Текст книги "Братство Розы"

Дэвид Моррелл
БРАТСТВО РОЗЫ

Научите их воевать, чтобы их сыновья смогли изучать медицину и математику, и тогда сыновья их сыновей получат возможность заниматься музыкой, поэзией и живописью.

Джон Адамс

Пролог «АБЕЛЯРОВА МЕРА»

Убежище

Париж. Сентябрь, 1118 год.

Пьер Абеляр, красивый каноник церкви Нотр-Дам, соблазнил свою прелестную прихожанку Элоизу. Фулберт, ее дядя, пришел в бешенство, узнав о том, что племянница беременна, и возжаждал мести. Ранним воскресным утром трое наемников напали на Абеляра, когда он шел на мессу, кастрировали его и бросили истекающего кровью на улице. Он выжил, но, опасаясь дальнейших преследований, решил искать защиты. Вначале он направился в монастырь Сен-Дени близ Парижа. Там он узнал, что политические сторонники Фулберта с его одобрения снова готовят заговор против него. Тогда он подался в Куинси, около Ноана, где и нашел пристанище, безопасный дом под названием “Параклет”, – Утешитель, – в честь Святого Духа.

Там он наконец обрел убежище.

Безопасные дома / Основные принципы

Париж. Сентябрь, 1938 год.

В воскресенье, двадцать восьмого сентября, Эдуард Даладье, министр обороны Франции, выступил по радио со следующим обращением к французскому народу:

“Сегодня днем я получил приглашение от правительства Германии встретиться с канцлером Гитлером, синьором Муссолини и мсье Невиллом Чемберленом в Мюнхене. Я принял приглашение”.

На следующий день, в полдень, в то время как встреча в Мюнхене шла полным ходом, в Берлине, работающий на гестапо фармацевт аптеки на углу отметил у себя в журнале, что последний из пяти черных “мерседесов” прошел мимо его аптеки и остановился перед невзрачным фасадом магазина на Бергенер-штрассе, 36.

Крепко сложенный человек в форме шофера вышел из машины. Осмотревшись, он открыл заднюю дверцу, из которой вышел пассажир – хорошо одетый пожилой человек. Как только шофер благополучно провел своего пассажира через массивные деревянные двери трехэтажного особняка, он тут же отправился ждать дальнейших указаний в отведенное для этого место в трех кварталах отсюда.

Джентльмен оставил шляпу и пальто у часового за отгороженным решеткой металлическим столом в нише справа от двери. Из приличия его не стали обыскивать, но попросили оставить портфель, тем более, что он ему все равно не понадобится. Никаких записей вести нельзя.

Часовой проверил удостоверение личности и нажал на кнопку под крышкой стола. Из служебного помещения за спиной посетителя сразу же появился второй агент гестапо, чтобы проводить его в комнату в конце коридора. Посетитель вошел. Агент закрыл дверь, сам оставшись в коридоре.

Посетителя звали Джон-Техасец Отон. Это был пятидесятипятилетний мужчина высокого роста, красивый грубой красотой, с усами, тронутыми сединой. Готовясь к предстоящему деловому разговору, он уселся в единственное свободное кресло и кивнул четырем мужчинам, прибывшим перед ним. Его не нужно было представлять: он тоже знал их. Вильгельм Шмельтцер, Антон Жирар, Персиваль Лэндиш и Владимир Лазенсоков – так звали этих четверых. Они были резидентами – в Германии, Франции, Англии и Советском Союзе. Сам Отон представлял здесь Госдепартамент Соединенных Штатов Америки.

Если не считать простых деревянных кресел и пепельниц, стоявших перед каждым из присутствующих, комната выглядела совершенно пустой. Никакой другой мебели – ни картин, ни книжных полок, ни портьер, ни ковров, ни люстр. Необитаемый вид комнаты, по замыслу Шмельтцера, должен был убедить этих джентльменов в том, что здесь нет потайных микрофонов.

