Текст книги "Девушка на скамейке"

III

Эти слова по сей день вызывают у меня дрожь; первобытную, животную дрожь. Она просачивается через тело, довольно быстро разжигая внутри пожар страха и отчаяния.

Что может быть страшней надвигающейся разъярённой толпы? Когда люди, с которыми живёшь бок о бок восемнадцать лет, бегут, не видя ничего вокруг, на тебя; они жаждут крови. Я не могу сказать точно, что чувствовал. Какое-то безумное смешение красок настроений и эмоций; вкупе с ужасом это создавало невообразимый, захватывающий симбиоз. Я помню, что заперся в доме; но затем понял, что дверь не становит толпу. Я побежал наверх и укрылся в комнате на втором этаже. Дождь отстукивал по окну тихую молитву; я понимал, что эта мелодия, скорее всего, превратится в мой requiem. Я спрятался в платяном шкафу, и сквозь стук сердца мог слышать громкие шаги поднимающихся по лестнице. Чёрт возьми, с того момента прошло десятилетие, но я помню каждое слово своей молитвы!..

А теперь я подошёл к месту в моём вынужденном повествовании, которое стало самым позорным в моей биографии. Я понимаю, что был вынужден вновь использовать топорик, который так и держал в руке; я защищал свою жизнь. Но когда я вспоминаю, как выскочил из шкафа и от отчаяния бросился на ближайшего ко мне человека, на глаза мне наворачиваются слёзы. Слава Богу, подробности мой разум выбросил. Также я не помню, как очутился под тёмным, дождливым небом – скорее всего, мне пришлось прыгать из окна; благо, этаж был лишь вторым, а под окном у меня рвазбит сад с мягкой почвой.

Бежал я к дяде; погони, кажется, не было. Наверное, тьма помешала моим преследователям. Тогда я ещё не понимал, почему из-за моего убийства той твари на меня ополчился весь Норсвуд; меня волновало больше то, как дядя и тётка встретят меня. Я решил рассказать им всю правду – возможно, они тоже захотят убить меня.

Становилось всё темнее; близилась ночь. Дождь уже перестал, но тучи до сих пор давили на меня сверху, и наблюдали – выживу я или нет? За этими молчаливыми ставками скрывался жесточайший вопрос жизни и смерти, который сейчас следовал за мной по пятам; я мчал так быстро, как только мог; словно земля полыхала у меня под ногами оранжевым пламенем.

При виде дядиного дома сердце ёкнуло у меня в груди. Я прекрасно понимал, что меня, может, убьют мои же родственники, а может, они выдадут меня толпе… так или иначе, у меня нет другой надежды на спасение.

Теперь я понимаю, насколько нелеп, жалок и одновременно страшен был мой вид, когда я, мокрый и окровавленный, ворвался к дяде в прихожую, чуть не доведя до инфаркта его жену. Сейчас мне хочется улыбнуться, вспоминая, как я взахлёб рассказывал изумлённому дяде о произошедшем; я очень хочу и просто жажду улыбнуться – но не могу выдавить из себя ничего другого, кроме грустной усмешки. Ведь воспоминания о событиях слишком свежи, чтобы их можно было скрасить или разрядить улыбкой… Господи, как же я хочу избавиться от этих мучений! Я не могу забыть и никогда не забуду того вечера! Лишь надгробная плита с сухой эпитафией «Вечная память ему и царство Божие» сумеет оторвать мою душу от цепких лап самых ужасных в мире воспоминаний; излечится и рассудок мой, и сердце моё; когда я умру, я наконец обрету покой…

Но, к сожалению, рассказ мой ещё долог; если я его начал, то должен и закончить… Помню, дядя перебил меня, дав табурет и предложив выпить. Я заключил, что здесь буду в относительной безопасности (по крайней мере, дядя и тётка меня не тронут), и после глотка славного бренди продолжил, спокойно и рассудительно расставив акценты.

Внимательно выслушав, дядя подумал минуту, провёл рукой по бороде (он всегда так делает, когда находится в глубоком размышлении) и приказал жене дать мне мыла и горячей воды, чтобы попытаться хоть как-то отмыть кровавые следы. Затем дядя выдал мне комплект своей одежды, ибо моя уже безнадёжно прокисла и пропиталась кровью. Дядя предположил, что толпа, скорее всего, направляется к его дому, потому что большинство жителей этого района знает о наших родственных отношениях. Также он заметил, что если всплывёт факт укрывания меня, то погибнут все – и он, дядя, и его жена, и естественно я. Такая быстрота заключения выводов поразила меня; я поинтересовался в дядиной осведомлённости. Оказалось, он знает причины такой животной ярости по отношению ко мне.

Норсвуд уже очень давно обрастал различными мифами и поверьями; к одной из такой «городских легенд» относится и сказание о культе «Пяти псов». Это сказание передавалось из поколения в поколение, от человека к человеку, и я буду первый, кто изложит его на бумаге.

Согласно преданию, в Норсвуде существует тайный культ. Когда-то давно члены этого культа попытались вызвать самого Сатану из Преисподней. Их попытка, разумеется, не увенчалась успехом, а в ответ Дьявол разгневался и наслал на Норсвуд проклятие. «Отныне, – гласил Падший ангел, – и вовеки вечные, каждую пятницу в тринадцатый день, будет появляться в городе стая из Пяти адских псов. Члены тайного культа, приносящие мне жертвоприношения, должны будут возложить на алтарь младую плоть и кровь женского пола, и будут Пять псов пожирать сию плоть и пить сию кровь. Но если жертвоприношение не состоится или будет убит один из Псов, виновный должен нести тяжкую участь…» С тех пор, якобы, существует культ «Пяти псов», который каждую пятницу тринадцатого совершает ритуальное убийство маленькой девочки и скармливает её тело «адским псам».

Я был поражён, когда услышал эту легенду. Я помню, что больше всего меня потрясло то невероятное совпадение мифа и того, что я видел. Ди и миф ли это? Очень сомневаюсь… Тогда, десять лет назад, я и убедился в правдивости всех так называемых «поверий». Я своими глазами видел Пять адских псов, видел тело маленькой девочки, видел и слышал, как твари пожирают её… Убийство одного из псов навлекло на меня невероятный гнев, наверное, половины Норсвуда. Совокупность всех этих событий полностью повторяла каждое слово той несчастной легенды! Помню, тогда я ещё подумал, что для полной картины не хватает только Дьявола, но я бы ничуть не удивился, если пришлось бы с ним встретиться…

Рассказав историю, дядя ещё долго наблюдал за моими глазами; наверняка он пытался уследить мои чувства до малейшей детали. Из моей памяти уже выпал тот момент, и я не помню подробностей своих ощущений, а уж тем более реакцию на услышанное, кроме потрясения. Но я до сих пор отчётливо слышу тот глухой и страшный стук, обрушившийся на дверь дядиного дома; я помню ужас в глазах тёти, я помню, как дядя резко сказал жене, чтобы она спрятала меня наверху…

Как я уже говорил, мой разум, к огромному счастью, выбросил из памяти подробности. Поэтому я продолжу с того момента, как сидел на кровати в тёмной комнате, обхватив голову руками и не зная, что делать дальше; я просто не имел понятия, что же можно придумать, каким же образом избавиться от всех этих смертельных ужасов, обрушившихся на меня. Страх и отчаяние накрыли меня с головой, и сколько бы я не пытался выбраться из-под этого тёмного савана, принадлежащему Королю Царства Ужасов, все усилия пропадали втуне. Пучина поглотила тогда мой рассудок… я не помню, плакал ли в той комнате, когда внизу происходило неизвестно что… я прекрасно вижу птицу, севшую на ветку за окном, и по прошествии десяти лет. Как же тогда я хотел стать этой птицей! Я бы вспорхнул и улетел подальше от Норсвуда, от этого треклятого культа, от уродливых тварей, созданных Дьяволом!

Дверь в комнату тихо отворилась. Я буквально вскочил на кровати; несмотря на то, что через секунду в проёме появился не кто иной, как мой дядя, я уже приготовился пасть от человеческого безумия и жестокости… Дядя сказал только три слова: «Пора убираться отсюда»…

IV

Мы вышли из дома, когда была уже ночь. Тёмные тучи рассеялись, и ничто больше не мешало видеть скопление ярких точек над головой, чьё представление никогда не сорвётся. Что бы не происходило, какие повороты жизни не подкидывала бы нам судьба, звёзды будут продолжать светить, и это вечный закон.

Я помню, с каким страхом забрался в карету; дядя, накинув чёрный плащ, сел за вожжи. Стоило мне захлопнуть дверцу, как кони понесли с бешеной скоростью.

В моей памяти отлично отложился весь путь. Тусклые отблески керосиновых ламп мелькали в окнах мрачных домов. От всей безликой массы чёрных построек, мимо которых мы мчались, веяло чем-то ужасающим. Я съёжился на сидении и думал о будущем, и будет ли оно вообще… то, что я сбегу из Норсвуда, уже было вне сомнений. Но моя судьба?

Теперь, вспоминая эти события… я понимаю, что мне очень повезло. Повезло, что я убрался из города, повезло, что я больше не встречался со Стаей… И я вижу, что мог не тревожиться насчёт своей дальнейшей судьбы. В Лондоне я неплохо устроился, и впоследствии старался забыть всё произошедшее со мной в Норсвуде. Однако каждую пятницу тринадцатого я не нахожу себе места, зная, что сейчас где-то сжирают девочку – очередную жертву проклятия…

Пожалуй, я не буду углубляться в подробности выезда из города. Скажу лишь, что вздохнуть спокойно я смог только тогда, когда карета пересекла черту Лондона. Поначалу было тяжело; но дядя подвозил мне в гостиницу мои вещи, а также давал деньги. Вскоре я сумел поступить в университет, и моя жизнь пошла в гору.

Что ж, уважаемый читатель. Я посвятил тебя в мой побег из Норсвуда… в самую страшную и одновременно позорную страницу биографии. Судить только тебе, читатель. В глубинах моего разума и рассудка, если они ещё остались, скрывается то, о чём я рассказал. Не знаю, вырвется ли это наружу, станет ли достоянием общественности – так или иначе, я уверен, что после той ночи в моих глазах навсегда остались запечатлёнными адские, воистину адские муки. За несколько часов я пережил столько эмоций, сколько, наверное, у простого англичанина не наберётся и за всю жизнь. Но пусть Господь хранит людей от такого…

Но я тем временем уже подъехал к дядиному дому. Волнение захлестнуло меня; ведь я не видел дядю десять лет! Жаль, что нам пришлось увидеться лишь при таком грустном обстоятельстве – смерть его жены…

Я заплатил шофёру и попрощался, стараясь не встречаться с ним взглядом. Автомобиль медленно уехал, мягко шурша колёсами по мостовой. Я окинул взглядом крыльцо – старая деревянная терраска почти развалилась. Фасад дома стал будто ещё мрачнее – зашторенные окна обрамлялись чёрным потрескавшимся кирпичом…

Вдруг я услышал нечеловеческий вопль. Он доносился из дома… Бросив свои свёртки, я бросился на помощь. К удивлению, дверь оказалась приоткрыта. Ворвавшись в прихожую, я первым делом заметил тело тёти, лежащее на столе. Перекрестившись, я ринулся наверх, к источнику крика.

То, что я увидел в спальне наверху, заставило меня замереть на месте в ужасе. Дядя распластался на полу – он был буквально разорван. Над трупом склонилась… один из Пяти адских псов! Господи! Но я был не один…

Молодой человек лет двадцати. Приятная аккуратная внешность, очки с круглыми линзами, серый деловой костюм. Сомнений не осталось – Карл МакРид сидел сейчас на кровати передо мной, внимательно наблюдая за Псом… затем он заметил меня. «А вот и ты! – медленно произнёс Карл. Я не мог и шевельнуться от шока, – знаешь, смерть твоей тётушки – это отличный повод заманить тебя в Норсвуд. Найти тебя в поезде, кстати, было тяжело. Но хорошо, ты уже здесь».

Я услышал, как дверь позади меня тихо закрылась… что он собирается делать, чёрт возьми?!

«Наконец мы, дети Пяти псов, можем отомстить…»

Существо при этих словах встрепенулось и подняло свои кровавые глаза на меня. Рык перерос в гром… Дверь! Скорее бежать!!

Заперто!! ЗАПЕРТО!!!