Текст книги "Потоп"

Глава четырнадцатая
Побег

– Вы уже взяли под стражу людей, занимавшихся приобретением красителя? – осведомился Ясеневский у заслуженного полковника Корнеева.

Тот уже давно утратил первоначальную уверенность в себе. Тем более что Ясеневский умел убеждать одним своим видом.

Командир прославленной эскадрильи позволил себе хватить из фляги и сидел теперь с распаренным лицом, расстегнув ворот.

– Так точно, – вяло отозвался он. – Но зачем? Там обычная краска. Красная, голубая, белая.

– КГБ, – не к месту пошутил Рокотов. Но Корнеев смотрел на него равнодушно и никак не отреагировал.

– Зачем? – усмехнулся Ясеневский. Он полез за пазуху, достал сложенный вдвое листок. – Мои хлопцы уже подсуетились, отсосали…

– Что?

– «Ассоли» вашей отсосали. Не надейтесь… Анализ они сделали.

Теперь Корнеев запутался окончательно.

– Так вот вам формула с названием, мне такое не выговорить. Читайте сами…

Летчик вчитался в листок и вернул полковнику:

– Мне это ни о чем не говорит, я не химик.

– Зато мне говорит, – подал голос Рокотов. – Это сильнейший физико-химический реагент, который при соприкосновении с поверхностью Невы в несколько раз поднимет волну. Новинка, между прочим. По всему побережью все смоет начисто, и Медный Всадник тронется в путь…

Корнеев молча смотрел на него.

– С элементами нервно-паралитического газа, – не без язвительности добавил Влад. – Ничего смертельно ядовитого, но шухер будет такой, что… В общем, любые спасательные работы сделаются невозможными. Город погибнет, товарищ Корнеев.

– Но кому… но на кой черт? Чтобы моя эскадрилья, да истребила город? «Русские богатыри»?

Лицо его все пуще наливалось краской.

– За нами пойдут еще «Беркуты», – пробормотал он.

– А к ним уже вылетели, – утешил его полковник Ясеневский. – Но вас подстрахуют не «Беркуты», здесь иная задумка…

Эта новость добила Корнеева, он полез за флягой:

– Почему же именно нас? В чем мы-то провинились?

Ясеневский положил ему руку на плечо:

– Да лично вас никто и не винит в заговоре, товарищ полковник. Конечно, ответить придется, за всем не усмотришь… Но чисто символически.

– Конечно, – уныло ответствовал тот. – Скажите, – он поставил загорелые локти на стол. – Кому понадобилось топить Питер? Это террористы? Сумасшедшие?

– Ивану Ивановичу, – усмехнулся в ответ тот. – Который поссорился с Иваном Никифоровичем из-за дерьмового ружьишка.

Корнеев либо плохо знал классику, либо основательно ее подзабыл.

– Я не могу вам сказать, – теперь уже серьезно сказал Ясеневский. – Одно скажу: во главе всего стоит сумасшедший. Которому вручили власть.

– Вы взяли его?

Рокотов тяжко вздохнул и стал поигрывать чайной ложечкой.

– Пока не взяли. У него…

Полковник Корнеев не был лишен сообразительности.

– Иммунитет, – молвил он. – Это думец.

– Больше мы вам ничего не можем сказать, – Ясеневский встал из-за стола, и вместе с ним поднялся Рокотов. – Продолжайте предполетную подготовку, как и было запланировано. К реагенту не прикасаться. Впрочем, все остальные, видно, уже в курсе, коли вы задержали людей?

Корнеев криво усмехнулся на это.

– А мы давно не виделись с нашим народным болтуном, – Ясеневский подмигнул Рокотову. – Акция, так было сказано? Что ж… Настало время его навестить и поговорить более предметно. Мы рано или поздно привяжем его к этой «Ассоли», с документами, и светит ему подготовка теракта как минимум…

– Он рискует не дожить. У нас мало времени, – обеспокоенно напомнил Рокотов. – И вы уверены в Корнееве?

– Корнеев не предатель. Я знаю его много лет. Времени у нас – до показательного полета…

– А если они рискнут и решатся раньше?

– Не засветив главного фигуранта? Нет, друг мой, мы отправляемся к гостеприимному Касьяну Михайловичу. И я уверяю тебя – на сей раз он будет куда более покладистым. Пока он не прибудет на свою обожаемую скважину, ничего не случится. Я уверен в этом на девяносто девять процентов.

