинается с самого последнего по времени случая и...

Кора громко завизжала.

Рик мгновенно сорвался с места и метнулся за угол. Бэленджер отстал от него разве что на полшага. За ним спешили Винни и профессор. В свете мечущихся лучей фонарей появилась Кора; она стояла в спущенных джинсах, прижавшись к стене спиной. Смятая салфетка «клинекс» валялась на полу рядом с заполненной наполовину бутылкой. Перепуганная женщина указала дрожащей рукой в дальний конец коридора.

– Там что-то есть! – сказала она.

Рик кинулся вперед, готовый загородить жену от любой опасности. «Хороший парень», – подумал Бэленджер. Не отрывая взгляда от неизвестной угрозы, Кора поспешно натянула джинсы и застегнула ремень.

– Вы что-нибудь видите? – осведомился Конклин.

– Нет, – ответил Бэленджер, нащупывая оружие под ветровкой.

– Да! – воскликнул Винни. – Вон там.

Вдали сверкнули яростью два глаза.

Чуть выше пола.

Бэленджер позволил себе немного расслабиться.

– Еще одно животное.

В свете фонарей вырисовалась высовывающаяся из-за угла кошачья голова.

– Черт возьми, еще один кот-альбинос! – воскликнул Рик.

Животное оскалило зубы и громко зашипело.

– Похоже, тварь намерена защищать свою территорию, – сказал Винни. – Она нас не боится. Совершенно дикая. И в ярости из-за нашего вторжения.

– Весит, наверно, фунтов двадцать, – заметил Рик. – С таким количеством крыс голод ему не грозит.

– В детстве я каждое лето ездил на ферму к бабушке, – сказал Винни. – Там в заброшенном сарае неподалеку обитало множество одичавших кошек. Они сожрали всех мышей, кроликов и сурков на много миль вокруг. Птицы быстро поумнели и перестали прилетать в те места. Тогда кошки принялись за домашнюю птицу. Потом начали охотиться на козлят и...

– Большое спасибо, – язвительно произнес Конклин. – Мне кажется, что мы получили достаточное представление о твоем детстве.

– Но что же случилось с кошками? – спросил Бэленджер, словно не слышал предыдущей реплики. Кот-альбинос снова зашипел.

– Один из фермеров подбросил им отравленное мясо. Без толку. Кошки оказались слишком умными для того, чтобы клюнуть на эту приманку. Тот парень сказал, что насчитал их там самое меньшее полсотни, и был рад, что ему удалось запрыгнуть в автомобиль и смыться оттуда целым и невредимым. Жена соседа утверждала, что они попытались напасть на ее маленькую дочь. В конце концов человек десять окрестных фермеров получили разрешение то ли от местного лесничего, то ли шерифа – не знаю толком от кого – и отправились туда с оружием. Я помню, что выстрелы гремели весь день. Бабушка потом говорила, что слышала, будто они убили больше сотни кошек.

– Винни... – недовольно произнесла Кора.

– Ну, здесь-то всего один. Брысь! – крикнул Рик. Затем он извлек свой водный пистолет и брызнул уксусом в сторону кота.

Струйка окропила пыльный пол на изрядном расстоянии от животного. Но кот не стал дожидаться следующей атаки и, еще раз зашипев, исчез за углом.

– Похоже, что мы понравились этой киске ничуть не больше, чем она нам.

Бэленджер заметил, что Кора, несмотря на испуг, деловито убрала бутылку с мочой в рюкзак, сунула салфетку в полиэтиленовый пакет, закрутила его и спрятала туда же.

– Ты в порядке? – спросил Рик.

– В полнейшем. – Кора говорила извиняющимся тоном. – Это все просто от неожиданности.

– Может быть, нам лучше вернуться?

– Эй, но ведь не случилось ровным счетом ничего. – Чтобы преодолеть смущение, женщина картинно выпрямилась. – Ведь со всеми нами в разных зданиях случались какие-то неожиданные происшествия. Так о чем же говорить? Ведь мы как раз за этим и ходим – чтобы получить добавочную порцию адреналина. Ведь, если я визжу, когда съезжаю с «русской горки», это вовсе не значит, что мне не хочется съехать еще раз.

