Текст книги "День скарабея"

Глава седьмая

Андрей Половод опять уснул. Карина, маясь бездельем, глядела в окно. Некоторое время, сказал Барин. Какое, нафиг, некоторое, действительно еще неделю, если не две, надо ждать, чтобы он смог на ноги подняться. А так он пока все равно что инвалид… Курить не разрешает в комнате, но пахан есть пахан, и слово взял. У параши курить уже глаза ест. В подъезд, что ли, выйти? Опасно. Хотя, не должна спалиться – если уж за столько дней никто не пришел, значит, хозяин – честный по жизни, не сдал и своим не позволил… Что это такое, я своим ушам не верю – Котел на кухне стихи вслух читает! Этой Наде, сеструхе жены хозяина. Надо же! А на вид – овца овцой. На задвижку бы зарубилась, что они уже сегодня сосаться начнут! Кстати, о задвижках – Сергей где-то просто улетный герыч надыбал. Без всякого фуфла, ни крошки глюкозы, просто шерсть! Вставляет по самое не могу. Поговорить бы с ним чисто так, может, скажет, где берет… Мужичонка он, видно, так себе, даром что деловой. Да и жена его пасет… Во, эти на кухне уже лапаются, сто пудов даю!

Карина тихонько выругалась, когда убедилась, что сигареты закончились. Она вывернула карманы висящей на стене куртки – есть еще одна пачка, только тоже пустая. У Павла должны быть…

Двое на кухне еще не «лапались», но Паша с довольным видом поглаживал Наде пальчики. Карина, достаточно зная своего подельника, могла бы поклясться, что ему сегодня ночью предстоит славное приключение. Джинсы вдруг стали тесными в бедрах, будто каким-то образом уменьшились на размер. Лифчик сдавил грудь. Кожа неожиданно обрела необычную чувствительность, словно после дозы; молодая женщина разом ощутила каждый шов своей одежды, все ее складки.

– Котел, дай сиграча, – низким голосом сказала Карина.

– Кончились, – ответил Павел. – Серега купить обещал.

Карина выругалась еще раз. Курить захотелось так, что аж зубы заскрипели. Сергей и Ирина не курят, да если бы и курили, брать без спроса у пустивших на хату – ничуть не лучше, чем крысятничать. Может, мальчишка ихний курит? Занятный паренек, надо сказать, сколько же ему лет? Пятнадцать, наверное, будет – по нашим понятиям, взрослый.

…Несколько капель духов со столика Ирины, как резонно рассудила налетчица, вряд ли можно будет расценить как крысятничество. Она протянула руку к флакону и посмотрела на себя в зеркало трюмо. И то, что увидела, ей совершенно не нравилась. На Карину угрюмо пялилась не очень уже молодая, плохо следящая за собой баба в кофточке далеко не первой свежести и грубых джинсах. Конечно, для какого-нибудь только что откинувшегося с зоны чухана и такое сойдет, но сейчас ей самой от себя стало противно. Нет, дальше опускаться никак нельзя.

Курить уже не хотелось. Зато вдруг вспомнилось, что в большой сумке рядом с долларами лежит легкое летнее платье, в которое ей по плану надо было переодеться после дела… Если бы оно завершилось чуть более удачно.

Барин, к счастью, был в глубокой отключке, иначе он стопудово бы полюбопытствовал, какого, собственно, хрена она лезет в сумку с хабаром? Паше, увлеченному Надеждой, до Карины сейчас интереса не было никакого… К сожалению, платье слегка помялось, и немного огорчало, что нет смены белья. Но это дела теперь не меняло. Зато в квартире есть горячая вода, а это уже хорошо.

…Из-за пледа, завесившего вход в чулан, доносился частый сухой стук. Человек, ближе знакомый с оргтехникой, сразу бы понял, что в помещении сидят за компьютером, и опытными пальцами набирают текст. Карина немного замешкалась, но секунду спустя отодвинула плед и заглянула внутрь.

– Привет, – с легкой улыбкой произнесла она.

Узкое пространство между внешней стеной квартиры и стенкой кухни освещалось только сине-зеленым светом, исходящим от монитора, развернутого задней стороной к входу. Почти все свободное пространство на стенах было занято большими плакатами с изображениями самолетов, танков и других боевых машин времен Второй мировой. Кроме компьютера, стоящего на простом столике, из предметов интерьера здесь находилась узкая кушетка и несколько полок с книгами. И, разумеется, небольшой вертящийся стул с высокой спинкой, на котором сидел юноша, недоуменно и не очень доброжелательно глядящий на вошедшую. Холодный электронный свет падал чуть снизу на его лицо, которое при таком освещении казалось принадлежащим мужчине лет двадцати с гаком.

– Привет, – настороженно ответил он.

– Ничего, что я без приглашения? – спросила Карина. В ее устах подобный вопрос был просто верхом вежливости.

– Да ничего, – ответил парень. – Чем могу быть обязан? – с нарочитой церемонностью спросил он.

Карина проскользнула внутрь, чуть придержав плед, не давая ему сразу завесить проем. В чулане было довольно темно, и падающий из залитой летним солнцем квартиры свет на пару секунд сделал полупрозрачным легкое светлое платье, четко обрисовав изящные линии женских ног.

Дав Егору осознать, что он только что увидел, Карина спросила:

– Ты уже куришь?

– Вообще-то… – Егор замялся, глядя на вошедшую. В полумраке комнаты он вряд ли мог различить все детали, поэтому Карина сделала шаг к монитору, и даже немного нависла над ним, давая возможность оценить форму ее бюста хотя бы в первом приближении.

– Неужели нет? – Карина выпрямилась.

В такой ситуации и некурящий подросток, подумала она, изловчится по полной, чтобы достать сигарету. Правда, курить уже не сильно и хотелось. Хотелось просто немного покуражиться. И не более того, век свободы не видать…

– Наверное, найду, – Егор нерешительно поднялся со стула и подошел к книжной полке. Карина не без труда протиснулась между компьютерным столиком и стенкой.

– Компьютер крутой, наверное, – сказала она, хотя ничего и не понимала в этом. – Это у тебя игра такая?

На экране монитора висело окно программы «ICQ», более известной под названием «аська». Если бы Карина это знала, то, возможно, удивилась бы – имя Аська ассоциировалось у нее с одной из бывших сокамерниц, на редкость склочной и зловредной бабенкой.

Егор недовольно повернулся и свернул окно программы, легко ударив двумя пальцами по клавиатуре. При этом он задел локтем бедро Карины. И вздрогнул. Женщина это заметила и даже зажмурилась от удовольствия: кураж пошел.

Егор, похоже, не там искал сигареты. Ему пришлось встать коленями на кушетку, куда уже нацелились сесть Карина. Ничего страшного, можно сесть на стул… Вернее, не сесть, а положить на сиденье коленку, вот так, чтобы разрез открыл ногу, и слегка облокотиться на спинку.

Юноша наконец нашел сигареты и протянул Карине пачку. Глаза его при этом так и прилипли к обнаженному бедру. Так, с него пока достаточно…

– Слушай, как у тебя здесь уютно, – с восхищением в голосе произнесла женщина, выпрямляясь и принимая пачку. При этом она коснулась руки Егора. Была небольшая опасность «пересолить», но, слыша, как громко дышит паренек, Карина поняла, что может не беспокоиться. У мальчишки уже все играет как надо.

– Значит, ты так и живешь здесь… Прямо как медведь в берлоге, – продолжала она. – Может, это и правильно – ведь ты должен иметь свою хату, хотя бы вот так. Старики-то не против?

– Ну… Маме это не очень нравится, – пробормотал Егор.

– Смотрю, и шконку поставил себе, – Карина наконец добралась до кушетки, мимолетно подумав, что это лежбище немногим мягче, чем нары. – Молодец, все как надо организовал.

Сидя на кушетке, Карина повернулась вполоборота, коснулась рукой стены, провела пальцами по изображению истребителя «Мицубиси-Зеро», не представляя себе даже приблизительно, что это за самолет такой. Без излишней рисовки потянулась телом, подавшись грудью вперед; в платье на тонких бретельках с глубоким вырезом – Карина это знала – эта ее поза должна если не сбивать с ног, то выглядеть достаточно привлекательно.

Егор уже давно почуял неладное, но выгнать нахальную гостью – это было бы последнее, что могло прийти ему сейчас в голову. Карина на мгновение застыла в этой соблазнительной позе, потом медленно повернула голову, улыбнулась и опустила руку. Рука при этом, лаская, прошлась по груди, животу, а затем по ноге, так, чтобы коленка и бедро снова выглянули в разрез.

– Я тебе нравлюсь? – тихо спросила Карина.

Единственное, что паренек смог сделать в ответ, так это кивнуть.

– Садись, – предложила она еще тише.

Мальчишка был достаточно робок – он сел, но не на кушетку рядом, а на свой стул. Неверный свет монитора падал так, что Карине не было видно лица Егора. Это было плохо. Но зато Егор должен был более-менее отчетливо видеть Карину. Это было лучше.

Усмехнувшись, она сбросила туфлю и, приподняв ногу, коснулась своей ступней колена юноши. Тот чуть подался назад, но из-за тесноты чулана стул далеко уехать не мог. Карина закусила нижнюю губу, оперлась на локти и подалась нижней частью тела вперед. Пальцы ног женщины двинулись по ноге парня, затянутой в простые «треники», вперед и вверх. Егор не шевелился. Затаив дыхание, он ждал, что будет дальше.

А дальше все шло как по нотам. Ступня Карины скользнула между его бедер и устремилась к промежности. Пальцы ног сквозь одежду почувствовали, что с молодым человеком все в полнейшем порядке, и у женщины в эту же секунду захватило дух от накатившего под самое горло желания.

– Ну, – прошептала она внезапно севшим голосом, – подойди уже сюда.

И протянула руку. Егор, плохо соображая, что делает, подчинился. Коснувшись пальцев женщины, он буквально перетек со стула на кушетку. Но активных действий не предпринимал. Карина чувствовала, как тяжело он дышит, и как частит его сердце, от чего и сама заводилась все сильнее, не слыша своего прерывающегося дыхания. Понимая, что время терять нельзя, но все еще опасаясь спугнуть мальчишку, не давала событиям нестись вскачь. По-прежнему не выпуская руки Егора из своей, погладила ладонь мальчишки, поднесла его пальцы ко рту и принялась нежно покусывать их, один за другим. Этого она никогда и никому раньше не делала, несмотря на богатейший сексуальный опыт…

Когда Карина положила ладонь Егора себе на грудь, и когда тот наконец начал переходить к активным действиям, погладив чуть напряженной рукой ее колено, раздался звонок в дверь. Оба вздрогнули, непроизвольно прижавшись друг к другу.

Из кухни донесся голос Нади: «сиди тихо, я открою». Послышались шаги, сакраментальное «кто там?», и в квартиру кто-то вошел. Судя по всему, мать или отец – Егор не мог точно знать, потому что прибывший голоса не подавал. Только Надя сказала «все в порядке» и легкими шагами перебежала обратно в кухню. Тот, кто пришел, спокойно и по-прежнему молча перебрался в зал.

«Не надо сейчас выходить», – прошептал Егор в ухо Карине, касаясь его губами. У женщины закружилась голова, она с тихим вздохом повернулась к юноше, и два тела прижались друг к другу в объятиях, бесстыдно шаря руками по укромным местам и подставляя эти места жадным прикосновениям. Остановиться самостоятельно оба уже бы не смогли. Парень не на шутку возбудился, да и сама Карина немного даже испугалась своему желанию, до такой степени поглотившему ее. Кажется, она уже года два вообще не хотела мужчину, по крайней мере, настолько сильно. А в последние месяцы героин вообще заменил ей секс, но сейчас было как в школьные годы: Карина почувствовала, будто ей не больше лет, чем этому мальчишке… Она едва не вскрикнула, когда его пальцы проникли ей под трусики и, прижавшись ртом к его губам, в свою очередь перехватила возглас Егора, ощутившего женские пальцы там, где прежде бывали только свои. В этот момент отдернулся закрывающий вход в чулан плед, и послышалось негодующее восклицание.

* * *

У маньяков, как известно, не бывает сообщников. Об этом говорят и психологи, и криминалисты, то же самое мы слышим из телевизора. Значит, захватившие меня убийцы – никакие не маньяки. Сумасшедшие – да. Вот только на какой почве у них сдвиг?

Более всего походило, что на религиозно-мистической. Вроде как у последователей Чарлза Мэнсона, если я ничего не путаю. Однако все мои попытки докопаться до корней безумия этой троицы сталкивались в лучшем случае с глухотой, в худшем – с угрозами выбить глаз.

Но ведь мной двигало не праздное любопытство. Я предполагал, что как только получу необходимую информацию, то смогу обрести если не свободу, то по крайней мере определенность в отношении моего будущего. И еще я по-прежнему надеялся выяснить, что же именно случилось с городом.

Но пока ничего не менялось. После повешения незнакомца возле гаража Грач, Воробей и Козодой прекратили свои поиски и отправились перекусить. Пища, как обычно, состояла из консервов, но у меня и аппетита особого не было; знаете ли, не каждый день тебе показывают виселицу в действии.

На ночлег мы отправились во все тот же корпус для ВИП-персон. Тут-то мне и пришла в голову мысль удрать, но эти трое на мою беду затеяли дежурство по очереди. Мне отвели небольшой одноместный номер, велели укладываться, а в кресле рядом посадили Козодоя с моим пистолетом. Я сильно подозревал, что из всех троих именно это создание более всего мечтало выпустить из меня кишки, посему я не стал сильно уповать на то, что при нем удастся сбежать. Как ни странно, уснул я быстро, а когда проснулся среди ночи, Козодоя уже сменил Грач. Спросонья я было вообразил, что нахожусь в гостях у моего вантайского знакомого, и что это он невесть зачем уселся рядом с моей кроватью. Но быстро и с огорчением понял, что это не так. Я долго следил сквозь полуоткрытые веки, когда же мерзавец уснет, но так и не дождался. Этот тип вообще походил на киборга; по-моему, за время его караула он даже не шевельнулся. Дышал Грач практически неслышно, почти не моргал – мне хорошо было видно, как в темноте поблескивают белки его глаз. Утро мы встретили с женщиной по прозвищу Воробей; едва я открыл глаза, как ствол пистолета, который она держала в руке, уставился мне в физиономию. Н-да, еще одна-другая подобная ночка, и я тоже запросто свихнусь.

Завтрак, кажется, не входил в планы философствующих убийц. Я тоже не сильно проголодался. Но мне было позволено съесть банку тушенки и выкурить сигарету.

– Ну, что? – спросил я затем. – Кого сегодня будем вешать? Или вы хотите разнообразия? Что могу подсказать: дыба, гильотина, колесование… Правда, я плохо представляю, что это такое…

Меня сбили с ног и некоторое время внушали, что обойдутся без чужих советов. Затем Грач произнес веско:

– Если ты будешь и дальше доставать нас своим идиотизмом, то тебе и электрический котел покажется легкой смертью.

Похоже, поиски в этот день у «птичьей троицы» не планировались. Они бесцельно сидели на диванах вестибюля, иногда прохаживались по холлу, и снова садились на места, словно чего-то ждали. Чего? Или кого? Чувствуя, что действительно могу сойти с ума, я потребовал экскурсию в библиотеку. Все трое без малейшего возражения согласились подняться и проводить меня туда; я даже удивился. Мотивы почти всех действий этих убийц оставались для меня загадкой.

В библиотеке я долго копался на стеллажах, выискивая то, что мог бы сейчас читать без вреда для своей психики. Отечественные псеводоиронические детективы я отмел сразу же, как и западные триллеры вроде «Судьбы Салема». Классику – тоже, опасаясь, что не смогу отвлечься, пытаясь углубиться в сложные психологические построения Достоевского или Фолкнера. Наконец выбрал что-то из американского фэнтези, но прочесть книгу мне нынче было не суждено. Неожиданно что-то привлекло внимание Козодоя, глядящего в окно. Это существо даже воскликнуло:

– Там кто-то есть!

Грач и Воробей моментально оказались около окна. Я тоже глянул наружу, на пересечение дорожек парка, где стоял ржавый киоск с почерневшими стеклами. Дверь его слегка моталась на шарнирах.

– Ветер? – спросил Грач.

– Нет. Там кто-то прячется, – произнесла Воробей.

– Сторожи этого, – сказал ей Грач и обратился затем к Козодою. – Пошли!

Двое кинулись прочь из библиотеки. Через некоторое время я увидел, как они осторожно, пригнувшись, подбираются к киоску с двух сторон. Подкравшись вплотную, приблизились к полуоткрытой двери и, постояв пару секунд неподвижно, ворвались внутрь один за другим: вначале – Грач, за ним – Козодой.

Разбилось грязное до непрозрачности стекло киоска. Кто-то, находящийся там, попытался выскочить наружу, но двое пресекли попытку к бегству. Почти сразу же из двери выбрались Грач и Козодой, крепко держа отчаянно вырывающегося человека. Он что-то кричал так, что даже мне было слышно. Пронзительный голос, длинные ярко-рыжие волосы… Женщина. Грубияны поволокли ее за собой, вскоре скрылись в мертвой зоне, а через полминуты я услышал приближающиеся по коридору вопли. Пойманная неумело ругалась и умоляла отпустить ее.

– Ты не дергайся, – предупреждая мои возможные действия, предупредила Воробей.

