Текст книги "Уникум. Тайная дверь"

– Дима, а мастер – это какой класс?

– Восьмой.

– А искусник?

– Шестой. Чего ты мне голову морочишь, что, про классы не слышал?

– Да я так. Рамиль, сбегай за Мишкой, дело есть.

– А чего я? Молодого нашли?

– Рамик, ну хорош, я тебе обещаю, что ты не пожалеешь. Сбегай за Мишкой, будь другом.

Рамиль забормотал что-то сердитое и невразумительное, но за Максимовым пошел. А я пока стал шарить на столе в поисках линейки. Ножа-то не было.

Прошло меньше минуты, и мы все сгрудились над крохотным батончиком, который я вытащил из кармана.

– С орехами, – скорбно выдавил Мишка.

– Я уж забыл, какой он на вкус, – мрачно заявил Рамиль.

Байков ничего не говорил. Все было написано на его лице. Поэтому я не стал искушать судьбу. Разделил батончик линейкой на три части и отдал друзьям. На полминуты в комнате воцарилось полное эстетства и высшего наслаждения молчание.

Дальнейший вечер прошел на удивление хорошо. Получив маленькую дозу эндорфинов, мы до самой ночи шутили над высокородными, выдумывая им клички и новые сферы деятельности. К примеру, Дуракины с легкой руки стали курировать продажу магического навоза. Досталось учителям, предметам, самой школе и всему-всему, до чего могла добраться наша фантазия. В итоге засыпали мы довольные, будто уже был конец года и вся честная компания не только сдала экзамены, но и получила вызовы из Башен.

Пробуждение было неоднозначным. С одной стороны, я боялся пошевелиться, потому что все тело превратилось в один большой синяк. С другой – именно сегодня позволено валяться сколько душе угодно. Потому что в воскресенье нет уроков и тренировок.

– М-да, – Рамиль оглядел меня, когда я спускался с кровати. – Может, тебе в медпункт?

– Пройдет, – отмахнулся я, – сейчас в душ схожу – и все нормально будет.

Только ответил, как в дверь постучали. Я не подозревал, кто снаружи, но знал точно, кого там нет: Якута. Того в детстве стучать не научили. Он врывался, как реклама посреди фильма. Впрочем, после характерного звука дверь открылась – еще бы, замков же у нас не было, – и вошел Козлович. В выглаженном пиджаке, расчесанными волосами и с дурацкой бородкой, которая никак не вписывалась в образ аккуратиста.

– Доброе утро, – он на мгновение задержался взглядом на мне, разглядывая синяки на теле. Даже захотелось надеть футболку. Впрочем, куратор ничего не сказал. – Байков, Кузнецов, одеваемся – и в главный корпус.

– А чего опять произошло-то? – я начал вспоминать, не совершил ли каких-нибудь опрометчивых поступков в состоянии шоколадного опьянения.

– Произошел конец месяца. Пора получать стипендию.

Глава 12

Только я начинал думать, что знаю о школе почти все, как она в очередной раз меня удивляла. Оказалось, что главный корпус – с натертым полом внизу и лестницами, ведущими наверх, к административно-экзекуционной части, – лишь верхушка айсберга. Козлович проводил нас к дальней от входа стене, где в тени люстры, сливаясь с обоями, обнаружилась дверь. Именно туда мы и вошли, сходу оказавшись еще на одной лестнице, убегающей высокими ступеньками вниз.

На прощание куратор выдал нам два квитка. В моем значилось: «Школа Терново предоставляет стипендию Кузнецову Максиму Олеговичу по причине сиротства». То же самое было написано и у Байкова, разве что Ф. И. О. значились другие.

Не сказать чтобы я боялся. В чреве школьного подземелья слышались голоса, значит, там мы будем не одни. Да и спустившись с лестницы, мы оказались в ярко освещенном коридоре с несколькими дверьми. Очередь была в дальнюю.

Выяснилось, что мы с Димоном – последние, прибывшие на этот праздник жизни. Что неудивительно. Наша комната располагалась в конце флигеля, вот Козлович и сообщил нам уже после всех. Даже после Мишки, который стоял перед тремя пацанами и одной девчонкой. Мы оказались последними.

– Вы тоже тут! – обрадовался Максимов, размахивая квитком. Я разглядел лишь «значительных успехов в учебе».

– Нет, на самом деле нас убили, пока мы спали, и теперь наши призраки будут вечно слоняться по школе! – сказал Байков, который, видимо, чувствовал себя неудобно. Он был единственный из благородных в очереди.

– Серьезно?! – Максимов так яростно поправил очки, что дужка жалобно скрипнула.

– Мишка, ну хватит верить во всякую фигню. Нет, нас Козлович позвал. Сказал, деньги давать будут.

– Не совсем деньги, – поправил меня Димон. – Точнее, деньги, но не только.

– Я окончательно запутался.

– Увидишь, – коротко кинул Байков.

– Я тогда с вами встану, – Максимов уже окончательно убедился в нашем существовании.

– Ага, а очередь профукаешь, иди-иди, – прогнал я его, – лучше потом расскажешь, что и как.

Растянувшаяся цепочка двигалась не слишком быстро. С другой стороны, нас тут было всего ничего. Больше интересовало, что там за дверью, потому что одноклассники выходили с таким выражением лица, будто внутри на столе танцевала голая Елизавета Карловна. На вопросы отвечали односложно и постарались поскорее пробежать мимо, наверх.

Более того, даже Максимов со скорбным и будто загипнотизированным видом промчался, сжимая что-то в руке и не произнеся ни слова. Вот так и делись шоколадом с товарищами.

– Иди вперед, – я толкнул Байкова, когда подошло время. За нами уже никого не было. – Только расскажешь потом все.

– Договорились, – кивнул Димон.

Благородный отсутствовал пару минут, после чего выскочил как ошпаренный. Он потерял присущее ему самообладание, словно перед ним сейчас оказался не одноклассник, а йогуртовый торт.

– Димон, – я схватил его за плечо, потому что тот намеревался прорваться. – Ну так что?

– Надо идти, надо.

Он с прытью, которую трудно было угадать в этом пухлом пацане, вырвался из моих рук и помчался по коридору. Нет, тут точно что-то неладно. Но не уходить же теперь? К тому же все, кто вышел оттуда, – живые, пусть и слегка шебутные.

Я медленно повернул ручку и заглянул внутрь.

Помещение в большей мере напоминало склад или бюро найденных вещей. Какие-то свертки, тюки, коробки. Из-за полумрака приходилось напрягаться, чтобы разглядеть очертания предметов. Все освещение – лишь бра у входа и коптящая свеча на заваленном квитками столе. Я пригляделся: а ведь там кто-то сидит. Так, надо входить, а то замер на пороге.

– Здрасьте. Я тут пришел за стипендией. Кузнецов Максим, – я помахал бумажкой.

Скрюченный человек качнулся на стуле и подвинулся вперед, давая возможность разглядеть себя в свете свечи. И то, что я не свалился сразу в обморок, стало большим достижением. Нечто имело самый ужасный вид: огромные и круглые глаза, невероятных размеров рот и хищный, крючковатый нос. Гигантские лопоухие уши должны были сделать образ немного смешным. Должны были, но не делали. Казалось, что создатель поиздевался вдоволь над своим детищем, находясь в дурном расположении духа.

Роста это нечто было невысокого – едва доставало мне до плеч, – с возрастом чуть сложнее. Хотя волосы, точнее, космы, торчащие в разные стороны, еще не седые. Зато во внушительной бороде виднелись серебряные длинные нити подкрадывающейся старости.

– Здрасьте, – мне не пришло в голову ничего лучше, чем повторить приветствие.

Существо не ответило, лишь повелительно протянуло руку. Ага, квиток, ну конечно. Маленький клочок бумаги оказался в крепких пальцах незнакомца, а в воздух взметнулся яркий желтый кругляш. Я поймал монету и стал разглядывать – герб нашей школы с каждой стороны, без всякого номинала. Забавно, что и говорить. Я вопросительно посмотрел на страшилище, хотя это не вызывало никакого эстетического удовольствия, но кроме него никто не мог дать ответов.

– Сирота, – неожиданно детским голосом произнесло существо, – получает каждый месяц по одной монете. Ее можно продать, на нее можно купить все, что написано в перечне, – страшилище подняло перед собой журнал, похожий на школьный. – Все понятно? Давай быстрей, ты здесь не один!

Глаза существа стали бешено вращаться, рот вытянулся в струну, обнажив белые крепкие зубы, а сам он весь напрягся, того и гляди сейчас прыгнет. А я возьми и скажи:

– Вообще-то один. Я последний, там больше нет никого.

И страшилище вдруг прекратило светопреставление, сев на стул и опрокинувшись на спинку.

– Наконец-то. Хуже нет, чем работать с детьми. Это я тебе как квалифицированный бабай говорю.

– Бабай? – переспросил я, все еще не в силах отвести глаза от уродливого лица.

– Бабай, бомка, бука. Названий много, а суть одна. Пугачи мы. Есть такая работа, – пафосно сказало чудовище, – детей пугать.

– А зачем?

– Ну, не знаю, – пожало плечами страшилище, – заведено так. Вроде как призвание. Сила ведь она во всем есть. И с немощных ее крохи собрать можно. Когда они боятся сильно или, напротив, восторгаются. Но чем дальше, тем хуже. Сейчас такой ребенок пошел – с детства в телефонах своих, ничего им не страшно. Я пару лет назад, по заветам папеньки, решил тряхнуть стариной. И что?

– Что? – спросил я.

– Явился перед осмелеткой. Глазами вращаю, зубами скрежещу, по стеклу пальцами вожу. Все как положено. И знаешь, что он сказал?

Я отрицательно помотал головой.

– Прикол!.. Прикол, говорит. Ну, и чего мне делать? Пришлось из профессии уходить. Хорошо, Елизавета Карловна, крепкого ей здоровьичка, – бабай перекрестился, чем ввел меня в состояние полного изумления. Так он еще и православный? – местечко предложила. Вот, теперь заведую школьной казной. Грамоте обучен, считать умею, а припугнуть учеников – дело плевое. Ой, чего-то я разболтался.

Он замолчал, опять выпучив глаза. Чего доброго, сейчас снова пугать будет. Поэтому я буквально выпалил фразу:

– Тяжело быть не таким, как все.

– Тяжело, – подтвердил бабай, а потом встрепенулся: – Тебе-то откуда это знать?

– Так я такой же. Безродный посреди дворян. Уникум, который не умеет использовать силу в кругу магов. И сами видите, сирота, – я показал на квиток.

Вообще все сказанное было не совсем правдой. Про безродность – да, но это же не ампутированная нога. Жить можно. Силу я недавно применил, аж несколько раз. Осталось научиться правильно ею владеть. Сирота – лишь на бумаге. Дядя Коля-то у меня остался.

Бабай спрыгнул со стула, и оказалось, что он еще меньше, чем я думал. Он подошел ко мне, посмотрел снизу-вверх и цокнул языком:

– Гляжу, неплохой ты парнишка. И кричать не стал, когда меня увидел, хотя испугался. У меня на это чуйка есть. Значит, с выдержкой у тебя порядок. Ну да не об этом речь. Расскажу тебе не только то, что остальным говорил, но и что утаивал. Гляди.

В его пальцах появилась та самая монета, которую ранее бабай мне выдал. Пугач повертел ее, будто показывая со всех сторон, а потом спрятал в кулаке, дунул и продемонстрировал голую ладонь. Вытащил из кармана новую – или ту же самую, кто знает этого фокусника…

– Золото, – показал он мне, – Терново на Императорском монетном дворе себе заказывало. Давненько еще.

– И до сих пор не растратили? – удивился я.

– Ха, так тут хитрость самая главная. Монеты денег стоят. И магических, и человеческих, факт. Однако почти все обратно в школу возвращаются.

– Это как?

– Смотри, – он раскрыл передо мной тот самый журнал.

Журнал больше походил на какие-то бухгалтерские книги для учета. Слева значилось наименование товаров, а справа цена. К примеру, Амулет защиты от проклятий до пятого уровня включительно – двести монет.

Я немного пролистал дальше. Перстень слабого неприятия магии земли – пятьсот золотых. Нет, так я каши не сварю. Это мне сколько копить придется?

Бабай явно угадал мои мысли, потому что захлопнул журнал и подмигнул огромным глазом. Вышло устрашающе.

– Сам понимаешь, накопить на подобное почти нереально. Вот и сливают стипендию на всякие мелочевые ингредиенты для артефактов или зелий. Но сейчас я тебе скажу то, чего никому не говорил. Если хочешь унести из этой комнаты что-нибудь стоящее, то существует два способа. Первый: сделать так, чтобы некоторые из учеников отдали тебе свои монеты. Как? Это уже никого не волнует, – заговорщицки добавил он. – Второй: помимо твоего сиротства, надобно получить дополнительную стипендию.

Насколько я помню, подобное можно было выполнить с помощью выдающихся успехов в учебе (привет, Мишка!) или боевой подготовки, создания нового артефакта, зелья или заклинания. Неясно, каким образом мне удастся получить новые монеты, но в любом случае информация была более чем полезна.

Я еще раз пролистнул журнал, осознав лишь только, что совершенно ничего не понимаю. Из дешевых – какие-то названия трав, подороже – металлы и камни, совсем невероятных денег – готовые артефакты. Надо будет посоветоваться с Байковым.

– Спасибо большое, – я протянул руку бабаю, и тот пожал ее. Пальцы страшилища оказались сухими, шершавыми и необычайно теплыми.

И уже взявшись за дверную ручку, я обернулся для важного вопроса:

– А если я захочу полистать каталог, выбрать там что-нибудь себе, присмотреться, когда это можно сделать?

Глаза бабая вновь расширились, точно лицо на мгновение уменьшилось. Стены комнаты стали разъезжаться, свет удалился, а само чудище вдруг выросло в несколько раз, нависнув надо мной. Засвистел сквозняк, усиливаясь и превращаясь в протяжный вой. И если бы я не знал, с кем имею дело, если бы не слышал историю пугача, то рванул бы прочь не оглядываясь.

Теперь же пришло понимание, что это всего лишь очередные штучки страшилы. Вроде его фокусов с исчезновением монеты. Магические трюки, не более. Поэтому я вытащил все частички выдержки, которые у меня остались в запасе, и попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит. И таки помогло. Стены и свет вернулись на прежние места, лицо бабая приняло среднюю степень запугивания. А само страшилище усмехнулось и ответило:

– Тебе, Кузнецов Максим, можно в любое время. Я все равно отсюда никуда не выбираюсь.

Я кивнул, попрощался и вышел за дверь, стараясь двигаться неторопливо и не выдать желания бегом взлететь по лестнице. Это всего лишь одно из магических существ. Разумное, вроде тех же домовых. К тому же оно работает на школу, чего тут бояться? Что красотой не блещет – ну, не всем везет с генами. Надо просто привыкнуть и двигаться дальше.

Байков сидел в комнате в состоянии, близком к полуобморочному. Рядом стоял – именно стоял, не пытаясь найти никакой опоры для своей пятой точки, – Мишка. Глазами оба неосознанно были похожи на бабая. То есть выпучили их страсть как. Ничего себе, какой стойкий эффект у этого пугача. Забавно, что на автопилоте Максимов прибежал к нам. Что-то это да значит.

Первое время оба отвечали односложно, погруженные в свои мысли. Но постепенно мне удалось расшевелить друзей. И вот после просьбы рассказать о том, что же они в подвале увидели, начались чудеса. Байков утверждал, что перед ним был высокий, как наш учитель по геральдике, старик, а Максимов вспоминал жирного мужика с большими усами.

– Карый, – сказал появившийся в дверях Рамиль.

– Чего? – не понял я.

– Ну бабай это. Меняет внешность, пугает до уср… сильно, в общем. А потом хвать в мешок – и бежать от дома.

– Мешка там не было, – серьезно покачал головой Мишка.

– Ты-то сам откуда знаешь? – подозрительно спросил Байков.

– Так у нас в начальных классах в книжках по родной речи все это было. Бабаи, шурале, дивы. И всякая херь подобная. Я в последнее время вообще начал с небольшим сепсисом относиться к любой услышанной информации.

– Скепсисом, – поправил его Байков.

– Я так и сказал! – возразил долговязый сосед.

– Ребят, помолчите, – я остановил назревающий конфликт. – Рамик, а скажи, пожалуйста: что это у тебя в руке?

– Телефон, – спокойно ответил тот. – Связь только никакая, про три джи тут и не слышали. Да вы чего как дикие? Воскресенье же.

Друзья восприняли информацию по-разному. Мишка хлопнул себя по лбу и умчался прочь, а Байков не двинулся с места. Зато Димке хватило чести объяснить мне, в чем дело:

– Козлович в воскресенье раздает телефоны. Домой позвонить…

– В «Тик-токе» повиснуть, – встрял Рамиль. – Ну и вообще. Только не вздумай ничего магического снимать или фоткать. Я так камеру угробил.

Я не стал дослушивать, устремившись вслед за Максимовым и чуть не сбив парочку благородных в коридоре. Все же пришлось извиниться по этикету, не хотелось давать лишний повод вызывать себя на дуэль. Но в главный корпус я ворвался бегом, проскользив по начищенному полу. С некоторым содроганием промчался мимо почти незаметной двери, ведущей к бабаю, и нагнал Мишку уже на лестнице. Потому к Козловичу мы ввалились вдвоем.

– Стучаться надо, – холодно заметил тот, но нашу просьбу исполнил, телефоны отдал.

Мишкин оказался совсем дешевеньким, китайским, да еще с потрескавшимся экраном. Я же схватил свой и выскочил наружу, к главному входу с фонтаном. По одной простой причине: здесь почти никогда никого не было.

Гудке на четвертом стало немного тревожно. Утро воскресенья всегда представлялось для дяди Коли днем отсыпным после субботних попоек. Все-таки завтра на работу. Поэтому обычно к обеду он очухивался, трясущимися руками опохмелялся и ложился спать дальше. Но когда я уже потерял всякую надежду, то услышал знакомый голос:

– Алло…

– Дядя Коля, привет, это я!

– Макс, здорово, родной! Ты как там? Уехал, не звонишь совсем. Я хотел сам набрать, но не поверишь, телефон взял, а вспомнить, зачем, не могу. И так несколько дней. Давай, рассказывай.

Хуже всего было врать о своем «вратарском» будущем, на ходу вспоминая легенду Четкерова и невозможности объяснить, как все обстояло на самом деле. Но один из пунктов договора гласил, что до обретения минимального класса и получения специального разрешения от руководства школы я не имею права разглашать о себе информацию. Кому бы то ни было. По срокам это выходило не раньше конца учебного года.

Но кто сейчас думал о подобной ерунде? Важнее, что дядя Коля, единственный в том, нормальном, немощном мире, был в порядке. Он помнил меня, скучал, хотя Байков и стращал о немагах. Мол, сила вроде живого инструмента. И если она чувствует, что волшебник тяготится какими-то связями с немощными, то те постепенно станут его забывать. Но дядя Коля помнил. И я сам знал, почему. Он мне был очень нужен.

– А когда у вас там каникулы? Когда приедешь?

– Перед новым годом экзамены. – Я вспомнил расписание и тут же поправился: – То есть сдача нормативов и каникулы.

– Три месяца еще, – горестно вздохнул дядя Коля. – Ну ничего, живы будем, не помрем. Пролетят как один день. Ты, главное, звони, не забывай.

– Да ты что, конечно.

Прощались мы еще минуту, постоянно вспоминая и вставляя какие-то важные для нас детали, поправляя друг друга. А после я смотрел завершенный звонок на дисплее, пока тот не потух. И в груди разливалась приятная грусть. Нам троим – мне, дяде Коле и маме – было очень хорошо вместе. Да и после отчим старался заботиться обо мне в меру своих способностей, пока все не рассыпалось. Но теперь я могу все наладить. Лишь обрету силу и научусь управлять ею.

Почему-то вспомнились слова Четкерова про «только хуже будет», однако я постарался их отогнать. Мы еще поглядим.

В холле главного корпуса я вновь столкнулся с Максимовым. Мишка прятал глаза и вытирал слезы.

– Сестре дозвонился, – объяснил он.

И тут я понял, что ничего не знаю о семье Мишки. Впрочем, как и об остальных товарищах. Ясно было только с Байковым: тот сирота, как и я. Хотя у меня есть отчим. Правда, у Димки тоже существует дядя. Только отношения у них странные, раз тот оплатил обучение с какими-то условиями по возврату денег. На этом познания заканчивались. С Рамилем и Мишкой надо было срочно наверстывать упущенное.

Нашу идиллическую картину воссоединения с родными нарушили торопливые шаги наверху. Явно собирались спускаться несколько учителей, переговаривающихся на повышенных тонах.

– И заметили только сейчас? – спросила суровым тоном Елизавета Карловна.

– Воскресенье, – оправдывался незнакомый мужчина, – соседи думали, что он раньше проснулся и ушел из комнаты.

– Следы применения силы?

– Не замечены.

– Третий ученик с начала года. Так выберемся в лидеры по России.

Только теперь учителя появились на лестнице и замолчали, увидев нас. По-хорошему, тут бы нам с Мишкой и драпануть, наплевав на все правила приличия. Но Максимов замер как вкопанный, а я не мог бросить его одного.

– Юноши, – обратилась Елизавета Карловна спокойным голосом, хотя в глаза ей было страшно смотреть – те пылали яростью, – будьте добры, отправляйтесь в свои комнаты.

Мы уже почти развернулись, чтобы убежать к себе во флигель, как меня догнала еще одна фраза:

– Кроме вас, Кузнецов. Викентий Павлович, соберите всех уникумов и глаз ни с кого не сводите. И кто-нибудь найдет мне этого Филиппова?!