Текст книги "Там, где цветет саксаул"

Дмитрий Чурилов
Там, где цветет саксаул

© Чурилов Д. П., 2020

* * *

Глава № 1. Почтово-багажный Ташкент – Красноводск

Встречный ветер движущегося почтово-багажного поезда Ташкент – Красноводск ничуть не освежал и не охлаждал высунутые в открытую форточку руки или голову, как это бы происходило в центральной полосе России, внутри вагона некуда было деться от горячего воздуха, стоявшего плотной стеной, кондиционеры и какая-либо вентиляция не работали, пот тонкими струйками стекал под рубашкой, периодически выступая на лбу и лице Романа, сидевшего на второй полке купейного вагона.

Купейный вагон с окрашенными в тёмно-синий цвет облезлыми стенами создавал мрачное, неопрятное впечатление. Плохо выметенный пол купе и коридора вагона не был выстелен дорожкой и ковриками, настолько привычными в других поездах, движущихся на всей территории страны.

Пассажиров в предпоследнем купе вагона было всего двое – Роман и старый туркмен, каких обычно называют «бабаями», что в переводе означает дед, аксакал в этих краях, который занимал нижнюю полку, периодически соскакивал на пол и, подстелив коврик, молился, что-то шепча и перебирая чётки.

Роман в случае, когда надо было выйти из купе, спустившись вниз, всё время боялся наступить старику на спину. Они ехали так уже почти сутки с самого Ташкента. Сначала в вагоне их было всего двое, только потом он заполнился по ходу движения. Крайнее купе с отверстием, проделанным в сторону туалета, размером с трёхкопеечную монету было до сих пор свободно и было предназначено, наверное, для каких-то специальных пассажиров, так как порядок посадки и распределения мест определял толстый туркмен-проводник. Роман, проживший уже больше недели в Ташкенте, понемногу начал привыкать к порядкам, существующим в Средней Азии советского периода восьмидесятых годов.

В конце июля после выпуска из высшего военного авиационного училища и последующего за ним летнего отпуска лейтенантам Сергею Варламову и Роману Погодину следовало прибыть в штаб воздушной армии Туркестанского округа.

Погодин вылетел из Домодедовского аэропорта и рейсовым самолётом Ил-86 с просторными сиденьями в три ряда за три часа долетел до аэропорта Ташкента, когда стюардесса уже в час ночи объявила, что за бортом плюс тридцать пять градусов. Сошедший по трапу Роман почувствовал себя в финской парной, нагретый от бетона и работающих двигателей самолёта воздух достигал наверняка пятидесяти градусов.

Потом с лейтенантом-попутчиком, сняв галстуки, бесконечно пили газводу из автоматов и, поселившись в аэропортовской гостинице, пытались уснуть, периодически поливая простыни водой из-под крана. Утром, согласно предписания, надо было явиться в штаб для доклада о прибытии к новому месту службы. Есть не хотелось, но встретивший их капитан, по-дружески посоветовавший надеть галстуки, предупредил, что если они сейчас не перекусят, то днём тем более не захотят есть из-за жары. Роман вместе с попутчиком и капитаном, летевшим из Афганистана в Союз на побывку, заказали по порции горячих и сочных люля-кебабов, пересыпанных сверху луком, и по пиале зелёного чая.

Потом была поездка в штаб округа, куда он приехал вместе с лейтенантом-попутчиком к восьми утра, но, не увидев голубого канта на форме других, таких же молодых офицеров, он понял, что попал не туда. В бюро пропусков Роману объяснили, куда ехать, и только к обеду он оказался в нужном районе Ташкента, расположенном совсем на другом конце большого города.

Когда, уже побывав на первом собеседовании, Роман вышел с территории штаба и издалека увидел большого человека в насквозь промокшей офицерской рубашке с погонами лейтенанта, он сразу же узнал своего друга, которого не видел чуть больше месяца.

