Электронная библиотека » Дмитрий Чайка » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 10 июля 2024, 09:20


Автор книги: Дмитрий Чайка


Жанр: Попаданцы, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Так это же я…, – купец задохнулся от перспектив, открывшихся перед ним.

– Это значит, что ты заработаешь двое, – припечатал Самослав. – Нам тут в лесах твое золото без надобности. Копья нужны, ножи-саксы[22]22
  Сакс, или скарамасакс – широкий длинный нож, до 50 см. Носился каждым свободным германцем. Человек без ножа на поясе человеком не считался. Он был либо рабом, либо лишался оружия в наказание.


[Закрыть]
и самые простые шлемы.

– Чем платить будешь? – облизнул пересохшие губы купец.

– Мехом, медом и рабами, – жестко посмотрел ему в глаза Самослав. – Через пару лет налажу поставку янтаря.

– Янтаря? – простонал Приск. Это было серьезно, очень серьезно. Почти весь янтарь с берегов Балтики шел в Константинополь, и его было совсем мало. Купцы не рисковали ходить через дикие земли, а сами венды пока еще торговать не научились[23]23
  Славянские купцы появились в летописях лет через двести, когда сложилась Великоморавская держава. Через нее шел транзит с берегов Волги в Баварию.


[Закрыть]
. И он решительно сказал:

– Мы договорились. Остался один вопрос. А если и эти венды захотят уйти к своему богу, как твои?

– Не захотят, – уверил его Само. – Мои тоже не хотели.

– Но они же пели… – растерянно сказал купец. – Так ты обманул меня?

– Ну, конечно же, я тебя обманул, «хозяин», – издевательски посмотрел на него Само. – И знаешь, что было самым сложным? Не заржать в голос, видя твою унылую рожу. Все, пока! Встретимся через год.

Вскоре после этого Самослав сидел на поляне вместе с земляками-хорутанами, осоловевшими от непривычной сытости. Четыре барана, что они купили и съели только что, вознесли их на вершину счастья. Само расстелил платок и высыпал на него почти четыре сотни франкских тремиссов[24]24
  Тремисс – одна треть римского солида. Солид в западной Европе был счетной единицей, средством накопления капиталов и сырьем для чеканки тремиссов королями-Меровингами.


[Закрыть]
, сверкнувших на закатном солнце крохотной золотой чешуей. Монетки были чуть больше ногтя мизинца, но они завораживали своим блеском простых парней, никогда не видевших столько золота сразу. Чего греха таить, тут всего пара человек это самое золото и видела. И то в виде браслетов и серег.

– Как это у тебя получилось? – почесал Горан кудлатую голову, выразив этим вопросом общее мнение. – Мы сколь раз сюда добычу водили, и половины этого не имели. И то, забирали всяким товаром. Я так понял теперь, что нас и на том товаре тоже нагрели.

– Так вы челядь[25]25
  Челядь – рабы, полученные в виде военной добычи.


[Закрыть]
Хуберту продавали, – пояснил Само. – А уже тот франкским купцам, и с того свою выгоду имел. А теперь мы сами как тот Хуберт стали. Так понятно?

– О, как! – задумался могучий мужик. – Ну что братья, как делить станем?

– По обычаю, – загудели все. – Вождю – десятую долю, остальное поровну.

– А кто у нас вождь? – растерялся вначале Самослав.

– Да, теперь получается, что ты, – усмехнулся Горан, кивая на кучу золота. – Мы с мужами тебя избрали. А если боги отвернутся от тебя, не взыщи, другого выберем. Таков обычай. Вождем становится тот, кому боги благоволят. Получается, это ты и есть, хоть и на вид пацан пацаном.

– Ну, раз я вождь, слушайте мою волю, – усмехнулся Самослав. – Мы вообще ничего делить не станем. Я вот что предлагаю…

Глава 6

Месяц назад.

– А ну, вставай, ленивая скотина, – возмущенный Приск пнул бессовестно дрыхнущего раба, который со всеми удобствами расположился в тени дерева.

– Ой, хозяин! – вскинулся Самослав, преданно глядя на купца. – Мне тут такое приснилось, ты не поверишь!

– Да что тебе может присниться, животное? – Приск был безумно зол. Товар дрянь, цена заоблачная, а тут еще раб наглейшим образом спит средь бела дня.

