Текст книги "Записки Джека-Потрошителя"

Энни Чэпман нашел Джон Дэвис, один из постояльцев миссис Ричардсон, который без пяти шесть вышел из дома через задний двор, где за час до него проходил и Джон Ричардсон. Энни была там; она лежала на спине, ее левая рука покоилась на груди, правая была вытянута вдоль тела, ноги согнуты в коленях и раздвинуты, юбка задралась выше колен. Лицо было повернуто на правую сторону, раздутый язык высовывался между зубов. Горло Энни было разрезано настолько глубоко, что голова оказалась почти отделенной от туловища.

Живот женщины был вскрыт, кишки вырезаны и брошены на землю возле ее левого плеча. Матка с верхней частью влагалища и две трети мочевого пузыря тоже были удалены, но убийца, очевидно, унес их с собой.

Джон Дэвис не сразу бросился за полицией. Сначала он вернулся в дом и хорошенько хлебнул бренди. Потом, разыскав кусок брезента, накрыл тело и только после этого отправился на поиски констебля, чтобы сообщить ему об убийстве. Эбберлайн его не осуждает, напротив, – по его мнению, мистер Дэвис проявил в данной ситуации достойную похвалы выдержку. На место происшествия немедленно прибыл инспектор Джозеф Чэндлер, который, в свою очередь, послал за полицейским хирургом.

Доктор Джордж Филлипс осмотрел труп в половине седьмого. К этому времени весть об убийстве уже разнеслась по окрестным улицам.

– Что вы скажете? – спрашивает Эбберлайн. – Похоже на то, что случилось на Бакс-роу?

– Не могу судить, – сухо отвечает Филлипс– Я не осматривал ту женщину.

– Она была жива, когда он начал резать?

– Я так не считаю, – следует ответ, – уверен, что он сначала задушил ее. По крайней мере она была в бессознательном состоянии. На это указывает раздувшееся лицо и высунутый язык. И вот что еще… – Он молчит мгновение, прежде чем продолжить – Я полагаю, что этот человек хорошо знаком с анатомией и практиковался в хирургии. Я понимаю, что это звучит чудовищно, но думаю, что это может быть врач.

Эбберлайн поднимает брови.

– И на каком основании вы делаете такой вывод?

– Человек без соответствующего образования и практики не смог бы сделать столь аккуратные надрезы. Он не задел прямую кишку и провел разрез низко, чтобы не задеть шейку матки. У меня большой опыт по части вскрытия, но я не уверен, что смог бы проделать все настолько аккуратно за столь короткое время.

Да, по мнению инспектора у неведомого убийцы было не больше пятнадцати минут, чтобы провести эту чудовищную операцию над убитой или умирающей женщиной. Доктор Филлипс полагает, что ему самому, чтобы выполнить все столь же чисто, потребовалось бы около часа.

Он также считает, что к моменту осмотра убитая была уже мертва, по меньшей мере, два часа. Это еще больше запутывает следствие. Энни Чэпман не могла быть убита в половине пятого, поскольку час спустя Элизабет Лонг видела ее разговаривающей на улице с каким-то джентльменом, по всей видимости клиентом. Кроме того, есть показания Джона Ричардсона, который не заметил ничего подозрительного во дворе, когда уходил на работу.

Существенное расхождение, причем гораздо более серьезное, чем в случае с Кадошем. Но и ему может быть найдено объяснение – тело лежало на холоде и быстро остыло. Филлипс, ознакомившись с доводами Эбберлайна, не очень охотно, но признает, что мог допустить ошибку. Решив этот вопрос, инспектор переходит к следующему:

– Орудие преступления?

– Нож, необычайно острый, тонкий и длинный. Шесть или восемь дюймов в длину.[10]10
  15–20 см.


[Закрыть] Возможно, даже длиннее. Я не думаю, что это обычный нож или кинжал. Не исключено, что речь идет о медицинском инструменте.

