Текст книги "Под откос"

8.

– Ну, показывай, где там твои чечены забаррикадировались.

Борис положил пакет с пирожками на стол купе проводника.

– Угощайся. Один что ли едешь?

– Да, Машка замуж собралась, как раз в эти выходные расписывается. И сказала, мымра, в последний момент. Замены не успели найти. Да мне так и лучше, полторы ставки идет.

– Во, чучундра, – засмеялся второй милиционер, сержант по имени Константин. Фамилий сопровождающих Витя не помнил, они часто менялись, и не было никакого смысла загружать память этой излишней информацией. – Самый сезон в разгаре, а она замуж соскочила. Еще медовый месяц, поди, затребует.

– Ага, – кивнул Соколов. – Сразу после свадьбы – отпуск. Путевку на юга выбила.

– Поездом поедет? – поинтересовался Костя.

– Ну не самолетом же. Поездом романтичней.

– Ох не завидую я проводникам! – поежился сержант. – Хуже нет клиента для бригады, чем проводник. Да Маха и так не подарок. У нас та же фишка – если цепанешь на чем бывшего мента – все, кранты, сливай масло, все мозги через хрен высосет.

– Ладно, хватит болтать, поздно уже, – оборвал Борис. – Показывай чеченов.

Витя вышел в коридор вагона и показал пальцем на второе купе.

– Вот здесь.

Борис повел плечами, настраиваясь, сдвинул, на всякий случай кобуру на ремне поудобнее, чтобы лежала прямо под рукой.

– Сколько их там?

– Четверо.

Лейтенант решительно постучал в дверь кулаком.

– Откройте!

– Кто? – послышался из-за двери недовольный голос.

– Милиция.

– Мы не вызывали, – с издевательским смешком ответили из-за двери.

– Открывай, проверка документов! – Борис от души врезал по двери. На его щеках заиграли желваки.

– Сейчас.

Десять секунд ничего не происходило.

– Давай трехгранник, – протянул руку лейтенант.

Витя кивнул, и пошел в свое купе, чтобы принести универсальный ключ. Константин отошел на шаг, и расстегнул кобуру.

Наконец, щелкнул замок, дверь отъехала в сторону. В проеме стоял высокий кавказец с коротко стриженой, но очень густой бородой.

– Чего надо, начальник? – снисходительно посмотрел он на наряд милиции, упершись руками в верхние полки. – Зачем спать мешаешь? Документы на посадке показывали, да?

– Я не знаю, кому ты там чего показывал, – сквозь зубы процедил лейтенант. – Документы. На всех. И быстро, я нервничаю.

– Зачем нервничать, дорогой! – осклабился кавказец с преувеличенным акцентом. – Сейчас все покажу. Вот мой паспорт, смотри, все в порядке. Я добропорядочный гражданин великой России!

Борис скрипнул зубами, чтобы не отреагировать на глумливые речи кавказца. Он повертел в руках новенький паспорт на имя Руслана Дикаева. Чистенький, совершенно необмятый, фотография владельца словно сделана пятнадцать минут назад.

– Нулевый аусвайс. Давно с гор слез, душок? – неприязненно поинтересовался Борис, исподлобья разглядывая Дикаева.

– Зачем так скажешь, командир? – расхохотался Руслан, показывая ряд белоснежных зубов. – Духом называешь, душманом. Душман – это враг. А какой я враг? Я друг. Я хороший. У меня и фамилия такая – Дикаев. Дика – по-чеченски значит «хороший».

– Из тебя чеченец, как из хрена – долото, – усмехнулся в ответ Борис. – На морду похож, а акцент правильно сделать не научился.

Паспорт выглядел настоящим, но одного старлей не мог понять – если этот Руслан не тот, за кого себя выдает, то какого черта он сделал такой паспорт? Кто в России в здравом уме будет выдавать себя за чеченца, не будучи таковым? Ну да, мы все россияне, один народ и все такое… Но ведь при слове чеченец делает стойку даже диванный Йорк-терьер!

Он сложил паспорт, но возвращать его не спешил.

– Документы остальных где?

– Командир, – печально попросил Руслан, – Зачем остальные? Они в сумке глубоко. У Бека с собой – но он спит, зачем будить? – он выразительно посмотрел на верхнюю полку, где, закутавшись в одеяло с головой, действительно кто-то спал.

