Текст книги "Мы"

48. Инсектарий

Она рассматривала облако мушек, придвинув лицо к самой сетке, как завороженная. Можно подумать, я привел ее к вольеру с единорогом.

– А почему плодовые мушки? Почему не муравьи, или жуки, или другие насекомые?

Я не мог сказать, был ли ее интерес искренним, преувеличенным или притворным. Возможно, она рассматривала инсектарий как вид художественной инсталляции; я знаю, такие экспонаты существуют. Какова бы ни была причина, я жаждал услышать вопрос типа «почему плодовые мушки?» и начал рассказывать о быстром размножении, простом содержании, ярко выраженном фенотипе.

– А это?..

– Непосредственно наблюдаемые характеристики, признаки, проявления генотипа и окружающей среды. В случае с плодовыми мушками – укороченные крылья, пигментация глаза, изменение в генитальном строении.

– «Генитальное строение». Название моей группы.

– Оно означает, что можно увидеть признаки мутации за очень короткий период. Плодовые мушки – это эволюция в действии. Вот поэтому мы их и любим.

– Эволюция в действии. А что вы делаете, когда хотите изучить их генитальное строение? Только, пожалуйста, пожалуйста, не говори, что вы всех их убиваете.

– Обычно мы их оглушаем.

– Крошечными дубинками?

– Углекислым газом. Спустя какое-то время они приходят в себя и продолжают заниматься сексом.

– Мои типичные выходные.

Прошла секунда.

– Так что, можно, я возьму себе одну? Я хочу… – она прижала палец к стеклу, – вон ту.

– Это тебе не аквариумные рыбки. Это научные инструменты.

– Да ты посмотри – я им понравилась!

– Наверное, потому, что от тебя пахнет старыми бананами! – Прошла еще секунда. – На самом деле от тебя не пахнет старыми бананами. Прости, я не знаю, почему так сказал.

Она посмотрела через плечо и улыбнулась, и я представил ей Брюса, нашего лабораторного питомца, из желания показать, что не только богемная публика умеет хорошо проводить время.

49. Осторожность

Экскурсия продолжалась. Я показал ей холодную комнату, где мы оба отметили, какой там холод, и комнату с температурой 37 градусов.

– Почему тридцать семь градусов?

– Потому что это температура внутри человеческого тела. Именно так себя ощущаешь внутри кого-то.

– Эротично, – сказала Конни с непроницаемым лицом, и мы двинулись дальше.

Я показал ей сухой лед, я показал ей центрифугу в действии. Мы посмотрели в микроскоп на поперечное сечение крысиного языка, зараженного паразитами. О да, это было невероятное свидание, и я начал замечать удивленные лица моих коллег, как обычно задержавшихся на работе; они смотрели с открытым ртом и поднятыми бровями, как эта прелестная женщина разглядывала колбы и пробирки. Я подарил ей несколько чашек Петри, чтобы она смешивала краски.

Когда она все осмотрела, мы пошли, по ее предложению, в крошечный восточноевропейский ресторанчик, мимо которого я проходил много раз, но даже никогда не думал туда заглянуть. Тускло освещенный, он был похож на фотографию в коричневых тонах. Сутулый древний официант принял наши пальто. По инициативе Конни мы пили водку из маленьких толстых рюмок, потом ели бархатистый суп цвета бургундского вина, вкуснейшие плотные клецки, блины и пили тягучее красное вино, сидя рядышком в углу почти пустого зала; вскоре голова у нас затуманилась, мы почти расслабились, на душе было радостно. Снаружи дождь, запотевшие окна, пылающий электрокамин – чудесно.

– Знаешь, какое качество в науке меня особенно привлекает? Определенность. Не нужно беспокоиться о вкусе или моде, не нужно ждать вдохновения или удачи. Есть в ней… методология – это научное слово? Не важно, смысл в том, что можно просто много работать, оттачивать результат и в конце концов добиться своего.

– Если не считать того, что не все так просто. К тому же работать нужно много. – Она пожала плечами и махнула рукой. – Раньше я так и делала.