Но Бэленджеру показалось, что на самом деле Кора была бы не прочь уйти отсюда.

И ему самому тоже совершенно не хотелось идти дальше.

– Пойдемте, – сказал Бэленджер.

24:00

Глава 21

Подобно тому, как темнота, казалось, делалась все гуще и гуще, время тоже как будто уплотнялось. Бэленджер вдруг заметил, что Винни прихрамывает. Неужели он лгал, когда говорил, что нисколько не пострадал? Но в следующий момент он сообразил, что парень движется так неловко из-за мокрых штанов.

Они вновь вышли на балкон.

– Мне пока еще не хочется, – сказал профессор, – но, пожалуй, сейчас самое подходящее время. Не хочу задерживать нас всех позже. – Он вынул из своего рюкзака пластмассовую бутылку. – Мы точно знаем, что первые три комнаты, которые мы осмотрели, безопасны. Я использую одну из них.

– Безопасны-то безопасны, – сказала Кора. – А как насчет мертвой обезьяны в чемодане?

– Я имел в виду тот номер, где мы нашли плащ «Барберри».

– Профессор, – вмешался Винни, – один из нас должен пойти с вами. Просто в качестве дополнительной предосторожности.

– Да, предосторожности никогда не повредят, – согласился Конклин.

Бэленджер следил, как двое из его спутников открыли дверь и вошли в номер. Несмотря на то, что эта комната уже была обследована, они проверяли пол перед тем, как сделать следующий шаг. Свет от их фонариков удалялся в темноту.

Он приложил руку к стене балкона, нажал и, удостоверившись в том, что она достаточно прочна, опустился на пол и сел, опираясь спиной на стену. Хотя это вовсе не был полноценный отдых, но даже иллюзия отдыха все равно должна была пойти на пользу.

Рик и Кора опустились на пол рядом с ним. Судя по виду, они вымотались ничуть не меньше, чем он сам. «Вы гоняетесь за адреналином, – подумал Бэленджер, – так получайте ваш адреналин. Сначала он добавляет сил, а потом с лихвой забирает все назад».

– Пожалуй, можно провести время с пользой, – проворчал Бэленджер, поднимая скоросшиватель который выпустил из рук, услышав крик Коры.

«ПОЛИЦЕЙСКИЕ ДОНЕСЕНИЯ».

– Не хотите почитать? – Он протянул несколько страниц Рику и Коре, оставив верхнюю часть пачки себе.

Первый лист был датирован 31 августа 1968 года. Именно в этом году, как говорил профессор, отель прекратил принимать посетителей. Бэленджер ожидал увидеть в папке множество однотипных заявлений о случаях воровства из номеров – этот вид преступлений случается в гостиницах чаще всего, – но первый же рапорт оказался посвящен куда более серьезному происшествию – пропаже человека.

В августе, через неделю после того, как в «Парагоне» побывала женщина по имени Айрис Маккензи, туда явился полицейский детектив, расспрашивавший о ней. Выяснилось, что никто ее не видел и ничего о ней не слышал с тех пор, как эта дама оплатила счет и покинула отель. Кто-то из работников «Парагона» оставил рукописную запись, в которой дословно запечатлел весь ход беседы с детективом.

Айрис Маккензи, как стало известно Бэленджеру, жила в Балтиморе, штат Мэриленд. Незамужняя женщина тридцати трех лет, литературный сотрудник рекламной фирмы, работавшей с крупными нью-йоркскими агентствами. После командировки в Манхэттен она приехала в Эсбёри-Парк и провела уик-энд в «Парагоне». По крайней мере, в телефонограмме о бронировании было записано, что она намерена остановиться здесь на уик-энд. Приехать в пятницу вечером и выехать в понедельник утром. Но вместо понедельника она выехала утром в субботу. Бэленджер решил, что, вероятно, женщина поняла, насколько сильно просчиталась – Эсбёри-Парк больше не был местом, где можно тихо и спокойно отдохнуть в выходные.

