Текст книги "Поединок отражений"

Стоя под тугими струями, каждые пять секунд менявшими температуру от почти нулевой до точки закипания спирта, я наконец-то смог успокоиться, сосредоточиться и составить себе рабочий план на день. А дел сегодня предстояло немало. Кроме встречи с Игнатом Красилиным, «заклятым другом» Амиева-старшего, я решил навестить Ксению, хотя и понимал, что после случившегося она вряд ли обрадуется моему визиту. Но мне просто необходимо было с кем-то обсудить новый сон, а кроме Меньшиковой, по моему разумению, никто бы ничего толком не объяснил. Плюс еще эти иглы. После недолгих размышлений я решил показать их моему бывшему школьному приятелю Илье Суркису, который ныне заведовал сектором криптоботаники в научно-исследовательском центре биологических проблем Сибирского государственного университета.

Илью с детства влекло все необычное и необъяснимое, особенно среди явлений природы. Он буквально изводил своими каверзными вопросами учителей биологии, химии и физики. С ним боролись: ставили «неуды», изгоняли из класса, требовали полного молчания на уроках и вызывали родителей. Но Суркис смотрел на всех большими светлыми наивными глазами, полными слез отчаяния, и от этого взгляда опускалась даже суровая рука отца, сжимавшая кожаное орудие воспитания. С Ильи в очередной раз брали слово вести себя тише воды ниже травы, и он, бия себя кулаком в грудь, обещал беречь нервы учителей, но через неделю-две все повторялось сначала. Его любимыми книжками были «Занимательная биология» и «Тайны палеонтологии» известного академика Зельдина, ученика легендарного Ефремова, и в шестом классе Илья всерьез собирался сбежать из дому, добраться до пустыни Гоби и отыскать там загадочного электрического червя олгой-хорхоя. Каждое лето Илья уезжал к деду Серафиму в поселок Уртам, затерянный в пойме Оби почти в самом центре Великого Васюганского болота – самого большого в мире, равного по площади Франции, Германии и Англии вместе взятым. И там, в этом царстве грибов, ягод и гнуса, Илья часами лазал по кочкам и буеракам в поисках реликтовых видов растений и насекомых, справедливо полагая, что поскольку эта местность оставалась неизменной в течение последних пятнадцати тысяч лет, то и шансов найти здесь нечто необычное или давно исчезнувшее в других местах гораздо больше, чем где-либо. И он-таки нашел его! Случилось сие событие, когда мы гуляли свои последние летние школьные каникулы. За два дня до начала занятий Суркис заявился ко мне домой с большим черным пакетом, в котором явно находилась какая-то внушительная емкость. Загадочно улыбаясь и не говоря ни слова, Илья протопал в мою комнату, плотно прикрыл дверь и выставил на стол пластиковую прозрачную флягу литров на пять, наполовину заполненную водой. Дно импровизированного аквариума покрывала мелкая галька пополам с желтым речным песком, в углу была прислонена почерневшая и обросшая тиной коряжка, на треть выступавшая над водой. И вот на этом-то конце сидел громадный мохнатый оливково-зеленый паук. Я не мог оторвать взгляд от страшилища, а Суркис молча наслаждался моим состоянием. Потом он все-таки сжалился и объяснил, что это реликтовый вид паука-водолаза, считавшийся вымершим во время последнего оледенения…

И вот к такому неординарному человеку я и решил отвезти свою странную находку. Странную даже не по обстоятельствам обнаружения. После душа, придя в нормальное рабочее состояние тела, ума и духа, я не удержался, раскопал в секретере старую филателистическую лупу, дающую шестикратное увеличение, и еще раз при хорошем настольном освещении рассмотрел иголки. Я, конечно, ботаник никудышный, но сосновую хвою от несосновой отличить могу. И тут я убедился, что иглы только похожи на сосновые. Открытие еще больше заинтриговало мою любознательную душу, и я первым делом отправился в Университет.

На мое счастье, Суркис оказался на месте. Он весьма рассеянно выслушал сочиненную мной по дороге легенду о поездке на Кавказ и оживился лишь тогда, когда я выложил перед ним пакетик с хвоинками.

