Текст книги "Пятая Стража"

Глава 3
ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО И ПОЖРЕШЬ…

У каждой недоработки есть своя

Фамилия и адрес!

(Из воспоминаний коллег Л.П. Берия)

I

– Так нельзя работать! – возмущался в трубку начальник пятого отдела Завалишин. – Саботаж какой-то! Вы там фильтруйте информацию хоть немного, не сваливайте все без разбору в подразделения! Что значит – приказал на все реагировать?! Что значит – быть бдительным?! Мы же тут захлебываемся разбираться! Я по каждой вашей наводке высылаю сменный наряд! У меня люди с ног валятся! И они тоже не медики! Мне дали всего одного эксперта из медслужбы! Я его что – на двадцать кусочков должен разрезать?!

Он в раздражении бросил трубку на рычаг, нажал кнопку селектора, отвечая на вызов из патрульной машины.

– База слушает! Миша, что у тебя по Александро-Невской лавре?

– Все туфта, Виктор Петрович! – доложил Тыбинь. – Язвы накладные! Куплены в магазине для приколов! Она их купила, чтобы побольше подавали!

– Вот черт! Давай оттуда на Староневский, дом… сейчас гляну… 128! Врач «скорой помощи» сообщил в центральную, что не может установить диагноз. У больного жар, высыпания на коже.

– А я-то чем могу помочь?! Надо было лучше в институте учиться!

– Я сейчас подключу к тебе эксперта, пока едешь – он тебя проинструктирует.

– Да я всю эту медицинскую тряхомудию наизусть помню! Но так же…

– Вот и поезжай! Все, конец связи!

В комнату оперативного дежурного вошел Зимородок, остановится у двери, выказывая уважение начальству.

– Костя, проходи! – махнул пухлой рукой Завалишин. – Не до церемоний! Что у тебя?!

– Ерунда. Чистый поклеп на главного врача. Коллега по белому халату захотел занять его место. Не было никаких трупов, никаких сокрытий. Когда я приехал, милиция уже разобралась,

– Что же они не перезвонили?! Как шум поднимать, так до дежурного по управлению добрались!

– Говорят – забыли…

– У Морзика бабушка сама себя оговорила – думала, что лекарства бесплатно давать будут… Группа Тарзана вылавливает оглоедов, устроивших панику в сто тридцать первой школе… Слушаю, пятый!.. Так… так… А кто звонил? Опять он?! Это же параноик, неужели вам непонятно?! От него три звонка за сегодня – и все деза! Я его за клевету привлеку, гада, если не уймется! Нет, людей посылать не буду! Под мою ответственность, пожалуйста! И прекратите вываливать сюда все, что вам наболтают! Надоело!

Он покачался в кресле.

– Уф! Ну и денек! Как в ментовке в день пограничника! Вот еще одна заявка, возьми на себя. В городские морги. В семи из них есть тела, обезображенные язвами. Паталогоанатомы вот здесь и вот здесь затрудняются установить причину смерти. Возьми нашего доктора, он в комнате отдыха курит, просмотрите внимательно. Сам тоже смотри. У докторов свой взгляд, у нас свой. Аппаратуру возьми. Там больше двадцати покойников…

– Сделаем, – сказал Клякса. – А где Дональд с Роликом?

– У них сегодня отдельное задание. От московских коллег.

– Справляются?

– Да, в порядке. А тут – дурдом! У алкаша белая горячка – а соседи звонят на телефон дежурного… А тот – сам видишь – все спускает вниз. Не повезло нам с ним. Скажу, чтобы не ставили его больше.

Зимородок, взяв бумагу с адресами, вышел и лишь за дверью скорчил кислую, недовольную физиономию.

В комнате отдыха маленький, всклокоченный, похожий на доброго монстра из мультяшки, старший опер Моцик инструктировал свой сменный наряд.

– А в комнате инструктажа московские опера заперлись, – пояснил он удивленному таким беспорядком Кляксе. – С ночи там сидят, вычисляют кого-то…

– Ну и денек… У тебя что за сегодня?

– Пустячок… Молодежь купила караоке с песнями советской пионерии, ночь напролет распевали «Взвейтесь кострами!» и «Орленок». Жилец за стенкой настучал дежурному, что у соседей слет коммунистов-террористов. Старый кадр, из бывших диссидентов!

