Текст книги "Сборник фантастических рассказов"

В конце концов, собаку увезли, а хозяйка, еще раз всплакнув, убыла со словами: "Бог вас простит… А мне надо родственничков обзвонить… У кого родственники Мусечки живут, я думаю, все придут… Человек сорок на похоронах будет… – и как-то потерянно и безнадежно махнув рукой, ушла.

Он никак не мог оправиться. Мысли о суициде уже не приходили, но на душе было скверно. Хотелось пить.

Здесь он вдруг вспомнил об еще одном имевшемся у него на сегодня деле: ему нужно было получит Факс. От кого он придет и в какое время, он не знал. Не догадывался так же и о его содержании. Последнее обстоятельство пугало его больше всего: он боялся, что сообщат что-то страшное.

Он встал, отряхнулся. Служащие парка, следившие за ним с некоторым опасением и ожидавшие, как казалось, от него других неприятностей, облегченно вздохнули. Посмотрев на них независимо, и слегка высокомерно он отправился за ворота.

***

Где была почта, Александр Викторович знал хорошо. Это был район города, в котором он прожил много лет. Так что с путём следования было предельно ясно; вызывало сомнение другое – не зная когда придет факс, надо ли тратить время сейчас? Ведь можно обождать. Тогда вероятность получения сегодня увеличится. Однако неведомая сила толкала его; кроме того, неизвестность тревожила изнутри. Он понимал, что пока не узнает о содержании известия, не успокоится.

Уже подойдя к почте, он с тревогой начал оглядываться по сторонам, затем остановился. Отчаянная мысль мелькнула в голове. Он с ужасом сунул руку в карман: так и есть! Забыл дома паспорт… Сегодня, решив одеться по-летнему, он сменил экипировку. Вместо демисезонного пальто надел куртку, и вот теперь… В этом и была причина случившейся катастрофы: паспорт остался в пальто!

Конечно, можно было вернуться домой: он жил рядом. Но это отдаляло возможное получение факса еще на пятнадцать минут, а это было невыносимо. В отчаянии тряхнув головой и насупив брови, шагнул вперед: было принято решение рискнуть.

Опасения были напрасными – на почте его хорошо знали. Он приходил сюда каждый день уже в течение многих лет и, показывая паспорт, интересовался, не прибыл емо факс. Так что случись, наконец, такое, никому бы и в голову не пришло усомниться, что пришедший факс не его – его имя и фамилия были известны почти всем.

Он зашел внутрь помещения и настороженно оглянулся. Без паспорта он чувствовал себя "нелегально", как бы усомнившись сам: он ли это теперь зашел в здание почты? Взглянул осторожно в зеркало у входа, но тут же успокоено вздохнул: он… К тому же, проникнув внутрь помещения, Александр Викторович получил дополнительное тому подтверждение; многие из служащих его узнавали и приветственно кланялись. Он, почти уже не сомневаясь, прошел на свое обычное место – к окну выдачи факсов – и занял очередь.

Надо сказать, что в этот день все были на редкость приветливы. У начальника учреждения Федора Никитича Цыпляева был день рождения, и все уже с самого утра праздновали. Потому появление Александра было встречено с особым радушием. Все хотели помочь и услужить. Его даже пригласили без очереди на выдачу, с чем он, сперва, не согласился, стесняясь очереди, но потом, поразмыслив, подошел: народу было много.

– Здравствуйте, рады вас видеть! – сердечно приветствовали его из окошка. – А вам сегодня факс пришел! – сообщили ему, не дожидаясь вопроса. О факсе знали все.

Он побледнел и прислонился к стене. Страх сковал его члены, в глазах потемнело.

– Здесь, пожалуйста, распишитесь. – Ему протянули квиток.

Он не слушающимися пальцами взял авторучку. Чиркнул в бумаге и поднял на служащего глаза. Тот протянул ему сложенную вдвое бумагу. Улыбнулся.