Убийца Энни Чэпман не только вырезал ее внутренности и разложил возле тела. Ее нехитрое имущество также лежало на земле. Возле ее ног были расческа и обрывок конверта, в котором она хранила две таблетки, полученные на днях в лазарете. Сами таблетки лежали отдельно рядом. Три металлических кольца были сорваны с пальца вместе с кожей, их нигде не нашли. Над головой – на заборе и ограде на высоте восемнадцати дюймов[11]11
  Около полуметра.


[Закрыть] – доктор Филлипс обнаружил кровавые пятна.

Как и следовало ожидать, обитатели дома № 29 ничего не слышали и не видели в эту ночь, а если и слышали, то не пожелали об этом вспоминать. Правда, несколько женщин, включая миссис Ричардсон, заявили, что на улице имела место какая-то ссора, но они не могли указать точное время.

Когда интерес к убийству стал очевиден и на Хэнбери-стрит стали прибывать любопытные, предприимчивая миссис Ричардсон начала брать деньги за осмотр двора, где все еще оставались кровавые пятна. В конце концов, она имела право на компенсацию за все, что ей пришлось перенести из-за этого убийства – полицию, допросы, зевак.

Никто из соседей не подумал бы осудить ее.

Тело Энни Чэпман было помещено в тот же морг, где до нее находились тела Марты Табрам и Полли Николе, – других мертвецких в Уайтчепеле просто не было. Как и в случае с Николе, смотритель морга Роберт Манн допустил промах, разрешив уборщицам из работного дома раздеть и обмыть тело до прибытия доктора Филлипса.

Последний приходит в морг после полудня и даже не находит слов, чтобы выразить свое негодование. Манн, в свою очередь, ссылается на начальство работного дома, которое отдало приказание позаботиться о теле. Все распоряжения Филлипса, отданные после того, как Чэпман привезли в морг, смотритель Манн проигнорировал. Филлипс смотрит в его честные глаза и обреченно машет рукой. Роберт Манн – далеко не первый и, увы, не последний дурак, с которым ему приходится сталкиваться по долгу службы. Сделать уже ничего нельзя – одежда Энни брошена в беспорядочную кучу возле стены морга. Согласно полицейской описи, сделанной в тот же день, на Энни было черное, до колен, пальто, черная юбка, пара лифчиков и две юбки, под одной из которых находился большой карман, крепившийся к талии веревочками. Подобно многим бродяжкам, не имевшим постоянного жилья, Энни Чэпман одевала на себя всю свою одежду и не оставляла вещей на хранение, справедливо опасаясь, что их могут стащить. Исключение составляла бутыль с каким-то лекарством, на которую Тимоти Донован наткнется позднее возле кровати № 29 в «Кроссингэме».

Во время вскрытия доктор Филлипс обнаруживает, что покойная страдала туберкулезом с поражением мозга.

– Судя по ранам, убийца – левша, – делает он вывод.

– Да, но остается возможность, что женщина стояла к нему спиной, и тогда картина меняется. Кроме того, это объясняет силу, с которой он рассек горло – до позвоночника, – комментирует Фредерик Эбберлайн, прибывший в морг почти одновременно с доктором и коронером Бакстером.

– В таком случае, женщина могла успеть закричать. Скорее всего, он использует удавку и сначала душит жертву! Пятна крови на заборе рядом с телом говорят нам о том, что жертву вначале уложили на землю. Это логично – в противном случае убийца оказался бы перепачкан в крови. След от удавки мы не увидели из-за обширной раны.

– Возможно, но задушить человека, даже женщину в состоянии алкогольного опьянения не так-то просто, – рассуждает Эбберлайн. – Жертва будет отчаянно сопротивляться и опять-таки может закричать. Убийца должен знать, как поместить удавку на шее, чтобы достичь мгновенного эффекта. Вы считаете, что этот человек владеет навыками как хирурга, так и профессионального душителя?

– Почему бы и нет?

