Текст книги "Тюремщик"

Он знал. Это было очевидно.

Дэм собирался что-то сказать, хотя еще не придумал, что именно, но в этот момент в голове его рванула сверхновая, и он без сознания обмяк в кресле.

Глава VI

Тюремщик очнулся в экипаже. Какое-то время он пытался сообразить, кто он и что происходит, но потом осознал, что полулежит на плече у доктора Родригеса, и немного расслабился. Почему-то в присутствии ворчливого эскулапа Тюремщик чувствовал себя гораздо спокойнее.

– Что случилось, Эр? Куда мы едем? – пробормотал Дэм, поразившись своему слабому голосу.

– Что случилось, это ты мне расскажи, – проворчал Эрнандо. – А едем мы домой. Я еле-еле отбил тебя у дяди. Он настаивал на правительственном госпитале, но мы-то знаем, что ты не хочешь афишировать свою ускоренную регенерацию. Вот я и вывернулся наизнанку, чтобы заполучить тебя домой.

– Понятия не имею, что произошло, – Дэм сжал все еще гудящую голову.

И неожиданно услышал:

– Не стану просить прощения, Тюремщик. Но, кажется, это я.

Покосившись на озабоченного Эрнандо, Дэм едва сдержался от ответа.

– Я тут с настройками твоего телевизора разбирался. В жизни такой древности не видел. Интерфейс настолько примитивный… Вот и решил кое-что попробовать, – вопреки предыдущему заявлению в голосе заключенного проскользнули извиняющиеся нотки. – Но оказалось, что у тебя там отличная защита стоит. И как шарахнет! Меня тоже приложило неслабо.

– Чтоб тебя секты взяли, – все же не выдержал Тюремщик, явно обеспокоив доктора Родригеса. – Еще раз так сделаешь…

– Не буду, больше не буду. Тем более, что доступ к настройкам мне теперь закрыт. Видишь, как я с тобой откровенен. Между прочим, сам не понимаю почему.

Дэмьен не стал отвечать, и диалог утих сам собой. Узник затаился, но у Тюремщика возникло противное чувство, что теперь он кролик, угодивший в лапы сумасшедшего ученого.

– Что у вас там произошло? – отвлек его от невеселых мыслей доктор Родригес. – Дядя твой выглядел, будто завтра кремироваться собрался. Все ведь живы, и ты вроде внука консула спас…

– Долго рассказывать, Эр. Мне сейчас не до болтовни.

– А как дела с заключенным? Все воет?

– Нет. Похоже, дядюшкин метод сработал, – Дэмьен нашел силы сесть прямо.

– Видел я этот метод, сожительницу твою, – ухмыльнулся Эрнандо. – Вроде ничего девчонка. Только все время трясется от страха. Я ей такую дозу успокоительного влил, а она все уснуть не может. А это правда, что ты с дочкой консула?.. Меня на кухне старая судомойка просветила.

– Заткнись, Эр, – простонал Дэмьен и, понаблюдав немного за затылком обиженного Родригеса, продолжил: – Неужели все знают?

– Почти, – сварливо отозвался доктор. – Уже ставки делаются, как скоро ты ее мужу рога наставишь и кто из вас прикончит другого на дуэли.

В экипаже повисло молчание, и доктор собирался продолжить, но тут его пациент как-то подозрительно хрюкнул и, откинувшись на спинку сиденья, захохотал. До слез.

– Что смешного? – насупился врач.

– Жизнь, Эрнандо, – отсмеявшись, пояснил Тюремщик, – это одна сплошная комедия. По крайней мере, моя жизнь. Ну, не дуйся. Я потом тебе все расскажу. Обещаю. Мы приехали, проводи меня наверх.

Так в сопровождении и при помощи доктора Родригеса Дэм одолел парадную лестницу и, добравшись до своей комнаты, не включая света и не раздеваясь, уже в полусне растянулся на постели.

* * *

Он снова видит сон своего Тюремщика, еще один яркий осколок чужой жизни. И как в прошлый раз, теряется в нахлынувших ощущениях. Он целует. Целует жестко и неистово. Словно в последний раз. Тело женщины бьет крупная дрожь, а ее руки цепляются за него, как за чахлый кустик травы, удерживающий от падения в пропасть. Она прижимается к нему округлым животом так сильно, что он отчетливо ощущает в глубине биение новой жизни.

