Электронная библиотека » Диана Кирсанова » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 01:52


Автор книги: Диана Кирсанова


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

«Дан старт подземному размножению картошки!» – писала она в номер, и корректоры лежали на столах от смеха, а лысина редактора покрывалась крупными бисеринками пота.

– Мичурин из тебя не вышел, подруга, – говорил на следующий день шеф-редактор, закуривая очередную папиросу. – Ладно. Попробуй на собачках. В окрестностях города много бродячих псов появилось, есть даже случаи нападения на людей. Сделай проблемный материал.

Рита рыскала по подворотням, выискивала для фото на первую полосу особенно колоритных псов, больше похожих на волков-мутантов, дозванивалась до ветеринарной службы, тщательно записывала все, что ей там говорили, и… снова становилась посмешищем своего коллектива, начиная репортаж бодрой фразой:

«Если вам нанесла покус известная собака, то беспокоиться не стоит, а вот если неизвестная…»

– Деточка, вот уж не думала, что надо знакомиться с каждой собакой… – невинно округляя плутоватые глаза, удивлялась наша корректор, сорокапятилетняя плоскогрудая Алла, никогда не упускавшая случая выставить Риту круглой дурой – по той простой причине, что этой Мурашко было двадцать два года, а не сорок пять, за то, что у нее были красивые круглые колени, высокая грудь, маленький задорный носик и, несмотря на полноту, мужчины считали ее в общем-то вполне хорошенькой.

Все – кроме шефа. Наш шеф, тайный алкоголик и явный женоненавистник, как думала про него вся женская часть редакции, буквально на прошлой неделе вызвал Риту в свой кабинет и, не поздоровавшись и не предложив даже присесть, сказал буквально следующее:

– Еще одна такая выходка, моя дорогая, и я буду вынужден просить вас поискать себе другое место, где вы можете практиковаться. Причем желательно как можно дальше от средств массовой информации.

Но обо всем этом я узнал от Натки чуть позже, а пока, глядя на Ритины прыгающие губы и румяные щеки, на которых блестели дорожки слез, просто пожалел девчонку. В конце концов, все мы тоже не сразу стали рысаками, и моя журналистская юность тоже когда-то была украшена подобными нелепостями.

– Ей сейчас к шефу? – спросил я у Натки, подбородком указав на рыдающую Риту.

– Да. Сказал – немедленно выньте мне ее и положьте. Рыком рычал.

Толстушка заревела еще громче. Поток слез на глазах превращался в водопад и шуму от нее производил примерно столько же.

– Ладно, пошли. – Я встал сам и заставил подняться толстушку, которая немедленно стала смотреть на меня как на сошедшего с небес спасителя приговоренных к расстрелу практиканток. – Только одно условие: не реветь и молчать. От бабьих слез шеф сразу впадает в неистовство, а если ты еще и оправдываться начнешь… Тогда я вообще ни за что не ручаюсь.

Ну, в общем, я ее отмолил. «Под свою ответственность». Воспользовавшись личным обаянием, которого – чего уж тут скромничать и отворачиваться к стене, застенчиво ковыряя пальчиком известку, – у меня всегда полны закрома. Ну вот таким я уродился на свет – высоким-красивым-длинноногим-политически грамотным молодым человеком с искренней улыбкой во всю ширь и таким же искренним желанием, чтобы у всех все было хорошо.

– Ладно, зови ее, – откинулся на спинку своего огромного кресла шеф после того, как я завершил свою короткую речь призывом к «человечности» и к тому, что «не будем брать грех на душу и портить девочке карьеру».

Я открыл дверь приемной и поманил Риту пальцем.

Она вошла, ее колени заметно дрожали:

– Игорь Павлыч, можно?

– А-а-а, это вы! – съязвил шеф, но я видел, что он сделал это вполне добродушно. – Новоявленная целительница – куда там Джуне! Бывает же такое – тридцать лет молчал мужик, как рыба, а у тебя в статье вдруг ап! – и заговорил. Да это же сенсация! Знаешь, Мурашко, мы тут о тебе решили специальный репортаж на разворот сделать. «Известная целительница Маргарита Мурашко! Новое российское чудо! В перьях!» И подзаголовок: «Слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят!» Это я тебе рабочее название сказал, потом сократим.