– Илька, вот эти иголки, – со вздохом сдерживаемого любопытства сказал я. – Я их в лупу рассматривал. По-моему, это не сосна.

– Ну-ка, ну-ка! – Суркис проворно сцапал пакетик и едва ли не бегом направился в глубь лаборатории к внушительного вида установке, на поверку оказавшейся банальным растровым микроскопом с телеметрическим блоком наблюдения. – Сейчас ты увидишь свою находку вблизи! – торжественно произнес Илья и щелкнул тумблером.

На огромном – около метра по диагонали – экране протаяло светлое окно, а в нем – какие-то ребристо-лохматые серо-зеленые бревна. Мне потребовалось не меньше двух секунд, дабы сообразить, что я вижу те самые иголки, только при огромном увеличении.

– Ну, Люханс, не можешь ты без спецэффектов! – не выдержал я. – Тебе в иллюзионисты податься – Копперфильд умер бы от зависти. Что скажешь?

– Копперфильд дилетант! Самый великий фокусник всех времен – Природа! – почти торжественно провозгласил Суркис, и в тот момент я был готов ему верить. – А твоя хвоя действительно не принадлежит ни Pinus silvestris, ни Pinus mounteris.

– Это что значит? – не понял я.

– То, что твое загадочное дерево не имеет отношения ни к виду сосна лесная, ни к виду сосна горная, – нехотя пояснил Илья, быстро набирая на клавиатуре прибора какие-то команды. – Кстати, последняя как раз и произрастает на Кавказе…

Я посмотрел на монитор. Изображение игл сдвинулось в левый угол экрана, а справа сверху вниз по нему теперь двигался текст на английском языке, периодически прерываемый картинками с хвоей различных деревьев.

– Скажи, хоть предположительно, что я нашел? – спросил я, особенно не надеясь на ответ, и оказался прав.

– Позвони мне после обеда, – буркнул Суркис, даже не оглянувшись, и мне оставалось только тихо отправиться восвояси с чувством, какое, наверное, испытал бы ребенок, которому пообещали большую шоколадную конфету, а вместо этого подсунули пустой фантик.

Только сев за руль «хундайки», я наконец смог успокоить себя тем, что Илья всегда был очень дотошным и ответственным, а потому и в данном случае он обязательно докопается до истины и… что тогда? Ну, выяснит он, что это такая-то Pinus, а дальше? Ведь все равно получается, что я каким-то образом во сне физически побывал в другой точке пространства! А как сие возможно?..

В этот момент у меня возникло четкое ощущение, будто я нахожусь в двух местах одновременно. С одной стороны, я продолжал сидеть в своей машине, судорожно вцепившись в рулевое колесо, и в то же время ясно увидел себя стоящим на краю огромного распадка, склоны которого покрывала буйная поросль разнообразных кустарников и небольших деревьев, а на дне высверкивала на солнце сквозь переплетение ветвей и стволов пенная спина быстрой речушки.

Я инстинктивно напрягся и отгородился от видения мысленным щитом, пытаясь определить вектор энергоинформационной атаки, но не смог. Более того, появилась уверенность, что никакого нападения и не было! Я не обнаружил ни одного признака такового и недоумевая убрал ментальную защиту, но странное раздвоение уже кончилось. Я вновь сидел за рулем старенькой «хундайки» и тупо смотрел на потухшую приборную доску.

Блин, да что же это со мной творится?! Так и свихнуться можно. Не-ет, придется тебе, Дмитрий Алексеевич, наступить на горло собственной гордости и идти на поклон к госпоже Меньшиковой! А больше-то ведь не к кому. «Только не сейчас! – заявил я сам себе. – Сначала закончу сыскные дела, – и, глубоко вздохнув для решимости, включил двигатель. – Вперед, к господину Красилину!»

Разговор с бывшим подельником Гейдара Амиева оказался коротким, но весьма своеобразным.

– А-а, умылся-таки юшкой, гад черножопый! – прокомментировал мое сообщение о гибели Амиева-младшего Игнат Васильевич, после чего выставил на кухонный стол бутылку «Ани» и пару коньячных бокалов. – Выпьем за упокой души убиенного нехристя раба диавольского Ильхана! – безо всякого перехода предложил он и наполнил емкости до краев.

Я прикинул объем бокала, посмотрел на радостно-решительную физиономию хозяина и понял, что одним тостом тот не ограничится.

– Коньяк по утрам пьют только нувориши и интеллигенция во второй стадии алкоголизма, – попытался я шутливо отказаться от возлияния, но – тщетно!

Давно известно, что ежели русскому хочется выпить, то повод он найдет непременно и аргументы в его пользу приведет железобетонные.

– Ты что, инспектор, не хочешь получить ценную информацию из первых рук? – откровенно поинтересовался Красилин и для убедительности кивнул на стоявший тут же на столе раскрытый ноутбук. – У меня имеется полное досье на мистера Амиева и его сраную компанию!

– Лимоны есть? – обреченно спросил я, усаживаясь за стол.

– А то! – обрадовался отставной бензиновый магнат и вновь полез в холодильник, размерами больше напоминавший стенной шкаф. – Щас и бутеров с икоркой соорудим. Не боись, инспектор, от хорошего коньяка настоящие мужики не пьянеют, а здоровеют! А если еще икорка с лимоном к нему – круглосуточная стоячка на неделю обеспечена: любую бабу в блин раскатаешь!

– А зачем?

– Что «зачем»?

– Круглосуточно, да еще целую неделю? Как бывший доктор могу авторитетно заявить, что длительная эрекция без эякуляции весьма небезопасна для организма: отсутствие психоэмоциональной разрядки в сочетании с венозным застоем в малом тазу чревато в скором будущем простатитом, геморроем и парапроктитом…

– Чего-о?! – Красилин едва не сел мимо стула и не выронил банку с икрой. – Ты это серьезно, насчет… болячек?

– Абсолютно! – Я сделал строгое лицо. – Все должно быть в меру: и коньяк, и икра, и девочки. Умеренность, говорил Заратустра, залог долгой и счастливой жизни! А прожил он, по свидетельству современников, полтораста лет, сменив пять жен и наделав больше трех дюжин детей!

– Кто это такой? – подозрительно покосился на меня Игнат. – Заратустра… Еврей, что ли?

– Перс.

– А-а… Ладно, – сдался он, – уговорил, инспектор: по чуть-чуть и – все!

Мы выпили, не чокаясь, в помин Ильхана Амиева, закусили паюсной икрой с черным хлебом и кинули в рот по дольке лимона.

– Я думаю, инспектор, что ты много чего про меня уже знаешь, – начал Красилин, разливая по второй порции. – И пришел ты ко мне, чтобы удостовериться: я или не я убил Ильханчика?.. Так вот, это сделал не я, но очень хотел бы!

– Игнат Васильевич, вы и так подозреваемый номер один, к чему еще на себя наговаривать? – попробовал увещевать я его. – Как инспектор криминальной полиции я обязан после таких слов задержать вас на семьдесят два часа до выяснения… Но как бывший врач и психолог могу с уверенностью заявить: вы не убивали младшего Амиева, хотя не исключено, что вы каким-то образом способствовали его смерти и, возможно, даже знаете убийцу. Но все эти умозаключения ничего не значат, потому что Гейдар Амиев, задавшись целью найти обидчика, очень скоро вспомнит про гяура Красилина, нанесшего оскорбление ему и его семье, и вполне логично придет к выводу, что именно этот нечестивец и есть наиболее вероятный кандидат на вендетту. А у всех кавказцев без исключения кровная месть в крови от рождения – извиняюсь за каламбур. Уберечь вас от Амиева мы сможем только в случае, если первыми найдем настоящего убийцу. Выводы делайте сами.

