Текст книги "Шантажист"

Шаг 19

Raven: Я подумаю.

И над значком черных крыльев загорелась надпись «оффлайн».

Я так разошлась, так вспыхнула желанием вывести его на белый свет, что быстрая капитуляция мерзавца шокировала. Почему он ушел? Не дожал меня на что-то большее, чем грудь. Что его остановило?

Я откинулась на спинку дивана и, глядя на шар люстры, долго мучилась желанием очистить чат и удалить свое фото, но почему-то не сделала этого. Не боюсь я черного клювастого! Да и он сохранил снимок, нет сомнений. Это всего лишь обнаженная грудь, ничего не случиться. Она снята впопыхах, там даже моего лица не видно.

Раньше мне приходилось делать более противные вещи, Коша требовал реалистичности, а я велась. Поначалу. А потому уже и от страха переступала через себя. Так что, уже ничего не страшно, хотя возвращаться в это прошлое я не собиралась. И не собираюсь!

Глянула на чат. От Лиманова все еще мерцало входящее. Снова будет на обед звать и извиняться? Скрывает что-то шеф, вот чувствую, но нет сил еще и его бояться.

Кликнула по аватарке Лиманова, и окошко чата показало мне всего три слова. От них стало внезапно тепло на душе, будто мама заглянула в комнату и сказала: «Привет», хотя это невозможно – у меня никого нет и не было.

Арсен: Добрых снов, Таисия.

Никаких тебе смайлов или расшаркиваний. Шеф был не в сети уже полчаса. Получается, прислал мне пожелание и выключился. Приятно, вот же засада. Но нельзя. Нельзя симпатизировать. Я не хочу подпускать к себе мужчин. Даже таких интересных и привлекательных.

Облегченно выдохнула, легла на бочок и закуталась в плед. Хотела уснуть, но не смогла. Смотрела в спинку, обитую коричневым жаккардом и глотала горечь. Что-то ворочалось под горлом, опускалось на грудь и терзало ребра. Предчувствие, что я что-то упускаю, не вижу очевидного.

Нужно его проверить!

Пока меня не загрызли сомнения, вбила в поисковик «Лиманов Арсен Славович». Мне выдало более сотни тысяч результатов. Первые ссылки на фото-студию «Лиман», остальное отзывы, рекомендации и всякая ерунда не имеющая значения. Потому я полезла прямиком туда, где Лиманов наследил больше всего.

Сайт отличался темным дизайном, активные кнопки горели алым. Я почитала о студии, изучила несколько статей, написано лаконично, четко, без лишней мишуры, а потом залезла в «Галерею» и зависла.

Это было невероятно. Особенно мне понравились фото ночного города и макросъемка. Зачем Арсену фотограф в журнал, если он сам прекрасно справляется? И что за таинственный друг, которого он собирается взять на работу?

После часа листаний красочных и сочных фото, на которых так и замирал взгляд, а дыхание приходилось задерживать, потому что оно становилось горячим, невозможно густым, способным разорвать грудь, меня накрыло таким теплом, что будь Лиманов он рядом, кинулась бы к нему с поцелуями.

Его работы – чистый восторг. Именно так, как нужно. Ничего лишнего. Правильный фокус. Золотое сечение. Цветопередача. Он просто идеальный.

Мне хотелось знать больше. Я вернулась в соцсеть и удивилась, как скупа и суха его личная страница. Будто на сайте и здесь – два разных человека. Ни интересов, ни личных фото, никаких нитей к родным или близким. Хотя вот количество друзей поразило – более четырех тысяч душ. Боты? Вряд ли. Я открыла несколько десятков крайних – все аккаунты живые и у всех в альбомах фотографии Лиманова. Ясно – клиенты. Такой фотограф нарасхват, вот откуда деньги на покупку журнала.

Когда все встало на места, и шеф в моих глазах стал намного чище, я вернулась к изучению страницы моего мучителя. В сети он так и не появился. Либо спрятался, либо и правда нужно было уйти. У него же страница была полностью пуста, и в друзьях никого. Кроме меня. Когда я его добавила, не представляю, так-то у меня аккаунт закрыт, и проходящие мимо тролли написать мне сообщение не могут. А этот смог.

Как же странно. Не помню, чтобы я принимала его заявку.

С этой мыслью я и уснула, укутавшись в плед и поджав под грудь холодные ноги.

Шаг 20

Утром я не смогла встать с кровати. Температура подскочила до сорока, тяжело было даже сходить за водой или выплыть в туалет.

Работу прогуляла. Написала в рабочий чат, что очень больна, и выключилась на долгие часы горячки.

Когда я очнулась, в окно ярко светило вечернее солнце, а мобильный разрывался от чьего-то упорного и такого «своевременного» звонка.

Я тяжело перевернулась, потянулась к трубке, но она затихла.

– Ну и класс! Значит, не сильно и нужно было… – в горле будто взорвалась стеклянная граната. Я откашлялась и попыталась вытянуть затекшие ноги и руки вдоль дивана. Мышцы выламывало, волосы слиплись, а от слабости пол все время норовил куда-то убежать.

Но телефон стал звонить еще. И еще. Кто-то очень желал меня слышать. Или добить. Ну, чтобы долго не мучилась.

Вдруг облезлый пернатый гад уже все выложил в сеть? Жить в постоянном напряжении, когда кто-то перед глазами трясет доказательствами твоей вины, сложнее, чем просто вычеркнуть прошлое и забыть его.

И мобильный продолжал орать, будто на другом конце сотового импульса случился пожар.

Он звонил, звонил, звонил…

Пока я не набралась сил и не цапнула его со столика и не прилепила к уху.

– Я улетела и не обещаю вернуться, – пробормотала, не глянув, кто так добивается моего внимания. Не все ли равно?

– Вернешься, – заговорил незнакомый низкий голос. – Решила игнорить меня?

Волна негодования и узнавания хлынула-упала-накрыла меня так резко, что потемнело в глазах. Шантажист! Теперь я его точно узнаю среди знакомых. Нужно только вслушаться, подметить обертона, а для этого разговорить. Выдержать его подольше, не сорваться с петли.

– Ты же отказался фотку показывать в обмен на мою, я решила что нам больше не о чем разговаривать, – голос немного хрипел, но стресс работал мне на руку – качал адреналин и добавлял сил. Я даже смогла подняться и откинуть затылок на спинку дивана.

– А голоса не достаточно? – он улыбался. Я чувствовала по интонации.

– Ты же обработал его. Я слышу синтетический призвук.

– Немного обработал, да. Или ты думаешь, что я настолько туп, что попадусь на твою удочку и раскрою себя?

– Все равно не верю, что ты мужик.

– Может тебе не руки показать, а что-то другое? Пониже? Откровенней? Хрен ты точно у всех подряд проверять не сможешь?

– Ха, да ты струсишь, – от осознания на что его подстрекаю, и что он предлагает, меня бросило в жар. В горле заколотилось сердце, а живот стянуло странной и необычно-приятной тяжестью. Да пошел он! Я просто выведу его из тени: сядем вместе, мне уже плевать. Или сейчас плевать, потому что больна и раздавлена.

– А если нет? – еще ниже сказал Ворон. Бархат его голоса оставался щемящей вибрацией в моей груди.

– А как я буду уверена, что это будешь ты? Ты ведь любое фото из сети мне можешь прислать.

– Что ж ты своего начальника не прислала так?

– А вдруг ты видел, что там у него в штанах, – прыснула я.

Он рассмеялся. Захотелось тоже, но я сдержалась. Мы с ним не друзья, чтобы любезничать. Я его бояться должна! А не боюсь сейчас только потому что в болезненном угаре. Или что-то другое? Я не понимаю, почему его игры меня заводят. Признавать это не желаю!