Юмор у главреда был, как всегда, тяжеловесный и кондовый, но сообразительная Рита дипломатично улыбнулась одними уголками губ, одновременно опустив очи долу как бы в немом раскаянье и безусловном признании своей вины.

– Ладно, иди, – махнул рукой начальник. – Уволил бы тебя, к чертовой матери, давно руки чешутся – да Любшин вот, добрая душа, взял на поруки. Только никак понять не могу, зачем ему это понадобилось, не иначе как он в пацифисты подался. Но только учти, Мурашко, держу я тебя теперь уже до самого-самого первого предупреждения! Еще раз – и покатишься вниз по лестнице колбаской! Лично спущу!

– Спасибо, Игорь Павлыч… Я исправлюсь, Игорь Павлыч… Я все-все понимаю, Игорь Павлыч, честное слово…

Шеф снова махнул здоровенной ручищей и уткнулся в бумаги. Глубоко вздохнув и постаравшись выдохнуть как можно тише, Рита нащупала за спиной ручку, повернула ее и, пьяная от счастья, выскочила за дверь.

Я вышел следом.

– Ну что, Марго? Кстати, будем знакомы: меня зовут Стас. Можно просто так, без отчества.

– Ой, спасибо вам… то есть тебе… Спасибо вам, Стас, огромное! Катастрофически повезло! Простил! Оставил! Просто не верится!

– Здорово! Теперь тебе надо отыскать какой-нибудь особенный материал! Нет, ты просто обязана это сделать! Прямо сейчас же и беги, может, чего и нароешь. Типа – «Потомок Малевича нарисовал картину «Черный треугольник!» А? Как? Слабо?

Она выпучила на меня глаза, я слегка передразнил ее (не обидно), и вышел из «предбанника».

Она зачем-то последовала за мной.

Пришлось завести дурочку в свой кабинет и налить ей чашку крепкого кофе.

– Ну, что? Есть что рассказать?

– Нет… Я только хотела сказать спасибо…

– Мгкхм… Как журналист, я, конечно, хотя бы для поддержания профессиональной чести должен бы «разговорить» тебя любой ценой и повытаскивать на свет божий все скелеты из твоего шкафа. Но, наверное, я плохой журналист.

– Я тоже, – вдруг вырвалось у Риты. Чашка с кофе задрожала в ее руке, и девушка поспешно поставила ее на столик.

– Что ты – тоже?

– Я тоже плохой журналист. Очень, очень плохой. Наверное, мне вообще не стоит этим заниматься. Но я… но мне так нравится!

Я не удержался и приподнял брови. Я искренне удивился и теперь смотрел на Риту так, как будто она была восьмым чудом света.

– Да-а… Не часто приходится такое слышать от нашего брата. Журналисты всегда ругают друг друга, но себя самого каждый из них считает непогрешимым… А почему ты так строга к себе, а, Рита? Может, все же ошибаешься?

– Нет, – мрачно ответила она.

– Но почему?

– Потому!

– Это не ответ.

– Господи ты боже мой! Ну потому, что я глупая, понятно? Потому, что я совершаю идиотские ошибки! Потому, что не могу самостоятельно сделать ни одного стоящего сюжета!

– У каждого бывают неудачи. Не надо к ним так серьезно относится.

– Это не неудача. Я просто бездарна, вот и все.

Она отвернулась, пряча навернувшиеся на глаза слезы. В кабинете повисла тишина.

– Знаешь что? – наконец осторожно сказал я. – Я пока еще мало видел твоих работ и не могу судить со всей определенностью. Но мне кажется, ты ошибаешься.

– Ну и думайте себе на здоровье, – буркнула она, не поворачиваясь.

– Тебе просто не хватает самостоятельности. Поменьше слушай других и побольше прислушивайся к себе – вот мой совет. И еще… напрасно ты начинаешь профессиональную карьеру в незавидной роли «девочки на побегушках». Так никогда не научишься уважать себя. Тебе надо найти свою, настоящую, – понимаешь? – только одной тебе принадлежащую тему и разрабатывать ее, несмотря ни на что.

– Как это?

