Текст книги "Пятый обруч. Мастер"

Глава 2

Еще двадцать лет назад аллея Паломников была Аншарой забытым местом. Однако Конструкт рос, распухая новыми кварталами, вгрызаясь в землю глубокими каналами, змеясь множеством булыжных мостовых и мелких дорожек. И вскоре оказалось, что путь к храму святой от Северо-восточных, Озерных врат, усеянный жалкими домишками с не менее жалкими и бедными горожанами, оказался вполне лакомым куском.

На аллее Паломников стали появляться странные люди, которые чертили пальцами невидимые линии, ладонью закрывали утлые хибары и говорили о каких-то «перспективах строительства». Кто посообразительнее, успел продать жилье и переехать подальше, оставив вдоволь храмовок на черный день. Другие стали ждать, когда странные люди придут к ним с более щедрым предложением. И прогорели. А если быть совсем точным, в одну из ночей заполыхала вся аллея Паломников. Позже говорили, что зарево у горизонта видели из самого Весерина. За одну ночь огню удалось то, чего не удавалось многим правителям Конструкта, – очистить праведную дорогу к храму Аншары от нищих и бедняков, смущающих благородных паломников из Семиречья и восточных земель.

Погорельцев переместили во временные убежища за Озерными вратами, явно еще не определившись с их дальнейшей судьбой. Император издал указ о «компенсации», которую должны были выплатить в «скором времени». Впрочем, дни сменялись днями, за одной неделей наступала другая, но никаких существенных подвижек в разрешении вопроса бывших жителей аллеи Праведников не появлялось.

Двое мужчин, на мягких лапах ночи шествующих за подростком посреди истлевших черных руин, явно недоумевали. Если днем здесь можно было еще встретить рыщущих среди пепелища в поисках чего-то ценного, то к ночи аллея Праведников окончательно вымирала. Делать здесь было решительно нечего – ни от ветра не укрыться, ни от дождя не спрятаться. К тому же, по новому указу Императора, во дворах домов запрещалось разводить огонь. Под исключения попадали лишь харчевни и редкие постоялые дворы. Что забыл здесь этот Одаренный?

Вдалеке, подсвеченные факелами, высились стальные ноги автоматона – причудливого создания, походившего на паука. Чудо конструкторской мысли столицы, работающее на угле и управляемое закашливающимся от гари инженером, сейчас разбирало своими конечностями остовы сгоревших зданий. Работу, на которую у обычной бригады уходило пять дней, автоматон выполнял за ночь. Вместе с тем все понимали: чтобы очистить полностью квартал, ему понадобится не одна неделя.

Однако подросток дернул плечами, будто сбрасывая с себя накопившуюся за день усталость, и повернул прочь от огней. Подобно черной пантере, он растворился во тьме, точно его никогда и не существовало.

– Биржо, видел, куда он пошел? – один из преследующих толкнул своего напарника.

– Нет, Ваша Непогрешимость.

Его Непогрешимость, или попросту Проповедник Дома Правды, вытащил меч и кивнул своему помощнику. Драманти Чат не боялся. Его рука была по-прежнему крепка, движения быстры, а тело натренировано. Не каждого служителя через несколько месяцев работы назначают Проповедником, откуда и до десятого Инквизитора его милости Архилектора Ферна рукой подать. Стоит лишь дождаться, когда умрет (своей или насильственной смертью) один из ныне здравствующих Инквизиторов, а после достойно преподнести себя. А уж это Драманти Чат умел.

Проповедник Дома Правды хорошо сходился с людьми, был красив лицом и ладен телосложением, а после повышения мог позволить себе даже сорить деньгами. Однако недавние новости, дошедшие до Драманти Чата, весьма обеспокоили рьяного карьериста. Если смерти тупицы Роя Кина Проповедник почти не придал значения, то хладнокровное убийство близкого приятеля, Гелта Вирха, заставило насторожиться.

Запертый в одном из самых безопасных мест (неприступнее была разве что Твердыня-на-семи-холмах), окруженный верными хускарлами, судьба которых напрямую зависела от жизни господина, Гелт Вирх оказался убит. Зарезан, как паршивая собака, мешающаяся под ногами благородного вельможи.