– Джентльмены, – произнес Шмельтцер, – соседние комнаты пусты.

– Мюнхен, – сказал Лэндиш. Шмельтцер рассмеялся:

– Хоть вы и англичанин, вы слишком поспешно перешли к сути дела.

– Почему вы смеетесь? – спросил Шмельтцера Жирар. – В данный момент Гитлер, как мы знаем, требует, чтобы моя страна и Англия больше не выступали гарантами независимости Чехословакии, Польши и Австрии. – Он говорил по-английски, ибо хотел оказать любезность американцу.

Шмельтцер закурил – ему хотелось уйти от ответа на этот вопрос.

– Что, Гитлер собирается напасть на Чехословакию? – спросил Лазенсоков.

Шмельтцер пожал плечами и выпустил струю дыма.

– Я просил вас о встрече здесь потому, что вы, как человек нашей профессии, наверняка понимаете, что мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

Техасец Отон нахмурился.

Шмельтцер продолжал:

– Мы можем не уважать идеологию друг друга, но в одном похожи – мы все влюблены в нашу трудную профессию. Они закивали в знак согласия.

– Вы хотите предложить нам что-то новенькое? – поинтересовался Лазенсоков.

– Черт побери, почему вы не можете выражать свои мысли прямо? – произнес Техасец Отон. Остальные засмеялись.

– Прямота испортит половину удовольствия, – сказал Жирар Отону. Он повернулся к Шмельтцеру и смерил его выжидающим взглядом.

– Вне зависимости от исхода этой войны, – произнес Шмельтцер, – мы должны дать гарантию друг другу, что наши представители будут иметь возможность защищаться.

– Это невозможно, – ответил русский.

– Защищаться? – спросил француз.

– Вы имеете в виду деньги? – уточнил американец.

– Деньги ненадежная защита. Пускай это будет золото или бриллианты, – сказал англичанин. Немец закивал.

– А если еще точнее, нам нужны надежные места, где их можно хранить. Например, банки в Женеве, Лиссабоне, Мехико-Сити.

– Золото. – Русский усмехнулся. – И что же вы предлагаете нам делать с этим капиталистическим товаром?

– Разработать систему безопасных убежищ, – ответил Шмельтцер.

– Но в этом нет ничего нового. Они у нас уже есть, – сказал Отон.

Остальные даже не удостоили его ответом.

– А кроме того, полагаю, надо построить и другие дома? – спросил Жирар.

– Это я считаю само собой разумеющимся, – ответил немец. – Сейчас я поясню все нашему американскому другу. У каждой из наших разведывательных сетей уже есть свои убежища, то есть безопасные места, где агенты могут обратиться за защитой, сделать отчет или встретиться с информатором. Но сколько бы мы ни старались держать эти наши убежища в секрете, в конце концов вражеская разведка находит их, и это место уже становится не безопасным. Да, подобные места охраняются вооруженными людьми, но противник может их спокойно захватить, взяв численностью, и перебить всех до единого.

Техасец Отон пожал плечами.

– Что ж, в нашем деле не исключен риск.

– Да, конечно, – продолжал немец. – Ноя хочу предложить вам кое-что новое. Это касается усовершенствования существующей системы убежищ. В чрезвычайной ситуации каждый агент любой разведки во всем мире будет иметь возможность воспользоваться убежищем в одном из специально выбранных городов. Я предлагаю Буэнос-Айрес, Потсдам, Лиссабон и Осло. У всех нас есть там свои представительства.

– Александрия, – сказал англичанин.

– Согласен.

– Монреаль, – сказал француз. – Если не помешает война, я собираюсь переехать туда.

– Погодите минутку, – подал голос Техасец Отон. – Вы предлагаете мне поверить в то, что когда настанет война, ни один из ваших ребят не убьет в таком месте ни одного из моих.