Не в силах терпеть более ни секунды он раскрыл факс. Весь лист, на котором в обыкновенном послании имелся текст, был совершенно ЧЕРНЫМ. "Это конец!» – пронеслось в голове, и он в отчаянии кинулся прочь.

***

В смятении, держа перед собой роковое послание, он выскочил из здания почты. Ничего почти не видя, как совсем недавно в истории с собакой, уже второй раз за сегодняшний день он мчался напролом. Однако на этот раз источник его ужаса и несчастья – факс – находился с ним. Иными словами, он быстро сообразил, что бегом здесь не поможешь. В прошлый раз, закончившийся убийством собаки, он убегал от определенного объекта: женщина-машина по мере его бега, пусть и закончившегося трагично, удалялась. Здесь же дело обстояло иначе: факс у него в руках передвигался вместе с ним.

Он остановился и взглянул на бумагу. Что делать, было не ясно. С одной стороны, не представлялось никакой возможности его выбросить. Он просто физически чувствовал, что не в состоянии этого сделать, даже если бы захотел. С другой же – находиться с ним рядом было мучительно, непереносимо страшно. Нужен был компромисс. Он оглянулся по сторонам и заметил, что стоит у магазина. Не раздумывая, он толкнул дверь и зашел.

***

Это оказался магазин одежды. Одежда была вполне строгих фасонов – выходные костюмы и женские блузки. Однако поражала некоторая эклектичность убранства – в углу стояла большая статуя Будды, украшенная гирляндами разноцветных лампочек наподобие новогодних. На стенах среди надписей «Гуччи», «Версаче» и «Диор», на самом видном месте красовался большой портрет строгого мужчины в очках. Под портретом была прикреплена полочка, где горели две свечи. Две продавщицы – обе темноволосые – через узкие прорези глаз смотрели приветливо и доброжелательно.

– Это кто? – решив не терять времени на предисловия, выпалил Александр Викторович, указывая на портрет. Девушки испуганно переглянулись, сложили руки перед лицом и поклонились портрету. Затем испуганно повернулись к Матрасову и на ломаном английском стали объяснять:

– Это насе короля! Рама IX. На него нелься плёхо, а то плёхо будет…

«Понятно, – догадался Александр Викторович. – Пумипон Адульядет, он же Рама девятый.

Вступил на престол в 1946 году. За любое упоминание о нем в негативном смысле по таиландским законам полагается тюремное заключение. Король, дольше всех в мире пребывающий на престоле. Все ясно, – он повел головой, как бы еще раз утверждаясь в своей догадке. – Понятно тогда, отчего про него «нельзя плохо»… Значит, я в Таиланде.

Прояснив для себя ситуацию, Александр Викторович переключился на одежду.

– Позвольте, позвольте-ка, – он пощупал ярко-желтое сари, непонятно как затесавшееся сюда. – Кажется, мой размерчик? – он вопросительно посмотрел на продавщиц. – Те засуетились вокруг. Одна прибежала со складным сантиметром и начала старательно мерить Александру Викторовичу талию, другая достала сари и щеткой стала счищать с него приставшую пыль – видимо, товар был неходовым и висел здесь давно.

– Вас, вас, – утвердительно закивала девушка, по третьему разу заканчивая измерения – каждый раз получалось по-разному.

– Александр Викторович облачился в сари и повертелся перед зеркалом, – он себе очень нравился

– А это себе оставьте, – он небрежно кивнул на оставленную одежду и вышел из магазина не расплатившись.

– Ну, теперь мне и «черный факс» нипочем, – несколько сдавленно, но удовлетворенно выдохнул он. На улице смеркалось…»

***

На следующее утро Александр Викторович встал и, еще не позавтракав спустился вниз и забрал из почтового ящика письмо. Затем перекуси и прошел в кабинет. Там орн вскрыл конверт и тщательно прочитал написанное. Отложил письмо, потянулся. Описание удовлетворило его. С любопытством еще раз он рассмотрел исписанные страницы и прикрепленный к ним медной скрепкой факс.

Приятное было значительно тем, что письмо это он написал себе сам. Это был его собственные рассказ самому себе, о том, что произошло с ним вчера; как он об этом чувствовал и говорил.