– Ну… Как бы это тебе объяснить… сидеть в редакции под теплым крылом начальства – дело, конечно, хорошее. И удобное. Но оно – бесперспективное. Ничего не дает ни уму, ни сердцу. А пробовала ли ты освободиться от всего этого – от страха быть непонятой начальством, от боязни не угодить публике, от шаблонных фраз, от заезженных приемов? Пробовала ли ты хотя бы на время бросить свою Москву и уехать далеко-далеко, пусть на время – допустим, в экспедицию, с настоящими, нормальными ребятами, истинными творцами своей биографии?

– Я не понимаю…

– Да ты только представь, Марго, – говорил я, все больше и больше воодушевляясь, – настоящий Русский Север, суровый край, первозданная природа… Ты когда-нибудь пробовала вступить в противоборство с холодным пронизывающим ветром, дождем, от которого не укроешься за зонтиком, с землей, которую тысячи лет покоряли, и до сих пор так и не смогли покорить настоящие мужчины? Ты когда-нибудь пила воду из ручья? А еду в котелке варить пробовала? А ездила в кузове открытого грузовика, и чтобы снег в лицо и радость от того, что ты все это испытала?

Теперь Рита смотрела на меня, но я глядел поверх ее головы, как будто видел там все, о чем рассказывал.

– Ты, поди, и по реке никогда не сплавлялась, – продолжал я, – по настоящей, широкой и полноводной реке, когда течение сильное, а глубина – изменчива и непредсказуема… По ней можно плыть целый день и не встретить ни одной живой души, кроме «расчесок» из ивняка и бревен, плывущих навстречу, и зеленоватых от мха берегов… А вокруг будет тихо – так тихо, как об этом можно только мечтать… Красота этих мест – не в ярких красках и сочных пейзажах, которыми славятся южные широты. Это строгая, неброская красота с ее озерами, горными речками, забытыми северными деревушками. Это такая редкая возможность побыть наедине с самим собой… вот о чем я посоветовал бы тебе написать. Там, на Севере, ты бы нашла столько тем, что тебе позавидовал бы самый прожженный волк от журналистики.

– А вы сами… бывали в этих местах?

– Много раз, – быстро солгал я. – Я был в трех, нет, в четырех экспедициях. И совсем скоро поеду в пятую. Геологи меня хорошо знают и охотно берут с собой. Я умею быть полезным.

– Я тоже хочу быть кому-то полезной, – прошептала Рита. И вдруг сказала с силой, вскинув на меня отчаянные глаза: – Знаете что? Возьмите меня с собой!

Я ничего не ответил ей на это, сделав вид, будто предложение показалось мне абсолютно неуместным.

А на самом деле… Куда только не уносит нас фантазия! А на самом деле я просто врал ей, врал, не имея другой цели, кроме как произвести на девочку наилучшее впечатление.

Я и сам был обычным кабинетным журналистом, месяцами не вылезающим из насквозь прокуренных редакций.

Я сам мечтал выбраться отсюда когда-нибудь и поехать в настоящую, большую, научную экспедицию с настоящими мужчинами, суровыми и честными.

Но все, о чем я говорил этой круглощекой студентке – бьющие в лицо ветра, северные реки, сопки и гейзеры, непроходимая топь болот и открытия, возможно, настоящие научные находки, скелеты мамонтов, динозавров, палеонтологические окаменелости, черт возьми! – все это было моей тайной и самой страстной мечтой.

Не ее я убеждал – себя!

Она еще раз внимательно посмотрела на меня и тихонько вышла из кабинета, даже не допив свой кофе.

С тем бы мне полагалось сразу же забыть о своей «спасенной» (потому что она была совсем, то есть абсолютно не в моем вкусе), но забыл я о ней не сразу.

Несколько дней кряду я буквально наталкивался на эту Мурашко в коридорах редакции, и она не просто расцветала навстречу мне улыбкой, но и загоралась поистине неземным сиянием. Этого своего обожания она не умела и не хотела скрывать, и, может быть, именно поэтому я очень быстро стал сторониться ее и вскоре постарался вообще вычеркнуть ее из памяти.

По счастью, если я сам хочу кого-то или что-то забыть, обычно мне это быстро удается.

* * *

– Вы меня вспомнили, – счастливо сказала пышка, когда я отсмеялся.

– Увы, да.

– Почему «увы»?

– Потому что мало я хороших перспектив вижу от возобновления нашего знакомства. Ради этого ты меня, я смотрю, даже посадить готова! Лет на десять, чтобы подольше на свидания ходить…

– Стасик…

– Молчи уж лучше!

Меня просто передернуло от этого «Стасик». Терпеть не могу, когда меня так называют. Почему-то на ум сразу приходит крик инженера Брунса из «12 стульев»: «Мусик! Готов гусик?!»

– Куда тебя везти, малахольная?

– К вам…

– Куда?!

Час от часу не легче! Однако до чего самоуверенные девицы бросаются нынче под колеса московских машин!

– К вам домой. Стасик, – вскинулась она, опережая мои возражения, – мне очень нужно с вами поговорить. Вам угрожает опасность. Я писала вам… вы получали мои письма?

– Не называй меня Стасиком и говори мне «ты», – машинально ответил я. – Какие еще письма?

– Значит, не получали. Я написала вам три письма. Я не могла сказать лично – ведь у меня нет номера вашего телефона… и в редакции я теперь тоже не бываю, ведь началась учеба…

– Стоп, а адрес ты мой откуда узнала?

– Я…

Она смутилась. Зачем-то поправила на голове берет, который после этого совсем съехал назад и набок, выпустив ей на лицо пряди густых светло-русых волос. – Я… я следила за вами. Еще тогда, летом…

– Следила! О господи!

– Да… Не подумайте ничего плохого…

Э-э нет, подумал я, речь-то как раз идет о чем-то «плохом». То, что тогда, летом, эта Мурашко пребывала по отношению ко мне в состоянии «втюрившись», – это я, конечно, подозревал. Но следить за мной! Да с какой целью?! Невольно в памяти возникла сцена из итальянского фильма: разъяренная матрона выслеживает отвергнувшего ее любовь мачо и с криком: «Так не доставайся же ты никому!» – выплескивает ему в лицо банку серной кислоты, и лицо это сползает с черепа, как пластилиновая маска… Бр-рр!

Невольно я провел рукой по своему лицу. Слава богу, оно еще цело. Гкм-х. Что ж, можно продолжить разговор.

– Так, значит, следила, и что?

– Я хотела все о вас знать. Где живете, с кем. Кто у вас бывает. Я видела всех ваших женщин. Я смотрела на них, чтобы узнать, какой надо быть, чтобы… чтобы заслужить ваше внимание.

– Хм! И что, пришла к какому-то выводу?

– Нет… Они все такие разные…

Что правда, то правда. Однообразие мне претит.

– Стасик, если можно, пожалуйста, поедем, – взмолилась она вдруг. – Мне так много нужно вам сообщить… Честное слово, вы не пожалеете. Это такой ужас! Вы мне еще спасибо скажете.

Рита говорила путано, но, что правда, то правда, весьма интригующе. Подчиняясь ее настойчивому, хотя и плаксивому тону, я завел машину.

И мы поехали. Ко мне.

* * *

Наверное, следует сказать, живу я в отдельной квартире в самом центре Москвы. Тверская, если быть точным, и уж это-то говорит само за себя.

Вопрос для клуба знатоков «Что? Где? Когда?»: «Как и за какие заслуги скромному журналисту, специализирующемуся на не самых крупных расследованиях, удалось обзавестись весьма приличной квартиркой на «золотой» улице российской столицы?»

Знатоки думают минуту, берут дополнительную минуту, потом берут музыкальную паузу – и в конце концов, махнув рукой, отвечают: «Журналисты, как известно, люди все насквозь продажные, вот с продаж-то указанный репортеришка и обзавелся шикарными апартаментами».

И попадают в «молоко»: во-первых, я, может быть, и рад бы так дорого продаться (и даже не один раз), да вот желающие меня приобрести покупатели в ряд не стоят – может, ждут сезонного снижения цен. А во-вторых, когда у человека есть Мамона – так, едва ли не с самого детства я называю свою мать, и ошибется тот, кто решит, будто я именую ее так без уважения, – и ее муж Вениамин Андреевич, то многие проблемы в жизни этого человека решаются сами собой.

Результат: один – ноль в пользу телезрителей…

Мамона работает смотрительницей зала итальянской живописи в Пушкинском музее, а мой отчим Вениамин Андреич трудится в том же музее экспертом-реставратором. Они встретились и полюбили друг друга лет пятнадцать назад – хотя, убей меня бог, я до сих пор не могу понять, что такие разные люди могли друг в друге найти. Но Вениамин Андреич, или просто дядя Веня, как я стал звать его совсем скоро, действительно очень любит мою мать. Иначе чем объяснить то, что отраженный свет этой любви долгие годы согревал мое детство и юность? Прекрасно помню, как дядя Веня любил выходить со мной из дома, на виду у всего двора горделиво поправляя на мне, тогда еще десятилетнем ребенке, шапочку или шарфик, или бегать со мной по осеннему лесу, кидаясь шишками и пригоршнями листьев. Но больше всего дядя Веня любил окунать меня в теплую ванну или мыть под душем. Есть даже фотография тех лет: я, сжавши пухленькие ножки, смешно зажмурившись, стою в ванной и верещу, потому что пена щекочет глаза и щеки…

– А ну-ка, не хнычь! – И отчим, заворачивая меня в большое махровое полотенце, бежит со мной в спальню, чтобы швырнуть меня, визжащего, на их с Мамоной большую расправленную постель.

И даже Мамона – всегда подтянутая, строгая, с поджатыми губами – не выдерживает и смеется, глядя на нас, на то, как мы возимся на ковре, словно большой пес с малым щенком, и хохочем, и ревниво делим машинки – азартно споря о том, кому должна достаться вот та – огромная, пожарная, с дистанционным управлением…

– Милая, у Вениамина не может быть своих детей, – подслушал я как-то раз разговор Мамоны с ее подругой, тоже смотрительницей Пушкинского музея, но только другого зала – импрессионистов. – Это самое большое горе в его жизни, он мне сам говорил… И когда делал предложение, так и сказал: «Я долго наблюдал за вами и вашим мальчиком, мне кажется, я смогу стать для него хорошим отцом…» Потому что, ты ведь знаешь, Тоня, я никогда бы не вышла замуж, если бы это могло повредить моему сыну… Сын для меня, – и она высоко подняла напудренный подбородок, – сын – это мое все!

Тут я позволил себе усмехнуться и отошел от двери, ведущей в кухню, где Мамона шепталась со своей подругой. В матушкиной родительской любви я нисколько не сомневался, но то, что, кроме меня, в ее жизни существовало еще кое-что, было для меня яснее ясного. Всю жизнь ее преследовало желание Казаться, Выглядеть, а главное – Быть интеллигентной женщиной.

Идеалам Интеллигентности (таким, какие они представлялись ее не слишком богатому воображению) Мамона свято следовала всю жизнь. Ее весьма скромное образование (восемь классов вечерней школы) лишало ее пропуска в лучшие дома Москвы, где читали Борхеса (в котором она ровном счетом ничего не понимала) и слушали Брамса (под которого она засыпала на второй минуте). Но, устроившись смотрителем в Русский музей, Мамона получила возможность не только ежедневно видеть лучших представителей Интеллигенции, но и со значительным видом смотреть на них сквозь стекла слегка приспущенных к носу очков.

– Скажите, это Ван Рейн? – робко спрашивал какой-нибудь изможденный библиотечной пылью доходяга, указывая на одну из картин.

И Мамона воспаряла к высотам своей кратковременной славы:

– Это Ван Дейк, – строго и слегка презрительно, произнесла она с таким видом, будто спутать кого-то с Ван Дейком – преступление, сравнимое разве что с гуманитарной катастрофой. – А Рейн – это река в Германии. Сходите в Географический музей, вам туда.

Очкарик пятился и растворялся в гулких залах музея, не решаясь возразить ей, что Ван Рейном звали также и Рембрандта, а Мамона усаживалась на свое место у входа с видом оскорбленной невинности и сурово поджимала губы.