– Святой Мартин снова приснился, – почтительно ответил раб. – Он сказал мне, что тебя старый знакомый обмануть хочет, и ты большие деньги на этом потеряешь. А еще сказал, что с тобой скоро случится такое, чего никогда не случалось. Тебе это покажется несчастьем, да только никакое это не несчастье будет. Только богатство обретешь.

– Да что ты такое несешь? – купец облизнул внезапно пересохшие губы и ощутил, как где-то в груди ледяная рука сжала его сердце. Он присел на камень и вытер со лба обильно выступивший пот.

– Не знаю, хозяин, – раб смотрел на него наивными глазами, в которых плескалось искреннее недоумение. – Я и сам не понял ничего. Разве старые друзья могут обмануть? Они же друзья!

– Я же купил вендов, в чем тут может быть подвох? – обреченно произнес купец. – И по тебе я еще ответ не дал.

– По мне? – изумленно спросил паренек.

– Забудь, не твое дело, – махнул рукой купец. – Пошли к рабам, переводить будешь.

Они подошли к загородке, где венды стояли, подняв глаза и связанные руки к небу. Они тянули какую-то заунывную песню. Полуголые мускулистые тела в лучах заходящего солнца казались сделанными из узловатого дерева, лишь слегка тронутого топором плотника. Три десятка пленников что-то пели, не обращая внимания на своего нового хозяина, его переводчика, что стоял немного сзади с самым невинным выражением лица и стражников, которые изумленно смотрели на эту картину, опираясь на копья. Они, много лет торгующие живым товаром, никогда не видели ничего подобного. Одна песнь закончилась, и славяне затянули другую, не менее заунывную.

– Да что тут происходит? – в изумлении спросил Приск, который с ужасом вспомнил предсказание великого святого. Он, и впрямь, никогда не видел ничего подобного. – Они что, спятили?

– Они к смерти готовятся, хозяин, – легкомысленно сказал Самослав, на всякий случай покинув линию вероятного удара. Уж в этом у него был огромный опыт.

– К смерти? Как, к смерти? – побледнел купец. – Я же тогда разорюсь! Я же за них почти двести номисм отдал. Весь вечер с этим живоглотом торговался, даже вон того старика забрал. Хуберт нипочем не хотел их отдельно продавать, жулик проклятый. Только всех вместе. А я еще радовался, что в Марселе две цены за них возьму.

– Не, хозяин, в Марсель они не пойдут, они уже гимн смерти спели, – со знанием дела ответил Само. – Они на встречу к богине Моране[26]26
  Морана – богиня, которая олицетворяла смену времен года, то есть смерть и возрождение природы. Смерть находилась в ее прямой компетенции. Хотя миром мертвых правил Велес, а не Морана.


[Закрыть]
собрались.

– На какую еще встречу? Какая-такая Морана? Почему не пойдут в Марсель? – в который раз за этот день почтенный купец почувствовал, как его сердце сделало в груди головокружительный кульбит и улетело куда-то в пятки.

– А зачем им туда идти? – с неподдельным изумлением спросил раб. – Только вспотеешь. Они и тут замечательно умрут.

– Как умрут? Зачем умрут? Я же их только что купил, – Лицо купца выражало столь неподдельное горе, что Самославу даже стало его жалко. Двести солидов были огромной суммой, и это пробило бы серьезную брешь в капитале купца, дела которого и так шли не лучшим образом. Крепкое крестьянское хозяйство с наделом земли еще совсем недавно можно было купить за двадцать-тридцать номисм.

– Это бойники, хозяин. Они же воины, и рабами становиться не хотят, – терпеливо пояснил Само. – Они знают, что в рабстве все равно умрут на рудниках или на весле ромейского дромона, вот и решили умереть сейчас. Они работать ни в какую не станут, хозяин, они грабежом жить привычные.

– Святой Мартин, помилуй меня, – убитым голосом сказал купец. – Да быть такого не может. Эй, парни, всыпьте им покрепче. Ишь, удумали умирать за мои деньги!

В загон ввалились охранники, которые принялись избивать пленных кулаками и короткими дубинками, стараясь не калечить. Вскоре венды, украшенные свежими синяками, сели в углу, угрюмо глядя на всех из-под бровей. Самый старый из них встал и произнес:

– Переведи ему парень, хочу хозяину слово сказать.

