Текст книги "Чужеземец. Запах серы"

Он пристально посмотрел на меня со своей половины кровати, потом сделал стремительный рывок, и я оказалась глубоко вдавленной в перину.

– Ну что ж, – прорычал он мне в волосы, – не говори, что я тебя не предупреждал.

Через две с половиной минуты он застонал и открыл глаза, поте

р лицо и почесал голову, так что волосы встали дыбом, потом, приглушенно выругавшись по-гаэльски, неохотно выбрался из-под одеяла и начал одеваться, дрожа в холодном утреннем воздухе.

– Я не думаю, – с надеждой начала я, – что ты можешь сказаться Элику больным и опять вернуться в постель?

Он засмеялся, нагнулся и поцеловал меня, а потом начал шарить под кроватью в поисках чулок.

– Если б мог, так бы и сделал, Сасснек. Только сомневаюсь я, чтобы что-то, кроме оспы, чумы или тяжелого увечья сошло за оправдание. Если я не буду истекать кровью, Аулд Элик в один миг окажется здесь и сдернет меня со смертного одра, чтобы я помог ему гнать у лошадей глистов.

Покуда он аккуратно натягивал чулок и подворачивал его, я внимательно рассматривала его длинные, изящные икры.

– Тяжелые увечья, вот как? Думаю, тут я смогу помочь, – мрачно заявила я.

Он потянулся за вторым чулком и проворчал:

– Главное, смотри, куда будешь метать дротики, Сасснек. – Джейми попытался похотливо подмигнуть, но вместо этого просто скосил глаза. – Прицелишься чуть выше – и ничего хорошего для тебя не получится.

Я выгнула бровь и снова зарылась под одеяло.

– Бояться нечего. Обещаю, не выше колена.

Он потрепал меня по щеке и пошел в конюшни, довольно громко распевая «Среди вереска». Уже с лестницы до меня донесся припев:

Сидел с моей малышкой, державшей меня за коленку,

И тут меня кусает шмель, прямо над колееееенкой.

Там, среди вереска, у самой Бендикии!

Я решила, что он прав – у него и вправду нет слуха.

Я еще немного полежала и сладко подремала, но вскоре встала и спустилась вниз на завтрак. Почти все обитатели замка уже поели и разошлись по своим делам. Оставшиеся довольно приветливо поздоровались со мной. Я не заметила ни косых взглядов, ни скрытой враждебности. Вроде бы никто не пытался понять, как на меня подействовала маленькая глупая шутка. Но я все равно внимательно всматривалась в лица.

Все утро я провела в одиночестве, в саду и в полях, с корзинкой и лопаткой. У меня заканчивались самые расхожие травы. Обычно деревенский люд обращался за помощью к Гейлис Дункан, но в последнее время стали приходить и в мою больничку, и снадобий требовалось много. Возможно, болезнь мужа отнимала у Гейлис много времени, и ей стало некогда пользовать постоянных пациентов.

Оставшееся время я провела в больничке. Пациентов было немного: случай длительной экземы, выбитый большой палец и поваренок, опрокинувший себе на ногу горшок с горячим супом. Я сделала мазь из айвы, вправила и забинтовала палец и стала растирать ягоды можжевельника в одной из небольших ступок Битона.

Занятие нудное, но вполне подходящее для такого ленивого дня. Стояла ясная погода. Когда я забралась на стол, чтобы выглянуть наружу, то увидела синие тени деревьев, протянувшиеся на запад.

В больничке ровными рядами сверкали стеклянные бутылочки, рядом с ними в шкафчиках лежали аккуратные стопки повязок и компрессов. Аптека была тщательно вымыта и продезинфицирована, и в ней хранились сухие листья, корешки и древесные грибы, аккуратно упакованные в марлевые мешки. Я глубоко вдохнула резкие, острые запахи своей «святая святых» и удовлетворенно выдохнула.

Потом прекратила толочь ягоды и положила пестик. Я действительно довольна, потрясенно сообразила я. Несмотря на неисчислимые неясности здешней жизни, несмотря на неприятную попытку сглаза, несмотря на постоянную, ноющую боль от тоски по Фрэнку, я вовсе не была несчастлива. Совсем наоборот.

