Текст книги "Вопрос на десять баллов"

12

В о п р о с: Стадии развития какой части человеческого тела можно описать с помощью терминов «катаген», «телоген» и «анаген»?

О т в е т: Волос.

Сегодня – особый день, и не только потому, что это мой девятнадцатый день рождения, последний год тинейджерства[37]37
  Суффикс -teen имеют английские числительные от 13 до 19, таким образом, тинейджер – это подросток от 13 до 19 лет.


[Закрыть], начало новой, захватывающе взрослой, зрелой стадии жизни Брайана Джексона, но и потому, что это день романтического ужина с Алисой Харбинсон, мой специальный подарок на день рождения себе, Алисе и всему миру, поэтому я решил полностью сменить имидж.

По правде говоря, это уже давно пора было сделать. Многие великие артисты, вроде Дэвида Боуи или Кейт Буш, остаются на пике моды лишь потому, что постоянно меняют свое поведение и внешность, но про мое отношение к моде можно без всякого преувеличения сказать, что последнее время я двигался по наезженной колее. Не собираюсь делать ничего экстремального: не буду носить трико в сеточку, никакого героина или там бисексуализма, я просто подстригу волосы. Нет, это будет не простая стрижка. Модельная.

Если быть честным до конца, волосы всегда были для меня неким яблоком раздора. Как и использование геля, или умывание лица, или ношение пуловеров, стрижка волос всегда считалась в общеобразовательной школе на Лэнгли-стрит немного женоподобным делом. Это значит, что до сих пор мою макушку венчала безымянная бесформенная масса, которая отвислыми прилизанными прядями лезла мне в глаза, негигиенично завивалась над воротником, торчала над ушами, так что силуэт головы был похож на большой колокол или, как говаривал Тони, набалдашник.

Но всему этому сегодня придет конец, потому что я уже присмотрел себе «Причесон» – салон причесок с мужскими и женскими мастерами, а не какая-нибудь парикмахерская, и это мне понравилось больше всего. Он модный, но не авангардный, достаточно мужественный и чистый, и на столиках там лежат «Фейс» и «Ай-ди», а не потрепанные и зачитанные до дыр «Раззл» и «Мейфэр». Я уже договорился с приятным мастером по имени Шон (прическа «платформа», серьга в ухе, молодежные замашки), который обещал, что пострижет меня в десять.

Конечно, это невероятно дорого, но у меня есть пятерка, которую я получил сегодня утром с письмом от мамы (вложила в открытку с футболистами – «не трать все сразу»!) и пятерка от бабули Джексон, чтобы я смог сходить на романтический ужин на двоих, поэтому чувствую себя весьма модным, богатым и состоятельным, когда вхожу в «Причесон» – первый посетитель с утра. Я подхожу к небольшой группке работников, которые собрались вокруг столика администратора, пьют кофе и курят «Силк кат».

– Запись на десять часов? У Шона? На имя Джексон?

Все они смотрят на меня, мою одежду и мои волосы, затем отводят глаза, в которых ясно читается мысль «с этим лучше не связываться», – все, кроме девушки-администратора, которая неспешно идет к стойке и проверяет книгу записи посетителей. Однако Шона нигде не видно. Где мой новый друг Шон?

– Шона сегодня не будет, – говорит она.

– Да что вы?..

– Но вас может подстричь Никки. Он ученик. Вас это не смущает?

Я следую за ее взглядом и обнаруживаю в углу тщедушного парнишку, который с индифферентным видом подметает оставшиеся после вчерашних стрижек волосы. Это и есть Никки? Ему на вид лет шесть.

– Ученик, – шепчу я.

– Он стрижет не хуже Шона, просто немного дешевле, – радостно щебечет администратор, но даже она понимает, что это авантюра.