Игнат во время всего монолога сидел, ссутулившись и вперив неподвижный взгляд в бутылку, но когда я замолчал, вдруг выпрямился и заговорил зло и глухо:

– Я, инспектор, никого и ничего не боюсь! А уж тем более каких-то хачиков. Не знаю, что ты про меня накопал, но там точно нет ни слова о том, как я дважды спасал эту жирную свинью от мести его же единоверцев. Поверь, инспектор, я с ними крутился несколько лет, в том числе и в Азербайджане, и могу подробно рассказать, за что и почему собирались зарезать Гейдара. И зарезали бы, не сбеги он в Сибирь! Да он всю свою поганую жизнь кидал всех и вся, и что такое честь – понятия не имеет! – Красилин сгреб свой бокал и выпил дорогой коньяк одним глотком, даже не поморщившись. – Так что из желающих его прикончить можно было бы выстроить очередь не хуже, чем в Мавзолей. А вот то, что убили не его, а брата… Это не азеры – точно! Да и Генка-Ганнибал не стал бы так мараться. У Ильханчика, инспектор, была одна большая слабость, чтоб ты знал…

– Знаю: женщины, – кивнул я.

– Ну вот! – Игнат снова потянулся к бутылке. – Вот и ищи эту «ля фам». А найдешь, меня с ней познакомь: я ей ручки-ножки расцелую и на руках неделю носить буду! Я…

– Увы, мин херц, не сходится! – развел я руками.

– Чего «не сходится»?

– Ильхана убил мужчина.

– М-да?.. – Красилин казался явно огорченным.

– Хотя, вполне вероятно, наводчицей была именно женщина, – успокоил я его и вытащил из кармана фото. – Вы, случайно, не встречали эту девушку в окружении Амиевых?

Игнат бросил взгляд на снимок и кивнул:

– Эта девчонка около года была подружкой Ильханчика, давно, лет семь или восемь назад. Кажется, Татьяна…

– Может быть, Тояна?

– Точно. Хвостиком за ним ходила. А Ильханчик-то ё…рь известный: надоела она ему быстро. – Красилин налил себе еще один бокал, почти прикончив бутылку, но пьяным по-прежнему не выглядел. – Да, такая дивчина запросто могла бы порешить изменника.

– Почему?

– Так ведь тюрка она, а у этих аборигенов свои понятия о чести и совести, – Игнат принялся изготавливать себе бутерброд с икрой. – Кто девицу первым возьмет, тот и мужем ей на всю жизнь будет. Страстная подруга, верная жена и заботливая мать в «одном флаконе» – что может быть лучше? А Ильханчик ее попользовал и выгнал. Да ты, инспектор, лучше поговори с ней сам. По-моему, она где-то в банке работала, «Сибинвест», кажется, а может, и «Сибинпром»?..

– Поговорю обязательно, – заверил я бывшего «бензинмена», сдерживая вспыхнувший охотничий азарт журналиста, и поднял свой бокал: – Будь здоров, Игнат Василич, не кашляй!

На этот раз мы чокнулись со взаимной приязнью и с удовольствием же выпили «на посошок». Вышел я от Красилина весьма довольный результатом: картина вырисовалась достаточно ясная. Униженная и оскорбленная дщерь алтайских гор задалась целью отмстить неразумному соблазнителю и привлекла на свою сторону, скорее всего, нового приятеля или мужа, а может, и родственника. Оставалось найти эту амазонку и склонить ее к признанию. Хотя, по большому счету и ради справедливости, следовало бы быстренько обо всем забыть: собаке – собачья смерть! Но оставался еще Гейдар Амиев, имевший противоположный взгляд на ситуацию, и вот с ним-то приходилось считаться в первую очередь. Нет, придется все-таки предъявить этого новоявленного «мстителя», иначе кровавый поток вендетты по-кавказски захлестнет наш старый добропорядочный городок.

Снова усевшись в видавшую виды «хундайку», я решил было отправиться в редакцию, чтобы в спокойной обстановке полазить по Сети и отыскать тот банк, где работала таинственная Тояна, но тут «замяукал» мой мобильник.

– Привет, Димыч, ты где? – голос у Ракитина был деловитым и даже озабоченным.

– Да вот, снял показания с Красилина, а сейчас собираюсь заскочить в «Вестник» на пару часиков: открылись новые обстоятельства…

– У нас тут тоже – новые обстоятельства, – перебил Олег. – Давай-ка, подруливай к «Сибинвестбанку» на Молодежном проспекте, не пожалеешь.

– Слушаюсь, шеф! Уже в пути, шеф!

– Быстрей давай, вместе посмеемся, – не принял мой тон Ракитин и дал отбой.

– Воистину чудны дела твои, Господи, – пробормотал я, срывая машину с места на третьей передаче.

* * *

– Да-а уж! – все, что смог выговорить я, когда увидел облаченное в модный нынче поливолловый костюм темно-орехового цвета мертвое тело на брусчатой дорожке шагах в двадцати от сверкающей стены здания банка. – Он что, птица Феникс?

– Почему? – оглянулся на мой вопрос Велесов, сидевший почти рядом с трупом на корточках и ковырявший пробоотборником торф на газоне.

– С какого этажа он выпал? – я прищурился и посмотрел на верх зеркальной стены, возвышавшейся на добрых тридцать метров. Там, чуть ниже фигурной кромки крыши тянулся опоясывающий, видимо, все здание узкий балкончик. Никаких повреждений на поверхности стены, равно как и открытых окон, не наблюдалось. Впрочем, у таких строений нормальных окон, распахивающихся по старинке, и не бывает.

– С балкона, вероятно, – откликнулся лейтенант, поднимаясь и тоже глядя наверх.

– Вот я и говорю: Феникс, – повторил я с серьезным видом, – или Алканост.

Велесов уставился на меня в полной растерянности и нерешительно улыбаясь на всякий случай: а вдруг господин Котов снова шутит? Жираф, прости господи!

– Не мучь дитятю! – раздался сердитый голос, и следом показался Ракитин, выбравшийся из стоящего рядом минивэна оперативной группы.

– А он точно с балкона упал? – поинтересовался я, доставая сигареты одновременно с майором и прикуривая от его зажигалки.

– Больше-то неоткуда, – хмыкнул Олег. – Там сейчас Седых со товарищи орудует, к вечеру будем знать точно.

– М-да, темпы у наших «клоковцев»… Слушай, а кто он?

– Кирилл Константинович Витковский, управляющий «Сибинвестбанка», собственной персоной!

– Ни фига себе! – Я едва не выронил сигарету.

– Вот именно! – перешел на менторский тон Ракитин. – В наше время управляющие банками просто так из окон не прыгают. А потому, топайте-ка вы с Павлом внутрь, да опросите там всех, кого надо, на предмет выявления…

– А кого «не надо»?..

– Не умничайте, инспектор Кротов! Приступайте к заданию.

– Слушаюсь и повинуюсь, о свет очей моих!..

Олег только фыркнул в ответ и, отвернувшись от нас, поманил к себе капитана ППС, командовавшего оцеплением вокруг места происшествия.

– Идемте, Портос, – хлопнул я Велесова по богатырскому плечу, – нас ждут великие дела: обойти восемь этажей, опросив при этом пару-тройку сотен служащих – раз плюнуть для бывалых мушкетеров.

– А это обязательно: всех опрашивать?

– Чудо ты мое! – Я не знал: плакать или смеяться. – Нет, конечно. Исключительно в порядке личной инициативы. А начнем мы, пожалуй, с секретарши господина управляющего…

Естественно, одной секретаршей дело не ограничилось. Пришлось дополнительно отлавливать трех замов и двух личных охранников Витковского, да еще уламывать несговорчивого начальника службы безопасности банка, чтобы выдал нам «зеленые карты» для свободного перемещения по всему зданию. И когда мы, отягощенные добытой информацией, наконец вырвались из кондиционированного мирка финансистов на свежий воздух, Ракитин встретил нас с едва ли нераспростертыми объятиями, вслух однако сказав:

– Вас только за смертью посылать, работнички!

– Не поминайте имя старушки всуе, майор, – покачал я головой, закуривая и присаживаясь на подножку салона минивэна.

– Ладно, – отмахнулся Олег и тоже закурил. – Выкладывайте вкратце, что накопали?

– Действуйте, лейтенант, – кивнул я топтавшемуся рядом Велесову.

– В общем, на самоубийство это мало похоже, – выдал тот радостным басом и замолчал.

Ракитин несколько секунд подождал продолжения, потом повернулся ко мне:

– Я, конечно, понимаю: краткость – сестра таланта и тому подобное, но хотелось бы все же узнать некоторые особо пикантные и интригующие подробности вашего доблестного похода.

– Извините, господин майор, – спохватился Велесов. – Я думал… Значит так: секретарша показала, что вчера после обеда на прием к управляющему приходила яркая молодая женщина азиатской наружности, а сразу после ее ухода господин Витковский сказался больным и спешно покинул банк. Выглядел он при этом неважно. Однако сегодня он явился на службу вовремя, вел себя как обычно: шутил и флиртовал с секретаршей, принимал клиентов, а в обеденный перерыв вдруг попросил вызвать к себе начальника службы безопасности. Но когда тот явился, кабинет управляющего оказался запертым изнутри, и на сигналы по селектору и телефону Витковский не ответил. Начальник СБ принял решение взломать дверь. Управляющего в кабинете не обнаружили, зато увидели, что дверь на балкон открыта настежь, а на ее наружной ручке висит клок ткани от костюма шефа, оказавшийся карманом пиджака.

– Ого! – присвистнул на этом месте Олег. – Что же он, с разбега с балкона сиганул?

– Да еще с какого! – вставил я. – Чтобы так порвать поливолловую ткань и при этом прыгнуть аж на пятнадцать метров от стены, пусть даже с восьмого этажа, надо быть поистине Геркулесом или в крайнем случае Шварценеггером, а покойный, по свидетельствам сослуживцев, не отличался пристрастием к спорту…

– Короче, ему помогли, – резюмировал Велесов.

– Кто? – задал резонный, но неприятный вопрос Ракитин.

– Уж конечно, не женщина! – поспешил я на помощь замешкавшемуся Павлу.

– Следы борьбы есть?

– Да вроде нет… Там же эксперты побывали? Ну, вот их и надо спросить.

– Ладно, их и спросим, – Олег выбросил окурок на газон и полез в кабину минивэна. – Поехали в управление, пинкертоны.

– А почему ты не спрашиваешь, что за женщина приходила накануне к убиенному господину Витковскому? – невинно поинтересовался я, забираясь в салон машины вслед за Велесовым.

– И кто же она? – невозмутимо спросил Ракитин, разглядывая мою простецкую физиономию в зеркале заднего вида. – Уж не наша ли подруга с гор?

– Не угадали, Олег Владимирович! – я скромно опустил очи долу. – Но вы можете попросить подсказку у зала или позвонить другу…

– Только не говори мне, что это Нурия Саликбекова! – рявкнул он вдруг так, что я едва не прикусил язык.

– Я и не утверждаю, что здесь побывала она, – сказал я примирительным тоном, глядя в зеркале на его побледневшее лицо. – Просто похожа…

– Поехали, – бросил Ракитин водителю Мише вместо ответа и до самого управления не проронил больше ни слова.

У меня тоже пропало всякое желание чесать язык, а Велесов вообще не отличался многословием. Так, похоронной командой, мы и прибыли к зданию городской криминальной полиции. Ввиду важности персоны жертвы преступления Ракитин решил подстраховаться и провести первое оперативное совещание в кабинете и в присутствии начальства. Не думаю, что Берест воспринял сие предложение с энтузиазмом, но, видимо, ему уже позвонили и попросили взять на личный контроль все следственные мероприятия.

Бравый комиссар встретил нашу команду с не менее мрачным видом, молча кивнул на вялые приветствия и принялся набивать трубку, расхаживая по кабинету. Мы тоже в молчании расселись вдоль длинного стола для совещаний, разложили на нем свои бумажки и писульки и уставились в них, ожидая «команды сверху». Однако Берест не торопился начинать «разбор полетов», неспеша раскурил трубку и остановился у окна, покачиваясь с пяток на носки.

Как всегда в таких случаях, ожидание принялось растягивать ткань времени, превращая секунды в минуты, а минуты в часы. Не зря же говорят, что хуже всего ждать и догонять! Понятно уже, что без экспертов разговора не получится, но ведь можно хотя бы начать. И вот когда я совсем было решил вызвать огонь на себя путем самовольного закуривания и раскрытия рта без разрешения, дверь распахнулась и в кабинет ввалился донельзя довольный лейтенант Седых в обнимку с объемистой папкой, из которой торчали во все стороны разнокалиберные листы.

И сразу всеобщее напряжение спало, все зашевелились, задвигали стульями, Ракитин с явным облегчением достал сигареты, Данила сказал «здравствуйте, Николай Матвеевич» и благополучно уронил папку на пол, Велесов бросился помогать ему собирать разлетевшиеся протоколы и заключения и сбил два стула, а бравый комиссар наконец-то оторвался от окна и вернулся в начальственное кресло. Рабочая атмосфера была восстановлена полностью, и Берест произнес любимую фразу:

– Слушаю вас, господа сыщики!

– Николай Матвеевич, – Олег поспешно загасил сигарету, – думаю, целесообразно будет вначале выслушать мнение экспертизы, поскольку никто из присутствующих с ее результатами ознакомиться не успел.

– Согласен, – комиссар придвинул поближе пепельницу и принялся выбивать в нее трубку. – Докладывайте, лейтенант Седых.

– Гхм! – Данила приосанился и выудил из папки какой-то лист. – Результат судебно-медицинской экспертизы однозначно указывает, что смерть Витковского Кирилла Константиновича, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, наступила от разрыва аорты. Прочие повреждения внутренних органов, равно как переломы ребер и конечностей, были получены Витковским уже после клинической смерти. Следов борьбы на теле покойного не обнаружено. Химических соединений, могущих привести к смертельному исходу, в крови и тканях также не выявлено. Между тем уровень адреналина даже спустя час после смерти превысил физиологическую норму в двенадцать раз…

– Погоди-ка, – остановил его нахмурившийся Берест, – ты хочешь сказать, что Витковский умер до падения с балкона?

– Разумеется, – снисходительно улыбнулся «юный клоковец», – разрыва аорты даже от сильного удара произойти не может.

– Витковский страдал сердечными заболеваниями? – спросил Ракитин.

– Нет, но…

– Он умер от страха. – Я постарался сказать это как можно спокойнее, хотя внутри все звенело от напряжения. – Представляете, как надо напугать взрослого мужика, чтобы его кондрат хватил?

– Почему «от страха»? – не понял Берест.

– Адреналин – гормон страха, так же как норадреналин – гормон гнева, – пояснил я.

– А может, этот Витковский – трус редкостный? – усомнился Ракитин.

– Не важно, – отрезал Николай. – Важнее выяснить, кто его напугал и кто выкинул с балкона. Какие соображения на сей счет?

– Кто напугал, тот и выкинул, – ляпнул я.

– Есть одна зацепка: женщина, приходившая к управляющему накануне, – заговорил наконец Велесов. – Записана в журнале приемов как Садыкова Анна Амировна, директор турагентства «Маверик», является клиентом «Сибинвестбанка».

– Но ведь на следующий день ее в банке не было! – возразил Олег.

– Зато побывал тот же мужчина, что и в гостинице «Северная»! – торжественно объявил Данила так, что всем стало ясно: это его звездный час. – Под ногтями покойного обнаружены частицы эпидермиса, соответствующие по белковому составу аналогичным пробам, взятым в номере Ильхана Амиева.

– Я так и думал, – ухмыльнулся я, и Седых сразу сник. – Наша дочь алтайских гор действительно работала в «Сибинвестбанке» под именем Татьяны Михайловны Тудегешевой – вот справка из отдела кадров. И три года назад Татьяна, она же Тояна, была уволена с должности экономиста кредитного отдела за служебное несоответствие. Но!.. Как сообщила мне в приватной беседе милая девушка по имени Галя Маслякова, сиречь Галина Семеновна, секретарь-референт господина Витковского, у ее шефа были весьма фривольные виды на Тудегешеву, но прекрасная горянка отвергла мерзкие домогательства, за что, видимо, и поплатилась местом. – Я сделал паузу, дабы присутствующие оценили мои труды на ниве добычи информации. – Таким образом повод для мести у нашей амазонки был серьезный.

– А ведь Ильхан Амиев поплатился за то же самое, что и Витковский, – спокойно вставил Ракитин, и все дружно примолкли, переваривая вновь открывшуюся перспективу в расследовании.

Первым, как всегда, сориентировался наш бравый комиссар – вот что значит опыт!

– Нужно немедленно собрать всю имеющуюся информацию на эту Тудегешеву, – жестко сказал он. – Велесов, что вы про нее накопали?

– Только то, что она училась на том же факультете, что и Ильхан Амиев, но на курс младше. Там они и познакомились.

– И это все? – поднял брови Николай.

– Больше не успел, господин комиссар…

– М-да, – Берест озадаченно почесал мундштуком трубки за ухом. – Котов, ты же у нас большой специалист по женской части, да к тому же журналист. Проработай этот вопрос.

– А почему чуть что – сразу Котов? – честно возмутился я. – Вон, Павел у нас – молодой и подающий надежды, да еще такой… видный!

– Вот потому, что подающий и видный, он и будет заниматься другими делами, – отрезал Николай, и стало ясно, что спорить на сей раз бесполезно. – Кстати, что там с Красилиным, выяснил?

– Выяснил, – вздохнул я. – Игнат Васильевич, конечно, очень зол на Амиева, но такие, как он, на родственниках не отыгрываются. А вот прикрыть его надо: не ровен час, «азеры» вендетту начнут – тут Красилин первый кандидат.

– Согласен с Котовым, – откликнулся Ракитин. – К тому же после экспертизы все подозрения с него снимаются автоматически.

– А вдруг это все-таки он? – уперся Данила. – Может, он этой Тояне и помогает как раз?

– Ну, так проверьте! – рявкнул комиссар. – А вы, Олег Владимирович, займитесь окружением Амиева и его возможными связями с «Сибинвестбанком». Велесову организовать охрану и наблюдение за Красилиным. Все! Свободны.

Из кабинета мы вышли все вместе и, не сговариваясь, направились в «курилку» – холл второго этажа, где стояли полукруглые диваны вокруг стеклянных журнальных столиков, а возле них «цвели» пепельницы на высоких ножках, похожие на большие чумазые ромашки. Здесь было обыкновенно тихо и безлюдно: новшество придумал еще предшественник Береста якобы для удобства посетителей. Но никто так и не понял глубины замысла: неужели нормальный человек, пришедший на допрос, опознание или с жалобой станет в ожидании приема у следователя спокойно почитывать газеты или разглядывать журнальчики? Бред! А вот покурить и поговорить в неформальной обстановке – место было в самый раз. Вчетвером мы расселись друг против друга, закурили все, кроме Велесова, и только тогда Ракитин сказал:

– Вот что, братцы, так дальше работать нельзя! Нужен четкий план действий, а не хождение друг за дружкой. Предлагаю такой расклад. Павел отправляется в офис к «азерам» и собирает всю доступную и недоступную информацию по связям клана Амиевых и «Сибинвестбанком», а также по их достижениям в области «национального сыска». Ясно, лейтенант?

– Так точно, – буркнул хмурый богатырь.

– Ну и отлично! – кивнул Олег. – А на Котова дуться не надо: он же не виноват, что женщины на него клюют активнее, чем на тебя. Димыч, я понимаю, что это выше моих полномочий, но ты уж постарайся раскрутить тех двух девочек, бывших подружек Ильханчика, – он даже просительно улыбнулся, – хотя бы в порядке параллельного расследования. Все равно ведь писать тебе пока не о чем?

– Как это «не о чем»? – деланно возмутился я. – Да ежели только про эту Тояну-невидимку статью накатать – рейтинг «Вестника» подскочит в разы!

– Вот про нее-то как раз писать и не надо. Пока.

– Ладно, – я сделал вид, что сдался. – Паша, дай мне адреса этих красоток.

– Теперь о тебе, наш юный гений, – строго посмотрел Ракитин на Данилу. – То, что ты мыслишь нестандартно – хорошо. Но ты у нас еще без году неделя, а потому не знаешь некоторых правил местного этикета. И первое из них: никогда не сомневайся в выводах начальства в его же присутствии. Второе: никогда не проявляй инициативы перед вышестоящим начальством в присутствии своего командира…