Текст книги "Ужасы маминых каменоломен. Детская сказка для взрослых"

Седьмой эпизод
(По-настоящему страшный, в котором мальчик неожиданно знакомится с новым, весьма неоднозначным, но достаточно важным персонажем)

Ванька резко обернулся и увидел молодую женщину. Хотя нет, скорее ещё девушку. Он увидел её так внезапно, что даже не успел испугаться или даже просто задуматься о том, кто же она такая. Пламя свечи освещало только её лицо: тонкий нос, ясные глаза, длинные распущенные волосы, а фигура говорившей скрадывалась темнотой и словно растворялась у ног во мраке. «Спелеолог!» – решил почему-то Иван.

– Как же я давно тебя ищу! – проговорила она и одним неуловимым движением, бесшумно, почти вплотную приблизила свои глаза к его глазам.

Шаркнув о камни и едва не споткнувшись, мальчик отпрянул на шаг назад. «Нет, пожалуй, это не спелеолог, это скорее спасательница», – предположил он осторожно и пригляделся к ней повнимательнее. Девушка была очень красивой. Такой красивой, что Ванька ею даже залюбовался.

Да, конечно, красота понятие относительное, но она была безусловно хороша собой.

Может быть, конечно, не так хороша, как его мама, но тоже очень и даже очень-очень… «Точно! Это мама! – осенило Ивана. – Это она их вызвала! Значит, мама всё знает! Бабушка, наверное, вернулась, меня не нашла и ей позвонила…»

– Как же долго я тебя искала… – повторила девушка и словно качнулась к нему снова.

Голос у неё был тоже завораживающе прекрасный. Она склонилась над ним и мягко, даже не коснувшись, обняла его за плечи.

– Идём домой, – прошептала она, – пойдём, нас уже давно заждались.

С этими словами таинственная красавица сделала ещё одно неуловимое движение, свеча у Ваньки в руке погасла, а девушка, всё так же не касаясь, подхватила мальчишку легко на руки и куда-то понесла в темноте, продолжая быстрым шёпотом причитать у него прямо над самым ухом так, словно она творила над ним заклинание:

– Братец ты мой любимый, братец Безымянный, Беспрозванный-Неназванный. Где же ты пропадал? Как же давно я тебя ищ-щу. Как же долго тебя я искала…

Иван не видел и не чувствовал её, не слышал и не чувствовал её шагов, а слышал только её беспокойный шёпот и ощущал её стремительный бег, примерно так же, наверное, как ощущают самоубийцы долгое падение в пропасть… «А где же её каска?! – неожиданно подумал он. – Где же её каска и фонарик?! Ведь если она спасательница, у неё обязательно должна быть каска с фонариком!» И в этот самый момент ему стало вдруг по-настоящему страшно. Оцепенение сменилось смертельным ужасом, и он закричал, срывая голос, что было сил:

– Я не твой братец! Отпусти меня! Отпусти! Отстань, ведьма! Ведьма! Я не твой братец, я Ванечка!

Но Эва – а это, как вы уже догадались, была именно она, – словно и не слыша его, всё шептала, и шептала, и неслась куда-то в темноте с Ванечкой на руках.

– Отпусти! – закричал он в отчаянии ещё раз и в этот момент почувствовал резкий удар в лицо.

Очнулся Ванечка, уже лёжа на земле. Голова у него гудела, а лоб болел и, противно пощипывая, саднил. Ванька невольно его ощупал, и рану сразу же защипало ещё сильнее. Он тут же отдёрнул руку. Тогда мальчишка поджал под себя ноги, опёрся ладонями о камни, толкнулся и сел, ссутулившись, спиною к стене. Неожиданно его пальцы наткнулись на выроненный им огарок свечи. «Свезло так свезло», – подумал он про себя, достал из кармана спички и, несколько раз чиркнув, быстро зажёг свечу.

– Ты зажигаешь свет, – услышал он у себя за спиной.

Ваня обернулся, поднял глаза и увидел её, теперь словно выныривающую из щербатого камня над его головой. И когда она проплывала мимо, оказалось, что на затылке у неё ещё одно точно такое же лицо, и она говорит с ним двумя лицами сразу.

– Ты не проходишь сквозь стены, – продолжала она задумчиво. – У тебя течёт кровь, – потом немного помолчала, покусывая губы, и подытожила, разочарованно покачивая головой: – Нет, ты не мой брат. Если бы ты был моим братиком, я бы пронесла тебя сквозь любую преграду, и ты бы даже не коснулся её, а ты… ты не мой брат… ты обманщик.

С этими словами Эва потянула к нему плоскую растопыренную пятерню с тонкими бледными пальцами и длинными накрашенными ногтями.

– Сначала ты обманул свою маму, – захрипел призрак, приближая свои глаза к его глазам, – а теперь ты захотел обмануть и меня, – шептал он всё тише и тише,

медленно склоняя голову набок и словно ввинчиваясь в широко распахнутые от ужаса глаза мальчика.

– А ведь ты не брат мне, не брат… – ещё раз задумчиво констатировала Эва, после чего резко отпрянула и стала меняться лицом.

Сначала Ванька увидел, как поседели её волосы и высохли её глаза, потом – как ввалились щёки и выпали мелкими жёлтыми камушками изо рта зубы. «Боже мой, что же делать? – в отчаянье подумал Ваня. – Неужели всё? Неужели это всё? Сейчас засыплет – и поминай как звали!»

«Братик, как же его звали? – попытался он вспомнить. – Как же было его имя? Мама ведь наверняка говорила. Эва говорила!»

– Безымянный! Беспрозванный! Неназванный! – закричал он в отчаянии.

– Нет, это не его имена, – с грустным спокойствием прошамкала старуха, и густые, огромные, как тараканы, слёзы побежали вниз из её глаз. – Его звали как-то иначе. Как-то ведь его звали… – горестно затихая, шептала она.

– А ты хотел меня обмануть! – вновь встрепенулась Эва. – Чему только тебя учили дома и в школе? Ай-яй-яй, как же тебе не стыдно? Ты хотел обмануть бедную старую женщину?!

– Я не хотел! – в отчаянии закричал Ваня.

– Ах, ты не хотел?! – заорала она на него страшным голосом. – А кто тогда хотел?!

И от этого её крика всё вокруг заходило ходуном, своды задрожали, и посыпались первые камни. «Неужели всё? – снова подумал Ваня. – Неужели всё?» И, словно ещё на что-то надеясь, скрестив пальцы, украдкой потянул левую руку себе за спину. Но она заметила этот его жест и только грустно улыбнулась в ответ.

– Не выйдет, – устало прошептала она. – Не дома, не выйдет.

И вдруг за её спиной промелькнула белая рубашонка. Мальчик вздрогнул глазами от неожиданности. Эва резко обернулась, тут же, забыв обо всём, бросилась за ней следом, ударилась о камни грудью и растворилась в стене тенью.

Эпизод восьмой
(В котором Ваня упражняется в эпистолярном жанре, борется за жизнь и ищет в потёмках выход)

Мир замер. Ванька остался один. Рядом с ним на земле тускло подрагивал огонёк маминой свечи. Штольня проваливалась в пустоту чёрными мо́роками, а в ушах начала нарастать звенящая тишина. «Как он только босой по камням бегает?» – ни к тому, ни к сему устало подумал мальчишка, откинулся спиной на стену и вытянул ноги поперёк прохода. Он вдруг почувствовал себя совершенно измотанным и обречённым, и что делать ему совсем ничего не хочется, а хочется вот так вот сидеть и смотреть, как догорает свеча. «Скоро она погаснет, – мелькнула в голове мысль, – и станет совсем темно». Ваня поднял первый попавшийся камень и принялся им царапать на стене послание: «Тому, кто меня найдёт…», но потом передумал писать завещание и ограничился хрестоматийно кратким: «Здесь был Ваня».

«Не дома. Не выйдет», – вспомнил он последние слова Эвы Двуликой.

– Ладно, надо идти, – сказал наконец-то себе мальчик. – Надо как-то выбираться из этих катакомб. Надо вставать и идти.

Вставать и идти. Вот только куда? В какую сторону? Налево или направо? Ваня внезапно понял, что всё то, что до сих пор с ним происходило, было ещё не так уж страшно. Всё, что случилось с ним, скорее напоминало какую-то детскую игру вроде казаков-разбойников, а страшное начинается именно сейчас. Потому что сейчас он либо угадает, где выход, и спасётся, либо для всех потеряется и останется здесь навсегда. Он мысленно так и сказал, как будто речь шла о ком-то другом: «Останется здесь навсегда». Он не хотел думать слово «смерть», тем более применительно к себе. Он понимал, что с людьми так бывает, но только не с ним, он же не такой, с ним этого случиться не должно. По крайней мере, не сейчас. Потому что сейчас он встанет и пойдёт. Ванька даже принял мужественное решение, что погасит сейчас свечу и дальше пойдёт в темноте, держась рукою за стену. Он где-то читал, что, чтобы не заблудиться в лабиринте, так и так надо всегда держаться одной из стен. К тому же особо смотреть всё равно было не на что, а свеча у него лишь одна, и поэтому, когда будет необходимость что-нибудь посмотреть, он зажжёт её и посмотрит, а так нечего зазря свет палить! Мальчик задул свечу, порылся в сумке, укладывая её на место, и нащупал кусок чёрствого хлеба. Есть ему, правда, совершенно не хотелось, хотелось пить, но фляги он с собой не взял. Поэтому он сказал себе, что по пути ему потом обязательно встретится подземный источник, а может быть, даже целое подземное озеро, непременно с целебной и студёной водой, и тогда уж он вволю напьётся. Непременно, потом. «Ну, так что? Налево или направо? – спросил он себя ещё раз. – Как там было в сказке? Налево пойдёшь – сам пропадёшь, направо пойдёшь – коня потеряешь».

– Коня у меня нет, – сказал Иван, подражая своему сказочному тёзке, – стало быть, пойду-ка я направо.

Вот так вот незатейливо и просто иногда в жизни решаются самые серьёзные вопросы. Ваня повесил на локоть холщовую сумку, встал, отряхивая ладони, прикоснулся рукою к холодной стене и сделал вслепую несколько неуверенных шагов. «Не быстро, конечно, – подумал мальчик, – но двигаться можно». Потихонечку, внимательно, маленькими шажочками, не спеша… Ванька ещё раз похвалил себя за мужественное и взрослое решение, хотя, сказать по правде, всё это было ужасно неудобно. «К тому же, – подумал он, – впереди может кто-то притаиться и поджидать его в темноте. А потом этот кто-то может внезапно выскочить, выпрыгнуть и наброситься на него из засады. Например, какое-нибудь подземное зелёное чудовище с длинными, скользкими щупальцами и острыми окровавленными клыками. Нет, ну правда, а вдруг?» На всякий случай Ванька выставил перед собой свободную руку и в нерешительности остановился.

– Хальт! Хэнде хох! – рявкнула темнота, и в глаза ударил слепящий сноп света.

Девятый эпизод
(В котором появляется Ванин старый знакомый)

Ванька от неожиданности аж вздрогнул. «Это по-каковски? Это не по-русски».

– Кто это?! – спросил он, машинально прикрывая глаза ладонью, и поразился собственному спокойствию.

Зрение постепенно возвращалось. Сначала он разглядел сквозь пальцы очертания неясного силуэта, потом понемногу прорезались и детали. Напротив стоял какой-то чудаковатый дядька в железной каске, защитном френче, с изящным золотым кортиком на поясе – на подвесах, в высоких мушкетёрских ботфортах и с огромным, похожим на скворечник светильником-фонарём в руках. «Диггер? – недоумённо подумал Иван. – Нет, диггеры в канализации, а этот, пожалуй, как раз спелеолог. Ну, или спасатель», – решил он уже неуверенно. И ему вдруг стало как-то даже обидно, что вот так вот все его приключения теперь вот закончатся. А он-то уже всё распланировал и всё придумал. И как экономить свечу, и как идти, держась рукой за стену, чтобы не заблудиться. Он даже придумал, как сам выйдет наверх из пещеры и, может быть, даже успеет домой, и, может быть, даже мама ничего не заметит. Он так всё хорошо придумал, и вот теперь всё это рушилось.

– Аусвайс! – вывел его из оцепенения грубый окрик.

– Аус, простите, что?! – растерянно переспросил Ванечка.

Тогда вопрошавший подошёл к нему ближе, почти вплотную, Ваня даже разглядел щетину на его подбородке и корявый фашистский крест на клапане нагрудного кармана его зелёного френча.

– Аусвайс! – гортанно рявкнул фашист ещё раз и посветил фонарём прямо Ване в глаза.

– П-п-простите ещё раз, я вас не понимаю… – непроизвольно щурясь и отворачиваясь, пролепетал мальчик.

– Ну и не надо! – ответил фашист внезапно по-русски и весело рассмеялся. – Проверка! – подмигнул он и добавил вполголоса, уже, как показалось Ване, с сочувствием: – Ты откуда такой?

– Я? Из дома.

– Это я уже понял, – кивнул странный дядька. – А здесь-то ты как очутился?

– Я…

– Ты, ты!

Ваня замолчал. Он, конечно же, знал ответ на этот вопрос, но ему было почему-то очень стыдно и неудобно. Не таким ему виделся финал его невероятных и героических приключений.

– Я заблудился, – наконец с трудом выдавил он из себя.

– Да это понятно… – как-то неожиданно, буднично и просто отреагировал тот на его признание.

– Ну и с кем ты теперь? – как бы вскользь поинтересовался он снова.

– Я? – ещё раз растерянно уточнил мальчик.

– Ты, ты, а кто же ещё?

– Дома, с мамой, – обескураженно сказал Ваня.

– Отличный выбор! – весело воскликнул фашист, легонько хлопнул его по плечу и расхохотался собственной шутке.

И вот тут Ивану стало совсем страшно.

«А ведь он не коснулся моего плеча! – подумал Ваня. – То есть шлепок-то, конечно, был, но касания… кажется, не было!»

Фашист, нахохотавшись, иронично посмотрел на Ивана и смерил его оценивающим взглядом.

– Неофит, – сказал он загадочное слово, – типичный неофит.

Ваня обескураженно промолчал. Фашист тоже замолчал. Молчание затянулось. В разговоре повисла неловкая пауза.

– Простите, пожалуйста, – решил Ваня сменить тему, а заодно и удовлетворить своё любопытство, – вы, наверное, немецко-фашистский захватчик, да?

Может быть, конечно, с его стороны это было бестактно, может, об этом не стоило спрашивать, по крайней мере вот так напрямую, но Ваньке было очень, ну прямо очень-очень любопытно. Он же до этого никогда в жизни не видел ни одного настоящего немецко-фашистского захватчика, а тут такая удача! В сапогах, в каске, с корявым крестом на груди и вроде даже совсем не страшный! Фашист поднял глаза и неожиданно тяжело, испытующе посмотрел на Ивана. Словно примеряясь к нему и решая: тот он или не тот. Говорить ему или не говорить. Мальчик съёжился под этим взглядом и сразу же триста раз проклял себя и своё любопытство, когда фашист, глядя Ване прямо в глаза, размеренно и сурово произнёс:

– Вообще-то это страшная военная тайна, но ты, я вижу, парень хороший, поэтому тебе я её расскажу. Я не немецко-фашистский захватчик, – с этими словами он многозначительно расстегнул золотистую пуговку под корявым фашистским крестом на нагрудном кармане военного френча, поднял вверх клапан нагрудного кармана, и под ним Ваня увидел вышитую на зелёном сукне красную пятиконечную звезду со скрещёнными человеческими костями.

– Я пиратский партизан-разведчик, – торжественно произнёс дядька. – Только смотри, никому не проболтайся, а то это страшная военная тайна.

И, видя зреющий в мальчишеских глазах вопрос, немного помедлив, многозначительно добавил:

– Ну, если только Чернышу или маме. Черныш – кремень, он никому ничего не скажет, да и мама у тебя, по всему сразу видно, хорошая, а значит, тоже не проболтается.

И Ванечке сразу стало почему-то за себя неудобно. То ли потому, что он нашего за фашиста принял, то ли потому, что в нём сомневаться стали. Однако любопытство снова брало верх.

– А много вас тут? – не унимался Ваня.

– А вот это, парень, забудь, это уже совсем военная тайна, – сказал как отрезал загадочный дядька. – Скажу тебе только, что нас тут достаточное количество. Потому как если нас будет больше или меньше, чем надо, война закончится, ибо равновесие тогда нарушится и кто-нибудь обязательно победит, – подытожил пиратский партизан-разведчик и многозначительно посмотрел на Ваню так, словно в этот момент мальчик должен был постичь нечто настоящее и сокровенное. В разговоре снова повисла неловкая пауза.

– А я здесь солдатиков потерял, – ни к тому, ни к сему ляпнул мальчик, чтобы хоть как-то развеять обстановку, а заодно и объяснить своё пребывание в этом подземелье.

– Ну, то есть не потерял, – поправился он, – а оставил. Мы здесь играли, играли, вот я солдатиков тут и оставил, – ещё раз уточнил он, не желая начинать новое знакомство со лжи.

– Да, я их видел, – сказал дядька. – Железные такие парни!

– Да-да! – оживился Иван. – Я пошёл их искать, а Эва схватила меня и понесла, а потом увидела своего братика и бросила, а сама убежала, вот я и заблудился, – сбивчиво закончил он свой рассказ.

– Да, Эва – это, брат, сила, Эва, она, брат, такая, за этой не заржавеет… – опять задумчиво, словно о чём-то своём, произнёс таинственный собеседник. – Однажды к ней пришли немецко-фашистские захватчики и стали ей угрожать. Так вот она всех их тогда побила и победила!

– Да вы что! – восхитился Ванька. – Правда?!

– Правда, правда.

– А расскажите!

– Рассказать? Тебе и правда интересно?

– Конечно, интересно! – воскликнул Иван. – Ну расскажите! Расскажите, пожалуйста!

– Рассказать? Ну, хорошо, – согласился пиратский партизан-разведчик, – но только чур тогда слушать и не перебивать.

ВТОРАЯ ЛЕГЕНДА ПРО ЭВУ ДВУЛИКУЮ
(В которой рассказывается про Эву Двуликую, партизан и немецко-фашистских захватчиков)

Однажды давным-давно случилась у нас на земле война. Наши войска тогда отступили, и пришли в городок поутру немецко-фашистские захватчики. Ходят такие все из себя важные.

– Хэнде хох! Аусвайс! – кричат.

А рядом с тем самым городком были как раз то ли пещеры, а то ли старые заброшенные каменоломни. Часть мужиков, кто посмелее, сразу же взялись за ружья да за топоры и ушли под землю за город в партизаны, а другая часть осталась и ушла по домам в подполье.

Встретила как-то Эва под землёй партизан и спрашивает:

– А что это вы, как экскурсанты, здесь сидите, шумите, домой не идёте?

А потом с намёком так добавляет:

– Где выход, небось сами знаете, а я тут, мол, никого не задерживаю!

Испугались партизаны, неловко им стало.

– Извини, – говорят, – это мы тут с фашистами боремся. Пришли в нашу землю поганые нелюди, вот и пришлось нам тебя под землёю побеспокоить. Но ты не волнуйся, сейчас мы их только из наших домов выставим и сразу же тогда отсюда к себе по домам воротимся.

– И долго мне ждать этого «сразу»? – нетерпеливо спрашивает Эва.

– Ну, тут уж как выйдет, – говорят партизаны неопределённо, – ибо сила их тёмная, сила великая.

– Тёмная? – оживилась Эва.

– Нет-нет, не в том смысле, – тут же забеспокоились партизаны, – просто много их очень.

– Ладно, – говорит она. – С этим всё понятно, а нельзя ли как-то ускорить этот процесс?

Переглянулись между собой партизаны, один из них набрался смелости и говорит:

– Помоги нам тогда, Двуликая. Нет у нас связи с городским подпольем. Некому в город весточку передать.

Посмотрела на них Эва. «Нет, – думает, – эти так просто не отстанут, эти, как тараканы, и если их даже тапком прихлопнуть, то завтра всё равно новые набегут. В общем, надо договариваться».

– Ладно, – говорит, – так и быть, помогу я вам. Не благодарите. Но только чур уговор. Как закончится эта ваша война, чтобы все отсюдова выметались!

Вот так и стала Эва связной между партизанами и подпольщиками. Обернулась она тогда девицей-красавицей, высокой, розовощёкой, губы как коралл, глаза как пожар, распустила свои косы русые и стала простоволосая ходить туда-сюда, будто дурочка какая. В город носить весточки подпольщикам от партизан, а потом обратно для партизан от подпольщиков. А чтобы враг ничего не заподозрил, всем говорила, будто бы ищет своего потерявшегося младшего брата. А люди её слушали, грустно кивали головами, жалели её и всё понимали. Всё-таки война, а потому всякое может случиться, да и вообще, мало ли на земле сумасшедших. В отряде ей, разумеется, как велось это между партизанами и подпольщиками, сразу же дали настоящую подпольную кличку и стали её звать между собой не Эва, а Ева. Чтобы на улице, со стороны врагам вроде как непонятнее было. А если вдруг кто ошибётся и назовет её по имени, то тоже не беда. Вроде бы просто так, как окликают кого-то или удивляются чему-то, а она, если что, вроде бы как и ни при чём вовсе. Долго ли, коротко ли, но прознали однажды фашисты, что Эва связная в сопротивлении. Был там один полицай – предатель из местных, шибко в неё влюблённый, он-то, видать, и донёс. Увидел как-то, что она куда-то туда-сюда ходит. Понапридумывал себе, видно, всякого. Представил, как подходит к ней партизан удалой, обнимает да целует её, а она только толкается да смеётся. Взревновал до беспамятства, да и выследил её. А может, и так просто, сам собой извёлся, всю ночь в подушку проплакал-протосковал, а с утра порешил: раз такое дело, так не доставайся же ты никому! А потом пошёл в местное гестапо да и предал её бездушным фашистским нелюдям. А те и рады-радёшеньки. Организовали круглосуточное наблюдение и взяли девчонку в оперативную разработку. Ну, так вот. Как только она вышла с секретным донесением из подпола и пошла по своему обыкновению за город к партизанам, кинулись фашисты за нею туда следом, чтобы её по дороге догнать и схватить. Отнять у неё секретное подпольщицкое донесение и выведать через то все секретные партизанские тайны. Бросилась Эва от них бегом бежать. Ибо сила-то у неё вся под землёю была, а на земле она силы никакой не имела. Слава богу, рядом находился вход в пещеру. Ну, она, понятное дело, и кинулась туда, чтобы там от врагов спрятаться и спастись, а фашисты, конечно, за нею следом. И ведь знали, что под землёй партизаны, а подземных дорог не знали, но всё равно туда полезли. И не то чтобы эти нацисты прямо такие глупые и смелые были. Просто с ними же был тот самый полицай, который предал им Эву, а он-то был из местных и знал эти каменоломни как свои пять пальцев.

– Тафай-тафай, – кричали они ему. – Ити фперёт. Покасыфай нам тарока! А мы схватить и вернуть тепе тфой руский тефка!

Хитрые они были, одним словом. Хотя, может быть, это у них изначально такой план и был. Может быть, они собрались тогда страшною силой и рассчитывали, что Эва их к партизанам так как раз и приведёт. Но она к тому времени была уже опытной подпольщицей. Она поняла их коварный замысел и не пошла в отряд, а стала водить фашистов кругами по всей системе. Где пешком, где ползком, то вглубь уйдёт, то к выходу воротится. И вот когда Эва фашистов и полицая-предателя под землёй так кругами водила, обернулась она назад, чтобы проверить, как те за нею кругами ходят, и вдруг почудилось ей, будто бы мелькнула в штреке белая рубашонка. Вскинулась тогда она да и бросилась обратно за ней, прямо в лапы к бездушным фашистским нелюдям. И вот о том, что произошло дальше, мнения разнятся. Кто-то говорит, мол, схватили её фашисты. Стали отнимать шифровки и выпытывать страшные партизанские тайны. А кто-то говорит, что эти изверги изловчились, поймали её младшего братика и стали его у неё на глазах убивать, а кто-то говорит, что фашисты поймали только саму девушку, а мальчонка от них в суматохе сбежал. Ну, в общем, как только всё это произошло, Эва страшно расхохоталась, лицом переменилась так, словно постарела сразу на тысячу лет, и закричала так истошно и так пронзительно, что земля вокруг вдруг задрожала так, как будто вскипела! Своды каменоломни с грохотом обрушились и похоронили под собой всех-всех-всех, кто там был. И партизан, и полицая-предателя, и немецко-фашистских захватчиков. Вот с тех самых пор, говорят, стали люди встречать под землёй юную и прекрасную девушку. Будто бы бродит она там простоволосая и ищет своего потерявшегося младшего брата. Кто-то говорит, что это отставшая от группы спелеоматрасница, а другие говорят, что это под землёю блуждает неупокоенный дух бесстрашной партизанки-подпольщицы. Поэтому, если ты заблудился в пещере, смерть близко и больше нет никакой надежды, зови Эву. И если ты хороший человек, она выведет, непременно тебя выведет. Но если вдруг увидишь, что Эва меняется лицом, – кричи что есть сил, зови её брата. Тогда вся надежда лишь на него. Жалко вот только, что я имени его не помню.