Электронная библиотека » Дмитрий Галковский » » онлайн чтение - страница 17

Текст книги "Бесконечный тупик"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 17:38


Автор книги: Дмитрий Галковский


Жанр: Философия, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 110 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Шрифт:
- 100% +
63

Примечание к №51

Ну ладно, кот.

Чехов любил животных. Всё время возился со своими таксами. Одно время у него жил ручной журавль. Но Антон Павлович всю жизнь питал непреодолимое отвращение к котам и кошкам. Ещё бы, кот животное ночное, неправильное, с «достоевщинкой». К одному из героев Набокова ночью в комнату вошёл чёрный кот (78), что было вполне естественно, так как кот и жил в его доме, но на коте был бант из белого шёлка, взявшийся неизвестно откуда. На Чехова такие вещи действовали разрушительно. Достоевского он терпеть не мог, говорил уклончиво:

"Хорошо, но очень уж длинно и нескромно. Много претензий (135) …"

Чехов, смирный, дисциплинированный, вышколенный – испуганный на всю жизнь – всегда боялся хаоса, безмерности, непонятности. От всего необычного, экстравагантного открещивался Чехов обеими руками.

Один из его знакомых вспоминал:

«В Ницце в пансионе была русская кухарка… В Ниццу она попала случайно: в качестве горничной при купеческой семье, но семья уехала, а она осталась. Вышла замуж за негра, плававшего на каком-то пароходе, и у неё была дочь-мулатка … Это странное сплетение обстоятельств почему-то сильно овладело вниманием Антона Павловича. Впрочем, это было понятно. „В жизни всё просто“, – обыкновенно говорил он, бракуя в литературе всё нарочитое, искусно скомпонованное, эффектное, рассчитанное на то, чтобы удивить читателя. А тут вдруг перед ним жизнь, дающая готовый сюжет для забористого бульварного романа … Иногда за обедом, когда подавали русское блюдо, он сопоставлял, по обыкновению, отрывисто и без всяких объяснений: „русский борщ и мулатка“». Для него это было непереносимо, выглядело как издевательство. И действительно, жизнь над Чеховым надругалась.

Чехов целиком принадлежал XIX веку. Жил в мифе своего столетия, мифе старом, дряхлом, всё чаще дающем опасные сбои. Мир стал расползаться, превращаться в нечто невообразимое и необъяснимое. В 1899 году Чехов послал письмо к брату с просьбой купить пенсне и нарисовал на листке его контуры. Приписал ниже:

«Это дужка моего пенсне. Извини, что я нарисовал так скверно, точно гриб».

Рисунок как две капли воды похож на гриб атомного взрыва. Сегменты, обломки чеховского мира, кружась в будущем, разрастаются, превращаются в страшные символы. Резьба меры сорвана, механизм ассоциаций даёт сбои, и современный человек не в состоянии естественно воспринимать чужую эпоху, может быть, максимально чужую из-за своей близости. Невинные вещи разрастаются ядовитыми грибами. Чехов в письме к другу в шутку нарисовал себя повешенного на крючке. Получилась карикатура с есенинским профилем. А вот конец рассказа «На пути» (написанного в 1886 году и посвящённого, кстати, покаянию нигилиста):

"Какой-то человек, с тупым, цыганским лицом, с удивлёнными глазами, стоял посреди комнаты на луже растаявшего снега и держал на палке большую красную звезду. Его окружала толпа мальчишек, неподвижных, как статуи, и облепленых снегом. Свет звезды, проходя сквозь красную бумагу, румянил их мокрые лица. Толпа беспорядочно ревела, и из её рёва Иловайская поняла только один куплет:

 
Гей, ты, хлопчик маненький,
Бери ножик тоненький.
Убьём, убьём жида,
Прискорбного сына…"
 

Чехов и умер удивительно вовремя. (143) Только-только стал задувать фантастический сквознячок из ХХ-го. Когда началась война с Японией, Чехов сказал:

«Наши побьют японцев. Дядя Саша вернётся полковником, а дядя Карл (дядья жены – О.) с новым орденом».

