Текст книги "ИГ/РА. НЕидеальный мужчина #1"

Глава 7

Ольга, наши дни

Проснулась я от грохота и мужских криков, доносящихся с первого этажа. Я узнала голоса Игоря и Тимура. Сморщившись, я поднялась с матраса и пошла в ванную на втором этаже, чтобы умыться и почистить зубы. Лазарев любезно расставил остатки моей косметики в шкафчике над раковиной, а также купил мне зубную щётку. Розовую. Идиот.

Потом я направилась в гостиную.

– Да уж, Лазарев… – вырвалось у меня, когда я увидела убранство просторной светлой комнаты. – У тебя вместо гостиной спортзал? Серьёзно?

Они с Тимуром кувыркались на матах, которыми был завален пол. Когда я вошла, Игорю как раз выворачивали плечо.

Застыв в такой позе, они разом посмотрели на меня.

– Доброе утро, Сладкая, – промурлыкал Лазарев, дёргая рукой, зажатой крепкими лапами сапёра.

Тимур отпустил его и коротко кивнул в мою сторону, сдвинув брови со шрамом. Мне очень захотелось спросить, не стрёмно ли ему смотреться в зеркало по утрам, но я прикусила язык.

– Здравствуйте, мальчики. – Я выдавила из себя улыбку, когда полуобнажённый Лазарев двинулись ко мне.

– Как плечо?

– Нормально. Не подходи ближе, от тебя воняет, как от псины, – сморщившись, я жестом здоровой руки попросила его не приближаться.

– Не любишь потных мужчин? – сострил Лазарь.

– Я вообще мужчин не жалую, – сухо ответила я. – С определённого времени. Кормить будешь?

– Лазарев, ты её избаловал, – подал голос Тимур, который всё это время оставался неподвижным.

Я перевела взгляд на него. Он ухмыльнулся и поймал брошенное Игорем полотенце, набросив его на шею.

– Завидно? – спросила я Тимура, немного набравшись смелости.

– А как же, – расплылся в широкой улыбке тот.

Я недовольно поморщилась.

Тимур хмыкнул:

– Меня он только кофе поит.

– Потому что тебя не прокормить, – буркнул Лазарев. – Пошли, – он махнул рукой и направился на кухню.

Там мне галантно подвинули высокий стул и помогли взобраться на него. Закинув ногу на ногу, я закуталась поплотнее в полы халата и потёрла ноющее плечо.

– Когда швы снимать? – решила узнать я срок своего больничного.

– Нужно посмотреть, как заживает, – ответил Лазарь, включая кофеварку. – Можно съездить в больницу сегодня, у меня всё равно нет дел.

– Не хочу в больницу, сам посмотри, – попросила я.

Тимур приземлился рядом со мной, сложил руки на широкой груди, пристально сверля меня глазами. Я постаралась не обращать на это внимание, но через несколько секунд не выдержала:

– Тебе мама не говорила, что пялиться некрасиво?

– Что-то ты резко борзая стала, – с непроницаемым лицом ответил он. – Молчаливая мне нравилась больше.

– Так прострели второе, избавь себя от мук, – огрызнулась я.

Тимур со свистом выдохнул и сжал кулаки. Я ухмыльнулась и выпрямила спину. Зрительный контакт мы не прерывали, хотя, признаться, глаза у него жутковатые и взгляд отвести хотелось.

– Брейк, – Лазарев махнул рукой между нами. – Сладкая, между прочим, если бы не он, тебя вполне могли бы добить.

– Вы узнали, кто стрелял? – Я переключила своё внимание на голую спину хозяина дома, пока он готовил завтрак. Почувствовав запах кипячёного молока, я заскулила: – Только не это, пожалуйста. Я не люблю овсянку.

– Почему не сказала раньше? – застыл Лазарев возле плиты.

– Я пояснила. Я терплю молча. Манку умеешь варить?

– Нет.

– А она есть? – Я снова невольно потёрла плечо, стараясь не обращать внимания на прикованный ко мне взгляд Тимура.

– Да.

– Какого чёрта держать дома манную крупу, если ты не умеешь варить манную кашу? – вырвалось у меня. – Забудь. Риторический вопрос. Доставай, объясню, что к чему.

Пока я рассказывала ему тонкости приготовления незамысловатой пищи, которая спасла евреев от голода, если верить библейской легенде, Тимур выудил маленький перочинный нож из джинсов и начал ковыряться им в ногтях. Я обратила на это внимание, но комментировать не стала.