– Один процент остается, товарищ генерал-лейтенант.

– Хорошо, на сто процентов. Я слишком хорошо знаю Ивана Ивановича.

– Концы, однако, – пробормотал Рокотов. – Туда, обратно – как вещество в проруби…

– Не понял, сынок, – что ты сейчас вякнул?

– Служу Отечеству, – вытянулся Влад.

* * *

Разнообразные думские и правительственные запросы уже полетели во все концы, и на Ясеневского начали давить еще в кабине вертолета. Но он отбивался вполне мужественно – не хуже, чем это делали в Ливии Влад и Валерка.

Каждому свое.

Наконец, заорал:

– Президенту позвоните, товарищ генерал-полковник! Да, ему таки самому! И назовите ему код 009, он поймет…

Невидимый генерал-полковник еще что-то визжал, когда Ясеневский отключился.

В гробу он видел эту субординацию…

…Вокруг усадьбы Касьяна Михайловича было довольно тихо.

Стояли фургоны наблюдения, да пара «скорых», но больше никакого ажиотажа не наблюдалось. Все это были люди Ясеневского, не допускавшие прорыва параллельных спецслужб-соперниц, хотя такие попытки были зарегистрированы.

Правда, обошлось без кровопролития.

На сей раз гостей встретили куда более приветливо.

Встречал их лично Боровиков.

Самолично обозначился на пороге в неизменном купальном халате, в любезных выражениях пригласил в дом.

– Благодарю, – чинно кивнул Ясеневский. Рокотов не произнес ни слова.

Они поднялись в уже знакомый кабинет, где сменившаяся прислуга успела навести идеальный порядок. Как будто никто не стрелял, не бил, не крушил и не умирал.

– Рюмочку? – хохотнул Боровиков. – С утра не выпил – день пропал! А выпил – и весь день свободен.

Он явно переигрывал. Он нервничал, он чего-то ждал. И был трезвее, чем обычно выглядел по утрам.

– Ну что вы, – нехорошо улыбнулся генерал Ясеневский, без приглашения садясь в барское кресло. – Что вы! Какие рюмочки! Разве что поминальные, с хлебушком сверху…

– Несчастный Лазарь, – мгновенно затосковал Касьян Михайлович. – Вон, уж налита, – он кивнул на письменный стол, где стояла фотография совсем молодого Лазаря Генриховича, перечеркнутая черной полоской. Перед портретом и вправду стояла рюмка водки, накрытая хлебом.

«А он хитрый, – внезапно подумал Рокотов. – И то правда: не каждый безумец – дурак».

– Да нет, не по нему на сей раз, – вздохнул полковник. – Трупы-то выудили? Отправили на экспертизу?

Боровиков промолчал.

– Да и не рюмочки, – Ясеневский постепенно повышал голос, а депутат вжимался в кресло напротив.

Влад с интересом следил за этими метаморфозами.

– Бочоночки, Касьян Михайлович! А сверху – караваи!… Не о рюмочках речь! Не масштабно это, не государственно – рюмочки!.. Больно многих поминать придется!

– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Боровиков.

– Хлебные, – мягко сказал Ясеневский. – Ржаные. Или пшеничные. Вы какие предпочитаете?

– Какие бочоночки?

– О, это будут поминальные бочонки с очень экзотическим напитком. Он называется «Ассоль». Вам не приходилось отведать? Алые паруса в глазах и на горизонте! Поначалу. Потом, как всегда, тяжкое похмелье.

– Впервые слышу, – твердо ответил Касьян Михайлович.

– А может быть, оно и так, – вдруг согласился генерал. – Вы же человек не от мира сего… Откуда вам знать все про все… Вашим мнением не заинтересовались.

– Я попросил бы вас все же…

Трясущейся рукой Боровиков полез в карман халата: депутатское удостоверение он держал прямо там. Копию. Ламинированную.

– И совершенно напрасно сделали бы это, потому что никакие ваши просьбы я не удовлетворю… В бочонках, которые я вам назвал, содержится опасная дрянь. Эту дрянь собираются распылить над вашим родным городом…

– Над Зеленогорском? – испуганно спросил Боровиков, даже задержав движение руки.

– Да вы и вправду маньяк. Над Питером. Поднимется волна, и Питер потонет – вы это понимаете? А многие жители будут дополнительно отравлены…

– Да? – легко отозвался Боровиков. – Ну и отлично. Ему уже давно пора ложиться на грунт.

Рокотов невольно привстал, но Ясеневский жестом остановил его.

– Касьян Михайлович, – он привстал, налил хозяину, себе не стал. – Ведь вы человек добродушный, не злой. Откуда вдруг взялась такая кровожадность? Вам наплевать на своих сограждан? Я сознательно избегаю слова «избирателей».

На лбу Боровикова вздулась такая фиолетовая жила, что даже видавшему виды Рокотову стало не по себе.

«Сейчас кондратий хватит», – обреченно подумал он.

Он понял, что Ясеневский целенаправленно и безжалостно актуализировал одну из сверхценных идей Касьяна Михайловича.

Депутат вскочил на ноги. Стакан опрокинулся.

– Да вы знаете?! – заорал он. – С вашей дамбой! С вашими финтифлюшками! Все утонут рано или поздно! Город должен был быть выстроен здесь…

– Но Петр уже умер, – мягко напомнил ему генерал. – Или вы готовы сию минуту заявить, что вы и есть Петр? Если так, то…

Это напоминание в сочетании с комментарием не произвело на думца никакого впечатления.

– Заговор! – завопил он на весь дом. – Шведские козни! Я уверен, что они и сейчас…

– Помилуйте…

«Блин, еще на шведов свалят свое бурение», – озабоченно подумал Рокотов, хотя и не представлял себе, как такое возможно. Международный скандал… Может быть, цель в этом? Да ну! Бред, оказывается, штука заразная.

Внезапно глаза депутата стали красными. Он пригнулся, скрючил пальцы и чуть ли не двинулся к гостям на четвереньках.

Голос его приобрел шипящие, змеиные нотки.

– Все равно граду быть, – прошипел он негромко. – Здесь. Вот на этом самом месте.

– Вы сумасшедший, – коротко резюмировал Ясеневский и встал. – Во дворе дежурят врачи. Влад, кликни их.

– Ах, сумасшедший? Так быть посему! Вот как ведут себя сумасшедшие! Запеленать меня решили? Не получится!

И всей своей тушей Касьян Михайлович врезался в оконную раму.

Господь хранит дураков, пьяниц и, вероятно, иногда – сумасшедших. Зачем – неведомо, ведь Бог лишает рассудка, когда намеревается наказать.

С другой стороны – блаженны нищие духом…

В общем, сущая неразбериха с этими душами.

Окрестности наполнились стеклянным звоном. Кто-то из нового персонала уже готовил оружие, подозревая очередное нападение.

По пологому скату крыши Боровиков скатился в кусты крыжовника. Оттуда, все в том же халате, он опрометью бросился бежать к воротам.

Сцена была, скорее, комической: в проеме – санитары с растопыренными руками, наподобие вратарей, на которых мчится разгоряченный форвард.

Он расшвырял их как котят.

Ясеневский, глядя как за Боровиковым гонится Влад, отдавал распоряжения в рацию.

Влад не санитары, ему легче.

Прыжок – и несильный удар по затылку. Да и весил Рокотов немало – через секунду депутат Госдумы Касьян Михайлович Боровиков уже лежал ничком в пыли и терпеливо ждал, когда ему скрутят руки.

Их бы скрутили, не ударь в сантиметре от Влада пуля.

Он тут же скатился в канаву и залег там, санитары бросились врассыпную, охрана еще только выбегала на позицию, а Боровиков уже вновь, как ни в чем не бывало, бежал себе, теперь уже по шоссе.

Он махал руками, выкрикивая попутку.

Кто-то сердобольный, на беду, помог ему.

– Номера! – крикнул Рокотов, не поднимая головы. – Номера запомните!

* * *

Фонтанчик пыли взметнулся возле его левого виска, оцарапав кожу. Снова снайпер. Вероятно, тот же, что завалил Шныгу. Значит, теперь мишень – это он. Высоко же его ценят на думском-то уровне.

Ну поглядим.

Позиция была крайне неудобной, Влад еще раз перекатился и успел лишь прикрыться створкой ворот. Но высовываться все равно придется. Такое выжидание может длиться часами.

– Влад, – заговорила рация в кармане голосом Ясеневского. – Тебя прикроют. Сейчас тут пройдутся крупным калибром, и он притихнет. Ты видел, откуда стреляли?

– Во второй раз засек.

– Молодец. Жди. Как пойдет круговая стрельба, сразу выходи на цель.

– Вас понял, жду.

Скоро солнечный зеленогорский день разорвала оглушительная пальба. Прыснули белки и зайцы, умолкли птицы, посыпалось зеленое крошево.

– В зеленку! В зеленку, Влад! – кричал Ясеневский.

Но Рокотов уже давно очутился в «зеленке». Теперь было намного легче. Ему не хотелось стрельбы, он предпочитал работать либо ножом, либо гранатой.

Круговая очередь повторилась, и карьера Влада едва на том не закончилась.

Вот же козлы!

– Отбой, – забормотал он в рацию. – Я на месте. Начинаю поиск.

Снайпер, конечно, видел, что Рокотов пересекал шоссе в одиночку, – если у него было время увидеть. Но уверенным в этом он быть не мог. С другой стороны, Влад тоже не знал, столкнется ли он с одиночкой или с целым отрядом.

Нет, отряд при такой аранжировке вокруг маловероятен.

И сразу увидел ЕГО.

Рокотов даже растерялся от такого везения. Поджарый парень, одетый по-городскому, валялся под деревом и морщился от боли в ушибленной, судя по всему, ноге. Ну у него и амуниция! Целый склад, но главное – новейшая винтовка с глушителем, каких и Влад не видел.

При виде противника Снайпер неожиданно легко вскочил на ноги. Не шибко приложился, видать.

– Иностранный парашютист? – прищурился Влад, похаживая кругами и внимательно следя за руками Снайпера. – По-нашему – дальнобойщик?

Тот неожиданно улыбнулся:

– Вы бы еще ракетой жахнули. Я не волшебник… Вы же от поселка камня на камне не оставите – лишь бы воробья вроде меня изловить…

Усыпляет бдительность. Вызывает на дружеский контакт.

– Что ты ходишь кругами и топчешься, как медведь перед сраньем? Ты же видишь, мне в тебя не выстрелить. Давай, веди меня…

Чего захотел, голубчик! Вести его, волка такого…

В глазах снайпера действительно горело адское, волчье пламя.

Рокотов решил немного подыграть:

– Вот ты хороший парень, симпатичный. На хрена ввязался ишачить на дядю?

– А ты?

– Я на государство…

– Ах, мы продвинутые, идейные…

Влад не умолкал, гипнотизируя волчий огонь, шаманствуя и заклиная его.

«Все же биология крупных хищников мне тоже пригодилась. Иной раз даже больше прочей…»

– И все-таки… Ладно – я. Я враг. Я выбежал, я мишень. Меня тебе заказали наверняка, в конце концов.

– Кто – не поделишься?

– Ну что ты. Разве только в ваших застенках.

– А у вас нет застенков?

Услышав этот вопрос, снайпер почему-то вдруг вспомнил недавно виденного типа с перебинтованным лицом. И вопрос Рокотова не показался ему странным.

– Это ты глаза человеку выколол? – вдруг выпалил он, рассчитывая на неожиданность.

Не воробей никакой, а крупная и хищная, хорошо осведомленная птица, перелетная, много где побывавшая.

И Влад смутился. Этого вопроса он не ждал – на то и была надежда снайпера. Он метнулся вперед, ухватил Влада за щиколотки и дернул на себя. Затем в мгновение ока выдернул из-за пояса пистолет, но тут же заработал сокрушительный удар в промежность.

Пока он корчился в траве от боли, Рокотов обыскал его: да, прилично вооружен. А винтовка – вообще трофей Виннету, сына Инчу-чуна.

– А вот теперь пойдем, – пригласил он снайпера.

Тот изогнулся рыбкой и ударил Влада подошвами в затылок. Влад выронил нож и теперь отступал, а воздух перед ним рассекался со свистом.

– Спокойно, спокойно, – хмурился Рокотов.

Отступая, он шарил позади себя руками, пока не наткнулся на подходящий древесный ствол. Оттолкнувшись, он взмыл в поднебесье и крестообразно схлестнул ноги на жилистой шее снайпера.

Тот бросил оружие, закатил глаза, на лице его нарисовалось изумление.

Потом он умер.

Очень быстро, секунду спустя.

Переломы верхних шейных позвонков чаще всего оказываются несовместимыми с жизнью.

Рокотов, тяжело дыша, уселся на пригорок, вынул рацию. И как не пострадала?

– Груз двести, – сказал он, тяжело дыша.

– Уверен?

– Можно измерить линейкой.

– Как сам?

– Размялся.

– Наши тебя не задели?

– Нет, но в штаны рисковал наложить. Они бы внимательнее, что ли… Все же видели, что я перешел.

– Что при нем?

– Железа до хрена.

– Документы?

– Ну, сейчас.

Полковник Ясеневский мрачно усмехнулся, вообразив все прелести процедуры идентификации неизвестного мертвого тела, единственным достоинством которого была меткость стрельбы.

И не допросишь ведь теперь! Ведь ясно, откуда заслан!

Глава пятнадцатая
Птеродактиль

Курортная зона – да.

Лето.

Обнаженные плечи, и не только плечи, но и максимум прочего.

Солнце жарит вовсю плюс демократия – раздевайся и ходи хоть нагишом. Вольница, рай среди сосен.

Однако вид окровавленного, толстого, немолодого, да еще смутно знакомого человека, сломя голову несущегося куда-то в распахнутом халате на голое тело, почему-то все еще вызывал некоторое недоумение.

Так что кое-кто останавливался и смотрел ему вслед.

Погони за Боровиковым не было: в суматохе, которую обеспечил Снайпер, ее не успели организовать. Ясеневскому казалось, что задержать этого психа – дело пяти минут. На запасную местную базу он если и двинется, то та уже перекрыта, благо давно выявлена и взята под усиленный контроль..

Однако он жестоко просчитался, ибо Боровиков поймал сердобольную попутку.

За рулем была дама. Дама за рулем – смерть.

Во-первых, вид израненного депутата ее напугал.

Во-вторых, взыграло женское сострадание.

В третьих, она узнала его.

И в четвертых – заурядная бабья дурь.

Мало ли что тут творится?

Может быть, она прославится. Может быть, ее за это покажут по телевизору. Может быть, это экстравагантное начало большого, как слон, чувства…

Дама была одинока и немолода, работала в бухгалтерии частного предприятия средней руки.

В итоге Боровиков заполнил собой салон «Ситроена» и принялся что-то бестолково врать.

На него напали, на него покусились.

Государству грозит опасность.

В недрах ФСБ созрел заговор, и их обоих немедленно ликвидируют, если только она не свезет его на вокзал.

– А в новостях расскажете? – с надеждой спросила дама, выворачивая руль.

– По всем каналам, – быстро пообещал Касьян Михайлович. – Опишу во всех подробностях. ОРТ, РТР, НТВ – выбирайте. У меня там все вот где!..

Он потряс кулаком.

Халат совсем распахнулся, и дама изучала телеса народного избранника с живейшим интересом. Тот машинально запахнулся. Дама была уродлива, как атомная бомба в мегатонну весом.

Опасаясь, что посулил слишком мало, Боровиков полез в карман халата, где и «зелень»-бабло носил для раздачи своим речным нимфам.

Дама утроила скорость, и через несколько минут они уже въезжали на привокзальную площадь города Зеленогорска.

Наступила тягостная минута расставания. Боровиков сунул спасительнице шесть или семь стодолларовых бумажек и быстро зашагал прочь.

– Меня зовут Галина Дмитриевна! – прокричала та ему в спину. – Солодовникова фамилия!

Чтобы, не приведи господь, не забыли о ней в новостях.

А то ведь несчастный даже не поинтересовался ее данными.

Она совершенно очумела от этой езды в обществе царственной особы. А царственная особа вела себя на редкость благоразумно: не пошла ни в какой медпункт, а вывалялась в грязи и начисто – каламбур – перестала отличаться от стандартного бомжа.

В этом экстравагантном виде депутат Госдумы Касьян Михайлович Боровиков вошел в первую попавшуюся электричку и двинулся по вагонам, выкрикивая несуразности и грозя пассажирам пальцем. От него шарахались, принимая (не без оснований) за умалишенного.

Он, однако, большей частью искусно притворялся, но сказывался неослабевающий стресс.

Он всячески сторонился милиции, и это ему удавалось: вокзал кишмя кишел ментами, но никому не было дела до грязного, полоумного бомжа, ибо ловили беглого депутата, без пяти минут государственного преступника.

Во всяком случае, сегодня. Ведь объявлен особый режим несения службы.

Только бы добраться до Сестрорецка.

Только бы удалось.

Касьян Михайлович отчего-то ненавидел Сестрорецк почти настолько же, насколько обожал Зеленогорск. Хотя ему намекали, что для будущего града Сестрорецк есть место еще даже более удобное.

Но в Сестрорецке действуют надежные, доверенные люди, о которых не знает никто.

И они доставят его туда, куда он им прикажет.

Он полагал, что способен приказывать всем.

Он не станет рассусоливать с «Богатырями» – ну их к Аллаху, раз уж противнику стало известно про «Ассоль».

Он проведет бурение днем раньше, результат один. Он и сам отговаривал их от этой аэродинамической затеи – к чему?

Сорок метров! Смоет все! И воронка глубиною в пять – на хрена им сдались эти эффекты?

Это было бы даже кощунственно – отравленный государственный флаг в небесах как бы благословлял гибель своей то первой, то второй столицы.

«Гарантировано присутствие губернатора», – шептали ему.

Да плевать он хотел на губернатора!

В конце концов, его цель не губернатор, а алмазы, в которые он полностью уверовал, и самое главное – смещение тектонических плит! Вот о чем нужно думать в первую очередь!

А ему тычут в рожу их гребаную политику!

Вся политика кончится, если Боровиков возьмется за дело!

Вообще все кончится… Мысли метались и путались в его помрачившемся уме.

Какая-то бабулька протянула ему денежку в ладошке, но он не понял и сунул ей сотню долларов: отвали…

Кто-то отвесил ему пинка, кто-то в голос ржал.

Халат у Боровикова вновь распахнулся, и он входил в вагоны в натуральном своем обличье.

«Собирать бутылки, – мелькнула новая мысль. – Но во что их складывать?»

Чуть отрезвленный мыслью, он вновь запахнулся и чуть приосанился.

Загорланил песню.

Он знал, что многие нищие ходят по электричкам и поют популярные песни. А песен он наслушался в бане, с подачи Коротаева, и они прочно врезались ему в память – в основном, это был репертуар радио «Шансон».

…Тем временем Рокотов и Ясеневский, кляня все на свете, ставили на уши зеленогорское РУВД, ФСБ и прочие органы.

– Ищите! – орал Ясеневский. – Он не мог далеко уйти! Он очень приметный: в кровище весь, в банном белом халате… Толстый такой мужик! Хоть кто-то да видел его?

Наконец, с вокзала поступило сообщение: да, шлялся здесь толстый бомж-забулдыга в халате, решили не отвлекаться и не трогать… не размениваться ввиду важности поставленной задачи.

– Куда он делся, этот ваш бомж?

– Вроде садился в поезд на Питер…

– Прочесать поезда!..

Сказано – сделано. Но было поздно.

От Сестрорецка до Зеленогорска около получаса езды. Когда бригада спецназовцев ворвалась в следующий поезд, в Белоострове, ничтожный бомж уже ступил на сестрорецкую платформу.

* * *

Теперь он несколько приосанился.

Не хватало еще, чтобы замели здесь, на месте…

Не направляясь в город, он свернул в курортную зону, где его ждала – или не ждала – одна из баз, замаскированная под бывший пионерлагерь. Таких здесь было пруд пруди, но Боровиков знал отличительные знаки.

Обо всем этом его в свое время – на случай невозможной и чрезвычайной ситуации – подробно проинформировал Коротаев.

Гуляющие косились на монстра, но трогать его никто не осмеливался. Мало ли вокруг ошивается всякой шушеры. Вшивый небось, да блохастый, да с чесоткой, из дурдома удрал, туберкулезом болеет в открытой форме…

Теперь в этом опустившемся урке никто не признал бы респектабельного сотрясателя воздуха с думской трибуны. Не признают и на базе.

Могут и шмальнуть…

Но Боровиков знал одну важную вещь: шифр, при помощи которого открывался вход в секретный ангар. Его тоже заставил выучить Коротаев.

Человек, знающий этот шифр, не может оказаться случайным, и со стрельбой повременят.

Во всяком случае, ему очень хотелось в это поверить.

Оскальзываясь на сосновой хвое, он добрел до нужной территории. Все вокруг, казалось, вымерло – не было ни гуляющих, ни даже птиц.

Почти поваленный забор, дачные корпуса с заколоченными окнами. Приблудные собаки, штук пять, устроились на опушке.

– У-тю-тю, – на всякий случай сказал им Касьян Михайлович. Те не отреагировали ни единым движением.

Никакой тебе колючей проволоки, маслята растут на солнышке…

Где же это?

Девятый корпус, первый этаж, первая дверь справа.

Содрогаясь, депутат подошел и дрожащей рукой взялся за доску, перекрывавшую вход. Доска подалась неожиданно легко, и он, чуть помедлив, вошел внутрь. Пахнуло сыростью и плесенью, пискнула мышь.

Или это пискнула кровь в голове, и сейчас с ним случится удар? Афиногенов предупреждал…

Состояние Боровикова было сейчас таково, что он рисковал умереть и от настоящего мышиного писка – не от него самого, а от сердечного приступа.

Верный Коротаев не обманул его: в конце коридора обнаружилась дверь с облупленной краской. И совершенно неуместная в данном контексте коробочка, совсем современная, похожая на домофон.

Негнущимся пальцем Боровиков принялся тыкать в кнопки – цифры намертво врезались ему в память.

Восемь…

Ноль…

Четыре…

Пять…

Единица.

Дверь была деревянной только на вид, на самом деле она оказалась бронированной. Она бесшумно отворилась, и голос из темноты позвал:

– Спускайтесь, Касьян Михайлович. Мы ждали вас. Не бойтесь ничего, теперь вы в абсолютной безопасности. Никто вас пальцем не тронет.

Потянулся луч света, и Боровиков бросился по нему, как Пилат по лунному лучу к своему Спасителю.

Человек чуть отстранился и похлопал депутата по плечу:

– Вы совсем ополоумели, мой друг. Вы даже меня не узнали?

Боровиков всмотрелся: перед ним как раз и стоял бывший лекарь Афиногенов.

– Но… – пролепетал он. – Как? Почему?..

– У нас хорошие информаторы и приличные средства перемещения. Скоростные, скажем так. Нам уже все известно о вашей беде. Боже! – Доктор схватился за голову. – В каком вы виде? Как же вы добрались? Да вы просто герой, не зря мы поставили на вас…

Боровикову вдруг сделалось неимоверно жалко себя.

Да! Он лишился всего – усадьбы, старинного друга, чаепитий на закате…

Доктор умел прочувствовать настроение пациента и даже прочесть нехитрые мысли – в известном приближении.

– Все поправимо, – ободряюще улыбнулся Афиногенов. – У вас еще все впереди. Да вы весь изранены? А ну, живенько отправляемся в душ и на санобработку…

– Всюду вы, – пробормотал Боровиков. – Как так получается?

– Положение обязывает, Касьян Михайлович.

* * *

Уже обмытый, согретый, необычно легко накормленный и напоенный, депутат слушал Афиногенова.

Они находились в не особенно шикарном подвальном помещении, где, впрочем, можно было жизнь прожить и ни разу не пожаловаться. И не засветиться. Кто тут есть? Никого.

– А вот ваше положение, Касьян Михайлович, – говорил Афиногенов, – достаточно сложное… Вас уже всюду ищут. Кое-кто уже вякает о лишении вас депутатской неприкосновенности…

– А этого они не хотят? – осмелевший Боровиков выставил дулю.

– Да мы и не допустим, не переживайте.

– Это все я с чертовыми баками и акцией, – посетовал тот. – Ляпнул, не подумав. Мне кажется, что черт с ними, с полетами…

– Разумеется. Именно так. В известном смысле это был отвлекающий маневр. Запасной вариант. Ну, вышли бы они на этих летчиков – что дальше? Предотвращен теракт? Или он набирает обороты?

Теракт?

Это слово неприятно резануло слух Боровикова.

Свои намерения он не считал терактом – напротив, в свободное от сверхценных идей время, всячески боролся в Думе с терроризмом.

– Теракт, – неожиданно сухо повторил доктор. – И вы это отлично понимаете.

Боровиков молчал.

Афиногенов плеснул себе мартини и продолжил:

– На нем-то нам и предстоит сосредоточить все усилия. Кому открывать буровые? Не вам ли? Кто инициатор идеи?