– Да, но только при условии, что противник находится в убежище, – сказал немец. – Наша профессия, как мы знаем, сопряжена с опасностью и нервным напряжением. Я могу вас уверить, что даже немцы иногда должны отдыхать.

– И успокаивать нервы, и залечивать раны, – добавил француз.

– Это зависит от нас самих, – сказал англичанин. – И если активный агент захочет покинуть наши ряды, он должен иметь возможность из безопасного убежища попасть в место отдыха, а также быть уверенным в том, что с ним ничего не случится до конца своих дней. Ну, а золото или драгоценности послужат ему своего рода пенсией.

– И наградой за верную службу, – сказал немец. – А еще приманкой для молодого поколения.

– Если дела пойдут так, как я надеюсь, у меня будут все эти приманки. Тем не менее, я человек осторожный. Вы со мной согласны? – спросил Шмельтцер.

– Можете ли вы гарантировать, что наших людей не перебьют в этих ваших убежищах? – спросил Лэндиш.

– Слово профессионала.

– Наказания предусмотрены?

– Безусловно.

– Согласен, – сказал англичанин. Американец и русский хранили молчание.

– Уж не кажется ли мне, что наши новые межнациональные представители придерживаются особого мнения? – спросил немец.

– В принципе я согласен и попытаюсь изыскать необходимые средства, но гарантировать сотрудничество Сталина я не могу, – ответил русский. – Он никогда не будет защищать иностранного агента на советской земле.

– Но вы обещаете никогда не причинять вреда вражескому агенту до тех пор, пока он находится в безопасном месте? Русский неохотно кивнул.

– Ну, а вы, мистер Отон?

– Что ж, я готов предоставить некоторую сумму денег, но у меня нет никакого желания, чтобы одно из таких убежищ находилось на территории США.

– Что скажут остальные? Остальные закивали.

– Нам нужно придумать пароль, – сказал Лэндиш.

– Предлагаю “Приют”, – произнес Шмельтцер.

– Не подходит, – возразил Лэндиш. – Так называется половина наших больниц.

– Я предлагаю другое название, – сказал француз. – Все мы образованные люди. Я уверен, вы помните историю одного из моих соотечественников, жившего в период раннего средневековья – Пьера Абеляра.

– Кого? – переспросил Техасец Отон. Жирар повторил имя.

– Это он пришел в церковь и нашел там убежище? – спросил Отон.

– Да.

– Хорошо, мы назовем это “убежищем”, – заключил Шмельтцер. – Итак, “Убежище Абеляра”.

Двумя днями позже, во вторник, первого сентября, Даладье, министр обороны Франции, прилетел в Париж после встречи с Гитлером в Мюнхене.

Его самолет приземлился в аэропорту Ле Бурже. Сойдя на землю, он был встречен толпой, кричавшей: “Да здравствует Франция! Да здравствует Англия! Да здравствует мир!”

Развевающиеся флаги, цветы, люди, рвущиеся сквозь полицейские кордоны. Репортеры кинулись к алюминиевому трапу самолета, спеша приветствовать возвратившегося министра.

Даладье был в замешательстве. Повернувшись к Фуко, представителю агентства Рейтер, он пробормотал:

– Да здравствует мир? Неужели они не разгадали планов Гитлера? Глупцы!

Париж, пять часов пополудни, воскресенье, третье сентября, 1939 год.

По радио внезапно прервали передачу из театра Мишлин, чтобы сделать следующее сообщение: “Франция официально объявила войну Германии”.

Радио молчало…

В Буэнос-Айресе, Потсдаме, Лиссабоне, Осло, Александрии, Монреале была основана целая сеть убежищ для агентов крупнейших разведок мира. К 1941 году эта система безопасности распространится на Японию, а в 1953 году – и на большую часть Китая.

Убежище стало функционировать.

Книга первая
«УБЕЖИЩЕ»

Человек привычки

Вэйл, штат. Колорадо.