На стол опустилась тарелка с кашей. Лазарев скрестил руки на груди и бросил на меня выжидающий взгляд.

– Варенье есть?

– Нету, – он ухмыльнулся.

– Сахар дай тогда.

Он пошевелился, шагнул к шкафчику, достал пакет с сахаром, а потом вернулся в исходное положение.

– Надо тебе сахарницу подарить. Недавно переехал? – спросила я, посыпая белыми кристаллами кашу.

– Да. Ты что-то подозрительно спокойная, – осторожно сказал он, не отрывая взгляда от моих движений.

– И разговорчивая, – подал голос Тимур, не отвлекаясь от своего маникюра.

– Это нормально для психопата, – сказала я, принимаясь за еду.

Они оба уставились на меня, как на неведому зверушку.

– Я потом поясню тонкости, – пообещала я, глотая горячую вязко-жидкую субстанцию. – Так что там со стрелком? И где мои вещи?

Лазарев вздохнул, Тимур пренебрежительно фыркнул. Я облизала ложку и зажала её между зубов.

– Ну? – промычала я.

– Ничего, – подал голос Тимур. – Вещей не нашли, кроме туфель, косметички и той сумки, которая была при тебе.

– Я поняла, почему ты – бывший мент, – вырвалось у меня со вздохом. Я показала ему язык, а он одарил меня грозным взглядом. – А стрелок?

– То же самое. Никаких следов, – отозвался Игорь. – Когда Тим нашёл тебя, номер был пуст. Ну, не считая тебя… – он покрутил рукой в воздухе. – Ты видела его?

– Нет, – сказала я, не отрываясь от тарелки. – Стрелял в спину. Это что-то личное.

– Почему ты так считаешь? – хором спросили они.

– Потому что не хотел смотреть в глаза. Значит – он меня знает.

– Есть догадки?

– Возможно, – промычала я, собирая остатки каши со дна тарелки указательным пальцем.

Потом я засунула палец в рот и облизала. Лазарев закашлялся.

Дурацкая привычка есть руками…

– И что? – вымолвил Игорь. Голос у него приобрёл привычные интонации.

– Кто-то из тех, кого пытал Ратмир. Проблема в том, что в живых таких осталось – пальцев одной руки хватит пересчитать.

– Так это же хорошо, – хмыкнул Тимур, потягиваясь и разнося по кухне аромат здорового мужского пота.

Я поморщилась, а потом потёрла лоб пальцем, разглаживая морщинку.

– Никто из них не знает, что я жива.

– Могли узнать, дело нехитрое. – Тимур одарил меня взглядом в духе: «Ты что тупишь?»

– Не могли.

– Почему ты уверена? – Сапёр снова начал заниматься своим маникюром, бросая на меня короткие взгляды.

– Потому что твой, – я кивнула на Игоря, – военный дружбан не называл Ратмиру моё фальшивое имя. Так ведь, Игоряша?

Лазарев от такого лицемерно-ласкового обращения вздрогнул и скрестил руки на груди.

– Не говорил.

– Вот поэтому. Светлова Ольга Васильевна умерла, а Морозова Ольга Алексеевна появилась и продолжила жить как ни в чём не бывало, и никто ничего не заподозрил. Спасибо тебе. – Я фыркнула.

– Кто тебе помог?

– Соколов, – спокойно ответила я.

В кухне повисла холодная тишина. Я ухмыльнулась, а потом и вовсе улыбнулась.

– Что? Хотите знать, как он умер? Напомнила ему случай, о котором рассказывала недавно, – меня передёрнуло, но я моментально взяла себя в руки. – У него на тот момент как раз первенец родился. Совесть проснулась.

– Значит, он действительно покончил с собой? – спросил Тимур, и мне пришлось повернуться к нему.

– Да.

– А остальные?

– Я не буду раскрывать всех своих секретов. Тем более тебе, – ткнув в него пальцем, я поднялась со стула. – Мне нужно возвращаться домой, отпуск не резиновый. Ты кроме халата и трусов ещё что-нибудь мне покупал? – обратилась я к Лазарю.

Он удивлённо моргнул и застыл, как статуя Микеланджело.

– Ясно. Тогда одолжу у тебя рубашку. Счастливо, мальчики, – бросила в пол-оборота, направляясь к лестнице.

– Оля, подожди! – попытался остановить меня Игорь, но я даже не подумала его слушать.

Медленно поднявшись по лестнице, я зашла в спальню и прислонилась лбом к закрытой двери.

Я провела здесь слишком времени. Я слишком много раз смотрела в эти красивые голубые глаза, я слишком привыкла к тому, что он, по своей сути, не такой уж плохой человек. Просто сломанный. Войной, убийствами, хрен ещё знает чем.

Это не моё дело. Я не должна разгребать всё это дерьмо. Он – не мой пациент, в конце концов. У меня есть цель, разработанный план, и я должна ему следовать. Я должна всё держать под контролем.

С этими мыслями я нашла свои брюки и осторожно влезла в них, стараясь не двигать правой рукой. Порывшись в шкафу, я нашла на плечиках белоснежную рубашку, одну из многих, и начала засовывать в рукав раненую руку.

– Помочь? – раздался сзади голос Лазарева.

Я вздрогнула и обернулась. Слишком резко, потому что плечо сразу заныло, и я втянула воздух с тихим шипением.

– Сама справлюсь, – процедила я сквозь зубы, чтобы не выдать своей реакции на боль.

– Ты уверена, что тебе нужно уезжать? – спросил Игорь, убрав руки за спину. – Подожди, хотя бы пока швы снимем.

– Зачем ждать? Снимешь сейчас. – Я вскинула подбородок и посмотрела на него снизу-вверх, потому что он подошёл слишком близко.

– Рано ещё. – Лазарев вздохнул, а потом коснулся ворота рубашки, поправляя его на моей шее. – Ещё пару недель заживать будет.

– И ждать я должна здесь, я правильно поняла? – вырвалось у меня со смешком.

– Так будет безопаснее. – Он улыбнулся.

– Для тебя? – Я отвела его руку в сторону.

Игорь усмехнулся и твёрдо посмотрел мне в глаза.

– Для тебя, Оля. Так будет безопаснее для тебя.

– Я буду тебе мешать. – Я взмахнула рукой. – Вдруг ты захочешь привести какую-нибудь бабу для удовлетворения своих потребностей.

– Я не привожу баб домой, – отрезал он.

Я деланно удивилась:

– Да ну?

– Кроме тебя. – Лазарев сжал губы, показывая своё раздражение. – Но, если ты хочешь помочь мне с моими потребностями, я не против, – быстро добавил он.

– Сомневаюсь, что ты будешь в восторге от моих вкусов в этой области, – такой же скороговоркой ответила я.

– Я открыт для экспериментов, Сладкая, – Игорь улыбнулся, демонстрируя ровные зубы. – Тебя помыть сегодня?

– Спасибо, я теперь буду справляться сама, – нахмурившись, ответила я.

– А мне не поможешь? – окинув меня похотливым взглядом, ухмыльнулся Лазарев.

– Не маленький, сам справишься. – Я окинула взглядом бугры его мускулов. – Только оденься после ванны сразу, я не хочу созерцать твои богатства.

– Богатства? Сладкая, ты мне льстишь, – расхохотался он.

– Лазарев, не беси меня, – проворчала я, обходя его. – Я, между прочим, не передумала тебя убивать.

– Я не сомневаюсь, – со смешком парировал Игорь. – Что ты ищешь?

– Свой мобильник.

– Он в тумбочке. Зачем он тебе?

Я села на кровать и выдвинула ящик тумбочки. Могли ли знать наши бабушки, что через несколько десятков лет мы забудем, что такое телеграмма? Найдя нужный номер и игнорируя приветственную эсэмэску от российского оператора, я подняла глаза на Лазарева:

– Своему врачу позвоню, открою больничный, – быстро объяснила я, слушая гудки в телефоне.

– Значит, останешься? – с робкой надеждой уточнил хозяин дома.

– Останусь. Ты кормишь вкусно.

– Рад стараться, – услышала я из-за закрывающейся двери ванной комнаты.

Глава 8

Лазарь, наши дни

– И куда ты собралась? – вырвалось у меня, когда я застукал мою мстительницу за наведением марафета в ванной комнате.

Левая рука у неё дрогнула, и кисточка попала в глаз.

– Блин, Лазарев… – проскулила она, зажмурившись. – Довёл до слёз всё-таки, скотина.

Я хмыкнул, продолжая подпирать плечом дверной косяк. Ольга открыла глаза и смахнула слезу, ставшую чёрной от туши для ресниц. Бросив на меня полный ненависти взгляд, она оторвала бумажное полотенце и промокнула лицо.

– На вопрос ответишь? – с улыбкой спросил я, наблюдая, как она поправляла то, что, по всей видимости, было бесповоротно испорчено.

– В магазин поеду. Мне одежда нужна. И лак для ногтей, – последнее слово она растянула, складывая губки в форме буквы «О».

– Зачем женщины, когда красят ресницы, открывают рот? – Я ухмыльнулся и сложил руки на груди.

– Так ровнее получается, – раскрыла она девичий секрет.

Такой Ольга мне нравится больше. Острая на язычок и разговорчивая, с румяными щёчками и ненавязчивым ароматом роз. Я заметил, что её косметика пахнет цветами, когда раскладывал её на полочке в ванной. Чуть сладковатый запах настолько врезался мне в память, что я стырил у неё тюбик с помадой и теперь таскал его с собой везде, держа во внутреннем кармане пиджака.

Маниакальные повадки начали наклёвываться, ой, не к добру.

– На чём собралась ехать? – спросил я, искренне умиляясь её нехитрым манипуляциям.

– На своей машине.

– Я не думаю, что это хорошая идея. – Я снова ухмыльнулся, пока она застёгивала пуговицы моей рубашки, и, морщась от боли, завязывала длинные концы вокруг талии. – Я отвезу тебя.

– Ты слышал, что я сказала? – Ольга отвлеклась от своего отражения и обернулась ко мне, уперев левую руку в бок. – Я собираюсь на шопинг. Мужчины ненавидят магазины, – пояснила она так, словно я дебил.

– Ради тебя я вытерплю эту пытку, Сладкая. К тому же, – я кивнул на её плечо, – в примерочной тебе нужна будет помощь.

Она ничего не ответила, просто нахмурилась и убрала свои бабские ароматные штучки в шкафчик. Затем она расчесала волосы и сказала своему отражению:

– Стрижка тебе не помешает.

Комментировать это я не стал, а просто вышел из ванной и начал одеваться.

Через пятнадцать минут я пристегнул Ольгу ремнём безопасности на пассажирском сиденье, а сам сел на законное водительское место. Она закурила, даже не спросив разрешения; я же завёл машину и тронулся с подъездной дорожки, поглядев на гараж и подумав о том, что можно было бы начать его использовать по назначению. Для двух машин во дворе места мало.

Когда я искал себе жилище, я просмотрел сотню проектов; переговорил с десятком архитекторов и дизайнеров, пока не остановил свой выбор на доме в новом посёлке. Мне понравились вид, планировка, да и расстояние до города было небольшим, по питерским меркам. Город для проживания я тоже выбирал скрупулёзно: мне не хотелось жить в бешеном ритме, который присущ Москве, но и забираться куда-нибудь в глубинку тоже не привлекало.

Изначально я хотел приобрести квартиру, но потом подумал, что, может, когда-нибудь у меня будут жена и дети… Я не планирую, но и не исключаю такой возможности. Дом всё-таки лучше. Да и тишина по ночам способствует хорошему и полноценному сну. Я давно говорю Тимуру, чтобы он перебирался за город, может быть, это наконец-то решит его проблему с бессонницей.

Ольга не изъявляла особых пожеланий, поэтому я привёз её в Невский. Во-первых, там большой выбор магазинов, а это значит, что не придётся полдня колесить по городу, если ей понадобится что-нибудь специфическое. На моё счастье, она достаточно быстро обошла половину бутиков, до тех пор, пока не забрела в секцию, где продают деловые наряды. Я честно помогал ей застёгивать юбки, примерять пиджаки и радовался тому, что джинсы надел свободные.

– Бери это, – я кивнул на красно-оранжевое платье с рукавами в три четверти. – Тебе идёт.

– Слишком яркое, – сморщила носик Оля. – Я не ношу такие цвета.

– Зря. – Я цокнул языком и ещё раз прошёлся глазами по изгибам, которые прикрывала тонкая ткань. – Возьми. Правда, хорошо.

– Думаешь? – Сладкая покрутилась возле зеркала и бросила мне недоверчивый взгляд в отражении.

– Уверен.

С глубоким вдохом она разгладила ткань на животе и ещё раз пристально посмотрела на себя. Сложив губы уточкой, она тут же широко улыбнулась:

– Ладно, уговорил. Расстёгивай.

Я дёрнул молнию, и она плавно последовала вниз за моей рукой, оголяя бархатную спину, покрытую тонкой сеткой белёсых шрамов. Мне очень любопытно, откуда они взялись; но расспрашивать Ольгу я не горю желанием. Мой опыт подсказывал мне, что это следы от лезвия. Аккуратные, чётко выведенные и напоминающие какой-то рисунок. Только какой? Не могу разглядеть.

Огненная ткань соскользнула с плеч, и я помог Оле снять рукава. Платье осталось висеть на бёдрах, и мои руки сами потянулись к мягким округлостям Сладкой, чтобы раздеть её до конца. Присев на корточки, я стянул милую вещицу до лодыжек, и моя ненаглядная быстро переступила через ткань. Кончики пальцев пробежали по её стройным ножкам вверх, я следил за каждым её движением. До тех пор, пока не упёрся взглядом в два сочных полушария цвета слоновой кости. Прикусив её правую ягодицу, я улыбнулся, услышав недовольное шипение:

– Серьёзно, Лазарев? Ты укусил меня за задницу.

– У тебя милая филейная часть, Сладкая, – ответил я, поднимаясь.

– Боже, ты говоришь, как мясник. – Она потянулась к свои брюкам. – Филейная часть. Это отвратительно.

– У тебя есть особые пожелания? – хмыкнул я, вешая платье на вешалку. – Расскажи, как мне называть твою попу?

– Ты придурок! Тебе говорили об этом? – Она повернулась ко мне лицом, надевая штанину одной рукой.

– Может быть – попец? – продолжил развивать тему я. – У Сладкой сладкий попец. Или – пирожки. Какая начинка у твоих пирожков, Сладкая?

– Заткнись! – Она накрыла моё лицо ладонью и вытолкнула меня из примерочной, под мой громкий хохот.

На меня уставились продавщицы магазина, но я только махнул рукой, широко улыбаясь. Всунув голову обратно в кабинку, я выдал:

– Я не знал, что попы умеют краснеть.

– Зараза, – прорычала она, заливаясь алым румянцем до шеи.

Я не выдержал и снова расхохотался, подхватывая выбранные ею наряды. Закинув наряды на руку, я, посмеиваясь, направился к кассе. Пока я расплачивался, ловя восхищённые взгляды персонала, Сладкая нарисовалась за моей спиной с недовольным ворчанием:

– Ты совсем охренел? Я могу сама оплатить свою одежду.

– Я не сомневаюсь в этом, – хмыкнул я, вбивая в аппарат пин-код банковской карточки. – Но мне будет приятнее, если ты отработаешь.

В магазине повисла неловкая пауза. Продавщицы уставились на меня, потом перевели взгляд на Ольгу и снова на меня. В такой милой тишине я взял чек и пакеты, широко улыбнулся милой девушке, которая застыла за кассой, и повернулся к своей спутнице.

Медуза Горгона нервно бы курила в сторонке, потому что взгляд, которым одарила меня Ольга, мог не только превратить человека в камень, но ещё и заморозить экватор.

– Ты труп, Лазарев, – пообещала она.

– Обещания, обещания, – протянул я, поправляя прядку волос, которая упала на её раскрасневшееся лицо. – Пошли, Сладкая. Я уже утомился.

Я обошёл её, оставив наедине с продавщицами, которые наверняка подумали о ней бог знает что. С улыбкой, растянутой до ушей, я услышал свист, который вырвался из её лёгких, когда она вздохнула; и скрежет каблуков по каменному полу, когда она резко повернулась.

– Я задушу тебя во сне, – прошипела она, как королевская кобра, за моей спиной. – Нет, я лучше буду подсыпать тебе цианид следующие две недели, чтобы твоя рожа стала уродливой, волосы выпали, а зубы раскрошились. Я буду наблюдать, как ты медленно подыхаешь, и с радостью поглумлюсь над твоим телом, когда ты наконец-то…

– Злюка, – сказал я и обхватил её за талию свободной рукой.

Оля попыталась вырваться, но я вцепился в неё мёртвой хваткой и улыбнулся ещё шире, если такое вообще было возможно. Она упёрлась левой рукой мне в грудь, не давая приблизиться, но когда это меня останавливало? Наклонившись, я коснулся губами уголка её губ и шепнул в её мягкую, пахнущую розами, кожу:

– Ты очень красивая, когда злишься, Сладкая. – Чуть отклонившись, я заглянул в её лицо, на котором ещё бушевала ярость. – Тебе нужно нижнее бельё?

– Что? – Она хлопнула ресницами.

– Бельё нужно? – повторил я с ухмылкой. – Помогу примерить.

Оля прищурилась, продолжая упираться ладошкой в мою грудь. Так мы простояли несколько секунд, пока её рука не переместилась на моё плечо и не погладила мою руку под коротким рукавом рубашки. Я проследил за её движением, ощущая, как напряжение достигло критической болезненной точки.

– Сама справлюсь, – пробормотала она, продолжая поглаживать мой шрам от пулевого ранения. – Выпей пока кофе, я недолго.

Глаза у нее заволокло задумчивой дымкой, отчего они стали почти серыми. Оля убрала руку, и я отпустил её, ощущая прохладу в тех местах, где меня касалось её хрупкое тело. Молча она отвернулась и пошла, слегка хромая, дальше, а потом свернула в первый попавшийся отдел нижнего белья. Я же вздохнул и направился к лифту, чтобы спуститься в кофейню на первом этаже.

Ольга, наши дни

Это было плохой идеей.

Я подумала об этом в сотый раз, держа кисточку с чёрным лаком для ногтей в левой руке и прицеливаясь к своему мизинцу на правой ноге.

Это определённо было плохой идеей.

Промазав в очередной раз, я покрасила свои пальцы похожей на смолу жидкостью и вздохнула.

– Игорь! – рявкнула я, вытирая лак с кожи кусочком туалетной бумаги.

Как всегда, наполовину обнажённый Лазарев нарисовался в дверях ванной с широченной улыбкой:

– Да, Сладкая?

– Ногти умеешь красить? – спросила я, убирая кисточку в пузырёчек.

– Не уверен. – Он пожал плечами. – А что?

Я указала взглядом на свою ногу и пошевелила пальцами. Он проследил за моими движениями и приподнял брови.

– Давай, попробую. – Лазарев прошёл мимо меня и опустил крышку унитаза. – Садись. – Он кивнул мне на бортик ванной, а сам опустился на фаянсовый трон со своей привычной грацией.

Я протянула ему лак для ногтей и села, вытянув ногу.

– Инструкции? – Он пощекотал мою пятку кончиками пальцев.

– Встряхни. – Я кивнула на пузырёк, поморщившись. – И крась. Только тонким слоем, иначе сохнуть вечность будет.

Хмыкнув, Игорь закрутил крышку и хорошенько потряс мой новенький пузырёк, которых в моей коллекции, наверное, уже целая сотня. Открыв его заново, он поставил его на край раковины и вытащил кисточку.

– Лишнее по стенкам размажь, – уточнила я, видя, как большая жирная капля начала стекать вниз.

Он послушно выполнил моё указание и взял мою ногу левой рукой, подгибая мне пальцы. Я поддерживала равновесие, держась за край ванны, и старалась не морщиться от щекотки, которую вызывали его тёплые руки, ненароком касающиеся меня в чувствительных местах.

– Ты говорила, – нарушил тишину мой педикюрщик, когда приступил ко второй ноге, – что у тебя какие-то особенные вкусы. Что ты имела в виду? – не поднимая глаз, спросил он.

Я нахмурилась и поёрзала на бортике, думая о том, что ответить на это. Взвесив все «за» и «против», я решила сказать правду:

– Я не могу, когда ко мне прикасаются, – тихо ответила я, пристально разглядывая его сосредоточенное над моими чернеющими ногтями лицо. – Контроль. Мне нужен контроль.

– Из-за Ратмира?

Лазарев по-прежнему не смотрел на меня, и я на секунду подумала, что он… Боится посмотреть?

– Он делал тебе больно?

– Нет. Никогда, – отрезала я.

Игорь поднял голову.

– Ратмир любил меня.

Рука Лазарева зависла в воздухе между моими пальцами и пузырьком, стоящим на раковине.

– Я знаю, как это звучит. – Я невольно ухмыльнулась. – Но он никогда не делал мне больно. Для этого у него существовали специальные люди. – Я отвернулась и уставилась на шоколадную мозаику, которой была отделана одна из стен его ванной.

– У тебя шрамы на спине. – Игорь снова наклонился, и начал наносить второй слой лака. – Откуда они?

– Татуировка. Когда я сбежала в две тысячи седьмом, я начала делать татуировку. – Я поморщилась от щекотки, стараясь не двигать пальцами на ноге, чтобы не уничтожить старания Лазарева. – Ратмир приказал вырезать её. Сказал, что чернилу нет места на женском теле.

– А шрамы, следовательно, должны быть, – холодно констатировал Игорь, опуская мою ступню на пол.

– У него была своя логика. – Я повела здоровым плечом и почесала другое, которое периодически зудело. – А твоя спина? Кто вырезал на ней твоё имя? – Я невольно усмехнулась.

– Тимур. Мы поспорили, и я проиграл. – Игорь посмотрел на мои чёрные ногти и улыбнулся. – Принимай работу.

– Тебе надо переквалифицироваться, Лазарев. – Я подняла одну ногу, оттопырив пальцы. – У тебя талант красить ногти.

Он как-то странно фыркнул и поёжился:

– Я делал это в первый и, пожалуй, последний раз в жизни. Почему чёрный?

Я пожала плечами:

– Нравится. А какой надо?

– Не знаю. – Он поднялся и протянул мне руку. – Красный?

– Банально.

– Зато сексуально, – окинув меня взглядом с головы до ног, когда я встала, дёрнул меня за лямку пижамы. – Милая вещица.

– Я не люблю халаты. В пижамке уютнее. – Я глупо хихикнула, отводя его руку в сторону.

– В этом, – кивнув на полупрозрачные бежевые кружева, поднял брови Игорь, – уютнее? Может, тебе проще голой ходить?

Я нахмурилась. Он решил продолжить свою мысль:

– Серьёзно, если бы не лифчик, я бы видел твои соски.

– Серьёзно, ты их и так уже видел, – фыркнула я. – В моих сосках нет ничего особенного.

– Как сказать, – не отрывая взгляда от моей груди, протянул Игорь.

– Лицо у меня выше, – дёрнув его за колючий подбородок, я подняла его голову.

К тому моменту, как я поняла, что происходит, стало слишком поздно. Он стоял вплотную ко мне, поглаживая мне плечи. За обменом колкостями я не заметила, как его ладонь, которая помогла мне подняться, переместилась выше, я чувствовала её предательское тепло. Я не заметила, что его губы почти касались моего виска. Я не заметила, что другая его рука, которая минуту назад дёргала тонкую шёлковую бретельку на моей пижаме, сейчас лежала у меня на затылке, не давая отстраниться.

– У меня остался всего один вопрос, Оля, – вкрадчиво произнёс Лазарь, продолжая поглаживать мне руку, пробираясь пальцами выше, к плечу. – Ты не терпишь, когда к тебе прикасаются, – он наклонился ещё ниже, и его дыхание защекотало мне нос сладковатым запахом. – Но ты позволяешь это делать мне. Почему?

– Я… Я не знаю, – запинаясь, ответила я, не отрывая взгляда от голубой радужки с тёмно-серым ободком. – Зачем ты это делаешь?

– Я тоже не знаю, – выдохнул он, прижимаясь к моему рту губами.

Внутри меня что-то расплавилось, превращаясь в густую, горячую, тягучую массу в центре живота. Это тепло предательски начало пульсировать там, где я давно ощущала себя пустой и безжизненной. Лазарев прижался ко мне, и пульсация превратилась в болезненный зуд в том месте, куда упирался сквозь ткань джинсов его отчётливо твердеющий член. Чуть ниже пупка, там, где у других женщин скрывался центр всех плотских удовольствий.

Одной рукой он по-прежнему удерживал меня за затылок, зарываясь пальцами в волосы и не давая сдвинуться в сторону. Другая рука начала блуждать по моей руке, потом опустилась на талию, прижимая меня к нему всё сильнее. Я вцепилась в его плечи. Его кожа была мягкая и нежная, как и прикосновения.

Вы можете себе представить этот оксюморон? Прикосновения снайпера, наёмника и убийцы могут быть мягкими и нежными.

Язык Лазаря раздвинул мои губы и скользнул мне в рот медленным движением, вызывая дрожь во всех моих нервных окончаниях. Большой палец нажал какую-то точку на затылке, и я запрокинула голову, позволяя ему проникнуть ещё глубже. Я приглушённо застонала, когда он провёл кончиком языка по моему нёбу, а потом застонала громче, потому что он толкнул меня бёдрами, и теперь уже его рука, покоящаяся на моей талии, двинулась дальше, под пояс шёлковых брюк; а оттуда прямиком мне в трусики, которые я купила вместе с этой дурацкой пижамой сегодня днём, пока он пил кофе где-то на первом этаже торгового центра.

Он держал меня, не применяя силу, но твёрдо. Умом я понимала, что надо вырваться, хотя это было и невозможно; но у тела были свои планы на этот счёт. Когда его пальцы прикоснулись к моим ягодицам, скользнули между ними, а потом двинулись ниже, я начала издавать звуки, больше похожие на нытьё или скуление.

Лазарев по-прежнему не отрывался от моего рта, прикусывая и посасывая мой язык, а рукой тем временем пробрался туда, куда ему по определению пробираться не стоило. Но он всё-таки нащупал указательным пальцем мой клитор, накрыв всю промежность ладонью, и мягко надавил на него. Я вскрикнула прямо ему в рот и вонзила ногти в его плечи.

Он прихватил мои волосы и оттянул голову назад, чтобы видеть моё лицо. Я не знаю, что он прочитал в моих глазах; но на его лице появилась ставшая привычной для меня ухмылка. Его палец исчез с чувствительной точки, и я смогла вдохнуть, но потом сразу же весь воздух со скрипом вышибло из моих лёгких, потому что он медленно ввёл его в меня, проверяя, готова я или нет.

Лавина эмоций отразилась на его лице, когда он понял, что я не истекаю влагой; не пульсирую от его прикосновений; не жду, что он стащит с себя и меня одежду и вставит мне свой, определённо готовый для этого, член. Изумление, разочарование, обида промелькнули на его лице и приземлились в красивых глазах, когда он убрал руки и отпустил меня, подняв ладони. Ничего не говоря, он вышел из ванной. Я услышала стук входной двери и рокот мотора, а после визг шин на подъездной дорожке.

Когда все звуки стихли, я подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Румянец, который проступил на моих щеках, не исчез, как и болезненная пульсация в животе. Стоя в абсолютной тишине, я спустила брючки с трусиками, и посмотрела на длинный шрам, который остался внизу живота от гистерэктомии.

Контроль. Контроль на первом месте. Когда Ратмир захотел ребёнка, я сбежала и сделала всё, чтобы не допустить такой возможности. Для этого пришлось потратить почти все сбережения, пролежать в больнице два месяца и навсегда лишиться возможности иметь детей. Но удовольствие, которое я получила, увидев его лицо во время вердикта врачей, я не забуду никогда. После моего возвращения он старался изо всех сил, пыхтел надо мной как паровоз и после трёх лет «неудачных» попыток всё-таки решил провериться. Его эмоции грели мне душу, пока его охрана наказывала меня за то, что я с собой сделала.

Я улыбнулась, а потом хихикнула, а затем расхохоталась в голос, до слёз, до хрипоты.

Контроль. Контроль на первом месте. Окинув себя ещё раз взглядом, я облизала пальцы, прикоснулась к себе и завершила то, что Лазарев не успел закончить. Странно, что наёмник не знает, что такое – терпение. В моём списке это слово стоит вторым, после слова «контроль».

Лазарь, наши дни

Я летел по трассе со скоростью сто двадцать километров в час, с громко орущей музыкой и вихрем мыслей в голове. В салоне машины слабо пахло розами, и от этого запаха мне хотелось заскулить и биться головой о руль.

Член по-прежнему стоит. Стоит, мать его.

Мне тридцать шесть лет, я вполне привлекательный мужчина, женские трусики летят в мою сторону, стоит только мне подмигнуть. А у меня стоит на ту, которая даже не намокла, когда я к ней прикасался. Я грёбаный лузер.

– Предатель, – сказал я своему детородному органу, который в очередной раз дёрнулся при воспоминании о мягком бархатном теле, которое было в моих руках полчаса назад.

Под вопли «Rammstein» я доехал до Невского проспекта. Поставив авто на стоянку, я вылез из машины и пошёл к Тимуру, чтобы проветрить голову и влить в себя добрые пол-литра, без которых мне явно не обойтись.