Вы знаете эту сцену из вестернов, когда ковбои приходят в бордель и главарь банды выбирает проститутку, которая нравится ему больше всего, и там всегда есть такая сексуальная девица с мушкой, она явно намного привлекательнее остальных проституток, которые все или тощие, или жирные, или старые, или с деревянной ногой, или с родимым пятном на губе, или со стеклянным глазом, и, естественно, ковбой выбирает сексуальную девицу. Так вот, меня всегда очень волновали чувства остальных проституток. Я знаю, что проституция – это плохо, но отвергнутые проститутки всегда так безропотно, разочарованно пожимают плечами, возвращаются к своим шезлонгам, или где они там сидят, что становится понятно: хоть им и не хочется заниматься сексом без любви с незнакомыми ковбоями, всегда приятно получить предложение. Именно так и смотрит на меня Никки-Ученик, потому что Никки – проститутка с деревянной ногой.

– Я уверен, что Никки прекрасно справится! – весело восклицаю я, и Никки пожимает плечами, ставит метлу на пол, берет ножницы и готовится стричь меня.

Мне предлагают настоящий кофе, заваренный специально для меня, и у нас происходит разговор, который, если я правильно понял, называется консультацией. Это для меня слишком сложно, потому что я совсем не знаю терминологии. Хотел притащить с собой фотографию в качестве визуальной поддержки, но, если бы я пришел с фотографией Дэвида Боуи, или Стинга, или Харрисона Форда, мне бы просто рассмеялись в лицо.

– Так что ты хочешь? Обычную стрижку?

– Не знаю. Что такое «обычная стрижка»?

– Покороче затылок и виски.

Нет, это не годится – звучит слишком старомодно.

– На самом деле я думал, что сверху нужно оставить побольше, с нечетким пробором назад налево, а над ушами покороче, и на затылке тоже.

– Затылок подбривать?

– Немножко.

– Как в «Возвращении в Брайдсхед»?

– Нет! – смеюсь я, имея в виду «да».

– Тогда как где?

Спокойствие.

– Мммммм.

– Потому что только что ты описал «покороче затылок и виски».

– Разве? Ну ладно, тогда покороче затылок и виски.

– Помыть не надо? – спрашивает Никки, брезгливо поднимая прядь волос двумя пальцами, словно грязную тряпку.

Будет ли это дороже?

– Нет-нет. Спасибо, думаю, и так нормально.

– Студент?

– Ага!

– Я так и подумал.

И начинается действо. Малыш Никки вполне ловко орудует ножницами, если учесть, что последняя пара, которую он держал в руках, была пластиковой и с закругленными концами. Он очень споро и даже с некоторой долей энтузиазма корнает меня под «Purple Rain», что громко играет по радио. Тем временем я сижу и читаю «Фейс», делая вид, что понимаю смысл и совершенно не волнуюсь за свои волосы, о нет, вовсе не волнуюсь, несмотря на то что Никки – ученик. Ученик кого? Ученик водопроводчика? Ученик электрика? Ученик токаря-карусельщика?

Начинаю читать статью о скейтборде, но в смысл не вникаю, поэтому просто рассматриваю моделей в рубрике моды – они все костлявые, гермафродитные, с обнаженной грудью, разомлевшие после секса, и все презрительно улыбаются мне, словно ухмыляясь тому, что Никки вытворяет с моими волосами, и тут начинает визжать машинка – это Никки занялся моим затылком, словно овцу стрижет. Ученик пастуха? Я отрываюсь от «Фейс», смотрю в зеркало и вижу, что выгляжу… действительно вполне хорошо: волосы чистые и свежие, уложенные, но естественные. Смотрится отлично. На самом деле это мне действительно идет, идеальная стрижка, стрижка, которую я ждал всю свою жизнь. Никки, извини, дружище, что мог сомневаться в тебе…

Но он продолжает стричь. Это как на уроке рисования в начальной школе, когда учительница говорит: «Остановись, а то все испортишь», – и Никки все портит! Он выстригает широкие полосы над моими ушами, забривает затылок так высоко, что длинные волосы на макушке выглядят шиньоном. Ученик газонокосильщика? Ученик мясника? Я хочу схватиться за шнур питания и выдернуть его из розетки, но не могу, просто безмолвно утыкаюсь взглядом в «Фейс» и читаю статью о брейк-дансе в торговых центрах «Бейсингсток», ожидая, когда закончится жужжание.