– Теперь их время стучать…

В углу комнаты сидел не знакомый никому из разведчиков человек средних лет и, оттопырив в сторону скрюченный мизинец, прихлебывал горячий чай, ломал шоколадку. Лицо его было круглое, подвижные брови – кустистые, добрые и седые. Прикладываясь губой к дымящейся чашке, он смешно двигал бровями вверх-вниз. Среди плечистых обветренных «наружников» тотчас становилось понятным, что это работник кабинетный, скорее всего доктор. На нем был мятый костюмчик в серую полоску, у ног стояла небольшая сумка.

Всем присутствующим в помещении даже казалось, что от незнакомца едва уловимо пахнет неким медицинским запахом – такой был у него эскулаповский вид. Доктор Айболит какой-то. Клякса так к нему и обратился:

– Здравствуйте, доктор. Я за вами.

– Климентий Георгиевич, – протянул Айболит капитану пухлую теплую ладошку. – Нам надо ехать?

Шурша фольгой обертки, он принялся собираться. Прошел в умывальник, привычными круговыми движениями врача вымыл руки. Клякса поджидал его в коридоре. Доктор вертел головой по сторонам, оглядывался.

– Я впервые в жизни пью чай на конспиративной квартире. Так все интересно!

– У вас-то, наверное, гораздо интереснее, – вздохнул Клякса. – У нас рутина. А бумаг сколько!

– Голубчик! Вы себе не представляете, сколько рутины в медицине! Одна латынь чего стоит!

У спуска на лестницу он вдруг осторожно коснулся пальцами Кляксиного плеча – точно невидимую пушинку снял.

– У вас царапина на запястье голубчик. Надо обработать.

– Что вы, доктор! – заулыбался Зимородок. – Как маленького!.. Это я вчера неудачно в сугроб упал.

Он и впрямь ощущал себя ребенком на приеме у врача. Но Климентий Георгиевич был настойчив, тут же достал из кармашка сумки йод, пластырь и обработал ранку.

– Впредь, пожалуйста, падайте ловчее.

Кира ждала их в машине во дворе базы. Она села рядом с доктором и всю дорогу расспрашивала его о всевозможных болезнях своих родственников. Доктор нравился ей, она даже раскраснелась.

– А я ведь тоже в медицинский поступала!

«Да ты стареешь, подруга», – подумал Зимородок, Глянул на себя в зеркальце, оттопырил губу и покачал головой в созвучье мыслям.

В Питере насчитывается тридцать пять моргов, то бишь паталогоанатомических отделений. Среди них есть такие экстравагантные заведения, как, например, морг при комитете ветеранов подразделений особого риска. Конечно, в бюро судебно-медицинской экспертизы проблем с определением причин смерти не возникает, а вот в психиатрической больнице, в крематории, в богоугодном заведении имени святого великомученика Георгия – пожалуйста. Костя прикинул маршрут, решил начать с крематория и полетел на Пискаревку.

На Шафировском проспекте въехали в большой треугольник меж железнодорожной развязкой на четыре стороны света. Две длинные трубы маячили издали, как вертикальный тоннель в мир иной. Двор и здание были весьма милы.

– Приехали, доктор! – весело сказал Зимородок, лихо тормознув у пандуса. – Вы там не задерживайтесь долго, у нас еще четыре места.

Айболит задвигал добрыми седыми бровями.

– Боюсь, вы меня неправильно поняли. Вам тоже придется участвовать в осмотре. Во-первых, надо будет заснять то, что я скажу. Во-вторых, вы должны хоть немного напрактиковаться в определении внешних признаков… искомой инфекции. Это составная часть моего задания. Мне сказали, что я у вас буду старшим и вы будете выполнять все мои распоряжения. Ну, так как?

С этими словами он достал из сумки три комплекта одноразовых средств защиты – бумажные респираторы, голубые пластиковые бахилки на ноги, прозрачные хирургические перчатки.

– В анатомичках теперь не всегда вовремя убирают, а при вскрытиях, бывает, пачкают пол.

– Я не пойду, – сказала Кира решительно, косясь на докторские причиндалы, – Я не хочу, Костя! Мне потом покойники всю ночь будут сниться!

– Я ведь один не поспею во все подозрительные места, – вздохнул Климентий Георгиевич.

– Он прав, – сказал Клякса. – Надо идти.

– Кому это надо! – раздраженно бормотала Кира, выбираясь из машины. – За двадцать лет вот только покойников не «тянула»… С чего вообще взяли, что кто-то должен заболеть? Какой дурак это придумал?!

– Подай мне камеру и успокойся. Не смотри никуда, если хочешь. Я сам все сделаю.

Директор крематория к ним не вышел. Он чувствовал себя очень важной персоной. В сопровождении заведующего отделением, аппетитной живенькой блондинки, они с полчаса бродили по кафельным казематам обширного «приемного покоя».

– Вот трофические язвы, – тыкал лазерной указочкой их инфернальный проводник, переходя от стола к столу. – Видите – они расположены лишь в нижней части голени. Вот обычный фурункулез. Это… м-м… это клещ-железянка, скорее всего. Живет только на лице. Неизлечим, между прочим. Кира Алексеевна, не трогайте свое лицо. Не стоит здесь прикасаться к открытым участками кожи. Что вы хмуритесь? Вы же хотели быть врачом.

– Я вовремя передумала, – буркнула Кира, свирепея под респиратором.

Увлекшийся доктор нравился ей все меньше.

–Это обычная чесотка… это ожоговая язва… Снимайте, Константин. А вот и сифилис… четвертой степени. А это что? Непонятно, непонятно…

Бормоча и приговаривая, Климентий Георгиевич проворно склонился над очередным столом, схватил пальцами покойника за нос и принялся поворачивать неподатливую закоченевшую шею.

–Вы из горздравотдела? – спросила Зимородка милая блондинка, кокетливо оправляя прическу, ничуть не смущенная манипуляциями доктора.

Она разгуливала по заведению, высоко подняв грудь, без респиратора и перчаток, цокая по кафелю сапогами на тонкой шпильке, всем своим видом попирая всевластие смерти.

– Вы не могли бы там поднять вопрос о дотациях нашему учреждению? Цены на энергоносители все рас тут, а средства нам отпускаются в мизерных размерах! Знаете, почем сейчас тонна мазута!

– А они разве… того… сами не горят? – кивнул Клякса на молчаливых «клиентов» заведения.

– Что вы! – игриво закатила глаза блондинка. – Кремация – процесс достаточно длительный. А если, не дай Бог, выполнить его некачественно, санэпидемстанция нас замучает!

Кира косилась на нее удивленно. Есть такие наивные женщины, которые надеются заинтересовать мужчину своей увлеченностью работой…

Доктор Айболит убрал указочку, развел руками.

– К сожалению, того, что нас интересует, у вас нет.

– Ах!.. Очень жаль!..

– Слава Богу!

Кира поспешила к выходу. Клякса, увлеченный содержательной беседой о эзотерическом смысле огня и кремации, засмотрелся в глаза блондинке, наскочил на стол и едва не сбросил на пол синего закоченевшего покойника.

На выходе Климентий Георгиевич собрал у них перчатки, респираторы и бахилки и опустил в урну.

– У меня еще есть. Не расстраивайтесь, Кира Алексеевна. Второй раз пойдет легче. Хочу вам сказать, что та инфекция, которую мы ищем, обладает специфическим гнилостным запахом. Нечто вроде подвала с гниющей картошкой. Это может пригодиться вам в работе.

– Вы что – ее нюхали? – съехидничала Кира, усаживаясь на переднее сиденье.

– А как же, – с гордостью ответил Доктор Айболит. – И не только ее, но и чуму, и холеру, и еще много всяких гадостей. Я даже болел один раз, когда у нас на базе случились неполадки в системе вентиляции боксов и лабораторий. Выбросили во двор и в контур жилых помещений один очень мощный штамм… Все мои коллеги умерли, а мне, как видите, повезло.

– А, знаю! – сказал Клякса. – Вы работали на острове Свободном. Есть такая страшная дыра в Каспийском море… – пояснил он Кире. – Летом плюс сорок и голый камень. Наш доктор в погранотряде там срочную служил. Чумных мартышек лопатой в печку кидал.

– Работал я в другом месте, но на Свободном бывал, – ответил Климентий Георгиевич. – Но давайте продолжим наше расследование. Поехали!

Он сказал это с гордостью, почти как Гагарин. Ему и впрямь нравилось ощущать себя сыщиком, разыскивающим сбежавший вирус. Только сейчас Кира обратила внимание, что все лицо доктора было сплошь покрыто, как точечками, крошечными давними язвами – точно булавкой исколото. Жутко было представить, как выглядело это лицо в дни болезни. «Какой ты Айболит!» – воскликнула про себя Кира: «Ты – доктор Чума!»

Впрочем, управа при любом расследовании подбирала весьма компетентных консультантов. Бывали и звезды первой величины.

– Между прочим, начало бактериологическим исследованиям положено было здесь, в Питере, – повествовал в пути разохотившийся до общения доктор. – Перед Первой мировой в одном из фортов Кронштадта пытались получить противочумную вакцину. Завезли туда верблюдов для опытов, чуму из Индии… Получили, между прочим. Впервые в мире.

Доктор оказался прав: дальше действительно пошло легче. Они приноровились и уже смотрели внимательно, почти профессионально на изъязвленные останки рода человеческого. Практически все умершие были бездомными. Зима…

– Несчастные люди…

– Каждый русский человек в душе немножко бомж, Кира Алексеевна. Мы в России не чувствуем себя дома. Даже Лев Толстой перед смертью забомжевал. Бомж – он, как шлак в мартене, неизбежно сопровождает переплавку гражданского общества.

– Добрая у вас душа, доктор.

– Практичная, голубочка. Гуманность не в духе времени. Вообще, заблуждение полагать, что врачи сантиментальны. Это раньше когда-то было…

Он так и сказал, непривычно, через «а»: сантиментальны.

– Честно говоря, я ведь не совсем врач, как академик Сахаров – не совсем физик. Я, скорее… медицинский работник.

– Не жалеете?

– У каждого свой путь… А вы – не жалеете?

В последней на их пути анатомичке, так же как и во всех прочих, не оказалось ничего подозрительного.

– Есть один покойник, – по дружбе, как о дефицит ном товаре, сообщила им дежурная медсестра, – но он еще в машине. Ребята, когда принимали, даже испугались. Вам лучше к ним самим проехать. Они на адресе. У них там какая-то неполадочка вышла.

Дежурная была худая, синюшная, под стать своим клиентам.

Поехали на адрес. Уже смеркалось.

«Неполадочка», действительно, вышла. Одинокая машина спецтранса со скучающим водителем третий час стояла у подъезда. Санитары, носилки и покойник застряли в лифте между седьмым и восьмым этажами.

– У-у-у!.. – на всю шахту лифта подвывал молодой голос. – У-у-у!.. У-уволюсь к чертовой матери! Не толкай его на меня! Придурок!!! Говорил – давай пешком! Так нет – пройдет, пройдет!..

– Надо же – такая оказия… – рассуждал спокойный тенорок, принадлежащий человеку в возрасте. – Впервые это у меня. Всегда проходило. И покойник-то не Бог весть какой… старикашечка. В нем весу всего-ничего… отчего застряли – ума не приложу. Не иначе, фазы нет.

– У-у-.у… фазы… Как дам сейчас по башке – и сдохнешь!

– Ну и будешь сидеть тут с двумя трупами… даже поговорить не с кем будет. Ты радуйся еще, что дедок попался такой… не вонючий. Иные при смерти и обмараются, и все что хошь. Помирать, видно, тяжело. Вот с таким бы мы с тобой тут намучились. А этот – душевный… легко отошел.

– Эй, в кабине! – окликнул их Клякса, привычно беря инициативу на себя. – У вас там свет есть?

– Это соседи?! – взвился молодой и застучал чем-то по стенке лифта. – Соседи! Вытащите нас отсюда! Спасите! Третий час сидим!

– Или хоть водки дайте… – добавил старший. – Мы свою в пальто, в машине оставили…

– Мы из анатомического отделения. Скоро вас вытащат. У вас там свет есть? Покойника разглядеть можете?

– Зачем его разглядывать?! Не хочу я его разглядывать!!! Вытащите меня, сволочи! Выберусь – все разнесу!

– Перестань стучать и орать, а то уйду! – сурово прикрикнул Зимородок, и молодой санитар тотчас унялся. – Вы сказали по связи, что у вас труп… необычный. С язвами. Можете описать? Климентий Георгиевич, что нужно?

– Месторасположение, количество, цвет… есть ли выделения… корочка…

– Какие выделения! Выпустите меня! Выпустите!!! – завыл молодой и опять забарабанил в стену, теперь уже кулаками.

– Цыц ты! – презрительно прикрикнул на него старый санитар. – А то упадем еще… А вы откуда будете? Зачем вам?

– Мы из санэпидемнадзора, – вовремя нашелся доктор.

– Тогда ясно… У нас тут не тот. Тут старичок, чистенький… хоть и одинокий. Того «КамАЗ» сбил… на обочине валялся. Он внизу, в машине лежит. Страшный – хуже смерти. Вы там Мишке скажите, чтоб водку не трогал, гад. Нам, как выберемся отсюдова, подлечиться надо будет. А то у напарника нервы совсем ни к черту.

– Ладно. Успокойтесь, сейчас лифтеров найдем.

Когда спускались, на пути повстречали неторопливого очкарика лифтера с сумкой инструментов.

Внизу перво-наперво прошли к фургончику спецтранса. Пришлось показать липовое удостоверение следователя прокуратуры, чтобы водитель разрешил осмотреть тело. Вернув ксиву, он молча выбрался из кабины, обошел фургончик, распахнул дверцы и выкатил каталку на шарнирах.

Свежий, залитый запекшейся кровью покойник был ничуть не страшнее синюшных замороженных тел в моргах. Кира с Кляксой разочарованно переглянулись. Но Климентий Георгиевич, едва приступив к осмотру, тотчас отошел и скоренько надел респиратор и перчатки. Кира с удивлением заметила мелкий пот, покрывший его лоб над марлевой повязкой. Глаза он отвел поспешно.

– Фотографируйте, Костя, – глухо сказал он, и руки его, поднятые вверх, обтянутые резиновыми перчатками, затряслись. – Не приближайтесь больше необходимого.

Он очень быстро, в считанные секунды осмотрел лицо, грудь и зачем-то руки и ноги, на которых не было язв. Потом сам с грохотом задвинул каталку, захлопнул дверцу.

– Немедленно к нам! – сказал он, нервно, со скрипом срывая с рук плотно приставший латекс. – Немедленно! И уберите отсюда детей!

Вокруг них уже собирались стайки любопытных, попыхивая пузырями жевательной резинки.

Ремесло разведчика приучает не задавать лишних расспросов.

– Кира, в машину, – сказал Зимородок спокойным голосом, но так, что это прозвучало приказом. – Доктор, вы с ней. Будете показывать дорогу.

Доктор хотел было спросить, указывая на иронически глядящего на них молодого толстого шофера, но Кира потянула его за рукав. Она знала, что это не вопрос.

Пока они усаживались, пока запускали двигатель, Клякса подошел к шоферу, протянул руку.

– Ключи. Вашу машину я отведу в безопасное место.

– Да ты кто такой, мент? – окрысился шофер, сдвигая шапку на брови. – У меня у самого брат в ментовке начальника возит! У меня смена кончается – вот и…

Низенький Костя ударил его прямым в солнечное сплетение, подумал секунду, приценился – и добавил иммобилизующий удар с левой в печень. Подхватив падающего вперед шофера, аккуратно посадил на бортик засыпанной снегом песочницы, нахлобучил на курчавую русую голову слетевшую шапку. Охлопал карманы куртки, заглянул в кабину. Ключи с брелоком в виде скелета торчали в замке зажигания. Махнул рукой Кире, сел, захлопнул дверцу.

В этот миг из подъезда с матюками вывалились многострадальные санитары, жадно хватая свежий воздух широко открытыми ртами.

– Стой! – заорал старший, увидав отъезжающую машину спецтранса, и бросил носилки с покойником так, что многострадальное тело старичка подскочило. – Мишка, сволочь, стой! Водку хоть оставь!!!

И он бессильно потряс в воздухе татуированными кулаками.

Кира не оглядывалась. Доктор попросил через базу связать его с городским номером – и теперь быстро, взволнованно говорил в микрофон:

– Готовьте аппаратуру! Весь комплекс анализов! Да, я не ошибся! Девочка, я столько раз это видел, что скорее не узнаю задницу собственной жены! У него следы инъекций на руках, возможно, его лечили – но меры предосторожности полные! Вы поняли, деточка?! Полные!!! И доложите Валерию Арсентьевичу! Пусть распо рядится направить машину по адресу: Бармалеева улица, тридцать три! Надо изолировать двух санитаров – они имели контакт с носителем. Они во дворе. Никуда они не уйдут, не мелите ерунду! Мы угнали у них машину. У них покойник на руках! Не пойдут же они с мертвецом в метро! Да другой покойник, не этот! Господи, до чего бестолковая!.. Оперативнее, мы уже на подходе!

Они перемахнули с Каменного острова на Аптекарский, и дальше, через Ушаковский мост на Выборгскую сторону. На проспекте Блюхера навстречу им пронеслась желто—красная машина с мигалкой.

– Это наши… – вздохнул с облегчением «доктор». – Сейчас налево, на Лабораторный проспект, а там уже близко. Вот к тем воротам, где высокая труба! Во двор не заезжайте, вас не пропустят охранники… остановитесь у обочины… хорошо. Знаете, Кира Алексеевна, работаешь с этим всю жизнь – но никогда всерьез не веришь, что это может случиться…

Он впервые за время поездки посмотрел на Киру прямо. Тысячи мелких красных оспинок проступили отчетливо на изувеченном лице. Глаза его были совершенно сумасшедшие, косые, как у зайца. Они были полны ужаса.

Страх этот передался Кире. Доктор знал, чего боялся, а Кира нет, и оттого ее страх перед ужасным и неведомым был еще полнее, всеохватнее и всевластнее. Он преследовал ее все оставшееся время, пока они с Кляксой, совершенно измотанные, возвращались на базу. Она молча пряталась, куталась в воротник куртки. Зимородок пожалел ее и подвез домой, а сам отправился сдавать машину и писать сводку наружного наблюдения. Он нечасто так делал.

Заиграл мелодичный звонок. Дверь открыла дочь, теплая, сонная, в халатике, с книжкой в руке.

– Не прикасайся ко мне! – потрясая руками, яростно закричала Кира и, срывая с себя одежду, побежала в ванную…

II

В это утро, собирая Андрея на службу, мама не скрывала своего удовольствия.

– В кои веки пойдешь, как человек, – приговаривала она, нежно охорашивая его непокорную прическу. – Красавец! А то все вырядится, как биндюжник какой-то! Каждый бы день так ходил…

Лехельт в черном строгом костюме стоял перед старым зеркалом в прихожей и поправлял красивый галстук «павлиний глаз». Вертел головой, приглядывался. Что-то неуловимо не нравилось ему. Типажу не соответствовало.

Шаркая его старыми тапочками, покачиваясь спросонок, вышла из комнаты всклокоченная заспанная Вика в стрингах и тонкой маечке до пупка, сверкая худыми ягодицами, нахально выставив маленькую детскую грудь. Потерла левый глаз кулаком.

– Ботаник какой-то… Подвинься, дай посмотреть!

Она бесцеремонно вытолкнула брата плечом из рамы зеркала и принялась разглядывать правую бровь, в которой красовалась очередная сережка. Бровь слегка опухла и покраснела, но не гноилась.

– Скоро как подушка для булавок будешь!

– Кульно…

Она поцеловала брата в щеку, лизнула бусинками серег. С этой ласковой оторвой в доме не было покоя ни на минуту. Мама измучилась, придумывая для нее развлечения. Маринка свозила девочку вместе с экскурсией в Кронштадт – Вике не понравилось.

– Грязный таун, а море у нас красивее.

Зато в Кронштадте она успела проколоть себе бровь, пока туристы объедались достопримечательностями под Маринкиным соусом.

Андрюха достал из шкафа белоснежный платочек, сложил его уголком и заткнул в нагрудный карман пиджака. Посмотрел, подумал, убрал. Не то.

Вика, оттянув веко и моргая одним глазом, с интересом следила за его манипуляциями.

– А что ты делаешь?

– Понимаешь, мне нужно выглядеть как секретарь или мелкий холуй важной персоны. Но при этом вполне культурно.

– Культурный холуй? Понимаю… Мамин шофер такой. Погоди секунду… не вертись…

Она проворно и ловко, точно и не спала, расчесала пальцами, разгладила Андрюхины светлые волосы на пробор посередине, пригладила, прошлась своим кремом и напоследок слегка спрыснула лаком сильной фиксации.

Получилась ужасная, плосконосая, угодливая морда с жирными прилизанными волосами и хитрыми глазками – как раз то, что надо. Мама всплеснула руками. Лехельт вздохнул – и остался доволен.

– На зеркало нечего пенять…

– Возьми меня на задание! – попросила Вика. – А я хочу! Мама будет открывать филиал в Питере – я ей скажу, чтобы назначила тебя управляющим!

– Нет! – сердито отрезал Андрей. – Не шантажируй меня! Если хочешь ужастиков – сходи в «Кунсткамеру» или в Музей криминалистики!

Он не привык ощущать себя бедным родственником.

Шел мокрый снег с дождем. Набросив на плечи теплую кожаную куртку, Лехельт сидел за рулем новенькой черной «девятки» у Московского универмага и поджидал Ролика. Они заранее обо всем условились. Черная «девятка» всегда ходила под начальником отдела. Завалишин негласно запретил сажать на нее кого-либо, но хитрый Ролик, напирая на специфику сегодняшнего задания, заставил Зимородка обратиться к Виктору Петровичу и получить разрешение. У стажера на эту машину был дальний прицел.

Ролик вскоре появился из прохода во двор, шагая широко и независимо. Он размахивал прямыми до кончиков пальцев руками, как палками, поводил плечами и шел прямо на людей, как бы не замечая никого. Рядом с ним, едва поспевая, заглядывая ему в глаза на ходу, торопилась низенькая, толстая девица, толкая круглыми коленками полы роскошной мокрой шубы.

Лехельт вышел из машины, распахнул дверцу и стоял, заложив руку за борт куртки, поглядывая вокруг с недобрым прищуром.

– Здравствуйте, Виктор Салманович, – сдержанно подобострастно поприветствовал он «шефа».

Ролик едва кивнул, остановился и снисходительно приобнял девицу.

– Бай-бай, детка! До вечера! – он чмокнул ее в полную розовую щеку.

Девица из-за его плеча глазела на Лехельта с любопытством. Андрей, будто не замечая, достал из кобуры под мышкой пистолет, заглянул зачем-то в черный ствол и резко вбросил оружие назад в кобуру. Глаза девицы округлились. Ролик сел, Лехельт захлопнул за ним дверцу, проворно обошел вокруг машины и занял место водителя. Они рванули с места в карьер в сторону центра – точно по графику.

– Ну как? – спросил Андрюха. – Я справился? А кто она?

– Дочка замдиректора «Балтики»… если не врет, – сказал Ролик. – Эндрю, проси что хочешь! Я твой должник по гроб! Ты, может быть, жизнь мне устроил!..

– Неужели женишься?

– С визгом! И изменять не буду… первые годы точно не буду! Я не беспределыцик, понимаю счастье женщины…

– Ладно! – важно потянулся Лехельт. – Станешь крупной шишкой – возьмешь меня на работу.

– Не вопрос! Слушай, как клево рассекать нормаль но прикинутым, в белой рубашке, при галстучке! Не в ватнике и бахилах вонючих… Почему в Америке все агенты ФБР – в костюмчиках?

– Там в белых рубашках ходят все поганцы, а правильные парни – в ковбойках. Наверное, белых воротничков там не любят.

– Да и забить! Чистая работа есть чистая работа!

– Сто пудов!

Они были почти ровесниками и легко понимали друг друга.

Лехельт свернул, притормозил и встал.

– Вот мы и на месте. Пока у нас есть десять минут – сгоняй за мороженым, раз должник!

– Момент!

Ролик выскочил из машины и веселым щенком бросился к лотку. Ботинки на нем были старенькие, густо наваксенные. Лехельт покачал головой. Потом посмотрел в зеркало, взлохматил волосы обеими руками, пытаясь разрушить ненужный теперь холуйский прикид – не вышло. Лак сильной фиксации держал волосы в прежнем, дурацком положении.

Они стояли на Благодатной улице и ждали появления человека, выезжавшего с Новоизмайловского проспекта точно по графику. Сам график запланированных перемещений лежал у Лехельта на приборной доске и был изучен тщательно. Человек этот, председатель одного комитета в администрации города, пожаловался в управление ФСБ на слежку, и Шубин, скрепя сердце, оторвал один наряд от того дела, которое полагал первоочередным на сегодня.

Лехельт и Ролик в то утро вели контрнаблюдение. «Контру».

Обзор из машины закрывали ларьки, и Андрей-Дональд вышел на тротуар размяться, а заодно и осмотреться. Задача контрнаблюдения имеет свою специфику. Просмотрев марки и номера машин, припаркованных в округе, Андрей уже шагнул навстречу Ролику, бегущему вприпрыжку с порциями мороженого в руках, как вдруг тонированное стекло вставшей неподалеку серебристой «ауди»-ретро опустилось, из рукава шубы выставилась пухлая ручка в перстнях и пальчиком поманила растерянно замершего Ролика.

– Ты, фофан, носишь мороженое своему водиле? – спросила толстая дочка замдиректора пивной империи. – Ты на кирзу свою рваную посмотри, а потом мозги впаривай! Я тебя сама сразу раскусила… гад! Носки нормальные купи сначала!

Некоторое отчаяние в голосе указывало на то, что не сразу, и не сама – но для Ролика было уже все равно. Он попытался было улыбаться во все тридцать два бакинских зуба – безрезультатно. Мощный электропривод плавно поднял темное стекло, серебристая рыбка «ауди» постояла с минуту, пока хозяйка утирала невидимые миру слезы, вильнула кормой и пропала в пучине питерских улиц.

Ролик повесил плечи, подобно старухе у разбитого корыта.

– Вот это облом!.. Такая разводка сорвалась!..

Впрочем, долго унывать было не для него.

– Забьем! Найду другую! Питер – базар невест! И носки у меня вполне приличные.

– Где ты их кадришь? – поинтересовался Лехельт, кусая твердое мороженое.

– Да по клубам же! Им ведь тоже скучно дома сидеть. На слишком крутых я не прыгаю, ищу по себе… Чего скалишься? Реальный шанс, скажешь нет? Им со мной весело, это главное. Может и Томка еще передумает. С дураками скучно!

–Хорошо, что она нас сейчас выпасла, а не по ходу дела! Я, кажется, знаю, кто бы тебе подошел. Такая же отвязанная, как ты. Только она еще в школе учится…

Лехельт сказал это просто так, к слову прицепил. Он не собирался знакомить Вику с этим обаятельным бакинским проходимцем и даже представить себе не мог, что из этого получится.

Озябнув от мороженого, они сели в машину. Наступало время работы. Приготовили камеру, включили диктофон. При контрнаблюдении важно, что и в каком порядке происходит, а записывать на бумажке бывает некогда.

Ролик снимал, Андрей наблюдал и диктовал обстановку.

– Десять пятнадцать… появился объект… без машины сопровождения…

– Как простой крестьянин! – хихикнул Ролик.

– За ним сразу – два самосвала, хлебная машина, мотоциклист… такси, ., десять семнадцать – синий «форд», белая «Волга», белый «Жигуль»… десять восемнадцать – черный «ниссан»… десять двадцать – трактор… лошадь с девушкой верхом…

– Лошадь снимать?!

– Не мешай… Десять двадцать одна – уходим на вторую контрольную точку. Конец записи.

График перемещений на сегодня был составлен чиновником с учетом пожеланий «наружки». На утро слуга народа запланировал несколько незначительных и краткосрочных визитов, с которыми он перемещался по городу.

Вторая контрольная точка была выбрана неудачно. По Вознесенскому проспекту пер поток машин. Андрюха язык сбил, перечисляя. Там были и белые «Волги», и белые «Жигули», и несколько черных иномарок, походивших на «ниссанку», которые Лехельт с Роликом не успели опознать. Не было лишь трактора и всадницы – слабое утешение.

Далее объект проследовал в Прачечный переулок, выезд из которого был закрыт.

– Какой дурак составлял маршрут! – ругался Лехельт. – И что мы теперь выпасем? Кто полезет за объектом в тупик?! Только последний идиот!

Они отсняли всех, кто в течение пяти минут спустя проехал по улице Декабристов мимо Прачечного.