Снегопад усиливался, и снег слепил Солу глаза. Он мчался на лыжах сквозь густую его завесу, резко разворачиваясь на крутых поворотах, несясь вниз по склону. Небо” воздух, земля – все вокруг было белым-бело. Сол не видел ничего, кроме снежного вихря перед самым лицом. Его окружал белый хаос.

Должно быть, он ударился о дерево или выступ засыпанной снегом скалы – какая разница? Сол чувствовал все возрастающее возбуждение. Порывы ветра, хлеставшие в лицо, вызывали у него ухмылку. Он перекрестился слева направо. Почувствовав, что склон стал не таким крутым, понесся по прямой.

Следующий склон должен быть круче. Он с силой оттолкнулся палками, набирая скорость. Живот обжигало холодом. Это ему нравилось. Вакуум! Белое безмолвие. Прошлое и будущее не имеют никакого значения. Значение имеет только настоящее – и это прекрасно!

Перед ним возникла какая-то тень. Чтобы остановиться, Сол круто развернул лыжи. В висках стучало. Тень пронеслась мимо и исчезла в снежном вихре.

Сол изумленно вглядывался вдаль сквозь защитные очки. До него донесся пронзительный крик. Сол начал резко тормозить. Он предчувствовал неладное.

Во мгле бури начали вырисовываться очертания деревьев.

Стон.

Сол обнаружил лыжника, налетевшего на ствол дерева. На снегу алели пятна крови. Солу удалось нащупать под маской губы потерпевшего. Наклонившись, он увидел текущую по лбу темно-красную струйку и неестественно вывернутую ногу лыжника.

Мужчина. Густая борода, широкая грудь.

Сол не мог отправиться за помощью – потом в хаосе снежной бури найти это место будет практически невозможно. Да и пострадавший за это время вполне может умереть от переохлаждения.

Единственный шанс спасти его – не обращать внимания на его мучения, связанные с транспортировкой. Сол снял свои лыжи, лыжи раненого, потом бросился к сосне и отломил длинную толстую ветвь.

Положив ветвь рядом с мужчиной, Сол осторожно перенес на нее лыжника, пытаясь не причинять ему лишних мучений. Он уцепился за конец ветви и стал тащить ее вниз. Снег обжигал все сильнее, мороз пробирал сквозь лыжные перчатки, но он продолжал тащить ветвь, медленно продвигаясь вниз.

На ухабах человек постанывал, а снег становился все гуще и гуще. Раненый корчился от боли, он почти совсем сполз с ветви.

Сол торопливо поправил лежащего. Внезапно он почувствовал, как в его плечо вцепилась чья-то рука.

Он недоуменно уставился на невесть откуда появившегося человека. “Лыжный патруль” – было написано черными буквами на желтой куртке.

– Вниз по склону! Сотня ярдов! Сарай! – выкрикивал патрульный, помогая Солу тащить раненого.

Вдвоем они осторожно спускали раненого лыжника по склону. Сол наткнулся спиной на неровную стену сарая, еще не видя его. Он дернул незапертую дверь и, споткнувшись о порог, вошел внутрь. Вой ветра поутих. Сол облегченно вздохнул.

Потом он помог человеку из лыжного патруля втащить в сарай истекающего кровью раненого.

– Все в порядке? – спросил Сола человек, и тот утвердительно кивнул. – Останьтесь с ним, а я схожу за помощью. Вернусь с аэросанями через пятнадцать минут, – сказал патрульный.

Сол снова кивнул.

– Вы совершили настоящий подвиг, – произнес человек. – Держитесь! Мы вас согреем.

Патрульный вышел и закрыл за собой дверь. Сол тяжело сполз по стене и рухнул на пол. Он глянул на стонущего лыжника – у того чуть подрагивали веки.

– Старайтесь не шевелить ногой, – сказал Сол ему. Человек поморщился и тихо промолвил:

– Спасибо.

Сол пожал плечами. А человек, приоткрыв глаза, сказал:

– Грандиозный провал.

