Текст книги "Танец мотылька"
Автор книги: Диана Билык
Жанр: Эротическая литература, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 8. На грани возможностей
Я долгое время сижу на полу и смотрю в одну точку. Не получается плакать. Глаза дерет, но слез нет, словно они высохли. В груди такой пожар, что трудно дышать. Встаю и, как пьяная, бреду к балкону.
Не воспринимаю всерьез слова Марка, потому что эта «новая» жизнь отличается от того, что я помню. Одного не могу понять: зачем ему это? Кто решил со мной так злостно пошутить? За что?
Осматриваю двор. Соседей не видно, несколько прохожих под тенью деревьев направляются в сторону магазинов и остановок.
И я решаюсь. Сделаю это сейчас!
Бегу в комнату, быстро переодеваюсь и перевязываю волосы. Нужно успеть, пока Марк не вернулся.
Ищу суматошно ключи. На крючке, где я обычно вешаю, их нет. Роюсь в старом рюкзаке: у меня где-то были запасные, но там тоже пусто. И тут цепляюсь взглядом за сумку «мужа»: черная, прямоугольная с накладными карманами.
У Марка точно должны быть ключи, ведь он открывал квартиру.
Сумка практически пустая: несколько листов бумаги, коробочка с ручкой и пластиковая папка. Ключей нет.
Открываю папку, и, среди выписок из больницы, и еще каких-то рецептов, нахожу наши паспорта, а еще ту самую фотку с незнакомым человеком. Она, словно нарочно – вечно попадается на глаза.
Гляжу на карточку и борюсь с нахлынувшим дежавю. Меня качает, я отхожу к опоре и облокачиваюсь на комод. Мутит и, кажется, голова сейчас разломается на части от невозможности вспомнить. Кто этот человек на фото? Кто он? Ковыряю память, да так, что в виски стреляет резкая боль.
Бросаю документы назад, перед глазами мельтешат слайдами картинки: печати в наших с Марком паспортах и фото человека, который теперь будет приходить в кошмарах. Кто он? Отбрасываю снимок на полку и выбегаю из дома. Не могу больше здесь находиться.
За спиной раздается скрежет двери и характерный щелчок: теперь без ключа домой не попасть. И пусть. Теперь это чужой дом, не мой.
Улица встречает густым липовым ароматом: слишком сладким и приторным. Бегу через двор, прямо ко входу в соседний подъезд. Я должна с ним встретится. Нет желания, но должна.
Долго жму на звонок, чтобы наверняка услышал. Сердце стучит, как бешенное – решило жить по своему распорядку: в разрыв дыханию и моему желанию успокоиться.
Никто не выходит. Еще раз нажимаю. Тишина. Несколько минут тарабаню кулаком. В конце, уже раздосадованная, ударяю ногой по обшивке двери.
И, к моим расшатанным нервам, добавляется прострел под ребром. Не хватает сейчас еще этого. Я хватаюсь за перила и стараюсь дышать глубоко и медленно. Нужно успокоиться, все равно уже ничего не изменить. Не-е-ет! Я так просто не сдамся! Нужно доказать, что все это бред! Я сломаю эти декорации, шитые белыми нитками, и найду ответы.
Направляюсь к выходу.
Во дворе тихо и пустынно: одна бабулька выглядывает из подъезда, но покрутившись у входа, тут же прячется. Да, жарковато. Хорошо, что я оделась легко, а еще привыкшая к тепловой нагрузке. Пока танцуешь, столько сходит потов, что никакая жара не страшна.
Выхожу через арку к ряду магазинов, направляюсь к газетному лотку, но тут вспоминаю, что у меня нет с собой денег, да и телефона тоже. Останавливаюсь. Кто-то толкает в плечо. Здесь прохожих много. Я, не обращая внимания, перебираю варианты, как поступить дальше. Танцевальный клуб в двух кварталах отсюда. И я решаюсь. Там меня, по крайней мере, знают.
