Текст книги "Вспомнить всё… Сборник рассказов лейтенанта о своей службе в Чечне 2003—2005 гг."

Застава

Я стоял у штаба части и ждал своего командира роты. Вся наша рота в то время несла боевое дежурство по охране подступов к расположению части на заставах. Как я уже рассказывал, с одной стороны часть окружала бывшая казацкая станица Калиновская, с другой – были поля с системой мелиорации, на которых располагалось наше стрельбище, а дальше лесостепь уходила до горизонта.

Как раз со стороны полей нашу часть прикрывала система застав. Как пишут в книгах по инженерной подготовке, застава – это фортификационное сооружение на местности. выполненное в виде окружности с высоким земляным валом-бруствером в три метра. Вал закручен улиткой, чтобы территория не простреливалась насквозь. Вокруг него – глубокий ров шириной метра три-четыре, на дне которого МЗП – малозаметное препятствие (тонкая проволока, в кольцах которой легко запутаться, для затруднения движения противника). Вокруг рва натянуты два ряда уже колючей проволоки. От земляного вала в четырёх направлениях наискосок идут ходы сообщения и окопы для стрелков. Таким образом застава могла вести круговую оборону.

Занимал заставу один мотострелковый взвод. Распорядок дня был такой: до обеда – положенный отдых, после обеда до вечера – занятия по боевой подготовке, а с вечера – боевое дежурство. Для расширения фронта охранения на километр от заставы выдвигались наблюдательные посты – один бронетранспортёр и расчёт из двух-трёх бойцов. Как раз их-то мне и приходилось впоследствии каждую ночь проверять.

От казармы по направлению к штабу двигался какой-то старший лейтенант – ростом невелик, смуглый, кепка набекрень, выгоревший камуфляж, ремень болтается. «Что за перец, интересно», – пронеслось у меня в голове. Через секунду перец оказался моим командиром роты. «Серёга, – представился мой будущий командир. – Там Урал ждет за КПП, на заставу поедем, будешь должность принимать», – быстро взял он меня в оборот. Я немного опешил от столь резкого поворота событий, что-то промямлил про вещи и сумку. Серёга почесал затылок и дал мне десять минут забрать из общаги всё самое необходимое. После мы встретились у КПП, ротный прыгнул в кабину, я с сумкой – в кузов бортового Урала, взревел мотор, и мы двинулись по бетонке.

Когда мы отъехали от части, справа я увидел парк боевых машин, а чуть дальше слева за огромными земляными валами – РАВ-склады (то есть склады ракетно-артиллерийского вооружения). Минут через пять бетонка ушла прямо и вправо к другим заставам, а машина свернула влево на полевую дорогу.

Пришлось немного потрястись: военный Урал – машина отличная, с отличными внедорожными качествами, но, как и вся техника вооруженных сил России, мало продумана для комфорта личного состава. Кузов и кабина жёстко приварены или прикручены, неважно, к раме без какой-либо амортизации, и тряска достигает порой 9 баллов по шкале Рихтера. Блин, похоже, конструкторы этой машины выросли на книгах о Павле Корчагине, «Как закалялась сталь», видели в солдате образ Рахметова, спавшего на гвоздях в романе «Что делать» Чернышевского.

Вы, инженеры технической мысли, серьёзно думаете, что у бойцов российской армии стальные задницы и нервы как канаты?! Слышали бы вы, сколько матов разносится по необъятной родине, когда мы воюем на вашей технике.

Заскрипели тормоза, Урал встал как вкопанный возле заставы №1, меня окутало рыжим облаком. В нос и глаза набилась пыль, а на зубах заскрипел песок. Военный водитель – это ещё один демон, который заодно с дьявольской военной техникой. Они непредсказуемы и неожиданны – как для своих пассажиров, так и проезжающих навстречу или в попутном направлении гражданских автомобилей. Не зря бытует пословица: бойтесь трёх ВВ – военных врачей, военных водителей и взрывчатых веществ. Эта святая троица одинаково опасна для нормальных вменяемых людей.

Пыль осела, Урал заглох, и я в сопровождении командира роты зашёл в расположение моего будущего взвода.

У каждого человека своя скорость адаптации и привыкания к новой обстановке. Нет, наверное, никого, кто не испытывал бы внутреннего напряжения, попадая в незнакомый коллектив, на незнакомую территорию с незнакомыми людьми и незнакомыми порядками. Кто-то начинает нести ахинею, кто-то шутит, кто-то типа меня – просто молча наблюдает за происходящим, с дико суровым лицом, чтоб окружающие даже не думали с тобой заговорить или что-то с тобой сделать. Чувствовали серьёзный настрой и готовность защищать свой статус-кво.

В тот момент ты находишься между своей и чужой реальностью. И пока ты не освоился на новом месте, естественно, испытываешь скованность и чуть тормозишь. Теперь, много лет изучая практическую психологию и поведение человека, я понимаю, что это лишь защитная реакция нашего мозга, который не свыкся с окружающей действительностью.

В вышеописанном состоянии я завис возле небольшого плаца и ждал, пока построится взвод. Ротный Серёга прошёл в расположение заставы, по пути успев нескольким бойцам сделать какие-то замечания. Выгнал подразделение на плац, построились, представились…

Перед тем, как начать командовать в своём будущем подразделении, командир взвода должен быть представлен начальством личному составу взвода. В этот момент я получу свою определённость и станет немного легче, а личный состав взвода и каждый солдат в отдельности получит свою долю неопределённости на ближайшее время.

Молодым станет грустно, что нарушится привычный порядок дел, старослужащим станет интересно, что за гусь появился в их песочнице – и проснутся амбиции: показать, кто здесь настоящий хозяин. Скорее всего, пытливый дембельский ум решит проверить на вшивость новоиспечённого командира.

Мозг лейтенанта шепчет: «Ну что ж, об этом нас предупреждали, пора пройти и этот экзамен».

И вот так стоишь ты перед своим первым в жизни взводом, смотришь на бойцов, уже прикидываешь в уме, кто тут самый офигевший, кто борзый, кто выглядит порядочным бродягой и так далее. А зоркие многонациональные глазёнки бойцов из российских глубинок с любопытством оглядывают будущего командира – и некоторые озорным взглядом, как раз те, которых я приметил как борзых. Жизнь начинает стабилизироваться, но ещё столько всего непонятного и неизвестного – можно растеряться, если много думать.

Построение заняло не более пяти минут, а дальше все разошлись по своим делам.

«Старший лейтенант С.», – представился мой ещё действующий предшественник, штатный командир взвода, которого я менял на должности. У него подошел двухлетний срок службы в Чечне и предстояла замена.

Собственно говоря, сменщик приехал. С. был в предвкушении свободы. Мне же предстояло принять у старшего лейтенанта его взвод, личный состав, вооружение и военную технику – или, по-военному, ВВТ, – по списку, номерам и в комплектности. Разобраться со всем этим хозяйством, вникнуть, а где-то доучить то, что пропустил в училище. Ибо, как говорится, теория вузов так или иначе отличается от действительности. И в первый раз рушится множество теоретических знаний об армии, когда курсантский вышколенный мозг сталкивается с армейской действительностью. В общем, хреново, когда нет опыта, но не боги горшки обжигают, и с чего-то всегда надо начинать!

С. стал вводить меня в курс дела. Честно, я ни хрена не понимал – где мы на местности, где полк, где деревня, где другие заставы… он показывал рукой то в одну, то в другую сторону, отвечая на мои вопросы, но я запутывался всё больше. Назывались какие-то неизвестные мне аббревиатуры, я кивал, поддакивал, и подумал про себя – «Щас всё приму, потом разберусь, у меня же будет время».