– Я видел некоторые твои работы. Мне они показались удивительными.

Конни нахмурилась:

– Когда ты их видел?

– На прошлой неделе. Пока ты спала. Они прекрасны.

– В таком случае это были работы, скорее всего, моей соседки.

– Нет, это были твои картины. То, что она рисует, мне совсем не понравилось.

– Фрэн очень успешна. Она продает много работ.

– Не знаю почему.

– Она очень талантлива, и она моя подруга.

– Конечно, но мне все равно понравились твои картины. Я подумал, что они очень… – Я поискал в голове какой-нибудь художественный термин. – Красивые, то есть я не разбираюсь в искусстве…

– Но знаешь, когда тебе нравится, а когда – нет?

– Совершенно верно. А еще ты потрясающе рисуешь руки.

Она улыбнулась, взглянула на свою руку и, раздвинув пальцы, опустила на мою:

– Давай не будем говорить об искусстве. Или плодовых мушках.

– Ладно.

– Поговорим лучше о прошлых выходных. То есть о том, что случилось.

– Отлично, – сказал я, а сам подумал: «Ну вот и все». – Что ты хотела сказать?

– Не знаю. Вернее, мне казалось, что я знаю.

– Продолжай.

Она засомневалась:

– Ты первый.

Я на секунду задумался.

– Ладно. Все очень просто. Я чудесно провел время. Я рад нашему знакомству. Все было здорово. Хотелось бы повторить.

– И все?

– И все. – Это никоим образом не было все, но мне не хотелось ее пугать. – А ты что скажешь?

– Я думала… Я думала то же самое. Мне было радостно, а это так необычно. Ты был очень мил. Нет, не так, я хочу сказать другое, я хочу сказать, ты был внимательный, интересный, а еще мне понравилось с тобой спать. Очень. Было здорово. Твоя сестра права – ты тот, кто мне нужен.

Я достаточно часто оказывался в подобной ситуации, чтобы ждать неминуемого «но»…

– Но у меня не очень удачный опыт отношений. Они не ассоциируются у меня с радостью, особенно мой последний роман.

– Анджело?

– Совершенно верно. Анджело. Он обращался со мной не очень хорошо и заставил быть… осторожной. Наверное, я сама хочу быть осторожной, если продолжать дальше.

– Но ты хочешь продолжать дальше?

– С осторожностью.

– С осторожностью. И это значит?..

Она на секунду задумалась, прикусив губу, затем наклонилась вперед и опустила ладонь на мою руку:

– Это значит, что если мы прямо сейчас оплатим счет и выйдем на улицу, если мы найдем такси и отправимся к тебе домой, то я буду очень счастлива.

А потом она меня поцеловала.

…

…

…

…

…

– Официант!

50. Дикая вечеринка в номере 603

Вечеринка началась в час, когда большинство вечеринок обычно заканчиваются, привычный дискант под басовые бум-ц-ц-ц электронной музыки вскоре сменился низкочастотными ум-па-па, ум-па-па в сопровождении четкого скрипа.

– Это что… аккордеон?

– Угу, – ответила Конни.

– Но Алби не играет на аккордеоне.

– Значит, у него в номере аккордеонист.

– Какой ужас!

Теперь астматическое пыхтение перешло в четыре знакомых пронзительных минорных аккорда, играемые по кругу, под громкое топанье и похлопывание по бедру в исполнении моего сына.

– Что это за песня? Я ее знаю.

– Кажется, это «Smells Like Teen Spirit».

– Что-что?

– Послушай!

И точно, это была она.

Когда… если… я представляю аккордеониста, то почему-то всегда это смуглый мужчина в бретонской кепке. Но сейчас вопль «Нирваны» об одиночестве юности исполнялся женским голосом, этаким душевным криком городского глашатая, под аккомпанемент нашего сына, берущего аккорды на гитаре каждый раз с небольшим опозданием.

– И это называется музыка, – сказал я.

– Скорее, радиопомехи, – отозвалась Конни.

Смирившись с тем, что ночь будет долгой, я включил свет и потянулся за книгой, историей Второй мировой войны, а Конни засунула голову между двумя подушками и свернулась калачиком. Аккордеон, подобно волынке, – один из тех редких инструментов, которым зарабатывают деньги, если перестают играть, но следующие сорок пять минут таинственный гость моего сына терзал нещадно свою гармошку, услаждая слух пятого, шестого и седьмого этажей отеля «Хорошие времена» разнообразными песнями, среди прочих прозвучали неистовая «Satisfaction», бодрая «Losing My Religion» и вариация «Purple Rain», такая длинная и однообразная, что казалось, само время растянулось. Нам нравится концерт, Алби, – написал я в эсэмэске, – но уже поздно. Я нажал кнопку «отправить» и стал ждать, когда сообщение будет получено.

За стенкой прозвучал сигнал получения эсэмэски. Пауза, после которой зазвучала песня «Moondance» в исполнении больных эмфиземой ос.

– Наверное, он не прочел моего послания.

– Хм…

– Наверное, мне следует позвонить администратору и пожаловаться. Как будет по-французски «уберите аккордеониста из номера 603»?

– Хм…

– Хотя, конечно, нехорошо жаловаться на собственного сына.

– В прошлом тебя это не останавливало.

– Или просто постучать?..

– Дуглас, делай что хочешь, только перестань болтать!

– Эй! Это не я играю на аккордеоне!

– Иногда мне кажется, что я предпочла бы аккордеон.

– Что это значит?!

– Да ничего… просто полтретьего ночи…

И тут шум прекратился.

– Слава тебе господи! – сказала Конни. – Теперь давай спать.

Но раздражение осталось, и мы лежали под его пеленой, вспоминая подобные ночи, когда проявляли нетерпеливость, невнимание или злобу. Наверное, наш брак себя изжил. Наверное, я хочу тебя оставить.

А затем за нашими головами прозвучал удар, за которым последовал характерный ритмичный стук спинки кровати о нашу стену.

– Это они репетируют, – сказал я.

– О, Алби! – Конни хохотала, закрыв глаза рукой. – Лучше не придумать!

51. Рок-аккордеонистка

Мы познакомились с привлекательной музыкантшей на следующее утро в мрачном полуподвальном ресторане, где подавали завтрак. Молодежь поднялась раньше нас, что было несвойственно для Алби, но поначалу я не мог разглядеть лицо девушки, прилипшей к моему сыну с цепкостью миноги. Я прокашлялся, и они отлепились.

– Привет! Вы, должно быть, Дуглас и Конни! Надо же, только гляньте, Конни, какая вы классная! Неудивительно, что ваш сынок такой горячий, вы настоящая красотка. – Голос сиплый, акцент жителя нижнего полушария. Она взяла мою руку. – А вы, Дуги, тоже очень красивый! Ха! Мы как раз собрались позавтракать. Завтрак здесь потрясающий. Все бесплатно!

– Ну, не совсем бесплатно…

– Погодите… я уберу Стива. – Стивом, как оказалось, она звала свой аккордеон. Стив занимал отдельный стул, на котором сидел, зубасто оскалившись. – Ну-ка, Стив, позволь бедному мистеру Петерсену присесть, а то, похоже, он устал.

– Нам понравился ваш концерт вчера ночью.

– О, спасибо! – Она улыбнулась, затем быстро скроила физиономию печального клоуна, помогая себе пальцами. – Или вы говорили не всерьез?

– Вы играете очень хорошо, – сказала Конни. – Но нам понравилось бы больше, если бы все это прозвучало до полуночи.

– Ой! Простите. Неудивительно, что у вас затраханный вид, мистер Петерсен. Придется вам прийти и послушать, как я играю в нормальное время.

– Вы действительно даете концерты? – недоверчиво переспросила Конни.

– Ну, «концерт» слишком сильно сказано. Только перед Центром Помпиду.

– Вы уличный музыкант?

– Я предпочитаю «исполнитель». Впрочем, да!

Надеюсь, лицо у меня не вытянулось, во всяком случае, я старался, чтобы оно не вытянулось, хотя, по правде говоря, я с настороженностью относился к любой деятельности, перед которой шло определение «уличный». Уличное искусство, уличная еда, уличный театр – во всех случаях «уличный» предшествует тому, чем лучше заниматься внутри помещения.

– Она потрясающе играет «Purple Rain», – пробормотал Алби, развалившийся поперек банкетки, как жертва вампира.

– Мы слышали, Алби, мы слышали, – сказала Конни, рассматривая аккордеонистку прищуренным взглядом.

Девушка тем временем выскребала содержимое многочисленных порционных контейнеров с джемом на свой круассан.

– Ненавижу эти маленькие контейнеры. Ужасные, правда? Только загаживают окружающую среду. Одно расстройство! – сказала она, прежде чем вылизать языком один такой контейнер.

– Простите, мы не уловили вашего…

– Кэт. Как в шляпе![18]18
  Имеется в виду название детской книжки Доктора Сьюза «Cat in the Hat» («Кот в шляпе»).


[Закрыть] – Она похлопала по черному велюровому котелку, который носила, сдвинув на затылок.

– Вы из Австралии, Кэт?

Алби зацокал:

– Она из Новой Зеландии!

– Одно и то же! – Кэт громко расхохоталась. – Давайте, ребята, действуйте, пока я тут все не съела. Кто кого обгонит!

52. К вопросу о практической этике системы «шведский стол»

За годы поездок на конференции и семинары я приобрел некий опыт знакомства с системой «шведский стол» и сделал для себя вывод, что некоторые, оказавшись перед столом с якобы бесплатной едой, ведут себя скромно, зато другие так, будто никогда в жизни не ели бекона. Кэт принадлежала к той группе, которая полагает, что «ешь, сколько влезет» – это брошенный вызов. Она стоя ла возле автомата с соком: нальет стакан и выпьет, нальет стакан и выпьет; прямо какая-то сокозависимость, решил я и подумал, почему бы просто не открыть краник и не лечь под ним? Я улыбнулся официанту, а тот в ответ медленно покачал головой, и тут меня осенило, что если администрация свяжет вчерашний ночной концерт на аккордеоне с женщиной, которая сейчас складывала в своей тарелке гору из клубники и долек грейпфрута, то нас, возможно, ждут большие неприятности.

Мы зашаркали вдоль стойки.

– Так что привело вас в Вечный город, Кэт?

– Вечный город не Париж, – заметила Конни, – Вечный город – Рим.

– И вовсе он не вечный, – возразил Алби, – просто он создает такое впечатление.

Кэт расхохоталась и вытерла сок с губ:

– Я не живу здесь, а только проездом. С тех пор как окончила колледж, слоняюсь по Европе, тут поживу, там поживу. Сегодня Париж, завтра Прага, Барселона, Амстердам – кто знает!

– Да, мы тоже путешествуем, – сообщил я.

– За исключением того, что у нас заламинированное расписание, – усмехнулась Конни, изучая пустую вазу, где еще совсем недавно лежали грейпфруты.

– Оно не заламинировано. Я хотел сказать, что завтра мы отправляемся в Амстердам.

– Везунчики! Я люблю ‘Дам, хотя каждый раз делаю там то, о чем потом сожалею, если вы понимаете, что я имею в виду. Город сплошных вечеринок! – Она наполняла вторую тарелку, балансируя ею на согнутой руке, как профессионал, и сосредоточившись на белках и углеводах. Приподняв крышку блюда с беконом, она вдохнула мясной запах, закрыв глаза. – Я строгая вегетарианка, но делаю исключение для консервированного мяса, – заявила она, нагружая сочные кусочки, свернутые в рулеты, на уже переполненную тарелку с сыром, копченым лососем, бриошами, круассанами…

– Какой у вас сытный завтрак получается! – сказал я с застывшей улыбкой.

– Ну да! Мы с Алби нагуляли аппетит. – Она вульгарно расхохоталась, ущипнув его за задницу щипцами для бекона, но Алби лишь сконфуженно улыбнулся в свою тарелку. – Все равно бо́льшую часть я припасла на потом, – пояснила она.

По-моему, это перешло все границы. «Шведский стол» – это вам не раздолье для пикникующих и не кладовка, куда заглядывают все кому не лень. Я с самого начала решил быть милым с новыми друзьями Алби и терпеть их чудачества, но это было воровство, самое настоящее, неприкрытое, и когда в просторных карманах бархатных шортов исчезла баночка с медом, а за ней банан, я понял, что больше не могу сдерживаться.

– Вам не кажется, Кэт, что это следовало бы вернуть? – сказал я непринужденно.

– Прошу прощения?

– Фрукты, баночки с медом. Вам ведь нужна всего одна, максимум две.

– Пап! – воскликнул Алби. – Не могу поверить, что ты сказал такое!

– Я просто считаю, что это чересчур…

– Неловко! – пропела Кэт оперным фальцетом.

– Она не собирается есть это все прямо сейчас.

– И я о том же, Алби.

– Нет, все справедливо, все справедливо – вот и вот… – Кэт начала выкладывать обратно на стол баночки, фрукты, круассаны.

– Нет, нет, возьмите то, что уже взяли, мне просто кажется, что, может быть, не стоило бы рассовывать еду по карманам…

– Понимаешь, что я имел в виду, Кэт? – Алби махнул в мою сторону рукой.

– Алби…

– Я тебе рассказывал, какой он!

– Алби! Хватит! Сядь! – Это сказала Конни с самым непреклонным выражением лица.

Алби знал, когда спорить бесполезно, и мы все вернулись к столу, расселись по местам и начали слушать Кэт…

53. Кошка в шляпе

…как она любит Новую Зеландию, какая это красивая страна, но она росла в скучном предместье Окленда, будничном и однообразном, миля за милей похожих домов среднего класса. Там никогда ничего не происходило, вернее, кое-что все-таки происходило, ужасное, но никто об этом не говорил, люди просто закрывали глаза и продолжали жить своей обычной скучной жизнью в ожидании смерти.

– Совсем как у нас, – произнес Алби.

Конни вздохнула:

– Попробуй, Алби, назвать одну ужасную вещь, которая случилась в твоей жизни. Хотя бы одну. Знаешь, Кэт, у бедняжки Алби остался душевный шрам, потому что в две тысячи четвертом мы не купили ему «Коко попс» на завтрак.

– Ты не все обо мне знаешь, мам!

– Если на то пошло, то все.

– Нет, не все! – обиженно запротестовал Алби. – И с каких это пор ты стала таким ярым защитником дома, мам? Ты же говорила, что ненавидишь его.

Неужели она так сказала? Но Конни решила не реагировать.

– Кэт, мой сын перед вами рисуется. Продолжайте. Вы говорили…

Кэт утрамбовывала грязным большим пальцем кусок салями внутри багета.

– В общем, мой папаша, полный и абсолютный ублюдок, настоял, чтобы я училась в универе на инженера, и это было бесполезно потраченное время…

Алби, ухмыляясь, смотрел на меня, но я сделал вид, будто не замечаю его взгляда.

– Ну, наверное, не совсем бесполезно, – сказал я.

– Нет, бесполезно, если ненавидеть это дело. Мне хотелось узнать лучше жизнь, многое увидеть.

– Так что вы стали изучать в результате?

– Чревовещание. – Она поднесла к уху упаковку мармелада и тоненьким голосочком пропищала: «Помогите! Помогите!» – Занялась кукольным делом, импровизацией, поступила в уличную труппу, выступавшую с гигантскими марионетками. Мы отправились в путь, путешествовали по всей Европе, отлично проводили время, но потом все они оказались слабаками и вернулись домой, на свои ничтожные работы, в ничтожные домишки, чтобы жить скучной, предсказуемой, ничтожной жизнью. А я продолжила, но уже соло. Мне нравится! Родителей не видела вот уже четыре года.

– О, Кэт, это ужасно! – воскликнула Конни.

– Ничего ужасного! По мне, так просто здорово. Никаких обязательств, никакой квартирной платы, повсюду встречаешь самых невероятных людей. Я теперь могу жить где захочу. Кроме Португалии. В Португалию мне въезд заказан по причинам, которые я не вправе разглашать…

– А что ваши родители?

– Я шлю своей ма открытки. Звоню ей дважды в год – на Рождество и в день рождения. Она знает, что я в порядке.

– Ваш или ее? – спросила Конни.

– Простите?

– Вы сказали, что звоните ей на Рождество и в день рождения. Ее день рождения или ваш день рождения?

Вопрос озадачил Кэт.

– Мой, конечно, – сказала она, и Конни кивнула.

– А как ваш отец?

– Мой отец может пойти куда подальше, – с гордостью произнесла она, сунув в рот кусок хлеба, а я заметил, с каким восхищением Алби на нее смотрит.

– По-моему, это довольно жестоко.

– Нет, если бы вы его знали. – И она снова расхохоталась.

Так в кино смеются сумасшедшие, и взгляд официанта стал чуть суровее. Несмотря на все мои старания, мне было трудно проникнуться теплыми чувствами к Кэт. Она была явно старше нашего сына, и поэтому мне, как ни странно, хотелось его защитить, и кожа у нее выглядела стертой, словно ее обработали каким-то абразивом – лицом моего сына, видимо. Под глазами круги, как у панды, покраснение вокруг губ, тоже не без участия моего сына, и словно нарисованные, высоко изогнутые брови. Кого она мне напоминала? Когда я только поступил в университет, то явился на маскарадный показ «Шоу ужасов Рокки Хоррора»[19]19
  «Шоу ужасов Рокки Хоррора» – популярный английский мюзикл.


[Закрыть] с вышеупомянутой Лизой Годуин, и это до сих пор остается самым утомительным и дурацким вечером, который мне пришлось вытерпеть, за всю мою жизнь. Но что только не сделаешь ради любви! Я не религиозен, но четко помню, что, сидя в своем кресле в рваных колготках Лизы Годуин, с намалеванной помадой красной пастью, я молился: прошу Тебя, Господи, если только Ты есть, пусть я больше никогда в жизни не исполню «The Time Warp»[20]20
  Номер из этого мюзикла.


[Закрыть].

Ну да, было в этой Кэт что-то от Рокки Хоррора, и, наверное, именно это привлекало к ней нашего сына: он держал руку на ее затылке, а она исследовала пальцами его коленки под рваными джинсами. Все это раздражало, и, должен признаться, я испытал определенное облегчение, когда она сказала:

– Ну ладно, господа хорошие, с вами приятно познакомиться. У вас отличный молодой человек! – И для убедительности она шлепнула его по бедру.

– Мы знаем, – сказала Конни.

– Наслаждайтесь видами! Юноша, проводите меня до дверей, не хочу, чтобы буфетная полиция повалила меня на пол и начала обыскивать! – Последовало очередное ржание и скрип стула, когда она подхватила на руки аккордеон по имени Стив и насадила котелок на свои кудряшки. Стив издал высокую трель, и они ушли.

Мы оказались в тишине, которая обычно следует за столкновением, потом Конни сказала:

– Никогда не доверяй женщине в котелке.

Мы рассмеялись, получая удовольствие от общей неприязни.

– «Ма, па, я хочу, чтобы вы познакомились с женщиной, на которой я намерен жениться».

– Дуглас, даже в шутку не говори такого.

– А мне она понравилась.

– И поэтому ты велел ей вернуть все на стойку? – захихикала Конни.

– Я разве перегнул палку?

– На этот раз скажу «нет».

– Как ты думаешь, что он в ней нашел? Мне кажется, его привлек смех.

– Не только смех. Мне кажется, секс тоже сыграл свою немалую роль. Ох, Алби, – вздохнула Конни, и на ее лице промелькнула глубокая печаль. – Дуглас, – сказала она, опустив голову мне на плечо, – наш мальчик совсем взрослый.