– Бывает.

– Нет. Это была плевая работа. Сол ничего не понимал.

– Не надо было в бурю заниматься слаломом, – пробормотал раненый и нахмурился, на его виске пульсировала жилка. – Глупец.

Сол прислушивался к бушевавшей за стенами сарая стихии, и вскоре до него донесся далекий гул аэросаней.

– Они уже близко.

– Вы когда-нибудь катались на лыжах в Аргентине? У Сола перехватило дыхание. Что это, бред? Вряд ли…

– Однажды. У меня было кровотечение из носа.

– Аспирин…

– Лекарство от головной боли, – ответил Сол паролем на пароль.

– В десять вечера сегодня. – Человек простонал. – Проклятая буря. Кто мог подумать, что все так обернется?

Гул двигателей нарастал, и вот уже аэросани остановились возле сарая. Двери распахнулись, вошли трое мужчин из лыжного патруля.

– С вами все в порядке? – спросил у Сола один из них.

– Со мной все нормально. А вот парень бредит…

Главное – порядок. Каждый день Сол проводил согласно заведенному распорядку: появлялся в намеченных местах в назначенное время. Восемь тридцать – завтрак в закусочной отеля. Получасовая прогулка. Двадцать минут на перелистывание книг в магазине. В одиннадцать ровно на склон – это тоже входило в его обычный распорядок.

Для этого существовали две причины. Первая – если вдруг какой-то агент захочет войти с ним в контакт, ему несложно найти его в определенном месте в определенное время и перехватить, хотя, как подтверждало недавно случившееся, встреча с агентом могла быть сопряжена с риском ввиду несчастного случая. Вторая причина – если за Солом следили, его незыблемый распорядок дня вполне может служить алиби.

Сегодня в особенности важно не вызвать подозрений. Да, он помог раненому человеку, доставил его туда, где ему оказали помощь. Потом поболтал немного с лыжным патрулем в их домике и, воспользовавшись удобным моментом, попрощался и уехал. Очутившись в своей комнате, Сол переоделся в джинсы и свитер. В свой любимый бар он, как всегда, попал вовремя и, усевшись в прокуренном зале, заказал кока-колу и стал смотреть мультфильмы.

В семь, как обычно, он приступил к обеду в ресторане своего отеля. В восемь пошел в кино на приключенческий фильм, который видел раньше и знал, что сеане закончится без четверти десять. Кинотеатр был выбран не случайно: в мужском туалете стояли телефонные кабины, это было очень удобно. Убедившись, что кроме него в туалете нет ни души, Сол достал монету, опустил ее в щель телефона-автомата и набрал по памяти нужный номер ровно в десять часов – так велел ему раненый лыжник.

Послышался хриплый мужской голос. Он объявил счет баскетбольных матчей. Сол пропускал мимо ушей названия команд, он следил только за цифрами: их десять – значит, это телефонный номер междугородной связи, подумал он.

Сол вышел из туалета и спокойно окинул взглядом вестибюль, пытаясь определить, не следят ли за ним. Вроде бы никого, хотя уважающий себя “хвост” вряд ли выдаст себя…

Выйдя из кинотеатра, Сол с удовлетворением констатировал, что буря еще не закончилась. Он стал медленно спускаться вниз по улице, держась сначала одной стороны, потом перешел на другую, чтобы запутать окончательно следы. Видимость в такой буран весьма ограничена, и “хвосту”, если он не хотел упустить Сола, пришлось бы идти в двух шагах за ним.

Сол постоял в аллее. Никого.

Он пересек улицу и зашел в один из знакомых ему баров в двух кварталах от аллеи. Вокруг гудели и щелкали игровые автоматы. Он набрал нужный номер.

Приятный женский голос ответил:

– Справочная служба Трипл Эй.

– Ромул, – произнес Сол.

– Вам назначена встреча. Во вторник, в девять утра, Денвер, Коди-Роуд, сорок восемь.