Размашисто иду по улице навстречу горячему потоку воздуха, дерущему щеки, словно наждачная бумага. Ветрено. Мой бурый хвост трепыхается где-то за спиной, и иногда длинные локоны вылетают наперед и лезут в лицо. Дорожная пыль застилает глаза. Но меня все равно вдохновляет прогулка: я чувствую перемены, и так хочется идти и идти дальше.
Возле арки замедляюсь, остается только пройти через нее, там еще немного, и я увижу всех их: которых и люблю, и ненавижу. Сердце странно сжимается в груди. Девушки – конкуренты, партнеры – поголовно обиженные, что я ни с кем не связала свою жизнь. Но в помощи они же не откажут?
Ныряю под овальный свод, как в бассейн с холодной водой. Тень здесь плотная, зябкая. Звуки шагов разлетаются ритмичным стуком и гаснут где-то высоко-высоко. Дышу ровно, мне сейчас максимально нужно быть спокойной. Смешно. Никто из них не навестил, словно всем все равно, что со мной. Но я сама виновата. Для меня танцы прежде всего: никакая дружба или любовь не могли быть важней. Все это знали. Я тепло относилась только к двум людям, но один меня растоптал, а до второго не могу дозвониться.
Отряхиваюсь, чтобы смахнуть неприятное воспоминание.
Мои шаги впиваются в перепонки, слоятся и, кажется, уже за спиной волочится не одна пара ног. Плечи стягивает ледяным жгутом, но я стараюсь не обращать внимания на волнение: иду дальше, иду медленней.
Шаги. Не мои шаги позади. Сейчас на улице разгар дня, а меня обволакивает такой страх, словно я погружаюсь в глубокую непроглядную ночь. Едва переставляю ноги. Не буду оборачиваться. Это, наверняка, какой-то житель, который просто спешит домой. Иду дальше, выхожу из арки.
Здесь нужно пройти через два двора и небольшой сад. Прислушиваюсь и, наконец, смотрю назад.
За мной двое. Лиц не вижу: на головах нахлобученные бейсболки. Они двигаются целенаправленно, до них расстояние в десятки метров.
Ускоряюсь. Мне сейчас не нужны лишние переживания. Лучше добраться до клуба быстрее.
Решаю обогнуть дом не так, как обычно, по основной дороге, а по тропинке – там почти никто не ходит, слишком ухабисто. Эти двое сворачивают за мной. Я чувствую себя загнанным кроликом, или бабочкой, которая попалась в сачок. Да может они просто идут куда-то? Может им просто по пути?
Оглядываюсь с опаской: мужчины держатся на расстоянии, трудно рассмотреть их возраст и лица. Они переговариваются между собой и многозначно переглядываются. Сглатываю липкий страх и, ускоряя шаг, почти забегаю в узкий проход между высотками. Иду метров десять, никто вроде не преследует. Облегченно выдыхаю. Осталось только выпрыгнуть из каменного коридора, миновать два подъезда, и я буду у цели.
Мое сердце, кажется, стучит сейчас громче шагов. Делаю выдох, затем глубокий вдох. Нужно успокоиться. Не могу же я зайти в клуб вся в бешенном треморе. И что я так прохожих испугалась? Глупость, какая-то.
Еще шаг, и я буду на проспекте, где толпы людей и вереницы машин.
Вдруг передо мной вырастает один из преследовавших. Я застываю от шока. Оглядываюсь: второй крадется позади.
– Пропустите, – вылетает у меня машинально.
Ширина прохода не позволяет оббежать мужчину – он легко схватит меня.
– Она? – спрашивает первый. Тот, что сзади, кивает.
– Что вам нужно? – прилипаю к стене. Здесь кричи не кричи – никто не придет на помощь. Последнее время на это надеяться не стоит – люди стали слишком безразличными к другим. Я и сама такая.
С одним мужчиной и без перелома я бы справилась – крепкая, да и брат показал пару приемов. Но сейчас – это тупик.
Я стою перед выбором: либо сдаться добровольно, либо драться до конца: пока не посыплются кости, и моя кровь не зальет асфальт. И, так не вовремя, в голове вспыхивают воспоминания об аварии. Меня невольно сгибает, всплески и слайды размазывают широкой кистью полотно реальности.
Крик, взмах руки, на кольце округлый камень. От боли выворачиваюсь в сторону. Глаза засвечивает яркий всплеск, затем меня придавливает чьим-то громадным телом, и вмиг все исчезает.
– Хватай ее, – говорит кто-то слева. Пользуясь минутным облегчением, когда видения рассеиваются, я изворачиваюсь и бью наотмашь. Попадаю по небритому лицу. Чувствительную кожу рук дерет до крови.
– Вот тварь! Лягается, – шипит он. Я вижу, как горят злые глаза и замечаю переливчатое сияние на радужке. Второй зажимает мою шею сзади и начинает душить. Первый, в отместку за пощечину, бьет кулаком в живот. Я хриплю. Кричать нет сил и возможности. Из глотки вырывается только свист.
Сопротивляюсь какое-то время, не обращая внимание на боль под грудью. Пытаюсь сбросить удавку с горла, но мужчина захватывает мою кисть и заводит мне за спину. Одной рукой могу только беспомощно впиваться обломками ногтей в его кожу.
– Давай! – приказывает он первому, и тот разрывает на мне футболку. Как банально и глупо, да и еще среди бела дня. И, как назло, нет сил закричать. Гнев подкидывает меня внезапно, и я бью локтем назад. Мужчина чуть ослабляет хватку. Я выворачиваю его руку, как учил Артем, но тут же получаю удар в спину. Тот, что с пощечиной, сгребает лапищей мои волосы и прикладывает головой о стену. Чудом отворачиваюсь и влетаю в бетон плечом.
От боли перед глазами темные круги. Но я так просто не сдамся! Пусть хоть все ребра переломают: пока дышу, я буду бороться. Но тут же понимаю, что эти мысли нелепые. Меня снова скручивают и приставляют лицом к стене, щеку царапает цемент. Набираю полные легкие воздуха и кричу, что есть сил. Не умирает надежда, что кто-то поможет. Мерзкая рука зажимает рот. От нее несет солеными огурцами и сигаретами.
И почему я не послушала Марка? Горькая мысль в самый неподходящий момент. Признавать поражение труднее всего, бороться всегда легче, чем сдаваться. Пока борешься – есть шанс, а когда ты уже понимаешь, что это конец – ты подходишь добровольно к краю и прыгаешь в бездну.
Вот и я так. Мое онемевшее тело отказывалось сопротивляться. Всепоглощающая боль. Кажется, даже пробуждение после аварии не было таким острым.
– Куда ее? – шепчет один из преследователей.
– Сейчас, дай сначала полапаю, – чувствую, как колючие тонкие пальцы скользят по спине и дерзко перемещаются на грудь.
– Та отвали! – рявкает другой, голос у него жутко визгливый, со рта несет гнилыми зубами. – Помогай, лучше.
Меня тащат назад по проходу, камни больно дерут пятки. Обувь уже давно слетела.
Я все еще в сознании, хотя не чувствую рук и ног. Лучше бы они меня убили сразу об стенку, чем вот так – окуная в неизвестность.
– Помочь, ребята? – говорит мужской голос в стороне. Меня бросает в дрожь. Слишком слабая надежда заставляет захрипеть.
– Подруга перепила. Мы сами, – отвечает один из нападавших. Тянут дальше. И я понимаю, что это конец.
Ничего не вижу перед собой, бурая кровь застилает глаза. Скорее всего, треснула кожа на лбу: чувствую, как что-то теплое стекает по брови и заползает под ресницы.
Удар по спине. Хватаю ртом воздух, чтобы сделать вдох, и тут же заваливаюсь вниз. Приземляюсь лицом в газонную траву и локоть впивается в податливую мякоть земли. Отчетливо слышу шлепки и удары, затем все стихает.
Кто-то переворачивает меня, я обессиленно сжимаюсь.
– Вик, все в порядке, это я – Марк, – открываю глаза и бросаюсь к нему. Сейчас мне все равно, что он чужой, сейчас он – та самая соломинка, по которой мотылек выбирается из бутылки на свободу.
Мужчина поднимает меня на руки и несет домой. Я обнимаю массивную шею, слышу терпкий запах кожи и громкий стук его сердца. И страх отступает.
Я готова признать поражение, готова к чему угодно, лишь бы не быть одной. Мысли путаются, погружаюсь в вереницу видений: авария, затем кусочки воспоминаний из больницы. Впиваюсь мертвой хваткой в футболку Марка, когда перед глазами встают образы преследователей.
– Глупая, что ж ты вышла сама? – причитает «муж». Всю дорогу домой несет меня на руках и не отпускает даже, когда мы подходим к подъезду.
– Я поднимусь. Я смогу, – шепчу, но сама не верю в сказанное.
– Нет.
– Марк, у тебя ключи есть? – говорю слабо, но говорю. Под ребрами тянущая боль, приходится набирать воздуха побольше, чтобы глотнуть его достаточно.
– Не волнуйся.
Три этажа я прислушиваюсь к его дыханию. Тоже ведь после аварии. Вольный дышит тяжело, но крепость в руках не ослабевает. Около нашей двери он аккуратно опускает меня на пол и, все еще придерживая, достает из кармана связку ключей.
Глава 9. Мотыльки
Марк относит меня в зал и усаживает на диван. Я хочу встать и пойти умыться: кровь на щеках засыхает и стягивает кожу. Его одежда и лицо тоже грязные, в бурых пятнах и потеках.
– Не двигайся, сейчас все принесу, – он останавливает меня. Вспоминаю, что футболка истерзана, и я сижу перед ним почти голая. Прикрываюсь руками. Марк лукаво, но мягко, улыбается и уходит в другую комнату. Из глубины квартиры слышу его тихую ругань.
Возвращается через несколько минут уже умытый и переодетый. Протягивает мне одежду и присаживается рядом.
– Марк, отвернись, – лепечу.
– Нет. Я должен сначала посмотреть твои ребра, или сейчас же поедем в больницу.
Не хочу туда, потому покорно соглашаюсь с мужчиной. Ладонями прикрываю грудь, но позволяю ему разрезать остатки футболки и размотать эластичный бинт. Я вся испачкана собственной кровью, но она капает с лица, на животе только грязь.
«Муж» прощупывает мои ребра. Я терплю ноющую боль и радуюсь, что не простреливает.
– Все хорошо. Отделалась испугом, – Марк вытирает меня теплой влажной тканью, затем, заворачивая в чистые бинты, внимательно смотрит в глаза.
– Я хотела увидеть своих, – начинаю оправдываться. Мне неудобно, что подвергла его опасности. Чувствую себя виноватой. Он сейчас, кажется, по-настоящему озабочен тем, что произошло.
– Вика-а, – выдыхает Марк, затем выжимает тряпку в миске с водой и прикладывает к моему лбу. – Ты как всегда!
– Что, Вика? Что всегда? Я просто шла в клуб, а это уроды… пристали ко мне. Что я сделала не так?
– Не нервничай. Я не виню тебя. Просто это безрассудно, тем более, клуб закрыт на ремонт. Просто ты забыла.
– Как закрыт?
– Ну, все-е! Завтра едем в психотерапевту! С этим надо что-то делать, – Марк бросает в миску скомканную ткань и алая вода расплескивается на ковер.
Киваю. Я согласна уже хоть куда идти, чтобы разобраться с тем, что у меня в голове.
– Есть хочешь? – Марк обрабатывает царапины на лбу, дует на рану, когда я скриплю зубами, в конце заклеивает лейкопластырем. Я все это время стоически терплю жгучую боль.
Не могу ответить – нет сил даже на вдох. Вновь киваю.
– Окей, сейчас сделаем. Пока приляг – отдохни.
– Марк, это правда?
– Что? – останавливается в дверях.
– Что родителей больше нет?
На лице у него скорбь, но он молчит. Хочется взвыть от этого взгляда: все понятно без слов. Но старая память кричит, что такого не может быть!
– А брат? Я в больнице не смогла дозвониться к нему.
Марк меняется в лице. Возвращается ко мне и приседает рядом. Я все еще прикрываюсь руками и футболкой.
– Вика, какой брат?
– Он у меня один – Артем.
– Ты что-то путаешь. У тебя нет брата. Ты одна была в семье.
Правда, или неправда, хлещет кнутом, я закусываю губы и чувствую, как текут по щекам слезы. Не могу этому сопротивляться. Все идет наперекосяк, все неправильно.
– Ма-арк, зачем ты так со мной? Я ведь помню его, помню даже номер телефона, помню, как он учил меня драться. Зачем этот обман? Что он тебе даст?
– Отдохни! – Марк резко встает, прикладывает громадную ладонь к темечку, и мое сознание проваливается во мглу.
Будто дернули тумблер или нажали кнопочку «выкл».
Сон напоминает паутину: чем больше я пытаюсь вырваться, тем больше запутываюсь. Где-то вдалеке в темноте слышен голос Марка:
– С ней что-то не так…
Затем скрипит дверь, слышу шаги, снова скрип.
– Еще рано. Она не выдержит, придется подождать. Да я и так делаю все, что могу…
Паутина колышется, больно впивается в кожу.
– Хорошо, но за все последствия будете вы отвечать!
Тьма вдруг расступается, и голос Марка разлетается эхом: ать… ать… ать…
Я выпрыгиваю из сна. «Муж» теребит меня за плечо:
– Просыпайся, нужно поесть.
Фокусирую на нем взгляд и вижу лохматые снежинки в его синих глазах.
– Марк, опять! Твои радужки мерцают…
Он моргает и быстро уходит на кухню.
– Вставай, а то все остынет, – бросает из коридора.
Выхожу из комнаты, справляясь с головокружением. Проходя мимо комода, замечаю фотографию незнакомца. Хватаю ее и направляюсь на кухню.
– Кто это? – тычу «мужу» в лицо.
– Ты мне скажи, – Марк сидит за столом, закинув ногу на ногу, вальяжно растянув руки по спинке мягкого уголка.
– Но я не помню.
– Как не помнишь меня, смерть родителей и многое другое… Садись есть! – его голос резкий.
Прохожу вперед, но замираю возле табуретки.
– Ты меня обманываешь, я чувствую.
– Расскажи, – Вольный занижает голос, глядя из-под ресниц. Глаза такие мрачные, что мне становится страшно. Сажусь.
– Сон снился, словно ты сговорился с кем-то.
Кажется, «мужа» передергивает.
– И что я говорил в твоем сне?
– Что со мной что-то не так, – его брови ползут вверх, глаза округляются.
– Что еще?
– Что ты не будешь отвечать…
– Твою ж мать! – он вскакивает и отходит к окну. – Я чувствовал, что все идет не так, как надо! Тварь!
Его слова секут колючей плетью, я не понимаю, что происходит. Сжимаю в пальцах фотку. Марк вдруг оборачивается. Мне хочется встать и убежать.
– Ты не мой муж? Правда ведь?
– О чем ты, Медди? – фальшивая напускная улыбка. Будто и не он секунду назад яростно кричал в воздух.
– О том, что «Медди» меня называл только один человек, и он сделал мне больно. О том, что я ненавижу эту погремуху!
– Ладно, остынь. Ты просто устала. Вероятно, у тебя не просто амнезия, а какая-то проблема психики после случившегося. Завтра утром поедем к Вере Васильевне.
– Не хочу. Мне правда нужна. Я вижу это в твоих глазах, каждый раз, когда ты смотришь на меня. Твой взгляд горит каким-то странным белым огнем.
Мужчина сжимая кулаки, снова отворачивается.
– Ты бредишь.
– Как хорошо списать все на болезнь, – бросаю на стол карточку и замираю от нахлынувшего потока мыслей.
– Вика, ты сейчас переволновалась, – Марк идет ко мне. Я настораживаюсь. Собираюсь выйти из кухни, но он успевает меня задержать, и силой усаживает на мягкий уголок. Садится напротив и не выпускает моих рук из жарких ладоней. Смотрю на наши кольца, буквы, которые выбиты на них, сияют. Я всматриваюсь. Поднимаю глаза, Вольный что-то шепчет.
– Что ты делаешь? Ты видишь это? Что с кольцами?
– Боже, Вики, не пугай меня. Я не переживу, если с тобой что-то случится, – он говорит это, а между словами кисельной рекой течет его шепот.
Пытаюсь одернуть руки, но не могу пошевелиться.
– Марк, отпусти меня, – тяну изо всех сил пальцы до хруста в косточках.
А он все шепчет и шепчет. Глаза его заливает глубокой синевой, в которой порхают белые мотыльки. Меня выгибает. Я подлетаю вверх, а затем с головой лечу вниз – в обрыв. Зажмуриваю глаза и, от резкого толчка, открываю их.
Марк сидит напротив и спокойно ест. Между нами расстояние в стол. Я схожу с ума. Сошла с ума. Бессмыслица.
– Почему ты не ешь? – спрашивает он, словно две секунды назад не смотрел мне в глаза и не держал за руки.
Я поднимаюсь и негнущимися ногами бреду в комнату.
– Вика, все нормально? – кричит «муж» вслед.
Молчу. Мне жутко страшно. От виртуального падения все еще кружится голова и немного мутит.
Сажусь на кровать и смотрю в одну точку. Может все, что происходит – это в моей голове? Может это мое сознание играется? Может я действительно лишилась рассудка?
– Медная, все нормально? – Марк присаживается рядом. – Ты очень бледная. Тебе поесть нужно.
Молчу. Всматриваюсь ему в глаза: голубые, глубокие, никаких звездочек или снежинок.
– Крылова, люблю тебя. Просто знай это, – он говорит шепотом, затем прижимает к себе, а мне жутко плохо. Я, кажется, давно потеряла себя, уже ничего не чувствую – будто провалилась в вечный сон.
Глава 10. Возрождение
Мы сидим, обнявшись, долго. Не считаем времени и каждый думает о своем. Мое занемевшее тело не желает шевелиться. Марк гладит волосы, а я мечтаю, чтобы этот сон закончился…
Хотя, когда чувствую теплые ладони на голове, порхание горячих пальцев по шее, плечам, спине, я не могу точно сказать, чего хочу. Это слишком приятно, и сейчас я тянусь к ласке. Как странно осознавать, что этот мужчина мне нравится.
– Знаешь, если бы ты не выжила, я бы не боролся – убил бы себя морально, – шепчет «муж» на ухо.
Ощущение иллюзорности не покидает, но именно сейчас так хочется ненадолго оттянуть пробуждение.
Я мотаю головой, чтобы перебить странное жжение в груди. Меня манит к Марку, и от этого вожделения сводит судорогой пальцы и щиплет глаза.
А если он действительно мой муж? Ведь не может меня тянуть к первому встречному, которого знаю около недели, да и еще боюсь? Не может. Одна часть души льнет к фантому настоящего, другая – уперто возвращается к тому, что было «до».
Но он и правда мой муж – я в одну неделю теряю семью и приобретаю довольно странные отношения и штамп в паспорте, который для меня ничего не значит. Получаю за горе – жуткий утешительный приз.
Марк водит пальцами по коже головы, а меня бросает в мелкую дрожь.
Я должна этому сопротивляться. Должна.
Но не могу. Смотрю в его бездонные глаза и примиряюсь со своей участью. Возможно я много не знаю и не понимаю, может ошибаюсь, но сейчас мне нужно это тепло. Подаюсь вперед: ныряю в его объятья и прикладываю ухо к груди. Сердце мужчины стучит гулко и ритмично. Будто я слышала его уже: такое родное и настоящее.
Пускаю в себя его запах: немного сладкий с ноткой древесины и сандаловых палочек. Он напоминает мне о чем-то глубоком, неведомом, но я не могу вспомнить о чем. Память вертится перед глазами, но я все никак не могу поймать ее за хвост.
Теплый воздух касается волос, затем опускается к виску. Слышу, как глубоко дышит Марк. Пальцы скользят по коже, и я машинально глажу его крепкие руки с выраженным рисунком вен.
Мужчина вдруг отстраняется и обнимает мое лицо крупными ладонями.
– Мы все преодолеем. Главное, что выжили.
Киваю, а сама борюсь со рваным дыханием и невозможностью оторвать от него взгляд. Может какие-то чувства невозможно забыть, если они сильные?
Неужели я смирилась? Неужели забыла родителей и брата? Нет.
Но я позволила на какое-то время отодвинуть память о них глубоко – на задворки. Туда, где эти мысли не будут причинять боль. Хотя бы сейчас.
Тянусь к Марку и бегло целую в губы. Он что-то шепчет – не могу разобрать что, затем, отстранившись, трется шершавой щекой и бродит горячими губами по лицу. Чувствую себя предательницей. Словно поддалась сиюминутному порыву, за которое потом буду расплачиваться. Но я уже не могу остановиться. Требую больше: еще и еще. Сама соглашаюсь на эту игру.
– Ты чувствуешь это, правда? – шепчет он в губы.
– И это сводит меня с ума. Не помню тебя, но тянет магнитом.
– Не сопротивляйся. Позволь мне любить тебя.
Целует пылко, грубо, врываясь внутрь ураганом. Ласкает языком, выхватывая, съедая последние капли моего страха, заставляя выгибаться к нему навстречу и прижиматься всем телом.
И я не могу уже вырваться из вереницы ощущений. Кажется, что есть только мы, и все вокруг замирает – ждет, пока мотыльки пляшут последний танец у огня. И меня невыносимо влечет это пламя: до боли и крика. До игл под коленками и пламени в животе.
Когда дыхание совсем зачастило, Марк внезапно отстраняется и прижимает меня к себе. Будто нуждается в передышке. Я глажу его грудь и плечи. Мне уже все равно, что будет дальше и что было раньше. Глупо так.
Только одно ржавым гвоздем бередит душу: танцевать хочется до зубной боли, до колик, до онемения пальцев. Это зависимость, самая настоящая зависимость!
Меня ломает, и эмоции взрываются фонтаном.
Плачу, утыкаясь в прохладную футболку Марка пахнущую маслом нероли.
– Вика, не надо… – хрипло говорит он, продолжая невесомо бродить пальцами по спине и прокладывать дорожки по позвоночнику.
– Принять тебя, значит – смириться с тем, что я больше никогда их не увижу: маму, папу, Артема. Никогда.
– Это тяжело, но ты должна. Ты сильная.
– Но это больно.
– Знаю. Я с тобой. Всегда рядом. Просто помни.
– Я не выдержу без них, – гляжу в его бездонные глаза и тону в океане собственной боли. – А еще без танцев – это единственное утешение в моей жизни и теперь я не знаю, как выкарабкаться. Я ведь – наркоман музыки и ритма. Ненавижу себя за это, но это единственное, что спасает меня, когда совсем гадостно на душе.
– Но пока нельзя. Зуев предостерег. И так, ты сегодня жутко напугала меня, – Марк прижимает к себе сильней, и я наслаждаюсь его ароматом. Чувствую под пальцами бархатную кожу и мне хочется больше.
Я, словно забываю весь страх, который преследовал последние дни, словно начинаю вспоминать. Вернее, хочу вспомнить. Пытаюсь вырваться из банки, сбиваю крылья, но пока… упираюсь в крышку.
Марк встает.
– Иди сюда, – тянет за собой в коридор. В зале включает на ноуте музыку и выводит меня в центр комнаты.
Первые аккорды разливаются сладкой патокой. Они смешиваются с запахами, эмоциями, ощущениями. Изящные движения, мягкие рукопожатия, невесомые шаги и повороты. Есть нотки боли в этом танце, но я делаю очередное па и понимаю, что это именно то, что мне сейчас нужно. И он знает. Будто нарочно водит меня по грани, запутывая сильнее в свои сети.
Возрождаюсь с каждым движением, с каждым шагом. Дыхание выравнивается и становится глубже, наполняя меня новыми силами.
Мужчина отлично чувствует ритм. Я уже и забыла, что такое хороший партнер. А после событий прошлого года вообще опасалась танцевать в паре. Но сейчас этот танец невероятно отличается от тех, которые приходилось исполнять на сцене. Он наполнен свободой. Это сравнимо со свежим воздухом в деревне после душного города.
Марк удивляет с каждым шагом, с каждым поворотом и бережной поддержкой моей спины. Даже в неспешном танце он двигается так искусно, словно рожден для музыки. Он становится совсем не таким, как я его представляла вначале. Его запах кружит голову. Я утопаю в его глазах, и не могу не отвечать на его прикосновения дрожью.
Окутанная приятным теплом, вдруг вспоминаю, как мы с родителями и Артемом ходили на озеро. Сидя у костра, мы с мамой кутались в пледы, брат бренчал на гитаре, а папа рассказывал веселые истории своей молодости.
Резко останавливаюсь и отхожу в сторону.
Марк застывает с распахнутыми объятиями.
– Я не могу…
Выбегаю в коридор и, больно задев угол комода, залетаю в ванную. Мне нужно спрятаться от его глаз: они слишком пронзительные, они будто околдовывают меня, завораживают, заставляют забыть.
Отряхиваюсь возле зеркала, впиваюсь пальцами в холодный умывальник. На лице разыгрался румянец, щека в мелких ссадинах и царапинах. Глаза, будто стеклянные, напоминают сейчас цвет воды того самого озера, куда мы ездили с родителями.
Я плачу. Не могу смириться. Нельзя просить меня за один день все забыть. По-вашему, это легко? Как взмахнуть волшебной палочкой. Хотелось бы, но чудес не бывает.
Марк слишком меня волнует, если думать о нем, как о незнакомце, но еще больше волнует, что, соглашаясь с этой версией действительности, где он мой муж, я уничтожаю все, что было до аварии. И я не готова.
Смотрю в зеркало. Тонкая поверхность подрагивает и мутнеет от застилающих глаза слез. Нужно взять себя в руки, нужно попытаться принять. Но. Я. Не могу…
– Вика? – мягко зовет из-за двери Марк.
– Мне нужно побыть одной.
– Прошу только, без глупостей.
О чем он говорит? Умываюсь холодной водой: она щиплет, заходит в свежие раны, очищает от захлестнувших меня мыслей, остужая накаленные эмоции.
Поднимаю голову и снова гляжу в отражение. Кровь попала на волосы и почти незаметна. Остервенело вытаскиваю засохшие черные кусочки. Рву вместе с этими частичками душу: представляю, что все что происходит – настоящее. После этой мысли не могу сделать вдох.
Хватаю ртом воздух. Снова умываюсь, снова терплю жжение и понимаю, что ничего не помогает. Мне хочется кричать и выть. Хочется замахнуться в это чужое отражение и заставить реальность исказиться и вернуть меня в мой привычный мир…
Когда слышу грохот за спиной, понимаю, что бездумно молочу руками разбитое стекло, и Вольный уже высадил дверь. Мое отражение разорвалось на тысячи изуродованных пазлов, и на меня смотрит чужое лицо. С такими же болотными глазами, медными волосами и срезанной наискось челкой. Чудовище по другую сторону реальности.
– Вика! – кричит Марк и тут же вытягивает меня в коридор.
– Я не хочу этого! Я не могу!
– Знаю, – он несет меня в спальню. Укладывает на постель и ложится рядом. Я пытаюсь вырваться: дерусь, кусаюсь, но сил все меньше. И я затихаю.
– Ненавижу тебя…
– Знаю.
Сон смаривает так быстро, что я не успеваю ничего ответить.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
