Текст книги "Ужасы маминых каменоломен. Детская сказка для взрослых"

Третий эпизод
(В котором рассказывается о силе отечественной медицины и о том, как хорошо быть технически грамотным и творчески мыслящим человеком)

А наутро Ванечка заболел. Поначалу, как проснулся, вроде ничего ещё было, только немного ломало да глотать было больно, а вот к завтраку уже и температура поднялась, и в голове заныло. Потрогала мама Ванечке лоб, поставила ему градусник, так и есть: тридцать семь и четыре.

– Самая противная температура! – сказала мама и оставила сына дома.

После этого она позвонила бабушке, вызвала врача из поликлиники, поцеловала Ваню на прощание в лобик и ушла на работу.

Сначала пришла мамина мама, а следом за ней пришёл доктор. Он долго водил Ване по спине и груди холодным фонендоскопом, слушал, как Ванечка дышит или не дышит, мял ему пальцами живот, заглядывал с ложечкой в рот и ставил под мышку градусник. В общем, он делал всё то, что всегда делают и делали все врачи в подобной ситуации. А Ваня дышал – не дышал, говорил «а-а-а», высовывал язык и, сколько ни силился, так и не мог понять, зачем вообще нужен был доктор, если градусник лежит в аптечке под кроватью, ложечку принесли с кухни, а лечат потом всё равно мама и бабушка.

– ОРЗ! – наконец авторитетно заявил врач, выписал на жёлтом бланке рецепт и оставил Ванечку на неделю дома.

Бабушка забрала рецепт, проводила доктора до дверей, а потом сама оделась и ушла за лекарством в аптеку. Остался Ваня один дома. Скучно ему стало. Вылез он из-под одеяла и пошёл в большую комнату, телевизор по каналам попереключать. Сел он на диван, сидит, смотрит, а возле телевизора у стены электрический камин на полу стоит. Красивый такой, как настоящий. С виду будто бы каменный, с кованой железной решёткой и чёрными растрескавшимися углями в маленьком потухшем очаге. Ванька давно хотел посмотреть, как это в нём всё так хитро устроено, что, когда он работает, угли мерцают так, будто бы жар по ним ходит. Встал Ванька, подошёл к камину поближе, сел возле него на корточки, ощупал его со всех сторон. Камни на деле оказались пластмассовыми, ненастоящими, но другого он, честно говоря, и не ожидал. А вот решётка и вправду была железной – звенящей. Ванька протянул сверху через решётку руку и аккуратно потрогал холодные угли. Побарабанил по ним быстро пальцами. Угли отозвались гулким, сухим дребезжанием. Пустышка! Ну надо же, а он-то думал, а тут, оказывается, прямо как в сказке про Буратино! Только там очаг был нарисован на старом холсте, а здесь он оказался отштампованным из тонкого листа раскрашенного полупрозрачного пластика. Ванька ещё раз щёлкнул ногтем бугристые бутафорские головёшки, провёл вдоль кромки фальшивого очага пальцем, изловчился да и поддел его с краешка ногтем за уголок. Внизу под углями оказались две электрических лампочки и длинная металлическая палка с торчащими из неё во все стороны тонкими полированными пластинками. Всё ясно. Лампы светятся, пластинки крутятся, огонёчки по уголькам бегают. Вот и весь секрет. Стало неинтересно. Ванька вернул всё как было, встал, сел на диван и включил телевизор.

Сначала он смотрел старый чёрно-белый фильм про Великую Отечественную войну. В этом фильме бородатые лихие партизаны в серых ватниках и серых треухах со звёздами бились за родину с бритыми фашистскими нелюдями в чёрной фашистской форме и с корявыми фашистскими крестами на рукавах. Партизаны бросали в фашистов гранаты и кричали им героические слова, а фашисты в ответ только падали и смешно умирали.

По другому каналу шёл другой чёрно-белый исторический фильм, в котором уже чёрно-белые красные, стильно одетые в чёрные матросские бушлаты и серые солдатские шинели, бились за народное дело с благородными недобитыми белыми. Белые были одеты в белые кители и серые галифе. А самый белый мундир был у самого главного и недобитого. Кругом война, грязь, окопы, а он такой весь в белом сидит, карту раскинул, по горизонталям пальцем водит и думает только о том, как бы это ему так изловчиться, чтобы всех красных схватить и побить одним махом. Но красные тоже были ребята не промах. Они кричали героические слова и строчили в белых из пулемета, а белые убегали и стрелялись из пистолета.

Потом он поглядел, как в других странах люди борются за свои права с полицией и друг с другом, а потом он переключил телевизор на тот самый канал, где взрослые дядьки с умным видом и с мелом в руках говорили часами на тарабарском языке. То нудно и монотонно, а то будто бы с кем-то споря и что-то страстно кому-то доказывая. Ванька ни слова не понимал из того, что они говорили, но ему почему-то было ужасно интересно их слушать. Дядьки рисовали на больших зелёных досках сложные графики и кривые, смешивали в тонких колбочках и пробирочках разноцветные жидкости, писали тайными знаками мудрёные формулы, показывали друг другу космические фотоснимки, а Ваня всё смотрел и смотрел, всё внимал и внимал им, и грезились ему те далёкие звёзды, космические корабли, иные миры и другие планеты. В этот момент он представлял себя великим космическим первооткрывателем, как идёт он, такой очень смелый и умный, в серебристом грабрефритовом скафандре по далёкой и таинственной планете с верным низабаровым квадрогрызором на плече, как прячутся от него в фиолетовых инопланетных чащах коварные гудлые злечи и как…

Но тут из аптеки вернулась бабушка и выключила телевизор.

– Всё, хватит глаза ломать, – сказала она. – Ступай на кухню, будем делать ингаляцию.

Конечно, дыша в ингалятор и слушая бабушку, тоже можно было представлять себя космическим путешественником, но это уже было не так интересно.

Вообще-то Ваня любил болеть. То есть он любил, конечно, не то, что он кашлял, чихал или то, что у него болело, скажем, горло или голова. Вовсе нет, всё это скорее были некоторые издержки, неудобства, с которыми приходилось мириться. Главное было то, что во время болезни можно было совершенно законно сидеть дома и не делать уроки или не делать вообще ничего. Поначалу, конечно, немного мешала бабушка, но через пару-тройку дней, как раз когда Ваня пошёл на поправку и температура у него окончательно упала, бабушка самоустранилась, сославшись на сезонные огородные хлопоты. Времени сразу стало у Вани так много, что он начал было даже подумывать о солдатиках, но потом вдруг вспомнил, что перед тем как заболеть, оставил их в каменоломне. Тогда он порылся у себя в шкафу, достал пачку старого пластилина и принялся лепить себе солдатиков сам. Пластилин был уже грязный, все цвета были поперемешаны, но это было не важно. Это же были солдатики, так какая разница? Человечки получались все одинаковые, все между собою были похожи, и поэтому, чтобы хоть как-то их различать, он обклеивал получавшиеся фигурки сверху бумажками и на бумажках уже рисовал фломастером воротнички, карманчики и портупеи, а также звёздочки или корявые фашистские кресты. Собственно, только этим его пластилиновые солдатики и различались между собой. Сперва Ваня лепил просто фашистов и партизан, но потом, немного подумав, слепил ещё и пиратов.

Партизаны воевали с фашистами, а пираты либо помогали партизанам, либо не помогали. Конечно же, пираты и партизаны всегда побивали фашистов. Ну, только если иногда, редко-редко, фашисты побивали пиратов, но партизан фашисты не побивали никогда. А самыми сильными были пиратские партизаны. Потому что пираты умели плавать, драться саблями и стрелять из пушек, партизаны – партизанить, взрывать и прятаться, а пиратские партизаны умели делать и то, и это, и все на свете. А фашисты ничего не умели, они только стреляли, да и то косо и, как правило, не попадали. А ещё, если пиратскому партизану поверх его эмблемы налепить вторую бумажку, а на ней нарисовать фашистский крест, то он становился пиратским партизаном-разведчиком. Если такого разведчика окружали фашисты, то они тогда видели фашистский крест и принимали его за своего, а если этого разведчика обнаруживали пираты или партизаны, то бумажка приподнималась, и сразу – опа! – а там под ней красная пятиконечная звезда со скрещёнными человеческими костями. Собственно, именно эти всемогущие разведчики и завели Ванькину игру в тупик. Они входили куда угодно, делали что хотели и были практически неуязвимы. С их появлением в игре немецко-фашистские захватчики были обречены, и в связи с безусловной победой добра над злом игра потеряла смысл.

Четвёртый эпизод
(В котором рассказывается об очень мужественном мальчике, о магии цифр и о том, что такое настоящая, взаправдашняя экспедиция)

Именно тогда Ванька и задумался о том, что неплохо было бы улучить момент, чтобы по-быстрому ещё разок всё-таки сбегать за город, через поле, на реку, в старые заброшенные каменоломни и забрать оставленных там своих настоящих железных солдатиков. «Раз у меня сейчас есть время и никого из взрослых дома всё равно рядом нет, – думал Ваня, – то почему бы не выручить своих?» В конце концов, не пропадать же добру! Он, конечно, пообещал маме, что больше никогда-никогда, ни за что на свете не полезет в эти пещеры, но ведь «мы же своих не бросаем», и к тому же это же только один разочек, всего лишь один разок!

На этот разочек Ванька решил подойти к своему походу в каменоломни уже по-другому, более обстоятельно. Что называется, по-взрослому. Как говорит учительница Татьяна Романовна, ответственно. То есть одеться потеплее, почистить зубы, тщательнее отнестись к выбору снаряжения, да и вообще к подготовке своей экспедиции. Какие хорошие слова – «снаряжение», «экспедиция»… Ванька мечтательно зажмурился. От них так и веяло подвигами и приключениями! Причём не какими-нибудь там, а такими самыми настоящими и самыми что ни на есть правильными. Перво-наперво он пошёл на кухню и взял со стола спички. Конечно, куда же без них? Без спичек даже в лес за грибами, да даже девчонки не ходят!

– Это раз! – сказал кому-то Ваня как можно более суровым голосом. Потому что ему казалось, что именно таким голосом он должен с кем-то сейчас разговаривать.

Потом он пошёл к маме в комнату и вынул из стоявшего на камине подсвечника самый длинный и закопчённый огарок свечи. «Вдруг придётся под землю лезть, а без света под землю тоже нельзя, без света в пещере вообще никуда», – подумал Ванька и остановился в нерешительности. Свечка и спички – это, конечно же, здорово, но этого, без сомнения, было маловато для настоящей, взаправдашней экспедиции. Ваня вдруг вспомнил, как он то ли где-то читал, а то ли от кого-то слышал, что в подобных случаях рекомендуется заранее составлять подробный список всех необходимых вещей. Но список – это документ. Документ, который, как говорят разведчики, может попасть в руки «посторонним лицам», например бабушке или, чего доброго, даже маме. И хотя это было как-то неприятно и даже обидно, что лица мамы и бабушки вдруг становятся «посторонними», Ваня понимал, что не имеет права идти на поводу у своих чувств и ставить под удар всю операцию…

– Ах, ну да, ну конечно же… – Ванька театрально хлопнул себя по лбу и вновь побежал на кухню.

Там он схватил со стола ещё один коробок и, вытряхнув спички в мусорное ведро, насыпал в него до краёв соли.

– Вот! Это два! – произнёс он снова суровым голосом и сделал себе решительное лицо.

Затем взял из кухонной тумбочки старый перочинный ножик «Белка», достал из хлебницы половинку чёрного и прямо на столе, напряжённо сопя, разрезал её пополам.

– Три! – выдохнул он, словно фокусник, закончивший трудное заклинание, сложил пополам нож и сунул его в задний карман брюк.

Конечно, было бы неплохо взять с собою ещё и компас, но компаса у Ванечки не было. «Ну, что ж… Три – это уже неплохая цифра», – подумал он, а поэтому дальнейшие сборы были признаны нецелесообразными. Покидав всё в старую холщовую сумку и перевязав её, как положено было пиратам, хитрым пиратским узлом, он потеплее оделся и выскочил из дома. На лестничной площадке он ещё раз себя оглядел, старательно закрыл за собою дверь и быстро-быстро побежал к старым заброшенным каменоломням. По дороге он сделал, правда, небольшой крюк, так, чтобы захватить с собой ещё и Черныша, но пёс ему нигде не встретился, а поэтому пришлось отправляться в дальний путь, полный опасностей и приключений, без него.

В третий раз прибежал Ванька ко входу в старую заброшенную каменоломню. Отдышался, огляделся вокруг, нет ли где маленького босоногого мальчика? Нет, не видать никого. Стал он тогда прислушиваться, не стучат ли где тихо камушки? Нет, ничего не слыхать, только листья в ветвях шелестят-перешёптываются. Стал он тогда искать своих настоящих, железных солдатиков. И под кустами смотрел, и траву руками перебирал, и камни переворачивал, а нет их нигде. Глянул тогда Ванька на полуобвалившийся каменный грот, а заходить-то туда неприятно, боязно. Сверху свисает губастая мякоть дёрна. Снизу торчат бурые булыганы. «Это что же, я просто трушу?!» – подумал он неожиданно смело. Немного потоптался на месте. Огляделся, нет ли рядом кого другого, тяжело вздохнул и неспешно полез внутрь каменоломни.

Пятый эпизод
(Очень-очень страшный)

Вход в старую заброшенную каменоломню был невысокий, чуть выше Ванькиного носа, и напоминал собою глубокий каменный зев. Солнце в него редко заглядывало, а поэтому в гроте всегда было сумрачно и прохладно. Ваня поднял к глазам сумку, развязал хитрый пиратский узел, достал коробок и чиркнул спичкой. Свечку зря жечь не стал. А смысл, если здесь и так всё можно более или менее разглядеть? Покрутился туда-сюда, почиркал спичками, попереворачивал носком ботинка тяжёлые, острые камни и озадаченно замер. Вот ведь, ушёл мальчишка, крепость разломал, камушки разбросал и всех солдатиков, видно, с собою унёс. Что же теперь делать? Неужто вот так вот и возвращаться с пустыми руками несолоно хлебавши? Ванька ещё потоптался в нерешительности, потом всё-таки собрался с духом, опустился на четвереньки и пополз дальше вглубь тёмного полуобвалившегося грота. Тот, как и положено было каменной пасти, заканчивался каменной глоткой. «Так вот где начинается настоящий вход в подземелье!» – подумал Ванька и в растерянности остановился. «Да ладно, в конце концов! – решил он. – Сейчас вот только гляну одним глазком, что там внутри, а там уж и домой». Лёг Ванька на камни, протиснулся сквозь щель в завале, а там неожиданно земля вниз пошла, и он прямо так на животе вниз и сполз, словно провалился в каменный мешок. Ну, так… Может быть, и не мешок, а какой-то карманчик. А может быть, даже в какую-то старую заброшенную выработку. Только совсем уже крохотную и тёмную, словно чуланчик какой. Такую, что если сесть и руки раскинуть, то обеих стен сразу коснёшься, а если встать, то головы не поднимешь и шеи не разогнёшь. Такую узенькую и низенькую, что даже непонятно, как взрослый человек в ней киркой махал. Словно там не люди, а гномы камень добывали. И вот сидит себе маленький-маленький мальчик на корточках в маленьком-маленьком, чёрном-чёрном каменном мешке, как в склепе. Головой по сторонам вертит, глазами по темноте водит, а вокруг никого-никого, лишь только звенящая тишина, холод, сырость и мрак подземелья. Сам-то Ваня до этого, понятное дело, в склепах никогда не бывал, не довелось ещё, но вот в фильмах про пиратов и скелетов склепы видел. В этих фильмах в склепах скелеты хранили свои сокровища, а пираты пытались их у этих скелетов отнять. Поэтому Ваня точно знал, что склеп – это место, в котором живут скелеты и встречаются пираты. Страшно-то как стало! Решил тогда Ванька, раз такое дело, запалить наконец-то свечу и внимательно оглядеться. А у самого от страха руки дрожат, зубы стучат и сердце колотится как чумовое. С одной стороны, это, может быть, и ничего вроде, но, с другой стороны, может быть, так братик Эвы Двуликой его в подземелье как раз и заманивает. С одной стороны, они с ним вроде как вместе уже играли, и всё обошлось, но, с другой стороны, а может быть, это нынче сестра ему так наказала, мол:

– Приведи-ка ко мне мальчика Ваню!

А потом утробно так и жутко:

– У-у-у-у!

И снова:

– Приведи-и-и мне его! Мне нужна его кро-о-овь!

Ну, вот вправду, откуда кто знает, чем они тут с сестрой все эти годы занимались? Питались чем? Может быть, кровью маленьких потерявшихся мальчиков?! Нет, сам-то Безымянный вроде как пацан неплохой. А вот с сестрой его непонятно. Взялся Ванька за коробок, а пальцы его не слушаются, дрожат. Чиркал он спичками, чиркал, весь чиркалёк истыкал, а спички только искрят да ломаются. Еле-еле управился в темноте. «Ну, нет, – думает, – домой приду, надо будет свет в туалете выключить, запереться да посидеть – потренироваться на будущее на досуге». Зажёг он наконец мамин огарок, огляделся вокруг… С двух сторон каменные стены, впереди завал из камней, никаких пиратов и скелетов нет и в помине. На земле под ногами камни, пустые бутылки и окурки валяются, на стенах разные слова нацарапаны, будто бы это вовсе не таинственный вход в подземелье, а так просто подъезд какой-то. Расстроился Ванька, да делать нечего. Стал он тогда домой собираться. Оглядел ещё раз всё по-честному на прощание и вдруг видит – напротив среди камней будто бы какая-то щель в завале. Такая, что взрослому человеку, может быть, и маловата будет, а гномику или маленькому мальчику аккурат в самый раз. Так вот где начинается настоящий вход в подземелье! Задул Ванька свечку, ощупал свободной рукой перед собой камни да и полез в эту расщелину. Вылез он с другой стороны, зажёг опять мамин огарок, встал и огляделся вокруг. Видит, стоит он в начале таинственной каменной галереи. Над головой у него тяжёлый каменный потолок, справа и слева вдоль каменных стен – толстые покосившиеся крепи, а впереди зияет провалом глубокий и чёрный проход. «Ладно, далеко не пойду, только посмотрю, что там и как. Может быть, солдатиков найду, а нет, значит, не судьба, но совесть моя будет чиста», – решил мальчик и зашагал в темноту.

Шестой эпизод
(Очень короткий, в котором рассказывается о мумиях, камнях и индейцах)

Ванька шёл медленно, аккуратно, не спеша. А куда теперь спешить? Шёл, спотыкаясь о камни, а они перекатывались, звонко перестукиваясь лоб в лоб и недовольно между собою грумча. Что поделать? В каменоломнях всегда под ногами много камней. Время от времени он приостанавливался, прислушиваясь и тараща глаза в темноту. Вскоре крепи исчезли, штольня стала заметно уже, а потолок стал ниже. Впереди во мраке от стены к стене промелькнула еле различимая белая тень, Ванька вздрогнул и замер, испуганно озираясь по сторонам, а в темноте послышался лёгкий шорох. Да не тот шорох, который был от его шагов, а какой-то другой, отдельный, запоздалый. Шшых-шрых. Ему даже показалось, что он услышал, как где-то тихо и одиноко упал камень. Опять-таки не от его шагов, а просто так, сам по себе. Глухо так: тук – и всё. Он снова настороженно замер, озираясь по сторонам. Нет. Всё тихо. Ничего. Померещилось. «Чур меня, чур!»

– Ладно, – снова начал шёпотом уговаривать себя мальчик. – Только гляну, что там впереди, а дальше не пойду, не полезу. И так уже смелый. Есть солдатики? Есть. Забираю и домой. А нет, всё равно домой. Вот ещё немного пройду – и дальше ни шагу. А то опять поздно вернусь или, чего доброго, потеряюсь, и что тогда я скажу маме?

– Нехорошо будет, – продолжал он рассуждать на ходу. – Я же ей обещал. А так приду, ботинки помою, брюки почищу – и всё нормально. А врать не буду. Если всё нормально, то она и не спросит. Зачем тогда врать? А вот если я опоздаю, то тогда ври не ври, она всё увидит, да ещё и посмотрит на меня так, с укоризной, и скажет: «Нет тебе больше веры!» И что тогда?

Ваня задумался, пытаясь себе представить, что же ещё тогда, но больше ничего особенного представить себе не мог. Только этот долгий-долгий материнский взгляд – и всё.

«Ну, что мне будет? Что? Да по большому счёту ничего. Ничего мне не будет, – начал он себя успокаивать. – Самое страшное – поставят в угол возле книжного шкафа. И что? Ну, книжку втихаря почитаю, ну, стыдно там будет – стыдно и всё».

«Просто стыдно, – как можно более безразлично пожал плечами мальчишка. – Зато, когда пацанам во дворе расскажу, все просто от зависти лопнут!»

Много света свеча не давала, и по большому счёту он шёл на ощупь, медленно ведя ладонью по холодной стене, то от нечего делать разглядывая бесформенные булыганы у себя под ногами, а то свои пальцы, скачущие по ребристому пыльному камню. Крохотный язычок пламени, словно камлая, плясал перед ним в темноте.

– Камлая… Это ещё откуда-то взялось… – бормотал на ходу Ваня.

«Камлая – это вроде как колдуя, – вспоминал он значение красивого и таинственного слова. – Это вроде как у индейцев, но нет, индейцы здесь совершенно ни при чём». Откуда под землёю индейцы? Здесь уж скорее должны быть мумии. Однако у Вани почему-то была чёткая уверенность, что мумий здесь тоже нет и быть не может. Не тот климат им, что ли? Опять-таки, у него же в руке Маленький Огонёк – храбрый воин! Хао! И пока он пляшет у него на ладони, никто в мире к Ваньке даже не прикоснётся!

– Привет! – услышал он вкрадчивый голос.