– В Индии еще недавно существовала целая каста дорожных убийц – тугов, – сообщает вошедший в морг невысокий представительный мужчина. – Они убивали людей без различия каст, национальности и религии. Убивали, чтобы принести в жертву богине Кали, чей алтарь должен быть всегда обагрен свежей кровью. Может быть, наш убийца провел там некоторое время? Или он и вовсе индус из числа таких фанатиков?

Бакстер и Эбберлайн приветствуют бывшего начальника Уголовного департамента Джеймса Монро, чей авторитет среди сотрудников и после отставки остается непоколебимым. Монро прибыл, чтобы узнать о ходе расследования, и это никого не удивляет, ибо всем известно, что он и Роберт Андерсон – большие приятели.

Сам Андерсон восьмого августа – в день убийства – отбыл в Швейцарию. Сразу после назначения он заявил министру внутренних дел Мэтьюзу, что не сможет принять новые обязанности без месячного отпуска. Полиция столицы не была «обезглавлена», ибо в тот же день сэр Уоррен возвратился в Лондон. Тем не менее министр Генри Мэтьюз счел нужным подключить к расследованию (неофициально, конечно) Джеймса Монро, который в тот момент фактически не имел никакого отношения к полицейскому управлению.[12]12
  Во время отпуска Роберта Андерсона Департамент уголовных расследований возглавлял Александр Брюс, занимавшийся в основном, административной деятельностью и не принимавший участия в расследовании.


[Закрыть]

– Мне случалось разговаривать с одним из них, – Монро продолжает вспоминать о тугах, – перед тем как его повесили. Это был старик семидесяти лет, но все еще такой крепкий, что нам с трудом удалось его связать. Знаете, Эбберлайн, что особенно поразило меня в этом человеке? Глаза! У него были глаза святого! Иногда он снится мне по ночам… Но оставим воспоминания. Вам что-нибудь удалось выяснить, джентльмены?

Эбберлайн делится с ним имеющейся информацией, Уинн Бакстер при этом не преминет пожаловаться на отсутствие в Уайтчепеле нормального морга:

– Это место… Это не морг! Это просто конура, здесь нельзя держать тела. Доктора, вызванные для экспертизы, вынуждены работать в совершенно неприемлемых условиях!

– Трудно с вами не согласиться… – Монро прекрасно известно, что Уайтчепел более других районов нуждается в приличном морге, ибо нигде больше не происходит столько убийств, самоубийств и несчастных случаев.

– Вы же знаете, суды уже не раз направляли запросы в правительство, но все они остались без ответа, – напоминает он.

– Да, мне также хорошо известно, что некоторые лица в Уайтчепеле засылали в Министерство внутренних дел несколько предложений о назначении награды за информацию об убийце, но они были отклонены. Я знаю об этом не понаслышке, а из первых уст, и вы не представляете, что мне приходится выслушивать в последнее время. У меня создается впечатление, что Генри Мэтьюзу абсолютно плевать на то, что происходит здесь!

Монро воздерживается от комментариев. Уинн Бакстер напрасно зачислил его в оппозицию к Генри Мэтьюзу. Монро не самого высокого мнения об этом джентльмене, но критиковать его действия не намерен, хотя в глубине души и согласен с коронером.

– Как вы знаете, от меня в этом случае ничего не зависит, попробуйте обратиться к сэру Уоррену, хотя боюсь, что это ни к чему не приведет.

Личность Энни Чэпман была установлена с помощью Элизабет Лонг, и полиции не приходится рассылать людей с фотографиями покойной, как это было в случае с Полли Николе. Отпустив Лонг, Уинн Бакстер беседует в Институте трудящихся с Тимоти Донованом из «Кроссингэма», который также опознает тело Чэпман и сообщает подробности ночного разговора, после которого Энни отправилась на поиски денег. Донован смущен необходимостью давать показания. К тому же он чувствует, что выглядит теперь бесчувственным мерзавцем, толкнувшим Чэпман в руки убийцы. Но это ведь несправедливо! В самом деле, Тимоти Донован не виноват в том, что у потаскушки Энни не оказалось денег на постель, и ведь это не он перерезал ей горло на Хэнбери-стрит…

Покидая коронера, Донован вспоминает последние слова Энни Чэпман, которая посулила ему не больше двух месяцев жизни. Утром он дольше, чем обычно, смотрелся в зеркало – никаких следов болезни, он по-прежнему выглядит привлекательно и наверняка переживет еще сотню таких, как эта Чэпман. Тимоти Доновану двадцать девять, и у него нет никаких оснований беспокоиться за свое будущее.

Первого ноября того же 1888 года он умрет в Лондонской больнице от цирроза печени…

Донована перед столом коронера сменяет Эдуард Стэнли по кличке Пенсионер, который во время смерти Энни находился у себя дома на Оксфорд-стрит.

– Почему вы утверждаете, что получаете пенсию от военного ведомства? Вы никогда не служили в морской пехоте, вы всего лишь помощник каменщика… – Бакстер изучает лицо немолодого человека, который, как ему известно, пользуется в ночлежке «Кроссингэм» репутацией Казановы. Стэнли теряется, он никогда не думал, что его безобидная ложь выплывет наружу при таких чудовищных обстоятельствах.

Бакстер интересуется его отношениями с покойной – не было ли между ними ссор? Нет, конечно, они никогда не ссорились. Напротив, Стэнли всегда жалел Энни, которая незадолго до убийства жаловалась ему на Элизу Купер и показывала синяки на груди и лице. Неужели господа полицейские думают, что он мог сделать такое с бедняжкой Энни?

– Нет, не волнуйтесь, – Бакстер уже знает, что у Пенсионера есть алиби, да и на ночного убийцу он мало похож.

Впрочем, убийцу редко выдает внешность. Эдуард Стэнли стремительно спешит к выходу, а Бакстер остается наедине со своими мыслями. Как он выглядит, этот убийца? Элизабет Лонг дала очень приблизительное описание. По ее словам, у него было «темное лицо», коричневая шляпа, и выглядел он «как джентльмен». Что ж, вполне возможно! Среди обывателей до сих пор бытует мнение, что преступник должен обладать особой внешностью, свидетельствующей о его порочных наклонностях.

Уинн Бакстер, однако, знает, что преступник не обязательно должен выглядеть как мистер Хайд из новеллы Стивенсона. Нет, убийца вполне может быть элегантным джентльменом, более того: им может быть даже женщина! В 1860 году в Сомерсетшире юная девушка из обеспеченной семьи перерезала горло своему сводному трехлетнему брату, чтобы досадить отцу и мачехе. Тот случай закончился отставкой расследовавшего его детектива, который, к своему несчастью, сумел вычислить убийцу и навлек на себя гнев общественности. Обвинение, предъявленное юной прелестной леди, выглядело нелепым, и преступнице все сошло с рук (правда, спустя четыре года она сама признала вину).

Чем закончится нынешнее дело? У полиции нет свидетелей, за исключением Элизабет Лонг. Такие дела – сущий кошмар для следствия, ведь жертвы – случайные люди, и протянуть ниточку между ними и убийцей просто невозможно. Скорее всего, ни Энни Чэпман, ни Полли Николе, ни Марта Табрам сами не знали его имени.

– Имя, имя… Его имя!

– Да, что-нибудь броское, узнаваемое и, в то же время, не похожее на все, что было раньше!

Работа в Центральном агентстве новостей не сулит Томпсону широкой известности, в конце XIX века большинство журналистов не ставят подписи под своими материалами. Однако гонорары послужат отличной прибавкой к скудному содержанию, назначенному ему отцом. Сочинения молодого поэта произвели на Баллинга сильное впечатление, хотя он и не обещал помощи в их публикации.

– Хорошая статья подобна стихотворению, она должна быть лаконичной и вдобавок затрагивать тайные струны в душе читателя, – делится он своими мыслями с протеже.

В настоящий момент Томпсон по его поручению пытается подобрать имя безвестному убийце из Уайтчепела. Нет-нет – Фрэнсис Томпсон не претендует на лавры детектива, это не входит в условия его найма. Он всего лишь подыскивает псевдоним, под которым монстра следует представить широкой публике.

Мистер Хайд отпадает сразу. Томпсону кажется, что это безвкусно, да и, кроме того, Роберт Льюис Стивенсон вполне может затеять тяжбу. Нужно что-то короткое и звучное.

– Помните Скачущего Джека? – спрашивает он у Томаса Баллинга, который расположился в кресле напротив и крутит головой, разглядывая комнату поэта.

Услышав вопрос, Баллинг принимается кивать – еще бы ему не помнить Скачущего Джека!

Скачущий Джек был героем скандальных историй первой половины столетия. Этот странный человек нападал на одиноких прохожих, преимущественно женщин, и передвигался огромными прыжками, на которые обычные люди не способны. Легенды о Скачущем Джеке кочевали из уст в уста, время от времени сообщения о нем появлялись в газетах. Некоторые из свидетелей наделяли его поистине инфернальными чертами – один из них якобы видел, что глаза Джека горят оранжевым пламенем, а пальцы заканчиваются изогнутыми острыми когтями. Другой сообщал, что разглядел вышитую на его костюме золотом букву W. Неудивительно, что Скачущий Джек вскоре стал любимым героем бульварных историй, страшных рассказов и даже пьес. Один из романов, выходивший на протяжении года в недельных выпусках, изображал Скачущего Джека романтическим героем и защитником угнетенных.

– Джек… Джек… – Томпсон подбирает имя своему герою – тому, что бродит где-то сейчас в Ист-Энде. – Он убивает… Он потрошит… Может быть, Джек-Потрошитель, а? Джек-Потрошитель! Что скажете? – Томпсон поднимает глаза на своего маститого коллегу.

– Неплохо, старина! – Томас Баллинг ему по-приятельски подмигивает. – У вас прирожденный талант!

Прославленный корреспондент любит «заложить за воротник», его умиляет энтузиазм Томпсона, но сейчас он предпочел бы промочить горло, оставив проклятого убийцу на потом. У Фрэнсиса совершенно иное настроение:

– Честно говоря, просто не могу отвлечься от мыслей об этом человеке, – делится он, – если слово «человек» здесь вообще уместно. Думаю, я должен попытаться помочь… Помочь найти его! Даже если у меня ничего не выйдет, из этого можно будет сделать отличный материал!

Коллега вскидывает на него изумленный взор.

– И что же вы, во имя Господа, собираетесь сделать?

– Я думаю, – начинает объяснять Томпсон, – что следует начать с опроса свидетелей.

– Ну что за чепуха, мой милый?!

– Вовсе нет! – возражает горячо Фрэнсис– Этим занята половина журналистов в Лондоне. Да, я знаю, что полиция опросила всех, кого только могла, но вы же понимаете, что эти простые люди вряд ли были с ними до конца откровенны!

– Да, да! – усмехается Баллинг. – А вы полагаете, что вам удастся разговорить их, может быть – воззвать к их совести? Ошибаетесь, эти люди слишком хорошо знают, что, доверившись журналисту, они обрекут себя на долгие допросы в полиции. Вы представления не имеете, какая глубокая пропасть лежит между нами и людьми там, в Ист-Энде! Не думайте, что разница только в том, что некоторые из нас могут потратить за ужином больше денег, чем иной из них зарабатывает за месяц. Это совершенно иной мир. Несмотря на эту отповедь, Томпсон не смущается.

– Но я могу заплатить им, – говорит он.

– Это не поможет вам раздобыть достоверную информацию. Впрочем, если так хочется, идите и попытайте счастье в каком-нибудь пабе! Только не принимайте на веру все, что вам там скажут. Одни будут врать в надежде получить лишний шиллинг, а другие перескажут сплетни, в которых не будет ни слова истины. Я немного знаю этих людей, и мой опыт подсказывает, что вы напрасно потратите время. Не берите с собой слишком много денег, я не хочу, чтобы вас ограбили.

Пока Фрэнсис Томпсон постигает премудрости журналистики под руководством такого «монстра пера», как Баллинг, кое-кто в Лондоне тоже занят сочинительством.

– Черт знает, что это такое! – Эбберлайн и Монро изучают открытку, присланную из Уайтчепела инспектору Джозефу Чэндлеру, который был первым офицером, осматривавшим место убийства на Хэнбери-стрит. Имя инспектора Чэндлера оказалось в газетах, так что неудивительно, что неизвестный шутник выбрал его в качестве адресата. На открытке в карикатурном виде изображена убитая женщина с перерезанным горлом, лежащая в луже крови.

«Я забрал кое-что на память из ее потрохов. Еще мне понравились ее кольца – они сейчас у меня на столе. Потом я вернулся и смотрел с остальными, как еы увозите тело. Это было восхитительно – слышать, как вы обсуждаете меня и мою работу. Попробуйте вычислить меня в следующий раз. Должен сказать, что знакомые считают меня милым и обаятельным джентльменом».

– Чья-то злая шутка?! Здесь не сказано ничего, о чем нельзя было узнать из газет, – Эбберлайн держит открытку за уголок, словно боясь испачкаться.

– Боюсь, это только начало! констатирует Джеймс Монро. – И не думаю, что это написал убийца. Скорее всего, один из тех сумасшедших, что с радостью берут на себя чужие преступления, зная, что отвечать за них все равно не придется.

Эбберлайн отправляет открытку в свою папку. Собственно говоря, не имеет значения, отправил ее настоящий убийца или нет. Британская криминалистика в 1888 году еще не позволяет извлечь из нее что-либо полезное для следствия.

Еще в бытность Джеймса Монро главой полиции Калькутты, генеральный инспектор тюрем Бенгалии сообщал ему о странном человеке, колониальном чиновнике Уильяме Хершеле. Этот Хершел прислал бенгальскому инспектору письмо, где объяснял, что отпечатки пальцев разных людей отличаются, и что это можно использовать в практических целях.

Уильям Хершел был одним из первых европейцев, задумавшихся над возможностями дактилоскопии (в Китае отпечатки пальцев издавна применялись в качестве подписи), но инспектор тюрем, к которому он обратился, счел предложение болезненной фантазией. Точно так же воспринял его и Джеймс Монро. В 1880 году в английском журнале «Природа» об отпечатках пальцев писал доктор Фолдс, сумевший с их помощью доказать в Японии невиновность человека, обвинявшегося в воровстве. Впоследствии в тот же журнал писал и Уильям Хершел, отстаивая свое первенство, и, в конце концов, его исследования привлекли Фрэнсиса Гальтона, антрополога, психолога и будущего отца дактилоскопии.

В мае 1888 года, всего за несколько месяцев до убийств в Уайтчепеле, Гальтон выступает с докладом, где упоминает об отпечатках пальцев, как о более точной и перспективной системе идентификации личности по сравнению с антропометрией – системой, разработанной знаменитым Альфонсом Бертильоном.[13]13
  Эта система, так называемый «бертильонаж», вошла в практику полиции в разных странах, включая Британию, в конце XIX века и была основана на точном обмере тела арестованных преступников. Зарегистрированные данные облегчали идентификацию в случае повторного ареста.


[Закрыть]

Однако дактилоскопия будет внедрена в практику Скотленд-Ярда только семь лет спустя, в 1895 году. А пока что наука ничем не может помочь инспектору Эбберлайну в его поисках.