Взводный смотрел в мои глаза, усмехался и подбадривал: «Солдаты выдрочены, каждый знает свой маневр. Мне делать нечего в последнее время было, я развлекался тем, что в течение двух месяцев только и делал, что тренировал бойцов по боевому расчёту». Заменяемых особо не трогали и не нагружали задачами. Я был ему благодарен: он мне передал действительно боеспособную заставу, и первые месяцы службы я лишь наблюдал, как должно работать слаженное подразделение, получая свой новый опыт.

Приёмка техники, а у меня был первый взвод пятой роты, и это подразумевало наличие четырёх бронетранспортеров – три моих и один командира роты, – проходила быстро.

Конечно, нас всячески напугали в училище, что надо принимать всё как положено, составлять ведомости некомплекта, докладывать командиру роты о выявленных недостатках и, в общем, не подписывать акты приёма-передачи, пока не устранят выявленные недостатки.

На деле принимать приходится так или иначе, с недостатками или без, потому что нет времени жевать сопли: впереди выполнение боевых задач, потому что их никто не снимал с подразделения. Время поджимает.

Командир роты в войсках – материально ответственное лицо. Но моего командира роты, по-моему, не очень-то волновало, что там у меня с наличием имущества во взводе. Видимо, уже знал, как выкрутиться, поэтому особо не парился.

Когда я сам в такой вот обстановке занял место командира роты и начал принимать имущество и вооружение роты как положено, то выявил недостачу имущества на миллион рублей с лишним. Это и сейчас-то не малые деньги, а в 2003-м когда зарплата врача высшей категории была 3500 рублей а средняя по стране – 2—3 тысячи… В общем, утерянного имущества на роте висело ого-го сколько.

Только отгремела вторая чеченская кампания, подразделения больше занимались боевыми задачами и реальной боевой подготовкой, на хозяйственные вопросы обращали мало внимания. Личный состав в подразделениях часто менялся и поэтому бардака хватало, чего уж там.

Жарило августовское солнце, ни ветерка, ни облачка. Пот предательски струился под камуфляжем по спине прямо в трусы. С. отдал распоряжение подготовить технику и оружие к осмотру. Водилы, как сонные мухи, лениво выползали к своим бэтээрам из блиндажа и выкладывали на плащ-палатки содержимое своих боевых машин – коробки с боеприпасами, шанцевый инструмент, всевозможные ключи, – и заодно наводили порядок внутри.

Моё дело было всё осмотреть и уточнить у водителей, что исправно, что нет. Проверить по спискам наличие инструментов, посчитать боеприпасы… Также я пересчитал стрелковое оружие в оружейной комнате заставы и боеприпасы в оружейном погребке.

Стрелкотня была в наличии, но из четырёх БТР на заставе стояло только три. «А где четвёртый?!» – спросил я, на что получил ответ, что это «гроб» – стоит в ремзоне, если хочешь, сходи посмотри, но смотреть там особо нечего. Также выяснилось что БТР второго отделения – в предсмертном состоянии: реально грязный, отовсюду течёт масло, и он сильно коптит, когда заведён. Мда-а, два живых БТР из четырёх, хорошо живём.

Интересно, какая ситуация в других взводах. «Не дрейфь, – похлопал меня по плечу С. – Ротный всё равно скоро роту сдавать будет, сам во всём разберётся. Принимай как есть, докладывай про всё, что обнаружил, и давай поскорее – мои документы из дивизии, по слухам, пришли, мне домой пора ехать!»

На докладе командиру роты я, стараясь не забыть детали, всё доложил как есть. Серёга и так знал о проблемах своего подразделения. Поэтому сказал: «Я понял, иди занимайся по распорядку, вникай в службу». Он знал, что не сможет особо ничего взыскать с командира взвода – тот не мытьём, так катаньем всё равно уедет к новому месту службы. Спрос будет с Серёги как с командира роты. На этом и порешили.