И всё. Никаких сказок Порт-Артура и Цусимы, не говоря о 9-м января. Но вот скоро в бреду предсмертной агонии (июль 1904) Чехов что-то невнятно бормочет о японских матросах. Похороны его, как известно, вылились уже в полную декадентщину: труп привезли в вагоне из-под устриц, о которых на заре своей литературной деятельности Чехов написал рассказ, исполненный ужаса и омерзения (рассказ так и назывался – «Устрицы»). Начинало задувать.

64

Примечание к №29

Надо дать мысли крутиться. Иначе всё лопнет, треснет, разобьётся.

Во мне, как и в любом русском, проигрывается русская история. (139) И в генофонде заложена библейская идея конца мира и т. д. Я живу в этом апокалиптическом мире – масоны, антихрист-Ленин, – потому что этот мир живёт во мне.

А «социальная значимость» этой работы подтверждает мой русский бред и даёт моей нелепой жизни смысл – устойчивость, ритм, трагизм. Вот почему «Советский Союз» был выдуман и затем скрупулёзно воссоздан наяву. Он дополняет русское сознание, позволяет ему чувствовать себя уютно. Всё становится таким ясным, понятным. Ведь засосёт меня, ворёнка, воронка вороного воронка и я погибну. Разве это не трагично? Разве не трагично уже само «предвкушение» этого? В этом – единственном – смысле явное улучшение по сравнению с прошлым веком. Всё стало гораздо ясней. «Проклятый царизм» – в ХIХ веке было ясно. Но скажите «проклятая советская власть» – гораздо лучше, гораздо яснее. «Прогресс» явный.

Всё это понятно, но я не хочу сопротивляться. Однажды я решил дополнить свои сложные ветвящиеся дневники описанием снов. Первые два месяца всё было хорошо. Сны, часто удивительные (140), записывались пунктуально и легко. Было даже чувство какой-то свежести, освобождения. Записи никогда не перечитывались, я хотел прочесть через год сразу и сделать некоторые психоаналитические обобщения. Прошло семь лет, но тетрадка со снами так и лежит непрочитанная. Сам отказ от чтения, откладывание его «на потом» был началом очень тяжёлого и болезненного состояния. Сперва возникли задержки в фиксации. Сломанные ветви моих снов откладывались в сознании. Проходили дни, недели. Уже нужно было записать пять, семь, десять снов. Но всё как-то рука не поднималась. Потом всё же я их записывал, и это приносило облегчение. Но через две недели наступал новый срыв, и гора незаписанных, мучительно живых снов начинала расти и расти. Сны начинали расползаться, как раки из перевёрнутой корзины. Следующим этапом невротической реакции явилось возникновение «двойных снов». Я видел сон восхитительной сложности и красоты. Потом во сне же я его записывал и, успокоенный, умиротворённо засыпал. Когда же просыпался, то отчётливо помнил, что что-то записывал, но что конкретно – забывал напрочь. В результате вся система снов, вся подсознательная жизнь деформировалась, болела, но не пускала рассудок в свою область. Состояние было очень неприятное и даже после отказа от ночного дневника продолжалось еще долго. Ещё чуть-чуть и я бы начал сходить с ума. Это был урок.

Нельзя противиться судьбе, нельзя противиться национальной идее. Так на роду написано. И я пытаюсь хоть что-то поправить в этой фантасмагории (144), хоть что-то в моём бедном разуме спасти. Укутать его в шёлковую мантию иронии.

65

Примечание к №61

«молдавские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки» (Н.Гоголь)

Отец играл на мандолине; немного говорил по-испански и по-итальянски. Любил петь арию «Господина Икса»:

 
Да, я шут, я циркач,
Так что же…
 

Однажды он с «ребятами» ел на кухне уху под водку. Одну тарелку кто-то не доел, и туда кости бросали и бычки. Потом ребята ушли, а отец на кухне остался и стал есть из этой тарелки. Долго, смачно обсасывая кости, вылавливая ложкой и тщательно пережёвывая разбухшие окурки. Я в ужасе тянул его от стола, а отец спутанно сопротивлялся, невнятно шипел: «Пошшёл отсюда, ничтож-жесство».