Распахнулась дверь библиотеки, и Грач с Козодоем втолкнули женщину внутрь. Рыжеволосая успела схватить Козодоя за ворот, и рванула так, что у того разошелся замок на балахоне. На какой-то момент мне показалось, что это существо вовсе не бесполое, если под балахоном оно действительно носило то, что я увидел, однако это вряд ли имело какое-то значение. Рука Козодоя рванула замок вверх и снова наглухо застегнула бесформенную одежду.

Грач толкнул женщину в стоящее возле одного из столов широкое кресло, которое жалобно взвизгнуло. Жалобно взвизгнула и рыжая, затравленно озираясь.

– Судя по вашим первоначальным показаниям, – сказали вы, – это была девушка или молодая женщина лет двадцати, стройная, с обыкновенной фигурой. Волосы рыжие, глаза карие, лицо худое с тонкими чертами, заметно асимметричное, особых примет нет… Оранжевый топ, умеренно короткая зеленая юбка, колготок нет, легкие коричневые туфли на маленьком каблуке… Серьги из желтого металла с коричневыми стразами, на безымянном пальце правой руки кольцо и в пупке пирсинг, выполненные в похожем стиле. На левой руке свободный браслет под зеленый мрамор… Все верно? Не хотите что-либо добавить либо изменить?

– Все верно, – согласился я.

В общем, девушка показалась мне довольно милой. Даже сердце защемило, когда я подумал, к каким ублюдкам она попалась в лапы. Ублюдки между тем выглядели озадаченными. Переглядываясь между собой, они затеяли допрос, похожий на тот, с которым уже ранее столкнулся я.

– Кто такая?

– Какая вам разница? – с отчаянной храбростью воскликнула рыжая.

– Действительно! – с пафосом проговорил Грач. – Разницы особой нет. Но вот каким путем ты сюда забрела, это уже очень важно. Говори!

– Я… Я не понимаю, как тут очутилась. Ехала из Ольховки в Вантай, домой. Автобус не пришел, поймала попутку. Уснула, а потом чувствую, как меня выкидывают на обочину. Сумку украли, мобильник… Дошла до санатория, думала позвонить. А здесь – никого нет. И телефоны не работают.

– Ольховка – это где?

– Поселок дачный тут, километрах в двадцати отсюда…

– Да что же это такое? – существо по прозвищу Козодой всплеснуло руками. – Опять случайность? Или что похуже? Она тоже не должна была тут оказаться. Не для нее это место…

– Хватит тебе болтать, – прорычал Грач. – Сам вижу…

Ссутулившись, Грач принялся мерить шагами комнату библиотеки. Я потребовал сигарету. Воробей выполнила просьбу, а Грач вдруг остановился и уставился на меня. Потом перевел взгляд на девушку. И еще пару раз глядел то на меня, то на нее. А затем вдруг произнес:

– Забирайте их обоих. Я думаю, с ними вместе мы что-нибудь сообразим.

Мне показалось, что фраза прозвучала весьма зловеще. Что же он задумал на этот раз?

– Я никуда не пойду, – заявила девушка, подтягивая коленки и готовясь отбиваться. – Идите сами куда хотите… А-ааай!!

Это Козодой схватил ее лапой за локоть. Рыжая извернулась и попыталась впиться в эту лапу зубами. Но промахнулась – мне даже послышался щелчок. Реакция у этих убийц была превосходная, да и сил хватало. И то, что девушка пиналась, кусалась и царапалась, пока ее буквально выковыривали из кресла и вязали, никак не могло изменить исход борьбы. Грач и Козодой «упаковали» ее примерно так же, как меня вчера, меньше чем за минуту. Воробей тем временем стояла в трех шагах от меня, в свалку не вмешивалась и – я это видел – держала мой пистолет наготове.

Процессия двинулась по направлению к столовой. Трое с птичьими кличками были мрачны и зловеще молчаливы – как есть демоны, если я что-то в этом понимаю. Рыжая периодически принималась то плакать, то угрожать, ругаясь. Ее волокли Грач и Козодой, шедшие первыми. За ними ковылял я, ни к селу ни к городу сожалея, что не взял с собой книгу. Шествие замыкала Воробей с пистолетом в руке.

Мы прошли в пищеблок, где вчера меня едва не испекли заживо. Сумасшедшие рассадили нас – меня и девушку – на два стула, скрутили веревками основательнее и затеяли дискуссию, как теперь поступить. История повторялась. Только фарса никакого не было, просто на сцене появилось еще одно действующее лицо, и оно, подобно мне, подлежало устранению. Ликвидации. Или, по терминологии этих «философов», переходу с того света на этот.