Сол повесил трубку, вышел из бара и гулял в снежном буране, чтобы попасть в отель в нужное ему время, то есть в четверть одиннадцатого – до отеля было полчаса пешком.

– Нет никаких сообщений для Грисмана? Комната двести одиннадцать? – спросил он у клерка.

– Ничего нет, сэр.

– Спасибо. Извините.

Не дожидаясь лифта, Сол поднялся пешком в номер. Волос под его дверью служил свидетельством того, что в его отсутствие в комнату не входил никто. Миновал еще один день, ничем не примечательный день.

Правда, это не совсем так.

Следуя стандартной схеме, Сол купил билет в самый последний момент. В автобус он вскочил, когда водитель уже завел двигатель. Сел на заднее сиденье и не спускал глаз с двери. Но он оказался последним пассажиром автобуса.

Водитель закрыл дверь, вырулил на шоссе и довольно усмехнулся. Он смотрел в окно, любуясь пейзажем Вэйла и вглядываясь в маленькие фигурки лыжников на склоне горы.

Сол любил ездить автобусами – всегда можно понять, есть ли за тобой слежка. Когда покупаешь билет на автобус, то твое имя не попадает в компьютер. Самолеты он не любил, машины брал напрокат редко, потому что сохранялись записи в бюро проката. Кроме того, автобус делает по пути остановки и можно сойти, не привлекая к себе особого внимания.

Сол купил билет до Солт-Лэйк-Сити, но не собирался туда. Он сошел в Плейсер-Спрингсе, расположенном на западе, в часе езды от Вэйла. Убедившись, что за ним никто не следит, Сол купил билет до Денвера, сел в автобус, идущий на восток, и забрался на заднее сиденье. Проанализировав свои действия, он пришел к выводу, что ни одной грубой ошибки не допустил. Если за ним и следили, то “хвост” сейчас должен ломать себе голову, нервничать и звонить в разные места. Но Сола это уже не касалось – он получил свободу.

Он готов был к выполнению порученного ему задания.

Вторник, девять утра. В Денвере дул пронизывающий ветер, и у Сола слезились глаза. Серые тучи тяжело переваливающие через вершину горы, превращали утро в сумерки. Сол был в длинном пальто, но и оно не спасало его от холода, тем не менее он занял наблюдательный пост на углу и украдкой поглядывал на дом в середине квартала. Если считать от угла, то это, наверное, и есть Коди-Роуд, 48. Сол медленно побрел по грязи в сторону этого дома. “Хвоста” не должно быть: он пересаживался с автобуса на автобус, вскакивая в них, можно сказать, на ходу, и никого за ним не было. Улица пустынна, если не считать редкие машины.

Сол дошел до нужного ему дома и с изумлением уставился на звезду Давида на дверях. Синагога? Хотя он и был евреем, но все равно не ослышался ли, получая инструкцию. Да, ему приходилось встречаться с агентами в самых неожиданных местах, но в синагоге никогда. По спине пробежал холодок.

Он вошел внутрь со странным чувством. Очутившись в темном коридоре, почувствовал густой запах пыли. Он захлопнул за собой дверь, и эхо разнеслось по всей синагоге.

Здесь стояла мертвая тишина. Сол взял одну из ермолок, лежавших на скамье, надел ее на затылок и, сделав серьезное лицо и поджав губы, открыл следующую дверь.

Храм. Сол напрягся. Воздух какой-то спертый и очень тяжелый.

Старик, сидевший на первой скамье, глядел не отрываясь на белое покрывало, скрывавшее Ковчег, его видавшая виды ермолка лоснилась от многолетней носки. Он неохотно поднял глаза.

У Сола перехватило дыхание. Кроме старика в синагоге не было ни души. И это настораживало.

Старик повернулся к Солу и сказал:

– Шалом. Сол не мог поверить своим глазам – это был Элиот.