Человек, составивший подробный отчет о визите детектива (судя по почерку, это, скорее всего, мог быть мужчина), отметил, что показал детективу карту бронирования и бланк, который Айрис Маккензи заполнила, когда расплачивалась по счету, чтобы выехать досрочно. В книге учета телефонных звонков был отмечен междугородный вызов из ее комнаты в 9:37 утра по номеру, который детектив идентифицировал как принадлежавший сестре Айрис, жившей в Балтиморе. Детектив тогда же пояснил, что к телефону подошел семнадцатилетний сын сестры и сообщил Айрис, что матери не будет дома до обеда. Айрис попросила мальчика передать матери, что она к вечеру вернется в Балтимор. Затем Айрис вызвала такси, чтобы доехать до вокзала, купила билет до Балтимора, но так и не доехала до места назначения.

«Поразительно болтливый детектив», – мысленно поморщился Бэленджер. По собственной инициативе выдает множество совершенно излишней информации. Ведь какое основное правило? Задавай вопросы. Не углубляйся в подробности. Пусть твой собеседник сам рассказывает тебе о них.

В записке подчеркивалось, что в отеле не имели никакого представления о том, что могло случиться с Айрис после ее отъезда. А далее отмечалось, что месяц спустя из Балтимора приехал частный сыщик, который задавал точно такие же вопросы, что и полицейский. Представитель отеля, составлявший итоговый отчет, особо отметил, что он делает это специально для того, чтобы ни у кого потом не сложилось впечатления, будто отель мог допустить ошибку.

Бэленджер почувствовал, что его пульс сделался чаще после того, как в голове мелькнула мысль о том, что этот документ мог написать сам Карлайл. Позабыв на мгновение о темноте, сгустившейся за балюстрадой балкона, он сосредоточился на заметно выцветших чернилах, которые теперь сделались почти фиолетовыми. Луч его мощного фонаря насквозь просвечивал ломкую желтую бумагу, и на ладони Бэленджера виднелась тень от рукописных строчек. Действительно ли в почерке угадывался намек на возраст, неточности в написании букв глубоким стариком, который уже с трудом удерживал авторучку в подагрических пальцах, или это ему лишь казалось?

Возвратились Винни и профессор. Конклин засунул бутылку в карман рюкзака. Когда он уже застегивал «молнию», Бэленджер обратился к нему:

– Карлайл делал записи в своем дневнике от руки?

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Взгляните, не покажется ли это вам знакомым? – Бэленджер протянул листок.

От резкого света Конклин был вынужден прищуриться. Было очевидно, что он глубоко погрузился в раздумье.

– Да. Это почерк Карлайла.

– Позвольте мне взглянуть, – сказал Винни. Он всматривался в почерк, как будто перед ним была головоломка или ребус. Затем он передал документ Рику и Коре.

– Это помогает мне почувствовать себя немного ближе к нему, – сказал Рик. – Вы сказали, что Карлайл отличался... не помню точной фразы... Хотя это неважно. В общем, редкостно хорошей физической формой благодаря постоянным физическим упражнениям и употреблению стероидов. Но каким было его лицо? Его манеры? Он был привлекательным или невзрачным? Приветливым или властным?

– В молодости он был похож на преуспевающего актера, играющего героев-любовников. Сияющие глаза цвета аквамарина. Очень живой. Наделенный харизмой. Он буквально гипнотизировал окружающих.

Рик вернул Бэленджеру документ о пропавшей женщине и помахал пожелтевшей газетной вырезкой.

– А у меня здесь убийство. Тринадцатилетний мальчик разбил бейсбольной битой голову отца, пока тот спал. Ударил двадцать два раза, самым форменным образом вышиб мозги. Это случилось в шестидесятом году. Мальчика звали Рональд Уайтейкер. Оказалось, что его мать умерла, а отец на протяжении нескольких лет подвергал его сексуальному насилию. Учителя и ученики той школы, куда он ходил, говорили о нем как о тихом ребенке, сторонящемся товарищей. Капризном.

– Стандартная характеристика жертв продолжающегося сексуального насилия, – сказал Бэленджер. – Они пребывают в затянувшемся шоке. Им стыдно. Страшно. Они не знают, кому можно доверять, и поэтому не смеют ни с кем разговаривать, так как боятся случайно проговориться о том, что с ними происходит. Насильник обычно держит свою жертву в страхе, угрожает, что сделает что-нибудь ужасное – убьет любимое домашнее животное, отрежет член или грудь, – если жертва скажет кому-нибудь о происходящем. И одновременно насильник старается заставить жертву поверить, что происходящее между ними – это самая естественная вещь в мире. В конечном счете значительная часть подобных жертв начинает воспринимать всех окружающих как потенциальных насильников или таких же, как сами они, бессильных жертв, они приходят к выводу, что им не на кого положиться и не на что надеяться.

Рик снова помахал листочком:

– Отец приехал с Рональдом в Эсбёри-Парк на уик-энд Четвертого июля[10]10
  Четвертое июля – праздник Дня независимости США.


[Закрыть]. Нечто вроде летнего пикника. Детский психиатр потратил несколько недель на то, чтобы Рональд рассказал о том, что потом случилось. В конце концов он разговорился, и выяснилось, что отец Рональда взял у незнакомого мужчины деньги... Словом, продал мальчика на час. Незнакомец дал Рональду комплект для бейсбола: мяч, биту и дешевую перчатку. Когда этот человек ушел, отец вернулся в номер пьяный и заснул. А Рональд нашел для бейсбольной биты другое применение.

– Тринадцать лет... – Коре совершенно явно было не по себе. – Неужели после этого можно жить дальше как ни в чем не бывало?

– Поскольку он был еще ребенком, дело не должны были разбирать в суде, – ответил Бэленд-жер. – Будь он постарше, его, скорее всего, оправдали бы под предлогом временного помешательства. Что же касается этого случая... Думаю, что судья, вероятно, направил его в закрытое учебное заведение, где он должен был находиться под присмотром психиатров и психологов. Оттуда выпускают, как правило, в возрасте двадцати одного года. Его судебная и психиатрическая документация была засекречена и сдана в специальный архив, чтобы никто не мог узнать о его прошлом и использовать сведения против него. А потом ему оставалось лишь попытаться устроить свою жизнь.

– И все равно, в своей основе эта жизнь уже разрушена, – сказала Кора.

– Мне кажется, что надежда есть всегда, – ответил Бэленджер. – Перед каждым человеком открыт завтрашний день.

– Да, уверен, что вы хорошо разбираетесь в этом, – протянул Рик, всматриваясь в его лицо.

«Он что, снова пытается меня подловить?» – подумал Бэленджер.

– Мне пришлось как репортеру присутствовать на нескольких подобных разбирательствах.

– Этот отель весь пропитан болью, – сказал Винни. – Взгляните сюда. – В обеих руках он держал еще одну ветхую газету. – Женщина, которой принадлежал чемодан с мертвой обезьяной. Какое имя было написано на этикетке чемодана?

– Эдна Боман, – ответила Кора.

– Да, это о ней. Эдна Боман. Она совершила здесь самоубийство.

– Что?

– 27 августа 1966 года. Легла в горячую ванну и вскрыла себе вены.

– Кора, я не устаю восхищаться остротой твоих инстинктов, – сказал профессор. – Я запомнил, как ты попросила Рика заглянуть в ванну, потому что боялась, что там окажется еще что-нибудь.

Кора передернула плечами.

– Почти сорок лет назад...

– Двадцать седьмого августа, – сказал Рик. – Каким числом был датирован некролог ее бывшего мужа?

– Двадцать вторым августа, – ответил Бэленджер.

– Пять дней. Сразу же после похорон она возвратилась туда, где со своим тогда еще мужем провела предыдущий летний отпуск. – Винни на несколько секунд умолк, очевидно, собираясь с мыслями. – Возможно, о том лете у нее осталось последнее счастливое воспоминание. Как раз тогда была сделана фотография, на которой они вдвоем и обезьянка с ними. А через год ее жизнь оказалась разрушенной. Она решила вернуться туда, где когда-то была счастлива, и убила себя.

