Текст книги "Игра по правилам"

Глава 4

В конце книжки было всего три телефонных номера, и все отмечены только инициалами. Одним из них с инициалами Н.Л. был телефон Николаев Лоудера. Я позвонил по двум другим – лондонским, но там никто не подошел.

Затем среди других страниц я нашел еще три номера. Два из них оказались ресторанами во всем вечернем великолепии. Записав их названия, я вспомнил, что в одном в последний раз обедал с Гревилом два-три месяца назад. Скорее всего это было двадцать пятого июля, так как телефон стоял напротив именно этой даты. Я помнил, что ресторан был индийским и мы ели невероятно острый кэрри.

Со вздохом перевернув несколько страниц, я позвонил по номеру, записанному второго сентября.

Номер был не лондонский, с ничего не говорящим мне кодом. Я слушал, как на другом конце шел вызов, и уже был готов положить трубку, когда к телефону наконец подошли и до меня донесся низкий голос с придыханием:

– Алло!

– Здравствуйте, – ответил я. – Я звоню от имени Гревила Фрэнклина.

– Кого?

– Гревила Фрэнклина, – медленно и отчетливо произнес я.

– Одну минуту.

Последовало долгое молчание, затем до меня донесся звонкий стук каблучков и, решительно взяв трубку, женщина заговорила высоким сердитым голосом.

– Какая дерзость! – сказала она. – Не смей больше звонить. Я не желаю слышать твое имя в этом доме.

Не успел я раскрыть рот, как она бросила трубку. Ошарашенно глядя на свой аппарат, я испытывал чувство, словно мне в рот влетела оса.

«Кто бы она ни была, – криво усмехнувшись, подумал я, – она вряд ли бы захотела послать цветы на похороны, хотя, может быть, и обрадовалась бы, узнав о его смерти». Я никак не представлял себе, чем Гревил мог вызвать такую бурную реакцию с ее стороны. Вся беда была в том, что я не знал его достаточно хорошо, чтобы сделать какое-нибудь достаточно правдоподобное предположение.

Где-то в душе радуясь тому, что в книжке больше не было телефонов, по которым я мог бы позвонить, я посмотрел на его немногочисленные записи больше из любопытства, чем в надежде найти что-нибудь для себя полезное.

Он отметил дни, когда его лошади принимали участие в соревнованиях, опять же инициалами. Д. Р. – Дазн Роузез – появлялись чаще других с неизменно следовавшими за ними цифрами, например, 300 при 8, что я принял за величину ставки при шансах на победу. Под этими цифрами стояли другие, в кружках, и, посмотрев в таблицы, я понял, что они означали, какой была лошадь на финише. Три последних выступления, против которых стояла обведенная кружком единица, вылились Гревилу соответственно в 500 при 14, 500 при 5, 1000 при б к 4. Шансы в планируемой субботней «пробежке» могли быть еще выше.

Вторая лошадь Гревила – Джемстоунз, фигурировавшая как "Д", состязалась шесть раз, победив лишь однажды, но ощутимо: 500 при 100 к 6.

Для владельца лошадей он был не слишком азартен. По моим подсчетам, общей чистой прибыли у него было больше, чем у многих других владельцев. Выигранные деньги, как я мог предположить, полностью окупали как содержание, так и стоимость самих лошадей, и в основном поэтому ему как бизнесмену нравилось их держать.

Я машинально продолжал листать книжку дальше и среди последних страниц, озаглавленных «Для заметок», увидел многочисленные каракули и какие-то цифры.

Подобные каракули многие рисовали, например, говоря по телефону: разные заштрихованные квадратики, зигзаги, крестики. На соседней странице было записано уравнение: CZ=Cxl, 7. Для Гревила здесь было все предельно ясно, мне же это ни о чем не говорило.

Перелистнув еще одну страницу, я увидел несколько номеров, подобные которым были записаны и у меня в записной книжке: паспорт, счет в банке, страховка. Ниже маленькими печатными буквами в столбик стояло лишь одно слово – Дерек. И я опять вздрогнул, увидев свое имя, написанное его рукой.

Глядя на расположение букв, я задумался, не использовал ли Гревил мое имя в качестве какой-то мнемоники, а может, оно ничего и не значило, так, каракули? Ответить на это не представлялось возможным. Вернувшись на несколько страниц, я увидел то, что уже попадалось мне на глаза, – надпись, едва заметно сделанная карандашом за день до его смерти. Но и во второй раз она говорила мне не больше, чем в первый.

«Конингин Битрикс?» – писал он. Два слова со знаком вопроса. «Кличка лошади? – наугад предположил я. – Может быть, он собирался ее купить?» Моя голова была склонна работать именно в этом направлении. Затем я подумал, что он мог написать сначала фамилию, как, например, Смит, Джейн; и, возможно, собирался встретиться с некой Битрикс Конингин в Ипсуиче.

Вернувшись к «лошадиной» версии, я позвонил своему тренеру Майло Шенди, который осведомился о моей лодыжке и попросил не тянуть с выздоровлением.

– Через пару недель я сяду в седло, – сказал я.

– Это уже кое-что. Поделай массаж. От одной только мысли мне стало больно. Я дал обещание, вовсе не собираясь его выполнять, и справился насчет Конингин Битрикс, назвав имя по буквам.

– Не знаю лошади с таким именем, но я могу выяснить утром. Я поинтересуюсь у Уэзерби, есть ли вообще такая кличка, и, если они скажут «да», значит, эта лошадь не заявлена на состязания.

– Огромное спасибо.

– Ерунда. Я слышал, у тебя умер брат. Вот несчастье.

– Да... А откуда ты знаешь?

– Мне сейчас звонил Николас Лоудер и рассказал про твою дилемму. Он хотел, чтобы я убедил тебя отдать ему Дазн Роузез.

– Вот идиотизм. Я имею в виду его звонок. Он усмехнулся.

– Я так ему и сказал. Я ответил, что мне это раз плюнуть, но он, кажется, меня не понял. В любом случае это ничего бы не решило. Жокеям не разрешается держать скаковых лошадей для соревнований. Даже если ты и предоставишь ему свою лошадь, все равно будет считаться, что она принадлежит тебе.

– Нет сомнений, что ты прав.

– Голову на отсечение.

– А Лоудер ведь играет в тотализатор, да? – спросил я. – И довольно активно...

– Я слышал, что да.

– Он сказал, что Дазн Роузез бежит в Йорке в субботу.

– В таком случае, может, мне поставить за тебя? Кроме запрета выставлять лошадей на состязания жокеям не разрешалось и делать ставки. Однако это всегда можно было обойти, например, при помощи верных друзей.

– Пока, пожалуй, не стоит, – ответил я. – Но в любом случае спасибо.

– А ты не против, если я на него поставлю?

– Что ж, пожалуйста. В том случае, если Уэзерби допустит его до состязаний.

– Да, загадочка, – отозвался он. – Приходи как-нибудь выпить по рюмочке, заглядывай вечерком.

Я пообещал ему заглянуть.

– И смотри, поосторожнее там.

Положив трубку, я улыбнулся его прощальной фразе. Жокеям платили вовсе не за осторожность. Для них это не было главным. Майло пришел бы в ужас, если бы я последовал его совету.

* * *

Утром Брэд отвез меня в банк, клиентом которого была компания «Саксони Фрэнклин», где я встретился с его менеджером. Молодой и энергичный, он говорил нарочито медленно, словно ожидая, пока его клиент сообразит. «Может быть, это он глядя на мои костыли?» – подумал я. Через пять минут он понял, что я не слабоумный. Затем он поведал мне, что Гревил взял в банке солидную сумму, и выразил надежду на то, что я расплачусь с банком.

– Полтора миллиона американских долларов наличными.

– Полтора миллиона долларов? – переспросил я, пытаясь не показывать, что от его сообщения у меня чуть не перехватило дыхание. – На что?

– На приобретение алмазов. За алмазы, купленные у «Ди-ти-си» – «Си-эс-о», обычно платят наличными, в американских долларах.

Для менеджеров банков, расположенных вокруг Хэттон-Гарден, похоже, это было не в диковинку.

– Он не занимается... не занимался алмазами, – возразил я.

– Он решил расширить сферу деятельности, и мы, естественно, предложили ему свои услуги. Ваш брат долгие годы был нашим клиентом и, к вашему сведению, честным и добросовестным бизнесменом. Мы ценим это. Мы несколько раз давали ему ссуды, и он всегда аккуратно расплачивался с нами точно в срок. – Он откашлялся. – Эта ссуда, взятая три месяца назад, должна быть погашена в течение пяти лет, и, поскольку она предоставлена компании, а не вашему брату лично, сроки, несмотря на его кончину, останутся неизменными.

– Да, понимаю, – сказал я.

– Насколько я понял из нашего вчерашнего разговора, вы намерены продолжать дело брата?

Вместо некоторой тревоги в его голосе мне слышалось облегчение. Но почему? Или я чего-то недопонимал?

– Вы располагаете какими-нибудь гарантиями?

– Соглашение. Мы дали ссуду под капитал «Саксони Фрэнклин».

– Все камни?

– Столько, сколько понадобится, чтобы рассчитаться с долгом. Но главной гарантией всегда были честность и деловые качества вашего брата.

– Я не специалист по камням, – сказал я, – так что, вероятно, продам компанию после утверждения завещания.

Он безмятежно кивнул.

– Возможно, это правильное решение. Мы рассчитываем, что «Саксони Фрэнклин» расплатится с долгом в срок, но мы не против переговоров с ее покупателями.

Он дал мне подписать кое-какие бумаги и попросил у меня образцы моей подписи, чтобы я мог ставить свое имя на чеках «Саксони Фрэнклин». Не спросив о моем опыте как бизнесмена, он пожелал мне удачи.

Я поднялся на свои костыли и пожал ему руку, думая о том, чего так и не сказал.

Не сказал я ему о том, что я жокей, отчего весь Хэттон-Гарден мог бы запаниковать. И я не сказал ему, что, если Гревил и купил алмазов на полтора миллиона долларов, я понятия не имел, где они.

* * *

– Алмазы? – переспросила Аннет. – Но я же говорила вам, что алмазами мы не занимаемся.

– Менеджер банка уверяет, что Гревил недавно приобрел некоторое количество. Где-то в «Ди-ти-си» – «Си-эс-о».

– Центральное торговое объединение? Это «Де Бирс». «Ди-ти-си» – их компания по продаже алмазов. Нет, нет. – Она встревоженно посмотрела мне в лицо. – Не может быть. Он ничего об этом не говорил.

– А скажите, за последние три месяца спрос увеличился?

– Как обычно, – кивнув, ответила она. – Бизнес всегда разрастается. Мистер Фрэнклин неизменно возвращается из своих поездок с новыми камнями. Красивыми камнями, так как не может устоять. Наиболее интересные экземпляры он продает ювелиру, который имеет магазины в таких местах, как Найтсбридж и Бонд-стрит. Это великолепная бижутерия, но камни настоящие. Многие украшения просто уникальны, выполнены с одним-единственным камнем. Это человек с большим именем. Некоторые его произведения ценятся на уровне Фаберже.

– Кто это?

– Просперо Дженкс, – ответила она, ожидая с моей стороны хоть какого-то намека на благоговение.

Я о нем и не слышал, но все-таки кивнул.

– А не вставляет ли он в свои украшения бриллианты?

– Да, иногда. Но он покупает их не у «Саксони Фрэнклин».

Мы были в кабинете Гревила, и я сидел в его вертящемся кресле за необъятным столом, а Аннет раскладывала собранные накануне в кучу бумаги по ящикам и папкам, где они лежали раньше.

– Как вы думаете, Гревил не стал бы хранить бриллианты в этом помещении? – спросил я.

– Разумеется, нет. – Мой вопрос шокировал ее. – Он всегда был очень щепетилен в вопросах безопасности.

– Значит, тот, кто сюда ворвался, не мог рассчитывать найти здесь что-нибудь ценное?

Сдвинув брови, она на секунду застыла с пачкой бумаг в руке.

– Странно, не правда ли? Они вряд ли ожидали наткнуться на какую-нибудь ценность в конторе, если бы понимали что-то в ювелирном деле. А если они в этом не разбирались, то почему выбрали именно этот офис?

Та же молчаливая реакция вместо ответа. Джун с не по годам развитой материнской заботой принесла уже знакомый стул, чтобы я мог положить на него ногу. Поблагодарив ее, я спросил, была ли в компьютере подробная информация о количестве и цене всех шлифованных камней компании.

– Ну конечно же, – удивленно ответила она. – Даты и количества поступлений, даты и количества продажи. Цены закупочные и цены продажные, прибыль, налоги – все, что хотите. Компьютер может сообщить вам о том, что у нас есть, стоимость, что идет хорошо и что – плохо, что лежит здесь, лишь занимая место, уже года два и больше, правда, такого у нас не много.

– И о камнях, хранящихся в сейфе?

– Разумеется.

– Но алмазов там нет?..

– Нет, алмазами мы не занимаемся. Она подарила мне ослепительную улыбку и быстро удалилась, успев на ходу сказать, что предрож-дественское оживление не спадает и за сутки их просто забросали заказами по факсу.

– А кто занимается заказами? – спросил я Аннет.

– Обычными – я. Джун информирует меня о том, что нам нужно. Гранеными камнями и чем-то неординарным занимался сам мистер Фрэнклин.

Она продолжала раскладывать бумаги с некоторым безразличием, так как ее ответственность распространялась лишь на рабочий день. Она была в той же, что и накануне, юбке угольного цвета, но на сей раз в сочетании с черным свитером, наверно, из уважения к Гревилу. Далеко не худая, но и не полная, с красивыми ногами в черных колготках, она производила впечатление обеспеченной, следящей за собой женщины средних лет. Я не представлял себе ее бодрой и веселой, как Джун, даже в молодости.

Меня интересовало, не могла бы Аннет заняться страховкой компании, и она ответила, что возобновила ее сразу после случившегося. Я недоверчиво прочел условия и позвонил в страховую компанию, поинтересовавшись, не увеличил ли мой брат сумму страхования? Не увеличивал ли он ее с тем, чтобы покрыть стоимость алмазов в полтора миллиона долларов? Нет, не увеличивал, но разговор об этом был. Страховая премия показалась ему слишком высокой, и он не согласился. Голос в трубке объяснил, что премия была высокой оттого, что камни часто находились в перевозке, а в этом всегда была немалая доля риска. В компании не знали, решил ли в конце концов мистер Фрэнклин купить алмазы, так как три-четыре месяца назад дело было лишь в стадии наведения справок. Кратко поблагодарив, я положил трубку.

Тут же вновь зазвонил телефон, и, словно в оправдание молчаливого ожидания Аннет, я подошел к нему.

– Алло?

В трубке раздался мужской голос:

– Это мистер Фрэнклин? Я бы хотел поговорить с мистером Фрэнклином.

– Э... э... Не могу ли я вам чем-то помочь? Я его брат.

– Да, возможно, – ответил он. – Я из Вест-Лондонского полицейского суда. Ваш брат должен был быть здесь уже двадцать минут назад. Он никогда не опаздывал. Не могли бы вы сказать, когда его ждать?

– Одну минуту.

Закрыв рукой трубку, я передал Аннет только что услышанное. С округлившимися от ужаса глазами она стала жестами раскаиваться в своей забывчивости.

– Сегодня же его день. Он ходит в суд через вторник. У меня вылетело из головы.

Вернувшись к телефону, я объяснил ситуацию.

– Ой-ой-ой! Как же вы меня огорчили. – Он действительно казался огорченным, но и несколько раздраженным. – Было бы неплохо с вашей стороны предупредить меня заранее. Сейчас совсем нет времени искать замену.

– Понимаю, – поддакнул я, – но дело в том, что в выходные кто-то ворвался в офис. Еженедельник брата с указанными в нем деловыми встречами украден, и мы, по сути дела, не можем никого оповестить.

– Как же все неудачно складывается.

Это прозвучало несколько неуместно с его стороны. «Вот для покойного Гревила все сложилось действительно неудачно», – подумал я. Однако момент для черного юмора был, пожалуй, не совсем подходящий.

– Если у моего брата были среди судей близкие друзья, – сказал я, – я бы очень хотел, чтобы они мне сюда позвонили. Не могли бы вы им передать?

– Конечно, я передам. – Он немного помедлил. – Мистер Фрэнклин был в лицензионной комиссии. Вы хотите, чтобы я сообщил председателю?

– Да, будьте любезны. Всем, кому можно. Он попрощался таким тоном, будто тяжесть свалилась ему на плечи, а я со вздохом сказал Аннет, что нам стоило бы поскорее известить о его смерти всех остальных, заметив, что компания будет функционировать как обычно.

– А как насчет прессы? – поинтересовалась она. – Может быть, опубликовать это в «Тайме» и еще где-нибудь?

– Хорошая мысль. Вы можете взять на себя ее осуществление?

Она ответила, что может, и, прежде чем позвонить в редакции, показала мне кусок написанного ею текста: «Неожиданно в результате несчастного случая скончался Гревил Саксони Фрэнклин, сын...» Она оставила пустое место после слова «сын», которое я сам заполнил, дописав «...покойного полковника и миссис Майлз Фрэнклин». Затем я изменил «брат Дерека» на «брат Сьюзан, Миранды и Дерека» и в самом конце добавил: «Кремация состоится в пятницу, в Ипсуиче».

– А вы не представляете, что он мог делать в Ипсуиче? – спросил я Аннет. Она покачала головой.

– Я ни разу не слышала, чтобы он упоминал это название. Правда, он вообще никогда не говорил со мной ни о чем, что не касалось работы. – Она помолчала. – Не то чтобы отличался скрытностью, но о своей личной жизни он никогда не рассказывал. – Она вновь помолчала. – Он никогда не рассказывал и о вас.

Я вспомнил, что после всех наших с ним встреч я, несмотря на его словоохотливость, практически ничего о нем не узнал, и прекрасно понял, что она имеет в виду.

– Он часто повторял, что самое надежное средство безопасности – держать язык за зубами, – продолжала она. – И просил нас не особо болтать о нашей работе с совершенно незнакомыми людьми, и мы все понимали, что он прав, хотя мы и не храним здесь драгоценные камни. Все ювелиры просто зациклены на безопасности, a diamantaires вообще сумасшедшие на этой почве.

– Что за diamantaires? – спросил я.

– Не что, а кто, – ответила она. – Это торговцы неотшлифованными алмазами. Они их режут, шлифуют и продают ювелирам. Мистер Фрэнклин всегда утверждал, что алмазы – особая статья в отличие от других драгоценных камней. В восьмидесятых сначала поднялся невероятный алмазный бум, за которым последовало резкое падение цен на алмазы. В результате многие diamantaires потеряли свои состояния и обанкротились, а мистер Фрэнклин часто отмечал, что только ненормальный может так перенапрягаться. – Она помолчала. – Вы не могли не слышать о том, что творилось в вашей округе, где на каждом шагу ювелирная компания. В барах и ресторанах об этом только и говорили. Так что я не сомневаюсь, что менеджер банка что-то напутал. Мистер Фрэнклин никогда бы не стал покупать алмазы.

«Если Гревил не покупал алмазов, – думал я, – то куда же, черт возьми, он дел полтора миллиона долларов наличными?»

Купил алмазы. Что же еще? Или деньги по-прежнему спрятаны где-нибудь в укромном месте? Деньги или алмазы на соответствующую сумму. Лежат себе где-то незастрахованные, и если у моего не в меру скрытного, чрезмерно заботившегося о безопасности брата была карта «острова сокровищ» с отмеченным на ней крестиком заветным местом, то я ее еще не нашел. Но я боялся, что скорее всего все это сгинуло вместе с ним под строительными лесами. Если так, то все имущество его фирмы будет конфисковано банком, а это Гревилу понравилось бы меньше всего.

В этом случае большая часть того, что он мне завещал, исчезла бы, как утренний туман.

«Он должен был оставаться верным своим принципам, – угрюмо думал я, – и не связываться с алмазами».

Вновь зазвонил стоявший на столе телефон, и на этот раз к нему подошла находившаяся рядом с ним Аннет.

– "Саксони Фрэнклин", чем можем быть вам полезны? – спросила она и выслушала, что ей ответили. – Нет, к сожалению, вам не удастся поговорить с мистером Фрэнклином лично. Простите, с кем я разговариваю? Мне очень жаль, миссис Уильяме, но мы вынуждены сообщить вам, что мистер Фрэнклин скончался в результате несчастного случая в минувшие выходные. Однако наша компания продолжает функционировать. Чем мы можем быть вам полезны?

В некотором недоумении она, немного послушав, спросила:

– Вы меня слышите? Миссис Уильяме, вы меня слушаете?

Но ей, похоже, не отвечали, и через несколько секунд Аннет, нахмурившись, отошла от телефона.

– Там положили трубку.

– Насколько я понимаю, вы не знаете, кто такая миссис Уильяме.

– Нет, – она немного помялась, – но, похоже, она звонила и вчера. Я, кажется, сказала ей, как и всем остальным, что мистера Фрэнклина не будет на работе целый день. Вчера я не спросила, как ее зовут. Но у нее незабываемый голос.

– Как это?

– Граненое стекло, – коротко ответила она. – Как у мистера Фрэнклина, но ярче выраженный. Похожий на ваш немного.

Я удивился. Сама она говорила, как я решил, на английском без каких-либо отличительных черт, хотя считал, что любая речь обладает своей спецификой. Мне показалось довольно странным, что миссис Уильяме с «граненостеклянным» голосом, молча выслушав про несчастный случай, не поинтересовалась, где, как и когда он произошел.

Аннет ушла к себе в комнату разбирать прессу, а я, достав из кармана записную книжку Гревила, попытался дозвониться по телефонам, где накануне никто не отвечал. Два номера, записанные в конце книжки, оказались телефонами букмекера и парикмахера. Оба выразили сожаление в связи с утратой своего клиента, правда, букмекер несколько меньше из-за привычки Гревила выигрывать.

Лодыжка сильно болела – результат, не побоюсь назвать, общей депрессии вместе с усталостью мышц. Депрессию я испытывал оттого, что все принятые мною до сих пор решения были вполне обычными, но придет момент, когда я могу наделать катастрофических ошибок из-за своего невежества. Я никогда прежде не занимался финансовыми операциями, если не считать моего счета в банке. И единственным знакомым мне «бизнесом» была подготовка лошадей, да и то лишь по наблюдениям, а не по собственному опыту. Но с лошадьми я, по крайней мере, знал, что к чему: там я мог отличить шпинель от рубина. В мире Гревила меня могли облапошить так, что я даже и не понял бы, и мог с треском проиграть еще до того, как узнал бы основные правила игры.

По обе стороны от меня простирался огромный черный стол Гревила, широкий проем для ног был справа и слева ограничен двойными тумбами с ящиками, они словно подпирали стол, как четыре колонны. В основном в них теперь лежало то, что было до взлома, и я начал бесцельно рыться в ближайшем ящике слева, слабо надеясь найти нечто такое, что упустил, или нечто важное, требующее каких-либо действий.

Вместо этого я первым делом наткнулся на игрушки: маленькие черные безделушки, убранные со стола и теперь рядами теснившиеся в ящике. Там был и счетчик Гейгера и множество калькуляторов. Я взял какую-то черную штуковину размером с книжку в мягкой обложке и, с любопытством повертев в руках, так и не понял, каково было ее предназначение.

– Это электрический измеритель, – сказала Джун, влетая в кабинет с кипой бумаг в руках. – Хотите посмотреть, как он действует?

Я кивнул, и она положила его плашмя на стол.

– Сейчас он вам покажет, какое расстояние от стола до потолка, – пояснила она, нажимая кнопки. – Вот, пожалуйста: семь футов и пять с половиной дюймов. Теперь в метрах, – она нажала другую кнопку. – Два метра и двадцать шесть сантиметров.

– Вообще-то мне совсем неинтересно, сколько здесь до потолка, – сказал я. Она рассмеялась.

– Если вы прижмете его к стене, он покажет расстояние до противоположной стены. В одно мгновение, как вы сами убедились, и не надо возиться с сантиметрами. Мистер Фрэнклин купил его, когда решил перепланировать помещения склада. Он рассчитывал, сколько нам понадобится коврового покрытия, сколько краски для стен. Эта штучка все посчитала.

– Вам нравятся компьютеры, да? – спросил я.

– Я просто обожаю их. Всех форм и размеров. Она посмотрела в открытый ящик.

– Мистер Фрэнклин всегда покупал малюсенькие приспособления. – Она вытащила что-то размером с колоду карт в сером кожаном чехольчике и положила себе на ладонь. – Эта крохотная безделушка – справочник туриста. В нем есть телефонные номера заказа такси, авиабилетов, турбюро, службы информации о погоде, посольств, «Америкэн экспресс». – Радостно нажимая кнопочки, она все показывала мне. – Это американская штуковина. В ней есть даже телевизионные каналы и радиочастоты около сотни городов в Штатах, включая Ту-сон в Аризоне, где ежегодно в феврале открывается крупнейшая ярмарка самоцветов. Она поможет вам и в пятидесяти других городах разных стран, таких, как Тель-Авив, Гонконг и Тайбэй, куда постоянно ездил мистер Фрэнклин. – Положив справочник, она взяла что-то еще. – А эта круглая диковина – что-то вроде телескопа, показывает, на каком расстоянии вы находитесь от разных предметов. Для тех, кто играет в гольф. Мистер Фрэнклин объяснял, что она измеряет расстояние до флажка и с ее помощью легко выбрать нужную клюшку.

– Он часто играл в гольф? – спросил я, глядя в телескоп длиной меньше четырех дюймов и рассматривая в нем шкалу, где от нижней отметки «Green»[1]1
  Зеленый (англ.).


[Закрыть] вверх были обозначены расстояния в ярдах – от двухсот до сорока. – Он как-то особо не говорил об этом.

– Я думаю, он иногда играл по выходным, – с сомнением в голосе ответила Джун. – Совместите слово «Green» с самой зеленой отметкой – флажок ведь, кажется, всегда высотой в восемь футов – и верхушка флажка укажет на шкале расстояние. Он говорил, что это очень удобно для дилетантов вроде него. Он говорил: «Никогда не бойся промахнуться, после того как сделал свой лучший удар». – Она слегка погрустнела. – Когда он покупал эти штучки, то всегда показывал их мне, так как знал, что мне они тоже нравятся.

Поискав платок, она, не извиняясь, вытерла глаза.

– А откуда он все это брал?

– В основном выписывал по каталогам. Я был несколько удивлен. Почтовые заказы по каталогам как-то не сочетались с моим представлением о Гревиле, но вскоре я понял, что ошибался.

– Не хотели бы вы посмотреть наш новый каталог? – спросила Джун и успела вылететь в дверь и вернуться, прежде чем я вспомнил, видел ли я старый, и решил, что нет.

– Только что из типографии, – сказала она. – Я как раз их распаковывала.

Я стал листать глянцевые листы журнала объемом в пятьдесят страниц, глядя на естественные яркие цвета уже увиденных мною на складе прелестей и множество других, еще более редких. Амулетики, сердечки, колечки, бабочки – казалось, не было предела разнообразию украшений.

– Сколько же всякого барахла, – пробормотал я. Услышав такой пренебрежительный тон, Джун тут же встала на их защиту, точно наседка, охранявшая своих цыплят.

– Не все могут позволить себе бриллианты, – резко возразила она, – а эти вещи очень красивы, и мы продаем их тысячами. Они расходятся в сотни престижных магазинов и универмагов, и я часто вижу, как люди покупают эти необычные украшения, которые здесь представлены. И, несмотря на то что они не в вашем вкусе, многим они нравятся.

– Простите, – сказал я. Она немного успокоилась.

– Это, видимо, непозволительно с моей стороны так с вами разговаривать, – неуверенно произнесла она, – но вы не мистер Фрэнклин... – Она замолчала, нахмурившись.

– Все в порядке, – ответил я. – Я и мистер Фрэнклин, и не мистер Фрэнклин – я понимаю, что вы хотите сказать.

– Элфи говорит, – медленно начала она, – что есть жокей Дерек Фрэнклин, выступающий в состязаниях по стипль-чезу. – Она вновь посмотрела на мою ногу, словно начиная догадываться. – Он раз стал чемпионом и всегда был в десятке лучших.

Это... вы?

– Да, – скромно признался я.

– Мне нужно было у вас узнать, – продолжила она. – Но никому не хотелось спрашивать.

– Почему?

– Аннет считает, что вы не можете быть жокеем. Вы слишком высокий. Она сказала, что мистер Фрэнклин никогда об этом не говорил. Аннет знала лишь то, что у него есть брат, с которым он видится несколько раз в году, и не собиралась верить Элфи, потому что ей казалось это невероятным. – Она помолчала. – Элфи сказал об этом вчера после вашего ухода. Потом он сказал... они все сказали... что не понимают, как жокей может возглавить такую компанию. Если вы действительно жокей. Им хотелось, чтобы это оказалось не так, и поэтому не хотелось спрашивать.

– Передайте Элфи и всем остальным, что, если этот жокей не возглавит компанию, они могут распрощаться с работой и оказаться на улице еще до конца недели.

Джун смотрела на меня своими широко раскрытыми голубыми глазами.

– Вы говорите точно так же, как мистер Фрэнклин!

– И не стоит упоминать о моей профессии клиентам, чтобы я не получил аналогичный вотум недоверия.

Судя по губам, у нее чуть было не вырвалось что-то вроде удивленного восклицания. Стремительно выскользнув из комнаты, она тут же вернулась в сопровождении остальных, по лицам которых можно было понять, что у них появились новые опасения.

Среди них не было ни одного вожака. Вот досада.

– У вас такой вид, будто корабль тонет, а спасательная шлюпка дала течь, – начал я. – Да, мы лишились капитана, и, я согласен, наше положение не из легких. Моя профессия – лошади, а не бизнес. Но, как я уже говорил вчера, компания будет благополучно существовать. Как бы там ни было, я постараюсь об этом позаботиться. Так что, если вы будете нормально работать и клиенты не разочаруются, вам же лучше, потому что, если мы прорвемся, всех вас ждет премия. Да, я не похож на своего брата, но я и не такой уж дурак и учусь всему новому довольно быстро. Давайте же продолжать выполнять заказы и... не вешайте носа.

– Мы, собственно, не сомневаемся в ваших способностях... – кротко возразила Лили, персонаж Шарлотты Бронте.

– Нет, сомневаемся, – перебил ее Джейсон. Он смотрел на меня чуть ли не с усмешкой, немного скривив губы. – Подскажите нам, кто выиграет ближайшие скачки?

Я наблюдал за этим дешевым показным гонором в сочетании с рыжей шевелюрой. Он принял меня за легкую добычу.

– Когда вы лично сможете оседлать лошадь, тогда и будете усмехаться. А пока хотите работайте, хотите уходите – дело ваше.

Последовало молчание. На лице Элфи было что-то похожее на улыбку. Джейсон насупился. Аннет глубоко вздохнула, а глаза Джун светились от смеха.

Они все безмолвно удалились, и трудно было судить, удалось ли мне их успокоить. У меня в ушах все еще звучал мой собственный голос, и я уныло думал, насколько сказанные мной слова «я не дурак» соответствовали действительности. Пока не найдутся алмазы или я не потеряю надежду их найти, компания во что бы то ни стало должна держаться на плаву. «Так что все – к помпе!» – решил я.

– Похоже, ваше «внушение» подействовало, – вернувшись, осторожно сказала Джун.

– Хорошо.

– Элфи промыл мозги Джейсону, и тот остается.

– Так.

– Чем я могу помочь?

Взглянув на живое лицо Джун, светлые ресницы и едва заметные брови, я понял, что без ее помощи мероприятие по спасению компании просто не состоится. Она была в курсе дел больше, чем компьютер. Она знала больше Аннет.

– Сколько вы здесь работаете? – спросил я.

– Три года. Я пришла сюда сразу после школы. Можете не спрашивать, нравится ли мне работа, – я ее просто обожаю. Так чем я могу помочь?

– Взгляните, нет ли в памяти компьютера хоть какого-нибудь упоминания об алмазах, – попросил я.