Текст книги "Скорость"

Глава 21

Сидя в кресле-качалке, но не качаясь, Ральф Коттл рассказал, что живет в полуразвалившемся коттедже у реки. Две комнаты плюс крыльцо с видом на эту самую реку. Коттедж построили в 1930-х годах, и с тех пор он медленно, но верно превращался в лачугу.

Давным-давно люди, построившие коттедж, приезжали в него, только когда им хотелось порыбачить. Никакого электричества. Удобства во дворе. Вода – только из реки.

– Я думаю, эти люди сбегали туда от своих жен, – сказал Коттл. – Это место им было нужно для того, чтобы спокойно напиться. И сейчас оно используется по тому же назначению.

Камин служил источником тепла и для разогрева пищи. Питался Коттл в основном консервами.

Когда-то у участка, на котором стоял коттедж, был конкретный хозяин. Теперь участок принадлежал округу – возможно, его забрали у прежнего хозяина за неуплату налогов. Обычно с управлением принадлежащей государству землей дела обстоят плохо. И этот участок не был исключением. Ни чиновники, ни лесники ни разу не побеспокоили Ральфа Коттла с тех самых пор, как одиннадцать лет назад он прибрался в коттедже, расстелил спальник и поселился там.

Соседей поблизости не было. Коттедж стоял в уединенном месте, что Коттла очень даже устраивало.

До 3:45 прошлой ночи, когда его разбудил гость в натянутой на лицо лыжной шапочке с прорезями для глаз. Вот тут Коттл пожалел о том, что до ближайшего соседа даже не докричаться.

Коттл заснул, не погасив масляную лампу, при свете которой читал вестерны и спиртным загонял себя в сон. Но хотя лампа и горела, он не смог запомнить какие-либо важные приметы убийцы. Не смог даже прикинуть его рост и вес.

Он заявил, что в голосе безумца не было ничего особенного.

Билли предположил, что Коттл знал больше, но боялся сказать. Тревога, которая читалась в его выцветших синих глазах, была такой же неприкрытой, как тот ужас, который, по его словам, испытывала запечатленная на фотографии женщина, потом лишившаяся лица.

Судя по длине пальцев Коттла и костям запястий, в свое время он мог дать сдачи. Но теперь, по его собственному признанию, стал слабаком, не только эмоционально и морально, но и физически.

Тем не менее Билли наклонился к нему и вновь попытался переманить на свою сторону.

– Поддержите меня с обращением в полицию. Помогите мне…

– Я не могу помочь даже себе, мистер Уайлс.

– Но когда-то вы знали как.

– Не хочу вспоминать.

– Вспоминать – что?

– Ничего. Я же сказал вам… я – слабак.

– Похоже, вам хочется им быть.

Подняв бутылку к губам, Коттл сухо улыбнулся и, прежде чем выпить, сказал:

– Разве вы не слышали… «кроткие наследуют землю»?[11]11
  Псалом 36:11.


[Закрыть]

– Если вы не хотите сделать это для себя, сделайте для меня.

Облизав губы, потрескавшиеся от солнца, Коттл спросил:

– С какой стати?

– Кроткие не стоят, наблюдая, как кто-то уничтожает другого человека. Кротость – это не трусость. Большая разница.

– Оскорблениями вы не побудите меня к сотрудничеству. Меня оскорбить нельзя. Мне все равно. Я знаю, что я – ничто, и меня это вполне устраивает.

– Тем, что вы пришли сюда, чтобы исполнить его приказ, вы не гарантируете себе безопасность в собственном коттедже.

Коттл навернул крышку на горлышко.

– Я в большей безопасности, чем вы.

– Отнюдь. Вы – свободный конец веревочки. Послушайте, полиция защитит вас.

Сухой смешок сорвался с губ бродяги.

– Вот почему вы так стремитесь прибежать к ним: ради защиты?

Билли промолчал.

А Коттл, которому молчание Билли, похоже, прибавило смелости, продолжил, и в голосе его явственно слышалось самодовольство:

– Как и я, вы – ничто, только еще не знаете об этом. Вы – ничто, я – ничто, мы все – ничто, и что касается меня, если этот псих оставит меня в покое, пусть делает что хочет и с кем хочет, поскольку он – тоже ничто.

Наблюдая, как Коттл отвернул с горлышка бутылки крышку, которую только что навернул, Билли спросил:

– А если я сброшу вас с крыльца и пинками выгоню со своего участка? Он звонит мне иногда, чтобы пощекотать нервы. Когда позвонит в следующий раз, я скажу ему, что вы – пьяница, не можете связать двух слов и я ничего не понял из того, что вы мне сказали.

Загорелое и красное от многолетнего пьянства лицо Коттла не побледнело, но легкая улыбка самодовольства, оставшаяся на лице после его тирады, исчезла. Коттл принялся извиняться:

– Мистер Уайлс, сэр, пожалуйста, не обижайтесь. Я не контролирую слова, которые вылетают из моего рта, как не могу контролировать виски, которое в него вливается.

– Он хотел, чтобы вы рассказали мне о лице в банке, не так ли?

– Да, сэр.

– Почему?

– Не знаю. Он не консультировался со мной, сэр. Просто велел сказать вам то-то и то-то, и я здесь, потому что хочу жить.

– Почему?

– Сэр?

– Посмотрите на меня, Ральф.

Коттл встретился с ним взглядом.

– Почему вы хотите жить? – спросил Билли.

Вопрос этот определенно затронул какую-то струну в душе Коттла, словно он никогда им не задавался. Он отвел глаза, схватился за бутылку виски уже не одной, а двумя руками.

– Почему вы хотите жить? – настаивал Билли.

– А что еще делать? – Избегая взгляда Билли, Коттл поднял бутылку обеими руками, словно чашу. – Я хочу выпить еще капельку, – он словно спрашивал разрешения.

– Валяйте.

Коттл сделал маленький глоток, потом еще один.

– Выродок велел вам рассказать мне о лице в банке, потому что хочет, чтобы этот образ отпечатался у меня в голове.

– Если вы так считаете.

– Речь идет об устрашении, о том, чтобы заставить меня понервничать.

– Вы нервничаете?

Вместо того чтобы ответить, Билли спросил:

– Что еще он велел мне сказать?

Словно переходя к делу, Коттл навернул крышку на горлышко и на этот раз убрал плоскую бутылку в карман пиджака.

– У вас будет пять минут на принятие решения.

– Какого решения?

– Снимите часы и положите их на ограждение крыльца.

– Зачем?

– Чтобы отсчитать пять минут.

– Я могу отсчитывать их, оставив часы на запястье.

– Положив часы на ограждение, вы положите начало отсчету.

Лес на севере оставался тенистым и прохладным даже в жаркий день. Зеленая лужайка, золотистая трава, несколько раскидистых дубов, потом пара домов ниже по склону и на востоке. С запада проходило шоссе, за которым тянулись поля с редкими рощами.

– Он наблюдает за нами? – спросил Билли.

– Пообещал наблюдать, мистер Уайлс.

– Откуда?

– Не знаю, сэр. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, снимите часы и положите на ограждение.

– А если не сниму?

– Мистер Уайлс, не надо так говорить.

– А если не сниму? – повторил Билли.

– Я говорил вам, – чуть ли не взвизгнул Коттл, – он срежет мое лицо, срежет с меня живого. Я говорил вам.

Билли поднялся, снял с запястья «Таймекс», положил на ограждение так, чтобы циферблат был виден с обоих кресел-качалок.

По мере того как солнце поднималось к зениту, оно растопляло все тени, кроме тех, что в лесу. Закутанные в зеленые плащи деревья не выдавали никаких тайн.

– Мистер Уайлс, вы должны сесть.

Ярко-желтый свет солнца заставил Билли сощуриться. При таком свете человек мог затаиться в тысяче мест, надежно укрытый этим ослепляющим светом.

– Вы его не обнаружите, – сказал Коттл, – и ему не понравится ваше стремление обнаружить его. Пожалуйста, вернитесь к креслу и сядьте.

Билли остался у ограждения.

– Вы потеряли полминуты, мистер Уайлс, сорок секунд.

Билли не шевельнулся.

– Вы не знаете, в какой попали переплет, – голос Коттла переполняла озабоченность. – Вам потребуется каждая секунда из тех минут, что он отвел вам на раздумья.

– Так расскажите мне об этом переплете.

– Вы должны сесть. Ради бога, мистер Уайлс, – Коттл разве что не заламывал руки. – Он хочет, чтобы вы сели в это кресло.

Билли вернулся к креслу-качалке.

– Я просто хочу с этим закончить! – верещал Коттл. – Хочу сделать то, что мне велено, и уйти отсюда.

– Теперь вы понапрасну тратите время.

Одна из пяти минут прошла.

– Хорошо, хорошо, – кивнул Коттл. – Теперь говорит он. Вы понимаете? Это он.

– Выкладывайте.

Коттл нервно облизал губы. Достал из кармана плоскую бутылку, но не для того, чтобы выпить. Нет, сжал ее обеими руками, словно талисман, призванный развеять алкогольный туман, окутавший мозг, позволить слово в слово передать послание и таким образом спасти лицо, которое в противном случае могло перекочевать в двухлитровую банку.

– «Я убью кого-нибудь из тех, кого ты знаешь. Ты выберешь цель среди людей из своей жизни, – цитировал Коттл. – Это твой шанс избавить мир от какого-нибудь никому не нужного говнюка».

– Гребаный сукин сын! – вырвалось у Билли, и он вдруг заметил, что пальцы обеих рук сжались в кулаки, да только бить было некого.

– «Если ты не выберешь для меня цель, – продолжал цитировать Коттл, – я сам выберу, кого мне убить из твоих знакомых. У тебя есть пять минут, чтобы принять решение. Выбор за тобой, если тебе достанет духа сделать его».

Глава 22

Усилие, которое потребовалось Ральфу Коттлу для того, чтобы в точности передать послание выродка, превратило его в комок гудящих нервов. Глаза у него провалились, лицо перекосило, руки тряслись. Ужас накрыл его с головой.

Пока Коттл декламировал предложение выродка и выставленные им условия, не сомневаясь в том, что любая допущенная ошибка – смертный приговор, бутылка виски была вдохновляющим его талисманом, но теперь ему требовалось ее содержимое.

Билли заговорил, глядя на часы, которые лежали на ограждении террасы:

– Мне не нужны пять минут. Черт, не нужны даже те три, что остались.

И без этого, не обратившись в полицию, то есть не дав им возможности начать расследование, он уже стал причиной смерти одного человека из своей жизни: Лэнни Олсена. Бездействием он спас мать двоих детей, но обрек на смерть своего друга.

Какая-то, скорее даже большая, часть ответственности за эту смерть лежала на самом Лэнни. Он взял записки убийцы и уничтожил их, чтобы спасти свои работу и пенсию, но, как выяснилось, за это ему пришлось заплатить собственной жизнью.

Тем не менее Билли ощущал за собой вину. Он чувствовал ее вес и знал, что сбросить его не удастся до конца своих дней.

Но теперь выродок требовал от него нечто новое и более ужасное. На этот раз бездействие его не устраивало, нет, он хотел, чтобы Билли сам указал ему следующую жертву.

– Я этого не сделаю, – твердо заявил он.

Коттл водил влажным горлышком бутылки по губам, вместо того чтобы отхлебнуть еще. Носом вдыхал поднимающиеся пары алкоголя.

– Если вы этого не сделаете, он выберет сам.

– Почему я должен выбирать? В любом случае я в полной жопе, не так ли?

– Не знаю. Не хочу знать. Это не мое дело.

– Черта с два.

– Это не мое дело, – настаивал Коттл. – Я должен сидеть здесь, пока вы не сообщите мне свое решение, потом я передам ваши слова ему и больше ни в чем не участвую. У вас осталось чуть больше двух минут.

– Я иду к копам.

– Слишком поздно.

– Я в дерьме по бедра, – признал Билли, – и только погружаюсь в него все глубже.

Когда Билли поднялся с кресла-качалки, Коттл резко его остановил:

– Сядьте! Если вы попытаетесь уйти с крыльца раньше меня, вам прострелят голову.

У бродяги в карманах были бутылки – не оружие. Даже если бы Коттл попытался вытащить пистолет, Билли не сомневался, что сумел бы отобрать его.

– Не я, – уточнил Коттл. – Он. Сейчас он наблюдает за нами через оптический прицел дальнобойной снайперской винтовки.

Темный лес на севере, залитый солнечным светом склон на востоке, скалы и поля к югу от шоссе…

– Он может читать по нашим губам, – продолжил Коттл. – У него отличная винтовка, и он умеет ею пользоваться. Может пристрелить вас с расстояния в две тысячи ярдов.

– Может, я этого и хочу.

– Он с удовольствием пойдет вам навстречу. Но не думает, что вы к этому готовы. Он говорит, что со временем до этого дойдет. В конце, говорит он, вы будете просить его убить вас. Но это еще впереди.

Даже с грузом вины Билли Уайлс вдруг почувствовал себя перышком и испугался внезапного порыва ветра. Сел на кресло-качалку.

– А к копам идти слишком поздно потому, что он оставил улики в ее доме, на ее теле, – буднично объяснил Коттл.

На деревьях не шевельнулся ни единый листок, а вот на крыльце задул ветер.

– Какие улики?

– Во-первых, несколько ваших волос у нее в кулаке и под ногтями.

У Билли пересохло во рту.

– Где он взял мои волосы?

– С фильтра в сливном отверстии душевой кабины.

До того, как начался весь этот кошмар, еще при жизни Гизель Уинслоу, выродок уже побывал в его доме.

Тень на крыльце более не могла сдержать летнюю жару. Билли словно стоял на самом солнцепеке.

– Что еще, кроме волос?

– Он не сказал. Но ничего такого, что позволило бы полиции связать вас с убийством… если только по какой-то причине вы не попадете под подозрение.

– А это он может устроить.

– Если копы подумают, что у вас нужно взять анализ на ДНК, с вами все будет кончено.

Глава 23

Одна минута. Билли Уайлс смотрел на свои наручные часы, словно они отсчитывали последние секунды до взрыва бомбы.

Он не думал о бегущих секундах, о вещественных уликах, превращающих его в убийцу Гизель Уинслоу, о том, что выродок сейчас держит его на прицеле.

Вместо этого он ранжировал людей из своей жизни. Перед мысленным взором чередой пробегали лица. Тех, кого он любил. К кому относился с безразличием. Кого терпеть не мог.

С последними он мог бы не церемониться. Не стал бы по ним скорбеть. И отвернуться от таких мыслей оказалось ой как сложно, ничуть не проще, чем не замечать приставленный к горлу нож.

Он все-таки отвернулся, благодаря другому ножу, ножу вины. По его телу пробежала дрожь отвращения, когда он осознал, сколь серьезно сравнивал ценность людей, которые окружали его, беря на себя право решать, кто и в какой степени достоин жить, а кто должен умереть.

– Нет, – заговорил он за несколько секунд до того, как время вышло. – Нет, никого я выбирать не буду. Он может катиться к дьяволу.

– Тогда он выберет за вас, – напомнил ему Коттл.

– Он может катиться к дьяволу, – повторил Билли.

– Хорошо. Это ваше решение. Вам и держать за него ответ, мистер Уайлс. Это не мое дело.

– И что теперь?

– Вы остаетесь в кресле, сэр, где и сидите. Я должен войти в дом, к телефону на кухне, дождаться звонка и сообщить ему ваше решение.

– Я пойду в дом, – возразил Билли. – И поговорю с ним.

– Вы сводите меня с ума. Он убьет нас обоих.

– Это мой дом.

Когда Коттл подносил бутылку ко рту, руки его так тряслись, что стекло задребезжало о зубы. Струйка виски полилась по подбородку.

Заговорил он, не вытирая лица:

– Он хочет, чтобы вы сидели в этом кресле. Если вы попытаетесь войти в дом, он вышибет вам мозги до того, как вы доберетесь до двери.

– Какой в этом смысл?

– Потом он вышибет мозги мне, потому что я не смог убедить вас прислушаться к моим словам.

– Не вышибет, – не согласился с ним Билли, начав понимать образ мыслей выродка. – Он еще не готов поставить точку. Такой исход его не устроит.

– Откуда вы знаете? Вы не знаете. Не можете знать.

– У него есть план, цель, нечто такое, что не имеет никакого смысла для вас или для меня, но многое значит для него.

– Я всего лишь никчемный чертов пьяница, но даже мне понятно, что вы мелете чушь.

– Он хочет, чтобы все получилось в полном соответствии с его замыслом, – обращался Билли скорее к себе, чем к Коттлу, – и, уж конечно, не оборвет процесс на середине, разнеся двумя пулями две головы.

В тревоге оглядывая залитый солнцем день за пределами крыльца, брызжа слюной, Ральф Коттл заголосил:

– Упертый ты сукин сын! Послушай меня! Ты не слушаешь!

– Я слушаю.

– Более всего на свете он хочет, чтобы все было, как он говорит. Понимаете? – Коттл вновь перешел на «вы». – Может, он не хочет, чтобы вы слышали его голос.

Разумное предположение, если выродок был знакомым Билли.

– А может, он, как и я, не хочет слушать чушь, которую вы несете. Не знаю. Если вы хотите ответить на звонок, чтобы показать, кто у нас босс, и только разозлите его, после чего он разнесет вам башку, мне на это насрать. Но следующая пуля достанется мне, и вы не имеете права выбирать за меня. Вы не имеете права выбирать за меня!

Билли точно знал, что рассуждает верно: выродок их не пристрелит.

– Ваши пять минут истекли, – Коттл указал на часы, которые лежали на ограждении террасы. – Даже шесть минут, ему это не понравится.

По правде говоря, Билли не мог знать, что выродок не нажмет на спусковой крючок. Он подозревал, что так и будет, интуиция подсказывала ему, что смерть от пули им не грозит, но он этого не знал.

– Ваше время истекло. Прошло семь минут. Семь минут! Я уже должен уйти с крыльца, ждать звонка у телефонного аппарата.

В выцветших глазах Коттла стоял дикий страх. В жизни его вроде бы осталась только выпивка да табак, и тем не менее он отчаянно хотел жить.

«А что еще делать?» – такими словами он определил свое желание жить.

– Идите, – бросил Билли.

– Что?

– Иди в дом. К телефонному аппарату.

Резко вскочив с кресла-качалки, Коттл выронил открытую бутылку. Нисколько унций виски вылилось из горлышка.

Коттл не наклонился, чтобы спасти остатки драгоценной влаги. Более того, так спешил к открытой двери в дом, что пнул бутылку, и она, вращаясь, заскользила по полу крыльца.

На пороге Коттл обернулся.

– Я не знаю, как скоро он позвонит.

– Вы просто запомните, что он скажет, – наказал ему Бидли. – Точно запомните каждое слово.

– Хорошо, сэр. Запомню.

– И все интонации. Вы запомните каждое слово и как он его произнесет, а потом расскажете мне.

– Да, мистер Уайлс. Каждое слово, – пообещал Коттл и вошел в дом.

Билли остался на крыльце один. Возможно, в перекрестье оптического прицела.

Глава 24

Три бабочки, воздушные гейши, танцуя, залетели в тень крыльца. Их шелковистые кимоно сверкали яркими цветами, застенчивые, как лица, скрытые за веерами ручной росписи. И тут же они улетели в яркий свет.

Представление.

Возможно, это слово и охарактеризует убийцу, позволит найти объяснение его действиям, а объяснение сможет открыть его ахиллесову пяту?

Согласно Ральфу Коттлу, выродок назвал убийство женщины и лишение ее лица «вторым актом» одного из его «лучших представлений».

Предположив, что этот подонок воспринимает убийство прежде всего как захватывающую игру, Билли ошибся. Возможно, спорт и играл тут какую-то роль, но желание позабавиться, пусть и в столь извращенном виде, не являлось ведущим мотивом.

Билли не знал, как истолковать слово «представление». Может, для его Немезиды весь мир был сценой, реальность – фальшивкой, окружающий мир – выдумкой.

Как такой взгляд мог объяснить асоциальное поведение (или предсказать его), Билли не знал, не имел ни малейшего понятия.

Немезида представляла собой анормальный образ мышления. Немезидой назывался враг, победить которого невозможно. Нет, этого врага следовало называть «противником». Билли еще не потерял надежды.

С открытой парадной дверью телефонный звонок долетел бы и до крыльца. Пока Билли его не слышал.

Неспешно покачиваясь в кресле, не для того, чтобы усложнить задачу снайперу, нет, чтобы скрыть тревогу и не дать ему возможности увидеть ее на своем лице, Билли сначала внимательно изучал ближайший к крыльцу калифорнийский дуб, потом перевел взгляд на растущий рядом.

Оба были очень старые, с широченными стволами, раскидистыми кронами. И стволы, и ветви в ярком солнечном свете выглядели черными.

В такой кроне снайпер без труда мог найти удобное место и для себя, и для треноги своей винтовки.

Расстояние до двух соседских домов, которые находились ниже по склону, один на этой же стороне шоссе, второй – на противоположной, не превышало тысячи ярдов. Если хозяева были на работе, выродок мог вломиться в один из домов и устроить огневую позицию, скажем, в окне спальни.

Представление.

Из всех своих знакомых Билли мог назвать только одного человека, к которому это слово имело хоть какое-то отношение: Стива Зиллиса. Для него таверна была сценой.

Но логично ли предполагать, что этот выродок, зловещий серийный убийца, не просто убивающий своих жертв, а наслаждающийся их предсмертными мучениями, скрывался под личиной бармена, который получал удовольствие от завязывания языком узлов на черенках вишен или от анекдотов о тупых блондинках?

Билли то и дело поглядывал на наручные часы. По-прежнему лежащие на ограждении крыльца.

Три минуты ожидания его не смутили, четыре тоже. Но прошло уже пять, и Билли счел, что это перебор.

Начал подниматься с кресла-качалки, но тут же в голове зазвучал голос Коттла: «Вы не имеете права выбирать за меня!» – и груз ответственности усадил его на прежнее место.

Поскольку Билли продержал Коттла на крыльце больше положенных пяти минут, выродок мог ответить тем же, заставить их ждать, играя на нервах, дать им знать, что негоже нарушать установленные им правила.

Эта мысль успокоила Билли на минуту. Но тут же на смену пришла другая, более зловещая.

Поскольку Коттл не вошел в дом через пять минут, поскольку Билли задержал его на две или три минуты, убийца истолковал нарушение установленного срока как отказ Билли выбрать жертву, что соответствовало действительности.

Исходя из такого предположения выродок решил, что нет смысла звонить Ральфу Коттлу. И в этот момент он уже подхватил винтовку и уходит или из леса, или из одного из домов, расположенных ниже по склону.

Если он выбрал жертву заранее, до того, как получил ответ Билли, а он наверняка так и сделал, то теперь, возможно, он уже приступил к подготовке задуманного злодеяния.

Из всех людей в жизни Билли самым важным человеком, конечно же, была Барбара, совершенно беспомощная, лежащая в «Шепчущихся соснах».

Билли не мог сказать, откуда у него такая уверенность, но каким-то шестым чувством осознавал, что в этой странной драме еще не отыгран первый из трех актов. Его жуткий антагонист пока далек от того, чтобы перейти к завершающей сцене, а потому в настоящий момент непосредственная опасность Барбаре еще не грозила.

Если выродок что-то знал о человеке, которого сделал главным объектом мучений (а судя по всему, знал он много), он не мог не понимать, что со смертью Барбары борьба станет для Билли бессмысленной. Сопротивление составляло квинтэссенцию драмы. Конфликт. Без Билли второй акт не состоялся бы, не говоря уже о третьем.

Что от него требовалось, так это принять меры по защите Барбары. Как ее защитить, он пока не знал, но, с другой стороны, у него было время подумать.

Если он ошибался, если Барбара будет следующей жертвой, тогда этому миру предстояло на короткое время стать чистилищем, из которого он проследовал бы в отведенное ему место в аду.

С того момента, как Коттл ушел в дом, прошло семь минут, и секунды продолжали бежать.

Билли поднялся с кресла-качалки. Ноги держали его с трудом.

Он достал револьвер из жестянки из-под крекеров. Его не волновало, увидит пьяница оружие или нет.

С порога позвал:

– Коттл? – Не получив ответа, позвал вновь: – Коттл, черт бы тебя побрал!

Вошел в дом, пересек гостиную, добрался до кухни.

Никакого Коттла. Дверь во двор открыта, а Билли помнил, что оставил ее закрытой и запертой.

Он вышел на заднее крыльцо. Никакого Коттла, ни на крыльце, ни во дворе.

Телефон не зазвонил, однако Коттл ушел. Может, воспринял молчащий телефонный аппарат как свидетельство неудачи своей миссии. Запаниковал и убежал.

Вернувшись в дом, закрыв за собой дверь, Билли оглядел кухню в поисках того, что пропало. Он понятия не имел, что именно могло пропасть.

Вроде бы все стояло на привычных местах.

Неопределенность уступила место предчувствию дурного, которое переросло в подозрительность. Коттл должен был что-то взять, что-то принести, что-то сделать.

Переходя из кухни в гостиную, из гостиной в кабинет, Билли не замечал ничего необычного, пока не добрался до ванной, где и нашел Ральфа Коттла. Мертвого.