66

Примечание к №52

А в русских запад и восток сошлись.

То есть соединилось несоединимое: две ветви в развитии человечества, которые не соединялись со времён античности, раньше даже. Ибо даже дикие, бесписьменные греки, так же, как и древние германцы, уже удивительно отличаются от восточных народов. И вообще «произошли от другой обезьяны».

И вот, значит, русские… Это все равно что скрестили таксу и борзую, бульдога и болонку, пуделя и овчарку. И получилось чудище какое-то. Передние ноги от борзой, задние от таксы, болонка с мёртвой хваткой и добродушный пудель с металлическим лаем и чутьём на человечинку.

Вообще новую породу создать очень трудно. Экстравагантные скрещивания порождают или посредственность, ерунду-дворняжку, или ослабленный вариант одной из исходных пород. Часто же просто нежизнеспособную генерацию. Сколько в истории таких народов было. И только одни русские выжили, и выжили как нечто оригинальное, самобытное, соединяющее несоединимое. Какая огромная жизнестойкость и способность к гармонизации. Но и что-то тяжёлое, жуткое, неправильное, «так не бывает» получилось.

Я думаю, причины успешной гибридизации вот в чём. Во-первых, огромная равнинная территория, первоначально пустынная, но относительно благоприятная для заселения и даже выманивающая из населённой Европы и Азии. Эта пустота и обширность способствовала прорастанию и осуществлению этнического материала. Первичное славянское население стало быстро осуществляться, но не давя и подминая другие этносы, а позволяя им расти в своём лесу и постепенно гибридизироваться, выравниваться. Первичное гомеопатическое скрещивание с половцами, кипчаками, финно-уграми выработало у коренной арийско-христианской основы сильную адаптационную способность, дало противоядие. В результате монгольская орда не смогла ни поглотить, ни переродить русскую народность, а наоборот, была сама в значительной степени ассимилирована. При этой ассимиляции произошло не понижение, как ошибочно полагали славянофилы (что, кстати, смешно в свете полуазиатского происхождения Киреевских и Аксаковых), а, наоборот, усложнение и фиксация русской расы. С другой стороны, в Россию проникал с самого начала скандинавский и византийский элемент, а впоследствии – польский и немецкий. Причём это проникновение тоже происходило постепенно, поэтапно. В крайней длительности и постепенности скрещивания, видимо, и таится секрет относительного успеха. Плюс масштаб. Многослойное, сложное и последовательное вливание в древнеславянскую кровь западных и восточных компонентов, причём в грандиозных масштабах, и создало столь странную великорусскую народность. Чуть-чуть в сторону, чуть-чуть раньше или позже – и ничего бы не получилось. Вот украинцы чуть-чуть сдвинуты – и уже не то (70), уже «второй сорт».

67

Примечание к №42

Происходит удивительная вещь: философия, история и политика заменяются литературой.

Литература же сводилась к биографиям якобы реально существующих персонажей. Как это ни парадоксально, но в подобном шизофреническом подходе что-то есть, так как литература и была формой национальной шизофрении.

В сущности, действительно, история русской литературы это история персонажей, кочевавших и дробящихся из одной книги в другую. Всю динамику литературного процесса можно представить как динамику персонажей. Сами писатели включились в процесс и легко превращались в персонажи: Пушкин– Хлестаков, Гоголь-Опискин, Щедрин-Щедродаров, Лермонтов-Солёный. Что же говорить о заимствовании персонажей? У Щедрина все эти молчалины и ноздрёвы. А самозаимствование? У Достоевского все его герои это развитие тем (например, тема героя-эпилептика в четырёх романах).

Туманная дурманность. Все русские писатели коллективно писали одну книгу. И никакого отношения к действительности. Просачивались какие-то обрывки: спутанные факты, одежда, прибаутки. А шло чисто иррациональное, подсознательное порождение. Стометровый череп, наполовину врытый в землю. А внутри многотонный живой, но спящий мозг. И он порождал Антихриста. Реальность залетала в глазницы случайными снежинками, и иногда, из-за микроскопического колебания температуры, связи между нейронами на каком-то квадратном миллиметре коры вытягивались не совсем так. Вот и всё. Связи (непосредственной) с реальностью, с историей – никакой. Онанизм. Не случайно, не из простого эпатажа Розанов обозвал русских литераторов, отрицающих реальную государственную жизнь и живущих тем не менее почти исключительно общественно-политическими вопросами, – онанистами.

Я думаю, это вообще «русская болезнь». Существует полушутливая классификация у европейских народов: немцы склонны к садомазохистскому комплексу, французы – к эротомании и т. д. Русские явно склонны к онанизму. (83) Какой-то европеец сказал, что любовь это преступление, совершаемое вдвоём. Русские предпочитают совершать преступления в одиночку. Мечты сбываются очень быстро и в максимально грубой форме. В форме топора. В этом и заключается отвратительность данного порока. Прямая связь между прекраснодушными фантазиями и грубейшей физиологической реальностью. Реальностью, никогда до конца не реализовывающейся и не приносящей подлинного наслаждения.

68

Примечание к №29

«Предателя, мнили, во мне вы нашли» (К.Рылеев)

Убейте! замучьте! – моя здесь могила!

Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!

Предателя, мнили, во мне вы нашли:

Их нет и не будет на Русской земли!

В ней каждый отчизну с младенчества любит

И душу изменой свою не погубит

Ни казни, ни смерти и я не боюсь:

Не дрогнув, умру за царя и за Русь!

Снег чистый чистейшая кровь обагрила:

Она для России спасла Михаила!

Да, Кондратий Фёдорович Рылеев. И в это же время писал свои «Агитационные песни», типа:

Ах, где те острова, Где растёт трын-трава

Братцы!

Где читают Pucelle

И летят под постель

Святцы.

Где Сперанский попов

Обдаёт, как клопов,

Варом.

Где Измайлов-чудак

Ходит в каждый кабак

Даром.

Стихи хорошие. Правда, недоработанные. Скажем, вот святцы «под постель». Ну а как кто поднимет? Нет, святцы лучше на макулатуру. А на полученной бумаге «Русскую Правду» печатать. Или вот про попов. Опять нехорошо получается. Зачем же «варом»? Надо бережно относиться к людям.() Тысячу-другую шлёпнуть для острастки, а основную массу – на переделку, на острова, где трын-трава. А там соревнование в три смены, ударные бригады. Ничего, выправятся. Так-то вот! Клоп, он хоть и махонький, а тоже его тельце можно в виде песчинки в пирамиду одноглазую положить. (80)

Но это всё отдельные огрехи. В процессе их бы отшлифовали. Главное – начать…

Да. А про предателей слова тоже оказались пророческими. «Их нет и не будет на Русской земли!» Родная земля через год разверзлась, и Рылеев повис в воздухе на вонючей верёвке. Потом сорвался и провалился ВНУТРЬ ЭШАФОТА, в подполье, в тартарары.

«Батюшки, неужто и вправду заблудился?»

Но вот натянулась верёвка другая,

Она для России спасла Николая.

69

Примечание к №62

Оруэлл сам главный персонаж «1984»

Точно так же, как Евгений Замятин, крупный деятель РСДРП(б), – главный персонаж «Мы».

Кстати, Оруэлл считал Замятина своим учителем. Между ними вообще очень много общего, вплоть до того, что Замятин жил в Англии и написал книгу об этой стране.

Труднообъяснимый факт: автора «Мы», злейшего памфлета на коммунизм, в 1932 году по личному указанию Сталина отпустили за границу. Ещё более необъяснимо, что крупный русский социолог и автор авантюрно-мистических романов А.В.Чаянов избрал годом действия своей явно неизвестной Оруэллу футурологической работы «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» именно 1984 год. И уж совсем странно, что реальный 1984 год действительно оказался неким роковым числом для социализма, точкой его инерционного апогея.

70

Примечание к №66

Вот украинцы чуть-чуть сдвинуты – и уже не то

В украинцах произошло огрубление национальной синтетической идеи. Равновесие между западной и восточной кровью у малороссов тяжелей, элементарней. Слишком сильным было завершающее польско-немецкое и татарское воздействие; европейское влияние было слишком насильственным и направленным извне, восточное – слишком органическим и естественным. Великорусская впечатлительность, способность к спохватыванию нашла соответствие в элементарной нерешительности, нервности, неспособности к принятию решений. А великорусское изворотливое упорство и мудрая терпеливость у украинцев превратились в «хохлацкое упрямство».

Характерно, что в чисто бытовом плане это замутнение в итоге дало более крепкий и здоровый тип взаимоотношений. Несомненно, что в народной толще украинец более трезв, талантлив и образован, более инициативен и развит. Но чем выше уровень, тем больше чаша весов перемещается в сторону великоросса. И на самом верху украинцам просто некого сравнить с соответствующими великорусскими именами. Разве что Гоголя. Но Гоголь вообще аномалия. Исключение.

71

Примечание к с.8 «Бесконечного тупика»

В России всё делается тихо.

Об этом говорил Розанов. Об этом же говорил и Николай Данилевский:

«Все великие моменты в жизни русского народа как бы не имеют предвестников, или по крайней мере значение и важность этих предвестников далеко не соответствует значению и важности ими предвещаемого. Сам переворот однако же не происходит конечно как деус экс махина. Только предшествующий ему процесс есть процесс чисто внутренний, происходящий в глубине народного духа, незримо и неслышно … Народ отрешается внутренне от того, что подлежит отмене или изменению, борьба происходит внутри народного сознания, и когда приходит время заменить старое новым на деле, эта замена совершается с изумительной быстротой, без видимой борьбы, к совершенному ошеломлению тех, которые думают, что всё должно совершаться по одной мерке, считаемой ими за нормальную».

72

Примечание к №40

Но всё-таки я не только червяк

Что есть истина? Истина есть ничто. Что такое обоняние по сравнению с чистым логосом? – Ничто. Зрение? – Ничто. Слух? – Ничто. Все чувства – ничто. Я всегда мыслил своё подлинное существование как уютную темноту посреди пространства на меня замкнутого, то есть и бесконечного, как окружающий мир, и интимно тесного, как свод черепа, где внутри, в полной тишине, оплетённой невидимой сетью сосудов, с пульсацией невидимой же крови… Свою же телесную субстанцию я всегда расценивал как хамство какое– то. (84) Стометровый брус ЭВМ в глубокой чистой шахте – это солидно, основательно, благородно. Но этот вот хамски сопящий хомо сапиенс – это я? Наглая ложь! Я существую, но в виде лжи. Ложь это всё. Ложь существует. Истина изрекается в реальность и становится ложью. А я, моё «я» – оно неизреченно, неизречимо. В чистом мышлении оно должно совпадать со своим миром, мыслить словами не изрекаемыми, а просто ощущаемыми реальностью; мыслить реальностью, истекать в чистой самоуничтожающей игре – в свободе. Истина – это свобода. Ложь – необходимость, реальность. (132) Своим телом я повешен в реальности, привешен к ней. «Мне стыдно, что у меня есть тело», за которое можно зацепить вешалкой. И зацепили. Боже мой, куда я попал (125)! Жить! Мне!! Здесь!!! Обидно. (88) Если б вы знали, как это обидно!

Я знаю, что я человек. Никогда не считал себя ни животным, ни божеством. Но я также знаю, что моё человеческое существование это какая-то ошибка, несправедливость. Получается, что я, моё мышление – это функция какого-то там человека, тогда как по большому счёту человек должен быть функцией такого сильного мышления, как моё. А мой разум силён. Не в том смысле, что я умнее окружающих и т. д., а потому, что он пугающе независим от того, что окружающие и называют Одиноковым. Все свои силы я отдавал разуму. (134). Холил его, кормил, выращивал, как какой-то заморский фрукт в сложной оранжерее. И вот раскормил со слона. А он лезет мне своим хоботом в душу: я это и есть ты, а ты это часть моего я. Я как-то перетёк весь в разум и хочу в нем совсем раствориться. Ещё Платон понял, что это форма изощрённого самоубийства, причём норовящего принять коллективные формы, захватить с собой в последний путь весь мир.

73

Примечание к №62

Новояз налицо, но всё равно ничего не получается.

Самый трогательный рассказ Чехова – «На святках». Сюжет сходен со знаменитым «Ванькой Жуковым», но здесь письмо доходит.

Старуха Василиса со своим стариком приходит к сельскому грамотею, отставному солдату Егору, с просьбой за пятиалтынный написать письмо в город. И начинает диктовать:

«Любезному нашему зятю Андрею Хрисанфычу и единственной нашей любимой дочери Ефимье Петровне с любовью низкий поклон и благословение родительское навеки нерушимо… А ещё поздравляем с праздником Рождества Христова, мы живы и здоровы, чего и вам желаем от Господа… царя небесного. Василиса подумала и переглянулась со стариком.

– Чего и вам желаем от Господа… царя небесного… – повторила она и заплакала.

Больше ничего она не могла сказать. А раньше, когда она по ночам думала, то ей казалось, что всего не поместить и в десяти письмах. С того времени, как уехали дочь с мужем, утекло в море много воды, старики жили как сироты, и тяжко вздыхали по ночам, точно похоронили дочь».

Но короткое письмо посылать неприлично (за пятиалтынный-то), и грамотей дописал его от себя:

«В Настоящее время, как судба ваша через себе определила на Военое Попрыще, то мы Вам советуем заглянуть в Устав Дисцыплинарных Взысканий и Уголовных Законов Военного Ведомства, и Вы усмотрите в оном Законе цывилизацию Чинов Военаго Ведомства … Обратите внимание … в 5 томе Военых Постановлений. Солдат есть Имя обчшее, Знаменитое. Солдатом называется Перьвейший Генерал и последний Рядовой…»

Старик пошевелил губами и сказал тихо:

– Внучат поглядеть, оно бы ничего.

– Каких внучат? – спросила старуха и поглядела на него сердито. – Да может их и нету!

– Внучат-то? А может, и есть. Кто их знает!

– И поетому вы можете судить, – торопился Егор, – какой есть враг Иноземный и какой Внутреный.

Перьвейший наш Внутреный Враг есть: Бахус. Ежели солдат цельный день в объятиях Бахуса, то будить мало хорошего. И причина другого свойства: Вы теперь швейцар, почитайте Вашего Хозяина, который Вам теперь есть: Начальник».

И вот дочь стариков получает письмо:

»…Ефимья дрожащим голосом прочла первые строки. Прочла и уж больше не могла; для неё было довольно и этих строк, она залилась слезами и, обнимая своего старшенького, целуя его, стала говорить, и нельзя было понять, плачет она или смеётся.

– Это от бабушки, от дедушки… – говорила она. – Из деревни… Царица небесная, святители-угодники.

Там теперь снегу навалило под крыши… деревья белые-белые. Ребятки на махоньких саночках… И дедушка лысенький на печке… и собачка жёлтенькая… Голубчики мои родные!..

– А в поле зайчики бегают, – причитывала Ефимья, обливаясь слезами, целуя своего мальчика.

– Дедушка тихий, добрый, бабушка тоже добрая, жалосливая. В деревне душевно живут, Бога боятся… и церковочка в селе, мужички на клиросе поют. Унесла бы нас отсюда царица небесная, заступница– матушка!»

Для меня этот святочный рассказ – символ. (76) Я когда его перечитываю, чуть не плачу.

Нет, сволочи гуманные, не тот вы народ для социализма выбрали. Не доберётесь словом своим поганым до души его.

Собственно, «Бесконечный тупик» я и пишу в надежде, что найдётся некто и прочтёт его так же.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации