Текст книги "Манипулятор. Глава 041"

– А че, ты себе не хочешь сделать карточку постоянного покупателя!? – удивленно замедлился Сергей и отстал от меня на несколько шагов.

– Не, не хочу… – полуобернулся я и продолжил идти к машине.

– Да она бесплатная, паспорт показываешь, и тебе ее делают! Там, на входе…

– У меня нет с собой паспорта… – продолжал не спеша идти к машине я, оборачива-ясь на ходу лишь для очередного ответа.

– Ааа… ну в следующий раз сделаешь! – все настаивал Сергей.

– Не, не буду ее делать…

– Почему?

– Я знаю, что она мне не пригодится…

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю, что я сюда ездить не буду… – сказал я, обошел машину к пассажирской двери, остановился там, посмотрел на напарника лукавым взглядом.

– Ну откуда ты вот знаешь? – немного даже стал злиться Сергей, нажал кнопку на брелоке, сигнализация квакнула.

– Нечего тут делать… – распахнул я дверь. – А «Хайнц» я не ем!

В субботу 25 ноября я сидел днем в своей комнате на диване в раздумьях, когда в дверном проеме нарисовался отец. Он замер там, опершись плечом о дверной косяк, дер-жа руки в карманах спортивных штанов и внимательно уставившись на меня.

– Знаешь, я че думаю!? – выпалил я, томимый желанием поделиться с отцом своими мыслями.

– Не знаю… – произнес тот ровным тоном, подался вперед, вошел в комнату, сел в кресло и положил руки на подлокотники. – Скажи…

– Я вот подумал, если мою квартиру продать… сейчас или когда достроится через год, то можно в Москве на окраине или сразу за МКАДом купить однокомнатную кварти-ру… там примерно одни деньги получаются… ну, может, придется еще немного добавить! Но, немного… – сказал я, распалившись еще сильнее мыслью о переезде.

Отец молчал. Его лицо будто окаменело, не двигался ни один мускул. Отец замер, упершись локтями в ближний ко мне подлокотник кресла, смотрел на меня немигающим взглядом, наконец, произнес: «Но там же и моя часть денег…»

– Ну да! Они ж никуда и не деваются… Я заработаю и верну тебе долг, да и все…

– И какую ж сумму ты планируешь мне вернуть? – отец цепко схватил меня взгля-дом.

– Да я не знаю… – растерялся я. – Ну… твои там триста… но, было же подорожа-ние… Я не знаю, как правильно определить сумму…

Я развел бессильно руками. Щекотливый момент, который ранее озвучил Сергей, настал – момент определения моего долга отцу за квартиру. Я думал о нем раньше, но так и не смог найти решения. Для моего мозга ситуация оказалась патовой. Если считать, что отец дал деньги мне просто в долг, то я должен был ему исходные триста тысяч рублей и все. Если считать, что он на свои деньги купил часть квартиры, вложив их, то мой долг необходимо было исчислять по текущей стоимости квадратного метра, тогда сумма долга становилась свыше пятисот пятидесяти тысяч рублей. В первом случае я обкрадывал отца, во втором, вешал ярмо повышенного долга на себя. Моя мораль напряглась и заискрила от напряжения, не находя решения. Я понимал, что никак не должен навредить отцу, поэто-му ущемить его права, означало поступить плохо по отношению к собственному родите-лю. Такое в принципе не укладывалось в моей голове. Оставался второй, финансово пло-хой для меня вариант – вернуть долг отцу по текущему курсу. Мое обостренное чувство справедливости завопило – несправедливо! Это было правдой – мы с отцом не обговари-вали никаких условий по его деньгам, я просто предложил купить квартиру, он согласил-ся. Но, если выбирать между ущербом отцу или всего лишь дополнительной финансовой нагрузкой на себя, я начинал склоняться ко второму. Ущерб отцу я видел в том, что не хо-тел и не мог его использовать. Я не использовал людей в принципе. Тем более отца, само-го близкого наряду с матерью мне человека. Опять же, я понимал, что при текущих дохо-дах в фирме, удвоившуюся сумму долга я выплачу не напрягаясь за год. А то и быстрее. В моей голове все более-менее прояснилось, выбор предстоял между свинским решением и просто финансово обременительным. Я понял, что выбора нет. И смирился. Я не хотел бы, чтоб перед таким выбором оказался кто-либо вообще, но раз оказался я… я не принял этот выбор, просто смирился с ним, как с безвыходной данностью.

– Но ведь квартира подорожала…? – вкрадчиво уточнил отец.

– Да, подорожала… – кивнул я.

– Значит, и моя доля подорожала…? – сделал отец следующий шаг.

– Ну… да… – произнес я, напрягшись. Тон отца меня задел. Я хорошо чувствовал эту неспешную вкрадчивость интонации. Так загоняют в угол жулика, обрезая ему отходы в попытке обдурить.

– А раз так, то верни мне мою долю, а потом продавай квартиру и езжай, куда хочешь… – произнес отец, сцепив зло зубы, так, что заиграли желваки скул и похолодел взгляд. Так смотрят на врага. Меня обдало волной злобы и негатива, налетевшей от отца. Во мне что-то смутно догадалось о неявном.

– Подожди… ты хочешь сказать, что считаешь, что я могу продать квартиру и сва-лить в Москву с твоими деньгами??? – насторожился я, посмотрев на отца уже в свою оче-редь внимательным взглядом.

– Ну… – не отводя глаз, ушел тот от прямого ответа. – Ты деньги верни и все.

– Не… стоп… – мои подозрения лишь усилились. – Давай разберемся…

Отец молчал, я принялся докапываться до источника его слов.

– Я просто сижу и вслух при тебе размышляю, что неплохо было бы таким образом перебраться в Москву… и все… – улыбнулся я, холодея по позвоночнику от нехороших до-гадок. – Ты что, серьезно считаешь, что я могу втихаря продать квартиру и своровать твои деньги?

Отец молчал, продолжал смотреть на меня уже не так уверенно – твердость в его глазах подернулась растерянностью. Я припер отца к стенке.

– Если б я хотел это сделать, я бы не стал здесь сейчас при тебе все это рассказы-вать… Я бы просто это сделал… Ты это понимаешь…? – продолжал наседать я.

– Понимаю… – сказал отец, продолжая держаться жестко. Его глаза светились холо-дом. И это меня поразило. Я вдруг почувствовал глубокую, скрытую ненависть отца. На-ружу вышла именно она – давно копившаяся в самом дальнем закоулке сознания и теперь выплеснувшаяся неудобно и вдруг, но было уже поздно. Отец не хотел отступать. Мы оба пошли на принцип.

– А зачем ты мне такое говоришь? – я сглотнул, волнуясь, меня мелко начало тряс-ти. – Зачем ты выкручиваешь ситуацию так, будто я хочу тебя обмануть? Ты что, правда считаешь, что я способен на такое? Забрать твои деньги и смыться?

Отец молчал. Я чувствовал в его чертах едва уловимую нерешительность, но глаза по-прежнему светились жесткой злобой. От такого молчания обозлился сильнее и я. Отец думал обо мне гнусно. Я решил выяснить вопрос до конца, во что бы то ни стало.

– Ты что, правда считаешь, что я способен тебя обмануть!? – сказал я громче и мед-леннее, разделяя четко слова.

Отец молчал. Он колебался в какой-то одному ему ведомой точке.

– Я тебя спрашиваю – ты считаешь, я способен на это!!??? – давил я.

– Да! Я так считаю! – произнес жестко отец, не моргнув глазом, лишь кашлянув по-сле фразы, скрывая волнение.

Во мне что-то оборвалось. Я ошарашено застыл, просто смотря на отца. Следую-щие несколько секунд мой мозг адаптировался к новой реальности, в которой отец подо-зревал меня, своего сына, в потенциальном воровстве.

– Да как так…!??? – недоуменно, ощущая сюрреализм ситуации, сказал я. – Я ж ни-чего не сделал…! Как можно подозревать человека в том, чего он не сделал и даже не пы-тался делать!??? С чего ты вдруг решил!??? Я что, когда-нибудь у кого-нибудь что-то украл!??? Я у тебя когда-нибудь что-то украл!???

Отец молчал, лишь уперто смотрел на меня растерянным немигающим взглядом.

– Я спрашиваю – я у тебя когда-нибудь что-нибудь украл!??? – меня начало трясти сильнее. – Хоть что-нибудь!??? Хоть копейку!???

– Нет, – сглотнул громко отец, продолжая подпирать подбородок руками.

– А раз – нет, то с чего ты решил, что я это сделаю!??? С чего!??? Ты мне скажи! Откуда это у тебя в голове вообще родилось!??? – трясло меня.

Отец молчал. Ему нечего было сказать. И мне было нечего. Я, разрядившись разом эмоционально, ощутил в себе стремительно разрастающуюся пустоту, безразличие и разо-чарование. К этим чувствам добавилась брезгливость. Я, будучи еще на взводе, вдруг ощутил, что случилось что-то гадкое и неприятное, что-то по-настоящему нехорошее. Меня бил озноб, внутри все рушилось.

– Как тебе такое в голову-то могло прийти? – устало выдавил из себя я, смотря с растущим отвращением в пустые глаза отца. Я вдруг заметил, что он смотрит на меня каким-то неживым взглядом.

– Вот что… – собрался с мыслями я, тяжело выдохнул. – Раз ты так про меня дума-ешь, то я верну тебе долг по текущим ценам на квартиру… Я не смогу весь его отдать сра-зу, буду отдавать по мере возможности, пока не рассчитаюсь полностью… И все! Никаких дел мы с тобой больше иметь общих не будем! Если ты считаешь, что я такое говно и спо-собен обокрасть родного отца, то это твое право! Но это не так… Я тебе вот, что называет-ся, положа руку на сердце, сейчас говорю – я никогда не замышлял подобное, и у меня да-же близко в мыслях этого не было. Мне очень обидно слышать такое от собственного от-ца. Я даже представить не мог, что ты можешь так про меня подумать. Я отдают тебе долг, и мы расходимся, договорились?

– Договорились, – произнес отец сухо.

Я долю секунды всматривался в его лицо, в надежде, что хоть где-то мелькнет ми-зерная толика сожаления о сказанном, промелькнет чувство стыда, появится невысказан-ное желание повернуть все вспять и забрать свои слова обратно. Нет. Ничего. Лицо отца оставалось сухим, жестким и безжизненным. Я понял, что он не разочаровался в сказан-ном наговоре на меня. Отец мне не верил.

– Договорились, – хлопнул отец ладонью по подлокотнику кресла и выпрямился в полный рост. – Ну, значит, я неправильно тебя понял.

«Ну, значит, я зря в тебя плюнул», – так я услышал последнюю фразу отца, произ-несенную без извинения, без раскаяния и сожаления. Просто констатация факта. Мне ста-ло горько, обидно и противно. Я отвернулся к окну. Отец вышел.

В жизни каждого человека бывают разные важные события и поворотные точки. Это обвинение отца в мой адрес и наш с ним сопутствующий разговор явились для меня таким важным моментом. Он сказался на наших с ним отношениях навсегда. Та самая ма-ленькая трещина, которую, как я не пытался залатать, заклеить, забыть, только увеличива-лась в последствие между нами со временем, повлияв на исход самым коренным образом. Я думал о словах отца много и долго. Последующие дни думал едва ли не круглосуточно – внутри меня все кипело и возмущалось. Я выгорел за месяц, более-менее успокоившись к концу года. Работа спасала, сторонние мысли в рабочее время отходили на второй план, давая отдых моему самоедству. Я прокручивал свое поведение по отношению к отцу с разных сторон, будто под микроскопом, пытаясь узреть те признаки или поступки, из-за которых отец мог сложить обо мне такое мнение. Я не находил ничего. Нигде и никогда я не давал повода ему усомниться в моей честности. Да, мы часто спорили и даже ругались, но либо по личным, либо по рабочим вопросам. У нас никогда не было ни единого разно-гласия по вопросам денег. Я же совершенно спокойно до покупки квартиры хранил свою половину заработанных денег на счету отца в банке и даже не думал о том, что над ними висит хоть малейшая угроза. Почему отец не принял такой факт во внимание? Ведь всег-да, до нашего объединения с Сергеем, да и после, общие деньги были под надзором отца. Я лишь просил их у него на необходимое и развлечения. И все. Отчего же отец решил, что теперь над его частью денег нависла угроза? В конце концов, если он так опасался за свои деньги, то мог бы настоять на оформлении своей доли в покупке квартиры на себя. Это было возможно. Почему отец не сделал так? Мы избежали бы столь ужасного выяснения отношений. Теперь уже ничего поправить было нельзя. Да все это глупости и чушь – по-иск ответов на непонятные вопросы, самокопание и самобичевание. Спросить любого – мог бы твой отец назвать тебя будущим вором, без какого либо факта лишь только на ос-новании своих собственных домыслов? Большинству даже вопрос не понравится. Связь отца и сына, сына и матери – вот две опоры, на которых держится будущее всего рода. Отец со свойственной ему жесткостью подрубил одну из них. Вторую уничтожала мать. К каше мыслей в голове добавилась новая проблема. Последние дни ноября я пребывал в постоянной задумчивости. От нервов разнылся желудок, а от болей в желудке я стал более нервным. Восстановился замкнутый круг, который я попытался хотя бы ослабить несколь-кими стаканами виски с колой, наведавшись пару раз в «Чистое небо». В первый вечер, выйдя из клуба, я подсел к Вадику. Время перевалило за полночь, Вадик скучал около ма-шины один. Мы поздоровались и сели греться в салон. Прежде чем поехать, мы проболта-ли с полчаса о жизни. Вадик впервые рассказал о себе. Все мы думаем, что наши пробле-мы самые сильные, а у остальных так, ерунда. Жизнь Вадика тоже не оказалась медом. Ему уже перевалило слегка за тридцать. Жил он с родителями-пенсионерами и старшим братом в трехкомнатной квартире и перебивался случайными заработками на своей маши-не без желания устроиться на какую-либо работу. Брат, тридцати шести лет от роду, вел схожий образ жизни. Оба были не женаты. Перспектив никаких и ни в чем. Я и раньше за-давался вопросом – на что он надеется, как собирается устраивать свою жизнь? Ведь воз-раст приближался к середине ее активной части. Видимо Вадик бессознательно уповал на что-то свыше, и Судьба над ним сжалилась – та девушка, что сидела с ним в машине в прошлый раз, прилипла к Вадику крепко, имея самые серьезные намере́ния. Лет ей было восемнадцать, но девушка была из той породы людей, что в ранние годы выглядят взрос-лее и серьезнее. Я слушал Вадика, видел его волнение и радость и искренне радовался за приятеля. В сущности ведь Вадик был неплохим малым, просто совсем без амбиций.

Во второй вечер я вышел из «Чистого неба» пораньше, около одиннадцати. Марш-рутки еще ходили, а Вадика на привычном месте не оказалось. Я сел в первую же нужную на единственное свободное место – спиной к водителю, «газель» тронулась. Я так не лю-бил этот ближний к водителю ряд кресел из трех сидений, что практически никогда туда не садился. Редко-редко когда я устраивался на одно из них и то, обычно на то, что сразу за водительским местом, у окна. В тот раз я сидел на самом неудобном месте, ближнем к сдвижной двери. Я приготовился к тому, что на каждой остановке мимо меня будут сно-вать все входящие и заходящие, просить постоянно передать деньги за проезд и всячески беспокоить. «Газель» тронулась, до следующей остановки можно было отдохнуть от суе-ты, я погрузился в раздумья. Светофор. Красный. Стоим. Зеленый. Проехали крупный пе-рекресток и притормозили перед остановкой, сразу за ним. Остановка занята – маршрутки и автобусы, что впереди, еще не отъехали от нее. Стали ждать. Между нашей «газелью» и тротуаром оказалось много места, легко поместилась бы еще одна, и она подъехала, норо-вя подсунуться к остановке раньше нас. Обе «газели», почти поравнявшись, наша чуть впереди на метр, замерли в ожидании свободного места. Я машинально повернул голову влево и бросил взгляд сквозь открытое окно двери в направлении маршрутки-конкурента. Взгляд сквозь такое же открытое окно проник в ее салон, упав на два ближних к окну си-дения. На них сидела Наташа с молодым человеком. Мой и ее взгляд встретились. Наташа держала парня под руку, лицо ее было счастливо. Девушка сжимала его руку так, как сжи-мают, если парень нравится – не формально, а с чувством. Странно, но я практически не почувствовал укол самолюбия, кивнул Наташе, она, растерявшись, кивнула мне. Моя маршрутка тут же шмыгнула вперед первой, разъединив наши с Наташей взгляды. Мой мозг заработал на удивление спокойно. Я глянул на номер задней маршрутки. «Едут тоже в мой район, значит, он живет недалеко от ее торговой точки, скорее всего, заходил туда положить деньги на счет или что-нибудь купить по мелочи… народу там проходит за день куча… там они и познакомились… он стал захаживать регулярно, ей понравился…» – поду-мал я, не став развивать мысль дальше, все было ясно, как белый день. Я ухмыльнулся, не то, что бы горько, а от понимания того, что в жизни все устроено намного проще, чем об этом думаешь. И в который раз, но уже осознанно я утвердился в мысли, что все, что ни делается – к лучшему.