Мне тут же стало стыдно, и я почувствовала себя изменницей. Как могла я быть счастливой, если Фрэнк сходит с ума от тревоги?

Если считать, что время и там движется вперед – а почему нет? – меня нет уже больше четырех месяцев, и август уже заканчивается. Я представила себе, как он обшаривает Шотландию, обращается в полицию, ждет от меня хоть какого-то знака или словечка… Должно быть, он уже утратил почти всякую надежду и теперь ждет, когда найдут мое тело…

Я поставила ступку и, вытирая руки о передник, заметалась по узкой комнате в остром приступе вины и сожаления. Я должна была быстрее убраться отсюда. Я должна была сильнее постараться, чтобы вернуться. Но я старалась, напомнила я себе. Я все время пыталась. И посмотри, что из этого вышло?

Да-да, посмотри. Я вышла замуж за шотландца-изгоя, на нас охотится драгунский садист-капитан, мы живем среди варваров, которые убьют Джейми в тот самый миг, как решат, что он угрожает наследственному праву их драгоценного клана. А хуже всего то, что я счастлива…

Я села, беспомощно глядя на кувшины и бутылки. После нашего возвращения в Леох я день за днем сознательно подавляю воспоминания о своей прежней жизни. В глубине души я знала, что должна принять какое-то решение, но все откладывала и отодвигала эту необходимость, день за днем, час за часом, прятала свои сомнения в обществе Джейми – и в его объятиях.

Неожиданно из коридора послышался грохот и проклятья, я быстро вскочила на ноги и подошла к двери в тот самый миг, когда в нее, спотыкаясь, вошел Джейми. С одной стороны его поддерживал согнувшийся в три погибели Аулд Элик, с другой – старательно, но неумело – один из мальчиков-грумов.

Джейми рухнул на табурет, вытянул левую ногу и, поморщившись, посмотрел на нее. Похоже, дело было не столько в боли, сколько в раздражении, поэтому я встала на колени, чтобы осмотреть поврежденную конечность, не особенно беспокоясь.

– Небольшое растяжение, – объявила я после беглого осмотра. – Что ты натворил?

– Упал, – лаконично пояснил Джейми.

– Со стены? – поддразнила я. Он сердито уставился на меня.

– Нет. С Донаса.

– Ты ездил верхом на этом создании? – недоверчиво спросила я. – Что ж, тебе крупно повезло, раз ты отделался растяжением лодыжки. – Я вытащила повязку и начала бинтовать сустав.

– Ну, не так уж все и страшно, – рассудительно заметил Элик. – В общем-то, парень, сперва ты справлялся с ним довольно неплохо.

– Знаю, – огрызнулся Джейми и стиснул зубы, потому что я туго затянула бинт. – Его укусила оса.

Мохнатые брови поползли вверх.

– Ах, вот оно что! Зверь повел себя так, будто в него попала стрела, – сообщил он мне. – Взлетел в воздух со всех четырех сразу, а потом бухнулся на землю, взгляд безумный, и давай метаться по всему загону, как шмель в кувшине. Твой парнишка-то на нем держался, – добавил он, кивнув на Джейми, который в ответ скорчил неприятную гримасу, – пока большой желтый дружок не скакнул через стенку.

– Через стену? А где он сейчас? – полюбопытствовала я, вставая на ноги и отряхивая руки.

– Думаю, на полпути в ад, – отозвался Джейми, поставив ногу и осторожно пробуя встать. – И пусть бы там и оставался. – Он поморщился и снова сел.

– Сомневаюсь я, что дьяволу сильно нужен получокнутый жеребец, – заметил Элик. – Если что, он и сам может перекинуться в коня.

– Может, Донас на самом деле – именно он? – весело предположила я.

– Я бы не удивился, – буркнул Джейми. Он еще злился, но постепенно обретал свое обычное хорошее настроение. – Только дьявол обычно становится вороным жеребцом, разве нет?

– О, точно, – согласился Элик. – Здоровый вороной жеребец, который быстро, как мысль, мечется между парнем и девчонкой.

Он добродушно усмехнулся, глядя на Джейми, и собрался уходить.

– Кстати об этом, – и он подмигнул мне. – Я тебя завтра в конюшнях не жду. Оставайся в постели, парень, и… гм-м.. отдохни хорошенько.