– Афи-и-ина, гарантий нет, что это буду именно я, но ты можешь поверить мне на слово.

– Тебе?! – я пискнула, почти хрюкнула от злости и удивления. Откашлялась, а потом набрала побольше воздуха и выдала: – Шел бы ты со своим компроматом.

– Совсем-совсем не воспринимаешь меня всерьез?

– Да, как-то так, – я пожала плечами и довольно улыбнулась. – Не боюсь тебя. Ты вызываешь у меня только отвращение.

– Врё-о-ошь…

– С чего это?!

– Почему же тогда ты покраснела, когда я предложил тебе свое фото?

– Ты этого видеть не можешь!

– Видеть нет, а чу-у-вствовать могу. Или скажешь, что не заволновалась? Я слы-ышу, как твой голос поменялся, как ты ча-асто стала дышать. Наверное, ручку уже в трусики запустила… Аф-фи-на-а…

– Придурок!

Я отодвинула телефон в сторону и судорожно выдохнула. Потому что от его слов меня невыносимо сильнее вело. Он будто знал, на что давить. И говорил так сладко, так вкусно растягивал гласные, что я, пиздец, возбуждалась на расстоянии. Просто без повода. Просто без объяснений.

Я больна. С температурой. У меня горячка. Ничего более. Это не его заслуга! Это просто извращенец и урод, который играет на моих расшатанных нервах.

У меня не было хорошего секса слишком давно, я никогда не удовлетворяю себя сама. До появления Ворона мне это и не нужно было, я отвлекалась на работе, а на мужчин не смотрела. СОВСЕМ. Мне тошно было от одной мысли, что кто-то прикоснется ко мне. Жила и пахала.

А теперь, я словно мина, на которую уже наступили. Мне нужен секс. Быстрый, горячий, такой, чтобы я смогла высвободить жажду по мужскому телу и запаху и не горела от одного голоса конченого безумца. Не хочу этого, это противно и низко. А если это он девочек убивает, а я горю от его голоса… Фу…

Я ведь мужчину даже не вижу! Вдруг там старый хрыч, лысый пузан, тощий хлыщ, плешивый, жирный или еще какой? Но нет, в голове другой образ, сильный, мощный, как его голос, дерзкий, высокий, напористый, как и его жажда меня наказать. Ловлю себя на безумной мысли, что хочу для высвобождения своей энергии именно такого, загадочного, плохого, несносного мужика в постель.

– Чувствуй дальше, – сухо сказала ему в трубку, сдавив аппарат. – Ты мне противен.

– Это мы еще посмотрим, – он не предполагает, а утверждает, будто читает мысли и знает будущее.

– Нечего смотреть. Ты никогда ко мне не прикоснешься.

– Спорим?

– Я лучше в тюрьму сяду! – яростно закричала и от рези в горле сжалась и откашлялась в кулак. Вывел-таки меня на эмоции. Хренов ублюдок!

Шантажист на некоторое время замолчал, а потом сказал то, что окатило меня льдом и углями одновременно:

– А если я скажу, что знаю всех, кому ты дорога? А их не так много, как оказалось. Отправить Лере твои любительские видео? Ой, там же не совсем любительские, – ехидно поправился он. – А еще лучше фото, где ты подстрижена под каре, в черном лакированном костюме…

– Нет! – меня полоснуло отчаянием. Работа, карьера, авторитет… все это пустота. Важно, что любимые люди отвернуться от меня, ведь я…

– Что «нет»? Боишься, что тебя любить перестанут? Да за что тебя, тварь, любить? Расскажи мне.

– А тебя за что? – вырвалось от невозможности противостоять нападкам, потому что мне нечем ответить. Он прав – не за что меня любить. Голову сдавило, захотелось вскочить и забегать по комнате, но тело тянуло вниз.

– А я и не хочу, чтобы меня любили, – ответил Ворон и отключился.

Я хотела швырнуть телефон в стену, занесла руку и уже едва не выпустила «пулю» в виде куска пластика в угол, как в дверь кто-то позвонил. Сначала раз, потом два, потом застучал. Настойчиво и громко.

Неужели он меня и здесь нашел? И что теперь со мной сделает? Я одна живу. Некому помочь. Позвонить кому-то? Кому? И что сказать? Что меня преследует маньяк, который знает грязную тайну моей жизни?

Нет, лучше я встречусь с ним лицом к лицу, и будь что будет.

Когда грохотание достигло апогея, я добралась до темного коридора и щелкнула замок, не спрашивая, кто пришел. В голове помутилось, ноги подогнулись, и я не смогла дернуть дверь на себя, вместо этого провалилась в черноту.

Отступление 1

Я знал, где она живет. Знал, во сколько встает, как ест омлет, какой пьет кофе, какой дорогой едет на работу. Знал ее размеры, рост, вес, к какому стоматологу ходит и у какого наблюдается гинеколога. Знал то, что даже она о себе не знает. И с каждым днем, как повилика, врастая в ее жизнь, мне становилось еще паршивей, потому что я НЕ ПОНИМАЛ, как такая девушка могла ТАКОЕ творить. Зачем?!

Знал о ней столько, что последнее время ловил себя на мысли, что просыпаюсь и засыпаю с ее именем на губах, с ее обликом перед глазами, вскакиваю ночью от болезненной эрекции с жаждой быть к ней ближе и ближе. Фанатично ищу ее лицо среди прохожих и коллег, невзначай касаюсь, проходя мимо, а она все время уходит от разговоров, не задерживается взглядом и даже морщится, когда я оказываюсь рядом.

Позже я понял, что это реакция на всех мужчин. Она что фригидная? На первый взгляд не скажешь.

Пиздец, я заболел. До того глубоко пробралась эта гадость, как рак, что пустил метастазы. Нельзя было в это играть, и годы поисков и слежки сыграли мой трагический аккорд – я втрескался. Так втрескался, что план мести зашатался, норовя рухнуть, разбившись вдребезги, и меня утащить в бездну.

Как же я ее ненавижу. И взять не могу, потому что себя не буду уважать, и не льнуть к ней не получается.

Странная. Таинственная. И ненавистная моему сердцу женщина. Она разрушила мою жизнь, прошлась фальшью по многим душам, но, вопреки здравому смыслу, жила дальше, веселилась, будто не трахала мужиков по заказу. Нет, она не проститутка и не путана. Это первое, что я выяснил, когда наткнулся на правду.

Она просто продажная тварь.

И я ей этого не прощу.

Когда Афина попросила сделать фото моих рук, меня будто в ребро кулаком ударили. Почему? Трудно сказать. Я просто ожидал другого. Хрен его знает чего, но не такой безумной просьбы.

Зачем ей мои руки?

Думаю, что за много лет поиска, я нарисовал себе идеальный образ неприступной женщины. Властной, сильной и независимой. Такой, как мне была нужна, но в этой жизни нам не по пути. В этой жизни мы по разные стороны баррикад. Но вряд ли она такая, как мне хочется. Вряд ли такая, как видится со стороны. Подозреваю, что мираж скоро рассеется, и Гринёва откроет свое истинное лицо.

А еще… этот шальной снимок, где острые сосочки выглянули из-под футболки и уставились на меня, будто желали, чтобы я их укусил. А эти родинки, что украсили солнечное сплетение и поднялись ровным рядочком к яремной впадине. Я мысленно связывал их в узор и мечтал провести по выделенному контуру пальцами, захватить ладонью ее горло и целовать, целовать, целовать… Чтобы сука задыхалась от боли, а не страсти.

А этот шрам на правой груди… Откуда он у нее? На старых откровенных фото ничего такого нет. Что с тобой случилось? Как ты жила, Афина, после того, как убила мою любовь?

Все шло не так, как я планировал. Первое, она не боялась меня, будто ей на себя плевать, только из-за подруги заволновалась. Значит, слабое место. Второе, я, блять, хотел ее! До зубного скрежета и агонии в паху. Стоило заглянуть в сине-лазурные глаза, провести пальцами по снимку, я задыхался. Ненавидел и давился желанием.

Хотел, чтобы она страдала, а мучился сам.

Что в ней такого? Какого хрена мне нужна именно эта тварь, почему сердце не желает посмотреть на кого-то ещё?! Или я просто слишком глубоко изучил ее жизнь и утонул в ней?

Когда моя жертва открыла дверь, я полоснул жестким взглядом по бледному лицу, поймал туманные глаза и не сразу понял, что происходит. Не понял, что больна и в полуобмороке.

Я был жутко зол. На себя, на нее, на пять лет, что сделали из меня подонка с одной лишь целью – отомстить.

Толкнув дверь, ринулся к ней, но девушка закатила глаза и поехала плечом по стене, дернула рукой мою куртку. Пришлось придержать и шепнуть на ухо:

– Боишься?

И после она просто сложилась. Пополам. Рухнула между мной и дверью, едва не задев виском полку для сумок и подставку для зонтов.

Я перехватил девушку, потянул к себе, втащил в квартиру. Она пылала. Я не врач, но мог точно сказать, что у нее горячка выше тридцати девяти.

Стиснул зубы, потому что жалость рвалась наружу, как гейзер. Хотелось прекратить это давление и шантаж, попросить прощение, но я сжал зубы до хруста. Не могу я простить. Это слишком глубокая рана, Афина должна ответить.

Я вынес ее на свет. Девушка вяло лежала на руках и постанывала. От разбитого вида и бледного изможденного лица у меня все внутри кровью обливалось.

Я должен быть сильнее жалости! Опекать ее или заботиться не собираюсь, я слишком крепко завяз в болоте ненависти.

Именно так она и других обманывала – видимой хорошестью, наивностью и притягательностью, иначе как столько людей пали из-за ее чар? Уверен, внутри Афина – стерва и подлая сука, которой плевать на чувства. Деньги ведь не пахнут.

Не положил, почти бросил слабую девушку на диван, а когда она ударилась рукой о столик, едва не снесла ноут и заскулила от боли, прорычал про себя едкий мат. Она ведь просто женщина: беспомощная и слабая. Потянулся, чтобы пожалеть, чтобы погладить по ударенному месту, но отдернул себя. Нет! Не будет жалости, сука! Я тебя растопчу, гадость такая, как ты растоптала меня. Пощады не будет.

Я психовал.

Пока искал на пустой кухне холодную воду и уксус. Пока искал аптечку, но нихрена не нашел. Только удивился, как скромно она живет. Старенький электрочайник, небольшой почти пустой холодильник, тарелка, чашка, вилка, ложка.

Но я психовал и давил челюсть, потому что быть в ее доме неприкрыто, но понимать, что завтра она меня и не вспомнит – с одной стороны выгодно, а с другой досадно. Я не собирался открываться, это был шальной импульс. Ярость, которую не смог удержать в узде. Я просто говорил с ней по телефону, слушал ее голос, стоял под дверью и понимал, что безумно хочу внутрь.

Я так психовал, что разбил ее единственную посуду. Плевать, купит новую. Как раз будет повод потратить заработанные на чужом горе деньги.

Злясь и психуя, я рылся в шкафчиках, переворачивал все, что попадалось под руку. Нашел миску, набрал воды и плеснул туда уксус.

Пока шел назад в комнату, задал себе всего один вопрос. А если она умрет сейчас у меня на руках?

И не смог найти ответа.

Сцепив зубы, распахнул ее халат, не побоялся даже, что откроет глаза и узнает меня. Плевать. Сейчас я слишком ужален ее ядом, чтобы сохранять спокойствие и хладнокровие.

