Текст книги "Огни у пирамид"

– Мы пойдем в Пер-Рамзес или Танис, добрый господин, – склонился старик. – Но не все туда дойдут.

– Вы можете остаться в окрестных селениях, если есть возможность, их мы жечь не будем. Остальным мы выделим сопровождение, чтобы лихие люди не обидели по дороге. Пока оставайтесь тут, выйдете с рассветом.

– Господин, но почему?… – старый купец был ошарашен. Слова перса передавались по цепочке теми, кто знал язык. Жители зашумели в изумлении. Они были готовы к чему угодно, к рабству, к смерти, к позору. Но только не к тому, что осаждающие выделят им охрану до Таниса. Это было неслыханно.

– Великий государь не воюет со своими подданными, – просто сказал безымянный всадник, сам не понимая, что этой фразой он только что сокрушил тысячелетний Египет.

* * *

– Командир, они уходят! – орал часовой на стене.

– Как уходят? – удивился Никомах. – Их что, не тронули?

– Да точно, уходят. И их всадники охраняют, – сказал тот воин.

– Глазам своим не верю, – сказал Главк. – Великие боги, да они же могли их продать. Зачем отпустили, да еще и охрану дали? Командир, я не пойму ничего.

– Плохо, Главк, лучше бы они их купцам продали. Или на колья рассадили, как ассирийцы раньше делали.

– Почему это? – заинтересовался таксиарх.

– Да потому что они сейчас до Таниса дойдут, а персы с этим мужичьем еще и расцелуются на прощание перед городскими воротами.

– И что? – не понял Главк.

– Да ты не понимаешь, что ли? – разозлился Никомах. – Они же нас здесь перебьют, а Танис им ворота откроет, потому что эта шваль на каждом углу рассказывать будет, какой персидский царь добрый.

– Вон оно что, – почесал Главк курчавую голову. – Хитро. Я бы на их месте тоже город сдал.

Глава шестая, где Иудея опять кипит

Две недели назад. Иерусалим. Иудейское царство.

Первосвященник Иосия истово молился великому богу, и заранее просил у него прощения за то, что собирался сделать.

– Великий Яхве, я молю тебя! Прости мне мой грех, потому что я совершаю его во славу твою!

Он стоял в Святая Святых совершенно один. О том, что он хотел совершить, знали лишь двое самых доверенных людей, и им потом придется умереть. И этот грех Иосия тоже брал на себя. Египетские жрецы, с которыми, как ни странно, у иудеев всегда были прекрасные отношения, предложили выход из той ситуации, в которой оказалось Иудейское царство. Новоявленная империя без всякой войны держала страну в кулаке. Деньги были персидские, торговали с ними же, главный вельможа был перс, а теперь еще и священные книги из Ниневии прислали. Этого жрецы стерпеть никак не могли. Во все времена иудейские коэны отличались не только полетом мысли, создавая шедевры религиозной мысли, но и были беспредельно упрямы, следуя своим традициям. Многие цари разрушали Иерусалим и выселяли его жителей, но с невероятным упорством иудейский народ вновь собирался к Храму, или к его руинам. Даже, если для этого требовались многие сотни лет. Великий жрец Амона-Ра предложил немыслимое, но Иосия, подумав, согласился. Он шел на великое злодеяние, но шел на это во имя своего народа. Ведь царь Манассия обручен с персиянкой, которая вот-вот должна была прибыть сюда для свадьбы. Будущая царица вошла в брачный возраст, и в Иерусалиме шли приготовления. А если так, то в самое скорое время она родит наследника, который не будет иудеем, согласно Закону. И это для очень многих истово верующих жителей царства было почти кощунством. Египтяне предлагали помощь, как и раньше, когда великий Яхве спас свой народ от нечестивого Синаххериба. И денег дали, и оружия. Сам великий фараон Тахарка под свою могучую руку возьмет царство Иудейское, и свои порядки навязывать не станет. В том он поклялся. Великий господь вновь явит милость свою, и они сокрушат проклятых язычников. В этом Иосия не сомневался ни капли.

Утром, перед началом воскресного богослужения, Первосвященник помолился вновь. Пора! Надо действовать!