Наконец оно обрывается.

– Гель или воск? – спрашивает Никки.

Боже, гель или воск? Не знаю. А можно сказать «мешок»? Я никогда не пользовался воском, поэтому выбираю воск, и Никки открывает небольшую баночку с кремом для обуви, растирает массу, смахивающую на топленое сало, в ладонях и запускает пальцы в то, что осталось от моих волос.

Становится ясно, что я очень, очень далек от Брайдсхеда. Я похож на Уинстона Смита[38]38
  Герой антиутопии Дж. Оруэлла «1984».


[Закрыть]. Похож на бритого кролика. Выгляжу худым, пучеглазым, истощенным и немного сумасшедшим. Никки достает зеркало и показывает мне затылок, где машинка вскрыла марсианский ландшафт со шрамами и фурункулами, о существовании которых я до сих пор даже не догадывался, причем один из них слегка кровоточит.

– Что скажешь? – интересуется Никки.

– Превосходно, – отвечаю я.

Теперь, когда я загубил свои волосы, самое время выбрать ресторан для романтического ужина на двоих. И снова то же самое: никто не учил меня, как выбирать ресторан, я никогда не был в приличном заведении с кем-либо наедине, только кафешки, индийские и китайские забегаловки, в основном со Спенсером и Тони, где чаще всего традиционным окончанием трапезы были не коньяк с сигарами, а выкрики Тони: «Ходу!» Так что я полагаюсь скорее на инстинкт, чем на опыт, но придерживаюсь нескольких практических правил.

Во-первых, никакой индийской кухни, а то вдруг дойдет до амурных дел. Кроме того, нет ничего особо привлекательного в том, чтобы сидеть с объектом обожания и махать рукой перед ртом, думая: «Черт побери, как жжет!» Во-вторых, исключаются рестораны, расположенные в больших универмагах или супермаркетах. Однажды я пригласил Джанет Паркс на роскошный обед за столиком в «Бритиш хоум сторз» в Базилдоне, и ничего хорошего из этого не получилось. Короче говоря, следует избегать мест, где еду нужно самому нести на подносе; запомни: официант – не роскошь. В-третьих, нельзя сильно выпендриваться. Я сдуру пообещал Алисе, что поведу ее в достаточно шикарное бистро «У Брэдли», но потом сходил посмотреть на меню и понял: это не для моего кошелька. Поэтому мы пойдем в ресторан, где тонкая кухня сочетается с разумными ценами. Даже принимая в расчет пятерку бабули Джексон, у меня всего 12 фунтов на ужин на двоих, включая вино, два основных блюда и один десерт с двумя ложечками.

Прогуливаясь по городу и заглядывая в окна ресторанов, я постоянно видел отражение своей новой прически, своего затравленного и испуганного лица. Еще и этот воск для волос – полная фигня. Считается, что он должен давать чувство контроля над волосами, но все, что получил я, – это прилизанная челка, прилипшая ко лбу, как облитая нефтью чайка. Возможно, при свечах она будет смотреться лучше. Если только не загорится.

Я делаю обход ресторанов, расположенных в менее дорогой, но весьма колоритной части города, и наконец делаю свой выбор – традиционная итальянская траттория под названием «Пицца плаза Луиджи». Там есть и гамбургеры, и ребрышки, и жаренные во фритюре снетки, и клетчатые красные скатерти, и свечи в винных бутылках, покрытых огромными красными везувиями застывшего воска, и обязательные хлебницы и огромные перцемолки на каждом столе, поэтому я резервирую столик на восемь тридцать на имя Джексон у краснолицего мужчины с грязными ногтями, который может быть, а может и не быть тем самым эпонимическим Луиджи, а затем возвращаюсь к себе в нору.

