Текст книги "Зачарованный лес"

3

Энн уводила мальчика все дальше, надеясь, что эта загадочная местность поможет ему повзрослеть, пока Мордион его не видит. Это, конечно, внесет дополнительную путаницу, но девочка твердо знала: так будет лучше. Тем временем маленький Чел осыпа́л ее вопросами. Если Энн не отвечала, мальчик дергал ее за руку и выкрикивал вопрос еще раз. Энн не была уверена, надо ли отвечать на все его вопросы. К сожалению, она не слишком хорошо разбиралась в воспитании детей. Вообще-то, Энн могла бы знать и больше, ведь у нее был брат на два года младше, но она совершенно не помнила Мартина в этом возрасте. Разве Мартин так досаждал вопросами?

Они карабкались по холму, сплошь поросшему сухим папоротником и корявым колючим кустарником. Они даже не успели добраться до самого верха, когда Энн поняла, что во всех подробностях объяснила Челу, откуда берутся дети.

– И я тоже так появился, да? – спросил Чел.

Энн не сразу нашлась, что ответить. Мальчик потеребил спутницу за руку и настойчиво повторил свой вопрос.

– Нет, – наконец выдавила из себя Энн, главным образом чтобы он отвязался. – Нет, ты появился, потому что Мордион произнес заклинание, соединив мою и свою кровь.

Тогда Чел опять дернул ее за руку и снова начал кричать, пока девочка не объяснила ему в точности, как все произошло.

– И ты встал и убежал, совсем не замечая нас, – закончила Энн, и они как раз поднялись на вершину холма. К этому времени она уже смирилась с тем, что паратипическое поле оставило Чела таким, какой он есть.

Когда они снова входили в лес, Чел думал об услышанном.

– Выходит, я ненастоящий человек? – горестно спросил он.

Ну вот, теперь Энн нанесла вред детской психике! Какая досада, что поле не сделало мальчика более взрослым.

– Конечно ты настоящий! – сердечно воскликнула Энн, стараясь загладить свою вину. – Просто ты совершенно особенный, вот и все.

Но поскольку мальчик все еще пребывал в сомнениях и готов был расплакаться, Энн поспешила прибавить:

– Ты очень, очень нужен Мордиону, чтобы убить для него этих ужасных людей, которых называют Правителями, – когда вырастешь. Видишь ли, сам он не может их убить, потому что они ему это запретили. Но ты можешь.

Это заинтересовало мальчика. Он приободрился.

– Они драконы?

– Нет, – ответила девочка, подумав, что Чел просто одержим драконами. – Люди.

– Ну тогда я разобью их головы о камень, как Мордион делает с рыбой, – решил мальчик, после чего отпустил руку Энн и помчался между деревьями, вопя: – Вот это место! Скорее, Энн! Начинается!

Когда девочка догнала Чела, он уже пробивался сквозь гигантскую толщу тех гибких кустов, на которых летом вырастают податливые белые шарики. Кусты со снежками, как всегда называла их Энн. Листьев на них пока не было, лишь несколько почек зеленело на верхушках. В просвете между ветвями девочка явственно различила камни старой стены.

«А это еще что? – недоумевала она. – Неужели поле превратило замок в развалины?»

– Ну же! – донесся из кустов нетерпеливый крик мальчика. – Мне никак не открыть!

– Иду!

Энн полезла сквозь заросли, нагибаясь и раздвигая ветки, пока не уткнулась прямо в стену. Чел нетерпеливо подпрыгивал возле старой-престарой деревянной двери.

– Открой ее! – приказал он.

Энн взялась за старую ржавую дверную ручку, повернула, подергала, погремела ею и уже было отчаялась, но внезапно поняла, что дверь открывается внутрь. Девочка уперлась плечом в покрытые вздувшейся краской доски и надавила. Чел путался под ногами, пытаясь помочь. Дверь жалобно заскрипела, заскрежетала и наконец приоткрылась настолько, что обоим удалось проскользнуть внутрь. Мальчик ворвался туда, вереща от возбуждения. Энн куда более осторожно последовала за ним.