Все дело было в том, что он, будучи человеком недоверчивым и во всем сомневающимся любил все перепроверить; он не доверял никому – в том числе и себе – ну как можно было быть уверенным в том, что такое несовершенство как человеческий мозг запомнт все? «Конечно нет, – убежденно отвечал Александр Викторович. – За ночь я что-нибудь непременно забуду!» С такими мыслями нельзя было заснуть и, он придумал писать себе самому о том, что с ним было накануне. Это давало нужную уверенность, и теперь он мог быть спокоен, что завтра будет знать о сегодняшнем дне все…

Александр Викторович хмыкнул и стал собираться. Уже в дверях он посмотрел на начатую вчера книгу Успенского. Улыбнувшись еще раз, сложил ее в портфель. "Интересно, свободна ли в парке та скамейка, на которой я начал ее вчера читать? – подумал он и вышел из дома.

На столе его остался черный факс. Он разгадал от кого он пришел еще вчера и больше уже не боялся. Он понял, наконец, почему, не зная зачем, ходил на почту так много лет подряд в ожидании его. И почему будет он ходить туда и дальше…

Он ждал новых известий от своего духовного учителя – Георгия Гурджиева.

СТРАННОЕ МЕСТО

Это было странное место. Сам не понимая зачем, я встал с койки, вышел из барака и, озираясь по сторонам, свернул налево, в сторону сторожевых вышек. Пауки были на месте. Уютно усевшись в некое подобие гнезд, они выпускали наружу то один глаз, то другой. Гнезд было два: по одному у каждого края сооружения, которое напоминало ворота, только свитые из паутины и соломы. Далее, слева и справа, насколько хватало взгляда, тянулись заграждения. Я, ни на минуту не задерживаясь, шел прямо на гнезда. Пауки обеспокоено высунули из гнезд все свои глаза. Как я слышал от сторожил, они поступали так, предчувствуя опасность, и в тоже время, чтобы предупредить о возможном нападении. То справа от меня, то слева, из выжженного солнцем песка стали высовываться тонкие змееобразные щупальца серого цвета, которые тут же втягивались обратно. Чем ближе я подходил к гнездам, тем ближе от меня появлялись щупальца. Будто повинуясь какому-то глубинному инстинкту, я вдруг резко изменил направление движения. Теперь я шел прямо на заграждения, даже несколько удаляясь от гнезд. Пауки продолжали следить, но змеи теперь вылезали из песка реже и дальше от моих ног. Было страшно. Заграждения представляли собой ряды колючей проволоки толщиной с палец, через которые было пропущено вольт четыреста. Я подошел к ним вплотную и, схватив провод, рванул на себя. Меня ударило током, в глазах потемнело, я потерял сознание и упал.

Очнулся я уже в другом месте: сидел за длинным столом в полицейском участке какого-то района в пригороде Стокгольма. Доклад читал начальник отдела криминальных расследований. Он рассказывал о новом, особо страшном, по его мнению, преступлении, случаи которого с некоторых пор участились в столице Швеции. Злоумышленник тихо подкрадывался к жертве, когда та говорила по мобильному телефону и (о ужас!) выхватывал его из рук. После чего скрывался в неизвестном направлении. Ужас, по мнению начальника полиции, заключался не столько в потери материальной ценности (имелся в виду телефонный аппарат), сколько в нанесенной психологической травме. Уточняя – по моей просьбе – данное определение, он разъяснил, что для пострадавшего страшна была отнюдь не потеря телефона. Он терял больше: у него украли РАЗГОВОР! И часто это оказывался разговор с другом или подругой, приятелем или сослуживцем. Некоторые несчастные потеряли разговор с родственником или кем-то из родителей или даже, – об этом он поведал, трагически понизив голос до шепота, – с любимым человеком!

– А ведь надо понимать… – Здесь начальник поднял указательный палец верх и посмотрел на нас пронзительным взглядом. В воздухе повисла затянувшаяся пауза.

– Чего понимать-то? – Я решительно не понимал, что еще можно понимать в этой и без того затянувшейся теме.

– А то, – начальник обессилено опустил руку с пальцем, – что не разговор у них украли…

– А что? – Решительно запутался я в его умозаключениях.

– Людей у них украли!

– Каких людей? – Меня начинала пугать его бескомпромиссность. Кража человека в уголовном кодексе приравнивается к умышленному убийству и сурово карается.

– Да тех людей, с которыми они разговаривали! Вот, только что, они слышали любимый голос, испытывали теплые чувства и вдруг – раз! Они лишаются всего этого, и, максимум, что они еще могут успеть – это видеть спину преступника, уносящего с собой дорогого им человека… Это трагедия, которая может сломать жизнь… Человек, переживший такое, не скоро еще сможет вернуться в общество и снова стать его полноправным членом. Поэтому, – его голос зазвучал уверенно металлически, по всему чувствовалось: сомнения и долгие споры далеко позади – наша дальнейшая работа направлена на реинтеграцию пострадавших в общество! Мы задействуем психологические и социальные службы, работаем с семьей и родственниками пострадавшего! Часто нам даже приходится подключать друзей родственников и родственников друзей!!! Мы используем все доступные связи, чтобы вернуть несчастного к нормальной жизни. Не надо пояснять, что, конечно, все они получают от государства значительную материальную поддержку. Ведь именно государство не смогло защитить их права на свободу и жизнь и оградить от криминального произвола, а, значит, оно и должно взять на себя дальнейшую заботу о них и их детях.

Далее планировалось выступление психолога и социального работника с докладами на тему специфики работы с теми, кто работает с пострадавшими, а так же демонстрация схем и диаграмм, позволяющих увидеть эту проблему изнутри и снаружи.

Я взглянул на часы. Было девять часов сорок одна минута. Выходило, изображать активность мне оставалось еще часа три. Стало тоскливо. Завтра – слава богу! – с двух часов и до вечера свободно. Будет время пройтись по магазинам и что-нибудь купить. Например, шарф. Или кеды. Мне не были нужны кеды, но мысль о возможной их покупке как-то отвлекала. Очень хотелось спать. Я тихо прислонил щеку к кулаку, и, расположившись так, что бы мое лицо было вне видимости других участников мероприятия, закрыл глаза и задремал. Замелькали деревья, облака и пролетающие мимо меня черно-белые собаки неизвестной породы – постепенно сновидение становилось отчетливее.

Я ехал в колонне автомобилей «Крайслер Питикруизер». Колонна двигалась в Токсово на традиционный сбор. Планировалось есть бутерброды, пить пиво и много разговаривать о преимуществе данного автомобиля, которое не подвергалось сомнению, не смотря на большое количество разнообразных поломок, что, впрочем, являлось предметом отдельного разговора. Сам я тут был впервые – поехать меня уговорила жена. Ей было скучно, хотелось с кем-то пообщаться. Друзья, видимо, вследствие их немногочисленности, поднадоели, и она нашла в интернете сайт фанатов «Пятикруизеров» и, сама являясь владельцем таковой машины, записалась на ближайшее мероприятие. Им и оказалась данная поездка. Я сидел на пассажирском сидении и смотрел по сторонам. По сторонам не было ничего интересного: серые пятиэтажки семидесятых годов постройки, которые, по планам конструкторов, должны были быть снесены в восьмидесятых, перемежались красными кирпичными многоэтажками, построенными в девяностых, без всяких планов на будущее. Шел дождь. После вчерашней вечеринки настроение было пессимистическим. Я откинулся на сидении и прикрыл глаза. Замелькали деревья, прохожие, капли дождя сползали по боковому стеклу.