13

В о п р о с: Прочная синяя ткань, получившая имя от французского выражения serge de Nimes[39]39
  Саржа из Нима.


[Закрыть]; сок дерева hevea brasihensis; натуральная текстильная нить гусениц насекомых рода bombyx. Назовите эти три материала.

О т в е т: Деним, резина и шелк.

Вообще-то, я должен писать сочинение на тему «Описания природы в „Священных сонетах“ Джона Донна», но я ищу их уже неделю и пока ни одного не нашел.

На пометки карандашом на полях надежды мало: я поназаписывал всякого типа «Благовещение!», или «ирония?», или «ср. у Фрейда» и «здесь он вертит столы!». Сейчас я уже не могу вспомнить, к чему все это, поэтому принимаюсь читать «О грамматологии» Жака Дерриды. На мой взгляд, есть шесть возрастов читателя и соответствующих им книг. Первый – комиксы; затем 2) книги, где больше иллюстраций, чем слов; затем 3) книги, где больше слов, чем иллюстраций; потом 4) книги без иллюстраций, разве что промелькнет карта или там генеалогическое древо, но много диалогов; затем 5) книги с длинными абзацами и практически без диалогов; и, наконец, 6) книги без диалогов, без повествования, только огромные длиннющие абзацы, со ссылками, библиографиями и приложениями, написанные мелким, очень мелким шрифтом. «О грамматологии» Жака Дерриды больше всего подходит для шестого возраста, а по своему интеллектуальному развитию я сейчас где-то между четвертым и пятым. Я читаю первое предложение, пролистываю книгу в бесплодном поиске какой-нибудь карты, или фото, или иллюстрации, затем засыпаю.

Проснувшись, я вдруг осознаю, что уже полпятого и у меня всего три часа для того, чтобы собраться на ужин. Я направляюсь в ванную, но обнаруживаю, что Джош использовал ванну, чтобы замочить в порошке кучу грязной джинсы. Приходится вылавливать одежду из холодного синего супа и складывать ее в раковину, и только уже улегшись в ванну, я понимаю, что не смыл как следует весь порошок, поэтому, как ни крути, подвергаюсь стирке в режиме «хлопок / синтетика, без замачивания, 60 градусов». Расслабиться в ванне, как я надеялся, не удается, особенно после того, как приходится обливаться холодной водой из душа, чтобы предотвратить самые худшие химические ожоги. Глядя в зеркало, я замечаю, что немного посинел.

Я перекладываю мокрый деним обратно в ванну, затем, обуреваемый жаждой отмщения, шлепаю по коридору в спальню Джоша и, убедившись в отсутствии хозяина, проскальзываю внутрь и умыкаю его скраб для лица «Апри», который состоит в основном из частиц перемолотых персиковых косточек, размешанных в мыле, чтобы можно было натереть ими лицо. Что я и делаю. Кожа становится такой приятной на ощупь, но, когда дело доходит до смывания скраба, результат оказывается не столь уж хорошим. Я выгляжу так, словно прошел сквозь зеркальную витрину. Или кто-то изо всех сил растер мое лицо молотыми персиковыми косточками. Полагаю, отсюда можно вынести урок, и он таков: угри не стираются.

С натянутым лицом (боюсь улыбаться – а вдруг кровь пойдет) иду в свою комнату, где футон стоит боком, прислоненный к стене на просушку, убираю грязную одежду и тщательно подбираю книги, которые надо разбросать вокруг на случай, если Алиса заскочит ко мне «на кофе» или, что более вероятно, на кофе. Я отбираю «Коммунистический манифест», «Ночь нежна», «Лирические баллады», «Женщина-евнух»[40]40
  Роман феминистки Жермены Грир, 1970 г.


[Закрыть], пару книг э. э. каммингса[41]41
  Именно так, маленькими буквами, предпочитал писать свое имя сам поэт-экспрессионист Каммингс (1894–1962).


[Закрыть] и «Песни и сонеты» Джона Донна на случай, если мы разгорячимся и мне под рукой будет весьма кстати лирическая поэзия. Насчет «Женщины-евнуха» никак не могу определиться, потому что, хоть я и хочу показать Алисе прогрессивность и радикальность своих сексуальных взглядов, иллюстрация на обложке – обнаженный женский торс без остального тела – всегда казалась мне настолько сексуальной, что приходилось прятать книгу от мамы.

Затем надеваю новейшие черные трусы, новые черные слаксы, новый подержанный смокинг, купленный в бутике секонд-хенда «Былые времена», свою лучшую белую рубашку, галстук-бабочку и новые черные подтяжки. Поправляю мертвую чайку у себя на голове, потом брызгаю на лицо из белой фарфоровой бутылочки винтажного отцовского «Олд спайса», который пахнет стариной и специями и офигенно жжет. Затем проверяю, не исчез ли из моего бумажника презерватив, который я всегда ношу с собой на случай чуда. Этот презерватив – второй в предполагаемой трилогии: первый, выполнив свое предназначение, очутился в мусорке на колесиках во дворе «Литтлвудса». Этот, второй, я таскаю в своем бумажнике уже так долго, что он прилип к подкладке и обертка из фольги начала тускнеть по окружности презерватива, как благородная медная чеканка. И тем не менее мне нравится носить его с собой, как некоторым людям нравится носить с собой медаль Святого Христофора[42]42
  Этими медалями было принято обмениваться между девушками и юношами в знак вечной дружбы.


[Закрыть], несмотря на очевидный факт, что у меня примерно столько же шансов воспользоваться им сегодня вечером, сколько перенести новорожденного Иисуса через реку.

По пути в Кенвуд-Манор мне приходится останавливаться каждые ярдов сто, потому что металлические зажимы подтяжек никак не могут удержать пояс черных слаксов и постоянно отстегиваются, ударяя меня по соскам. Я снова застегиваю их, раз, наверное, двенадцатый, когда чей-то голос за спиной говорит:

– Кто-то украл твоего плюшевого медвежонка, Себастьян?

– Привет, Ребекка, как дела?

– Я-то в порядке, вопрос в том, в порядке ли ты?

– Что ты имеешь в виду?

– Да что с твоими волосами?

– Тебе не нравится?

– С такой прической ты похож на Генриха Гиммлера. Ты чего так вырядился?

– Как там в поговорке – по одежке встречают…

– …а одежка неудобства доставляет?

– Если хочешь знать, я кое с кем иду на ужин.

– А-а-а-а-а-а-а-а!

– Не думай, там все платонически.

– И какой же леди так повезло? Надеюсь, не этой сраной Алисе Харбинсон… – (Невинно смотрю в небо.) – О боже, просто не верится. До чего же вы, мальчишки, таки-и-и-и-и-ие предсказуемые. Слушай, если ты хочешь играть в куклы, почему бы тебе не сходить в магазин и не купить куклу?

– Что?

– Ничего. Эй, Джексон, тебе пора, а то опоздаешь на корабль.

– Ты о чем?

– Я говорю лишь о том, что это явно очень популярная молодая леди, вот и все. Мы живем в одном коридоре, и каждую ночь из ее дверей выскальзывает длинная очередь пускающих слюни мордоворотов, и все с бутылками теплого «Ламбруско»…

– Правда?

– Угу. А еще у нее есть привычка разгуливать по коридору до общей ванной и обратно в крохотных черных трусиках и лифчике. Хотя для кого она демонстрирует все эти красоты, я сказать не могу.

Гоню этот образ прочь из своей головы.

– Ты говоришь так, как будто недолюбливаешь ее.