– Я что, шутки с тобой шучу что ли? – рассердился Борис. – Быстро все документы на стол! Доставай свою сумку! И ты прекращай дрыхнуть!

Он зашел в купе, втолкнув туда Руслана, и бесцеремонно хлопнул по ногам спящего. Костя шагнул вперед, занимая место в дверном проеме, чтобы подстраховать старшего товарища. Спящий заворочался на своей полке, закряхтел, неразборчиво ворча из-под одеяла.

– Командир, давай так – тысяча рублей, и мы не открываем эту сумку?

Борис холодным взглядом окинул «Якубовича».

– Ладно, понял, – засмеялся тот. – Мало, конечно. Тысяча долларов!

Взгляд милиционера совершенно заледенел. Он легким движением расстегнул клапан кобуры, и положил руку на рукоять пистолета.

– Ой-ой, не надо! Не надо пистолет! Я пугаюсь, – засмеялся «чеченец». – Шутка это была, у русских совсем нет чувства юмора. Все сейчас тебе покажу, сам смотри, мне даже приятно, когда мент мои грязные носки смотреть будет.

Он бросил сумку на нижнюю полку, уже с вызовом глядя на старлея, и потянул на себя молнию замка.

Борис отпустил рукоять пистолета, шагнул глубже в проход, наклонился над сумкой, чтобы в полутьме рассмотреть содержимое. Костя тоже сделал шаг, но уже назад, занимая позицию вне досягаемости «жителей» купе. Витя положил ключ-трехранку в карман, видя, что все развивается, как положено.

В сумке что-то матово поблескивало. Еще не веря себе, Борис наклонился еще ниже.

«Так глупо попался», – понял он, рассмотрев то, что было в сумке. Шансов не было. Но он все же рванулся назад, одновременно разгибаясь и выхватывая пистолет. Он даже не понял, что было раньше – гром, раздавшийся сверху, или молния полыхнувшая в глазах и тут же сменившаяся чернотой.

А Костя и вовсе ничего не увидел. Вот старлей наклоняется над сумкой, бородатый коротко командует, и тут же что-то раскаленным прутом прожигает грудь… и невозможно сделать вдох…сердце сжимается в комочек и застывает, не в силах разжаться… полосатый коврик вдруг оказывается перед самыми глазами… а потом стремительно улетает в бездну…

– Бек! – рявкнул Руслан, когда милицейский старлей понял, что сумка набита оружием.

«Спящий» пружиной поднялся на полке, сбрасывая простыню. В его руке уже был зажат пистолет. Милиционер распрямлялся прямо под его удар. Рукоять «Макарова» врезалась в беззащитный затылок старлея, обрушивая его на пол, в проход между полками, под ноги Дикаеву. И в то же мгновение, даже не изменяя положения руки, Бек дважды нажал на спусковой крючок. Выстрелы почти слились в один, две пули пробили грудь сержанта Кости. Он даже не вскрикнул, только ноги подкосились, и сержант снопом повалился на пол.

Все произошло в какие-то доли секунды. Витя оцепенел, и только таращился во все глаза. Костя еще даже не коснулся пола, а в коридор уже выскочил человек с пистолетом в руке. Через секунду еще двое. Последним появился Руслан. В его руке была рация, а вторая сжимала маленький автомат.

– Вперед! – скомандовал он уже в спины бегущим по коридору бойцам. Им не нужно было приказывать. Похоже, все роли давно были расписаны и вызубрены. Руслан поднес рацию к губам. – Всем! Начали!!!

Рация захрипела, выдавая ответы «расчетов». Это удовлетворило Руслана.

Первым по коридору несся молодой парень с тонкими дудаевскими усиками. Он рывком распахивал двери купе, ни на секунду у них не задерживаясь, и сразу дергал ручку следующего.

– Встать! Всем встать! – осатанело орали второй и третий, следуя за ним.

Они врывались в купе к спящим людям, не церемонясь, сбрасывали нижних с полок, били тех, кто спал наверху.

– На пол! В проход! Всем сесть в проходе! Руки положить на голову!