– Старик говорить хочет, – перевел Само купцу, который смотрел на купленный товар с нескрываемым отвращением. Святой Мартин свидетель, это была худшая сделка в его жизни.

– Пусть подойдет, развяжите ему ноги, – бросил купец, который побаивался подходить к куче злобных дикарей.

Старика подвели, и он униженно упал на колени, уткнувшись лбом в утоптанную сотнями ног землю. На его спине белели старые рубцы, а через прозрачную кожу проглядывали ребра. Из груди его вырывалось хриплое дыхание с кашлем. Венд был не жилец, его в тот Марсель и тащить не стоит, сдохнет по дороге.

– Вот видишь, – самодовольно сказал купец, глядя на старика, что встал перед ним, почтительно опустив глаза. – С вами, вендами, по-другому никак нельзя. Вы же хорошего обращения не понимаете. Пусть говорит, что хотел.

Венд произнес что-то на своем языке, а потом одним прыжком оказался рядом, ударив Приска головой в грудь. Тот свалился в пыль и заверещал в ужасе. Старик сел на него верхом, и ударил купца головой в нос, превратив его в кровавую лепешку. Старик захохотал и торопливо заговорил по-своему, но удар копья прервал его сбивчивую речь. Остальные венды встали и, демонстративно плюнув в сторону хозяина, подняли руки вверх и снова что-то запели. Они больше не смотрели на стражников и купца, останавливающего кровь, ручьем текущую из разбитого носа. Им не было до них дела, они спешили на встречу с богом.

– Что сказал этот венд перед смертью? – со стоном спросил Приск, тыча пальцем на старика, разметавшего руки на пыльной земле.

– Сказал, что уходит к богу, как воин, а его братья последуют за ним, – услужливо пояснил Само, сохраняя самое почтительное выражение лица, на котором была написана вселенская скорбь.

– Я думал, только даны[27]27
  Даны – датчане.


[Закрыть]
такие ненормальные, – простонал почтенный купец, с омерзением оглядывая заляпанную кровью одежду. – Неужели и эти в Одина веруют?

– Так и есть, хозяин, – подтвердил раб. – Просто они Одина по-своему называют. Воинские люди, они все одинаковые. Хоть даны, хоть словене.

– Я разорен, – простонал купец. – Двести номисм, двести! Ведь только что этому упырю все отдал!

– Это ты кого упырем называешь? – с угрозой в голосе произнес Хуберт, которого позвали подивиться на невиданное зрелище. Впрочем, в его голосе слышалась надежда, ведь за оскорбление свободного мужа полагалась такая вира, что купец разорился бы окончательно. – Не меня ли?

– Нет, Хуберт, как ты мог подумать! – торопливо ответил купец, которому только в местный суд осталось попасть для полного счастья. – Но ты обманул меня!

– Ты их перед продажей смотрел? – обоснованно возразил плечистый баварец. – Я тебе продал товар, а ты его купил. И я не знаю, чего бы это им вздумалось умереть. Может, им твоя рожа мысли о смерти навеяла. Ты бы улыбался почаще, что ли, тогда и люди к тебе потянутся. Хотя, странно, конечно. Я тридцать лет вендами торгую, и такого дива не встречал.

– Они в Одина веруют, – расстроено ответил Приск. – Бойники какие-то.

– Тогда да, не повезло тебе. Эти работать точно не будут, – обронил Хуберт, не поменявшись в лице, и уже уходя, добавил. – Но ты забредай, как деньги будут. Подберу тебе кого-нибудь.

– Мне конец, – обреченно прошептал Приск, вся надежда которого была на эту поездку. Пока он просидит здесь с оставшимися деньгами, пока здесь появится новая партия рабов, может наступить глубокая осень. Надежда совершить еще один переход была. Но если случится хоть малейшая задержка, то ему придется остаться в Ратисбоне до весны, и кормить все это время толпу рабов, которые начнут умирать от простуды, выплевывая в кашле свои легкие. Пойти в Бургундию зимой – верная смерть. А ведь он просватал старшую дочь, и должен дать за нее достойное приданое, размер которого был уже оговорен. Придется идти к ростовщикам. Это была катастрофа!

Купец сидел, обхватив голову, и стонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Самослав смотрел на него взглядом умудренного жизнью человека, изменившим его лицо почти до неузнаваемости. Он выбирал время. По его незаметному жесту хорутане закончили петь и сели на землю, с любопытством глядя, что же будет дальше.

– Хозяин, хозяин, – несмело тронул купца за плечо Само. – Я знаю, как помочь твоей беде. Ты снова будешь богат.

– Что ты такое плетешь, скотина? – убитым голосом сказал купец. – Ты пьяный, что ли?

– А разве ты забыл, что сказал святой Мартин? – вкрадчивым голосом спросил Само. Все, пора брать купца в оборот, он готов.

– Что? – мутными глазами посмотрел на него Приск. Впрочем, в его взгляде появилась робкая надежда. – Что ты сейчас сказал? То, что покажется потерей, приведет богатству? Я не верю в нелепые басни!

– Грех тебе хозяин. Тебе же сам святой Мартин помочь хочет! Вот что я предлагаю…, – произнес Само, который оттачивал каждое слово из того, что планировал сейчас сказать. Он все еще не без оснований опасался, что хозяин решит поправить свои дела за счет продажи грамотного евнуха.

* * *

Две недели спустя.

Земли дулебов раскинулись на левом берегу Дуная, а в соседях у них были чехи, хорваты, мораване, литомержичи, лучане, седличи, лемузы и пшоване. На другом берегу великой реки поселились хорутане и еще одна ветвь хорватов, часть которых шла все дальше на юг. Впрочем, их родичи так и остались в своих лесах, с облегчением восприняв уход нахлебников. Словен становилось все больше, а там, на юге, можно было безнаказанно грабить богатейшие земли. Вот потому и переселялись целые племена на чужбину, беспощадно истребляя ромеев и занимая их дома и пашни. Лишь иллирийцы дали отпор захватчикам, забившись в неприступные горы. Через триста лет их станут называть албанцами. Вся эта земля буквально вскипела шестьдесят лет назад, когда великий каган Баян стремительным маршем привел своих всадников из степей на севере Китая. Мощным ударом он расплескал по сторонам народы римской Паннонии[28]28
  Паннония – римская провинция на территории современной Венгрии, и частично, Австрии, Словакии и Хорватии.


[Закрыть]
. Германцы-гепиды были уничтожены, а их родственники лангобарды ушли в Италию, отняв ее навсегда у Константинопольских императоров. А вот славянам пришлось тяжело, ведь часть из них стала рабами новых хозяев, а еще часть – их пехотой, которую безжалостно гнали под римские мечи. Под давлением свирепых лучников с длинными волосами, заплетенными в косы, славяне бурным потоком потекли на земли Империи, которая прочно увязла в бесконечной войне на востоке. У великой страны просто не было больше войск. Императоры бессильно смотрели, как дикари, вылезшие из своих лесов в бесчисленном множестве, разоряют Фракию, Иллирию и Грецию. Даже окрестности столицы разграбило объединенное войско аваров и славян. Быстроногие отряды мускулистых парней, одетых в одни лишь штаны, скорым шагом, покрывая по полсотни верст в день, врывались в мирные деревни, не видевшие войны со времен Аттилы. И именно там селились новые хозяева, приводя на благодатные пашни свои роды. А вот дулебы пока оставались на своих землях, которые заняли после ухода германцев, и покидать не спешили. Грозные авары пока больше смотрели на юг, в сторону Константинополя, удовлетворяясь умеренной данью и уводя на войны парней, которых, откровенно говоря, и так кормить было нечем.

Именно это и рассказал Горан мальчишке, который затеял дело настолько невообразимое, что он в это и поверить пока не мог. Хотя одно то, что они ушли из Ратисбоны, получив запас еды, по тесаку на брата и мотки веревок, говорило об обратном. Они лежали в густых зарослях, ожидая, когда летнее солнышко выглянет своим краем из-под покрова ночи. Впереди раскинулась деревенька дулебов, принадлежавшая к роду тех самых святотатцев, что обманули честных и порядочных хорутан.

– Слышь, Горан, вот ты мне скажи, – тихо прошептал Самослав. – Вы зачем тогда колыбельную запели? Я же чуть не заржал, как лошадь. Все дело бы испортил.

– Так парням весело было, – пожал тот могучими плечами. – Ты попробуй целый час петь с поднятыми руками, озвереешь. Мы и так все песни, что знали, перепели. А ты мне сам теперь скажи. Я же твоего бывшего хозяина насквозь вижу. Он ведь жадный, как имперский мытарь[29]29
  Мытарь – сборщик налогов. Зачастую это был сотрудник откупщика, вносившего в казну подати авансом за определенную область. В этом случае сбор налогов превращался в банальный грабеж. Эта практика перекочевала из Рима античного в Ромейскую империю, а оттуда в Европу.


[Закрыть]
. Легче у голодного пса из пасти кусок мяса вырвать, чем у него хоть одну монету.

– Я попробую объяснить, – задумчиво сказал Само. – Ты вот на дудке играть умеешь?

– Умею, – кивнул Горан лохматой башкой. – А это тут при чем?

– Так человек та же дудка, – ответил ему парень. – И на ней тоже играть можно, нужные звуки извлекая. Он же кучу денег потерял, и жизнь его была закончена. Впереди – позор, расстроенная свадьба дочери, долги и нищета. И на этом фоне десять золотых, что я у него на эту дорогу выпросил, не такие уж и большие деньги. Они для него уже не решали ничего. А я ему дал понять, что он не только потери вернет, но и заработает еще. Вот он и поверил.

– А если мы сбежим? – запальчиво сказал Горан. – Зачем нам туда возвращаться?

– Чтобы золота заработать, – удивленно посмотрел на него Само. – Когда я ему сказал, сколько каждый из вас за этот поход получит, у него и сомнений не возникло. Уж во что, а в человеческую жадность он верит больше, чем в священное писание. У него даже сомнений нет, что мы вернемся. Он больше боится, что мы сгинем по дороге.

– Сколько, говоришь, тебе лет? – расширенными глазами посмотрел на него Горан. То, что сказал только что этот молодой парень, не укладывалось у него в голове. Впрочем, не по-юношески пронзительный взгляд уверил его в том, что ему это не снится.

– Шестнадцать где-то, – пожал плечами Само. – Я десять лет в неволе.

– Да что вокруг происходит! – заворчал Горан. – Зеленый сопляк говорит так, словно он муж, убеленный сединами. Горазд, Збых, Лаврита – ваша первая изба. Мстиша, Лют, Зван – вторая. Делаем, как Само учил. Кто собьется и своевольничать начнет, я тому зубы выбью.

Он распределил остальные тройки, благо деревеньки дулебов редко бывали больше, чем на шесть-семь домов. Отряд бесшумно двинулся к целям, неся заготовленную заранее снасть. Самослав лично разработал план, и все поползновения товарищей в стиле «Ща как налетим, половину перебьем, баб перетрахаем, а остальных потом по лесам ловить будем» отверг в самой жесткой форме. После чудесного освобождения прекословить ему никто не стал, подозревая, что у молодого щуплого парня какие-то свои взаимоотношения с богами. В этом они укрепились, когда он вручил каждому из них грубый кожаный пояс, широченный сакс длиной в локоть и целые бухты тонких конопляных веревок. Самослав не учел одной вещи. По обычаям тех лет тот, кто принимал в дар оружие, был обязан службой тому, кто ему его дал. И этот священный обычай сохранялся еще тысячу лет неизменным, превратившись в рыцарский ритуал. Горан же стал правой рукой Само, дивясь разумному не по возрасту парню. В основном он в прямом смысле вбивал дисциплину в соплеменников, пользуясь тем, что силы был необыкновенной.

Тройки стали у выходов из домов, а еще десяток встал по периметру редкой цепью, чтобы никого не упустить. Ведь если пойдет по соседним родам дулебов злая весть, что в их землях объявился отряд словен-людоловов, то поднимется весь край, и будут их гнать, как волков, пока не перебьют всех до единого. А потом и к родичам нагрянут, чтобы с них за кровь спросить.