– Ай, да я ее почти не знаю – не слишком я крута для этой толпы, верно? Кроме того, я считаю, что ее нельзя назвать, как говорится, девушкой для девушек, если ты понимаешь, о чем я. Я, например, не вижу никакой привлекательности в девушках, которые до сих пор рисуют улыбающуюся рожицу внутри буквы «О», ну ладно. Это всего лишь я. Итак, куда ведешь эту милашку Алису?

– А знаешь, есть такой ресторан в городе, «У Луиджи»?

– Что, в «Кей-Эф-Си» все столики сегодня вечером заняты, что ли?

– Думаешь, «У Луиджи» – плохая затея?

– Вовсе нет. Ты явно джентльмен со вкусом и утонченностью! А я умереть готова за полуфунтовый гамбургер с сыром, перцем чили и кольцами лука. Может, и меня туда как-нибудь сводишь, Джексон? – И она шагает прочь, оставляя меня в размышлениях, чего же умного сказать.

– Ребекка! – кричу я вслед ей. Она оборачивается с ухмылкой на лице. – Почему ты все время называешь меня Джексоном?

– А ты разве против?

– В общем-то, нет. Просто немного напоминает «Грэндж-Хилл»[43]43
  Сериал о старшеклассниках.


[Закрыть], вот и все.

– Ой, извини. Это от переизбытка чувств. Предпочитаешь «Брайан»? Или более веселый и фамильярный вариант – «Брай»? Или, может, «герр Гиммлер»?..

– Думаю, Брайан.

– Отлично, пусть будет Брайан. Удачно тебе повеселиться, Брайан. Будь начеку, Брайан. Не суетись, Брайан… – Она исчезает в коридоре. – Увидимся, Брайан.

Я спешу к комнате Алисы, наполовину ожидая увидеть длинную очередь парней, но, когда подхожу, дверь оказывается закрытой. Из-за нее доносятся голоса – я не то чтобы прислоняю ухо к доскам, потому что так совсем негоже поступать, но и стою достаточно близко, чтобы все было слышно.

– И куда он ведет тебя на ужин? – говорит голос, слава богу, женский.

– Кажется, в «Бредли», – отвечает Алиса.

– «Бредли» – шикарное место.

– Так он богат?

– Не знаю. Ни за что бы не сказала, – говорит Алиса.

– Постарайтесь вернуться к одиннадцати, молодая леди, а то мы вызовем полицию и подадим на вас в розыск…

Я стучусь, потому что не желаю слушать дальше. Из комнаты слышится шепот и смешок, затем Алиса открывает дверь.

Она одета в пепельно-серое вечернее платье с глубоким вырезом и пышной юбкой, а волосы уложены в высокую прическу. Что вместе с высокими каблуками создает впечатление, будто она на два фута выше, чем обычно. А еще она накрашена больше обычного: впервые на ее губах помада, но риска крошечного шрама по-прежнему выступает на нижней губе. Наиболее примечательное из всего, однако, платье с глубоким вырезом. Должно быть, под ним какой-то лифчик без бретелек, потому что у нее голые плечи, словно верхнюю половину ее туловища нежно выдавили из платья и стали видны фантастические изгибы голой кожи, голой Алисы, – они плавно текут, затем перетекают через верх платья. В романе девятнадцатого столетия наверняка сказали бы, что у нее великолепный бюст. На самом деле сейчас это тоже можно сказать. У нее великолепный бюст. Ты пялишься… Хватит пялиться, Брайан.

– Привет, Алиса.

– Привет, Брайан.

У нее за спиной притворно улыбаются Эрин-кошка и еще одна девчонка из ее подружек. Закрой рот, Брайан.

– Ты прекрасно выглядишь, Брай, – говорит Эрин, но видно, что она так не думает.

– Спасибо! Ну что, пойдем?

– Конечно!

Алиса берет меня за руку, и мы идем.