Выстрел… Выстрел… В закрытом пространстве вагона они грохотали, как разрывы артиллерийских снарядов. Бандиты стреляли в стенки вагона, не желая повредить электропроводку в подкрышевом пространстве.

– Что за… – недоуменный голос мужчины с верхней полки оборвался ударом в лицо. Бек схватил его за ворот футболки, и сдернул вниз. Тот грохнулся с высоты, сокрушая ребра об углы столика и нижних полок, и заорал от боли.

– Заткнись! – Бек врезал пострадавшему подошвой ботинка по голове. – Всем в проход, бараны! Руки на голову! Кто заорет или шевельнется – пристрелю!

Где-то испуганно закричала женщина, заплакал ребенок.

Выстрел…

– Закрой ему пасть, или я его башку об угол расшибу! – небритый абрек навел пистолет на мальчишку лет пяти. Его мать метнулась вперед, закрывая сына грудью.

– Нет!

Мужчина лет тридцати, похоже, отец малыша, в панике прижался к стене, выставив вперед руки.

– На пол, я сказал! – с губ абрека летели брызги слюны, глаза вылезали из орбит.

Выстрел… Пуля продырявила стенку вагона в сантиметре от головы мужчины. Тот пришел в себя, свалился в проход, и подмял под себя жену и сына, заслоняя их своей спиной.

– Сесть! Суки! Сесть на пол! Руки на голову! Чтоб я всех видел!

Почти все купе открыты. Несмотря на кондиционер, в вагоне жарко, и никто не запер двери, оставляя щелочку для сквозняка. Закрытой осталась только одна дверь. Молодой пролетел ее на ходу, крикнув что-то назад. Абрек тут же подскочил туда, отставив молодую семью.

– Открой! – Он два раза ударил ногой в дверь, и, не дожидаясь ответа, выстрелил в замок. Пуля с визгом отрикошетила назад, вскользь обжигая ребра бандита. От этого он просто обезумел.

– Не надо, брат!

Дверь моментально открылась. Двое мужчин, одетых полностью, будто спать и не собирались, сидели в проходе на коленях, закрывая головы руками.

– А-а-а! Твою мать! – абрек выдал ругательство на непонятном языке, но ограничился тем, что врезал переднему, молодому парню с водянистыми глазами навыкате, ногой в живот.

– Встать! Всем на пол! – Бек заскочил в купе, но, оглядевшись, умерил пыл. – Просыпайтесь, сядьте на пол и закройте голову руками. Так нужно.

– Что происходит? – спросил с верхней полки Хазрат.

Бек стиснул зубы, секунду буравя взглядом противника.

– Я сказал – сядьте на пол и закройте голову руками! – прошипел он. – И благодарите Аллаха и ваших почтенных спутников. Если не подчинитесь – они вам не помогут.

– Понял, – с готовностью согласился Хазрат, легко спрыгивая вниз. – Позволь старикам сидеть не на полу, а на полке и не поднимать руки?

Бек кивнул головой, и ринулся дальше.

– На пол! На пол! Руки на голову!

Бандиты метались по коридору, как собаки вокруг овечьего стада, сгоняя баранов в кучу и надрываясь от лая.

Выстрел…

– Руки на голову! Встать, свинья! Встать! На пол!

«Дудаев» рванул дверь последнего купе, и метнулся назад, проскальзывая мимо «Абрека». Тот сунулся было в проем, но отшатнулся назад. Десантник Жора, все еще сидевший с приятелем за столиком, плеснул ему водкой из стакана в глаза. В другой руке у него была зажата обгрызенная куриная ножка.

– Мочи духов! – заорал он, срываясь с места. – За ВДВ!

Куриной костью, как стволом пистолета, он ударил «Абрека» в лицо. Кость вошла прямо в глаз и, пробив его, достала до мозга. Жора перепрыгнул падающее тело, выскочил в коридор. «Дудаев» обернулся, услышав позади себя неожиданные звуки борьбы. Из купе вывалился здоровенный парень в майке-тельняшке. Пацан запаниковал, забыв про пистолет, попытался принять боевую стойку. Но дембель, не заморачиваясь приемами, просто и эффективно вломил ему тяжелым ботинком в грудь. «Дудаев» кубарем полетел назад, открыв сектор стрельбы для Бека.

Бек хладнокровно поднял пистолет, и выстрелил Жоре в голову.

Руслан повернулся к «полупроводнику», и неожиданно подмигнул ему.

– Ну, как? Здорово получилось?

Взглянул на часы.

– Полторы минуты. Неплохо.

Акцент из его речи незаметно исчез. Он перестал улыбаться, и коротко ударил Витю кулаком в живот. Из Вити разом вылетел весь воздух, как из взорвавшегося шарика. Он рухнул на пол, разевая рот в тщетной попытке вздохнуть.

– Не люблю наглых, – сказал, как плюнул, Руслан. – Что там, Бек? – обернулся он к раскосому, который склонился над «Абреком».

– Готов, – с досадой махнул рукой Бек.

Руслан только равнодушно пожал плечами. Пока все шло в рамках допустимого.

– Трупы в последнее купе, всех в коридор.

«Дудаев», морщась от боли в груди, поволок по проходу тело сержанта Кости.

– Этот жив еще, – посмотрел он на Руслана, когда вернулся за вторым милиционером.

– Ну, и что думаешь? – оценивающе прищурился Дикаев.

Парень с готовностью вытащил из-за пояса пистолет.

– Неправильно, – покачал головой старший. – Убивать хочешь? Надо было того десантника убить. А заложников расстреливать – дело нехитрое. Не мужское дело. Если надо будет – убьешь и мужчину, и старика, и женщину. И ребенка. Мужчина может это сделать. Когда это нужно. Забери у него пистолет.

Молодой бандит пристыжено нагнулся над милиционером, вытащил пистолет из его кобуры, но на его щеках заиграли желваки.

– Все в коридор! Вышли и сели на пол, на корточки! Руки держим на голове! – командовал Бек, выгоняя заложников из их купе.

Через пару минут весь вагон уже сидел в проходе, как зэки на пересылке – друг за другом, руки на голове, глаза вниз.

– Тагир! – позвал Дикаев молодого. – Ступай в соседний вагон, там понадобится помощь.

Тот кивнул, прошел мимо Руслана, почтительно опустив взгляд, открыл дверь в тамбур.

– Постой.

Тагир обернулся. Руслан пристально посмотрел на него.

– Не нужно делать ничего лишнего, Тагир, – веско сказал Дикаев. – Я обещал твоему брату, что сделаю из тебя мужчину. И я это сделаю. Ты смелый. Но ты пока делаешь много лишнего. Это не нужно мужчине. Мужчина делает только то, что необходимо. Ты меня понял?

Парень сердито кивнул, и захлопнул за собой дверь.

Для того, чтобы пройти закрытый вагон-ресторан, ключ-трехранник Никифорову не понадобился. Он через окно тамбура заметил, что поезд подъезжает к станции, и просто подождал. Вышел на перрон и просто обошел помеху. В следующий вагон он зашел без проблем, проводник даже не поинтересовался, откуда он. А откуда еще ночью на маленькой станции может взяться мужик в джинсах, тельняшке и тапочках?

Леха мог спокойно дойти и до своего вагона – он был следующим. Он сам не понимал, почему ему хотелось побыть одному. Ему сейчас был никто не нужен. Ни Наталья, на другие попутчики. А в этом вагоне его никто не знал, поэтому можно было спокойно постоять в тамбуре, покурить, подумать.

В плацкартном вагоне свет был приглушен. Запахи чужого ужина, сонные звуки, тихие голоса. Леха прошел вагон, уворачиваясь от свисающих в проход ног и рук. Почти все в плацкарте уже спали, сморенные первым днем длинного путешествия в Москву.

В нерабочем тамбуре Леха остановился, достал сигареты, и закурил. Вскоре поезд тронулся. За окном проплыли станционные огни, фонари светофоров. На фоне неба побежали, ускоряясь, темные контуры деревьев.

Минут через пять прошли два молодых серьезных милиционера, оценивающе окинув пристальными взглядами полуночного курильщика. Снова, как уже много раз за последнее время, легким пером коснулось предвкушение. Скоро он вернется на службу. Пока это возвращение не стало реальным, он и сам не подозревал, как ему не хватало этой жизни.

Жизни, где все понятно, где все на своих местах. Где есть приказ, который надо выполнить. Где есть друзья, с которыми не беспокоишься за спину.

На душе было легко и как-то светло, безмятежно. Может, встреча с этим смешным и солидным мальчишкой так осела на сердце. Вроде и с Ольгой расстались непонятно – ни ссора, ни признание, ни согласия, ни отказа. Но сейчас перед взором стояли ее глаза, полные горечи, страха и… И что еще было в них? Ведь было что-то еще! Если страх – то страх чего? Не его же она боялась. Боялась потревожить, замарать память о Сашке, боялась новой потери. А если так – то он ей не безразличен. Чужой, посторонний не может коснуться памяти о любимом. А раз он представляет такую опасность, значит, есть шанс!

Аж вспотев от таких самонадеянных мыслей, Леха «затоптал» окурок в жестяном корытце, прикрепленном к вагонной двери, открыл межвагонную дверь, и шагнул на грохочущую и дергающуюся площадку. Вагон качнуло, и дверь вырвалась из рук. Он потянулся за ней, поймал и с силой захлопнул за собой.

По спине толпой пробежали мурашки, ноги сами чуть согнулись в коленях.

Что случилось?

Леха с изумлением почувствовал, как волосы на руках встали дыбом, живот втянулся и плечи напряглись, как перед дракой. Он настороженно остановился, поводя носом. Что его так возбудило?

Сквозь грохот колес со стороны его вагона послышалось несколько гулких ударов, будто кто-то хлопал дверью. Черт, да это же выстрелы!

Большинство людей на опасность реагирует правильно – прячась, убегая от нее. Но служба в ОМОНе не просто меняет ценности и правила. Она их меняет на рефлекторном уровне. Инстинкт волкодава бросил Леху вперед, туда, где стреляют. Раз стреляют, значит там опасность. И ее надо ликвидировать. Разум и инстинкт существовали в неких параллельных, не пересекающихся плоскостях. Мозг еще только начинал формулировать, что туда прошли эти два милиционера, и вскоре началась стрельба. Они наткнулись на что-то, что вынудило их схватиться за оружие и даже применить его в переполненном вагоне. Значит, эта неведомая опасность была очень велика, и им требуется помощь.

На словах это звучит длинно, но разум Никифорова получал эту информацию не в буквенных символах. То, что мелькнуло в его мозгу, не было логической выкладкой, это было мгновенное ПОНИМАНИЕ. Но даже еще до того, как это понимание оформилось окончательно, он уже был в тамбуре своего вагона, и схватился за ручку двери, чтобы выскочить в коридор.

Только тут та часть мозга, что отвечала за анализ, смогла догнать рефлексы. Стоять! Чтобы быть полезным, а не нарваться тупо на пулю – возможно, даже свою – надо оценить ситуацию. Быстро, бегло – но оценить. Эти секунды спасли его.

Леха прислушался, и теперь волосы встали дыбом не только на его руках. Даже загривок, казалось, ощетинился. Из-за двери доносились крики, выстрелы. Отрывисто и остервенело лаяли грубые мужские голоса, отдавая команды, испуганно кричали женщины. Но, главное – выстрелы. Привычный слух со всей отчетливостью говорил, что стреляли несколько стволов и на разном удалении. Леха отпустил дверную ручку, и отшагнул назад.

Это не менты! Они сами попали в засаду!

«– Никифор, подъем! Роту в ружье! С блок-поста архангелов радиограмма – сибиряки в засаду попали. Их сейчас со всех стволов молотят! Армейцы молчат. Бегом на броню! Если не успеем – их всех там перебьют!»

Несколько долгих секунд Алексей колебался. Все его существо заставляло ворваться туда, где беда – в этом он не сомневался – и вступить в бой. Разум охолаживал. Что толку сдохнуть героем, ничего не сумев поправить? Аника-воин, блин! В тапочках, без оружия. Даже палки какой-никакой нет. Что он сделает с голыми руками против нескольких стволов? Ладно, если сам глупо помрет – так ведь из-за таких «подвигов» совершенно невинные люди под огонь попадут!

Спец из антитеррористического центра ФСБ, который читал им лекции и проводил практические занятия, не раз заострял на этом внимание ОМОНовцев. Не пытаться геройствовать в одиночку! Сила любого спецназа, в том числе и милицейского, в команде! В поддержке государственной машины!

Любые бандиты и террористы потому и обречены на поражение, что против них играет титан под названием Государство, который не постоит ни за средствами, ни за жертвами, в конце концов. Это в кино один спецназовец решает судьбы войн. На деле их задача поточнее навести вертолеты и артиллерию. Залог победы не в индивидуальном мастерстве, а в умении создать такой перевес сил, что сопротивление становится бессмысленным и безнадежным. Нечестно? Зато эффективно. Рыцарские поединки давно не в моде, сейчас всех интересует результат.

А потому задача заложника, даже всего такого из себя крутого, не перебить врага голыми руками, а сидеть тихонько и ждать, когда за дело возьмется команда профессионалов.

Так что же теперь? Тихонечко сдаться? Все внутри протестовало против такого решения. Но и для того, чтобы дать бой, надо хоть как-то к нему подготовиться. Вооружиться как-то!

И НЕ ПУСТИТЬ ОПАСНОСТЬ ТУДА, ГДЕ ОЛЬГА И ДЕТИ!

Эта мысль обожгла Леху. Если не перекрыть путь угрозе, она мгновенно расползется по всему поезду!

Он попятился, вернулся на межвагонную площадку, и как можно аккуратнее прикрыл за собой тяжелую дверь. Теперь в тамбур плацкартного вагона…

Бах! Бах!

От звуков из плацкарта у Лехи захолонуло сердце. Там тоже стреляли.

На миг Никифоров растерялся. Он впервые оказался в такой ситуации, когда был полностью бессилен что-либо изменить.

Что-то подсказывало, что двумя соседними вагонами дело не ограничивается. Похоже, все куда как серьезней. И отсидеться на площадке не выйдет, обнаружить его – вопрос времени, причем – короткого.

А вот и время настало! Через окошко он увидел, как распахнулась дверь в его вагон, и в проеме показался молодой парень с тонкими усиками. Кажется, его кто-то окликнул, потому что парень остановился, и обернулся назад, видимо, выслушивая какие-то указания.

Сейчас он двинется дальше, и неминуемо наткнется на Леху.

Что делать? Потихоньку, пока он не видит, выбраться в тамбур? А толку?

Леха присел на пол, и сжался в комочек. Между вагонами было темно, и со света парень будет полуслепым. Вот только тельняшка светилась своими полосками, как сигнальный фонарь. Леха стянул ее через голову, и затолкал вниз, под ребристые железные языки площадки.

Все тело напружинилось перед схваткой, мышцы на ногах натянулись резиновыми лентами в готовности стремительно бросить тело вперед. В полумраке Леха видел, как начала поворачиваться вниз дверная ручка. Он прищурился, чтобы свет лампы в тамбуре не ослепил его. Дверь открылась, парень шагнул на площадку, не видя притаившегося там человека. По привычке обернулся, захлопнул дверь за собой…

Никифоров распрямился мгновенно, как выкидной нож. Удар тяжелого кулака в челюсть наложился на массу тела. Такой удар запросто мог оторвать голову. Ноги парня даже оторвались от земли, и он, с глухим стуком врезавшись головой в переборку, ватной куклой свалился на пол. Из его руки выпал какой-то предмет, звякнул по железу, и отскочил в сторону, провалившись куда-то вниз, туда, где грохотали колеса и лязгала автосцепка.

«Пистолет!» – мелькнула мысль. Леха бросился за предметом, но в темноте на ощупь под дергающейся площадкой найти его не было шансов. Вполне возможно, что столь необходимое сейчас оружие уже в сотнях метров позади, валяется на шпалах – щелей тут предостаточно.

Нельзя было терять ни секунды. В то короткое время, что парень стоял в проеме двери, Алексей увидел достаточно. Случилось то, чего он больше всего боялся. Высокий мужчина с бородой, который давеча так не понравился Никифорову, держал в руках небольшой пистолет-пулемет, в народе называемый автоматом. То ли «Кедр», то ли «Кипарис» – Леха не разглядел. А в коридоре на корточках, в затылок друг другу и с руками на голове, сидели пассажиры. Так рассаживают людей, когда собираются их под конвоем перегонять в другое место.

Куда? Да понятно куда – в плацкартный вагон или вагон-ресторан. В купейном контролировать большое количество заложников трудно, а там все на виду будут.

Что это означало? Две вещи. Во-первых, дело очень серьезно и, похоже, захвачен весь поезд, либо его большая часть. И второе. Сейчас их погонят прямо на него. И спрятаться негде.

Леха наклонился над телом, быстро ощупал его – на обстоятельный обыск не было времени. Ничего полезного. Ни документов, ни оружия. Парень застонал. «Живучий, черт». Голова парня лежала так соблазнительно – свесившись затылком вниз с задранным вверх подбородком. Один удар – и противником меньше. Леха поднял ногу, чтобы коротким толчком сломать террористу – в этом уже не было сомнений – шею.

И не смог. Ему доводилось убивать. И он не испытывал после этого каких-то терзаний и угрызений совести, как некоторые впечатлительные натуры, что после этого сутками блевали и неделями не могли спать. В тебя стреляют, ты стреляешь – обычное дело. Либо ты стреляешь раньше, чтобы не стреляли в тебя. Тоже ничего особенного, солдатская рутина, трудовые будни.

Но не так! Хладнокровно прикончить беспомощного и невооруженного врага оказалось выше его сил.

Никифоров плюнул в сердцах, и просто пнул поверженного по ребрам. Тот не отреагировал. Значит, в хорошей отключке. Хорошо бы, если бы он вообще вышел из строя.

Но рассусоливать было некогда. Что дальше? Выскочить в тамбур и через боковую дверь попытаться выбраться наружу? Поздно. Враги могут появиться в любую секунду.

Леха возбужденно осмотрелся…

– Так, кто сегодня отвлекающий?

– Я, – Николай Коростелев залез в карман кителя, доставая мятые купюры.

– Ну-ка спрячь свои гроши, – повелительным жестом остановил его Женька Самохин.

Сегодня они с Лехой ехали в самоволку в Москву. Конец восьмидесятых, тотальный дефицит. А Николай вчера получил лычки старшего сержанта. Это дело надо было обмыть. Водку, конечно, можно было достать и в Рязани, но хотелось чего-то повкуснее, все же без пяти минут офицеры. Николаю по случаю звания дали увольнительную, поэтому он был под контролем – в пять вечера как штык должен быть в училище.

Леха с Женькой были в «гражданке», дабы не дразнить патруль, тем более, московский.

– Я проставляюсь, – попытался спорить Николай.

– На звездах будешь проставляться, – оборвал его Леха. – А лычки надо просто замачивать. И вообще – товарищ курсант, отставить спорить с младшим по званию!

– Ладно, – сдался Коростелев. – Вы только до отбоя уложитесь. На разводе никто не увидит, а вот на вечерней поверке ротный будет, прикрыть не удастся.

– Обижаешь, начальник, – засмеялся Женька. – Не впервой, чай!

Действительно, дело было отработанное. Утром все проходящие поезда шли на Москву, а вечером обратно, в Поволжье, Среднюю Азию и за Урал. Даже метод посадки и проезда без билета был отрепетирован. Здесь, в последнем крупном городе перед столицей, концентрация «зайцев» была особенно велика, и проводники жестко пресекали попытки «ушастых» забраться в вагон без билета.

Нет, договориться с ними всегда было можно, особенно с проводниками «хлебных» поездов из Узбекистана, Казахстана и других азиатских республик. Но вся проблема как раз была не в отсутствии билетов, а в неимении денег на них и, соответственно, на взятки проводникам.

– Расчеты – по местам! – скомандовал Николай.

Леха с Женькой нырнули под вагон, и прогулочным шагом пошли к «гармошке», соединяющей тамбуры. Главным было разговорить бдительного проводника. Этим искусством в совершенстве владели все трое. Нужно было лишь парой вопросов натолкнуть человека на волнующую его тему – а дальше он сам будет болтать так, что не остановишь.

– Ассалам алейкум, уважаемый! – подошел к седоусому узбеку в синей форме Николай. – Как ваше здоровье?

– Не жалуюсь, – прищурился узбек.

Клиент из курсанта никакой – ни дыню не купит, ни денег за проезд без билета не даст.

– Говорят, зима у вас в этом году была холодная, – участливо поинтересовался Коростелев, и попал в больную точку.

– Вай, джяляб! – поежился проводник, несмотря на жаркое солнце. – Двадцать градусов! Представляешь! Двадцать градусов – и снег два месяца лежал, не таял! У нас такого сто лет не было! Не знаю, за что Аллах нас наказывает.

– Слышал, на Сквере все деревья померзли, – посочувствовал курсант.

– Не, болтают, – махнул рукой седоусый. – Немного веток отпилили – и все. Э? – спохватился он. – Откуда знаешь Сквер?

– Да я ташкентский, – не моргнув глазом, соврал Николай, который про Ташкент знал только из рассказов однокурсника Мирзы. – С Чилонзара. Говорят, Фархадский базар перестраивают?

С этой минуты проводник не умолкал до самого отхода поезда.

А в это время с другой стороны друзья незамеченными забрались на торец вагона. Леха, как более сильный, запустил пальцы в щель, где «гармошки» соединялись, и потянул на себя. Щель расширилась, и Женька смог в нее проскользнуть. Теперь тянул он, уже изнутри, не давая ей обратно сомкнуться. Через несколько секунд Леха стоял рядом с ним.

Самым сложным было проскользнуть в вагон. Остальное – дело техники. Даже если нарваться на ревизоров – самое страшное наказание это высадка на следующей станции. А поскольку скорые поезда шли без остановок, следующей станцией и была цель поездки – Москва…

…Старые «гармошки» были из материала, по фактуре похожего на хреновый дерматин. Нынешние оказались гораздо плотнее, больше похожими на плотную толстую резину. Да и фигура Лехи с тех пор сильно изменилась, и отнюдь не в сторону похудания.

Но адреналин в крови творит чудеса. Никифоров с трудом просунул пальцы, уперся ногой в железную раму, и с рыком оттянул резину. Вставил в образовавшуюся щель сначала ступню, потом повернул ее, протолкнул колено и бедро. Повернулся спиной к раме и вдавил в отверстие туловище, судорожно втягивая живот. Холодный ночной воздух, превращенный движением поезда в ураганный ветер, ударил в лицо, ошпарил обнаженный торс.

Леха охнул, мгновенно покрывшись мурашками с ног до головы, бросил тоскливый взгляд на тельняшку. Достать ее было невозможно. Разве что вернуться обратно, а потом повторить подвиг.

Но тут из тамбура послышались голоса, едва уловимые из-за грохота поезда и свиста ветра. Леха рванулся, вытягивая наружу оставшиеся части тела. От рывка он потерял равновесие, и едва не вывалился под откос как пробка из бутылки с шампанским. К счастью, на небе светила почти полная Луна. Уже падая, Алексей заметил ступеньки-скобы, приваренные к торцевой стене вагона, и отчаянным движением схватился рукой за одну из них.

Несколько секунд он потратил на то, чтобы восстановить устойчивое положение. Наконец, это ему удалось. Одной ногой он стоял на швеллере, который проходил по стенке вагона, другой – на раме «гармошки». А руками крепко держался за ступеньки, которые вели на крышу. Ему было бы даже комфортно, если бы не пронизывающий ледяной ветер.

В плацкартном вагоне двое террористов справились со своей задачей даже быстрее, чем их коллеги в купейном. Здесь не было закрытых дверей, все на виду. Один из них, жилистый качок с одуловатым лицом, бросил презрительный взгляд на перепуганную толпу позади себя, и подошел к двери, ведущей в соседний вагон-ресторан. Обещанного усиления не было, наверное, какие-то проблемы в купейном. Но план действий был разработан заранее и, поскольку иных распоряжений не поступало, он продолжил его выполнение.

Универсальный ключ-трехгранник он забрал у проводницы, хотя у него и самого был заранее приготовлен такой же. Навстречу ему бросился раздраженный работник ресторана, плотный краснорожий мужик с редкими слипшимися волосами в белой поварской куртке.

– Куда прешь! – заорал он. – Не видишь – закрыто!

Но поздний посетитель, невесть как проникший в его хозяйство сквозь запертую дверь, ткнул ему в лицо стволом пистолета, и «повар» испуганно заткнулся.