Рванул вверх футболку и поразился ее жаром. Кожа плавилась под пальцами, а девушка выгибалась, стоило мне коснуться ее впалого живота. Закатив одежду выше, задохнулся от одного вида маленькой груди. И эта расслабленная поза, и вздохи, и вообще. Мне сносило крышу. Наверное, у меня тоже жар и я в бреду.

– Я наберусь сил, Афина, ты выздоровеешь, и мы продолжим игру. Изможденных женщин не трогаю, но не отстану, – говорил это больше себе, а не ей. Вряд ли она услышит, судя по плотно-закрытым глазам девушка еще долго не очнется.

Нужно выиграть немного времени.

Я набрал колючего и горького воздуха в грудь, стащил с девушки пижамные брюки и, стараясь не смотреть на аккуратно-выбритый лобок, натер ее водой. Заняло это несколько минут: я обжигался, задыхался, ломался, прикасаясь к ее груди, талии и бедрам, но, кажется, не успел треснуть. Хотя брюки пострадали. Шутка, конечно.

Закутал девушку в халат, укрыл пледом, поискал одеяло – оно лежало в антресоли, поправил подушку, положил удобней слабые руки Афины, к которым было болезненно прикасаться. Мне хотелось рычать, потому я поспешно вышел прочь из ее квартиры. Подальше от ее дыхания, стона, запаха. Я просто слетел в пропасть в очередной раз.

И во всем виновата она.

Шаг 21

– Лена, конечно, не волнуйся, я пока побуду здесь, – знакомый мужской голос выудил меня из сна. – Срочно так срочно, можешь ехать. Позвони вечером, расскажешь, как офис без меня прожил.

Я резко поднялась на локтях и тут же рухнула назад, на мокрую от пота подушку. Комната поплыла и задрожала. Сколько я так лежу? Кто приходил?

– До свидания, – ответил Арсен, и входная дверь защелкнулась.

Шеф у меня дома?

Я паническим взглядом окинула комнату. На столике не моя чашка. Какое-то лекарство, салфетки, градусник. Я укрыта чужим одеялом. Лежу в чистой, но не моей постели. Кто-то сменил простынь и пододеяльник, пока я была в отключке.

Я осмотрела себя и зажмурилась. Кто меня раздевал? Кто трогал мое тело без разрешения?

Как же все болит. Невыносимо. Продерла липкими пальцами спутанные волосы и застыла от шороха в дверях. Повернула медленно голову.

– Проснулась? – Лиманов стоял в дверях, прижавшись плечом к косяку и сложив на груди красивые сильные руки. Он выглядел немного уставшим, но вполне свежим. Только лицо слегка румянилось на щеках.

– Как, – я зарделась и выше подтянула одеяло, – ты, – поправилась, – вы, тут оказались? Что произошло?

Арсен спокойно прошел в комнату, на нем были домашние брюки и светлая футболка. Босые ноги тихо ступали по моему старенькому ковру. Мужчина потянулся к чашке и протянул ее мне.

– Это липовый чай, Лена заварила. Она сидела возле тебя всю ночь, а я только час назад приехал.

Я осторожно перехватила напиток, а шеф вдруг накрыл мои руки своими.

– Тебя не было на работе. Знаю, что предупредила о болезни, но я все равно переживал. Попросил Лену вечером заехать, не хотел навязываться, а тут… ты в жутком состоянии, с температурой за сорок, квартира на распашку, посуда побита. Это ты скажи, что случилось?

– Побита? – сглотнула я. Его руки обжигали мне кожу сильнее чем горячая чашка.

– Да, – он пристально смотрел в глаза, а я чувствовала, как медленно к горлу подкатывает ужас. Помню, что поговорила с Вороном, переволновалась, кто-то позвонил в дверь. И все выключилось. Какие-то обрывки, хриплый голос, ночной кошмар, а потом полный туман.

– А Лена что говорит? Во сколько она пришла?

– Около десяти.

– Что?

Когда в дверь позвонили, было слегка за восемь. Кто перенес в комнату, когда я упала в обморок? Кто был со мной до прихода подруги? Что. Он. Делал?!

И тут взгляд зацепился за стену.

Арсен проследил и, мягко улыбнувшись, сказал:

– Красивое фото, атмосферное, хороший ракурс, и пойман отличный момент. Ты делала?

Под пальцами захрустела чашка. На стене, приколотая булавкой, висела небольшая картинка. Висела криво, будто кто-то наспех ее прицепил. Висела метко, чтобы я увидела, когда проснусь. Она не вписывалась в серый интерьер квартиры. Она не вписывалась в мое восприятие. Она просто была здесь лишней!

Над серым городом, распахнув крылья, летел черный ворон.

Я сжалась и спрятала лицо под руками. Он был здесь! Был! Что он делал со мной? Что видел? Это ужасно страшно, кровь словно застывала в жилах от мыслей и вариантов. Я не смогла сдержаться и разрыдалась. Сил сопротивляться не осталось, я переохладила резину терпения, и она порвалась. От всколыхнувшего меня страха на миг забыла, что не одна. Дала слабину. Только когда теплые, даже жаркие, руки потянули на себя и спрятали в купол объятий, я вжалась в мужчину, стянула на его груди футболку и сильнее заревела.

– Сильная женщина плачет у окна, – пропел он тихо, мягко касаясь волос ладонью, нежно поглаживая спину и невзначай касаясь губами моего уха. – Все хорошо, Тая. Температура спала, еще денек-два и будешь огурцом.

Я истерично засмеялась сквозь слезы и подняла голову. Ничего хорошего уже не будет.

Какие красивые у него глаза, будто туда вечернее небо провалилось, усыпанное зведами. Затягивало. А чувственный рот, приоткрытый, словно он хотел еще что-то сказать, а эти руки, под которыми по моему телу разбегались сумасшедшие искры.

– Позволь немного поухаживать за тобой, Гринёва. Без обязательств и без неприятного расстояния «начальник-подчиненная». Представь, что я твой друг, брат, знакомый. Дай немного помочь тебе, ракушка.

Он немного отодвинул меня от себя и, склонившись, заглянул в глаза. Еще глубже проник, еще точнее, будто увидел там ответы на все вопросы. Я пыталась спрятать взгляд, жутко было стыдно за свою слабость, но теплые пальцы коснулись подбородка и потянули его вверх.

– Не отказывайся от помощи, Тая, или мне придется помогать тебе насильно, – Арсен усмехнулся и стер кончиком пальца слезу с моей щеки. – Я возьму на работу, кого посчитаешь нужным. Ты только скажи кого и дай мне маленький шанс.

Мы приморозились. Смотрели друг другу в глаза и не дышали. Я думала о том, что подпустить хорошего мужчину к себе заманчиво, но жестоко. Я ведь не могу дать ему гарантии, что дальше все будет стабильно, что не сбегу и не оставлю его с разбитым сердцем. У меня нет такой гарантии, а картинка на стене напоминала о реальности.

Секунды текли, падали, просачивались сквозь пальцы, а его губы оказались ближе, горячее дыхание толкнулось в лицо.

– Что скажешь? Попробуем побыть друзьями?

Меня накрыло. Хотелось сорваться, плюнуть на все и… поцеловать его. Позволить сердцу раскрыться чему-то новому, нежному и уютному. Между нами словно пробегали разряды, а на коже оставались колкие ощущения неизбежного. И Арсен легко коснулся губ губами, а потом встал и отвернулся.

– Извини, я не буду тебя торопить. Сейчас принесу поесть, выпей пока чай.

Он поспешно ушел, а я застыла, приложив ладонь к губам, где горело его прикосновение. Я испытывала маленькую радость, но и угаласа от осознания, что все это – шаг в пустоту.

Ворон был со мной солидарен. Летел, распахнув крылья, в серую мглистую небесную высь.