И тут же замерла в изумлении. За дверью оказался старинный фермерский дом – он стоял посреди огороженного сада, заросшего бурьяном почти в человеческий рост. Дом был заброшенный. Часть крыши провалилась внутрь, стропила придавило упавшее сухое дерево. Водосточная труба на другом конце крыши вся заросла плющом и отделилась от стены. Энн скользнула взглядом вниз: стоявшая под трубой кадка для дождевой воды совсем растрескалась, растопырилась и теперь напоминала безумный деревянный цветок. Здесь царила жаркая и влажная тишина, которую лишь слегка нарушало еле слышное чириканье птиц.

Энн знала, какой формы эта крыша, а также какой формы дымоход, заросший плющом. Она ведь бо́льшую часть жизни видела и то и другое, разве что крыша не была сломана, а рядом не росли деревья, которые могли на нее упасть. «Нет, вы только подумайте! – думала она. – Откуда здесь ферма Гексвуд? Она должна быть на другой стороне ручья… реки… не важно. И почему она лежит в развалинах?»

Тем временем Чел врезался в толщу бурьяна с криком: «Вот это настоящее место!»

Вскоре он уже требовал, чтобы Энн бежала смотреть, что он нашел. Девочка пожала плечами. Должно быть, это снова паратипическое поле. Оказалось, что мальчик обнаружил ржавый чайник, в котором свила гнездо малиновка. Затем Энн пришлось осмотреть другую находку – старый сапог, потом пучок голубых ирисов, а затем окно фермерского дома, расположенное достаточно низко, чтобы Чел мог в него заглянуть. Это открытие показалось девочке более сто́ящим. Она помедлила, рассматривая сквозь пыльные потрескавшиеся рамы сгнившие остатки клетчатых красно-белых занавесок; потом взгляд ее упал на опутанную паутиной бутылку моющего средства, а затем разглядела она и всю сиротливую, холодную кухню. Кругом были опустевшие полки, а на столе лежало нечто вроде бренных останков буханки хлеба – а может, просто плесень.

«Неужели ферма и вправду так выглядит? – недоумевала Энн. – Не может быть, что она такая старая».

Снова раздался крик мальчика:

– Иди сюда, посмотри, что я нашел!

Энн вздохнула. На этот раз Чел запутался в зарослях терновника возле главных ворот. Когда девочка пробралась к нему, он стоял на цыпочках, ухватившись за две зеленые ветки с шипами, похожими на тигриные когти.

– Ты поцарапаешься! – предупредила она его.

– А тут тоже окно! – сказала Чел, возбужденно цепляясь за колючки.

Энн ему не поверила. Желая доказать, что он не прав, она обмотала кулак рукавом свитера и отодвинула в сторону пучок терновых веток. Внутри, к ее вящему удивлению, оказались ржавые останки белого автомобильного капота, а за ними неярко поблескивало длинное лобовое стекло. Слишком длинное для машины. Наверное, это что-то вроде фургона. Погодите-ка! Энн пошла дальше вдоль зарослей и, работая обоими кулаками, замотанными в рукава свитера, продолжила раздвигать зеленые ветки.

– Что это? – не терпелось узнать мальчику.

– Э-э… какая-то тележка, по-моему, – пробурчала Энн, борясь с терновником.

– Ерунда. У тележек нет окон, – презрительно бросил Чел и побрел прочь, явно разочарованный в способности Энн судить о вещах здраво.

Девочка рассматривала боковую часть некогда белого фургона. По нему струилась коричневая ржавчина. Из-под слоя краски пузырилась ржавчина красного оттенка. Но голубой логотип по-прежнему был там: весы с двумя чашами, одна из них расположена выше другой.

– Это равновесие, – сказала Энн четырем своим воображаемым людям.