Сергей Васильевич Варламов, прозванный по-дружески на курсе Ломом за своё богатырское телосложение и весёлый добродушный нрав, был профессиональным спортсменом, имел звание кандидата в мастера спорта по вольной и греко-римской борьбе в тяжёлом весе, вопроса о месте службы для него не существовало. На собеседовании, проводимом по выпуску из училища, он без колебаний назвал Афганистан.

В зону боевых действий на территории государства, граничащего с Узбекистаном, офицеров направляли из Туркестанского округа, пересыльный пункт для отправки туда находился около штаба воздушной армии.

Лом приехал на два дня раньше Романа, проживал в двухместном номере заводской гостиницы от Антоновского авиазавода, знал, где можно в Ташкенте искупаться, вкусно пообедать и купить хороших недорогих фруктов, которые в изобилии продавались чуть ли не на каждом шагу.

Друзья, не раздумывая, купили винограда без косточек, продолговатую дыню, сочных персиков и поехали на Комсомольское озеро с мутной от песка, как и во всех среднеазиатских водоёмах, но прохладной и освежающей водой. Искупавшись и полакомившись экзотическими фруктами, Роман с Ломом поехали в ресторан, размещавшийся в центре города на первом этаже одного из современных высотных зданий города.

После разрушительного землетрясения 1966 года через двадцать лет Ташкент фактически был выстроен заново и в 1985 году представлял собой каскад современных красивейших высотных зданий в центре города, выдерживающих двенадцати бальное землетрясение и одноэтажных, убогих построек на его окраине. В таком нелепом сочетании роскоши и бедноты жители города обвиняли прежнего руководителя Узбекской ССР Шарафа Рашидова, олицетворявшего коррупцию и кумовство в застойные брежневские времена, впоследствии приведшие к краху и развалу Советского Союза.

Просторное с хорошей меблировкой помещение удачно вписалось в архитектуру здания, одетые в национальные узбекские костюмы официанты приветливо выслушивали заказ, но при просьбе принести алкоголь отказывали наотрез: шёл июль 1985 года, антиалкогольный курс Михаила Сергеевича Горбачёва набирал обороты, водка и вино практически нигде не продавались, антиалкогольные свадьбы, банкеты и другие увеселительные мероприятия с боржоми и лимонадом, столь несвойственные русским людям, широко освещались в прессе и на телевидении в угоду руководству страны.

Лейтенанты, посетовавшие на новые порядки, пожалели, что приехали в форме, потому что по виду, с которым им отказывали в алкоголе, они поняли, что Ташкент – это всё-таки не Россия, и чайничек с горячительными напитками им бы принесли, имей они менее официальный вид.

Поужинав узбекскими шашлыками и безалкогольной пепси-колой, они поехали в гостиницу, особенностью которой были спартанские условия. Кондиционеры в номерах отсутствовали при том, что даже ночью летом температура в городе не опускалась ниже плюс тридцати пяти градусов. Отсутствовали в номерах какие-нибудь столики, шкафы для одежды. Мебель комнатки, какую снимал Сергей, состояла из двух коек-«полуторок», двух прикроватных тумбочек и стоячей вешалки.

Спать ночью было невыносимо жарко, выспаться было практически невозможно, но все эти неудобства компенсировались невысокой платой и удобным расположением гостиницы.

Романа с Сергеем это устраивало, они надеялись, что это максимум на двое-трое суток.

Варламов получил распределение на следующий день после приезда Романа в Ташкент, его назначили вместо Афганистана в город Карши командиром учебного взвода школы младших авиационных специалистов, по сравнению с другими вакансиями должность считалась блатной (1). Карши в то время считался одним из самых современных городов Узбекистана.

Роман просидел в Ташкенте больше недели, ему никак не могли подобрать должность. Штабной офицер, учитывая существующий в войсках дефицит таких специалистов, подбирал для Погодина должность инженера по электрогазовой техники. Сначала офицера хотели направить в Тузель, «придворный» аэродром Туркестанского округа, но там вакансию надо было ждать чуть ли не полгода и всё это время находиться за штатом. Роман тогда ещё не понимал к чему это может привести, только потом, намного позднее, уже к окончанию службы понял, когда не досчитался к общему стажу прослуженных льготных дней и месяцев.

В начале августа Погодину выдали предписание, определив ему место службы в пограничной зоне с Ираном, посёлке Ак-Тепе.

Ак-Тепе, в переводе с Туркменского «Белая гора», находился в двадцати километрах от Ашхабада, добраться до него можно было поездом, так Роман и оказался в почтово-багажном поезде Ташкент – Красноводск, идущим на запад к Каспийскому морю.

Скорые поезда делали остановку только на больших станциях, а почтово-багажный кланялся каждому столбу, развозив почту и багаж в пристанционные узбекские кишлаки и туркменские аулы, останавливаясь на всех маленьких станциях и полустанках.

В Каракумах полустанки часто состояли всего из одной или двух юрт (2), поставленных прямо на песок около железной дороги, рядом с ними дымили тындыры (3), бегали и игрались в песке чумазые голые дети, за которыми, как казалось, никто не присматривал.

Позади юрт стояли двугорбые верблюды, задрав морду и переминая что-то своими толстыми губами, они внимательно смотрели на подошедший поезд. Почтальоны пустыни, подумал Роман, смотревший на них из окна своего купе, наверняка их пригнали сюда за багажом, который они понесут дальше на своих горбах вглубь пустыни.

Однажды Погодин случайно стал свидетелем интересного случая. Во время обеда в вагон-ресторане, куда он пошёл съесть украинского борща после успевших надоесть острых узбекских блюд, поезд вдруг остановился в степной местности, поросшей невысокой зелёной травкой, какое либо строение, свидетельствующее о наличие станции или полустанка, отсутствовало.

Как только поезд остановился, официант нырнул в тамбур и, по всей видимости, открыл дверь вагона, опустив тамбурную лестницу. Роман с интересом наблюдал. Через некоторое время по лестнице кто-то поднялся, и в вагон вошёл высокий человек с коричневым от загара, выдубленным на ветру лицом. На вид ему был около шестидесяти лет, одет он был в стёганый восточный прокопчённый халат светло-синего цвета с едва просвечивающим через налёт копоти золотистым национальным рисунком, брюки-шаровары, зауженные книзу и заправленные в сапоги из толстой, но мягкой кожи, на голове этого человека была непривычная в этих местах тюбетейка, а высокая каракулевая папаха, никак не сочетавшаяся с жарой под сорок градусов на улице.

Как потом понял Роман, это был чабан, представитель одной из древнейших и почётных профессий в Средней Азии, связанной с чрезвычайными трудностями. Чабаны годами в любую погоду, днём и ночью пасут овец, численность которых исчисляется сотнями, а то и тысячами, их домом является степь, одеялом и подушкой – халат с папахой, питаются они бараньим мясом и родниковой водой. Каракулевые папахи, так присущие их костюмам, защищают их от жары, создавая микроклимат внутри и охлаждая голову.

Чабан останавливает поезд только в исключительных случаях, иногда для пополнения запасов еды, в основном хлеба.

Не успел пастух сделать и двух шагов, пройдя в вагон, как к нему подскочил повар с рюмкой водки и лавашем на подносе. Чабан залпом опрокинул стопку, вытер рукавом халата губы, что-то сказал на узбекском языке, взял у официанта уже заранее приготовленную авоську с дюжиной буханок ржаного хлеба, развернулся, вышел из вагона и спустился по тамбурной лесенке, махнув рукой машинисту.

Почтово-багажный тронулся и, медленно набирая скорость, покатил дальше…

В начале второго дня пути проехали находящийся на границе Туркмении город Чарджоу и почти полуторакилометровый мост через Сырдарью. Сама река не так широка, но, несущая с собой тонны песка, постоянно заиливается и меняет русло. Паромная переправа, проходящая под железнодорожным мостом, должна иметь проходной фарватер, который углубляется постоянно работающими земснарядами-пескососами, поэтому пойма Сырдарьи в месте переправы достигает километровой ширины.

После Чарджоу началась пустыня – барханы, поросшие саксаулом, только в своём центре Каракумы имеют обширную зону Репетекского заповедника, где отсутствует растительность и вашему взору предстают горы чистого жёлтого песка с вьющейся на самом верхнем гребне барханов змееобразной дорожкой.

Впоследствии Роман узнал, что Репетекский песок ценится в строительстве очень высоко, триллионы кубометров лежат в загашнике пустыни, представляя собой несметные сокровища.

Песок оттуда вывозили тоннами, продавая по сто советских рублей за семикубовый самосвал. Сколько это составляет сегодня, трудно представить с учётом непрекращающейся инфляции, а тогда это была средняя месячная зарплата советского гражданина.

Из окна поезда, сколько хватает видимости, до самого горизонта песок, песок. Сколько пустынь на планете Земля! Из чего состоит планета – песок и его образования: глина, камни, известняк и другие породы, глубина плодородного слоя очень мала в сравнении с глубиной слоя таких образований. Откуда он взялся? Может быть, это отложения космической пыли, собранные за миллиарды лет, а почему она тогда на Земле жёлтая, а на Луне серая? Лучше, наверное, не думать об этом, это как философия: чем больше знаешь, тем больше хочется узнать, и так до бесконечности, а где сама бесконечность?..

Стало ещё жарче, вагон заполнялся пассажирами, но в купе, где ехал Роман со старым туркменом, никто не заселялся, наверное, из-за бабая, чтоб не мешали ему молиться, думал Роман.

Ночью почтово-багажный поезд прибыл в областной город Туркмении Мары, остановка была продолжительной. Забрав коврик и свой небольшой багаж, бабай сошёл с поезда, что-то выкрикнув на прощание. Погодин приветливо попрощался и пожелал ему хорошего пути, подумав, что ехали вместе почти двое суток.

Оставшись один, Роман залез на вторую полку и, пользуясь хоть какой-то ночной прохладой, тут же уснул. Проснулся он поздним утром, услышав внизу голоса, понял, что его купе заселили. На нижних полках сидели, негромко разговаривая, двое: русская женщина лет сорока и мужчина-туркмен примерно такого же возраста, одетый по-европейски. Увидев, что верхний пассажир проснулся, они приветливо поздоровались и пригласили вместе пить чай.

За чаем Роман узнал, что женщина едет из Бухарского санатория имени «Ситора и Мохи Хоса», известного на весь союз как лечебный центр почечных заболеваний, основным фактором которого являлся сухой жаркий Бухарский климат, заставляющий выводить жидкость из организма путём потовыделения, разгружая при этом деятельность почек, давая им отдых.

Мужчина оказался специалистом в области нефтедобычи и ехал в Красноводск с отпуска.

После обеда за окном через каждые десять, пятнадцать километров потянулись пограничные заставы, они находились от поезда на удалении не больше пяти километров, их белые домики контрастно выделялись на фоне появившихся вдали очертаний гор Иранского хребта.

Почтово-багажный поезд въехал в приграничную зону с Ираном, теперь при каждой остановке около выхода каждого вагона находился солдат-пограничник для контроля выхода и посадки пассажиров.

Роман, мучаясь от жары на своей полке, незаметно уснул. Когда он проснулся, уже вечерело, Людмила Ивановна, так звали женщину-попутчицу, сказала, что пока он спал, была пограничная и таможенная проверка, но его не стали будить и проверять, так как он был в офицерской форме.

Когда уже стемнело, проводник предупредил Погодина о подъезде к его станции, Роман решив уточнить, спросил:

– Ак-Тепе?

– Ёк, ёк, Ок-Тепе, – подтвердил туркмен, сделав ударение на букве о.

Через некоторое время Роман вышел из вагона с двумя чемоданами. На станции вокзала большими буквами светилось слово Г,ОкТепе. Как-то не так, подумал Роман, наверное, по-туркменски.