Толпа, что стояла во внешнем дворе Храма, внимала происходящему. За последние годы многобожие в Иудее умерло почти совсем, не в пример Империи, где оно все еще процветало. И именно поэтому для многих иудеев соседнее государство было рассадником греха. Все ждали, когда произойдет принесение в жертву положенных агнцев. Но тут случилось немыслимое, и толпа замерла в ужасе. Двое нечестивцев тащили визжавшего поросенка, быстро опрокинули его, зарезали и бросили на священный жертвенник Мизбах-ха-ола, окропив его нечистой кровью.

– С сегодняшнего дня так, и только так, будут приноситься жертвы всесожжения. На то приказ самого царя Ахемена. Плачьте, люди! Гибнет народ иудейский, великий Храм осквернен по приказу нечестивого правителя!

Толпа возопила, кое-кто зарыдал в голос. В нечестивцев полетели камни, но в священный двор толпа зайти не посмела.

– К царю идти надо! Кощунство великое!

– Бей персов!

И толпа покатилась по улицам Иерусалима, обрастая людьми по пути, как снежный ком. Горожане, слыша безумные вести, брали в руки камни и колья, и тоже присоединялись к разгневанному потоку горожан. Встретившихся купцов из Финикии, Вавилона или Сирии рвали в клочья, топча окровавленные трупы в безумном исступлении.

За квартал от царского дворца ушлые люди скинули рогожу со стоявшей телеги и стали выдавать разъяренным людям копья. Толпа, получившая оружие, покатилась к главной площади, смяв жидкую охрану, не ожидавшую такого буйства.

– Царя!

– Пусть скажет царь!

– Царя сюда!

– Пусть к нам выйдет!

Рев толпы, бесновавшейся у дворца, перепугал Манассию до дрожи в коленях. Он не мог понять, почему в субботний день, когда должно молиться богу, происходит такое непотребство. Бледный, как мел, Манассия вышел к горожанам, подняв руки в знак примирения.

– Люди, что случилось? Почему вы оскверняете священный день? И как вы посмели прийти сюда с оружием.

Набежавшие воины пока держали толпу, подняв щиты. Лучники были готовы стрелять по команде.

– Свинья в храме!

– Приказ царя!

– Кощунство!

Вопли, которые раздавались вокруг, ничего Манассии не прояснили. Какая свинья? При чем тут Храм? Какое вообще отношение имеет нечистое животное к Храму? Толпа, не получая ответа, разъярилась еще больше. В воинов полетели камни. Сотник вкинул руку и в толпу полетели стрелы. Самые смелые и горластые получили копьем в брюхо. После этого перед дворцом закипел настоящий бой. Два десятка человек с короткими мечами, что орали громче всех, подбивали людей идти на приступ. Через четверть часа воины были смяты. Во дворец вломились горожане и вытащили хазарапата, избивая его по пути.

– Вот он, перс проклятый! – завизжала толпа, протянув жадные руки к несчастному, который, вдобавок ко всему, был вавилонянином. Его растерзали в считанные мгновения.

Манассию, что попытался спрятаться, догнали и закололи все теми же короткими мечами, нанеся два десятка ран. Беснующаяся толпа рассыпалась по городу, убивая всех иноземцев, или тех, кто был на них похож. Должники расправились с кредиторами, а богатые купцы лишились товаров, потому что уже никто не разбирал, кто поклонник Баала, а кто такой же правоверный иудей.

Первосвященник Иосия шел по городу, смиряя толпу. Его слушались, и постепенно город утих. Первосвященник вошел в разгромленный царский дворец и осмотрел тело царя, велев прикрыть его саваном. Теперь нужно действовать дальше. Он свою часть договора выполнил, дело за египтянами.

* * *

Через неделю. Город Нуквета, Иудейское царство. В настоящее время – Бейт-Некофа, Израиль.

Роскошная крытая повозка катилась по пыльным дорогам Иудеи. До Иерусалима оставалось каких-то пару фарсангов, и к вечеру должны были оказаться на месте. Пятнадцатилетняя Статира, дочь великого царя, ехала к будущему мужу с замиранием сердца. Какой он будет? Понравится ли она ему? Как он будет к ней относиться? Нет ли у него наложниц? И если есть, то сколько?