Первым делом Драманти Чат усилил охрану в Доме Правды, а потом и в собственном жилище, хотя в последнем Проповедник бывал редко. Драманти Чат понимал: коли уж убийца добрался до его приятеля в Теоле, то пробраться в комнаты доходного дома на улице Брама Пятого ему не составит особого труда.

Ко всему прочему Драманти Чат выставил наблюдателей, которые в один прекрасный день и заметили подростка, чересчур пристально наблюдающего за Домом Правды. К несчастью для Проповедника, именно в этот момент большую часть людей забрал его милость Архилектор Ферн для важных дел Дома. Скорее всего, стремительно дряхлеющий старик, который с каждым годом становился все хуже и почти не показывался на публике, купил мебель для новой резиденции. К главе Дома Драманти Чат не испытывал ни малейшего уважения, что старательно скрывал даже во время буйных попоек. Уж что-что, а держать язык за зубами Проповедник умел. Любое неосторожно оброненное слово могло стоить ему карьеры.

Обескровленный весьма некстати свалившимся приказом Архилектора, Драманти Чат не отказался от своей идеи пройти по следу молодого шпиона. Который, в свою очередь, и должен был вывести Проповедника на истинных заказчиков. Не мог же мальчишка, у которого еще даже усы расти не начали, провернуть все это сам?

Ко всем явным перечисленным достоинствам, у Драманти Чата имелся один крохотный недостаток: чрезмерная самонадеянность. Проповедник считал себя самым умным не только в окружении служителей, но и некоторых придворных вельмож. К своим годам, несколько раз кардинально сменив сферу деятельности, Драманти Чат всегда добивался выдающихся результатов. Меч Проповедника, как и язык, разили без всякой жалости. Шутка ли, за последние пять лет Драманти Чат трижды становился лучшим фехтовальщиком Конструкта.

Поэтому взвесив все за и против, Проповедник Дома Правды вполне закономерно решил, что его собственных сил хватит, чтобы справиться с одним маленьким пройдохой. Червячок сомнения, который появлялся у каждого разумного человека, был компромиссно уничтожен адептом средней руки Бильжо – неплохим бойцом, пусть и не Одаренным, который смерть как хотел выслужиться перед целым Проповедником. Так, по крайней мере, показалось самому Драманти Чату.

Именно все эти обстоятельства сейчас завели двух немолодых, но полных сил и желания разобраться во всем людей на аллею Паломников. Могучий Драманти Чат и приятный в своей полноте Бильжо, уступающий Проповеднику в стати и ловкости, продолжали углубляться в выжженный квартал. Под ногами скрипело и рассыпалось прогоревшее дерево, в затянутом дымкой от тысячи чадящих над городом труб небе изредка мелькали падающие звезды, а в носу свербило от едкой гари. Драманти Чат с горечью думал, что сейчас провоняет вся одежда, и ему придется отдать ее прачке на стирку.

Неожиданно крохотная вспышка, похожая то ли на отблеск фонаря, то ли на пугливый язык костра, мелькнула через несколько домов. Драманти Чат остановился и жестами дал понять Бильжо, чтобы тот пошел напрямую. А сам стремглав бросился в обход.

По разумению Проповедника, даже если адепта заметят и завяжется бой, то Бильжо отвлечет собой преступников, и тогда Драманти Чат нанесет удар с тыла.

Между тем Бильжо пробирался по засыпанной золой дорожке, сжимая рукоять меча вспотевшими от волнения пальцами. Застывшие в немом укоре остовы сгоревших и еще не разобранных домов мрачно взирали на неожиданного вторженца, будто адепт пробудил их от долгого сладкого сна. И теперь приходилось терпеть его, чтобы вновь погрузиться в нескончаемую дрему.

А Бильжо подходил все ближе к мерцающему огоньку. Теперь стало окончательно понятно, что он пляшет на руинах большого сгоревшего дома. По злой иронии судьбы, тот даже казался целым. Стояли, подпирая оставшиеся стропила, подпаленные, но не полностью прогоревшие стены. Зияли мрачными зевами проемы окон, лишь куда-то делась дверь. Но в целом дом, несмотря на черную от пожарища раскраску, удивительным образом сохранился. Именно внутри него и горел свет.

Адепт, как человек пусть и небольшого ума, но довольно опытный, сходу определил его источник – свеча. Фонарь защищен от ветра стеклом, и его пламя мерно покачивается, как голос храмовника в заутреннюю. Огонь же свечи пляшет, как напившаяся вдова: то почти погасает, то разгорается с новой силой.

Бильжо бесшумно, как ему казалось, приблизился к проему окна и заглянул внутрь. У грубо сложенного из камней очага стояла свеча, тревожно озаряя остатки жилища. Внимание адепта сразу привлекла склонившаяся рядом крохотная фигура. Бильжо безошибочно определил в нем того самого мальчишку, которого они с господином не так давно преследовали.

Выдержка отказала адепту. Привыкший к спокойной, немного даже скучной жизни, он не мог унять бешено стучащее сердце. С самого начала Бильжо не хотел участвовать в этой прескверной акции. Однако поди да откажи самому Проповеднику – тебя выгонят из Дома Правды взашей, как нашкодившего щенка. А служба Бильжо нравилась. Хлебная, сытая, не хлопотная. Пришлось расстараться, проявляя до тошноты активную инициативность. В конце концов Его Непогрешимость действительно поверил в неуемное желание Бильжо служить.

Еще никогда прежде адепт не действовал так решительно и быстро. Он ворвался в хижину, сходу уверенно нанося удар по парнишке. В его голове даже возникла отговорка для Проповедника, по которой этот мальчишка сам бросился на него, а Бильжо показалось, что у него в руках кинжал. Нет, лучше нож – откуда у этого оборванца взяться кинжалу? Решено, нож! Проповедник же пусть сам ищет потом ветра в поле, а Бильжо вновь будет посапывать в резиденции, а не бегать ночью сломя голову непонятно где.

Однако именно в тот момент, когда меч адепта должен был распороть плоть незнакомца, обрекая его на довольно быструю смерть, клинок провалился, будто не нашел конечной цели своего путешествия. А после сам Бильжо понял, что вместо худого, но все-таки твердого тела мальчишки меч коснулся чего-то мягкого, похожего на обернутый в одежду мешок с соломой.

И в ту же самую секунду слева возник подросток. Он появился из ниоткуда, словно призрак хозяина, прежде жившего в этом доме и умершего при пожаре. Вместе с тем о реальности того самого мальчишки не приходилось размышлять, потому что одним быстрым и четким ударом парнишка свалил Бильжо на землю и, надвинувшись сверху, грозно произнес:

– Кричи, если хочешь жить.

По роду своей деятельности адепту приходилось прислуживать разного рода людям, оттого в нем выработалось безотказное послушание. Бильжо искоса глянул на клинок возле своей головы и в ту же секунду завопил, как величественная матрона, которую ограбили на рынке, да вдобавок издевательски ущипнули за толстый зад.

Призыв о помощи пойманного в ловушку адепта, казалось, разнесся над всей аллей Праведников. Правда, звучал он недолго – всего несколько ударов сердца. После чего ночь снова стала угрюмо-молчаливой. Однако тот, для кого этот вопль и предназначался, встрепенулся и огромными шагами помчался к цели.

Драманти Чат считал себя опытным бойцом, которого невозможно застать врасплох. Он не бросился внутрь этого, с позволения сказать, здания, а сначала с осторожностью, присущей каждому умному человеку, беспокоящемуся за свою жизнь, заглянул в черный зев окна.

Свеча все еще чадила близ грубого очага, озаряя пространство вокруг крупицами света. Потому Драманти Чат без всяких затруднений увидел лежащего на полу прислужника. Глаза того были прикрыты, однако грудь тяжело и медленно вздымалась, да и крови не было видно.

Проповедник осторожно прошел к другому провалу окна, скрипя мелкой золой и прислушиваясь к прочему шуму. Затаился, пытаясь уловить хоть что-то чужеродное, то, чего здесь быть не должно. И разочарованно выдохнул. Ничего. Лишь тихое, с легким посвистыванием дыхание Бильжо, Инрад бы его побрал. Разлегся здесь, тупое отребье…

Драманти Чату оставалось надеяться, что его нечаянный помощник в ночном путешествии хоть что-то видел. К тому же сам Проповедник запомнил грубые черты лица подростка, словно вырубленные неумелым каменотесом из неподатливой скалы. Завтра он прикажет художнику, который приходил к ним раз в неделю из Дома Справедливости, изобразить уродливую физиономию этого преступника. И также будет надеяться на Аншару, что недотепа придет вновь его выслеживать.

С этими мыслями Драманти Чат вступил внутрь обгоревшей хижины. Настроен он был весьма решительно, поэтому двумя руками схватил Бильжо и уже было собрался поднять нерадивого прислужника, как почувствовал неладное. По нервам, натянутым как струны лютни у опытного барда, будто ножом провели. Драманти Чат успел выпустить из рук Бильжо, одновременно отскакивая в сторону и вынимая из ножен меч. Холодный клинок противника успел лишь обжечь ему бедро, и то несильно. Порез неглубокий, а вот штаны было жалко. Суконные, из шерсти тонкорунных овец с островов Нового Силуна, которого часто путали с Силуном Западным, стоили целое состояние даже по меркам Инквизиторов, не говоря уже о Проповедниках. И именно порча штанов вселила в Драманти Чата невиданную злобу. Ни о какой пощаде теперь не могло идти и речи.

Одаренный мальчишка, будто по волшебству возникший в этой крохотной хижине, безуспешно наступал на рослого и могучего противника. Проповедник отмечал про себя зачатки техники фехтования, в которой было намешано слишком много стилей, но вместе с тем понимал, что этот недомерок ему не ровня. И судя по бегающим глазам самого лазутчика, с каждым новым выпадом отмечал это и сам мальчишка.

Драманти Чат не спеша продолжал отражать не самые сложные выпады, почти закончив изучать противника. Одаренный, кехо. Судя по тому, как пыжится, с упором на ловкость. Кольцо Аншары, отвечающее за ускорение тела, помимо воли хозяина пару раз вспыхнуло само, защищая Проповедника от быстрой атаки. Загорелось и потухло снова, когда опасность миновала. Подобную способность могли одалживать у Аншары лишь опытные Одаренные, использовавшие ловкость в бою не одну сотню раз.

Еще Проповедник обратил внимание на неожиданное появление лазутчика. Тот возник словно из ниоткуда. Это способность тела растворяться в мироздании сущего. Подобным даром Драманти Чат, с позволения Аншары, владел вот уже больше двадцати лет. Целых три кольца венчали его палец.

Вряд ли мальчишка достиг подобных высот. Одно или два кольца – его максимум. На стороне лазутчика сыграли темный угол и сгустившаяся тьма. И, как бы больно ни оказалось признавать Проповеднику очевидное, – его самонадеянность и невнимательность. Лет десять назад Драманти Чат попросту не угодил бы в такую ловушку. Однако годы сытой жизни, когда судьба баловала своего любимчика и гладила его мягкой рукой по голове, сделали черное дело.

Вместе с тем Проповедник понимал, что сейчас все находится в его власти. Мальчишке попросту не одолеть опытного Одаренного. Вот Драманти Чат ложным выпадом заставил лазутчика поднять меч, а сам тут же ударил ногой в живот. Малолетний преступник отлетел к стене, как котенок. Проповедник улыбнулся. Это было даже проще, чем он представлял.

– Неужели ты думал в одиночку совладать со мной? – спросил Проповедник, подходя к мальчишке.

Несчастный даже не думал сопротивляться. Более того, лазутчик бросил короткий меч ему под ноги, чем немало удивил Драманти Чата. На что этот недомерок надеется? На сострадание?

– Одолеть в бою на мечах трехкратного победителя Конклава по фехтованию? – ответил мальчишка необычно звонким голосом. – Нет, это было бы просто глупо.

– Тогда зачем? – искренне удивился Драманти Чат.

– Ответ всему – время, – говорящий неторопливо растягивал слова. В его голосе Проповеднику почудился южный акцент. – Оно нужно, чтобы опытный воин растерял хватку. Время позволяет крохотной девочке вырасти и отомстить за смерть отца. И необходимо совсем немного времени, чтобы Лунный Паралич, который хитрый, пусть и не очень опытный боец нанес на клинок, растекся по крови его противника.

Улыбка сошла с лица Драманти Чата, как снег с верховья гор по весне. Он со страхом посмотрел на небольшую прореху на своих дорогих штанах, где виднелся легкий порез. И только теперь понял, что голова уже не такая легкая, как прежде. Лунный Паралич, который он и сам не раз использовал в пытках, сковывал мышцы лучше любых пут. Проповедник не почувствовал, как пальцы становятся ватными и больше не в силах удержать тяжелый, как вся казна Дома Правды, меч. Он ощутил запах немытого тела мальчишки, когда тот поднялся и подошел к нему вплотную. И услышал насмешливый голос лазутчика:

– Приятных снов, Ваша Непогрешимость.

Вот только ответить Драманти Чат уже ничего не смог.

Глава 3

Прежде чем он умудрился что-либо рассмотреть, Драманти Чат услышал запах. Мерзкий зловонный дух вареной, уже начавшей подгнивать кожи, пота и страха. Его страха. Проповедник дернулся и понял, что руки не слушаются его. Он висел, словно дешевая шлюха, закованная для утех в одной из подходящих для этого дела комнат в Веселом Доме. Драманти Чат знал это, потому что не раз сам пользовался услугами куртизанок – бедных деревенских девчонок, пришедших в столицу за лучшей жизнью, но ставших лишь удовлетворением похоти для богатых и считавших себя стоящими выше закона вельмож.

Справившись с первым желанием выплеснуть из себя душистое тимерское вино и запеченного кролика в сливочном соусе – весь сегодняшний скудный ужин, – Драманти Чат огляделся. Благо, какой-то умный человек поставил огарок горящей свечи на одну из бочек.

Был Его Непогрешимость прикован – теперь в этом не осталось никаких сомнений – к крюку, торчащему прямо из потолка. Запоздало Проповедник догадался, что это, по всей видимости, одна из заброшенных дубилен, тут же, на аллее Паломников. Запах после выделки кожи свиней стоял такой, что на третий год своего правления Витий Керай Кулен Первый повелел все предприятия, занимающиеся этим черным делом, поместить подальше от дворца. Оттого они здесь и оказались.

Драманти Чат попытался дернуться, но тут обнаружил еще одну досадную особенность. Его ноги были прикованы кандалами к короткой цепи, тянущейся к такому же крюку, только теперь торчащему снизу. У Проповедника Дома Правды возникла ассоциация, от которой его передернуло: уж не в роли свиньи ли он здесь выступает?

– Я уже даже начала беспокоиться, – услышал он знакомый голос. Тот самый подросток-недомерок вынырнул из темноты, словно только и ожидая возможности эффектно появиться. – Признаться, Ваша Непогрешимость, я не имела раньше опыта обращения с ядами.

Сам же Проповедник, как человек опытный, уже разглядел кехо в этом подростке. Судя по тому, с какой легкостью тот завел их в ловушку, мальчишка может на непродолжительное время сделать свое тело невидимым. Причем совершил он это довольно неплохо. Вряд ли парень с одним кольцом, два или три как минимум.

– Кто ты? – грозно спросил Проповедник, на мгновение удивившись этому «не имела». И, не желая упускать инициативу, продолжил: – Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, когда люди Дома Правды доберутся до тебя? Мысли о смерти станут надеждой.

– Мое имя вам вряд ли что-то скажет, Ваша Непогрешимость. И я не встречалась вам раньше, – в голосе паренька, который почему-то упорно говорил о себе в женском роде, сквозила ирония.

– Тогда что тебе надо? Деньги? – Драманти Чат решил сменить тактику, раз уж угрозы не подействовали. – Какая-нибудь услуга? Я знаком со многими влиятельными людьми.

– Мне нужна информация.

– Спрашивай, – приободрился Проповедник.

В силу своего природного оптимизма он считал, что безвыходных ситуаций не бывает. Да Драманти Чат нашел бы язык с кровожадными старыми богами, сведи его с ними нужда. А уж провести этого мальца не составит особого труда.

– Несколько лет назад Рой Кин, Гелт Вирх, Шантал Келлиган, вы, Ваша Непогрешимость, Зорт Оливерио Фернанд и женщина без имени по кличке Жало убили Наместника Шестого Предела.

– Откуда ты…

– Знаю? – улыбнулся паренек. – Потому что я его дочь.

И тут все надежды на благополучный исход, еще теплившиеся в душе Драманти Чата, окончательно погасли. У него в шкафу имелось множество скелетов, но именно это событие заставляло Проповедника несколько раз в году просыпаться в холодном поту. Именно из-за него он по-прежнему поддерживал связь с Гелтом и Оливерио – из-за страха остаться наедине со своими демонами.

– Я уже встретилась с двумя вашими друзьями. Правда, наше свидание произошло впопыхах, поэтому в полной мере насладиться беседой мне не удалось. Хвала Аншаре, теперь мы никуда не торопимся.

Драманти Чат не сводил глаз с угловатой фигуры подростка. Меньше всего это существо, худое и несуразное, походило на хрупкий бутон, который вскоре должен был распуститься и стать красивейшим цветком. А Его Непогрешимость в подобном неплохо разбирался. В Веселом Доме Проповедника знали как любителя невинных созданий – для Конструкта товара необычайно редкого.

Впрочем, сейчас Драманти Чат думал об удовлетворении желаний собственной похоти в последнюю очередь. Потому что от девочки, которая больше всего походила на мальчика, веяло опасностью.

– Я скажу, скажу все, кто и где находится и чем занимается. Только отпусти меня. Я был всего лишь жалкой пешкой и ничего не решал.

– Вы расскажете, Ваша Непогрешимость, в этом я совершенно не сомневаюсь. Но больше всего меня интересует другое. Шесть Одаренных. Не последние в своих областях и разные в направлениях. Они собрались, чтобы уничтожить Наместника самого отдаленного, крохотного Предела. Воина пусть и талантливого, но для убийства которого хватило бы двух-трех Воронов. Почему Император нанял вас?

– Император? – на мгновение удивление Драманти Чата пересилило страх перед грядущей смертью. – Если бы приказы отдавал Император, то прозябал бы я обычным Проповедником здесь? Приказы нам отдавал совсем не он. И нас было не шестеро, а пятеро. Постой, постой, я все скажу!..

В руках девочки синим отблеском мелькнул короткий клинок с пузатой кромкой и крохотным крючком на наконечнике. Драманти Чат видел подобные, они использовались охотниками для свежевания дичи.

– Давайте условимся так, Ваша Непогрешимость. Как только я услышу паузу в вашем рассказе, то пущу в ход этот нож. Это понятно? Теперь можете начинать.

Пепел с глухим шуршанием разносился по аллее Праведников. Изредка его прерывал оглушительным грохотанием автоматон, вынося то, что осталось от сгоревших домов. Раз в полчаса со стороны Озерных врат слышались крики стражников, совершающих обход. Однако на этом все.

Душераздирающих предсмертных воплей слышно не было. И все потому, что Его Непогрешимость, плененный в одной из спрятанных под землю дубилен, говорил так быстро, что некоторые его отдельные слова сливались в единое целое. Тараторил так часто, что язык прилипал к небу, как гниющая рыба припадает к холщовому мешку. Оттягивал момент приближения неизбежного как только мог, хотя и не надеялся, что благосклонная Аншара его спасет. Драманти Чат просто очень хотел жить.

А крохотная девочка, угрюмая и озлобленная в своей решимости, грозно глядела на связанного противника и впитывала каждое слово, изредка переводя взгляд на охотничий нож. Будто только и жила мыслью, что когда-нибудь этот мерзавец замолчит. И довольно скоро, сказав даже больше, чем хотел, он все же замолчал.

* * *

Некогда во временном палаточном лагере, за третьим кольцом стен Конструкта, у самого озера Тила, расположились обитатели аллеи Праведников. Они ждали скорого строительства домов, обещанного Императором после Великого Пожара. И Витий Керай Кулен Первый какое-то время даже выплачивал небольшое денежное жалование, которое в Доме Монеты называли сложным словом «субсидия». Однако вскоре к погорельцам, находившимся фактически за пределом Конструкта, стали прибиваться другие беженцы: переселенцы, бродяги, преступники, любители дымного дурмана, бездельники и прочие искатели лучшей жизни.

Оттого вскоре субсидии, которые выдавались без всяких списков, прекратились. Ибо найти в бесчисленном ворохе чумазых бродяг того, кто именно был нужен, уже не представлялось возможным.

А палаточный город близ города настоящего продолжал расти. Вскоре снаружи под крепостные стены установили подпорки и растянули шатры. Кое-где сбили временные хибары, утеплив их шкурами, благо, местные зимы были не такими суровыми, как на Севере. Из обгоревших, но местами целых досок построили сараи. Здесь постоянно горели костры, жарилась еда, а жизнь не умолкала ни на секунду.

И что самое ужасное, Император решительно ничего не мог поделать с этим безобразием. Треклятые бездельники тащили в лагерь все, что плохо лежало: рубили лес и собирали хворост восточнее от озера, били дичь снаружи и ловили рыбу. И пусть последней в Тиле еще было предостаточно, Витию Кераю Кулену Первому не нравился сам факт существования подобного поселения.

Разогнать этих бродяг силой значило пойти против своего слова. Ведь именно он, правитель всего разумного мира, обещал погорельцам кров взамен потерянного. Однако, как это обычно бывает, вопрос затянулся, а выделенные деньги по большей части осели в карманах бюрократов. И пусть последние были уже наказаны, ситуация давно вышла из-под контроля.

Выселишь или выгонишь дармоедов – начнет волноваться весь Конструкт. Придется вызывать в столицу один из легионов. А подобного, когда за Западе объявилось очередное воплощение темного Бога, хотелось бы меньше всего.

Этого не знали или не хотели думать о подобном жители Подконструкта, как они называли свое обиталище. Чумазые ребятишки бегали по промерзлой земле, разбивая поношенными полусапожками образовавшийся за ночь в лужах лед. Молчаливые и угрюмые женщины честного нрава безликими тенями бродили мимо, занятые своим нехитрым хозяйством. Другие, нрава легкого и веселого, но весьма потрепанного вида, цепкими взглядами выискивали возможных клиентов.

А вот мужчинам, к которым здесь относили и безусых подростков, и беззубых старцев, в Подконструкте была полная свобода, какой мог позавидовать и сам Император, ибо они оказались предоставлены сами себе. Встречались здесь как люди невероятно деятельные – взять тех же контрабандистов или безгильдийских воров, – так и пьяницы. Последних было изрядно. Они кучковались небольшими группами, «уговаривая» мутный первач из прошлогоднего жита – самое дешевое и крепкое пойло, которое здесь можно было достать.

Именно к одной из таких компаний подошел невысокий подросток. Его худобу не могло скрыть даже множество тряпок, которыми тот был обмотан. Троица, ведущая меж собой весьма фривольный разговор, не встревожилась из-за появления пацана. И Ирих, и Лицко знали, что это немой Юка – или Юта, сам Инрад не разберет южные имена. В общем, пацан – внук Ерикана, бродяги-паломника. Сам старик, к слову, им пришелся по душе. Во-первых, любил, как и они, залить за воротник; во-вторых, каждый вечер появлялся с несколькими пузатыми бутылками того самого первача. Аншара ведает, где он их только брал – денег у старика сроду не водилось.

– А я тебе говорю, что слаще островитянок нет женщин, – увещевал собеседника еще не старый, но уже невероятно пузатый и лишенный всякой прыткости Ирих. Он даже двигался медленно, точно все время опасался возможного падения. – У них есть две проблемы. После тридцати эти чудесные создания самым чудовищных образом из тонких ланей превращаются в толстых усатых жаб. Таких толстых, что их бедра могут сравниться по объему с колоннами Твердыни-на-семи-холмах. И таких усатых, что… – тут Ирих смутился, потому что не смог найти достаточно красочного, на его вкус, сравнения. – В общем, очень усатых.

– Ты так говоришь, будто собираешься жить и стариться с этой островитянкой, – усмехнулся Лицко – высокий, ладный в плечах, плешивый, с хитрым взглядом и оплывшим лицом. – Разовая встреча, о которой приятно будет вспомнить в старости, а может, и рассказать сыновьям, когда те войдут в нужный возраст.

– А вторая проблема, – продолжал между тем Ирих, – это ее многочисленные братья, дядья и прочие родственники, которых всегда хватает с избытком. И даже если эта горная лань удостоит тебя согласием, то вот ее родня в лучшем случае оскопит, когда поймает…

– Вот это действительно очень серьезная проблема, – нахмурился Лицко. – Там осталось еще что-нибудь?

– Да, нам хватит. Надо только закусь порезать. Где мой треклятый нож?

Одной рукой Ирих взял пучок маринованного дикого лука с мясистыми стеблями – самой простой снеди, которую здесь можно было достать, – а второй стал шарить возле разбитой половины бочки, на которой сидел.

Наверное, процесс поиска проходил бы долго и столь же безуспешно, если бы мальчишка не вскинул руку, показывая под ноги Лицко.

– Грязное отродье, ты зачем его взял? – глаза Ириха налились кровью.

– Аншара с тобой, зачем он мне? – Лицко торопливо передал нож собутыльнику, готовый поклясться, что клинок под его ногами появился в результате коварного колдовства какого-нибудь сиел.

Все это он сделал торопливо, чтобы у товарища не возникло даже мысли усомниться в его честности. Причин тому было несколько. Несмотря на внушительную комплекцию, храбростью Лицко не отличался. К тому же помнил, что этот небольшой нож значит для товарища. Клинок напоминал Ириху о той, прошлой жизни. В ней он был охотником, причем весьма неплохим. Что случилось потом – оставалось тайной за семью печатями, которую из Ириха не выбили бы даже Вороны. Лишь изредка товарищ шутил, что когда-то его вела дорога приключений, но потом на охоте ему по ошибке прострелили колено.

– Я до ветру схожу, – Ерикан поднялся на ноги, глядя на начинающуюся потасовку. Правда, незаметным движением едва задел своего «внука», увлекая за собой. Юти, впрочем, не сопротивлялась. Смотреть за пьяной возней двух опустившихся забулдыг, которую и дракой-то назвать нельзя, ей хотелось меньше, чем говорить с Ериканом.

Какое-то время они шли молча мимо раскиданных без всякого порядка хижин, палаток и дощатых домиков, вдыхая запах сгоревшего угля, смолы и мочи. Правда, ближе к воде стало свежее. Прибавился дух рыбы, смолы и сырого дерева, а глазам предстала зеркальная водная гладь самого большого озера в Империи, в котором, по легендам, жил сам Месяц. Глядел он на путников и сейчас, отражаясь на небе, ехидно, заигрывающе, будто бы даже приглашая к себе.

– Сделала? – учитель разрушил очарование ночи своим противным голосом.

И все вокруг изменилось. Для Юти стало очевидно, что никакой Месяц не живет на дне Тила, а лишь отражается от водной глади. Место не такое уж волшебное – у берега плавал мусор и обломки сломанного дерева. А где-то в ночи, скрываемая тенью облаков, скрипела уключинами лодка контрабандистов. Кто же еще будет плыть сюда ночью с северо-востока, от самого леса?