Резкий пронзительный свист раздался над деревушкой, и из крытых камышом землянок начали выскакивать сонные мускулистые мужики с копьями, топорами и ножами. Отработанным десятком тренировок движением двое пеленали мужика в сеть, сделанную из веревок, а третий бил по голове дубинкой, обмотанной тряпками. Специально заготовленными и нарезанными в размер шнурами пятки связывали сзади с запястьями, лишая пленного возможности сопротивляться, когда очнется. Лишь в одном случае получился сбой, и могучий дулеб увернулся от сети, получив в поясницу удар заточенным и обожженным колом. Хороших копий у отряда не было. С бабами оказалось проще. Они выскакивали по одной, и их вязали рядом с мужьями. Двоих остановили дротиками, прилетевшими в спину. Самые ушлые ребята из тех, кто догадался разобрать крышу и побежал в сторону леса, упали со спутанными ногами. Самослав принес в эту землю боло, сам того не зная. Хорутане хохотали до слез, ловя друг друга по очереди веревкой с тремя шарами, и уже через пару дней работали этим оружием вполне прилично. У них, лесных охотников, глазомер был на высоте.

Так они сделали еще несколько раз, ведь деревеньки рода шли цепочкой и располагались всего в тысяче-другой шагов друг от друга. Они взяли в виде добычи топоры, копья и припасы, которые взвалили на пленных. Всех их погнали на запад, в Ратисбону. Всех, кроме вождя рода, которого принесли в жертву на тризне в честь старика Предрага, который умирал от лихоманки, но погиб, как воин, исполнив свою роль до конца.

Глава 7

Быстрым размашистым шагом отряд шел на восток. Мужики шли груженые под завязку, но никто не жаловался, ведь свое несли. А свое, как известно, не тянет. Свою ношу тащил и новоявленный вождь, которому такой переход давался очень тяжело. Но показать слабость перед этими людьми было немыслимо. Авторитету сразу конец, и даже уход из плена и огромное богатство, что мужики несли за плечами, на поясах и в руках, не помогло бы. Трусов и слабаков тут не жаловали. Сухое жилистое тело было привычным к труду и скудной пище, но пеший марш в полной выкладке оказался для Само безумно тяжелым. А потому, как только случился привал, он почти упал на землю, разминая руками одеревеневшие ноги и спину. Завтра все будет болеть, он уже это чувствовал, но выбора не было.

– Ну, владыка[30]30
  Владыка (voldyka) – титул вождя у древних славян. Позже он был вытеснен титулом Князь (konadza), заимствованным из германских языков. Впрочем, есть версия, что Князь – титул славянского происхождения, и означает «я-закон». Южные славяне использовали титулы Бан, Жупан.


[Закрыть]
, что дальше делать будем? – задал вопрос воин по имени Горазд, когда они сели у костра на первой же ночевке. До земель их рода оставалось всего ничего, две недели пути, и там их уже ждали жены и дети. Семьи нужно было уводить. Месть – штука хорошая, да только у нее два острия. Дулебы, скорее всего, уже обнаружили исчезновение целого рода. И то, что трупы хорошенько спрятали, не поможет. Они рано или поздно обо всем узнают. Тот же Хуберт им и расскажет. И тогда – война до полного истребления.

– Новое место искать нужно, – задумчиво сказал Самослав. – На старом нам только удара в спину от дулебов ждать, и от авар, когда им новые рабы понадобятся. Там мы не отобьемся. Место нужно такое, чтобы сюда удобно добираться было. Чтобы поближе к большим рекам с заливными лугами. А еще, место должно быть на горе или на стрелке рек, чтобы малый острог мог хороший отряд остановить. Но главное – чтобы Дунай был рядом, мы там богатый торг устроим. Там наш род новую жизнь и начнет, сытую и безопасную. Знаете такие места?

– Конечно, знаем, – кивнул немолодой воин с ярко-синими глазами. Его звали Лют. – Там, где три разноцветные реки сливаются. Это в ничейных землях, от Ратисбоны четыре дня пути.

– Пассау, – простонал Само. – Как же я сам не догадался, я же был там.

Воспоминания из прошлой жизни захлестнули его с головой. Мюнхен, Регенсбург (он же Ратисбона), Пассау, где сливаются голубые воды Дуная, зеленоватые – реки Инн и почти черные – Ильца, текущего с севера. Неописуемое зрелище, которое навсегда врезалось в его память. Там еще недалеко Зальцбург…

– Зальцбург! Соляной город! – Самослав вскочил и начал ходить туда-сюда под изумленными взглядами товарищей. Они не возражали, ведь легкое помешательство тоже считалось знаком того, что вождь отмечен богами. Впрочем, славяне были ребятами рациональными, и когда такому вождю не везло, все сразу вспоминали, что он не отмечен богами, а просто слегка тронутый головой, и выбирали нового.

А ведь он не раз бывал в Зальцбурге в прошлой жизни. Николай Семенович любил кататься на лыжах, и как-то раз совместил приятное с полезным. И спортом позанимался, и на экскурсии походил. Он тогда домой не из Зальцбурга полетел, а из Праги, немало покружившись на арендованной машине по Чехии, Австрии и южной Германии. И в городке Халлайн под Зальцбургом он тоже был, посетив соляные шахты. И речка там тоже называлась от слова «соль» – Зальцах. Там добывали соль кельты и римляне, затем все разрушили германцы, а потом эту землю захватил какой-то епископ из Баварии. В восьмом веке, кажется. Вспоминай, Коля! Вспоминай, что там экскурсовод рассказывал!

– Соль! – вскрикнул Самослав. – Где вы берете соль?

Воины скривились. С солью были большие проблемы. Кое-где вместо нее золу пытались использовать, уж очень дорого. А как без соли на зиму ту же рыбу заготовить? Вот потому и умирали по весне маленькие детишки от бескормицы, а взрослые становились похожи на скелеты, обтянутые кожей, с распухшими кровоточащими деснами. Потому и не оставалось в особо суровые зимы стариков в словенских селениях. Многие сами в лес уходили, чтобы жизнь своему потомству продлить. Говорят, смерть от холода легкая. Заснул и не проснулся.

– У купцов на мех меняем, – выразил общую мысль Горан. – И на мед. Но дорого очень. Откуда везут, нам неведомо. Говорят, из далеких земель. А ты к чему это соль вспомнил?

– Я знаю, где можно много соли добыть, – просто ответил Само, с удовлетворением разглядывая фантасмагорическую картину, состоящую из открытых ртов и выпученных глаз. – Крем Марго кушать будем и батистовые портянки носить. – Впрочем, последнюю фразу никто не понял, потому что она была сказана на незнакомом языке. Очевидно, юный вождь на этом самом языке с богами разговаривал.

– Ты это… Владыка… не шути так, – голос Горана дал петуха. Он пришел в себя первым. – Если у нас своя соль будет, то мы в этих землях самыми богатыми и сильными станем. А если ее будут очень много, то мы станем богатыми и мертвыми.

– Думаешь, на нас войной пойдут? – ухватил мысль Самослав.

– Даже не сомневайся, – хором ответили мужики. – Все до одного пойдут. И баварцы, и лангобарды, и франки, и даже авары на огонек заглянут. Все захотят на такое сокровище лапу наложить.

– Значит, нам нужно людей побольше и стены повыше, – махнул рукой Само, не замечая благоговейного молчания своего отряда.

Пока что мужики склонялись к тому, что этот парень скорее скорбный головой, чем отмеченный богами. Впрочем, тут люди были с рождения готовы к смерти, и ничего необычного в ней не видели. Так почему бы перед этим не пожить богато. А жить богато – это значит есть досыта, иметь корову, кур и свиней. И чтобы в каждом доме – железный топор и копье из франкских земель с широким листовидным наконечником. И чтобы у каждой бабы – разноцветные бусы на шее. Хотя это уже было немыслимо. Не бывает на свете такого богатства.

– Слушайте, парни, – сказал вдруг Самослав. – Вы, конечно, ребята крепкие, но завтра мы никуда не пойдем. Я не собираюсь на себе такую тяжесть тащить.

Тридцать пар внимательных глаз уставились на него. Никто не смеялся.

* * *

Плыть на плоту оказалось куда легче, чем идти по лесным тропам, навьюченный, словно мул. Само лежал, положив ногу на ногу, и щурился на солнышко, что немилосердно припекало уже с раннего утра. Хорутане почесали лохматые головы и признали, что Владыка их, хоть и сопляк на вид, а соображает. И ведь каждый из них на плоту когда-то плавал, но ходить по земле им было куда привычнее. Четыре плота, набитые людьми и товаром, неспешно двигались по течению, направляемые подобием рулевого весла и шестами, а на лицах парней появилось несвойственное им ранее выражение неописуемого блаженства. Течение Дуная ниже Ратисбоны оказалось извилистым, словно змея, а сама река была совсем неширокой. Кое-где через нее можно камень перебросить. И когда они приплыли на место, это натолкнуло Самослава на еще одну интересную мысль. Завораживающая картина, где реки сливаются и текут рядом разноцветными потоками, покорила не только его. Многие тоже смотрели на это зрелище, открыв рот.