– Да, – сказала Кора, – этот отель действительно пропитан болью.

– Но почему полиция или кто-нибудь еще не забрал из номера чемодан с мертвой обезьяной? – удивленно спросил Рик. – Почему они оставили его там?

– Очень может быть, что они его не оставляли, – ответил Бэленджер.

– Я вас не понимаю.

– Возможно, Карлайл забрал его оттуда до прибытия полиции. А потом вернул на место.

Наступило молчание. Бэленджер что-то услышал и подумал в первый момент, что это ветер свистит снаружи, но затем понял, что звук донесся откуда-то сверху.

– Комната, в которой висел плащ «Барберри»... – сказал Конклин. – Когда я там находился, Винни догадался обыскать карманы.

– И нашел вот это. – Винни вручил Рику и Коре письмо.

Кора прочла вслух шапку бланка и дату:

– "Клиника Мейо. 14 февраля 1967 года. Дорогой мистер Тобин. Согласно результатам последнего рентгеновского обследования Вашей грудной клетки, первичная опухоль к настоящему времени распространилась с верхней доли правого легкого на прилегающие регионы. Вторичная опухоль образовалась на трахее. Мы предлагаем Вам безотлагательно пройти следующий курс радиотерапии".

– Тобин... – Рик быстро пролистал страницы, которые дал ему Бэленджер, и нашел еще одну пожелтевшую от старости вырезку из газеты. – Эдвард Тобин. Биржевой маклер из Филадельфии. Сорок два года. Самоубийство. 19 февраля 1967 года.

– Сразу же после получения письма.

– Февраль? – переспросил Винни. – Даже для человека, намеревающегося покончить с собой, зима странное время для посещения Джерси.

– Ничего странного, если учесть выбранный им способ самоубийства: замерзнуть насмерть, прежде чем утонуть. – Рик ткнул пальцем в листок. – Парень был одет в рубашку и брюки; его тело нашли на берегу, выброшенное прибоем. Он весь превратился в кусок льда.

И снова Бэленджер скорее ощутил, чем услышал, взвизгивание ветра высоко над головой.

– Странно то, что две соседние комнаты связаны с самоубийствами.

– Если подумать, то и в этом не будет ничего удивительного, – возразил Конклин. – Ведь в «Парагоне» за многие годы останавливались тысячи и тысячи постояльцев. Жильцы в каждом номере менялись через несколько дней. И так на протяжении десятилетий. Рано или поздно каждый одноместный номер должен был обрести связь с какой-нибудь трагедией. Сердечные приступы, выкидыши, инсульты. Смертельные травмы от падений в ваннах. Передозировки наркотиков. Помешательство на почве алкогольной горячки. Избиения. Изнасилования. Различные сексуальные извращения. Супружеские и деловые измены. Финансовые крахи. Самоубийства. Убийства...

– Ужасно весело... – пробормотал Рик.

– Мир в миниатюре, – отозвался Бэленджер. – Именно поэтому Карлайл шпионил за своими постояльцами.

– Словно кальвинистский бог, наблюдающий за проклятыми, способный вмешаться, но предпочитающий не делать этого. – Кора опять сидела, потирая руки, – несомненно, этот жест означал у нее высшую степень беспокойства.

– Если мы хотим закончить осмотр за эту ночь, то нам нужно двигаться дальше. – Рик аккуратно сложил страницы, которые они читали, взял из рук Бэленджера папку, вложил туда документы и опустил папку в боковой карман рюкзака.

– Нужно будет не забыть положить это на место, когда мы будем уходить, – напомнил профессор.

– Не знаю, какой в этом смысл, – возразил Винни. – Все равно скоро от этого отеля останется груда щебня.

– Но таково наше правило, – ответил ему Рик. – Если мы нарушим его хотя бы однажды, то потом начнем преступать и другие ограничения. И превратимся в вандалов.

– Ты прав. – Голос Винни прозвучал напряженно. – Когда будем уходить, положим бумаги на место.