– Все, Эрика, тебе пора! – кричит он, отстранившись.

Вокруг бьются волны людской паники, криков, плача, богохульств. Паровоз свистит последний сигнал перед отправлением, и замешкавшиеся пассажиры, отталкивая друг друга, в едином порыве бросаются на штурм вагонов.

Он подхватывает Эрику на руки и вместе с каким-то сержантом почти закидывает ее в открытое окно предпоследнего вагона. Чьи-то натруженные фермерские руки бережно принимают женщину и утягивают дальше в чрево истошно засвистевшего поезда.

– Легионеры, на крышу! – кричит молодой черноволосый полковник и, ухватив за плечо растерянного лейтенанта в порванном мундире, крепко его встряхивает: – Сит лейтенант, остаетесь за старшего. Ваша задача – оборонять поезд и не позволить даже одному варвару в него проникнуть. Вы уже видели, насколько они безжалостны и на что способны. Всех, кто в состоянии поднять арбалет, на крышу и в последний вагон.

– Слушаюсь, хайсит полковник. А как же вы?..

– Кто-то же должен прикрывать наше бегство, – белозубо усмехается командир, отирая пот с покрытого пылью и копотью лица. – Ваш ранг не позволял учиться обращению с древним оружием. Это моя привилегия и мой долг. А мне не нужны лишние жертвы. Чтобы дать поезду время набрать ход и оказаться в недосягаемости для этих убийц, одного меня достаточно. Вы ничем не сможете мне помочь. А теперь, сит лейтенант, извольте выполнять приказ! Немедленно!

– Слушаюсь, хайсит!

Лейтенант бежит вдоль насыпи, загоняя оставшихся на ногах легионеров на крыши вагонов, а полковник быстрым шагом идет к догорающей станции, где у разбитой тележными колесами дороги остались два больших металлических ящика.

– Эй, чего застыл? – доносятся до узника слова, обращенные к его Тюремщику. – Приказа не слышал? Давай скорее, поезд отходит!

В это время поезд действительно трогается, и сержант, стоящий на лестнице последнего вагона, требовательно протягивает ему руку. Но он остается неподвижным.

– Полковник Дансон не справится один, – кричит он в ответ. – Варвары спешатся, обойдут его и прикончат, а потом догонят поезд и не оставят никого в живых. Я его прикрою.

– Ты псих, это верная смерть, – стоящий на подножке сержант удаляется все быстрее и быстрее. – Ты ничем ему не поможешь! Ты же ничего не понимаешь в древнем оружии!

– Я бы так не сказал, – тихо усмехается он, провожая глазами поезд, кативший по насыпи, с двух сторон стиснутой болотистым лесом. – Здесь отличное место для пулеметной точки. На конях они в лес не сунутся. Полковник, конечно, выскочка, но дело знает. И к тому же не трус. Редкое для командования Легиона сочетание.

Охарактеризовав таким образом своего командира, он одергивает мундир и направляется прямиком к полковнику, достающему из ящика хорошо промасленный ручной пулемет.

Он подходит почти вплотную, чтобы громко спросить:

– «Льюис»? Неплохо, хайсит полковник! Главное, сколько к нему дисков и что во втором ящике.

– Ты? – удивленно оборачивается тот. – Посмел ослушаться приказа? Да ты знаешь… Постой, ты сказал «Льюис»?

– Начала двадцатого века, полагаю. А что у нас тут?

Он открывает второй ящик, не обращая внимания на застывшего от такой наглости полковника. Там обнаруживается пулемет-близнец с десятком дисков и несколько ручных гранат-«лимонок».

– Отлично!

Он начинает рассовывать гранаты по карманам и слышит:

– Когда я впервые увидел тебя в Легионе, то сразу понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь. И не ошибся.

– А я ошибся, – ухмыляется он в ответ. – Думал, ты из тех высокопоставленных сынков, которым звание досталось в наследство и, кроме как маршировать в парадном мундире, ни на что не годен.

Полковник смеется и протягивает руку.

– Зови меня Роландом. А ты, кажется, Дэмьен? Или на самом деле тебя зовут иначе, хайсит?..

– Дэмьен. Это мое имя. А остальное не для мимолетного знакомства.

– Жаль, что другого у нас не будет.

– Жаль.

Они крепко жмут руки и, подхватив пулеметы с дисками, бегут на позицию под яростные крики, накатывающие из-за поворота дороги.

Потом сон прыгнул. Так тоже иногда случалось. Следующий кусок жизни его Тюремщика оказался еще мрачнее предыдущего. В прямом смысле. Вокруг темнота, с неба хлещет ливень, а он бежит по густому лесу следом за Роландом, и, кажется, в левом плече торчит стрела. Вдали слышится заливистый лай собак – погоня не отстает. Они вылетают на обрыв неожиданно. Внизу беснуется неглубокая, но бурная река, а до нее от обрыва – метра три нагромождений из бревен и камней. Роланд оборачивается и что-то кричит, но в грохоте воды разобрать ничего нельзя. Он подбегает к другу, и тут берег под ними не выдерживает и валится вниз, увлекая за собой беглецов. Он начинает припоминать то роковое падение с башни, но, в отличие от прошлого раза, четыре метра обрыва слишком быстро заканчиваются. А вот боль от неудачного приземления оказывается почти такой же. Его сильно бьет виском о камень, а правая нога ломается с противным треском. Едва сдержав крик, он слышит, как рядом стонет Роланд и начинает подниматься. Но он – нет. Он расслабляется, успокаивает дыхание и закрывает глаза. Он понимает своего Тюремщика. Роланд ни за что не бросит товарища, неспособного больше нормально передвигаться. Их обоих поймают и убьют. Значит, нужно сделать так, чтобы Роланд счел его мертвым и бежал дальше. Тогда у молодого полковника появится шанс добраться до ближайшей коммуны.

– Дэмьен, Дэм! – Роланд трясет его. – Эй, очнись! Приди в себя! Дэм!

Холодная рука скользит по его виску и замирает. Это Роланд чувствует текущую из раны кровь.

– Дэм! Нет! Ты не можешь! Дэм…

Его голову поворачивают, и он прикладывает все усилия, чтобы не моргать, несмотря на попадающие в глаза холодные капли.

– Всемогущий Единый… Дэм… Как же так? Ты не можешь меня оставить… Я ведь жив только благодаря тебе… Дэм, пожалуйста…

Роланд тычется ему головой в живот, и приходится на время задержать дыхание. Когда воздуха уже не хватает, и он думает, что не выдержит, Роланд отстраняется.

– Прости меня, Дэм. Я больше ничего не могу для тебя сделать. Но я позабочусь о твоей жене и детях. Обещаю. Нет, клянусь. Прощай, Дэм. Да упокоит Единый тебя вместе с Первым консулом и всеми праведниками. Прощай, – Роланд наконец поднимается и, с трудом перебравшись через реку, какое-то время бежит по воде в надежде сбить со следа собак.

Вот и все.

Он немного поворачивается, чтобы острые камни не так сильно впивались в ребра, и вздрагивает от неожиданности. Здоровенный лохматый пес трусит у кромки воды, вынюхивая следы. Должно быть, вырвался вперед, оставив далеко позади погоню, и если позволить ему идти по следу…

– Ко мне, хороший песик, – кричит он, привлекая внимание волкодава. – Я здесь.

Собака ведет ушами, оглядывается и одним прыжком оказывается прямо над ним, нависая поджарым телом. И прежде, чем пес вцепляется ему в горло, он сам хватает мохнатую шею и, повалив пса, припечатывает собственным весом. Руки сжимаются все сильнее, рычанье становится глуше, трепет собачьего тела тише…

Сон кончился. Но узнику так не кажется. Сдавленные жалобные хрипы доносятся из динамиков, и, взглянув на экран, он видит, как Тюремщик, не проснувшись до конца, самозабвенно кого-то душит.

– Очнись, Тюремщик! Немедленно очнись, идиот! – услышал Дэмьен громкий окрик и проснулся.

В окна уже пробивался серый предутренний свет, и его было достаточно, чтобы увидеть не подающую признаков жизни Кэри, чью шею он до сих пор крепко сжимал обеими руками.

– Несуществующие боги… – обреченно прошептал Дэм, чувствуя, как ужас содеянного поднимается откуда-то из глубины сознания. – Что я натворил…

– Идиот, не стой столбом! – снова раздался окрик заключенного. – Искусственное дыхание делай! Умеешь?

Вместо ответа Дэмьен зажал нос девушки и обхватил ее губы своими, гоня живительный воздух в легкие. Потом с силой несколько раз надавил на грудную клетку, заставляя замершее сердце качать кровь. Потом снова вдох. И снова. И еще…

* * *

Кэри плавала в темной, мутной воде. Вода была повсюду, куда хватало глаз. Над головой навис клочковатый туман, и не было ни ветерка, чтобы разогнать молочно-белую муть. Неожиданно туман начал густеть, приближаясь, накрывая ее плотной пеленой. Дышать этой летучей водой сделалось совершенно невозможно, и Кэри поняла, что умирает. Вдруг кто-то невидимый в тумане сильно ударил ее в грудь несколько раз, а потом поцеловал, вдыхая ускользающую жизнь вместе с воздухом.

Кэри жадно вдохнула и открыла глаза, чтобы тут же в ужасе зажмуриться. Она вспомнила все. Как согласно контракту пришла разделить постель со своим сожителем. Как он вернулся, рухнул на кровать, не заметив даже ее присутствия, и забылся беспокойным сном. Как кричал, не просыпаясь, звал какую-то Эрику, а потом…

Когда руки Тюремщика сомкнулись на ее шее, Кэри даже не испугалась. В конце концов она сама предложила свою жизнь в счет неисполнения контракта. Но с каждым пропущенным вдохом первобытный страх все больше охватывал несчастную актрису. Молодое тело не хотело умирать. Она забилась, попыталась сопротивляться, но все было бесполезно и страшно. Очень страшно. И темно.

А сейчас жестокий Тюремщик целует ее. Кэри не знала бы, что подумать, если бы о подобных мужчинах ей не рассказала Анжела из бара, повстречавшая однажды такого клиента. Бедная девушка потом не могла нормально работать, пока с шеи не сошли синяки.

Перед глазами Кэри снова встала сцена убийства лжетелохранителей и подернутые удовольствием глаза ее сожителя. Так вот какое испытание послал ей Единый. Что ж, она смиренно примет его, тем более, что выбора у нее нет.

И Кэри, зажмурив глаза, поцеловала Тюремщика.

Ощутив ответное движение губ, Дэмьен отлетел от девушки, будто током ударенный. Потом глубоко вздохнул и без сил повалился на подушки.

– Что ты делала в моей постели? – спросил он после минутного молчания, которое Кэри не решилась нарушить.

– Исполняла контракт, – еле слышно прошелестело в ответ. – Там есть пункт…

– К сектам пункты! – Дэмьен снова сел и, бросив короткий взгляд на растрепанную, измученную Кэри, чеканя каждое слово, объявил: – Я расторгаю контакт. Ты немедленно возвращаешься домой!

Наполнившиеся слезами голубые глаза превратились в настоящие линзы.

– Не прогоняйте меня, хайсит! Умоляю… Если вы расторгнете контракт досрочно, значит, я не выполнила обязательства и, кроме суммы контракта, должна буду заплатить вам огромную неустойку. Душите меня ради вашего удовольствия сколько угодно, но не разрывайте…

– Как ты можешь так говорить? – покачал головой Дэм. – Что же с тобой случилось, девочка, если ты так мало ценишь свою жизнь? Я все равно…

Дэмьен собирался сказать, что даст ей деньги на все выплаты, но…

– Подожди! – неожиданно вмешался узник. – Не прогоняй ее, если не хочешь снова иметь дело со мной, сумасшедшим.

– Что? Почему?

– А разве ты не понял? – горько усмехнулись в Комнате. – Это ее песня привела меня в чувство. Не знаю, откуда вы откопали запись и как могло произойти такое невероятное совпадение, но… В общем, когда у меня случится следующий приступ, а он случится, поверь, только эта песня поможет мне выбраться из безумия.

– С ума сойти, – пробормотал Дэмьен и потер гудящие виски.

Он замолчал, пытаясь хоть как-то переварить случившееся, и ему не мешали. Кэри, отодвинувшись на дальний край кровати, замерла, боясь лишним движением разозлить своего сожителя. Узник тоже помалкивал.

– Хорошо, Кэри, можешь остаться, – решился Дэм. – Но спать теперь будешь в своей комнате. Тебе ведь выделили комнату?

– Да, хайсит.

– Вот и иди сейчас туда. Если сможешь, постарайся поспать пару часов. Договорились?

– Да, хайсит.

Она поднялась и, пошатываясь, вышла из комнаты так тихо, что могла сойти за настоящее привидение.

– О несуществующие боги, – Дэмьен снова повалился на кровать. – Почему это всегда происходит со мной?

– Потому, что ты – идиот, – пояснил ехидный голос. – Хочешь поговорить об этом?

– Я с тобой разговаривать не стану, – раздраженно ответил Дэм. – Как только дядя проснется, доложу, что заключенный пришел в норму и способен отвечать на вопросы. Пусть он с тобой разбирается, сектов выкормыш.

– Погоди, Тюремщик. Не торопись. Видел я твоего дядюшку, человек он серьезный, – примирительно протянул узник. – Но прежде чем начать говорить, я должен знать все, что случилось с тех пор, как меня заключили.

– Ты еще предложи мне с тобой местами поменяться, – рассмеялся Тюремщик и посерьезнел. – Об этом и речи не может быть.

– Хотя бы повремени пока с дядей. Дай мне прийти в себя после приступа. С мыслями собраться. Ты в конце концов мой должник. Я тебе дважды жизнь спас.

– А мне казалось, что один.

– Ну, если быть точным, второй раз я спас твою совесть, но это почти одно и то же. Ты бы себя за смерть этой девчонки до конца жизни не простил, – заявил узник. – Так мы договорились? Ты пока не скажешь своему дяде обо мне?

– Сначала я хочу встретиться с тобой лицом к лицу, – ответил Дэм после недолгого раздумья.

– Ты это можешь? – удивился заключенный. – Неплохо для такого малыша. Тогда милости прошу, Тюремщик. Пришло время навестить своего узника.

* * *

Дэмьен шел в темноте, не отрывая глаз от маячившей далеко впереди белой двери. Честно говоря, общаться с этим лохматым чудовищем не слишком хотелось. «Может, он хоть косы какие-нибудь заплел? Как я иначе его лицо увижу?» – размышлял Тюремщик, неотвратимо сокращая расстояние до Комнаты.

Вот и дверь с решеткой, прикрытой выдуманной им заслонкой. Открыть простейший замок не составило труда, и Дэмьен с замиранием сердца отодвинул ее в сторону.

Сначала ему показалось, что он перемудрил в прошлый раз и, кроме заслонки, создал еще и зеркало. Но через какое-то время пришло понимание.

– Издеваешься? – возмутился Дэмьен, разглядывая нагло улыбающегося и совершенно лысого заключенного.

– Ничуть, – невинно ответил тот, так же пристально разглядывая своего тюремщика. – Просто ничего похожего на нож или ножницы здесь не нашлось. А существовать с отросшими за сект знает сколько лет волосищами для меня не вариант.

– И как ты от них избавился?

– Я их вырвал.

– И куда дел?

– Никуда, – узник пожал плечами. – Они просто исчезли.

– Каким образом? – нахмурился Дэм.

– Откуда я знаю? – узник задумчиво провел ладонью по голове. – Это твоя камера. Твои и уборщики.

Не удостоив наглеца ответом, Дэмьен продолжил его разглядывать. Первое впечатление оказалось обманчивым. Узник совершенно не походил на Тюремщика. Лет сорока или чуть больше, с пронзительными карими глазами и узкой полоской горько поджатых губ, немного выше Дэма, и такой изможденный, что руки напоминали кости скелета, обтянутые тонкой желтоватой кожей. На нем было золотистое до пола одеяние, отдаленно напоминающее римскую тогу, что вместе с лишенной волос головой делало его похожим то ли на египетского жреца, то ли на буддистского монаха. Золотистая ткань показалась Тюремщику знакомой, и вскоре он понял, что пришла пора сказать «прощай» любимому балдахину.

– И? – криво ухмыльнулся узник.

– Что «и»?

– Вот мы и встретились лицом к лицу. Теперь выполнишь мою просьбу? Не расскажешь дяде? Пока.

Дэмьен молча всматривался в своего заключенного. Он знал, что перед ним предатель и убийца миллиардов, но видел… того обросшего монстра, что выл и кружился в безумном танце. Видел доведенное до края человеческое сознание, которое истязали в течение полутора веков.

Узник смотрел на Тюремщика. Так же пристально. Так же… жалостливо? Но Дэм моргнул, и наваждение сгинуло. Взгляд заключенного стал жестким, холодным, расчетливым, чтобы тут же смениться на ехидный. Ни просьбы, ни смирения, ни страха в нем близко не было. И Дэму это понравилось.

– Увидел, что хотел? – спросил узник.

– Да, – просто ответил Дэмьен. – Я дам тебе время. Немного, сам понимаешь.

– Я должен сказать спасибо? – хриплый голос так и сочился ядом.

Но прежде чем Дэм высказал все, что думает о неблагодарном арестанте, тот неожиданно снова сменил тон:

– На самом деле вежливость – неплохая штука. Спасибо.

– Пожалуйста, – проворчал Дэм, изрядно раздраженный переменами настроения узника. – Кстати, о вежливости. Как твое имя? Мое ты уже наверняка слышал, твоя очередь.

– Только не надо панибратства, – получил он резкий ответ. – Ты – тюремщик, и останешься для меня Тюремщиком. А я – твой заключенный, и мне полагается номер вместо имени. Так что зови меня Второй.

– Как скажешь!

Разозленный Дэмьен с лязгом вернул на место заслонку, запер замок и быстрым шагом направился в реальность.

«Если так начинается утро, то какими же будут день и вечер?» – риторически вопросил он пустую комнату, придя в себя. И тут же получил ответ.

– Хайсит Главный Тюремщик, – несмело постучался в дверь слуга. – Прошу простить за то, что прерываю ваш сон. Прибыл посыльный от хайситты Арпад. Она сообщает, что пожалует сегодня к завтраку, чтобы выразить вам свою благодарность за спасение сына.

«Да и утро еще только начинается, – продолжил философские размышления хайсит Главный Тюремщик, выбираясь из кровати и нашаривая трость. – Похоже, сегодня мне нужно быть во всеоружии».

* * *

На завтрак Дэмьен отправился при полном параде. Визит дочери консула превращал обычную семейную трапезу в событие, и потому его выбор однозначно пал на фрак. Все остальные тоже выглядели соответственно. Даже Марк, предпочитающий демократичные рубашки-поло, был вынужден облачиться в смокинг.

Сидя напротив Елены, выбравшей для визита ослепительно белый брючный костюм, Дэмьен старался смотреть исключительно в тарелку и молчать. Но получалось плохо. Волей-неволей он был вынужден поддерживать светскую беседу, затеянную тетей, и присматривать за сидевшей рядом Кэри. Дэм буквально кожей чувствовал исходящее от нее напряжение. А когда девушка машинально подносила руку к шее, скрытой высоким воротником, его самого ощутимо передергивало. И очевидно, от Елены этот факт не ускользнул.

– Прошу прощения за любопытство, хайсит Главный Тюремщик, но имеет ли право ваша сожительница находиться за этим столом? – с пренебрежительной улыбкой поинтересовалась она.

При этих словах Кэри на миг замерла и, как зачарованная, начала медленно подниматься. Но сидящий слева от нее Сандро придержал девушку за плечо.

– Прошу прощения, хайситта Арпад, – предельно вежливо, но твердо ответил он дочери консула. – Контракт заключен на сожительство третьей степени, и, следовательно, ситта Палмер имеет право сидеть с хайситом Главным Тюремщиком за одним столом.

Растерянный и благодарный взгляд Кэри стал наградой новоиспеченному референту, а Дэмьен в который раз поразился тому, как легко пасмурный библиотекарь влился в чуждую для него среду. Не знай Дэм его раньше, мог бы поклясться, что Сандро прожил в Циркусе всю жизнь. К тому же смокинг сидел на парне идеально, а обращался с ножом и вилкой он уже лучше, чем ерзающий на стуле Оливер. Даже Елена не удержалась от заинтересованного взгляда. А что уж говорить о Кэри…

– Смотри, Тюремщик, – вмешался узник, – отобьет он ее у тебя. Мог бы и сам за девчонку заступиться…

Дэмьен, разумеется, промолчал. Тем более, что говорить было нечего. Он и сам не до конца понимал, почему не ответил на выпад Елены. Или понимал?

– Странное у тебя чувство вины, – продолжал ворчать заключенный. – Ты с нее пылинки сдувать должен, а ты…

Он бы ворчал еще, но завтрак закончился, и Елена, с улыбкой поблагодарив Бертрана и Марту за гостеприимство, спросила:

– Хайсит Первый министр не будет возражать, если я ненадолго оторву его племянника от важных государственных дел? Нам нужно обсудить несколько вопросов.

И, разумеется, никто не подумал ей возражать.

Они поднялись на террасу и, расположившись в удобных плетеных креслах в тени буйно разросшихся кустов шиповника, молча посмотрели друг на друга. Дэмьен прекрасно знал, что сильно изменился. Елена помнила его длинноволосым, в меру прыщавым, нескладным юнцом. Он же, глядя на нее, не замечал особой разницы. Но, главное, тот огонь, что горел в ее глазах одиннадцать лет назад, никуда не исчез. И Дэмьен был очень рад этому.

– Дэм, послушай меня, – начала разговор Елена. – Все, что я скажу, – чистая правда. Ты знаешь, я была не сильна в женских хитростях и не выучилась им до сих пор. Нет, не перебивай. За то, что ты спас двух самых дорогих для меня людей, я твоя вечная должница. Я считала тебя мертвым. И даже представить не могла, что другом Роланда, вызволившим его из плена, был ты. Мы познакомились с ним в правительственном госпитале. Ты знаешь, отец посылал меня туда с детства, чтобы поднять боевой дух, так сказать. Роланда привезли в госпиталь после того, как он вернулся из плена. На нем живого места не было. Я… заплакала, когда впервые его увидела. Он попытался меня развеселить, рассказывал какие-то нелепые истории и вел себя со мной, как с самой обыкновенной медсестричкой. Так он назвал меня. И потом получилось…

– Ты что, оправдываешься? – Дэмьен резко рубанул рукой воздух. – Не вздумай. Ты же слышала, я был женат.

– Но теперь ты свободен, – Елена смотрела ему прямо в глаза. – Мне никогда не забыть то, что было между нами, и то, что ты сделал для моей семьи. Но я не могу…

– Ты можешь, Елена, – горячо возразил Дэмьен. – Нет, теперь ты меня не перебивай. Ты можешь. Но ты не хочешь. И я тебя прекрасно понимаю. Я тоже не хочу разрушать твой мир. К тому же наша дружба с Роландом не пустой звук. Я никогда не поступлю с ним так. И с тобой. Я достаточно ясно выразился?

– Да, Дэм, – Елена улыбнулась. – Спасибо тебе. Теперь моя душа спокойна. И я очень рада, что вы с Роландом снова встретились. Какая ирония, мы оба считали тебя мертвым, а ты явился из небытия и спас нашего сына. Хвала Единому за это.

– Это мне хвала, – как-то по-детски обиделся узник. – Я тебе дорогу показал. Жаль только, что никто не узнает о моем подвиге. И все лавры заключенных, как всегда, достанутся Тюремщикам.

– Боюсь, что Единый тут ни при чем, – Дэмьен пытался отстраниться от болтовни в голове. – Всего лишь случайность.

– Всего лишь ты.

С этими словами Елена поднялась с кресла и, наклонившись, поцеловала Дэмьена в лоб.

И снова дрожь пробежала по позвоночнику. Не стоило Елене этого делать. Она сама это поняла и быстро спросила:

– Ты любил ее? Свою жену?

– Да, – Дэм никогда бы не оскорбил Елену ложью. – Любил. Даже был счастлив. Когда я забрел в деревню, где жила Эрика, то был абсолютно без сил и соображал плохо. Она приютила меня. Не испугалась привести чужака в дом, где, кроме нее, только трое голоштанных племянников. В благодарность я решил остаться ненадолго и помочь ей по хозяйству. Там без мужской руки все почти развалилось. А потом…

– Она оказалась подходящей, – продолжила Елена.

– Не подходящей, – Дэмьен покачал головой. – Идеальной.

– Разве такое возможно? Ты же говорил…

– Я сам даже представить не мог. Такое случается, наверное, раз в тысячу лет, чтобы Тюремщику посчастливилось встретить вторую идеальную женщину. Мы расписались в мэрии. В Коммунах это вообще ничего не значит. Живете в одном доме, ведете хозяйство, следовательно, муж и жена. Но мне почему-то казалось, что так будет правильно. Я даже имя свое настоящее в книге регистрации поставил. Все равно его никто прочитать не потрудился. Так что теперь у меня трое племянников и пять племянниц. А также уйма всяких дядюшек, тетушек, двоюродных бабушек и прочей родни.

– И сожительница третьей степени? – подняла бровь Елена.

– И сожительница третьей степени, – решительно кивнул Тюремщик. – Вполне подходящая, и к тому же поет божественно. Без ее песен я, похоже, теперь никуда.

– Совершенно верно, – не преминул встрять узник.

– Да ты ценитель! – искренне рассмеялась Елена, и напряжение, витавшее в воздухе, рассеялось. – Как-нибудь устрою ее выступление в музыкальном салоне хайситты Мон. А пока, не проводишь ли меня до авто?

Провожать Елену пришли все, кроме Марка, который еще не до конца оправился от последствий передозировки. Пока Бертран церемонно раскланивался с дочерью старого друга, Кэри пыталась слиться со стеной, потом и вовсе спряталась за Сандро, тут же расправившего плечи. А Оливер, оказавшийся рядом с Дэмьеном, неожиданно вполголоса заявил ему:

– У меня будет много женщин. Больше, чем у тебя.

– Возможно, – не стал спорить Тюремщик и с невинным видом добавил: – Но будут ли они идеальными, как мои?

Вместо ответа Оливер фыркнул и с гордо поднятой головой подошел к Елене, чтобы тоже раскланяться.

Когда затянувшееся прощание наконец завершилось, Дэмьен, как и обещал, пошел проводить гостью до авто. И не пожалел. Такого электромобиля он еще не видел никогда. Древняя машина поразительно хорошо сохранилась. Даже резина на колесах смотрелась как новая. Баснословно ценная вещь, и, судя по всему, могла развивать скорость до двухсот километров в час.

Пока драйвер почтительно открывал дверцу, Елена протянула Дэму руку, но не для поцелуя, а для пожатия. Как будто хотела скрепить их договор.

– До свидания, хайсит Главный Тюремщик. Буду очень рада видеть вас в нашем доме с ответным визитом. И Роланд, я уверена, тоже будет рад. И маленький Дэмьен.

– Благодарю за приглашение, хайситта. Я непременно им воспользуюсь. И передайте вашему супругу мои наилучшие пожелания. Всего хорошего, хайситта Арпад.

Глядя на удаляющийся электромобиль, Дэм потер занывшие от высокопарных любезностей челюсти. Давненько он так не выражался, но в присутствии третьих лиц говорить с дочерью консула можно было лишь таким образом.

Дэмьен собрался возвращаться в дом, но, повернувшись, замер. Прямо перед ним стоял Роланд и не сводил с Тюремщика прищуренных глаз. А потом сказал:

– Здравствуй, Дэмьен. Пойдем, выпьем.

* * *

Дэмьен очнулся мо… лицом в… нет, кажется, не в салате. Это было что-то жесткое и сухое. И также сухо было во рту. Голова раскалывалась, что совсем неудивительно: после трех ресторанов средней руки они пошли по самым низкопробным, благо Роланд был в гражданском. А уж выпитого вина хватило бы ванну наполнить.

Дэмьен попытался поднять голову, но не преуспел, и потому решил сперва освежить воспоминания. С ними тоже оказалось не все гладко. Особенно с последними. Он не представлял, где находится и как сюда попал. И хотя фрагменты, всплывающие в памяти, были вполне обычными для дружеской попойки, но червяк тревоги все ворочался и ворочался в гудящей голове. Что-то было не так.

Нет, вначале все было нормально, да и потом… Хоть с каждой выпитой бутылкой их голоса становились громче, но ни драки, ни вызова на дуэль Дэм не припоминал. Напротив, он был уверен, что они почти не говорили о Елене.

– У тебя совсем шрамов не осталось, – в голосе Роланда грусть и легкая зависть, сам же он перчаток не снимал даже в помещении.

– Ты знаешь почему.

– Не совсем. Я знаю, Дэм, что ты восстанавливаешься куда быстрее обычного человека, но не знаю, по какой причине.