– Боги это место для нас создали, никому его не отдадим, – высказался Горан под одобрительный гул остальных. Здесь раньше бывали немногие. Они стояли прямо на стрелке, где Дунай и текущий с Альпийских гор Инн сливались в одну реку. Песчаный мыс, заросший густым лесом, острым клювом вдавался в реку, которая именно здесь и становилась великой, принимая воды с трех сторон. Слева виднелось устье Ильца, что нес из германских болот свои темные, почти черные воды.

– Ты главного не видишь, – терпеливо пояснил Само. – Тут река Инн, – он показал направо, – куда шире Дуная. А он тут узок, как нигде. Значит, что?

– Что? – по-дурацки открыв рот, спросил юный Збых, синяки которого уже начали переливаться всеми оттенками зеленого и желтого.

– Значит, наша это будет река, – ответил Само. – Мы весь путь из Баварии к аварам и словенам держать будем. Ни один корабль без нашего разрешения не пройдет. И еще торговую пошлину заплатит. А устье Дуная – во Фракии, в самой Империи. Мы и туда, если захотим, по реке дойти сможем.

Если молчание можно было бы резать ножом, то сейчас наступило самое время. Парни за последний месяц уже устали удивляться, но им, не мыслившим дальше пятачка земли вокруг родной деревни, услышанное тяжелой каменной плитой упало на голову.

– Я, пожалуй, присяду, – выразил общее мнение немолодой и рассудительный Лют. – Нехорошо мне. Что-то ты, владыка, больно прыткий. Как бы не порвался.

– А соль то где? – задал Горан животрепещущий вопрос.

– Там! – Самослав махнул вправо. – Неделя пути. Разгружаемся. Два десятка со мной остаются. Ты, Лют, завтра с утра на плотах за родовичами уходишь. Приводи всех, дулебы за своих мстить придут. А мы пока начнем под пашни лес валить, а из бревен дома к зиме построим. Тут нас никто не возьмет.

* * *

Месяц прошел в тяжких трудах. Само с товарищами работали от зари до зари, валя лес купленными в Ратисбоне топорами. Лето – не лучшее время рубить дерево для стройки, но деваться было некуда. Они поставят привычные полуземлянки, которые, как это ни странно, были вполне теплыми и уютными. Планы пришлось скорректировать, когда Горан, немногословный по своему обычаю, заявил, что тут селиться нельзя. На вопрос вождя, который совершенно точно помнил, что здесь стоял город, коротко пояснил:

– Половодье.

И ведь точно. Пассау регулярно затапливался, а недавнее чудовищное наводнение, когда Инн и Дунай слились в один ревущий поток, и вовсе стоило жизни нескольким людям. Родовичи в землянках просто утонут. Они перебрались на правый берег Инна, а на стрелке Само решил поставить таможню, пристань, и сделать торг. Хаб, в привычном ему понимании. С гор повезут соль, из Баварии – железо и оружие, от словен – меха, мед и рабов, а от аваров – коней и добычу, взятую в имперских землях. И опять же, рабов. Уж в этом ремесле им равных не было. Мечты! Мечты!

– Идут! – радостно заорал Збых, острым глазом увидевший столб пыли на горизонте.

Это и впрямь оказались родовичи, которые шли неспешно, неся на себе припасы, немудреную утварь и малых детишек. Мычащее стадо в пять десятков коров вселило надежду на лучшую жизнь, как и десять пар волов, тянущих скрипучие телеги, заваленные мешками с пшеницей, рожью и ячменем. Эти места были немыслимой глушью, и вскоре мир славянский столкнется здесь с миром германцев, как это уже случилось севернее, у лужицких сербов, которые соседствовали с тюрингами. Раньше эти земли населяли лангобарды, но они ушли за Альпы, в благодатную Италию, север которой по сей день зовется их именем, Ломбардией. Полторы сотни семей пришли сюда, и теперь люди дивились ровному ряду, словно выстроенных по линеечке, одинаковых хижин. Пока их было три десятка, но новые руки быстро поправят это упущение.

– Ты, что ли, владыка? – недоверчиво спросил заросший густой шерстью мужик с толстыми, как бревна, ручищами.

– Я, – ответил Самослав, глядя ему прямо в глаза.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации