Текст книги "Родовой быт славянских князей"

Дружина назвалась впоследствии двором (1192), а члены, ее составлявшие, – дворянами.

Оставаясь после смерти князя в городе, она поступала на службу к его преемнику, пользуясь тем же окладом, или расходилась, иногда частью, к его детям (1154, 1171).

Бояре назывались и мужами (1136).

Бояре имели своих отроков, чадь, которые составили впоследствии дворню – родоначальников дворовых людей (1095, 1177).

Боярам поручались главные должности: посадника, тысяцкого или воеводы, тиуна (1146, 1176).

Звания боярские и детские были наследственны, то есть точно как были с самого начала роды княжеские, так точно были роды боярские и роды отроков или детских (впоследствии детей боярских). О пожаловании в это звание, о приобретении его заслугами, нет нигде ни малейшего указания в древнее время, ни даже намека.

То же следует сказать о некоторых должностях, например воеводы или тысяцкого: они передавались наследственно, или, по крайней мере, принадлежали, поручались лицам известных родов по преимуществу, причем было нужно, разумеется, утверждение княжее, точно как для самих князей – народное. Так, у Андрея Боголюбского воеводой был Борис Жидиславич (1171), у брата его Всеволода – Михаил Борисович (1204, 1207), у сына его Георгия – Жирослав Михайлович (1237).

Между отроками следует отметить гридней (1166), мечников (1146, 1175), пасынков (1177) и кощеев (1170).

Городское население, потомки пришлых варягов-руси, сохранило свой древний военный характер. Все действия, приписываемые летописями жителям городов, обличают в них первоначально военных людей – например, угроза Ярославичам уйти в Грецию. Так же под годами 1147, 1151 и проч. Прежнее их население подчинилось совершенно пришлому. Города стали военными посадами, вроде древних римских колоний, как теперь это посады по большей части правительственные.

Города получали свое значение преимущественно как места пребывания князей, придававших им блеск и важность, а сами по себе значили немного, разве который имел особенно выгодное положение или славен был древностью, например Киев.

Боярин перед походом. Художник П. М. Шамшин

Военное сословие, составляя главную часть городского народонаселения, принимало, вместе с дружиной, участие в общих княжеских и своих местных делах, смотря по обстоятельствам, в так называемых вечах.

Веча встречаются по летописям во всех городах: в Киеве (1067, 1068, 1113, 1146, 1147, 1150), Владимире Волынском (1097), Звенигороде (1147), Полоцке (1159, 1186), Смоленске (1185), Ростове (1157, 1175), Суздале (1157, 1175), Владимире Залесском (1157, 1175, 1176), Переяславле (1175), Рязани (1177), Галиче (1231).

Веча бывали иногда на походе (1185).

Мирские сходки нашего времени по селам есть древние волостные веча.

Веча созывались самими горожанами (1146), князем (1147, 1148, 1150, 1231), его уполномоченными (1147), в отсутствие князя (1159), против воли князя (1159), в междукняжие (1068, 1069, 1113, 1147, 1154, 1157, 1175, 1177).

На вече присутствовало все население городское, преимущественно все военное сословие, населявшее город (что видно из всех мест): князь, бояре, остальная дружина (1147), купцы (1177).

Место собрания веча в Киеве было: на торговой площади (1067), у Туровой божницы (1146), у Св. Софии (1147).

Вечевые собрания происходили вследствие обстоятельств. Это было явление случайное, право по обычаю: городской люд, быв доволен или не имея сил, молчал и жил спокойно; недовольный – созывал вече и принимал свои меры.

Вечевые решения в старших городах были законом для младших или пригородов (1151, 1175), но не безусловно (1175, 1177).

Что касается предмета веча – горожане на вече избирали князей (1113), принимали (1138) или отвергали (1095), изгоняли князей (1128).

Право это было также отрицательное, если можно так выразиться, т. е. соблюдалось и не соблюдалось. Князья следовали, как мы уже видели, одни за другими по своему порядку, без возражения со стороны горожан, согласие которых предполагалось; иногда, наоборот, города предлагали условия князьям, договаривались и взаимно присягали, приносили жалобы; князь делал горожанам лично или через своих поверенных предложения, которые принимались ими или отвергались; горожане предлагали свои меры; без князя рассуждали об общественных делах (1146, 1147), продолжать ли войну или мириться, сдаваться и т. п.

Решение киевлян на вече одним идти к погребу для освобождения дружины, а другим – к княжескому двору. Радзивилловская летопись

Вече открывалось с соблюдением некоторых обычаев (1157).

Городское население, военное сословие, происходившее от прежнего племени варяго-русского, было весьма немногочисленно, и у самых сильных князей, например киевского, владимирского, число воев, которых могли они выставить в поле, в нужнейших случаях, кроме чрезвычайных, например в половецком походе, простиралось тысяч до трех; у других оно должно было быть гораздо менее, по 300 и т. п. Так точно и в городах их, больших и малых, жило по количеству соразмерному.

Этим малым количеством воев, бывших в действии, объясняется, как случалось, что князья с поля сражения убегали иногда в одиночку, например Святополк (1093), Изяслав Мстиславич (1149), Юрий и Ярослав (1216). Этим объясняется и неудача большей части осад. Сил вообще было недостаточно, взяться было некем; воев было мало, так что небольшого перевеса в средствах у одной из двух противных сторон было довольно для успеха, и осажденные, затворясь в городе, всегда могли долго бороться со своими врагами.

Малочисленностью воев объясняется также легкость их движения; это были толпы, которые могли удобно ходить по дорогам, не разделяясь и не затрудняясь нисколько в продовольствии. Иначе нельзя было бы понять некоторых походов и многих явлений в междоусобных войнах, например, в 1064 г., Ростислав, бежав из Новгорода с Пореем и Вышатою, мог выгнать внезапно Глеба из Тмутаракани. Он вышел оттуда, когда отец, Святослав Черниговский, пришел на помощь к сыну, и по удалении занял в другой раз. Так, Ярополк Изяславич в 1085 г., княжа во Владимире Волынском, считал для себя возможным бороться с дядей, великим князем Киевским, Всеволодом Ярославичем.

Вои разделялись на тысячи и сотни. Самое название тысяцкого и сотского служит доказательством о бывшем существовании тысяч и сотен: если были тысяцкие и сотские, то были тысячи и сотни.

К каждому городу принадлежало известное пространство земли, составлявшее его округ, как бы уезд, разделенный на волости, прежде верви, имевшие, вероятно, отношение к тысячам, на погосты, впоследствии на станы.

Разделение земли по городам от первых князей было основано преимущественно на различии племен и наречий, вместе с некоторыми живыми урочищами, в особенности реками.

Волости, приписанные, говоря по-нынешнему, к городу, или, выражаясь древним складом, притянутые, обложены были данью еще от первых варяжских князей.

Дани наложены были огульно (например, Новгороду Олег назначил платить две тысячи гривен) и раскладывались плательщиками между собой или порознь, по шелягу, черной куне, белке, от дыма, от рала. Так точно и доставлялись подданными племенами и делились в городах, вероятно, по раскладке.

Дани с одних волостей шли «в клеть княжую», то есть принадлежали собственно князю; другие, по его распоряжению, предоставлялись жене, детям, родственникам; некоторые волости отдавались боярам; остальные определены были на содержание воев, то есть городов, в которых обитали вои. Чуть ли не с самого начала все земли первыми князьями были разделены на княжьи, боярские, городовые.

По мере увеличения числа князей города со своими волостями поступали им в удел; некоторые образовали удельные княжества, которые иногда отделялись совершенно, приобретая полную независимость.

Князья, в удельных княжествах, основывали свое пребывание в старых главных городах, средоточиях древних племен, например в Смоленске у кривичей, в Чернигове у северян; иногда выбирали себе по усмотрению другие, в пределах доставшейся волости находящиеся, например Овруч (Рюрик Ростиславич (1160), Пересопницу (Мстислав Немой); иногда строили новые города, например Владимир Залесский.

Князья, садясь на столы отдельных княжеств, определяли дани с места еще точнее и подробнее первых князей, как мы видим то из грамоты Ростислава в Смоленске (1150) и Святослава Ольговича в Новгороде (1137). Они делали новую раскладку: брали себе княжеские волости; боярам и отрокам, остававшимся на их службе, отдавали прежние их волости; вновь пришедшим с ними отдавали волости ушедших или назначали вновь из свободных.

Чем больше волости или волостей принадлежало к городу и чем больше эти волости приносили дохода, тем город был желаннее, завиднее.

Князья удерживали себе некоторые волости и в оставленных княжествах, смотря по условиям и полюбовным сделкам с заступившими там их место братьями.

Содержание, т. е. количество волостей служивым людям, боярам и отрокам, определялось сначала, вероятно, большей частью везде равное (как и после в царский период), что и избавляло, с одной стороны, от затруднений дележа при всяком новом водворении, а с другой – препятствовало усилению, обогащению и даже оседлости сословия высшего, т. е. боярского и отроческого.

Волости, определенные сначала на содержание воев или городов, оставались за ними, за городами, не переменяя так часто господ. Может быть, это черные волости, которые за разбродом, переводом, если не истреблением, первого военного поселения остались на время без хозяев.

‹…›

Приложим несколько общих замечаний об отношениях всех этих сословий – князей, дружины и воев, городов, смердов – между собой.

Отношения князя к волостям и смердам состояли в получении дани, в праве суда и разных поборах.

Дружина обыкновенно жила в городах при князьях, да и неудобно, опасно было князьям отпускать от себя дружину при частых поводах к столкновениям и междоусобных войнах. Имея возможность и удобство помогать и мешать, дружина сама по себе не могла для себя делать ничего; сборная, бродячая, она не составляла замкнутого целого, не могла приобрести особого отдельного значения и потому, что была малочисленна, состояла из двух различных отделений, уменьшалась более и более, по мере увеличения числа князей, между которыми беспрестанно размещалась, и часто меняла местопребывание, не имея наследственной поземельной собственности.

Сами бояре не могли сделать ничего без князя, как и князь без них. Ходившие взад и вперед за князьями, привязанные только к одному лицу своего князя, дававшего им кормление, рассеянные по княжествам и городам, без всякой связи между собой, в зависимости от князей, они не могли составить особого живого сословия; связи же между ними не могло быть никакой, так как не было и общих выгод.

В таких же отношениях к князю находились и города, выражавшие часто свою волю, совершенно несогласную с его видами, но неспособные к собственной деятельности, по своей отдельности и беспомощности, относительному малочислию, завися от главного города, где князь имел силу и большое влияние.

Отношение их к волостям ограничивалось получением определенной дани. Меняя их, не имея мысли об их удержании, бояре не привыкали, как и князья, ни к какой местности.

Смерды жили особой жизнью; заплатив дань с дыма, с плуга князю, боярину, монастырю, городу, могли быть спокойны; кроме особенных случаев, где следовали с них определенные пошлины, им не было дела до княжеских междоусобий, в которых они лично не участвовали.

Земля, заселенная преимущественно по большим судоходным рекам, не составляла ничьей собственности, не имела сама по себе никакой цены. Между жилыми местами находилось везде много пустого пространства, где свободно было ставить слободы князьям, боярам и всяким сильным людям: туда сходились со всех сторон смерды, желая под покровительством пользоваться еще большим спокойствием, защитой, и в наших древнейших законах уже встречается много статей о так называемых ролейных закупах.

Таковы были особенности и отношения различных государственных сословий. Но эти особенности и отношения мы видим уже в самом проявлении, действии, событии: они отнюдь не были определены никакими правилами с ясностью и не были с точностью разграничены. Никакой народ не представляет такого отвращения от обряда (формы), как русский. Да и нужды в этом обряде (форме) не оказывалось. В нашей истории все происходило смотря по обстоятельствам и решалось по усмотрению действующих лиц, по требованиям минуты или соглашению, полюбовным сделкам в известное время; господствовали не правила, а обстоятельства, свободная воля, здравый смысл. О писаном праве никогда и помину нет, везде имеется в виду только живое право, как оно действующими лицами в данную минуту себе представляется.

Мы усматриваем несколько, очень мало, коренных обычаев, и то по большей части в их уклонениях, каковы:

для князей – право старшинства, отчинность, провинность;

для бояр – право перехода;

для городов и волостей – вечевые собрания;

разделение волостей по городам;

обязанность платить дань для смердов.

Как ни мало было этих коренных правил, но часто не исполнялись и они, служа (князьям) только предлогами к спорам.

Князь наследовал по старшинству, но случалось, что являлся ему соперник, нарушавший его право и занимавший, ни с того ни с сего, его место (Всеволод Ольгович), или народ противопоставлял ему своего избранника (Изяслава Мстиславича). Иногда князь назначал себе сам преемника (Всеволод Ольгович), иногда народ выбирал его (Мономаха) и даже изгонял своего законного государя (Изяслава Ярославича). Иногда князья, по взаимному соглашению, сажали одного из своей среды на стол (Мстислава Изяславича).

Теряли волость князья за вину по приговору князей, которые случайно брали на себя эту обязанность.

Бояре имели право перехода, но случалось, что князь подвергал их заточению (Даниила Заточника), изгнанию (Владиславичей).

В одних случаях бояре выражали свою волю, в других – люди, те и другие требовали войны или отказывались от войны, и князь должен был их слушаться.

Веча собирались, как случится: князем, против князя, боярами, простыми людьми.

Припомним теперь события удельного периода именно с этой точки, в отношении к их случайности и неопределенности, подтверждая наше замечание об отличительном характере русской истории. Мы войдем в некоторые повторения, но они необходимы для ясности.

Ярослав разделил свое владение между пятью сыновьями: Изяслава посадил он в Турове, Святослава – в Чернигове, Всеволода, любимого, – в Переяславле, Вячеслава – в Смоленске, Игоря – во Владимире. Выбор стольных городов зависел, разумеется, от его воли.

Князь Изяслав Мстиславич предлагает мир и дружбу дяде своему Вячеславу. Старинная гравюра

К Черниговскому княжеству присоединены еще Муромская страна и Тмутаракань, а к Переяславскому – Суздальская и Ростовская.

В Новгороде оставался сын Владимира, умершего незадолго до смерти отца, малолетний Ростислав, но Изяслав, ездивший туда во время кончины Ярослава, вероятно, присвоил стол себе с согласия новгородцев и назначил там посадником Остромира, как прежде Ярослав – Коснятина.

На киевском столе братья должны были следовать по старшинству.

Старший брат должен был занимать отца место, а все прочее предоставлялось обстоятельствам, под влиянием некоторых обычаев, например, права старейшинства, права отчинного, и обязанности князей отвечать за вину волостью, как бояре отвечали головой.

Братья сначала жили мирно. Скончался (1057) один младший брат, Вячеслав, в Смоленске, и старшие братья переводят туда младшего Игоря из Владимира, по своему усмотрению, а наследство его присваивают себе. (Старший брат Изяслав не наделяет вправду прочих братьев, чем, вероятно, и возбуждает их злобу.)

Потом вскоре умирает и Игорь. Его наследство братья разделяют на три части.

Малолетние дети умерших Ярославичей, Вячеслава и Игоря, остаются на руках у матерей или у дядей, от которых должно было зависеть их будущее наделение, без отношения к их отчинам, а как случится.

Оставался в живых еще сын Владимира, брат Ярослава, Судислав, но о нем никто и не подумал как о киевском законном наследнике: просидев 24 года в темнице, он только был освобожден, приведен к кресту, чтоб не идти против племянников и не искать их власти в ущерб им, вскоре постригся в монахи, а потом и умер.

Как сын первого полоцкого князя, Изяслава, получившего с матерью Рогнедой в особый удел, в отчину, Полоцк, Брячислав нападал на Новгород в начале княжения Ярослава и выговорил себе увеличение волости (Витебск и Усвят); так точно и теперь при Изяславе первое междоусобие замышлено сыном Брячислава Всеславом без всякой законной причины: он напал на Новгород, ограбил, потом был разбит и пленен (1067).

Вследствие нападения половцев и мятежа в Киеве этот Всеслав из темницы посажен был на стол великого княжества дружиной, а великий князь Изяслав вынужден был удалиться, лишенный всего владения (1068).

Он вернулся вскоре с польской помощью, а Всеслав, не будучи в силах бороться с ним, бежал в свой Полоцк (1069). Дружина и войско явились с повинной головой.

Дела и отношения пришли в прежний порядок, и Ярославичи начали опять властвовать мирно в своих уделах.

Через четыре года после возвращения Изяслава из изгнания, через двадцать лет после смерти Ярослава, начинается открытая война, о которой в летописях сказано прямо: Святослав, хотя больше власти, вероятно, как выше замечено, вследствие обделения (1073). Здесь младшие братья шли против старшего, имевшего несомненное право, точно как прежде шел младший брат Мстислав против старшего Ярослава, ища себе владения, или прежде Владимир против Ярополка, а Ярополк старший шел на младшего Олега, желая властвовать один.

Вот первые наши междоусобные войны[143]143
  Мстислав на старшего брата Ярослава. Всеслав на Новгород. Святослав и Всеволод на старшего брата Изяслава. Ярополк на дядю Всеволода и проч.


[Закрыть], в которых, повторяю, нет и помину ни о старшинстве, ни об отчине, ни о праве, ни о причине: князья просто ищут расширения своих волостей.

Изяслав вынужден был бежать во второй раз, и оставшиеся братья разделили между собой Русскую землю; Святослав сел в Киеве, а Всеволод – в Чернигове[144]144
  В действительности Всеволод при жизни Святослава оставался на княжении в Переяславле. – Примеч. сост.


[Закрыть], ему от брата уступленном, разумеется, по договору или сделке.

После продолжительных исканий Изяслав вернулся с помощниками, а Святослав между тем умер, и Всеволод уступил ему Киев, выговорив себе опять Чернигов (1077).

Два брата, в сознании своей силы, держали всю землю, и племянники остались ни при чем.

Олег Святославич и Борис Вячеславич пришли с половцами искать себе части. В сражении, проигранном, впрочем, ими, пали великий князь Изяслав и Борис Вячеславич, а Олег должен был спасаться бегством (1078).

Всеволод взял власть Русскую всю и распорядился ею по собственному усмотрению: главные ближайшие города, Чернигов и Переяславль, отдал сыновьям. Племяннику, сыну убитого за него брата Изяслава, он предоставил Владимир вместе с Туровом, выговорив, разумеется, подчиненность, а другой племянник, Святополк, оставался в Новгороде.

Святославичи, побежденные и вновь пытавшиеся неудачно добиться своего, были совершенно лишены владений, и всякое право их было забыто.

Другие племянники, возмужав, стали искать себе волостей и нападали кому как случалось удобнее: на Тмутаракань, Владимир. Всеволод после разных столкновений дал им: Давыду Игоревичу – Дорогобуж, а Ростиславичам – города червенские, отрезав их от Ярополкова удела.

Этими разделами уменьшался удел Ярополка, и он, «послушав злых советник», вознамерился идти на самого великого князя Всеволода, своего дядю (1085). После разных превратностей он был убит, по наущению, как подозревали, Ростиславичей, видевших в нем главного своего противника (1086).

Святополк после смерти Ярополка перешел из Новгорода в Туров как в отчину на княжение, а Владимир взял себе Всеволод; в Новгород послал он внука Мстислава.

После смерти Всеволода (1093) Владимир, из уважения к праву, а также из опасения подвергнуться случайностям войны, по доброй воле призвал на великокняжеский стол старшего двоюродного брата, Святополка Изяславича, из Турова.

Святополк и Владимир ходили на Давыда к Смоленску и дали ему по своему усмотрению Новгород, а Мстислав ушел в Ростов, опять вскоре призванный новгородцами. Давыд возвратился тогда в Смоленск.

Олег Святославич пришел в третий раз с половцами и достал себе Чернигов, а Владимир перешел в Переяславль (1094).

Святополк и Владимир выгнали вскоре его оттуда (1095) за дружбу с половцами, и он удалился в Муром, откуда овладел было Владимировыми городами – Суздалем и Ростовом, хотел идти на Новгород, но был предупрежден и должен был возвратить их подоспевшему на помощь из Новгорода Мстиславу (1096).

Всеслав Полоцкий. Художник Я. Дроздович

Положено было решить спорные дела в Любече на общем совете (1097), где и постановлено держать князьям свои отчины: Святополк – Изяславлю, Киев; Владимир – Всеволожу, Переяславль; Давыд, Олег и Ярослав – Святославлю, Чернигов. Всеволодовы дачи утверждены: Владимир – за Давыдом, Червенские города – за Ростиславичами.

Пало подозрение на связь Владимира с Ростиславичами, и Василько был ослеплен, по уговору Святополка с Давыдом Игоревичем. Началась междоусобная война, которая несколько раз изменяла все отношения по обстоятельствам и кончилась съездом в Уветичах (1100).

На совете положено отнять у Давыда Игоревича за его вину Владимир, который Святополк отдал сыну Ярославу.

Давыду предоставлен Бужск, к которому Святополк прибавил Дубно и Черторыск, а Владимир и Святославичи – по двести гривен.

Потом (1102) Святополк и Владимир имели частный ряд между собою, чтобы Новгород был отдан Святополку для сына, а Мстислав занял Владимир, но новгородцы воспротивились.

Власть сосредоточилась в их руках, и они, согласясь между собою, начали действовать заодно, по своему благоусмотрению.

Главное внимание их было устремлено на половцев, и они достигли до того, вследствие многократных нападений и побед, что те не осмеливались тревожить более русских пределов.

После кончины Святополка (1113) кияне настоятельно призвали к себе Владимира, хотя он и медлил к ним приехать.

Святославичи, Давыд, Олег и Ярослав, не предъявили никакого сопротивления, потому ли, что не чувствовали себя в силах бороться с Владимиром, или потому, что получили себе какое-нибудь вознаграждение (вероятно, Курск).

Олег, впрочем, вскоре умер (1115), а потом и Давыд (1123), Ярослав же оставался в Муроме.

Владимир соединил в своих руках всю власть, и все князья его слушались без прекословия. Он раздал уделы сыновьям: Мстиславу – Новгород, а потом – Белгород, оставив в Новгороде внука Всеволода, Ярополку – Переяславль, Вячеславу – Туров (вероятно, по малолетству наследника), Святославу – Смоленск, Георгию – Залесскую страну.

Оказали сопротивление полоцкие князья, и он два раза ходил войной на Глеба Минского (1116), который был пленен и заточен в Киеве, где и умер.

Ярослав Святополчич, который получил, вероятно, от него Владимир, женившись на его внучке, дочери Мстислава, поднялся против него и был смирен, дав обещание являться на его зов. Впрочем, скоро бежал в ляхи, и Владимир прислал во Владимир сына Романа, а после – Андрея.

Ярослав через три года явился с многочисленным войском из угров, ляхов, чехов, с Ростиславичами, но был случайно убит при осаде Владимира (1123).

По кончине Владимира (1125) стол его наследовал старший сын Мстислав, заблаговременно вызванный отцом из Новгорода и посаженный на всякий случай подле себя в Белгороде.

Памятник съезду князей 1097 г. в Любече

Ни Ярослав Святославич, троюродный дядя его, княживший после смерти братьев в Чернигове, ни старшие троюродные братья его, Брячислав и Изяслав Святополчичи, по причине своей слабости, или малолетства, или незаконности, ни дети Олеговы и Давыдовы, по причине, что отцы их не княжили в Киеве, не могли спорить. Мстислав с братьями был сильнее их всех вместе и стал таким же неограниченным распорядителем, как и его отец. Братья его слушались. О детях и говорить нечего.

Он хотел распространить свою власть еще далее и подчинить себе полоцких князей, которые до сих пор жили особняком. Под предлогом их нежелания участвовать в действиях против половцев он выслал против них войско и заставил полочан сменить князя, а потом и всех князей отправил в ссылку в Грецию, Полоцк же отдал сыну Изяславу (1129).

В Чернигове, до того спокойном, в княжение Мстислава произошла внутренняя перемена. Младший племянник, Всеволод Ольгович, без малейшего права выгнал дядю Ярослава и заставил его удалиться в Муром. Всеволод Ольгович занял Чернигов, который и без Ярослава должен был бы принадлежать Давыдовичам как старшим и удержал его, несмотря на обещания Ярославу Мстислава, которого тестя Всеволод успел умилостивить просьбами и бояр его дарами.

(Может быть, теперь Курск достался Мстиславу, т. е. Всеволод за помощь уступил ему Курск, приобретенный Святославичами при вступлении на киевский стол Мономаха, см. выше).

Мстислав был сильнее всех современных князей и распоряжался по усмотрению, но при брате его Ярополке начались распри и смятения (1132).

Братья его сначала испугались, чтобы он не отдал Киева после себя племянникам. Ряды между ними изменились несколько раз.

Полоцкие князья вернулись из Греции и добыли себе свою отчину, выгнав Мстиславичей. В распрях Мономаховичей приняли участие и Ольговичи.

Соседний князь черниговский, Всеволод Ольгович, овладевший Черниговом насильственно, из рук дяди, мимо старших двоюродных братьев, начал притязания. «Мы хотим держать то, что наши отцы держали при ваших отцах». (Вероятно, опять идет речь о Курске.) Ярополк не уступил ему, впрочем, ничего, и при возобновлении войны заставил отказаться от притязаний (1138), но после его смерти Всеволод выгнал Вячеслава, брата его, даже из великого княжества и овладел Киевом, как прежде Черниговом, насильственно, без всякого права, вопреки обычаю (1139).

Что здесь действовала сила, а не право, видно из того, что он хотел было отнять и Владимир, Переяславль, Смоленск, Новгород от Мономаховичей, но вынужден был отказаться от своего намерения, хотя и удержал за собой Киев. Мономаховичи не смели спорить с ним и находились в его воле.

Тот же произвол видим мы и в его действиях в отчине: обещав прежде Чернигов братьям, он отдал, однако же, Давыдовичам, имевшим, действительно, большее право. Братья напрасно просили у него наделения в отчине: он настоял на том, после многих покушений с их стороны, чтобы они удовольствовались некоторыми киевскими городами (1142). Таким образом, Всеволод продолжал держать много и из прежнего своего владения, вятичей.

Всеволод перед смертью хотел закрепить Киев за братом Игорем и взял присягу со многих князей. Игорь имел обещание и со стороны Галицкого Владимирка помогать ему «про Киев».

Но лишь только Всеволод скончался (1146), как началась война. Игорь пленен, кияне хотели Изяслава Мстиславича, которому явился соперником дядя Юрий, нашедший себе естественного союзника в Святославе Ольговиче Северском, мстителе за брата Игоря. Давыдовичи, напротив, хотели было к своему Чернигову овладеть и его областью, Северским княжеством, которую и покорил им Изяслав Мстиславич за их союз, но ненадолго.

Для укрепления себя на киевском престоле он призвал старшего дядю Вячеслава и правил его именем. Юрия, после многократных схваток с переменным успехом, он выгнал даже из его Переяславля и Городца.

По кончине Изяслава (1154) Вячеслав призвал его брата, Ростислава Смоленского, а до прибытия – племянника его, Святослава Всеволодовича, сказав ему: «Перебуди у меня Киеве, доколе же придет Ростислав, а тогда ряд вси учиним».

Кияне говорят ему: «До живота твоего Киев тебе».

Ростислав дает Святославу Всеволодовичу, из чужого рода, Туров и Пинск, принадлежащие к другой отчине (1154).

Но вдруг умер Вячеслав (1155), и Ростислав стал лицом к лицу перед дядей Юрием, который имел перед ним право и силу.

Испугавшись Изяслава Давыдовича с половцами, против которого пошел было войной, он уступил ему под собой Киев, а под племянником Мстиславом – Переяславль. Тогда Мстислав оставил его, и он должен был бежать, а Изяслава Давыдовича приняли кияне, опасаясь половцев.

Он начал ладиться со Святославом Ольговичем, княжившим в Новгороде, чтобы ему сесть в Чернигове, а Изяславу – в Киеве; но вскоре все они увидели, что не могут бороться с подходящим Юрием.

Юрий, заняв Киев, сделал свои распоряжения, раздал сыновьям города: Вышгород – Андрею, чтобы иметь возле себя на случай, как то делал и Мономах, Борису – Туров, Глебу – Переяславль, Васильку – Поросье. Кроме того, за ним оставалась Залесская страна (1155).

Юрий один все-таки считал себя не в силах держать Русскую землю, искал союзников, и, кроме галицкой помощи, на которую надеялся по родству с Ярославом, женившимся на его дочери, пригласил к себе Ростислава из Смоленска.

Ростислав, нужный Юрию, счел себя обязанным хлопотать за своих племянников, сыновей Изяслава, с которым он жил душа в душу и столько лет делил все труды и опасности. Хлопоты и ходатайство были тем важнее, что Юрий, не любивший их, ходил уже на них войной, выгнал Мстислава из Пересопницы и посылал воев в Луцк на Ярослава.

Дело было в том, чтобы удержать за ними по крайней мере Владимир. Ростислав же, «пришед Киеву, нача просити о братанех своих. Гюрги же послуша». Ростислав послал за братом Владимиром во Владимир и за племянниками Мстиславом и Ярославом в Луцк, привел их обоих, и с полкома ею, а Мстислав оставался во Владимире, потому что он боялся плена. Юрий «принял всех в любовь», но не искренно.

Договорившись с ними и получив галицкую помощь, он послал к Изяславу Давыдовичу спросить: «Хочешь ли прийти к нам в мир, а не то мы придем к тебе». Изяслав, увидев, что одолеть его не может, целовал им крест.

На сейме в Лутаве Юрий дал ему Корческ, а Святославу Ольговичу – Мозырь (1155).

Точно так же распоряжались князья и в других княжествах. Святослав Ольгович тогда «Сновеск себе отъя, и Карачев, и Воротынеск» у Святослава Всеволодовича, племянника, «занеже бе его отступил», и дал ему за них другие три города, вероятно, худшие.

Рязанские князья целовали крест Ростиславу, смоленскому князю: «имеяхуть и отцем себе».

Племянник Изяслава Давыдовича, Святослав Владимирович, вероятно, недовольный уделом, уехал из Березово во Вщиж и занял города подесненские (1157).

Андрей, сын Юрия, без отчей воли, отошел в Суздаль (1155).

Мстислав Изяславич напал на дядю Владимира Мстиславича, пленил его жену и тещу, отнял имение, занял Владимир.