Смоленский собрал свои личные вещи в сумку, пожал мне руку, пожелал удачи и отвалил в полк. Груз ответственности лёг на мои плечи, и мне вместе теперь уже с моим взводом предстояло выполнять боевые задачи! Ну что ж, вроде неопределённости стало меньше. А это уже маленькая, да победа.

Настал момент истины. Первым делом я решил проверить действия личного состава по тревоге, знание и выполнение боевого расчёта – и обязательно ночью, чтобы создать обстановку, приближенную к боевой. Очень уж хотелось мне поднять заставу в ружьё и посмотреть, как действуют подчинённые.

Весь вечер я предвкушал азарт учебной тревоги, поглядывал на часы и на небо, ждал, пока зайдёт солнце. Стемнело, произвели отбой, первые смены наблюдателей выдвинулись по своим направлениям. Я терпел, чтобы не сорваться и не поднимать тревогу раньше времени, ждал, чтоб покрепче заснули. Я хотел по-боевому… и дождался 3.00 ночи, когда спать было охота не только солдатам, но и всей чеченской земле, лесам, полям и весям.

Я выбрал нужную минуту и наконец-то скомандовал: «Застава в ружьё! Нападение с фронта!», и даже самому стало немного страшно – а вдруг реально напали, воображение, знаете ли…

Началась неподдельная круговерть! Сердце моё застучало, виски запульсировали от напряжения, дрёму как рукой сняло. Дежурный и дневальный дублировали команду, дневальный убежал на командно-наблюдательный пункт и начал хреначить железякой по гильзе, звон и топот стоял непередаваемый – сопение, стук солдатских сапог, приглушённые маты и пендали товарищей по оружию подтормаживающим сослуживцам.

Солдаты сгребли бронежилеты, висящие на специальной подставке, похватали свои автоматы и растворились в ночи. Минут через четыре-пять всё стихло. Мой замкомандира взвода с папкой боевого расчёта подошёл ко мне и сказал: «Все на местах, товарищ лейтенант, пойдёмте проверять?»

Варсанофьев, мой заместитель, тоже Серёга, был дембелем: через пару месяцев ему предстояло уехать домой. С ним, я считаю, мне повезло. Он был земляком ротного – так получилось, что они оказались из одной чувашской деревни и оба по национальности чуваши. Их родители хорошо друг друга знали. Младший Серёга боялся подвести старшего, чтобы в деревне не опозориться – служил исправно и был для односельчанина опорой.

Ростом бог не обидел, сильный и очень дисциплинированный сержант. Спуску не давал даже своим дружкам-дембелям, своим однокашникам и своему призыву. Опять же не хотел подводить командира, и друзья не могли пользоваться его привилегированным положением. В общем, не давал никаких поводов думать, что служба в подразделении у земляка – мёд. Никогда не пользовался своим преимуществом и старался этот факт не афишировать. Я и сам всё это случайно выяснил спустя месяц-другой службы.

Взяв красную папку с боевым расчётом и подсвечивая себе путь фонарём, мы пошли осматривать позиции: кто где, на своих ли местах. Сначала поднялись на командно-наблюдательный пункт. КНП взвода был выполнен в виде квадратного укрепления, сложенного из железнодорожных шпал, с бойницами во все четыре стороны, обеспечивающими круговой обзор за местностью. Данное сооружение возвышалось над заставой – ровно настолько, чтобы в бойницы из-за бруствера было удобно наблюдать за подходами к заставе. Это был так называемый первый пост.

Поднявшись, я разглядел в темноте пару человек: один с пулемётом Калашникова – модернизированным ПКМ, второй с автоматом, оснащённым прибором ночного видения. По боевому расчёту в случае нападения на заставу на КНП взвода должно было находиться управление взвода, пулеметчик, замкомвзода (в просторечии «замок»), стрелок-санитар, санинструктор и ваш покорный слуга – непосредственно командир взвода.

«Санинструктор Иванова», – прочёл я в боевом расчёте. «А где… э-э… вроде женщин тут нет?» – «Она дежурит в санчасти, живёт в гарнизоне», – сообщил мне сержант. Вне учений и боевой работы женщины-санинструкторы, которые по штату находились в мотострелковых ротах, несли свою службу в гарнизонной санчасти, выполняя там свои медицинские обязанности. Когда рота в полном составе выдвигалась на учения или на боевую задачу, санинструктор занимала своё место в подразделении и работала непосредственно с ним, переходя, как и положено, в подчинение командиру роты.

Остальные ребята по боевому расчёту на КНП находились правильно. Я посмотрел в ночь через бойницы, пытаясь определить, где остальные позиции, но тут замкомвзвода выступил вперёд и сказал: «Идёмте, товарищ лейтенант, я сейчас покажу». «Ага, как же, так я и позволю меня вести», – пронеслось в голове. «Я сам первым пойду», – и мы направились ко входу в УС.

В основании бруствера между внутренней территорией заставы и рвом, окружавшим заставу, было вкопано инженерное сооружение в виде стальной трубы диаметром метра полтора-два с большой бронированной крышкой, которая закрывалась и закручивалась, как переборка на подводной лодке. Крышки у лаза были с двух сторон. В противоположной стенке рва начинался ход сообщения и окопы – УС. Таких конструкций, соответственно, было по четыре на каждую из сторон горизонта.

Мы открутили запорное устройство, и со стоном отворился бронированный люк. Пригнувшись, прошли в него и вышли с другой стороны бруствера. Темень невероятная. Серёга ещё раз попросил пустить его вперёд, но я отмахнулся и энергично двинулся по ходу сообщения. Когда я сделал два или три шага, что-то острое ударило мне в лицо, отбрасывая назад, а из глаз покатились искры. «Ы-ы-ыс-с, аккуратнее, товарищ лейтенант», – сморщился Серёга.

Дело в том, что я забыл о двух рядах колючей проволоки, окружавших заставу, а нижняя струна проходила как раз на уровне глаз над окопом. В неё-то я и врезался со всего размаха.

Чертыхнувшись, я начал выбираться из хода сообщения, чтобы идти по брустверу – во избежания столкновения головы с очередным неопознанным препятствием. Но сделав пару шагов, оступился и рухнул в окоп, за малым не сломав себе ногу, – при этом ударился примерно так же, как бы ударился человек, неожиданно упавший в полутораметровую яму с разгона. Вылетело из головы, что ход сообщения по всем правилам инженерной мысли нужен, чтобы соединять стрелковые окопы, отходящие в стороны от него.

Сзади я услышал, как прыснул от смеха сержант. «Ёптвоюжмать!» – выматерился я для порядка, отряхиваясь от земли и потирая ушибленную конечность. «Товарищ лейтенант, вы как, живы?!» – с ехидцей спросил Серёга. «Чо ты ржёшь, млять, давай веди!», – грубо одёрнул я. Хочешь выглядеть круто – налажаешь, и надо доверять опытному проводнику – сделал я для себя пару мудрых выводов, тут же подтвердившихся на деле.

Оставшееся время, пока мы проверяли боевой расчёт, прошло без травм и как-то скомкано. Я переживал о том, как выглядел в глазах сержанта. Только с утра, оглядывая в зеркале свои «боевые» раны, понял, что чуть не лишился зрения: колючки проволоки в аккурат попали по бокам левого глаза и в переносицу. Обдумывая своё нелепое ночное приключение, я решил, что такие тренировки нужно делать в светлое время суток, когда всё на виду, и можно невооружённым взглядом увидеть действия солдат. Реально оценить всю картину происходящего, указать на ошибки и довести до полного автоматизма действия взвода.

На деле же я, в силу неопытности, юношеского максимализма и лейтенантского задора, не только не дал выспаться личному составу, но толком и не разобрался, кто куда и зачем бежит по боевому расчёту: если не сориентировался днём, ночью это сделать в разы сложнее. Кроме того, пострадал мой фейс, моя нога и, конечно же, была несколько подмочена лейтенантская репутация. А по-простому говоря, с вероятностью 120% данный случай был разобран активными членами коллектива в курилке и надо мной хорошенько постебались. Думаете, это меня остановило?! Хе-хе, плохо, дорогой читатель, ты меня знаешь. Ведь это были только первые вехи моей боевой службы.

Рабочие будни

Время шло, я каждый божий день готовился к нападению бандитов и думал, что затишье это, как обычно, перед бурей. Гонял солдат по тревоге, днём и ночью, оттачивая действия взвода, и сам для себя вникал в боевые задачи, порядок взаимодействия с гарнизоном и соседними подразделениями. Огромное поле перекрывали четыре заставы – три мотострелковых и одна артиллерийская.

На мотострелковых в полном составе несла боевое дежурство наша пятая рота. Артиллеристы несли свою службу на четвёртой – делая плановые обстрелы местности, в основном по утрам.

Орудия выплёвывали снаряды вдаль, несколько минут стоял грохот артиллерийской канонады, пороховые газы наполняли атмосферу. Как-то раз командир артиллерийского взвода, ошибившись в расчётах, выполняя (слава богу, учебную) стрельбу, послал учебный снаряд-болванку вместо поля прямо в сарай к местному жителю, коим и развалил его наполовину. Были неприятные разборки старейшин села с нашим руководством, в результате которых лейтенант и пара бойцов купили цемент, кирпич и поехали устранять неисправность сарая.

С течением времени инциденты с местным населением усиливались пропорционально утеплению политических отношений между Москвой и Чечней. Войскам подрезали права и крылья, а местные пользовались своей безнаказанностью, чтобы самоутвердиться за наш счёт, как бы я сказал сейчас, а раньше бы я сказал – выёживаться по поводу и без, стараясь досадить нам всеми возможными способами. Об этих моментах я напишу позже, хотя всё это не очень приятно.

Работа на заставе напоминала караульную службу, с той лишь разницей, что дежурство у нас было ночное, а не круглосуточное. В дневное время личный состав взвода отдыхал часов до одиннадцати – после проводились учебные занятия, затем бойцы чистили оружие и готовились к очередному ночному дежурству. Также за местностью вёл наблюдение дневной пост, который находился на КНП заставы.

Так как местность хорошо просматривалась и простреливалась, ожидать нападения со стороны степи днём не приходилось – это нарушало все законы тактики, а боевики не дураки. Поэтому задачей поста было своевременно заметить отъезжающий от полка командирский УАЗик и предупредить начальника заставы или соседнюю заставу.

Дело в том, что в штабе полка назначались ответственные по полку из числа заместителей командира, которые следили за правильным выполнением элементов распорядка дня и боевого дежурства, а также несением службы караулами. Поэтому каждый день по несколько раз к нам прибывал офицер штаба полка или штаба батальона для осуществления контроля.

Вообще, как только собиралась такая проверка, нам с полкового узла связи поступал звонок с предупреждением. Дежурный успевал разбудить начальника заставы, если тот вдруг случайно уснул в неположенное время, окинуть взором территорию и быстренько прибрать что недоглядели.

Проверяющие контролировали наличие личного состава, оружия, имущества и так далее. Начальник каждой службы полка проверял своё. Начальник РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) – состояние вооружения и военной техники. Начальник инженерной службы – наличие и качество хранения инженерного имущества. Начальник РХБЗ (радиационной химической биологической защиты, в народе химдым) – наличие и исправность средств индивидуальной защиты – противогазов и ОЗК (общевойсковой защитный комплект, в народе резина). Начальник тылового обеспечения осматривал котелки, термосы и прочую утварь. Вещевики – вещевое имущество, очень всё логично и понятно, прям как в армии. Медслужба следила за здоровьем, чистотой и гигиеной военнослужащих.

Каждую ночь мы заступали на боевое дежурство. Как и положено, с 19.00 после развода, который проводил я как командир заставы на небольшом плацу возле казармы. Распределял смены, зачитывал боевой приказ, отправлял наблюдателей по направлениям.

Ночью также каждые два часа приезжали проверяющие, а дважды за ночь я лично проверял посты. Идти приходилось в потёмках – естественно, без фонаря, так сказать, на ощупь. Путь был известен, пролегал по полевой дороге, выходившей на гравийку, по ней нужно было дойти до склада РАВ, где находился дальний наблюдательный пост – самый ближний к станице Калиновской, самый удалённый и опасный.

В ночное время чувства обостряются, наверное, у любого человека. Мои органы чувств работали сверхмощно, уровень адреналина подскакивал, глаза видели лучше, слух обострялся. У меня и до сих пор в минуты напряжения возникает ощущение, что за головой разворачивается невидимый локатор, который улавливает малейшие изменения окружающего эфирного поля. Это, наверное, и есть – чувствовать шкурой.

Ходить я всегда старался бесшумно, не торопясь, всматриваясь расфокусированным зрением в темноту, улавливая очертания предметов местности, слушая тишину. Бывали и светлые, лунные ночи, тогда казалось, что ты шагаешь по освещенному бродвею. Всё очень четко видно, но и сам находишься на виду у вероятного противника. Так что, когда совсем темно, мне нравилось больше.

Иду я, значит, по гравийке, до поста полпути, вдруг слышу слева впереди метров в двадцати шорох, очень похожий на человеческий шаг, прыжком сваливаюсь на обочину. Залёг. Автомат на изготовку, предохранитель вниз, один щелчок, затворную раму потянул, но не стал досылать патрон в патронник, отпустил. Жду. Тишина. В висках пульсирует кровь.

Напрягаю зрение, никого не вижу, слева трава по пояс не меньше. Тот кто шел, тоже затих. Напряженно жду дальнейшего развития событий. Через минуту, снова шорох, то ли кто-то идет, то ли ползет, такое ощущение, что волокут что-то. Затаил дыхание наблюдаю. Ствол смотрит в сторону предполагаемого врага. В голове проносится десяток мыслей, то ли стрелять, то ли подождать и захватить противника в плен. Если открою пальбу, свои же могут жахнуть из крупнокалиберного с перепугу в мою сторону. Я между постом и заставой, можно устроить скоротечный бой между своими подразделениями (такие шутки, кстати иногда проделывали боевики с нашими, забравшись посередине между заставами, открывали огонь в обе стороны и уматывали, а наши начинали бой между собой).

Принимаю решение ждать, наблюдать. Тем временем шорох усилился и вот вот враг появится на дороге впереди меня. Напряжение внутри аж звенит.» Что это?! Сука! Фууууу! " – выдыхаю. Из зарослей травы выходит на дорогу гигантский ёж, какой – то очень крупный, спокойно переползает дорогу и зашуршал себе дальше. Гребаное животное, ну надо же, за малым, не начал я третью чеченскую кампанию близ моей заставы, курам на смех. Я поднялся, облегченно вздохнул, отряхнулся от пыли и пошел дальше проверять посты, озираясь по сторонам, матерясь и радуясь одновременно встрече с этим чудовищем.

По-первам, мне все было интересно, приходя на посты для проверки, я задерживался с бойцами минут по 20—30 вместе наблюдая за местностью, слушая их доклады о замеченном, обсуждая действия в случае появления опасности или нападения, подбадривал их.

Так я постепенно знакомился с личным составом вверенного мне взвода и со своей боевой работой. Интересно было узнать кто из каких мест, давно ли писали родителям. Солдаты в то время были срочники, поэтому я как командир старался вникать в их жизнь, чтобы лучше узнать свое подразделение, характер бойцов, их способности, ну и не проворонить неуставные взаимоотношения между старшим и младшим призывом, вовремя угомонить дембелей, если что не так.