Лично я полагал, что нам все же готовят обратный переход, а все эти умствования – чистой воды психологический садизм.

– Дело теперь упрощается, – сказал Грач. – Даем этому парню его пушку, он пристрелит девчонку, а потом, если это ни к чему не приведет, застрелится сам.

Я словно со стороны услышал чей-то неестественный хохот, и только несколько секунд спустя понял, что смеюсь сам.

Все посмотрели на меня.

– Наверное, он и сам считает, что это будет лучшим выходом, – произнесла Воробей.

Я принялся ругаться. Я выразил сомнение в природном происхождении Грача, Воробья и Козодоя, а также в благопристойном поведении их родителей, если у них таковые вообще были. Я предложил им совершить противоестественные действия друг с другом. Наконец, предположил, что не более естественные действия с ними уже совершали собаки, ослы и обезьяны. Награду за подобное свободомыслие я получил скорую и в полном объеме. Корчась на грязном бетонном полу, я слышал, как предложение пристрелить меня адресуют рыжей. Та, как я уже убедился раньше, браниться почти не умела, но тоже выдала им по полной.

«Философы» задумались. Они с напряженными лицами принялись молча расхаживать вокруг нас, постукивая подошвами по бетону. Если не знать, чем они озадачены, то можно было бы запросто предположить, что обдумывается по меньшей мере либо доказательство теоремы Ферма, либо новый вывод из общей теории относительности.

Минут пятнадцать (а может, и все сорок) ушло у них на обдумывание, и вдруг светлая мысль, как мне показалось, почти одновременно озарила все три сумеречных мозга.

– Дай-ка сюда, – Грач протянул руку за пистолетом. Получив необходимое, вытряхнул на ладонь обойму и не очень умело выковырял из нее три патрона, оставив один. Затем снова зарядил пистолет и дослал патрон в ствол.

– Теперь слушай, – обратился он ко мне. – Сейчас возьмешь пистолет и застрелишь ее. Постарайся с одного раза… Тихо! А то опять будешь на полу валяться… Потом мы оставим тебе пистолет еще с одним патроном, а сами уйдем. Дальше – сам знаешь, что делать, когда освободишься. Если ты еще не понял, другого выхода отсюда у тебя нет.

Козодой и Воробей синхронно закивали, соглашаясь. Похоже, разум окончательно покинул головы этих существ.

– Пошел ты! – сказал я. А что еще нужно было говорить?

– Или придется поступить иначе, – осклабился Грач. – Видишь вон тот крюк? – он показал свисающий с потолка острый крюк на блоке, с помощью которого из холодильника транспортировали туши на разделку. – Подвесим девчонку за ребро напротив тебя, и будем ждать. А ждать мы можем долго. И она может ждать долго. Полчаса она, правда, покричит. Еще полчаса будет жаловаться на неудобства. А потом начнет уговаривать тебя пристрелить ее, и если ты этого не сделаешь, она станет тебя проклинать.

– Вы этого не сделаете, – похолодев, сказал я.

– Сделаем, сделаем, – уверил меня Грач.

Девушка только пискнула. Грач повернулся к ней.

– Вот видишь? Ты поверила. Потому что ты была в дизельной и на лодочной станции. Ведь так?

Девушка сжалась в ужасе.

– Козодой, тяни блок, – скомандовал Грач.

Того не надо было дважды упрашивать. С мерзким скрежетом блок пополз по направляющей в сторону разделочного стола. Залязгала цепь, на которой качался заржавленный стальной крюк. Рыжеволосая дико завизжала.

– Ну! Будешь стрелять? – Грач протянул мне пистолет. – Ты еще думаешь? Поразительно. Козодой, чего стоишь? А ты помогай, – обратился он к третьей.

Бьющуюся девушку выволокли из кресла и затащили на стол, над которым болтался крюк. Воробей и Козодой залезли на этот стол с ногами, подняли извивающееся тело и стали примеряться, как его лучше насадить на кривое острие.

Если кто еще сомневался в том, что сейчас произойдет, то теперь уже сложно было проигрывать варианты. Пистолет словно сам прыгнул мне в руку.

– Вот это верно, – похвалил Грач. – Стреляй.

Крюк уже царапал девушке кожу на голом боку. Я поднял пистолет и прицелился.