– Почему это, – возмутилась я, глядя вслед грубияну-конюху, – все, кажется, считают, что у нас и на уме-то ничего больше нет, кроме как скорее оказаться в постели?

Джейми еще раз попытался встать на больную ногу.

– Во-первых, мы женаты совсем недавно, – заметил он. – А во-вторых, – тут он ухмыльнулся и покачал головой, – я уже говорил тебе, Сасснек. Все, о чем ты думаешь, написано у тебя на лице.

– Чтоб их всех черти драли, – заключила я.

Я ненадолго сходила в больничку, чтобы посмотреть, нет ли чего срочного, а все остальное утро провела, способствуя удовлетворению неотложных потребностей своего единственного пациента

– Предполагалось, что ты будешь отдыхать, – упрекнула я его.

– Я и отдыхаю. Во всяком случае, щиколотка отдыхает. Видишь?

В воздух взметнулась тонкая голая нога, и Джейми покачал костлявой ступней. Впрочем, ступня тут же замерла, и раздалось приглушенное «ох». Он опустил ногу и нежно помассировал все еще распухшую щиколотку.

– Это будет тебе уроком, – сказала я, вытаскивая ноги из-под одеяла. – Вставай. Ты уже достаточно повалялся в постели. Тебе нужен свежий воздух.

Он сел, на лицо упали волосы.

– Вроде ты говорила, что мне нужен отдых?

– Отдыхать можно и на свежем воздухе. Вставай. Я заправлю постель.

Жалуясь на мою бесчувственность вообще и отсутствие жалости к тяжело пострадавшему мужу, он оделся и дал мне забинтовать лодыжку.

– Там так здорово, – сказал Джейми, посмотрев в окно. Мелкий дождик только что решил по-настоящему взяться за дело и превратился в ливень. – Давай поднимемся на крышу?

– На крышу? О, разумеется. Трудно придумать более подходящий рецепт для растянутой лодыжки, чем подъем на шесть пролетов лестницы.

– Пять. И у меня есть палка. – И он с торжеством вытащил из-за двери эту самую палку: старую трость из боярышника.

– Где ты ее раздобыл? – поинтересовалась я, разглядывая ее.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что она еще старше, чем я думала, длиной в три фута, ставшая от возраста твердой, как алмаз.

– Элик дал. Он пользуется ею для коней: лупит их между глаз, чтобы они его слушались.

– Действенный способ, – сказала я, рассматривая потертое дерево. – Надо самой попробовать. На тебе.

Мы добрались до укрытого места, сразу под свесом сланцевой крыши. Низкий парапет огораживал эту крохотную смотровую площадку.

– О, какая красота! – Несмотря на сильный дождь, вид с площадки был потрясающим. Мы видели широкий серебристый изгиб озера и возвышающиеся за ним скалы. Они врезались в серое небо, как заостренные черные кулаки.

Джейми оперся на парапет, перенеся тяжесть тела с больной ноги на здоровую.

– Ага, красиво. Когда я бывал в замке раньше, иногда приходил сюда.

Он показал за озеро, покрытое рябью из-за дождя.

– Видишь щель там, между двумя craigs?

– В горах? Да.

– Это дорога в Лаллиброх. Когда я начинал тосковать по дому, иногда поднимался сюда и смотрел в ту сторону. Воображал, что пролетаю там, как ворон, и вижу землю по ту сторону гор, и весь путь в Лаллиброх.

Я ласково прикоснулась к его руке.

– Ты хочешь вернуться, Джейми?

Он повернул голову и улыбнулся мне.

– Ну, я подумывал об этом. Не знаю, хочу ли я этого, но думаю, мы должны. Только не знаю, что мы там обнаружим, Сасснек. Но… да. Ты – леди Броха Туарах. Хоть я и вне закона, все равно должен вернуться, хотя бы на то время, чтобы все уладить.

Я ощутила трепет – облегчение, смешанное с опасением, при мысли о том, что мы оставим Леох и все здешние тайные происки.

– А когда отправимся?

Он нахмурился и забарабанил пальцами по парапету. Камень потемнел от дождя и стал скользким.

– Думаю, надо дождаться прибытия герцога. Возможно, он захочет оказать Каллуму услугу, рассмотрев мое дело. Если он не сумеет меня оправдать, может, сумеет устроить помилование. Тогда будет не так опасно возвращаться в Лаллиброх.

– Да, конечно, но…

Он остро взглянул на меня, когда я замолчала,

– Что такое, Сасснек?

Я глубоко вздохнула.

– Джейми… если я тебе кое-что скажу, обещаешь, что не будешь выспрашивать меня, откуда я это знаю?

Он взял меня за руки, глядя в лицо. Дождь увлажнил его волосы, по лицу бежали мелкие капли. Он улыбнулся мне.

– Я уже говорил, что не буду спрашивать ни о чем, если ты не захочешь рассказать. Да, обещаю.

– Тогда давай сядем. Тебе нельзя долго стоять на больной ноге.

Мы прошли вдоль стены, пока не добрались до сухого места, и удобно устроились там, прислонившись спинами к стене.

– Отлично, Сасснек. Так в чем дело? – снова спросил Джейми.

– Герцог Сэндрингэм. – Я прикусила губу. – Джейми, не доверяй ему. Я и сама про него не все знаю, но все же знаю – в нем кое-что есть. Что-то плохое.

– Ты об этом знаешь? – Он выглядел удивленным. Наступила моя очередь изумленно уставиться на него.

– Ты хочешь сказать, тебе это уже известно? Ты встретил…? – Я испытала облегчение. Возможно, таинственная связь между Сэндрингэмом и якобитами была известна лучше, чем представляли себе Фрэнк и священник.

– Ага. Он приезжал сюда, когда мне было шестнадцать. Когда я… ушел.

– А почему ты ушел?

Мне стало любопытно, потому что я внезапно вспомнила, что рассказала мне Гейлис Дункан, когда я впервые встретила ее в лесу. Странную сплетню о том, что Джейми был настоящим отцом Хеймиша, сына Каллума. Я-то знала, что это не так, просто не могло быть так, но, вероятнее всего, я была единственным человеком в замке, кто это знал. Подозрения такого рода запросто могли привести к тому, что Дугал покушался на жизнь Джейми – если, конечно, то нападение с топором действительно произошло.

– Не из-за… леди Летиции? – осторожно спросила я.

– Летиции? – Он настолько искренне удивился, что внутреннее напряжение, о котором я до сих пор и не догадывалась, вдруг ослабло.

Я не верила по-настоящему, что за подозрениями Гейлис что-то стояло, но все же…

– А с чего это ты вдруг заговорила про Летицию? – с любопытством спросил Джейми. – Я год прожил в замке, а разговаривал с ней всего лишь однажды. Она позвала меня в свою комнату и здорово отругала за то, что я играл в мяч в ее розовом саду.

Я передала ему слова Гейлис, и он расхохотался.

– Господи! – произнес он. – Как будто бы я на такое решился!

– Ты не думаешь, что Каллум тебя подозревает, нет? – спросила я.

Он решительно помотал головой.

– Нет, не думаю, Сасснек. Если б ему такое хоть раз в голову пришло, я б не дожил и до семнадцати, не только что до такой старости – двадцать три!

Это более или менее подтверждало мои впечатления от Каллума, но я все равно почувствовала облегчение. Джейми вдруг задумался, взгляд стал отсутствующим.

– Если хорошенько подумать, я ведь понятия не имею, знает ли Каллум, почему я так внезапно покинул замок. А раз Гейлис Дункан ходит тут и распускает сплетни… Эта женщина – ходячий источник неприятностей, Сасснек, люди говорят – сплетница и скандалистка, если и вовсе не колдунья… Пожалуй, лучше проследить, чтобы он узнал правду, вот что.

Он посмотрел на пелену воды, падающую с карниза.

– Наверное, лучше спуститься вниз, Сасснек. Здесь становится довольно мокро.

Вниз мы спустились другим путем – пересекли крышу и пошли по наружной лестнице, которая вела в огород. Я хотела нарвать огуречника, если ливень позволит. Мы спрятались от дождя у стены замка – выступающий оконный карниз защищал нас.

– А что ты собираешься делать с огуречником, Сасснек? – с интересом спросил Джейми, глядя на растрепанные лозы и на растения, прибитые дождем к земле.

– Ничего, пока он зеленый. Сначала его нужно высушить, а потом…

Меня прервал дикий шум – крики и собачий лай – донесшийся из-за стены огорода. Наплевав на дождь, я помчалась к стене, следом хромал Джейми.

Отец Бэйн, сельский священник, бежал по дорожке, шлепая прямо по лужам, а за ним с яростным лаем неслась собачья свора. Запутавшись в широкой сутане, священник оступился и упал, разбрызгивая вокруг грязь. Псы тут же накинулись на него, рыча и кусая.

Над стеной взлетел вихрь из шотландки, и Джейми оказался среди псов, размахивая палкой и крича что-то по-гаэльски.

Крики и проклятия помогали не очень, зато трость оказалась к месту. Она опускалась на мохнатые тела, раздавался визг, и очень скоро свора отступила. Собаки побежали обратно в деревню.

Джейми, задыхаясь, откинул волосы с глаз.

– Злющие, как волки, – сказал он. – Я уже говорил Каллуму про эту свору – это они загнали Кобхэра в озеро. Лучше бы ему их перестрелять, пока они кого-нибудь не загрызли. – Он посмотрел на меня – я как раз опустилась рядом со священником на колени и осматривала его. С моих волос капала вода, шаль тоже промокла.

– Пока не загрызли, – сказала я. – Отметины от зубов остались, но в остальном все в порядке.

Сутана отца Бэйна с одной стороны порвалась, обнажив гладкое белое бедро, рваную рану, из которой сочилась кровь, и следы зубов. Священник, совершенно белый от пережитого потрясения, пытался подняться на ноги. Похоже, пострадал он не очень сильно.

– Если вы пойдете со мной в больничку, отец, – я промою вам раны, – предложила я, подавив улыбку – очень уж забавное зрелище представлял собой толстенький священник в порванной сутане, из-под которой виднелись цветные чулки.

В лучшие времена лицо отца Бэйна напоминало сжатый кулак. Схожесть усиливалась красными пятнами, покрывавшими щеки, и подчеркивала складки между щеками и ртом. Он посмотрел на меня так, словно я предложила ему публично совершить непристойность.

Видимо, именно это я и сделала, потому что он произнес следующее:

– Что? Божий человек будет обнажать интимные части тела перед женщиной? Так я скажу вам, мадам: уж не знаю, какая безнравственность принята в кругах, где вы вращались, но запомните – здесь подобного не потерпят, пока я пекусь о душах в этом приходе!

И он повернулся и затопал прочь, довольно сильно хромая и безуспешно пытаясь удержать порванную полу своей рясы.

– Да подумайте только! – крикнула я вслед. – Если вы не дадите мне промыть раны, они загноятся!

Священник ничего не ответил, только ссутулился и заковылял вверх по садовой лестнице.

– Этот человек не очень высокого мнения о женщинах, верно? – повернулась я к Джейми.

– Учитывая его должность, думаю, так оно и есть, – отозвался он. – Пошли поедим.

После обеда я отправила своего пациента в постель – на этот раз одного, как он ни протестовал – и спустилась в больничку. Похоже, из-за дождя дела застопорились; люди предпочитали сидеть по домам, вместо того, чтобы ранить ноги плугом или падать с крыш.

Я неплохо провела время, заполняя книгу Дэйви Битона. Только закончила – дверной проем перекрыл посетитель. Буквально перекрыл, потому что его массивная фигура полностью заполнила проход. Щурясь в полумраке, я разглядела Аулда Элика, закутанного в неимоверное количество пальто, шалей и обрывков конских попон.

Он двинулся вперед с медлительностью, напомнившей мне первое посещение больнички Каллумом, и я догадалась.

– Ревматизм, верно? – спросила я сочувственно, пока он, постанывая, с трудом усаживался в единственное кресло.

– Ага. Сырость проникает в кости, – отозвался он. – Надо с этим что-то делать. – И положил на стол свои большие, скрюченные кисти рук, расслабляя пальцы. Кисти открывались медленно, как ночные цветы, и я увидела загрубелые ладони.

Я взяла одну узловатую кисть и начала ласково поворачивать ее в разные стороны, распрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистое старческое лицо на миг исказилось, но после первых приступов боли Аулд расслабился.

– Как деревяшка, – сказала я. – Лучшее, что могу посоветовать – добрый глоток виски и глубокий массаж. Березовый чай тоже поможет, но не так хорошо.

Он рассмеялся, и шали соскользнули с плеч.

– Виски, вот как? А я-то сомневался, девочка, но теперь вижу, что из тебя получился хороший доктор.

Я залезла в шкафчик с лекарствами и вытащила оттуда коричневую бутылку без этикетки, в которой хранился мой запас спиртного, со стуком поставила ее на стол и достала роговой кубок.

– Выпей, – предложила я, – а потом разденься настолько, насколько это, по-твоему, прилично, и ложись на стол. Я пока разожгу камин, чтобы стало тепло.

Синий глаз одобрительно осмотрел бутылку, скрюченная рука медленно потянулась к горлышку.

– Ты и сама глотни, девочка, – посоветовал он. – Работа уж очень тяжелая.

Он застонал сразу и от боли, и от удовольствия, когда я начала сильно растирать ему левое плечо, потом подсунула руку и стала вращать чуть не четверть туловища.

– Жена гладила мне спину утюгом, – заметил он, – от прострела. Но так даже лучше. У тебя сильные руки, девочка. Из тебя бы получился хороший грум, точно-точно.

– Будем считать это комплиментом, – сухо бросила я, наливая на руку еще немного смеси из подогретого растительного масла и сала и растирая ее по широкой белой спине. На обветренных, пятнистых загорелых руках была четкая разделительная линия – руки, прятавшиеся под рубаху с закатанными рукавами, плечи и спина были молочно-белыми.

– Когда-то ты был красивым светленьким пареньком, – заметила я. – Кожа у тебя на спине белая, как у меня.

Он хрипло захихикал, и плоть у меня под руками заколыхалась.

– Сейчас ни за что не скажешь, да? Ага, Эллен Маккензи раз увидала меня без рубахи, я тогда принимал жеребенка, и сказала, что Господь ошибся и дал моему телу не ту голову; говорит, на этих плечах должен сидеть молочный пудинг, а не лицо с алтаря.

Я решила, что речь идет о покрове с алтаря в часовне, на котором были изображены исключительно непривлекательные демоны, пытающие грешников.

– Эллен Макензи, похоже, была очень вольной в своих суждениях, – заметила я. Меня глодало любопытство в отношении матери Джейми. Из того немногого, что он время от времени говорил, я составила некоторое представление об его отце, Брайане, но о матери не знала совершенно ничего, кроме того, что она умерла молодой, родами.

– О, у нее был острый язычок, у Эллен, и она умела им пользоваться. – Я развязала завязки на его штанах, подвернула их и стала массировать икры. – Но делала это так мило, что на нее не особо обижались, разве что ее братья. А она не сильно-то считалась с Каллумом или Дугалом.

– Ммм. Я тоже об этом слышала. Сбежала с любимым, да? – Я нажала большими пальцами на сухожилия под коленями, и Элик издал звук, который у менее достойного человека можно было бы счесть за визг.

– Ага. Эллен была старшенькой из пяти детишек Маккензи – на год или два старше Каллума, и старик Джейкоб берег ее, как зеницу ока. Поэтому она так долго и не выходила замуж: не хотела никаких дел иметь ни с Джоном Мунро, ни с Малькольмом Грантом, ни с другими, а папаша ее не принуждал.

Когда старый Джейкоб умер, рассказал мне Элик, Каллум не пожелал быть таким же снисходительным к капризам сестры. Он отчаянно боролся за укрепление своей шаткой власти в клане, почему и захотел союза с Мунро на севере и с Грантом на юге. В обоих кланах имелись молодые вожди, которые могли стать очень полезными зятьями. Юная пятнадцатилетняя Йокаста безропотно согласилась выйти за Джона Мунро и отправилась на север. Эллен, считавшаяся в свои двадцать два едва ли не старой девой, была совсем не склонна к согласию.

– Надо полагать, она решительно отказалась от брака с Малькольмом Грантом, если судить по его июньскому нападению на наш лагерь, – предположила я.

Аулд Элик засмеялся.

Смех перешел в довольное постанывание, когда я надавила сильнее.

– Ага. Я, конечно, не знаю точно, что она ему сказала, но думаю, чего-нибудь ядовитое. Они, знаешь, встретились во время Большого Сбора и пошли в розовый сад, вечером, а все остальные ждали, примет она его предложение или нет. И вот уж темнеть стало, а они все ждут. И уж совсем темно, и фонари все позажигали, и петь начали, а ни Эллен, ни Малькольма Гранта все нет как нет.

– Господи. Ничего себе разговорчик! – Я добавила еще немного мази между лопатками, и он закряхтел, ощутив приятное тепло.

– Так всем и показалось. Но время все шло, а они не возвращались, и Каллум испугался, не сбежал ли Грант с Эллен; понимаешь, не увез ли он ее силой. И казалось, что так оно и есть, потому что в розовом саду никого не было. А когда он примчался ко мне в конюшни, я, понятное дело, сказал, что люди Гранта забрали своих коней, и вся их банда уехала, даже не попрощавшись!

Разъяренный восемнадцатилетний Дугал тут же вскочил в седло и помчался за Малькольмом Грантом, не дожидаясь остальных и не посоветовавшись с Каллумом.

– Когда Каллум услыхал, что Дугал погнался за Грантом, он послал меня и еще кой-кого за ними следом. Каллум-то хорошо знал, какой у Дугала характер, и не хотел, чтоб его новоиспеченного зятя убили на дороге до оглашения в церкви. Он решил, что Малькольм Грант не сумел уговорить Эллен выйти за него и увез ее, чтобы заставить таким способом.

Элик задумчиво помолчал.

– Дугал-то, понятное дело, разглядел только оскорбление. А вот я, по правде сказать, не думаю, что Каллум сильно расстроился, хоть бы и оскорбление. Это бы решило все вопросы, а Гранту пришлось бы брать Эллен без приданого, да еще и заплатить Каллуму возмещение. – Он цинично фыркнул. – Каллум не тот человек, что упустит такую возможность. – Единственный синий глаз закатился вверх, чтобы посмотреть на меня через сутулое плечо. – Будет умно, если ты запомнишь это, девочка.

– Вряд ли я это забуду, – мрачно заверила я, вспомнив рассказ Джейми о том, как его наказали по распоряжению Каллума, и подумала, не было ли это отчасти местью за бунт Эллен.

Однако Каллуму не удалось воспользоваться своим шансом и выдать сестру за вождя клана Гранта. На рассвете Дугал нагнал Малькольма – те расположились лагерем рядом с дорогой, и сам Малькольм спал под кустом утесника, завернувшись в плед.

И когда Элик и остальные немного позднее в бешенстве скакали по дороге, они остановились при виде Дугала Маккензи и Малькольма Гранта, обнаженных по пояс, покрытых ранами от сражения. Оба шатались и спотыкались, но продолжали обмениваться редкими ударами, когда могли дотянуться один до другого. На обочине, подобно совам, расположились слуги Гранта. Они поворачивали головы то в одну, то в другую сторону, а жалкая битва все тянулась в разгорающемся свете зари.

Оба дышали, как загнанные лошади, и от обоих тел шел пар. Нос Гранта распух раза в два, а Дугал одним глазом едва видел. Оба были покрыты кровью, которая уже подсыхала на груди.

Завидев людей Каллума, арендаторы Гранта повскакивали на ноги, схватившись за мечи, и встреча могла закончиться серьезным побоищем, если бы один востроглазый парнишка из Маккензи не заметил весьма важной вещи – среди Грантов не было Эллен Маккензи.

– Ну, после того, как они облили водой Малькольма Гранта и привели его в чувство, он сумел рассказать то, чего не пожелал слушать Дугал. Эллен провела с ним в розовом саду не больше четверти часа. Он не сказал, что между ними произошло, но что бы это ни было, он настолько оскорбился, что уехал сразу же, даже не заглянув в зал. И оставил ее в саду, и больше не видел, и слышать имени Эллен Маккензи тоже больше никогда не хотел. И на этом он сел в седло – весьма неуверенно – и ускакал прочь. И с тех пор не дружит ни с кем из клана Маккензи.

Я зачарованно слушала.

– А где же все это время была сама Эллен?

Аулд Элик рассмеялся. Его смех весьма походил на скрип двери в конюшне.

– За горами, очень далеко. Но ее какое-то время не могли найти. Мы помчались обратно домой и обнаружили, что Эллен все еще нет, а Каллум с белым лицом ждет во дворе, опираясь на Ангуса Мора.

Неразбериха продолжалась еще некоторое время, потому что в замке было полно гостей, которые заняли все комнаты.

Сеновалы, укромные местечки, кухни и гардеробные тоже были полны народа, поэтому сказать, кого в замке не хватает, долго не могли. Но Каллум собрал всех слуг и дотошно проверил список приглашенных. Он спрашивал, кого из них видели вчера вечером, где и когда. В конце концов отыскали девчонку с кухни, и она припомнила, что вечером, как раз перед ужином, видела в заднем коридоре мужчину.

Она его заметила только потому, что он был красавчик: высокий и крепкий, сказала девчонка, с волосами, как у черного тюлика, и глазами, как у кота. Она глядела на него в восторге, пока он шел по коридору, и кто-то ждал его у выхода – женщина, вся в черном с головы до пят, в плаще с капюшоном.

– Что такое тюлик? – заинтересовалась я. Элик перевел на меня взгляд.

– В Англии вы зовете их тюленями. И после этого, даже когда все уже знали правду, люди в деревне рассказывали, что Эллен Маккензи забрали в море, и она будет жить там с тюленями. Ты знала, что тюлики снимают шкуру, когда выходят на берег, и могут ходить, как люди? А если найдешь шкуру тюлика и спрячешь ее, он… или она, – добавил он ради справедливости, – не могут уж вернуться в море, а должны остаться с тобой на земле. Говорят, очень хорошо брать так в жены женщину-тюленя, они отличные поварихи и очень преданные мамаши.

– Ну и вот, – рассудительно продолжал он. – Каллум, само собой, не собирался верить, что его сестра сбежала с тюленем, и прямо так и заявил. Так что он позвал гостей вниз, одного за другим, и всех спрашивал, кто знает такого мужчину. И наконец выяснили, что зовут его Брайан, но никто не знал ни его клана, ни прозвища. Он был на Играх, но его называли там Брайан Дабх.

Все опять остановилось, потому что никто не знал, где искать. Но даже самым лучшим охотникам время от времени приходится заглядывать в дома, чтобы попросить щепотку соли или кружку молока. И наконец до Леоха дошло известие о парочке, потому что Эллен Маккензи была женщиной незаурядной внешности.

– Волосы как огонь, – мечтательно протянул Элик, наслаждаясь теплом мази на спине. – А глаза, как у Каллума – серые, с чернущими ресницами – ужасно красивые, но пронзают тебя насквозь, как стрелой. Высокая, даже выше тебя. По правде сказать, просто глазам было больно на нее смотреть.

– Я слышал позже, рассказывали, что они встретились на Сборе, глянули друг на друга и тут же поняли, что жить друг без друга не смогут. И они придумали план и сбежали прямо из-под носа Каллума Маккензи и его трех сотен гостей. – Тут он что-то вспомнил и рассмеялся. – Дугал-то их в конце концов нашел, они жили в домишке на краю Исчезающих Земель. Они решили, что единственный выход – это прятаться, пока у Эллен не родится ребенок и вырастет достаточно большим, чтоб не было сомнений, чей он. Тогда Каллум благословит их брак, хочет он этого или нет. А он не хотел.

Элик ухмыльнулся.

– Вот когда вы были на дороге – видела ты у Дугала шрам на груди?

Я его видела: тонкий белый рубец от плеча до ребер, пересекающий сердце.

– Это что, Брайан ему оставил? – спросила я.

– Не, Эллен, – ответил он, ухмыляясь над моим выражением лица. – Чтобы не дать ему перерезать Брайна глотку: он как раз собирался. Будь я на твоем месте, я бы с Дугалом об этом не говорил.

– Не думаю, что мне захочется.

К счастью, план сработал, так что Эллен была на пятом месяце беременности, когда Дугал их нашел.