Текст книги "Сокровища музея Андрея Рублёва"

Итак, к середине 1950-х годов музей имени Андрея Рублёва определился в поисках профиля. Для большинства специалистов стало ясно, что это должен быть в основе своей музей средневекового русского искусства. Архитектурный ансамбль – памятники бывшего Спасо-Андроникова монастыря и другие памятники средневековой русской культуры, собираемые и сохраняемые в музее, должны были дополнять, акцентировать «озвучивать», «очерчивать», помогать реализовывать основной профиль. В этот же период деятельности сотрудники музея предприняли и отчасти успешно реализовали первые шаги в сфере научной и выставочной деятельности.

Именно в этот период времени в защиту идеи по организации музея средневекового русского иконописного искусства подали голоса выдающиеся специалисты в области истории отечественной культуры: И.Э. Грабарь, В.Н. Лазарев, М.В. Алпатов, Б.А. Рыбаков, Б.П. Михайлов, а немногим позже Н.Н. Воронин, М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин, Д.С. Лихачев и другие. Эти виднейшие представители отечественной науки и культуры в течение 1950-х годов внесли свою непосредственную лепту в дело становления первого отечественного музея древнерусского искусства, обращаясь с письмами в самые высокие инстанции, где излагались просьбы о придании музею указанного статуса.

* * *

Вследствие того, что музей древнерусского искусства имени Андрея Рублёва находился в системе Управления по делам архитектуры при Совете Министров РСФСР и не подходил к нему по своему профилю, постоянно возникало взаимное непонимание и недооценка значения создаваемого музея. Так, в мае 1951 года заместитель начальника Управления по делам архитектуры отказался подписать письмо председателю Комитета по делам культурно-просветительских учреждений при Совмине РСФСР с просьбой передать в музей имени Андрея Рублёва из краеведческих музеев древнерусских городов произведения древнерусского искусства, которые никогда не могли быть использованы в их экспозиции. Вместо того, чтобы помочь музею отреставрировать и привести в порядок здание белокаменного собора, управление не только не оказало нужного содействия, но Приказом за № 151 от 2 сентября 1951 года разместило в помещении музея отделы Охраны памятников и Главную инспекцию государственного архитектурного контроля РСФСР. Так оно заняло две большие комнаты, невероятно стеснив музей вместе с его коллекциями. Музею тогда принадлежала всего одна комната в двадцать квадратных метров. В дальнейшем управление, сделав перегородку, заняло юго-западный угол пристройки под свой архив, а в здание собора перевезло оборудование телефонной станции для будущего здания Управления и старый инвентарь. Инспекцией по государственной охране памятников архитектуры города Москвы было составлено несколько актов, требующих немедленного приостановления дальнейших попыток приспособить здание для целей не соответствующих назначению его, как памятника и как музея. Хотя первое было предусмотрено Постановлением Совмина СССР от 10 декабря 1947 года. Затем 18 ноября 1951 года в Совет Министров СССР от Совета Министров РСФСР за подписью председателя Черноусова поступило предложение: «Считая нецелесообразным дальнейшее существование музея им. Андрея Рублёва, так как не имеется реальных условий для его открытия, просим разрешить передать помещение музея республиканской специальной научно-реставрационной мастерской Управления по делам архитектуры РСФСР, а музей «упразднить». Ранее, в августе 1950 года распоряжением зам. начальника Управления по делам архитектуры В.Д. Голли была сделана попытка разместить республиканскую реставрационную мастерскую в северном приделе белокаменного собора. Совет Министров передал дело на рассмотрение в ЦК КПСС, где этот вопрос был рассмотрен у М.А. Суслова, после чего вопрос о ликвидации музея больше не возникал.