С ней был десяток служанок, что ехали сзади, а весь поезд состоял из двух десятков повозок. Везли одежду, утварь, подарки, и даже деньги. Царица не должна нуждаться ни в чем. Караван охраняла первая учебная сотня Царского отряда, в которой служили мальчишки, которым уже исполнилось пятнадцать. Статира видела тут нескольких братьев, но разговаривать им не разрешали, за этим строго следили злые, как волки, десятники. Ей даже жалко стало братиков, вот ведь мучения терпят. Парни шагали по сторонам, таща за спиной круглый щит и свои припасы. На поясе висели узкие мечи, а в руках были копья. Обычный, а не сдвоенный, переход особых трудностей не вызывал, кожа была сухой, а грудь дышала ровно.

Парням оставался последний год, потом выпуск. Сам Пророк, говорят составлял для них программу обучения. Иначе откуда взялись зачеты, экзамены и оценки? Никто тут про такое и слыхом не слыхивал раньше. Юные, но гордые дети князей, сатрапов и высшей знати провинций расшибались в лепешку, чтобы получать пятерки, иначе как потом смотреть в глаза своим отцам. И те пятерки надо было заслужить. Первую сотню, как старших, погнали сопровождать дочь царя в Иудею, чтобы отработать длинный переход. Их все эти годы ограничивали во всем, кроме еды. Кормили, как раз, на убой. И пятнадцатилетние пацаны, живя в мире, где мало кто ел досыта, нарастили приличную мускулатуру, испытывая непомерные нагрузки на протяжении многих лет. Тейисп, что шел справа, старательно смотрел вперед, чтобы не засмеяться, видя, какие рожи строит ему сестра. Девчушка же еще совсем. А он воин. Ну почти…

Резкий крик сотника остановил поезд.

– Сотня, в три шеренги, щиты на руку! – орал он.

Парни механически выполнили распоряжение, как и тысячи раз до этого. Только, непонятно зачем. Ответ пришел быстро. Впереди шла толпа, размахивающая кольями, дубинами, копьями и даже иногда мечами. На торжественную встречу это походило мало.

– Разворачивай колесницы! Повозки отогнать на сто шагов. Поставить в круг! Защищать великую госпожу!

Статира побледнела. Она выросла во дворце и жизнь видела из окна кареты с мягкими подушками. Она слышала про всякие ужасы, что происходят где-то там, очень далеко. Но она же дочь великого царя, ее не должно было это коснуться.

– С первого по пятый десяток – взять луки! – поступила новая команда. Видно, ожидалось что-то совсем скверное.

Толпа, человек в полтысячи, остановилась напротив, выкрикивая оскорбления.

– Вы что, бараны, совсем страх потеряли? – заорал сотник. – Тут дочь великого царя и ваша царица. А ну, палки на землю и мордой вниз. Иначе кровь вам пущу, выпердыши шакальи!

– Нечестивцы проклятые!

– Забирай назад свою царицу!

– Язычники! Святотатцы!

– На ножи их, братья!

Но соваться на полную сотню царского отряда было страшно, и толпа только орала, раззадоривая себя криками. Наконец, самый отчаянный заголосил:

– Да это же ассирийцы проклятые. У меня отца на кол посадили. Бей их!

– Нас больше! Бей!

Полетели камни, которые, впрочем, почти все были отбиты щитами.

– Первые шеренги, на колено. Лучники, залп!

Воины со щитами стали на одно колено, давая пространство лучникам. Полсотни стрел нашли свои жертвы, влетев в плотную толпу.

– Лучникам – бить! – орали десятники.

Стрелы засвистели без остановок. Опытный лучник в минуту мог выстрелить пять-шесть раз, а уж стрелять парней научили хорошо. В считанные минуты поле было усеяно трупами, и поступила новая команда.

– Лучники! Щиты на руку! В копья бунтовщиков!

Разъяренные иудеи с воплями бросились на строй и откатились, оставив десяток тел. А монолитный строй, ощетинившийся тремя рядами копий, быстро опрокинул рыхлую людскую массу, состоявшую из горшечников, лавочников и кузнецов. Уцелевшие побежали в сторону Иерусалима, бросая свои колья по дороге.

На поле то и дело слышалось:

– Этого добить! Куда в грудь бьешь, бестолочь? Копье в ребрах застрянет! На пересдачу пойдешь!

– Воин Тейисп, ко мне, – заорал сотник.

– Слушаюсь, – Тейисп застыл перед командиром.

– Как проводится полевой допрос? – спросил сотник.

– Ежели пленник будет отпущен, то не калечить. Использовать прижигание пяток и легкие побои. Если пленник будет потом убит, то побуждение испытуемого к признанию ведется посредством отрезания пальцев, – бодро отбарабанил Тейисп учебную программу.

– Выполняй! – скомандовал сотник.

Тейисп застыл. Одно дело рассказывать, а другое – живому человеку пальцы резать. Он до сегодняшнего дня из лука только по мишеням стрелял, а копьем тем более не разил никого. До сих пор потряхивает.

– Чего стоим? – спросил сотник. – Чтобы через две минуты он нам все рассказал, что в этом проклятом городе делается. Ненавижу Иерусалим еще с прошлого похода.

– Я и так все расскажу, пожалейте, – завыл пленник. Язык он не знал, но смысл происходящего понял прекрасно.

– Заткнись, падаль, – пнул его сотник. – Палец!

Мизинец упал на землю, и пленник завизжал.

– Теперь говори! – спросил его на арамейском Тейисп, едва удерживая рвотные позывы.

– По приказу вашего царя нечестивого в Храме свинью в жертву принесли, город возмутился, а царя Манассию убили, – рыдал пленник, баюкая руку.

– Ты кого это нечестивым назвал? – кровь бросилась в лицо Тейиспа, и следующий палец пошел гораздо легче.

– Боец, на допросе эмоции проявлять нельзя, – поучительно сказал сотник. – Ты не удовольствие получаешь, а информацию добыть должон. Ты вот зачем сейчас палец отрезал?

– Да как же… – растерялся Тейисп.

– Ты вопрос задал сначала? Не задал! А чего пальцы режешь? Так пальцы закончатся, а ты еще не все спросил. Думать надо!

Пленник рассказал все, быстро и в подробностях. Картинка вырисовывалась прескверная.

– Допрос окончил? – спросил сотник.

Тейстп утвердительно кивнул.

– Так чего ждем? Потерялся, боец? – почти ласково спросил командир. И от того стало еще неприятнее. Тейисп судорожно сглотнул и перерезал пленнику горло.

– Сотня, назад в Ашдод идем. Сдвоенный переход, – заорал сотник.

– Так мы же весь день шли, – сдавленно сказал кто-то из парней.

– Так это вы сюда шли, – успокоил сотник. – А теперь обратно пойдем.

Через две недели. Пер-Амон.

Великий царь был мрачнее тучи. Город еще не взят, в двадцати фарсангах – армия фараона Тахарки, а в тылу заполыхала покорная до сих пор Иудея. Да еще и царя своего убили, негодяи. Слава светлому богу, дочь успели в Ашдод увезти. И сотня мальчишек, что ее сопровождала, тоже там. Сотник донес, что бой приняли и выше всяких похвал бились. Не потеряли никого, а иудеев без малого две сотни положили. Надо будет потом лично наградить десятников. Азат телеграфом запросил подкрепления, но пока оно подойдет, не одна неделя пролетит. А то и пара месяцев. Войско в поход собрать – это вам не на прогулку выйти.

– Вырежу всю Иудею, до последнего человека, – с налитыми кровью глазами шипел Пророк, сын которого был ранен в том бою. – Что ж им еще нужно, сволочам?

Дикая история со свиньей живо напомнила Максу то, что творил он сам. Видимо, кто-то умный потрудился, не глупее самого Пророка. Кроме Египта, и некому больше.

– Что брат, понял теперь, как твои придумки работают? – усмехнулся царь. – Тут и помимо тебя хитрецы есть. Жрецы египетские – опасные противники. Всех до одного под нож пустить придется. Иначе с этим Египтом вовек не закончим.

– Делать то, что будем? – хмуро спросил Камбис. – Осаду снимем, так фараон пять тысяч отличных бойцов получит и крепость в придачу. Не снимем – иудеи Ашдод возьмут. А там мои племянники.

Ахемен зарычал, и начал ходить по шатру, пиная резную мебель, которая ломалась с жалобным хрустом. Сила у царя была бычья. Хотя нет. Быка он на спор валял, за рога взявши. Слоновья, наверное, сила была.

Пророк сидел с отсутствующим видом, смотря куда-то в пространство. Губы его шевелились.

– Видал? – Хумбан-Ундаш пихнул Камбиса локтем и показал кивком на Макса.

– Ага! – удовлетворенно сказал тот. – Сейчас что-нибудь удумает. Голова!

– Надо пару тысяч из царского отряда в Ашдод перебросить, тогда удержим город, – наконец сказал Макс.

– Да как же ты их перебросишь? – удивился царь. – Туда идти две недели, и иудеи дорогу перекрыли. Их же перебьют.

– А корабль на что? – возразил Пророк. – Пять сотен грузим и отправляем. Два дня туда, два – оттуда. Потом еще пять сотен. Огнемет тоже дадим.

– Ну, что я говорил! – торжествующе сказал Камбис.

– Да я и не спорил, – пожал плечами Хумбан-Ундаш.

– Город брать надо, – сказал Ахемен. – Стены срыть до основания. Нам посреди страны такая крепость без надобности. А Тахарке – тем более. Значит так, Пер-Амон берем, потом Иудею успокаиваем, потом в Египет возвращаемся. Остальные города тут куда слабее.

– Осталось только Пер-Амон взять, – неудачно пошутил Камбис. – Нет, ну ты глянь, – теперь он пихнул локтем друга. – Да он опять с богом беседует!

– Не, с богом он во сне, – укоризненно сказал Хумбан-ундаш. – Это же все знают.

– Ну да, во сне, – согласился Камбис. – Но и наяву тоже иногда бывает. Ты смотри, какие вещи толковые выдает. Сам что ли, думаешь, такое придумывает?

А Макс снова сидел с отсутствующим видом, пытаясь решить непростую проблему. Город был еще крепок, стены пока стояли, и класть воинов в кровавых штурмах не хотелось совершенно. Размен один к пяти пойдет. Так можно без армии остаться.

– Кошки! Мне нужна сотня живых и здоровых кошек! По золотому дарику за каждую блохастую тварь!

Глава седьмая, где Пер-Амон пал, а великий царь находит нового зятя

Через две недели. Ашдод, девятая сатрапия

– Слушай, почтенный Арса-Кутир, ты где таких парней взял? Вроде мальчишки совсем, а один к одному. Здоровые, как быки, – спрашивал евнух Тайта у сотника царского отряда, что привел караван с царской дочерью в Ашдод.

– Поверь, азат, тебе лучше этого не знать, – убедительно ответил сотник.

– Да и не пойму я. Ты что, до Иерусалима дошел и назад повернул? И это за один переход?

– Ага, – довольно ответил сотник, – и еще они перед этим пять сотен иудеев опрокинули. Ни один не дрогнул, и ни один щит не опустил. А потом десять фарсангов прошли до Ашдода.

Тайта в изумлении закрутил головой. Он, отбивший не один приступ, оценил услышанное по достоинству.

– Я снова иудеев жду. На город, может, и не полезут, но провинцию грабить точно будут. Поможешь?

– Само собой. Патрули по два десятка пустим. Они и всадники отменные. На полном скаку из луков бьют.

– Да ты смотри! – изумился Тайта. – От веку царский отряд в пешем строю бился.

– Эти всю науку воинскую постигают, – раздулся от гордости сотник. – Сам великий государь… – сотник осекся.

– Так тут вельмож сыновья! – догадался евнух. – То-то я смотрю здоровые, как будто по барану в день съедают. Ну тогда понятно все.

– Поменьше болтай! – сурово сказал сотник. – Иначе сюда половина Иудеи заявится. Тут царская дочь, и так напасть могут.

* * *

– Слушай, брат, – тихо спросил Ардашира Тейисп, когда они стояли в карауле на стене, вглядываясь в даль. – А чего это нас перестали тупым мясом называть, не знаешь? То бойцом, то воином десятник зовет. Я уже как-то привык себя куском дерьма считать. Непривычно даже.

Тот задумался, глядя вдаль, и поглаживая свежий шрам на плече. Иудейское копье вскользь ударило. Ответ пришел довольно быстро.

– Знаю. Потому что мы не мясо больше. Вот и не называют. Кровь пролили, значит воины.

Вчера они ходили в первый рейд. Десяток персидских лучников, и десяток учебного отряда. Коней им дали из заводных, что были при полусотне. Персы исподлобья смотрели на пацанов, но те не разочаровали. Почти все до десяти лет в кочевьях жили, а потому коней знали и любили. Провинция была маленькой, до иудейских земель рукой подать. На банду напоролись часа через два после выхода. Небольшую деревушку грабили полсотни человек. Небольшая долина с десятком пальм кормила пять семей. Хохочущие захватчики тащили коз и баранов, сгоняя истошно блеющую скотину в кучу. Жители, которые не могли оказать сопротивление, были избиты и убежали в степь. Убийств не было, их просто пришли ограбить такие же крестьяне, как они сами.

Отряд с гиканьем припустил к бандитам, расчехляя на ходу короткие луки. Боя не получилось. Да и сложно назвать боем избиение бездоспешных селян с той стороны границы. Половину перестреляли, другую половину согнали в кучу и посадили на землю. Тела убитых, по обычаю, что ввели ассирийцы, развесили на кольях вдоль дороги, чтобы горячие головы остыли. Персидский десятник, глядя в глаза перепуганного до ужаса паренька из пленных, проникновенно говорил.

– Вот скажи, ты чего сюда пришел? Ты не знал, что это великого государя земли?

Тот плакал, размазывая слезы и сопли по чумазому лицу. Он знал.

– Ты скажи, убогий, что мне делать то с тобой?

Паренек мычал что-то невнятное, но рвущийся ответ был из разряда «понять и простить».

– Вы же все из разных деревень?

Тот утвердительно кивнул головой.

– Тогда тебе их придется домой отвести. И не вздумай бросить, накажу! Понял?

Пленник ничего не понял. Зачем ему нужно этих людей домой вести? Они что, сами не могут дойти. Но убивать не будут, и то хорошо.

– Воин! Ты, посветлее который! – ткнул десятник в Ардашира. – Этим всем глаза выколоть. А этому, который плачет, только один. И смотри, не перепутай!

* * *

Огромный парусный корабль подошел к причалу Ашдода. Воины царского отряда спускались на берег, разгружая оружие и припасы. Команда огнеметчиков с кряхтением и матом несла свою драгоценную поклажу, сопровождаемая завистливыми взглядами. Элита воинская, не абы как!

Сам наследник бывшего царя Ассархаддон спустился с корабля, сопровождаемый приветственными криками. Его тут любили безмерно. Участь Самарии была известна всем, и этой участи Ашдод избежал. Наместник Тайта тоже склонился в уважительном поклоне.

– Великий, это честь для меня! Как долго вы почтите город своим присутствием?

– Недолго, Тайта, – ответил Ассархаддон. – Мы испытываем корабль, и после войны с Египтом я уйду отсюда навсегда, на новые земли.

– Я слышал об этом, Великий! Мне очень жаль! – ответил евнух. – Тут дочь царя Статира. Вы посетите ее?

– Да, конечно. Я должен поприветствовать дочь нашего повелителя. В провинции спокойно?

– Иудеи шалят, конечно. Но пока справляемся. Тут учебная сотня Царского отряда, воины справные. И караул несут, и в патруль ходят.

– Сюда перебросят морем две полных тысячи. Мальчишек и дочь повелителя нужно будет домой отправить. Ей тут делать нечего, мужа то будущего убили.

Ассархаддон, как царственная особа, поселился в доме наместника, где жила также и Статира. Она не была мужней женой, и под присмотром старшей родственницы общаться с молодым мужчиной могла.

Наследник, встретившись с ней в покоях, учтиво поздоровался, и что-то говорил. Да только девчонка и не слышала ничего. Она, кажется, влюбилась с первого взгляда, и по уши. У молоденьких девчонок так бывает. Парень был хорош собой, учтив и умен. А что еще нужно девушке, к которой никого не подпускали, а замуж сговорили еще в детстве. Но сейчас-то она была свободна, а он стоял рядом и говорил речи, любезные каждой женщине.

Дежурная встреча закончилась, и Ассархаддон вышел от Статиры в задумчивости. Девчонка была мила, не глупа и хорошо воспитана. И он ей явно понравился, это было заметно невооруженным взглядом. Так почему бы?… Это стоило обдумать…

* * *

В то же время. Пер-Амон. Египетское царство.

Стратег Никомах стоял на стене и не мог поверить своим глазам. Из персидского лагеря выдвинулась странная конструкция на восьми колесах с плоской крышей, вкруг обитая медными листами. Вокруг шли мечники, которые что-то держали в руках.

– На стены все! – заорал стратег. – Разорви меня Аид! Да что происходит? Зови тысячников, и наших, и египтян. Может, они чего умного скажут.

Египетские лучники несли стражу на стенах наравне с гоплитами, у которых из оружия дальнего боя были только тяжелые дротики. Лучников тогда греки предпочитали нанимать на Крите, сами не сподобились как-то научиться. Но тут были не критяне, а местные. И это все решило.

– Господин, это таран.

– Да сам теперь вижу, что таран. А на крыше у него что?

– А что у воинов в руках? – спросил кто-то из таксиархов.

К изумлению греков, вместо двухскатной крыши, таран сверху был закрыт плоским навесом и большой клеткой, в которой истошно мяукали два десятка котов. Мечники, что шли по сторонам, в руках тоже несли клетки, в каждой из которых сидела кошка, немало озадаченная таким поворотом судьбы. Сотню кошек персы найти не смогли, но четыре десятка воины, ослепленные наградой, в соседних селениях наловили. Местных жителей, возмутившихся было, успокоили зуботычинами.

– Чего смотрим? – заорали греки на египтян. – Стреляйте!

– Мы стрелять не будем, – сказал командир египтян, упрямо глядя в глаза. – Там священные животные, мы можем их ранить или убить.

– Ты спятил? – заорал Никомах. – Да они же ворота сломают.

– Сломают, будем биться, а в кошек стрелять не станем.

– Главк, баллисты наводите, – скомандовал Никомах. – Я из-за этих умалишенных погибать не собираюсь.

– Не делай этого, чужеземец, – с угрозой сказал командир египтян.

– Стреляй, – заорал Никомах.

Гоплиты в льняных панцирях навели баллисты и выпустили по стреле. Впрочем, в движущуюся вдалеке мишень они попасть не смогли, и начали перезаряжать орудия. А таран ускорил движение, видно воины внутри поняли, что попали в зону поражения.

– Я тебе сказал, грек, никто не может убивать священных животных. Ты наемник, и не тебе рушить наши обычаи. Если великий фараон узнает, ты погибнешь лютой смертью.

Египтяне смотрели угрожающе. За убийство кошки в Египте полагалась смертная казнь. На луки была натянута тетива, и наложены стрелы. И смотрели стрелы отнюдь не в сторону персов.

Никомах сплюнул и скомандовал:

– К воротам все. Заваливайте проходы. Мы тут передохнем из-за этих недоумков. Я дома ваших священных животных в ведре топил, когда кошка рожала.

– Боги накажут тебя, чужеземец, – сказал египтянин.

– Персы нас быстрее накажут, – ответил Главк и пошел к воротам. – На стены все!

Египтяне стояли на стенах, но стрелять отказывались наотрез. Греки издали бросали дротики, и даже изредка попадали, но разве это сравнится с работой лучников? Да и запас легких копий был небольшим. Обычно по одному на каждого воина. Греки приготовили камни, чтобы разбить таран, когда он подойдет к стене. Но это был не таран. Эта конструкция самую малость от тарана отличалась. И эти отличия проявились в полной мере, когда она остановилась в тридцати шагах, и из ее передней части выдвинулось сопло, и выдало струю пламени, превратившую в жаркий костер отряд греков, что пытался выйти из города и перебить обнаглевших персов. Сухое дерево ворот полыхало, как свеча, грозя прогореть без остатка за четверть часа. Следующий залп прошелся по стенам, попутно превратив в визжащие факелы несколько воинов на них. Пылающий кирпич привел в ужас и греков, и египтян. Персы уже выдвинулись из лагеря, и штурм должен был вот-вот начаться. Макс не тешил себя надеждой, что греков устрашат какие-то кошки, но в то, что лучники не станут стрелять, он верил. Ворота пылали, прогорая в пепел, как пылали участки стен, куда добивали струи огня. Покатились осадные башни, за которыми спрятались команды с лестницами. А сифонофор подошел ближе и выдал огненную струю прямо в прогорающие городские ворота, после чего загорелась баррикада за ними. Греки пытались разбить огнемет камнями и обстрелять из баллист, но камни не долетали, а баллисты не могли пробить толстые бронзовые листы на крыше, и стрелы просто рвали в клочья истошно орущих котов. Кое-где возмущенные египтяне пытались остановить греков, и начались драки. Легковооруженных лучников перекололи и сбросили со стены, а в ответ их товарищи перебили гоплитов из луков. Оборона этого участка стены была провалена. Единичные выстрелы из баллист и летящие дротики уже ничего не решали. То, что город потерян, уже было ясно. Интрига была в том, как быстро он будет потерян, и сколько из защитников при этом погибнет.

Невероятная для современного человека ситуация происходила с этим же городом и в нашей реальности, и была описана македонянином Полиэном:

“Камбиз осаждал Пелузий (525 г. до н. э). Египтяне мужественно сопротивлялись, закрыв проходы в Египет, и, собрав много орудий, пускали катапультами стрелы, камни и горящие головни. Камбиз всех животных, которым египтяне поклонялись: собак, овец, кошек, ибисов поставил впереди своего войска. Египтяне же перестали стрелять из-за страха поранить какое-либо из священных животных. Таким образом, Камбиз, взяв Пелузий, вошел в Египет “. -Strategemata, книга 7.

И теперь город тоже погибал, потому что на стены по сотням лестниц забирались воины, а осадные башни уже уронили свои мосты, по которым пошли отряды копьеносцев. Воины в полном доспехе вошли в затухающие ворота и встретились с плотной фалангой гоплитов. Закипела жаркая схватка. Ассирийцам и вавилонянам была незнакома манера гоплитов бить не в своего противника, а в стоящего рядом, и многие погибли, получив неожиданный удар. Строй греков был несокрушим, и Камбис не захотел терять бойцов, отступив. В бой пошла аншанская фаланга, которая своими длиннейшими копьями проломила боевые порядки, и ахейцы начали медленно пятиться назад. К закату все было кончено. Половина защитников погибла, а вторая половина приготовилась умереть, держа оборону в порту.

– Переговоры! – К баррикадам греков и египтян приблизился бывший Глашатай великого царя Ассирии, зажав ветки в одной руке, а окровавленный меч – в другой.

– Чего хочешь? – хмуро спросил Никомах.

– Сдавайтесь! – без особых церемоний сказал ассириец.

– Чтобы ты, морда бородатая, с нас шкуру содрал? – захохотал грек. – Я знаю, как вы с пленными поступаете.

– Вы останетесь живы, великий царь дает слово! – высокомерно сказал Глашатай.

– Мы клятву давали! Сдаваться не будем!

– Ты сказал, и ты услышан, – ответил Глашатай. К зданиям порта катили огнеметы, ведь Великий царь не давал команду щадить город. Последний грек был убит через два часа. Египтяне проявили большее благоразумие, и семилетняя каторга стала для них хорошим выходом. Работа началась в тот же день, а еще через две недели на месте Пер-Амона, города славного и древнего, лежала только груда кирпичей.

* * *

Великий царь впервые в жизни плыл на корабле. И теперь он вглядывался в синюю даль, сжимая поручни побелевшими пальцами. Там, на горизонте, виднелся Ашдод, который государь решил посетить лично. Армия от Пер-Амона потянулась в сторону Иудеи, имея самые жесткие приказы. Царство было велено опустошить, жителей выселить, а Иерусалим разрушить до основания. Эта местность будет заселена безземельными крестьянами из Аншана и Шумера, где излишек населения уже ощущался довольно сильно. Рядом стоял Пророк, который общался с немеющим от такого общества Малхом.