Было уже поздно, на станции почти никого не было, узнав, где гостиница, Погодин направился к недалеко стоящему домику и, увидев на освещённой террасе двух русских женщин, облегчённо вздохнул. У них он выяснил, что, оказывается, он приехал не в Ак-тепе, а в Геок-Тепе, по-туркменски «Зелёная гора», и до аэродрома ему ещё ехать двадцать километров, но сейчас уже поздно и никто не повезёт, поэтому лучше ему заночевать в гостинице, где он уже находился, а утром они его посадят на такси, и он доберётся до своего пункта назначения.

Он не стал возражать, заплатил и прошёл в свой номер, быстро разделся и лёг на кровать с чистыми белыми простынями, с наслаждением ощущая, что земля под ногами не движется, а стоит на месте. В комнате даже было прохладно, и Роман понял, что он наконец-то выспится. Он выключил свет и вытянулся на кровати, чувствуя, как его тело начинает расслабляться. Он уже почти заснул, когда почувствовал, что его кто-то укусил, потом ещё, ещё, и вдруг он почувствовал, что почти всё его тело подверглось нападению каких-то насекомых. Он со страхом вскочил и включил свет. Всё было тихо, никого не было видно, он выключил свет и лёг на постель, и всё повторилось опять, он опять вскочил и включил свет – никаких следов.

Он, конечно, догадался что это были клопы, которые никогда до этого его не кусали, он вспомнил, что они кусают только новеньких, своих не трогают.

Пришлось спать с включённым светом. Роме казалось, что он лежит и весь выкручивается, стараясь, чтобы полчища маленьких красных насекомых проползли мимо него, что он выгибает спину, а они ползут под ним, ему очень тяжело держать так спину и сейчас он опустится на них, а полчища всё ползут и ползут под ним нескончаемым потоком. Наконец он не выдерживает и опускает спину прямо на гадких насекомых. Он с хрустом мнёт их, и под спиной растекается красное пятно, каждое насекомое, жирное от крови, от его крови, которую они выпили из него, и теперь клопы ползут уже по животу, груди, направляясь к лицу.

Солнечный луч коснулся лица, и Роман проснулся, весь мокрый от холодного и липкого пота. Он лежал на кровати на белой и чистой простыне, начинался новый день. В комнате было солнечно и светло, все ночные страхи мгновенно улетучились вместе с этим явлением, только горящая люстра как-то неестественно выглядела при солнечном свете. Лейтенант мгновенно вскочил и выключил свет и ещё раз себя осмотрел. Всё было как обычно, никаких клопов, даже следов укусов не было видно. Тогда он с облегчением понял, что это всего лишь ужасный сон, на душе стало легко и свободно.

Погодин оперативно собрался и вышел из номера, было начало восьмого, но вчерашние хозяйки уже суетились и любезно предложили Роману чай и бутерброды. Он подумал, знают ли они про клопов, говорить им о том, как он провёл ночь, но они настолько радушно к нему относились, что у него язык не повернулся рассказать о ночном кошмаре.

Пока он завтракал, подъехало такси, чтобы отвезти его в Ак-Тепе. Покушав, Рома поблагодарил женщин, загрузил свои чемоданы в жигули шестой модели и, разместившись на правом от водителя сиденье, продолжил свой путь.

Если вчера из окна поезда он видел пустыню, то сегодня его взору представилась долина оазиса, хлопковые поля сменялись виноградниками и ламинариями, по обочинам дорог росли кустарники, сады встречающих по дороге аулов были засажены фруктовыми деревьями. Вдалеке виднелись красноватые горы, недаром Ашхабад и его окрестности считаются лучшим местом в Туркмении, здесь находились всесоюзные курорты: горный санаторий Фирюза, Копетдагское водохранилище с уникально чистой водой, Бахарденские пещеры с подземными озёрами пресной воды и много других мест, рассказывающих об архитектуре, истории и культурном наследии Туркменистана.

Закончились виноградники и лимонарии, местность сменилась на более дикую, у подножия гор появились арочные укрытия, на возвышенностях – антенны зенитчиков. Погодин понял, что подъезжали к аэродрому. Со стороны гор он увидел пару истребителей, заходивших на посадку, в полку шли полёты. Через четверть часа шестёрка остановилась около контрольно-пропускного пункта гарнизона.

Семь дней в штабе и ещё почти четыре в пути… Только через одиннадцать дней Роман прибыл к своему первому месту службы. Сколько придётся ему здесь служить, никто пока не знал, бывает так, что офицеры служат в одном гарнизоне по двадцать лет и более, а потом ещё остаются там дальше жить.

Глава № 2. Ханджар, Янтак и поросёнок в придачу

После всех процедур и военных формальностей, доклада о прибытии командиру части, представлении его офицерам на совещании и всему личному составу на построении Роман должен был приступить к исполнению обязанностей заместителя командира технической роты по технической части или просто зампотеха. Но должность была не вакантной, её занимал капитан Каика Анатолий Владимирович: в части планировались большое перемещение офицеров на другие должности, его назначили, как говорили в таких случаях, «на голову», недостатками такого положения является потеря в деньгах, а впоследствии и в выслуге лет.

Но тем не менее лейтенант Погодин Роман Андреевич должен был исполнять обязанности зампотеха роты отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения. Начальник автомобильной службы части капитан Болотов предложил молодому лейтенанту пока пожить в его двухкомнатной канцелярии в автопарке, главным преимуществом условий такого жилья был кондиционер, в офицерском общежитии они отсутствовали. Роман, ещё не знавший некоторых особенностей и не привыкший к комфорту, согласился, Болотов же убивал двух зайцев: он, пускай временно, но обеспечивал жильём офицера и одновременно имел постоянного ответственного в автопарке. Лейтенант тогда ещё этого не понимал, он ещё многого не знал и всё принимал за чистую монету.

Болотов, возглавлявший автомобильную службу, отвечал за всю деятельность автомобильного хозяйства части, косвенно и за деятельность подразделений, хотя командиры рот подчинялись напрямую командиру части, а Болотову – только в части, касающейся вопросов, связанных с готовностью автомобильной техники, но как-то было принято, что комбат часто спрашивал всё с него, так ему было проще управлять всей автослужбой сразу.

Очень часто Болотов перед окончанием рабочего дня, хотя в армии это понятие довольно сомнительное, послав предварительно гонца за водкой в город и за закуской в столовую, собирал весь коллектив автослужбы у себя в канцелярии, в которой проживал Роман. За столом, как правило, обсуждались всякие вопросы, но часто связанные со службой. Погодин водку не пил, но участие принимал по необходимости, поскольку некуда было деваться, но зато, слушая разговоры опытных, прослуживших в разных регионах страны офицеров, быстро улавливал особенности и проблемы службы в частях обеспечения авиации.

Роман, присутствуя на такого рода совещаниях, не забывал, как на инструктаже в штабе воздушной армии начальник тыла армии говорил им:

– Это Средняя Азия, много всякой заразы, поэтому ешьте острые блюда, почаще принимайте душ, обязательно мойте руки перед едой сами и заставляйте, чтобы мыли руки ваши солдаты, выпивайте периодически сто граммов водки, она убивает плохих микробов в организме.

И, следуя этой рекомендации, когда, как обычно, коллектив требовал, чтоб он тоже выпил, Роман опрокидывал стопочку.

Но ни советы старших, ни выполнение рекомендаций начальника тыла не спасли его от плохих микробов, и через неделю после его прибытия в часть у него началась акклиматизация, как здесь называли эту болезнь. Срок её у всех примерно одинаковый, три дня поноса с белым стулом, что-то кушать в этот период бесполезно, любая пища вызывает тошноту и понос, организм без еды слабеет, постоянно кружится голова, ощущаются тошнота и постоянные позывы к туалету.

Средство от болезни хоть и не сразу, но всё-таки нашлось при довольно необычных и даже странных обстоятельствах.

На второй день акклиматизации ему стало совсем плохо, он весь день пролежал на койке пластом во второй комнате канцелярии, Болотова не было, он с утра куда-то уехал по заданию командира, а Романа почему-то никто за весь день так и не хватился.

Сам он выйти не мог, при попытке подняться с койки его начинало мутить так, что он в бессилии валился обратно и впадал в забытье.

Весь день он ничего не ел, и к вечеру ему стало чуть лучше. Он решил, что сможет встать и выйти на улицу прогуляться. Была суббота, уже стемнело, и в автопарке никого не было, кроме наряда, находящегося в дежурке, размещённой в другом здании на выезде из парковой зоны.

Погодин с трудом поднял голову и сел, стараясь удержаться в таком положении. Подкатывала тошнота и сильно кружилась голова, в тёмной комнате он плохо видел, всё расплывалось перед глазами.

Чтобы включить свет, надо было встать, сделать два шага и дотянуться до выключателя, но, боясь упасть, Рома решил сначала накопить силы.

Вдруг он услышал, как дверь канцелярии в первую комнату открылась и кто-то тихо вошёл внутрь. Послышались осторожные тихие шаги, и через мгновенье он увидел в проёме открытой второй двери бабая, ехавшего с ним в одном купе на поезде из Ташкента.

Было темно, но Погодин различил, что бабай был без чёток, но в халате чабана и с чёрной мохнатой папахой в руках, на голове у него была тюбетейка.

– Как Вы здесь оказались? Вы же в Мары вышли, – чуть слышно проговорил Роман и повалился на койку, закрыв глаза.

Ему казалось, что он опять впал в забытье, но мозг работал чётко, он вспомнил, что понятие бабай, кроме старика и аксакала, имеет ещё значение злого ночного духа, нечисти, приходящей с мешком за людскими головами.

Значит, в руках у него не папаха, а мешок, пронеслось в голове у Погодина.

Он попытался открыть глаза, чтобы увидеть колдуна, но не мог разлепить враз отяжелевшие веки. Роман, пытаясь отстраниться от нечисти, беспомощно задвигался на скрипучей койке, но, услышав негромкий, хрипловатый и почему-то знакомый голос с явным туркменским акцентом, затих.

– Ох, командир, командир, совсем, совсем плохой, совсем, совсем больной, потерпи немного, поверни чуть сюда голову.

Он почувствовал на своей голове руки бабая, которые стали её поворачивать в сторону двери.

Что он, сволочь, делает, вампир, вурдалак, как он сюда попал, металось в голове Погодина. Он попытался сопротивляться, но руки бабая оказались не грубыми и холодными, а мягкими и добрыми, как у врача, который когда-то лечил его от воспаления лёгких в далёком детстве, и он послушно повернул голову, как тот хотел.

От его рук шло тепло и Рома почувствовал облегчение, тяжесть в голове, сжимающая и давящая на виски, стала отдаляться и затихать.

Погодин собрался с силами, открыл глаза и сел на кровати так резко, что пружины военной койки закачались, издавая скрипучие звуки.

В комнате горел свет, заставивший Романа тут же зажмуриться. Через мгновенье, открыв глаза, он увидел сидящего перед ним на корточках пожилого мужчину с коричневым от загара знакомым лицом. Это явно был не бабай с поезда.

На старике был синий в полоску халат, который он в темноте принял за чабанский, а на голове обычная тюбетейка, папахи в руках не было, но на полу стоял чёрный сосуд, напоминающий по форме кувшин.

Увидев, что Роман пришёл в себя, старик, повернув правую руку с оттопыренным к себе пальцем, сказал:

– Я Ханджар, плотник, автотэч (4) работаю.

Хрипловатый голос и сильный туркменский акцент сразу напомнили Погодину, где он его недавно видел.

Два дня назад он вместе с солдатами технической роты готовился к погрузке техники в ремонт, они искали деревянные колодки, оставшиеся от предыдущей разгрузки.

Безуспешно порыскав по боксам и кузовам стоящих на приколе машин (5), младший сержант Кушнир, вдруг спохватившись, сказал:

– Дед Ханджар нужен, он всё знает.

Два брата-молдаванина, близнецы Тимур и Никита, служившие в роте Погодина, понравились ему с первого дня знакомства: абсолютно одинаковые, различавшиеся только лычками (6) на погонах, они схватывали всё на лету, были исполнительными и вежливыми.

Все называли их только по именам, что нестандартно для армейского коллектива, называть их по фамилии было просто бесполезно, они тут же одновременно отзывались и вносили путаницу.

Тимур был на минуту старше брата, он был командиром отделения взвода специальных машин, но у Романа возникало ощущение, что ему специально присвоили звание младшего сержанта, чтобы как-то отличать их друг от друга. Они этой осенью увольнялись в запас и уже успели пригласить Погодина на свои свадьбы.

– Отец, когда мы родились, закопал бочку вина под вишней, а когда мы уходили в армию, сказал, откопаю на ваши свадьбы, когда вернётесь, – гордо рассказывал Тимур.

– А что, и у тебя невеста есть? – спросил Роман Никиту, стоящего рядом со своим братом.

– Конечно, – ответил за брата Тимур, – у него Дана, а у меня Лена, они нас два года ждали, все глаза выплакали, – делая серьёзное лицо, добавил он.

– Поживём – увидим, – смеясь, ответил тогда Роман.

Услышав команду сержанта, бойцы пошли в сторону автотэчи. Погодин тоже направился за ними. Он ещё не успел познакомиться со всеми работниками автопарка.

Возглавляемые Тимуром солдаты прошли через центральные ворота ремонтного бокса и, завернув налево, открыли дверь небольшого помещения.

На деревянном полу к ним спиной сидел человек в выгоревшей добела техничке (7), бывшей когда-то песочного цвета, и что-то делал, ловко орудуя топором. Услышав, что открылась дверь, он крутнулся на корточках и легко встал с пола без всякой опоры, в руках он держал топор и небольшой деревянный, уже сформированный под какую-то фигурку чурбачок.

Это и был Ханджар. На вид ему было за шестьдесят, глубокие морщины прорезали его загорелое лицо, седые волосы виднелись из-под лихо надвинутой на затылок тюбетейки, открывающей высокий лоб на приветливом, умном лице, из-под седых бровей на окружающих смотрели цепкие, тёмно-карие глаза, немного расплющенный нос и выразительные губы завершали его портрет. Рассматривая вошедших, он что-то жевал.

Он был невысокого роста и худощавого телосложения, что и объясняло лёгкий подъём с разворотом уже немолодого человека.

Ханджар, узнав Тимура, расплылся в улыбке, обнажив ровный ряд темноватых, но ровных зубов:

– Что тебе, Тимурка? – спросил он с сильным акцентом.

– Дедушка Ханджар, скажи, где у нас колодки, нам технику скоро грузить, – ответил младший сержант.

– На заднем дворике найдёте, – подсказал ему туркмен, он работал плотником и заведовал всем деревянным материалом в автопарке.

Солдаты ушли, а Погодин, зная, что они сами разберутся лучше него, что делать, остался, с интересом рассматривая чурбачок в руках старого туркмена.

– Что это будет? – спросил лейтенант, показывая рукой на деревяшку.

– Ложка, кушать, – ответил Ханджар.

– Покажи, как ты это делаешь, – попросил Погодин.

Романа это здорово заинтересовало. Его отец по специальности был столяром и тоже неплохо управлялся с топором, он видел как отец часто что-то мастерит, почти вся мебель в дедовом доме была сделана его руками, но такой ловкости работы топором в его руках он никогда не видел. Конечно, между столяром и плотником большая разница, плотник рубит дома, а столяр делает мебель, но профессии, казалось, схожие.