В этом аспекте очень любопытны архивные документы, отражающие напряженную ситуацию, сложившуюся вокруг проблемы развития музея к весне 1952 года. Так, член-корреспондент АН СССР В. Н. Лазарев, обращаясь с письмом в институт истории искусств Академии наук 26 марта 1952 года, писал: «В настоящее время в СССР не имеется такого музея, где бы были собраны воедино различные виды искусства Древней Руси. Обозрение закрытых фондов музеев… крайне затруднено, а порою они совершенно недоступны. В силу этого создаваемый музей им. А. Рублёва должен будет обогатить представления не только специалистов, но и широких народных масс о древнерусской художественной культуре».

Метко определил место нарождающегося музея древнерусского искусства в ряду других ведущих музеев страны в своем письме от 29 марта 1952 года будущий академик, профессор Б.А. Рыбаков: «В музее необходимо сосредоточить и экспонировать материалы по всем (Подчеркнуто в тексте мной. – Д.А.) видам древнерусского искусства. Третьяковская галерея рассматривает искусство XI–XV вв. лишь как вводный раздел, а Государственный исторический музей является по преимуществу хранилищем материалов, из числа которых экспонированы лишь немногие. В музее Андрея Рублёва наряду с архитектурой и живописью необходимо подробно показать и прикладное искусство… Высокая, своеобразная и яркая культура русского народа, еще недостаточно известная широким массам, вполне заслуживает того, чтобы ей был посвящен большой и серьезно организованный музей»[27]27
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 8. Л. 29.


[Закрыть].

События 1952 года стали определяющими для статуса и профиля музея Андрея Рублёва. В документах музейного архива сохранились материалы, отразившие накал страстей, разгоревшихся на заседании в Управлении по делам архитектуры при Совмине РСФСР 27 марта 1952 года по вопросу о профиле и судьбе музея. Именно здесь во всей полноте проявились две концепции этого формирующегося учреждения. За развертывание музея-заповедника историко-архитектурного профиля в той или иной форме в основном выступили работники советского аппарата в сфере культуры и управления по делам архитектуры, мало представлявшие себе перспективы музея древнерусского иконописного искусства. В их числе видим начальника Управления РСФСР по делам архитектуры Совмина РСФСР Серегина, председателя Совмина РСФСР Д.П. Проферансова, зам. начальника по делам архитектуры В.Д. Голли, видных работников культуры Мневу, Григорова и др. Основополагающие корневые формы отечественной культуры, выражаемые иконописным искусством, еще не были поняты и признаны этими чиновниками. Дискуссию открыл начальник управления по делам архитектуры РСФСР Серегин, который отметил: «…практика существования таких заповедников показала, что две организации не могут быть в одном заповеднике. Например, Коломенское – архитектурно-исторический заповедник и в то же время музей, где расположен экспозиционный материал. В Новодевичьем – та же картина. Мы хотели бы, может быть по тому же принципу организовать и историко-архитектурный заповедник Андроньева монастыря, …при котором будет музей, как один из его элементов»[28]28
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 12. Л. 1–2.


[Закрыть].

Его поддержал В.Д. Голли: «Сам музей будет архитектурным памятником. Для показа вещей, которые были созданы во времена Рублёва и его учеников, можно дать модели: например – собор с фресками»[29]29
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 47. Л. 40–45.


[Закрыть].

Но сотрудники музея и ведущие специалисты истории отечественной культуры: Д.И. Арсенишвили, Н.А. Дёмина, В.Н. Лазарев, М.В. Алпатов под руководством И.Э. Грабаря отстояли свои позиции в этом остром и судьбоносном споре.

«Древнерусское искусство является синтетическим, и в этом его сила. Это, вообще, был синтетический период в развитии мирового искусства, когда не было специализации. Вышивки, например, делались по рисункам художников, по их образцам. У того же Рублёва и фрески, и иконы, все было рядом одно с другим. Это касается и архитектуры», – убеждал доктор искусствоведческих наук М.В. Алпатов, как бы перекликаясь с высказываниями отца П.А. Флоренского середины 1920-х годов о церковном действе как синтезе искусств[30]30
  Флоренский П.А. Храмовое действо как синтез искусств // Маковец. 1922. № 1.


[Закрыть].

«Все высказались единодушно в том отношении, что недопустимо, что великий русский народ для своего художественного наследия до сих пор не имеет музея истории его искусства. Все республики, входящие в состав Советского Союза создают сейчас свои музеи и один только великорусский народ – первый в нашем Союзе – его не имеет», – резюмировал И.Э. Грабарь[31]31
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 46. Л. 1–3.


[Закрыть].

Вскоре дело о положении музея Андрея Рублёва Совет Министров передал в ЦК КПСС на рассмотрение члена Президиума Верховного Совета СССР М.А. Суслова. На этом заседании выступил Д.И. Арсенишвили, который смог убедить этого видного государственного деятеля в необходимости сохранения музея и развития его профиля в указанном направлении. После этого вопрос о ликвидации музея уже больше не поднимался, а концепция строительства музея была в общих чертах утверждена[32]32
  Вачнадзе Н.З. Д.И. Арсенишвили. Эскизы к творческому портрету. Тбилиси, 1990. С. 269.


[Закрыть]. Это был переломный момент в истории музея.

Ближайшие годы в работе музея были очень плодотворны: успешно комплектовалось музейное собрание икон и других памятников, закладывались основы научной работы, зимой-весной 1954 года была создана и начала успешно функционировать первая передвижная выставка, организованная сотрудниками музея и Московским союзом художников. Выставка была размещена в белокаменном Спасском соборе. Здесь были представлены свыше ста воспроизведений, фотокопий фресок и икон, принадлежавших кисти Андрея Рублёва, иконописцам его эпохи и представителям его школы – Даниилу Чёрному, Прохору с Городца и др. Выставка получила невероятный положительный резонанс в прессе и заслуженный отзыв в научных кругах. «Совершенно правильно видеть и подчеркивать в русской живописи XI–XV вв. черты русской национальной жизни. С воспроизведений и фотографий на нас глядят типично русские лица. Это портреты русских людей XI–XV вв. Многие из них кажутся… портретами, точно снятыми с определенных людей. Выставку необходимо расширить и сохранить, как имевшую громадное значение для истории русской культуры, в особенности для работы со студентами и аспирантами-историками», – писал в отзыве о выставке известный профессор-историк М.Н. Тихомиров и аспирант истфака МГУ Сергеев[33]33
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 8. Л. 37.


[Закрыть]. Музей приобрел всероссийскую известность.

Передвижная выставка 1954 года принесла огромную популярность музею имени Андрея Рублёва. Однако экспозиционная работа музея не могла быть полноценно развернута на столь малой территории, какой стала площадь Спасского собора. Поэтому к 1950-м годам относятся лишь первые попытки выставочной работы музея.

* * *

Период второй половины 1950-х годов принес новые проблемы в деле становления музея. Как отмечалось в газете «Советская Россия» от 11 октября 1956 года, недруги музея от открытого сопротивления перешли к скрытому, пытаясь парализовать работу музея, проводя многочисленные «проверки» по системе отдела культуры Госконтроля СССР, а затем и Госстроя РСФСР. Экспозиционная, научная, реставрационная работа музея тормозилась теперь отсутствием нормальных помещений, в то время, как основная часть памятников ансамбля находилась в руках других организаций. Секретарь президиума Союза художников СССР Юон, защищая музей, писал по этому поводу председателю Совмина РСФСР М.С. Яснову: «…положение музея остается крайне тяжелым. Министерство культуры РСФСР до сих пор продолжает бездействовать под предлогом “опасности создания музея икон”. Моссовет вопреки постановлению союзного правительства об организации заповедника имени Андрея Рублёва, вместо того, чтобы организовать управление Заповедника, передало все здания и территории ЦНРМ (центральным научным реставрационным мастерским) под конторские помещения и деловой двор. Тем самым, узаконив то безобразное положение, в котором находится заповедник Рублёва»[34]34
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 100. Л. 58–59.


[Закрыть].

На территории заповедника в зданиях ансамбля по-прежнему продолжало жить несколько десятков московских семей. Руководство музея прикладывало все усилия для наведения порядка на территории заповедника и передачи памятников монастырского ансамбля в ведение музея. Но очередная «проверка» Управления культуры Мосгорисполкома в январе 1959 года нашла положение дел неудовлетворительным. Директор МиАР Д.И. Арсенишвили был уволен по статье в связи с несоответствием должности и дискредитирован. Но имя этого человека со временем стало легендарным для большинства музейных сотрудников новых поколений, приходящих на работу в музей Андрея Рублёва. Давид Ильич, как библейский царь Давид, подготовил основание, составил чертежи и создал все условия для постройки храма, свидетельствующего о многовековой истории православного иконописного искусства, храма, которого ему так и не удалось увидеть во всей красоте и полноте. Вполне понятно, что директор музея, поставленный руководством страны, «разоблаченным» на XX съезде КПСС, не устраивал новое советское руководство. Начиналась «хрущевская оттепель», осложнившая взаимоотношения между советским государством и Русской православной церковью. В новой идеологической обстановке началась борьба за «преодоление религиозных пережитков капитализма» в сознании советских людей. В печати усилились нападки на церковь и православную культуру, составной частью которой является и средневековое русское иконописное искусство. «Опасность создания музея икон» во всей полноте встала перед проводниками «оттепели». Все это в очередной раз доказывало, что вопрос об отношении к историко-культурному и православному наследию России всегда находился на острие государственной политики и трактовался в связи с изменением идеологического курса или нового политического руководства СССР.

Однако опыт работы, приобретенный сотрудниками музея Рублёва более чем за десятилетний период, поддержка музея виднейшими представителями отечественной науки и культуры и, наконец, элементы советской гласности давали себя знать.

В фонде музейного архива сохранилось несколько любопытных писем, выражающих отношение различных слоёв общества к организации музея. Представляет интерес письмо, адресованное главе советского государства Н.С. Хрущеву, от лица известного общественного деятеля – большевика старой, ленинской гвардии, работавшего в системе советского просвещения и образования:

«Первому секретарю ЦК КПСС товарищу Н.С. Хрущёву.

Глубокоуважаемый и дорогой Никита Сергеевич.

Тяжёлая болезнь, заставившая меня лечь в больницу, мешает мне написать Вам обстоятельное письмо по вопросу, который волнует меня и не может не волновать нашу советскую общественность, по вопросу о судьбах находящегося в Москве музея древнерусской живописи им. Андрея Рублёва.

Этот музей был основан по постановлению Совета Министров СССР от 10 декабря 1947 г.

Прошло восемь лет после постановления Совета Министров СССР. Пять сотрудников, составляющих весь штат музея (в том числе и технические сотрудники) проделали за это время огромную работу, получившую признание деятелей советской науки и искусства и поддержку широких слоёв трудящихся.

До сих пор музей не открыт для постоянного обозрения. До сих пор музею не предоставлено помещение Андроникова монастыря, где жил и умер Андрей Рублёв. До сих пор недоброжелатели музея из архитектурного управления, куда входит музей, делают все попытки ликвидировать его и всячески третируют его самоотверженных сотрудников.

В 1960 году исполняется шестисотлетие со времени рождения Рублёва. Трудящиеся Советского Союза и всё передовое человечество отдадут новую дань уважения памяти гениального художника-гуманиста.

Напомню, что ещё в 1918 г. среди бурь и тревог гражданской войны, среди невзгод хозяйственной разрухи Владимир Ильич вспоминал об Андрее Рублёве и имя его включил в список великих деятелей науки и искусства, которым освобождённый пролетариат должен воздвигнуть памятники /ленинский декрет о монументальной пропаганде от 30.VII 1918 г./.

Но невеждам и бюрократам из архитектурного управления нет никакого дела до замечательного русского человека – А. Рублёва, ни до декрета В.И. Ленина, ни до постановления Совета Министров от 10 декабря 1947 г., подписанного Сталиным.

Им нужен Андроников монастырь для их ведомственных целей. Вот и весь резон.

Прошу, дорогой Никита Сергеевич, среди всех огромных Ваших партийных и государственных дел, найти время, чтобы вмешаться в этот вопрос…

С коммунистическим приветом

Влад. Бонч-Бруевич. 19.VI. 55.»[35]35
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 9. Л. 19–19 об.


[Закрыть].

Даже такой глава государства, каким был Н. Хрущёв, не мог оставить незамеченной просьбу столь уважаемого, старого члена большевистской партии. Музей приобретал всё большую известность и пользовался значительной поддержкой советской общественности.

А вот что писали по этому поводу рабочие, проживающие на территории музея-заповедника, обращаясь к главе государства в 1958 году:

«Секретарю ЦК КПСС товарищу Хрущёву Н.С.

Мы рабочие завода “Серп и молот”, пенсионеры (бывшие рабочие того же завода) и рабочие других заводов, проживаем с семьями в городе Москве, в кельях бывшего Андроникова монастыря…

С тех пор, как заповедник был передан Академии строительства и архитектуры СССР положение его ухудшилось. На территории заповедника чинятся безобразия. В освобождаемых помещениях укрываются подозрительные лица, которые хулигански себя ведут…

Нам, как русским людям, бывает очень стыдно, когда в заповедник имени великого русского живописца Андрея Рублёва приезжают американские, английские, французские и др. туристы. Их в музей им. Андрея Рублёва не пускают, и они осматривают монастырь, который напоминает мусорную свалку. Обыкновенные дворы в нашем районе выглядят гораздо лучше, чем заповедник.

Владимир Ильич Ленин завещал нам чтить имя великого русского художника, а состояние территории, где он жил, работал и был похоронен, показывает не уважение к великому предку, а пренебрежительное отношение к нему…»[36]36
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 57. Л. 31–32.


[Закрыть].

Уже в 1959 году был создан Всесоюзный юбилейный комитет – советская общественность готовилась встретить 600-летнюю годовщину со дня рождения Андрея Рублёва. Это дало серьезный толчок к развертыванию экспозиционной музейной работы. К этому времени созрели и материальные условия для подобных мероприятий.

* * *

К началу 1960-х годов показатели работы музея, опыт его сотрудников, позволили ведущим отечественным ученым и специалистам генерировать, и открыто высказать концепцию развития музея Андрея Рублёва на самом высоком уровне. 19 февраля 1959 года большой круг ученых вновь обратился с письмом к первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву. В преамбуле письма была высказана эта концепция.

«Этот музей-заповедник должен стать центром изучения древнерусского искусства XI–XVII веков, собирания и хранения замечательных памятников художественной культуры… имеющим мировое значение», – писали они.

Таким образом, здесь была высказана идея, отражающая новый виток в деле изучения и пропаганды отечественного искусства не только в СССР, но и во всем мире. Но признание международного статуса музея как центра, в принципе, становилось возможным лишь через признание отечественного иконописного искусства составной частью мировой православной культуры, мирового культурного наследия Вселенской Христианской церкви. Идея создания центра выводила московский местный музей Андрея Рублёва на общероссийский, общесоюзный и даже мировой уровень. Русское средневековое искусство должно было по достоинству занять своё место в одном ряду с искусством христианской Римской империи, православной Византии, искусством эпохи раннего Возрождения.

Далее в письме отмечались сложности, связанные с расширением штата музея, передачей ему памятников архитектурного ансамбля. Были высказаны просьбы о содействии музею в деле подготовки к 600-летию со дня рождения Андрея Рублёва в сентябре 1960 года. Под письмом подписались 14 человек, среди которых были: действительный член Академии художеств СССР М.В. Алпатов, академик В.В. Виноградов, доктор исторических наук Н.Н. Воронин, академик Б.А. Рыбаков, доктор искусствоведческих наук В.И. Смирнов, академик М.Н. Тихомиров, доктор исторических наук Л.В. Черепнин и другие. Идея создания центра изучения древнерусского искусства надолго пережила своих родоначальников и более двух десятилетий являлась стимулом творческой активности руководства и сотрудников МиАР. В конце 1980-х – начале 1990-х годов она лишь частично нашла отражение в присвоении музею статуса Центрального музея древнерусского искусства и культуры имени Андрея Рублёва.

Глава 3
«Запечатленный ангел». Рост и развитие музея; формирование его фондов, сотрудничество специалистов МиАР с работниками провинциальных музеев, реставрация и спасение памятников искусства и зодчества

Преамбулой настоящей главы могут стать строки бессмертного произведения русского писателя и публициста второй половины XIX века Н.С. Лескова «Запечатленный ангел», где он рассказывал о том, как бездушные чиновники – представители бюрократической системы, под флагом гонения на старообрядцев, «арестовывали» и запечатывали иконы небольшой старообрядческой общины:

«А чиновники тем временем зажгли свечи и ну иконы печатать (Сургучом. – Д.А.): один печати накладывает, другие в описи пишут, а третьи буравами дыры сверлят, да на железный прут иконы как котелки нанизывают… и всё, что было из божественных изображений, в скибы собрали, и на концы прутьев гайки навернули и припечатывали, чтобы значит, не снять, не обменить было невозможно. И всё уже это было собрано и готово, они стали совсем выходить: солдаты взяли набранные на болты скибы икон на плечи и понесли к лодкам, а Михайлица…тем часом тихонько скрала с аналогия ангельскую икону и тащит её под платком в чулан, да как руки у неё дрожат, она её и выронила. Батюшки мои, как барин расходился, и звал нас и ворами-то и мошенниками, и говорит:

– Ага! Вы, мошенники, хотели её скрыть, чтоб она на болт не попала; ну так она же на него не попадёт, я её вот как! – да, накопивши сургучную палку, прямо как ткнёт кипящею смолою с огнём в самый ангельский лик!

Милостивые государи, вы на меня не посетуйте, что я и пробовать не могу описать вам, что тут произошло, когда барин излил кипящую смоляную струю на лик ангела и ещё, жестокий человек, поднял икону, чтобы похвастать, как нашёл досадить нам. Помню только, что пресветлый лик этот божественный был красен и запечатлен, а из-под печати олифа, которая под огневой смолой самую малость сверху растаяла, струила вниз двумя потоками, как кровь в слезе растворённая…»

* * *

Ни одна идея или концепция не в состоянии была выжить без практической реализации ее в жизни музея. Только опираясь на научный и исследовательский опыт работы музейных сотрудников можно было говорить о перспективах его развития. И в этом плане главной опорой Д.И. Арсенишвили стали единственные научные сотрудники музея Рублёва Н.А. Дёмина и И.А. Васильева, остававшиеся в этом составе на протяжении всего периода 1950-х годов. Почти неизвестные, или известные очень малому кругу специалистов, архивные документы по обследованию провинциальных музеев разных регионов России, выявлению редких, ценных и ценнейших памятников искусства и культуры, хранят уникальные свидетельства их открытия, реставрации и предъявления общественности. Эти документы представлены ниже в актах обследования и ряде других подобных материалов и справок.

Материалы музейного архива подтверждают объем работ, намеченный его руководством в начальный момент организации: «Музей считает своей первоочередной задачей немедленно приступить к собиранию памятников древнерусского искусства, находящихся в древних городах в краеведческих музеях и в памятниках архитектуры. Большинство собираемых музеем памятников должно будет подвергаться реставрации (укрепление и снятие позднейших слоев записей). Поскольку в области реставрации древнерусской живописи советская реставрационная наука достигла особенно больших результатов, то музей предполагает организовать показ ее достижений. Так как до настоящего времени не было специального музея древнерусского искусства, то для достойного увековечения имени великого русского художника Андрея Рублёва в музее его имени должны быть представлены все виды искусства Древней Руси: станковая живопись, фрагменты и копии монументальной живописи, книги, украшенные миниатюрами, заставками, буквами, скульптура, литьё, ювелирное искусство в своем развитии с XI по XVIII век. В процессе создания подобной экспозиции музей будет устраивать систематические выставки по разным вопросам древнерусского искусства. Большое значение должна была бы иметь выставка фрагментов древних фресок, копий с их фотографий, так как никаких материалов, собранных воедино для того, чтобы создавалось представление о древнерусской монументальной живописи, не имеется»[37]37
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 67. Л. 2.


[Закрыть].

Основой для будущего собрания музея должны были стать подлинные произведения древнерусского искусства, находившиеся в церквях и собраниях краеведческих музеев древних городов, не используемых в их экспозициях и часто хранящихся в недолжных условиях. В то время музей располагал сведениями из 11 краеведческих музеев, получаемых при содействии отдела управления музеями при Комитете по делам культурно-просветительских учреждений Совмина РСФСР. Сотрудничество с местными краеведческими музеями поддерживалось и благодаря сообщениям отделов по делам архитектуры девяти древнерусских городов. Так, например областным Ярославским музеем были проведены акты обследований музеев области. Научные сотрудники стали выезжать в командировки на периферию, а по итогам делали сообщения.

Первоначально характер научно-исследовательской работы сотрудников сводился к научно-экспедиционной и поисковой работе по обследованию провинциальных музеев Европейской России и выявлению в их фондах наиболее ценных памятников. Именно по такому пути начала развиваться научная работа в МиАР. Здесь потребовались весь опыт и знания его сотрудников. Материалы музейного архива свидетельствуют о том, что первая экспедиция была совершена уже в октябре 1950 года в музеи Рязани. В историко-художественном и краеведческом музеях Рязани тогда было выявлено 409 икон, 75 из которых относились к эпохе до XVIII века. Для передачи в МиАР из них было отобрано 17 произведений. В материалах архива сохранились их фотокопии. Так постепенно стал осуществляться план Д.И. Арсенишвили по формированию иконописного собрания музея, предложенный им еще в начале 1950 года. Затем в июне-июле 1951 года последовала командировка Н.А. Дёминой в Ярославль, где она совместно с сотрудниками Ярославского художественного музея обследовала 1225 экспонатов и сверила их с каталогами музея. 1952 год был также отмечен очередной командировкой в провинцию.

Но подлинный «прорыв» в работе по обследованию и выявлению материалов, которые затем передавались в МиАР, пришелся на 1953–1955 годы, как раз на тот период, когда концептуальная проблема развития музея была уже решена. Только в 1953 году И.А. Васильевой были обследованы псковские, новгородские, Иосифо-Волоколамский музеи. Н.А. Дёмина обследовала музей Ростова Великого. Ими были проведены совместные командировки по обследованию фондов в музеях Переславля-Залесского и Ярославля. В следующем 1954 году научными сотрудниками МиАР были обследованы фонды музеев Владимира, Суздаля, Вологды и ряда музеев Русского Севера.

В провинциальных музеях специалисты МиАР оказывали высококвалифицированную помощь в создании каталогов, организации и улучшении условий хранения памятников, оказывали консультации по вопросам истории средневекового русского искусства и реставрации памятников. Зачастую в МиАР отбирались и передавались памятники иконописи и монументального искусства, требующие незамедлительной реставрации. Из запасников фондов важнейших региональных музеев России были задействованы для научной и экспозиционно-выставочной работы, а порой и спасены от гибели сотни памятников русской иконописи XV–XVIII веков. МиАР постоянно оказывал помощь различным организациям. Консультациями его научных сотрудников пользовались при реставрации иконописи и фресок Успенского собора и храма Ризоположения Богородицы Московского Кремля, Троицкого собора Сергиевой лавры[38]38
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 131.


[Закрыть].

Итак, музей вступил в период первых научных командировок (первая половина 1950-х годов), ознакомления с фондами региональных краеведческих музеев, состоянием памятников, определения потенциальных источников комплектования. Одной из главных форм организационной и одновременно творческой работы стали командировки научных сотрудников МиАР в региональные музеи историко-краеведческого и историко-художественного профиля. В фонде МиАР сохранились материалы первых командировок, подробно описанные в актах и отчётах. Многие из них воспроизведены со всеми особенностями терминологии и стилистики того времени.

* * *

Командировка в Рязань. С целью выявления памятников древнерусского искусства (древних икон), имеющих историческое значение для пополнения коллекции музея имени Андрея Рублёва в 1950 году Н.А. Дёмина осмотрела отдел иконописного собрания в Рязанском областном художественном музее, а также разобрала его фонды. В хранилище краеведческого музея были собраны иконы, находившиеся ранее в храмах Рязани и Рязанской губернии. Там хранилось более 400 произведений. Большая часть икон была исполнена на дереве, а остальная являлась шитьём, резьбой по кости, а также живописью на холсте. Семьдесят пять экземпляров относились к XV, XVI и XVII векам и представляли собой научно-историческую, а некоторые из них и художественную ценность. Общее состояние хранения икон в краеведческом музее было плохим. В маленькой комнате памятники были сложены и свалены в два яруса. Помещения не отапливались, были сырыми. Водопровод, размещенный рядом, заливал пол на несколько сантиметров, что ещё больше увеличивало влажность воздуха в сыром помещении. В библиотеке музея, где хранились книги, перешедшие туда из бывшего архиерейского собрания, ранее случился пожар и, по словам сотрудников, «часть рукописей XVI века сгорела»[39]39
  ЦХД после 1917 года. Ф. Р-2971. Оп. 1. Д. 19. Л. 1–3.


[Закрыть].

* * *

Командировка в Ярославль. В плане музея на 1951 год значились поездки в древнерусские города с целью ознакомления с фондами их музеев, из которых в дальнейшем должен был формироваться фонд музея имени Андрея Рублёва. Ярославль стал одним из первых городов, определённых к обследованию. Ещё в 1944–1945 годах Комитет по охране памятников предложил Н.А. Дёминой разобрать фонды Ярославского краеведческого музея, т. к. оттуда поступали неблагоприятные сведения о хранении памятников древнерусской живописи. В те годы Дёминой поехать не удалось. Но в Ярославль выезжали специалисты – Лужецкая и химик-реставратор Чеварзин.

Когда в июне 1951 года стало известно, что для пересмотра и укрепления древнерусской живописи, в связи с переводом её фондов в новое помещение, Ярославский художественный музей вызывает реставраторов из Государственных центральных художественно-реставрационных мастерских, то в МиАР решено было присоединиться к ним. Для разбора огромного фонда не требовалось затрачивать специальные средства. Ярославский областной художественный музей, узнав о желании музея имени Андрея Рублёва командировать специалиста для совместной работы с реставраторами, немедленно отозвался запросом от имени Областного Комитета по делам искусств. Там выражалась просьба направить научного сотрудника для систематизации и разбора фонда древнерусской живописи. В годы Великой Отечественной войны древнерусская живопись находилась в краеведческом музее. «Заботясь» о памятниках, их не вывезли на восток страны, как другие произведения искусства. Для сохранности их «замуровали в одном из каменных помещений». Таким образом были нарушены необходимые условия хранения. В результате, 1944–1945 гг., когда замурованное помещение было вскрыто, живопись оказалась в ужасном состоянии. Всё было сплошь покрыто плесенью. Специалисты Лужецкая и Чеварзин частично удалили плесень. Затем в 1945 году древнерусская живопись была передана из краеведческого музея в областной художественный музей, а затем без всякого разбора и систематизации перевезена из здания, в котором находилась во время войны, в Николо-Надеинскую церковь, неотапливаемую и лишенную стекол, как и все остальные храмы Ярославля. Голубиным пометом были испачканы иконостас, иконы и фрески, хранящиеся в храме.