Это не было стекло в прямом смысле слова – так, видимость, придуманная конструкторами для подражания реальности, но, на самом деле, не имеющая с ней никакого отношения. На среднем плече у меня лежал Трог – самое милое из несуществующих созданий, которых я знал. Оно терлось о мою шею. Чувствовалось, – и это было приятно, – что я нужен и симпатичен ему гораздо больше, чем оно мне. Императоры сотворили их просто так, для забавы, но они казались крайне полезны нам, паукам Ближнего Света. Они снимали стресс, питали энергией во время Охраны. Охраной мы называли пребывание в гнездах. Никто не помнил, зачем мы здесь находимся и кого мы охраняем. Наши глаза уже много веков как не были соединены с телом, и никто из нас не знал, что они видели. Единственное, что нас с ними связывало, это потоки нейронов, которые вызывали сокращение мускулов наших тел. Они заставляли нас ходить, спать, есть, даже размножаться. Но главное – они управляли мускулами, держащими глаза: вытащить, втянуть, закрыть открыть.

Я не знал, что видят глаза. Глаза не знали, что они кому-то принадлежат. Это был скорее симбиоз, чем сообщество, но вариантов, как говорится, не было. Несколько веков назад, по рассказам самых опытных из пауков, мы знали, что видят наши глаза. И – это представляется совсем уж фантастичным, но легенды на то и существуют, чтобы рассказывать о совсем уж невероятном, – мы сами выбирали, куда смотреть, открыть глаза или закрыть, и сами решали, что нам делать. Потом, согласно преданиям, после долгого смутного времени, был период затишья. Каждый из нас: мы и наши глаза – жили отдельной жизнью. Но продолжалось это недолго. Последовал, так называемый "глазной бунт". Вследствие него, мы стали всего лишь их придатком и с тех пор не имели никакого права на независимые решения. Любые попытки что-то предпринять самостоятельно карались глазами с крайней жестокостью. При малейшем неповиновении они заставляли нас наказывать себя. Например, стегать себя розгами, голодать по нескольку дней, закрывать себя в темной комнате с решетками на окнах. Глаза могли заставить нас убить себя, но, это автоматически означало бы и их смерть, и поэтому не практиковалось.

Сейчас с глазами творилось что-то странное. Обычно, они находились в активном состоянии поодиночке. Сейчас же оба глаза активно смотрели на что-то, происходящее прямо передо мной. Сам я, управляя их мускулами, только и мог, что определить примерное место, на которое они были нацелены. К тому же, я внезапно услышал (шутники из наших говорят, что недалеко время, когда и уши у нас захотят жить отдельно) приближение второго паука. Это уже было вообще из ряда вон. Даже в легендах никогда не упоминалось, что бы мы оба одновременно покидали свои гнезда. Судя по серьезности ситуации, ожидание обещало продлиться неопределенно долго. Я решил отдохнуть: тихо, стараясь не мешать глазам заниматься своими делами, сначала присел на корточки, а потом и прилег. Следовало экономить силы. Я даже не предполагал, что дальше от меня потребуется. Вполне возможно, что мне не придется спать еще несколько суток. Редко, но такое случалось. Я отключил слуховые рецепторы и впал в забытье.

Первое, что я почувствовал, очнувшись, – жуткая боль в правой руке. Видимо, удар током, хоть и оказался не смертельным, но сжег мне всю кисть. Сердце колотилось как бешеное. "Ну все," – промелькнула мысль, – "сейчас помру от инфаркта. Ну, почему все так сложно!? Ее мое…"

Я открыл глаза и с удивлением огляделся: сидел в машине моей жены Маруси. Мы ехали по шоссе в колонне таких же, как наш, автомобилей. Вокруг мелькали пригороды Стокгольма. Кажется, мы только что выехали из местного полицейского отделения и двигались в сторону города. На заднем сидении послышалось какое-то шуршание. Я обернулся и застыл от неожиданности: там, заняв все пространство своим огромным чешуйчатым телом, расположилось какое-то, многоногое паукообразное существо. От него ко мне тянулись какие-то отростки. "Здравствуйте," – неожиданно скрипучим голосом произнесло оно, – "я Билл Гейц, самый богатый человек на планете. – Последовала пауза. – Шутка. Ха. Ха. Ха." – Оно сделало паузу и продолжило. – "А Вы, судя по тому, как вы мне приказали себя расположить, сейчас смотрите на меня." – В голосе проскользнули какие-то неуместные игривые интонации.

Тут я, как будто, очнулся, и, покачав головой, осмотрел себя. Вернее, я только попробовал совершить вышеозначенные действия, так как тут же обнаружилось, что ни меня самого, ни тем более моей головы не существует. Куда бы я ни крутился, максимум, что мне удавалось увидеть, это отростки, соединяющие меня с пауком. Я с опаской посмотрел на жену, ожидая от нее криков ужаса, бросания руля, и как неминуемое следствие – автокатастрофы. Однако она взглянула в мою сторону и совершенно безразлично заметила: "Интересно, там они уже все в таком виде, или мне еще будет с кем поговорить?" – И неожиданно добавила. – "В следующий раз – ты за рулем."

– Ну, тогда на моей поедем, в клуб фанатов «БМВ». – Я решил воспользоваться возможностью сменить тему, но, чего я никак не ожидал, вместо меня эти слова произнес паук на заднем сидении.

– Не, в БМВ не поеду, позорно. Лучше тогда на поезде за грибами. – Маруся периодически страдала гипертрофированными приступами скромности.

Я обиженно замолчал и с преувеличенно независимым видом стал смотреть в окно. Окно сильно запотело, поэтому было практически ничего не видно.

То, что вместо меня заговорил паук, мне решительно не понравилось. Я осторожно посмотрел на жену и спросил – "Маруся, а я вообще, сейчас как выгляжу?"

– Хреново! – Она, кажется, давно ждала этого вопроса. – "Паук ты какой-то членистый. С глазами на стебельках. Или… Тут я еще сама не разобралась", – добавила она после паузы и еще раз, как-то оценивающе, взглянула на меня. – "Или ты – это глаза его, а тело, сам паук, – это так, подчиненная функция".

– Кх, кх – послышалось обиженное хрюканье с заднего сидения. – Конечно, подчиненная… Вот сейчас слышать перестану – будите знать!

Этих слов я не произносил, и, сей факт запутал меня окончательно. Я снова посмотрел в окно. Наш кортеж из «Крайслеров» уже въехал в Стокгольм и сворачивал на улицу, на которой стоял отель. Там проходил «Всемирный конгресс по вопросам бедственного положения африканских женщин», на который мы и были приглашены. Водители из нашей колонны периодически перебибиковались, поддерживая, видимо таким образом дух коллективизма и показывая, что это не случайно около двадцати «Пятикруизеров» собрались вместе и двигаются друг за другом по тесным шведским улицам уже в течение часа.

– А вот бибикать, я и не буду! – Всем своим видом показывая, что дух коллективизма ей совершенно чужд, заявила Маруся. – У меня, кстати, доверенность на машину закончилась, она ж на тебя оформлена, – внезапно добавила она.

– Да я тебе так, от руки напишу. – Мне не хотелось тащиться к нотариусу, и стоять в очереди.

– Нет. – Она была настроена решительно. – Потом гаишник какой-нибудь придерется, и будет парить, что какое-нибудь вчера правило вышло, которого позавчера не было, так что сегодня мне надо ему сто рублей платить. – Она скосила на меня глаза и добавила: – Или пятьсот.

– Ну, хорошо, хорошо. – Я был настроен быстрее закрыть тему. Тем более что доля правды в ее словах была. Нигде в мире, кроме как у нас, чиновники и законотворцы не страдали спонтанными прозрениями об новых способах улучшения жизни простых граждан. Озарения эти, в конце концов, обычно сводились к отъему у оных очередной порции денег. Тем же и заканчивались. Вечная истина "меньше знаешь – крепче спишь", видимо, не без участия буддийской идеологии, трансформировалась в их сознании в другую, не лишенную логики идиому: "меньше имеешь – меньше украдут". Обокрасть им, однако, удавалось даже тех, кто, казалось, вообще ничего не имеет. Но это уже о другом.

– Останови тогда. Пойдем, напишем твою доверенность. – Я решил закрыть тему прямо сейчас.

Маруся помахала рукой в окне, видимо привлекая внимание колонны, и осторожно включив поворотник, свернула в какую-то боковую улочку. "Улица Восстания". – Прочитал я надпись на указателе. "Правильно свернула," – удовлетворено отметил я, – "здесь нотариусов куча, быстро все сделаем." Наша колонна остановилась, чуть не доезжая до Невского, у офисного центра. Здесь находилось районное отделение ГАИ, так что всегда были парковочные места, зарезервированные для служебных надобностей. Завидев нашу колонну, дежурившие на улице охранники дружелюбно помахивая руками, принялись радостно убирать заграждения. Мы остановились. Из машин стали выходить водители и тут же сбиваться в группы, видимо, по интересам, и неторопливо беседовать. Мы прошли мимо вытянувшихся по швам начальника ГАИ и хозяина офисного центра и свернули в подворотню.

– Здесь много нотариусов, так что быстро сделают. – Маруся была настроена по-деловому.

Выстроившиеся в почетный караул гаишники рангом помельче замерли, отдавая честь. Офисные менеджеры толпились во втором ряду и, так же, с любопытством нас разглядывали. Мой паук, с трудом перебирая шестнадцатью ногами и постоянно бубня себе под нос ругательства, взбирался по крутой лестнице. "Блин, что за хрень… Кто такие … блин.... придумал! Тут же бошку сломаешь, … на какую ступень какой ногой" – на этих словах паук запнулся и я вместе с ним чуть не загремел на пол. Он, все же выровнялся и дальше поднимался молча, только обиженно сопя. Я поднял себя на максимальную высоту и настороженно оглядывался по сторонам. Стены были выкрашены в светлые тона, на каждом этаже имелись таблички с надписью. "Сделки с недвижимостью", "Аренда сейфов", "Оформление автотранспорта" – машинально читал я.

Мы поднялись на третий этаж, и зашли в дверь с надписью "Оформление доверенностей".

В большей комнате стояло несколько столов, за каждым из которых сидело по ослепительно улыбающейся блондинке. Все было заставлено офисной техникой и завалено кипами бумаг.

– Здрасте, – прогундел мой паук, протискиваясь боком в дверь вслед за Марусей. При этом он сумел ловко захлопнуть ее последней лапой – видимо, освоился в наших интерьерах.

Против ожидания, при виде меня блондинки нисколько не испугались, а будто стали еще радушнее.

– Здравствуйте! – еще раз, чуть ли не хором, оптимистически громко ответили они. – Пожалуйста, проходите, располагайтесь, будьте как дома! – Продолжила самая близкая к нам, делая радушный жест рукой. Вам чай или кофе? – Сама любезность.

– Чай. – Ответила Маруся решительно. – Нам нужна доверенность. Как можно быстрее. Нас люди ждут. Из клуба Питикруизеров. Нам дальше ехать нужно. –Сама краткость.

Я, подумав, не ответил ничего – у меня и представления не было, что пьют пауки. Сам же, он, тоже помалкивал. Видимо, ни чай, ни кофе в его рацион не входили.

– Конечно, конечно, – к нам подбежала девушка с глубоким декольте и, нагнувшись, отвесила впечатляющий бюст, – давайте свидетельство о регистрации, мы только внесем номер и, все готово!

Дело у них действительно было поставлено хорошо, и уже через полчаса, заплатив за доверенность четыреста рублей, мы спускались из офисного центра. Пока мы ждали, Маруся задремала и теперь выглядела словно мешком тюкнутая: ступала осторожно, как-то глуповато улыбалась и оглядывалась по сторонам.

– Здрасьте, – внезапно сипловатым голосом сказала она.

– Здрасьте, здрасьте, – еще ничего не подозревая, автоматически ответил я.

– А как Вас зовут? – продолжала она.

– Не понял? – Я решил, что она шутит. – Меня зовут Дима. Муж я твой. Глаза паука – Дима. – Мрачно уточнил я на всякий случай.

– Во, клево, никогда замужем за глазами паука не была! – жизнерадостно сообщила она и внезапно закончила вопросом – А меня как зовут?

Я ошарашено посмотрел на нее.

– Тебя зовут Маруся. – Осторожно произнося слова, ответил я, уже чувствуя, что, кажется, вляпался в очередную неприятность.

– Клевое имя! – Оптимистически отреагировала она. – А то я перед этим Эльвирой была. Тоже, человеком. Так меня как только не сокращали – то Эля, то Эвя, а то, так один мудак вообще Эрой называл. Юмор, типа, у него такой был.

Я с изумлением уставился на Марусю. С трудом осознав смысл ее сентенций, я пришел к однозначному выводу: это больше не она. Но что же это все значило? Под непрерывную болтовню – бывшая Эльвира оказалась на редкость разговорчивой – я пытался понять, что произошло. В конце концов, все сложилось. Я же тоже за это короткое время побывал уже в нескольких физических телах. Стало быть, вот это оно и есть. То, о чем я когда то читал в книге одного малоизвестного писателя-фантаста с какой-то наркотической фамилией, то ли Гашишкин, то ли Анашкин… Я оказался в мире неопределенной реальности. Здесь при каждом отделение астрального тела от физического, невозможно предсказать, куда оно вернется. Астральное и физическое тела тут не связаны жестко, как у нас на Земле. "Ужас какой-то, – подумал я. – Ну, теперь мне понятно, почему он в своей книге так этот мир ругал: это ж не жизнь, а бред какой-то. Мне ощутимо захотелось домой, на Землю. Я вспомнил, в этой книге, было написано, что в этот мир попадаешь во время сна. Выходишь же из него, когда просыпаешься. Я посмотрел на часы: без десяти десять. Я облегчено вздохнул. Мой будильник на Земле поставлен на десять часов, а это значит, что я скоро должен буду проснуться.

– Это твоя машина. – Я показал на припаркованный «Крайслер». Перед отбытием назад мне нужно было ввести свежепроявившуюся Эливиру в ход дела. – Водить, надеюсь, умеешь?

– Мааашииина? – Разочарованно протянула она. – А я мотики люблю… Как жахнешь по газам, так с места с визгом!

– Под запах горелой резины и пердеж на весь город. – Мрачно дополнил я, – короче, ключи у тебя в правом кармане. Садись, поехали, а то люди и так почти час ждут.

Все расселись по автомобилям, и мы тронулись. Вокруг снова проплывал Стокгольм, но мне на это было уже, по большему счету, плевать. Я ждал звона будильника, чтобы проснуться.

ГАВРИЛА

Гаврила зашел в торговый зал магазина тканей, расположенный по улице Мытнинской, где-то около семнадцати часов вечера и очень удивился. Магазин имел вид фешенебельный и отличался изысканным дизайном интерьера. Торговал он тканями разного рода, но в основном, дорогими и престижными, которые используются в оформлении ресторанов и бутиков. По этому случаю вид самого магазина был затейлив и утончен – ткани были разложены продуманно и замысловато, во всем чувствовалась работа дизайнера. Все это было привычно и уместно. Удивившая же Гаврилу вещь заключалась в следующем: он увидел на одной из внутренних экспозиций, представлявших собой старую выцветшую телегу (один из прогрессивных и любимых направлений пытливой дизайнерской мысли под названием винтаж), на которой были выложены разного рода ткани для декора в стиле грандж; так вот, он увидел и удивился непомерно: на вершине композиции, венчая и, видимо, по замыслу автора завершая ее идеологически, стоял выдвижной ящик платяного шкафа тоже достаточно старый, искусно потертый во многих местах и мастерски подкрашенный художником разноцветной краской. Но не продуманность композиции, не сам факт ее существования, и даже не мастерство и тонкость ее исполнения поразили Гаврилу. Он впал в настоящий столбняк от другого: это был ящик из платяного шкафа, стоящего в спальне его квартиры, по улице Таврической…