Да, действительно, Касьян Михайлович все так себе и представлял. Торжественная речь, торжественный пуск… Первые алмазы… Первые панические сводки с юго-востока…

– Да уж трибуна сколочена, – усмехнулся Афиногенов.

Про себя Боровиков в который раз махнул рукой: теракт так теракт, раз иначе нельзя. Революции не делаются в белых перчатках. Штурм Зимнего и залп Авроры – тоже теракты.

Доктор Афиногенов вдруг озаботился:

– Как ваше самочувствие, Касьян Михайлович? Вы в принципе – в норме?

– Ну, кабы не переживания…

– Стресс…

– Да, кабы не он, так горы своротить могу.

– Ну а раз так, то нам с вами предстоит небольшой перелет.

Касьян Михайлович пожал плечами. Перелет так перелет. Мало, что ли, он налетал? Перелет на буровую – обычное дело.

Афиногенов будто прочел его мысли.

– Обычное-то оно обычное, товарищ депутат, но не на первом этапе. Однако давление у вас в норме, кардиограмма приличная… вес только зашкаливает. Предупреждал я вас!

Он шутливо погрозил Боровикову пальцем:

– Много кушать изволите!

– Вес, – растерянно повторил Касьян Михайлович. – А при чем здесь мой вес? До сих пор он мне не мешал летать…

– Именно что до сих пор. Потому что первый этап полета пройдет на дельтапланах. Вы увлекаетесь дельтапланеризмом, я угадал?

В голосе доктора теперь ощущалась неприкрытая издевка.

– Я вас не понимаю, – упавшим голосом отозвался Боровиков.

– А иначе никак. Все оцеплено, Касьян Михайлович. Все. Небо, земля и воздух. Муха не пролетит. А дельтаплан – пролетит. Вам известно, что здесь неподалеку располагается база дельтапланеристов?

Боровиков временно утратил дар речи.

– Мы тоже так рассудили, – весело заметил Афиногенов. – Ваши недруги никогда не подумают, что вы отважитесь на столь отчаянный поступок.

– Я не отважусь, – пробормотал тот, беря высокий слог.

– Придется отважиться, – уже серьезно возразил доктор. – Зря я вас, что ли, не откармливал тут разносолами? Их тут полно! Даже стратегическая тушенка. Кабы не полет, так вы бы сейчас наелись тут у меня от пуза, напились и придавили бы часиков восемь… – Он посмотрел на часы: – Нам выходить через полчаса. За это время постарайтесь собраться и успокоиться. Это не страшно и даже очень приятно. А в самом начале приятно щекочет нервы.

Ничего приятного в щекотании нервов Боровиков не находил. По ним и так уже прошлись граблями.

– Что же, – выдавил из себя депутат, – на дельтаплане – до буровой? Сто пятьдесят километров?

– Да вы никак и вправду повредились в уме? – Говоря это, Афиногенов ухмыльнулся. – Гораздо меньше. Несколько десятков километров – и вся история. Поймите: мы окажемся за пределами оцепления. Там нас будет ждать более удобное воздушное средство.

Касьян Михайлович помолчал еще.

– А про буровые… – вымолвил он наконец. – Про буровые они не знают?

Теперь Афиногенов уже помрачнел – против воли.

– Мы очень надеемся, что нет. Ваш Коротаев… ну, к нему будут приняты меры… Кое-какие уже приняты мною лично… Если и знают, то у них есть лишь гипотезы… этот гад клянется и божится, что файлы стерты. Но вы, Касьян Михайлович, не переживайте. Наш план в любом случае выгорит, вас не тронут, и вы на белом коне въедете в этот ваш град… как, кстати, вы думаете его назвать?

– Петербург, – мрачно ответил тот. – Санкт-Петербург.

– Что, простите?

– Что слышали. Санкт-Петербург. Город затопить, а название-то зачем менять?

– Ах, ну да, ну да, – Афиногенов замахал руками и по-балетному запрыгал. – Я все забываю об оригинальном ходе ваших мыслей, Касьян Михайлович. В общем, сидите, готовьтесь и ничего не бойтесь. Страшно только в первый раз, а трудно – первые сто лет…

* * *

То, что в дальнейшем пришлось пережить депутату Боровикову, он расценил как самое необычное, что происходило с ним в жизни. И самое ужасное.