Ответа не последовало. Мгновение спустя, обиженная, рассерженная и растерянная Энн вспомнила, что утратила связь с ними сегодня утром, когда входила в лес. «Какая нелепость, – мысленно рассердилась девочка, – вести себя так, словно они и вправду существуют! Но я могу сообщить им об этом позже, когда выйду отсюда. Итак…»

Работая не только кулаками, но еще и плечами и локтями, Энн сражалась с терновником до тех пор, пока ветки не оказались у нее под ногами. Теперь она смогла разглядеть небольшие элегантные буквы голубого цвета: «Пр. Гексвуд Интернешнл» – и надпись помельче: «Отдел технического обслуживания (Европа)».

– Это, конечно, все объясняет! – язвительно воскликнула Энн.

Тем не менее надпись почему-то заставила ее похолодеть. Ей стало зябко, она почувствовала себя маленькой и напуганной.

– И все же – как это могло настолько измениться за каких-то две недели? – удивлялась она.

– Энн! Энн! – снова завопил мальчик откуда-то из-за дома.

Видимо, что-то произошло. Бросив и фургон, и терновник, Энн помчалась на крик. Она обнаружила Чела в углу садовой ограды, за кадкой для воды, – он подпрыгивал на месте. Уверенная – что-то не в порядке, Энн схватила мальчика за плечи и резко крутанула его туда-сюда в поисках крови, синяка, а может, и змеиного укуса.

– Где у тебя болит? Что случилось?

Чел пребывал в таком возбуждении, что не мог связать и двух слов. Он указал на угол.

– Оно здесь… смотри! – выдохнул он с такой радостью и одновременно отчаянием, что Энн растерялась.

В углу высилась куча мусора. Она была там так долго, что сквозь нее пробились гибкие ветки бузины, образовав еще одни заросли.

– Это просто мусор, – сказала Энн, пытаясь успокоить мальчика.

– Нет… вот здесь! – настаивал Чел. – Внизу!

Энн посмотрела и увидела пару железных ступней, торчащих из-под груды хлама. Внутри у девочки все перевернулось. Теперь еще и труп!

– Верно, кто-то выбросил старые доспехи, – предположила она, стараясь мягко увести Чела прочь.

А может, это только ноги, оставшиеся от трупа. Энн стало дурно.

Но мальчик не поддавался.

– Они двигались, – настаивал он. – Я видел.

Быть этого не может! Эта куча мусора лежала здесь неподвижно долгие годы, а иначе кусты бузины не проросли бы сквозь нее. От ужаса у Энн заломило спину, а по коже побежали мурашки. Она не могла отвести глаз от двух этих железных ступней с квадратными носами. И тут одна из них дернулась – левая.

– О господи! – вырвалось у Энн.

– Надо его оттуда вытащить, – заявил Чел.

Интуиция подсказывала Энн, что надо бежать за подмогой, но она подумала, что разумнее будет сначала разобраться самим. Девочка и мальчик пролезли сквозь толщу бузины и принялись раскапывать и разгребать более ранние слои мусора. Энн и Чел отбрасывали в сторону железные решетки, рули от велосипедов, листы железа, поленья, превращавшиеся от прикосновения в белую труху, а потом оттащили в сторону остатки большого матраса. Все это, конечно же, пахло скверно, но Энн казалось, что ядреный запах бузины еще хуже. Он напоминал ей запах подмышек. А может, вообще мертвеца. А тут еще мальчик действовал ей на нервы, взволнованно тараторя: «Я знаю, что там!» – как будто они разворачивали подарок. Энн едва не рявкнула на него, чтобы замолчал, но, к ее ужасу, она и сама догадывалась, что там.

Отодвинув матрас, дети обнаружили, что продолжением ступней были железные ноги, а за всем этим проглядывал и весь доспех. Энн облегченно вздохнула. Вместе с Челом они снова атаковали кучу и продолжили яростные раскопки. Куст бузины навалился на них. «Извините!» – выдохнула Энн. Она знала, что с бузиной надо быть вежливой – если верить приметам, конечно[8]8
  Осмотрительность никогда не помешает. С бузиной у разных народов связано множество суеверий, в том числе и такое: в бузине живет дьявол. Поэтому тревожить бузину – дело опасное.


[Закрыть]. Падая, куст повлек за собой целый оползень разбитых чашек, сломанных жестянок и старой бумаги, обнажив впадину с красноглазым существом в доспехе. Существо лежало там под какой-то штукой, похожей на железнодорожный шлагбаум.

– Ям! – взвизгнул Чел, скользя по груде хлама. – Ям, с тобой все в порядке?

– Спасибо. Я все еще в рабочем состоянии, – ответил доспех низким монотонным голосом. – Отойдите, чтобы я мог выбраться наружу.

Энн поспешно отступила. «Робот! – мелькнула у нее мысль. – Нет, быть этого не может! Впрочем, вероятно, может…» Чел в прыжке приземлился рядом с ней, трепеща от волнения. Они наблюдали, как робот положил серебряные руки на шлагбаум и толкнул его. Стрела шлагбаума качнулась в сторону, и вся мусорная куча изменила форму. Робот уселся между кустами бузины. Крайне медленно, скрипя и дребезжа, он подобрал под себя серебряные ноги и встал, покачиваясь.

– Спасибо, что освободили меня, – произнес он. – У меня только незначительные повреждения.

– Они тебя выбросили! – возмущенно крикнул Чел.

Он кинулся к роботу и схватил его за серебристую руку.

– Я стал им не нужен, – нараспев сказал Ям. – Это случилось, когда они уходили – в сорок втором году. К тому времени я выполнил все их задания. – Он сделал несколько неуверенных шагов со скрипом и скрежетом. – Я пострадал от забвения и бездействия.

– Пойдем с нами, – предложил Чел. – Мордион сможет тебя починить.

Мальчик осторожно повел поблескивающего робота к двери, через которую они вошли. Энн следовала за ними – неохотно и недоверчиво. «Какой еще сорок второй год? – недоумевала она. – Не может быть, что это в нашем веке, и я отказываюсь верить, что мы перенеслись на сто лет вперед. Вдобавок Чел знает робота! Откуда?»

Она знала, что сейчас 1993 год, и, конечно же, знала, что тогда настоящих роботов не было. Было трудно избавиться от чувства, что внутри зыбкой серебряной оболочки Яма заключено человеческое существо. «Снова это паратипическое поле», – подумала она. Только этим можно объяснить, что над Ямом выросли кусты бузины и что сама ферма Гексвуд лежала в руинах.

У Энн мелькнула мысль: а что, если она сможет проследить, как ферма возвращается к своему привычному состоянию? Она обернулась и посмотрела через плечо. Это случилось в тот самый момент, когда обшарпанная входная дверь открылась и оттуда вышел человек в доспехах – потягиваясь и зевая, как поступают те, чья вахта окончена. Не было сомнений – это живой человек. Энн заметила голые волосатые ноги под привязанными к ним железными наколенниками. На нем была кольчуга и круглый железный шлем с наносником, надвинутый на вполне человеческое лицо. Впрочем, вид у него из-за этого шлема был весьма неприятный.

Он обернулся и заметил их.

– Беги, Чел! – воскликнула Энн.

Вооруженный человек выхватил меч и скачками кинулся сквозь бурьян в погоню за ними.

– Отродье! – вскричал он. – Гнусные смерды!

Бросив на него быстрый взгляд, Чел побежал к полуоткрытой двери, таща за собой припадающего, неуверенно ступающего Яма. Энн помчалась за ними вслед. Когда они приблизились к двери в стене, из фермерского дома выскочили другие люди в доспехах. По крайней мере у двоих из них было что-то вроде арбалетов. Эти двое целились в Энн и Чела, но как-то странно – словно держали в руках не легкое оружие, а крупнокалиберные пулеметы. И тут – так быстро, что Энн едва успела опомниться, – большие серебряные руки Яма легли на плечи Энн и Чела, и дети по очереди оказались практически переброшенными за ограду, в гущу кустов со снежками. Когда Энн приземлилась, оцарапавшись голыми ветками, громкий лязгающий звук раздался дважды: болты из арбалета попали в Яма. Потом стало слышно, как потянули и захлопнули дверь. Энн поспешно стала выбираться из кустов.

– С тобой все в порядке, Чел? – позвала девочка, вырвавшись на свободу.

Мальчик выполз из-под ветвей прямо к ее ногам. Вид у него был испуганный. Позади слышались крики и удары о дерево: это вооруженные люди снова пытались открыть дверь. Сквозь заросли к детям, покачиваясь и дребезжа, спешил Ям. Ветки хлестали по его металлической коже, словно град по крыше.

– Ты сломался! – закричал Чел.

Энн услышала, как дверь в стене начала со скрежетом открываться. Одной рукой девочка вцепилась малышу в запястье, а другой схватила холодную, слегка дребезжащую руку робота и потащила их обоих прочь.

– Беги, беги! – крикнула она мальчику.

4

Мордион поспешно вскочил с камня, когда появилась Энн, прерывисто дыша и волоча за собой Чела вместе с ослабевшим, израненным роботом. Сначала волшебник не мог разобрать, что они пытаются ему сказать.

– Вы ходили в замок? Они вас преследуют? У меня нет оружия!

– Не совсем, – выдохнула Энн. – Там была ферма Гексвуд в будущем. Разве что воины как будто с гобелена из Байё[9]9
  Гобелен из Байё – вышивка по льняному полотну, памятник средневекового искусства, созданный в конце XI века. На нем изображена подготовка нормандского завоевания Англии и битвы при Гастингсе (1066 год) – важнейшего события в британской средневековой истории, о котором знает каждый школьник. Энн имеет в виду, что их преследователи были одеты в доспехи времен нормандского завоевания.


[Закрыть] или чего-то в этом роде.

– Я их предупреждал, – пролязгал Ям. Похоже, его голосовой аппарат был поврежден. – За деревьями. Воины. Мной за. Боюсь сэра Артегаля. Знаменитый преступник.

– Почини его, почини его, Мордион, – взмолился Чел.

– Значит, они не следуют за вами по пятам? – с тревогой спросил Мордион.

– Не думаю, – ответила Энн, а Ям пролязгал:

– Внутри. Мной за. Знаменитый рыцарь. Тру́сы.

Мальчик подергал Мордиона за рукав и прокричал свое требование:

– Он сломан! Пожалуйста, почини его. Пожалуйста!

Мордион заметил, что мальчик напуган и расстроен. Он старался говорить с ним мягко:

– Боюсь, у меня это не получится, Чел. Чтобы починить робота, надо иметь целый набор специальных инструментов.

– Попроси об этом – например, о гвоздях, – сказал Чел.

– Да, почему бы нет? – неожиданно поддержала мальчика Энн. – Мордион, попросите пара-как-оно-там-называется поле, как тогда с едой из самолета. Ям принял на себя два арбалетных выстрела и спас Челу жизнь.

– Он такой храбрый, – подтвердил мальчик.

– Нет, – задребезжал Ям. Звучание его голоса напоминало дешевый будильник. – Природа робота. Рад. Починили. Некомфортно. Вот так.

Мордион теребил бороду, явно сомневаясь. Если использовать поле, как предлагали Энн с Челом, то – Мордион это чувствовал – пришлось бы признать что-то такое, о чем не хотелось даже думать. Так бывает, когда человек сворачивает на запретную дорогу, ведущую в какое-то ужасное место, где ему предстоит встретиться с тем, чего он всегда избегал.

– Нет, – произнес он наконец. – Просить о чем-то – значит жульничать.

– Ну, так сжульничайте, – настаивала Энн. – Если воины пойдут за подкреплением, а потом последуют за нами, вам понадобится помощь Яма. Или снова побудьте чародеем, если не хотите жульничать.

– Я не чародей! – возразил Мордион.

– Да провалитесь вы со своим гадким полем! – воскликнула девочка. – Вы просто поддаетесь ему и позволяете делать вас слабым!

Чувствуя, что плачет от гнева и безысходности, Энн отвернулась, чтобы скрыть это от Мордиона.

– Ладно, Чел. Посмотрим, может, мой папа сумеет починить Яма. Ям, как думаешь, ты сможешь перебраться через реку вон там, внизу?

– Вы же знаете, что Чел не должен покидать лес, – произнес Мордион. – Пожалуйста, Энн…

– Я… разочаровалась в вас! – сдавленно произнесла Энн.

«Горько разочаровалась», – добавила она про себя. Казалось, в эту минуту Мордион опровергает все хорошее, что она о нем думала.

Повисла беспомощная тишина. Внизу шумела река. Ям стоял покачиваясь и полязгивая. По лицу Чела, как и по лицу Энн, струились слезы. Мордион смотрел на них, тронутый их печалью, а еще больше – презрением Энн. Все было ужасно, поскольку – хотя он и не мог объяснить себе почему – он чувствовал, что заслужил это презрение. Но он сомневался, что сможет принять решение. Сомневался до тех пор, пока большой рулон металлической ткани не звякнул о землю и не подкатился прямо к его ногам.

– Это ты попросил об этом? – обернулся Мордион к Челу.

Чел замотал головой, разбрызгивая слезы.

Энн чуть заметно усмехнулась и воскликнула:

– Я знала, что вы поможете!

Мордион вздохнул, опускаясь на колени, чтобы развернуть рулон. Раскатав его под сосной, он обнаружил внутри аккуратные ряды карманов, заполненных всевозможными инструментами для робототехники. Здесь были яркие крошечные щипцы и дрели, миниатюрные электрические гаечные ключи, увеличительные очки, запасные элементы, мотки проволоки, прибор для проверки схем, нивелир, клеящие материалы, отрезы серебристого полотна, резцы…

Красноватые глаза Яма с готовностью обратились на еще не развернутый рулон с инструментами. К изумлению Мордиона, нечто вроде гримасы исказило стандартный изгиб его ротового отверстия. «Робот улыбается! – подумал мужчина. – Какая причудливая устаревшая модель!»

– Старая «Ямаха», – прожурчал Ям. – Адаптированный. Модифицированный. Доверие. Подходящие инструменты?

– Столь полный набор попадается нечасто, – заверил его Мордион.

– Ты говорил мне, что раньше был старой «Ямахой», – вмешался Чел.

– Нет, – прогремел Ям. – Вернулся. Первый раз, когда ты нашел меня. Думать все. Сказал в первый раз. Тише. Мордион работать.

Мальчик послушно уселся на гладкий коричневый камень, а Энн – на землю рядом с ним. Они наблюдали, как Мордион закатал рукава верблюжьей мантии и, отвинтив со спины Яма большую панель, проник внутрь его туловища с помощью более длинных инструментов и сделал что-то, из-за чего Ям почти сразу перестал крениться набок. Затем он быстро подскочил к передней части Яма и открыл голосовой аппарат на шее робота.

– Скажи что-нибудь, – после небольшой паузы попросил Мордион.

– ЭТО НАМНОГО… – пророкотал Ям своим обычным, лишенным выражения голосом.

Мордион поспешно повертел усилитель мощности.

– Лучше, чем, – сказал Ям, переходя на шепот, – было раньше.

А когда Мордион подкрутил аппарат до нормальной громкости, добавил:

– Я рад, что он не сломан.

– И я, – откликнулся мужчина. – Теперь ты сможешь поправить меня, если я ошибусь. Ты гораздо старше, чем то оборудование, к которому я привык.

Он снова углубился во внутренности робота. Ям повернулся и наклонил голову – куда сильнее, чем это мог бы сделать человек, – чтобы наблюдать за происходящим.

– Тут топливные элементы сместились, – подсказал он Мордиону.

– Да, крепления изношены, – согласился тот. – А вот так? А если я поверну шейный пузистор, тебе будет хуже или лучше?

– Лучше, – ответил Ям. – Нет, постой. Этот красный провод надо подвести к верхушке торсора. Кажется, с нижней емкостью что-то не так.

– В ней отверстия, – пояснил Мордион. Он нагнулся к рулону с инструментами. – Больше жидкости. Где же маленькие заплатки? А, вот здесь. Может быть, ты подскажешь мне, где еще протечки, пока я этой занимаюсь?

– В нижней части левой ноги, – подсказал робот.

Все это крайне увлекало Энн. Мордион, чинивший Яма, казался другим человеком, совершенно непохожим ни на того (с виду безумного) кудесника, создавшего Чела, ни на изнуренного монаха, который пытался построить дом, одновременно присматривая за Челом. Этот Мордион был спокоен, сдержан и расторопен. Он воплощал собой нечто среднее между врачом и автомехаником, а еще он чем-то напоминал стоматолога и скульптора. Энн думала, что по какой-то непонятной причине Мордион вел себя куда увереннее с Ямом, чем с ней или мальчиком.

Чел сидел с серьезным видом, положив руки на колени, наклоняясь вперед, чтобы хорошенько видеть каждое действие, производимое Мордионом. Мальчик не мог поверить, что Мордион не причиняет роботу боль. Он взволнованно шептал: «Все в порядке, Ям. Все в порядке».

Когда мужчина обернулся, чтобы взять увеличительные очки и заняться мельчайшими частями левой ноги Яма, то заметил тревогу Чела. Он задумался, как успокоить мальчика. Можно было сказать ему, что Ям ничего не чувствует. Однако мальчик явно бы не поверил. Волноваться все равно не перестал бы, да еще и устыдился бы своего волнения. Лучше, чтобы робот сам показал Челу, что все хорошо. Пусть бы Ям поговорил о чем-то, помимо своего допотопного устройства.

– Ям, – начал Мордион, отвинчивая оболочку с ноги робота, – судя по тому, что ты раньше говорил Челу, ты, должно быть, провел внутри паратипического поля немало времени. Выходит, оно и на тебя повлияло?

– Не так сильно, как на людей, – ответил Ям, – но и у меня нет от него полной защиты.

– Удивительно, – заметил Мордион. – Я-то полагал, что машина должна быть защищена.

– Это связано с природой поля, – пояснил Ям.

– Вот как? – уточнил мужчина, изучая сотни мельчайших серебряных механизмов ноги робота.

– Поле побуждается к действию машиной, – сказал Ям. – Машина – это прибор под названием Баннус. Много лет Баннус находился в состоянии покоя, но это не значит, что он бездействовал. Думаю, он похож на меня самого: его невозможно выключить полностью. Но недавно случилось нечто, заставившее его работать на полную мощность, а когда Баннус работает в полную силу, то, в отличие от меня, может получать энергию из любого доступного ему источника. А сейчас в мире куда больше энергии.

– Это объясняет силу поля, – пробормотал Мордион.

– Но что такое этот Баннус? – спросила Энн.

– Я могу рассказать вам только то, что извлек из собственного опыта, – ответил Ям и повернулся к Энн. Мордиону пришлось покорно за ним последовать. – По всей видимости, Баннус берет любую ситуацию и людей, которые ему заданы, помещает их в поле тета-пространства, а потом проигрывает, почти стопроцентно реалистично, серию сценариев, в основе которых – эти люди и эта ситуация. Он повторяет это снова и снова, показывая, что было бы, если бы люди в этой ситуации поступили тем или иным способом. Полагаю, это изобретено, чтобы помочь людям принимать решения.

– Значит, Баннус проделывает фокусы со временем, – сказала Энн.

– Не совсем, – возразил Ям. – Но мне кажется, ему все равно, в каком порядке идут те или иные сцены.

– Ты и раньше так говорил, – вспомнил Чел.

Ему стало интересно, и он почти забыл, что беспокоился о Яме.

– И тогда я тоже не понял, – добавил мальчик.

– Я повторял это много раз, – промолвил робот. – Баннус не способен вносить изменения в мою память. Я знаю, что мы вчетвером обсуждали его здесь и в других местах – наверное, уже раз двадцать. Вполне возможно, что Баннус заставит нас и дальше об этом говорить, пока мы не придем к оптимальному выводу.

– Но я в это не верю! – воскликнула Энн.

Хотя на самом деле она верила.

Мордион отодвинулся от ноги Яма и поправил увеличительные очки. Подобно Энн, он не хотел верить роботу, но не мог избавиться от ощущения, что такой разговор уже действительно был. Легкий холодок крошечного инструмента в руке, пронзительный аромат сосны над головой и резкий шорох ее иголок, накладывающийся на шум реки внизу, казались неуютно, навязчиво знакомыми.

– Так к какому же решению, на твой взгляд, машина подталкивает нас?

– Понятия не имею, – признался Ям. – Может, это вовсе не мы принимаем решения. Возможно, мы просто актеры, участвующие в чьих-то постановках.

– Только не я! – запротестовала Энн. – Я важное лицо. Я – это я.

– Я тоже очень важный, – провозгласил Чел.

– Кроме того, – продолжала девочка, похлопав его по плечу, чтобы показать, что осознает и его важность, – я возражаю против того, чтобы мной распоряжалась какая-то машина. Если верить Яму, это она заставила меня совершить с десяток вещей, которые я совсем не хотела делать.

– Не совсем так, – поправил Ям. – Ничто не в силах заставить человека или машину делать то, что несовместимо с их природой.

Мордион снова принялся за починку ноги робота. Себя-то он вовсе не считал важным. У него словно гора с плеч свалилась, когда он услышал фразу Яма о том, что они, возможно, всего лишь актеры в поставленной кем-то сцене. Но когда робот сказал, что человека не заставят действовать против его природы, Мордион содрогнулся от неожиданно нахлынувшего чувства вины и тревоги. Он даже приостановил починку Яма, чтобы не навредить роботу.

Энн думала о том же.

– Но машины можно переделывать, – заметила она. – Тебя переделали, Ям. И в природе людей есть чудны́е черты, которыми Баннус мог бы воспользоваться.

«Так вот откуда это чувство вины», – подумал Мордион. Он снова взялся за ювелирную работу с ногой Яма. Эта машина, Баннус, завладела каким-то странным и нехорошим уголком души волшебника, когда подтолкнула его к созданию Чела. И вина была вызвана вот чем: когда Баннус сочтет, что правильное решение принято, он наверняка положит конец существованию поля. И тогда Чела не станет. Вот и все. Что же он наделал! Мордион продолжал работать, хотя весь похолодел от ужаса.

Тем временем Энн, взглянув на часы, уверенным голосом оповестила всех о своих намерениях. Она по горло сыта этим Баннусом. Когда она встала и направилась вниз по крутым ступеням, Мордион оставил Яма с торчащей у него из ноги отверткой и поспешил за ней.

– Энн!

– Да?

Девочка остановилась и подняла на мужчину глаза. Она все еще не питала к Мордиону дружеских чувств – в особенности теперь, когда выяснилось, что ее все время запихивали в какие-то сцены с его участием.

– Приходите сюда, – попросил Мордион. – По своей воле, если это возможно. Вы хорошо на меня влияете, как и Чел. Вы все время приближаете меня к истине.

– Теперь это может делать Ям, – холодно ответила Энн.

– Едва ли, – торопливо заговорил Мордион, спеша объясниться, прежде чем девочка спустится к реке и станет недосягаемой для его слов. – Ям владеет фактами, а вас посещают озарения.

– Правда?

Эти слова доставили девочке такое удовольствие, что она так и застыла на полпути к реке.

Мордион не сдержал улыбки:

– Да, особенно когда сердитесь.