Ее весьма большой гардероб состоял сплошь из строгих платьев с белыми воротничками и непременной камеей у ворота, деловых костюмов и кружевных блузок с ужасными жабо. На ее прикроватной тумбочке всегда лежал «Улисс» Джойса – она так и не смогла одолеть даже пары страниц, но гости, по нечаянности заглядывающие в спальню, прекрасно видели, что именно лежит у нее на тумбочке. С томным видом, высоко поднимая тщательно выщипанные бровки, Мамона заявила однажды нам с отчимом:

– Милые мои, никогда не стоит думать о смерти раньше, чем придет тому пора… Но коль случится мне усопнуть раньше вас, то вспомните мое последнее желание.

Вениамин Андреич тоже повел бровями, проявляя слегка фальшивую заинтересованность, а Мамона продолжила, усаживаясь за стол и принимая позу «Любительницы абсента» кисти Пабло Пикассо:

– Пусть на моих похоронах все время, пока будет длиться панихида и дорога до крематория, играет полонез Огинского…

– Не второй концерт Рахманинова? – уточнил дядя Веня, глядя на нее очень серьезными глазами, на дне которых резвились бесенята.

– О нет, – Мамона взмахнула кружевным манжетом, отвергая саму мысль о такой подмене. – Именно этот полонез. Он наполняет меня экспрессией, – (интересно, подумал я, знает ли Мамона, что такое экспрессия), – и чувствами. Под этот полонез в эмиграции стрелялись белые офицеры… Одним словом, на своих похоронах я хочу слышать именно Огинского.

– Сделаем, – пообещал я и получил в благодарность долгий взгляд ее глаз, мечтательно полуприкрытых веками.

При всех своих больше смешных, чем невыносимых недостатках Мамона всегда была хорошей хозяйкой. Она изумительно готовит (чаще всего по рецептам книги «Любимые блюда королей и императоров») и считает своим долгом непременно сопровождать каждый наш обед маленькой лекцией из этой же книги:

– Друзья мои, сегодня мы с вами будем есть пиццу. Знаете ли вы, что это за блюдо?

– Мамона, ну кто же в наше время не знает пиццу! – не выдерживал я.

– А знаете, как получилось, что такое, в общем-то, простое блюдо, как пицца, завоевало всю Европу? – на глазах оживляясь и не обращая внимания на мой выпад, говорила мать, раскладывая открытый пирог по тарелкам. – В тысяча семьсот семьдесят втором году, – она поднимала палец, – король обеих Сицилий Фердинанд Первый впервые тайно ночью посетил в Неаполе заведение местного пиццайоло Антонио Тесты.

– Почему тайно? – желая угодить ее желанию потрясти нас своей эрудицией, спрашивал дядя Веня, вспарывая ножом сырную корочку.

Мамона, которая ждала этого вопроса, воспаряла ввысь:

– Потому что пицца, которую тогда вовсю пекли на побережье, считалась блюдом простолюдинов и пробовать ее для короля было ниже его королевского достоинства! – Сдвинув на нос очки, она смотрела на нас со значением. – И Фердинанд, считавшийся большим гурманом, пришел от пиццы в восторг. Королевские повара быстро заполучили рецепты этого блюда, но прошло еще много лет, прежде чем пицца заняла свое место в королевском меню. А все дело было в том, что королева Сицилии наотрез отказывалась даже прикоснуться к «еде плебеев».

И, удовлетворенная тем, что пусть на короткое время, но она все же выступила в роли не просто смотрительницы, а целого экскурсовода, Мамона усаживалась на свое место и тоже брала в руку вилку, которую держала, изящно оттопырив мизинчик.

Она не жалела времени, чтобы разрезать свой кусок пиццы на тарелке кусочками сантиметр на сантиметр, а у меня не хватало духу сказать ей, что пиццу едят руками даже короли и королевы Сицилии. А Вениамин Андреевич, казалось, вообще не обращал внимания на то, кто как ест, ровно как и не придавал значение тому, как при этом выглядит со стороны он сам. Отчим поглощает пищу очень неаккуратно и всегда после обеда оказывается обсыпанным крошками, и Мамона напоминает ему о необходимости вытирать лоснящиеся губы салфеткой.

И одевается он, кстати сказать, тоже не всегда опрятно, рубашка имеет обыкновение выбиваться из брюк, а галстук, сколько он его ни завязывает виндзорским узлом, все время норовит уползти куда-то за ухо. Когда дядя Веня идет по улице, вряд ли кто узнает в этом сутуловатом и неуклюжем человеке одного из лучших реставраторов Москвы. У него всегда на редкость неприкаянный вид – и это тем более странно, что Мамона не щадит усилий, чтобы сделать из него Интеллигента не только по сути, но и по виду. Но это ей плохо удается.

Впрочем, я здорово отвлекся, а хотел-то всего-навсего рассказать о том, что, когда мне исполнилось двадцать три года, Мамона и дядя Веня сделали мне царский подарок. Они переехали жить в квартиру в Теплом Стане, в которой мы с матерью жили до ее замужества, а мне передали «из рук в руки» шикарные апартаменты на Тверской, принадлежавшие отчиму. Правда, шикарными их можно было назвать, только учитывая их месторасположение: доставшаяся мне квартира требовала ремонта и новой меблировки, но тут уж я постарался вовсю, и теперь, спустя два года, «хатка» моя выглядела как конфеточка.

Вот в эту «конфеточку» мне и пришлось сегодня привезти такую, с позволения сказать, «изюминку», как Рита. От усталости или от страха, но пышку заметно развезло за то время, пока мы добирались до места назначения. Она выглядела как-то враз обмякшей и осоловевшей, когда я помог ей вылезти из машины и повел вверх по широкой лестнице, слегка подталкивая ее в мягкое место.

– Спишь на ходу.

– Нет, я… устала просто. Сейчас умоюсь и приду в себя, вы не беспокойтесь, Стасик. Такой день утомительный.

Да уж, хмыкнул я про себя, что может быть утомительнее, чем бросаться под колеса идущей машины. Все-таки я не мог простить ей такой манеры напоминать о себе, пусть даже на подобное безумство пышку толкнула сама Любовь.

У меня дома она действительно приняла душ и частично выстирала, частично почистила свою одежду. Мне ничего не оставалось делать, как предложить Рите облачиться в мою пижаму.

И тут вдруг она стала выглядеть очень соблазнительно – есть такие девушки, особенно маленькие и полненькие, которым мужская пижама придает особое очарование и мягкость. Когда Рита в таком виде, с подвернутыми штанинами и рукавами, с мокрыми волосами и румяным лицом показалась на кухне, где я соображал нехитрый ужин, я невольно взглянул на нее с новым интересом:

– Чай, кофе? Или лучше потанцуем?

– Потанцуем? – Она очень медленно соображала. – Зачем?

– Нет, это я так. Шутка. Садись, сейчас я дам чай и пожевать. И рассказывай.

Даже после дня, полного событий, я не мог позволить себе набивать желудок без разбору всем подряд, что найдется в холодильнике, поэтому сподвигся на приготовление настоящих горячих бутербродов. И того времени, пока я возился с сыром, анчоусами, ветчиной, огурчиками и булочками, как раз хватило на то, чтобы выслушать Ритин рассказ – который, кстати сказать, оказался гораздо менее захватывающим, чем я ожидал.

* * *

Итак, все началось в тот день, когда Рита с подружкой, сидя в кафе, обменивались мнениями о только что просмотренной картине с кратким, но броским названием «Ведьма». Фильм не новый, снятый в середине восьмидесятых годов прошлого века, и это очень заметно. Сюжет похож на известную всем картину «Десять негритят»: компания молодых и не очень людей приезжает на какой-то заброшенный остров, о котором ходит дурная слава. В зеркалах и отражениях построенного на острове дома постоянно появляется ведьма – пожилая крашеная блондинка с нездоровым бледно-зеленым цветом лица и обильным макияжем. Ведьма убивает всех кого ни попадя, сюда же примешивается одно изнасилование и парочка историй про сумасшедших. В конце концов ведьма, в отчаянии от того, что маленький мальчик, который был главной целью всех ее разбойничьих выходок, никак не дается ей в руки, сама выбрасывается из окна.

– Одним словом, дурацкий, некрасивый, глуповатый, занудный и отвратительный фильм, – подвела итог Рита, когда мороженого в вазочках уже почти не оставалось.

– Да это просто шутка! Те, кто этот фильм снимал, сами не верили в историю, которую рассказывали. Поэтому все так и вышло неубедительно, – сказала Надя – так звали Ритину подругу.

И вдруг над их головами раздался незнакомый голос:

– Обе вы ошибаетесь.

Пораженные девицы посмотрели сперва друг на друга, затем на того, кто так бесцеремонно вмешался в их разговор. И глупенькая суеверная Рита чуть не закричала от страха: возле их столика стояла и смотрела на них горящими черными глазами горбатая старуха в черной хламиде и платке, по-пиратски повязанном поверх длинной пегой гривы. Голова у нее тряслась, а челюсть все время делала жевательные движения. Рукой в перчатке с обрезанными пальцами она опиралась на клюку, а пальцем другой руки в такой же перчатке неожиданно погрозила девушкам:

– Не говори того, чего не знаешь. Нечистая сила – страшная сила. Вот за тобой дьявол стоит, через плечо смотрит, человеку, которого любишь, бедою грозит. Вижу, вижу – черная попадья встала из-под земли, руки черные, ногти черные, вся в земле… руки тянет к нему… Будет, будет ему горе, если не опомнится. Черная попадья – она хитрая. И кошкой может обернуться, и женщиной, и куницей, а надо будет – и желтой змеей обовьется, жизнь заберет, тело в сырую землю утянет…

– Ну все ясно. Можешь не продолжать, – оборвал я Риту, которая, поджав ноги и обхватив руками колени, сидела на стуле чуть раскачиваясь и старательно подвывая, изображая манеру разговора страшной старухи. – Дальше она сказала, что на вас обеих порча, или там, я не знаю, прожженная в нескольких местах карма, предложила избавить от напасти в обмен на энную сумму денег. Глупая ты глупая, и ты попалась на такой дешевый развод! А еще журналистка! Могу только посоветовать тебе впредь почаще читать статьи на тему о мошенничестве. Много эта лжеведьмачка с вас денег содрала хоть, нет?

Рита покачала головой:

– Она нисколько не взяла. И она настоящая ведьма, без «лже». Потому что ведьмы и в самом деле существуют.

Я пожал плечами:

– Конечно, если считать, что ведьма – это женщина, которая может испортить тебе жизнь или стать причиной бед, разорений и болезней. Кстати, под эту категорию попадает каждая вторая жительница Земли! Да женщины и сами так друг друга все время называют – Ведьма. У некоторых взгляд бывает такой тяжелый, что поневоле содрогнешься, а уж язык! Как начнут молотить – уши вянут. Я вот как раз вчера соседке своей, злобной такой старушонке, нечаянно на ногу наступил – у машины столкнулись, так такого про себя наслушался! И косой я, и хромой, и кривой, и страшный, и вообще как это меня земля носит! И что? Если бы я всему, что она наговорила, поверил, то надо было мне пойти да сразу и повеситься.

– Это просто старая карга была, а никакая не ведьма, – отрезала Рита, которая с каждой минутой держалась все уверенней. – Стасик, вы не подумайте, что я вот прям такая вся суеверная, на всякую ерунду повестись готова. Ни цыганки, ни лохотронщики еще ничего от меня никогда не получали. Но эта была… настоящая ведьма!

– То есть?

– Стасик, вы только не думайте, что я шучу… Но она вынула из кармана вашу фотографии.

– Что-что?

– Да, ваши фотографии… и вы там были… мертвый.

– Что за бред!

– Да, да. Не смейтесь! – почти закричала Рита, когда я сделал (правда, весьма жалкую) попытку улыбнуться. – Это был такой ужас!

– Да ну, ерунда…

Внезапно сорвавшись с места, Рита бросилась в прихожую и, судя по звукам, стала шарить у себя в сумке. Вернувшись, бросила передо мной на стол несколько глянцевых листочков:

– Вот! Смотрите! Смотрите сами!

Вытерев руки о полотенце, которым подпоясывался вместо фартука, я взял в руки тоненькую пачку снимков. И – почти сразу присел на табурет, потому что мое состояние резко приблизилось к тому, про которое говорят: «…и ноги у него подкосились».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации