Текст книги "1941. «Сталинские соколы» против Люфтваффе"

В немецких отчетах кроме Штеена и Руделя указывались также другие отличившиеся летчики-пикировщики: фельдфебель К. Пленцат (K. Plenzat), лейтенант К. Янке (K. Janke), обер-лейтенант Г.-Й. Леман (H.-J. Lehmann), капитан Э. Купфер (E. Kupfer). Они добились попаданий в наши корабли. А вот капитан Г. Шварцель (G. Schwarzel), особенно успешно действовавший против британского флота в Средиземноморье, за что 22 июня 1941 г. был награжден Рыцарским крестом, оказался на этот раз не столь меток.

Подводя итоги налетов 23 сентября, можно отметить, что всего противник задействовал для удара по кораблям и объектам базы, по данным штаба ПВО, 272 самолета (из немецких отчетов следовало: части и соединения 1-го воздушного флота выполнили 747 самолето-вылетов, из которых 418 совершили ударные самолеты, а 261 – одноместные истребители.) Еще до полудня, как отмечалось ранее, прямым попаданием двух мощных бомб оторвало носовую часть «Марата», который находился в ремонте в Средней гавани. Затем загорелся эсминец «Грозящий», затонул буксир, погибла подводная лодка «М-74». Борьба за живучесть линкора продолжалась до следующего утра, однако не увенчалась успехом – «Марат» лег на грунт.

В тот день получили повреждения «Киров» (в крейсер попали две SC250, одна из которых не взорвалась), «Октябрьская Революция», «Грозящий», но экипажи сумели их устранить и отстоять корабли. Незадолго до полуночи ушел на дно в 5 м от стенки Военной гавани лидер «Минск». Последние исследования российских историков показали, что непосредственно в корабль, маневрировавший во время атаки на Большом Кронштадтском рейде, попала только одна небольшая бомба (вероятно, SC50), но борьба за живучесть лидера была организована неудовлетворительно, что привело к трагическим последствиям.

Как отмечал профессор А.В. Платонов (по его данным, две бомбы разорвались в районе кормовой надстройки, а одна – о дежурную шлюпку, вываленную за борт), часть помещений, в том числе одно из котельных отделений, оказались затопленными, возник пожар, корабль обесточился, потерял ход и управление. Когда в ходе буксировки лидера команде удалось ввести в действие один из котлов, запустить вспомогательные механизмы двух главных турбин, турбопожарный насос и турбогенератор, на корабле появился свет. Через 8–10 мин осушили машинное отделение, появилась уверенность, что корабль удастся спасти. Однако котел проработал всего 15 мин, корабль вновь погрузился во тьму, а поднятая новым близким разрывом крупной авиабомбы волна раскачала и залила «Минск» – вскоре корабль еще больше накренился и затонул на глубине 8 м [29]. Всего в этот день погибли или получили ранения более 300 моряков.

Германское информационное бюро сразу же сообщило об «особенно успешных атаках люфтваффе против советского флота», заявив о «потоплении линкора, крейсера, двух эсминцев и девяти пароходов общим водоизмещением примерно в 25 тыс. т. Еще два военных корабля и два парохода были подожжены». Несмотря на опровержение этих данных через день в сводке Совинформбюро, мол, никаких кораблей гитлеровцы не топили, никаких пароходов не жгли, приходится, к сожалению, в целом, подтвердить немецкие данные [30].

У читателя может возникнуть ощущение, будто над Кронштадтом развернулась борьба только между ударными самолетами люфтваффе и расчетами нашей зенитной артиллерии. Однако истребители обеих сторон весьма активно действовали над базой. Достаточно сказать, что с 19 по 30 сентября истребители выполнили 680 самолето-вылетов, прикрывая объекты острова Котлин и корабли. При этом балтийцы потеряли пять летчиков погибшими, включая комэска 5-го иап майора Ф.А. Галкина. Среди поднимавшихся в воздух в эти дни назывались имена прославленных летчиков-балтийцев М.А.Ефимова, Г.Д. Костылева, С.И. Львова, впоследствии ставших Героями Советского Союза. Командующий КБФ вице-адмирал В.Ф. Трибуц отмечал мужество и самоотверженность многих подчиненных майоров П.В. Кондратьева и А.В. Коронца, защищавших флот и возглавлявших 5-й и 71-й иап ВВС КБФ соответственно. В последние дни месяца к ним присоединился 13-й иап капитана М.В. Охтеня.

Однако действия истребительной авиации ВВС КБФ над Кронштадтом в 20-х числах сентября нельзя признать удачными. Небольшие по численности патрули (по 5–8 машин) находились на малых и средних высотах из-за опасности попасть под беглый обстрел своими же зенитными пушками среднего калибра. «Мессершмитты» отказались от непосредственного сопровождения бомбардировщиков и пикировщиков, но это не мешало им надежно прикрывать последних. Заранее подойдя к району боя на большой высоте, «мессеры» сковывали действия наших истребителей. Как правило, немецкие летчики стремились внезапно атаковать из-за облаков или маскируясь разрывами снарядов. Если внезапная атака не удавалась, они снова устремлялись наверх, ожидая благоприятной возможности для новой попытки.

Согласно отчету штаба 54-й истребительной эскадры, с 21 по 25 сентября летчики соединения провели немало успешных поединков над Ленинградом и Кронштадтом. Коммодор подполковник Х. Траутлофт (H. Trautloft) особо выделял специалистов маневренных схваток капитана Г. Филипа (H. Philipp) и лейтенанта М.-Г.Остермана (M.-H. Ostermann). Последний составил подробное описание одного из боев в сентябре над восточной частью Финского залива.

«Я приготовился к атаке и дал команду ведомому. Но ведущий вражеского звена оказался начеку и своевременно заметил нас. Он круто повернул свою машину навстречу. В небе завертелась дикая карусель, когда самолеты охотились друг за другом. Проклятье, русский парень оказался упорным! Несомненно, это был «стреляный воробей»: будучи атакован, он всякий раз своевременно круто отворачивал или делал переворот через крыло. Русский даже имел наглость подняться над своей эскадрильей и выпустить одну весьма точную очередь. Вражеский истребитель и самолет моего ведомого то пикировали, то переходили в крутой набор высоты. Я все это видел, но до поры не вмешивался в ход боя, считая, что «Ивана» должен сбить ведомый – «качмарек».

В это время русский заметил группу наших «мессершмиттов» и попытался ускользнуть в направлении боевых кораблей, стоявших на якоре в бухте. Зенитная артиллерия открыла огонь. Тогда я атаковал вражеский истребитель сверху, но русский парень умело уклонился от трасс скольжением вправо. Я ввел упреждение, но и этот мой замысел он разгадал. Высота падала, и по самолетам уже интенсивно стреляла легкая зенитная артиллерия кораблей. Времени оставалось в обрез – счет пошел на секунды. Резко опрокинув «мессер» через левую плоскость, а затем немного «приподняв» машину, я смог, наконец, занять удобную позицию для атаки. Попадание! За вражеским истребителем потянулся темный след. Теперь я находился вплотную к боевым кораблям и небо вокруг меня озарил настоящий фейерверк. Пришлось срочно выйти из боя, но, обернувшись, успел увидеть, как мой «Иван» плоско вошел в воду у самого борта большого корабля.

Bf109F из I/JG54 на аэродроме Лисино

Во время всей схватки мне приходилось непрерывно учиться выполнять энергичные виражи с большими перегрузками. Однако о «правильном» ведении маневренного воздушного боя я тогда еще не помышлял, считая, что на наших истребителях он вообще невозможен» [31].

Ежедневно в последней декаде сентября асы эскадры JG54 «Зеленое сердце» сбивали, если позволяла погода, в районе окруженного города в среднем по 6 наших самолетов. 23 сентября им удалось уничтожить над фортом «Северный N 4» аэростат наблюдения, с которого велась корректировка огня морской артиллерии, а на следующий день – еще один. Однако 24 сентября советские истребители действовали более успешно, чем раньше. Флот прикрывали также части 7-го иак ПВО. Многие ошибки, допущенные при отражении предыдущих налетов, удалось учесть; истребители сумели не допустить прицельного бомбометания по кораблям и другим объектам в Кронштадте.

Около полудня семерка ЛаГГ-3 из 157-го иап, возглавляемая командиром полка майором В.Н. Штоффом, перехватила южнее Ораниенбаума 20 Ju88, шедших под прикрытием 6 Bf109. «Лагги» расстроили строй противника, вынудили бомбардировщики беспорядочно сбросить бомбы. Однако в ходе воздушного боя «мессершмитт» из III/JG27 подбил самолет командира части. Летчик не смог перетянуть через линию фронта и попал в плен[9]9
  Политработники заподозрили Штоффа, немца по национальности, в предательстве. В это время органы НКВД в соответствии с Указами Президиума Верховного Совета СССР, постановлениями ГКО и руководствуясь другими документами переселяли немцев из Республики немцев Поволжья, ряда прифронтовых областей в Казахстан и на Алтай, а немцев-военнослужащих изгоняли из рядов Красной Армии. Под репрессии попала семья майора. И только после освобождения Ленинградской области от захватчиков стало известно, что В.Н. Штофф отверг все предложения о сотрудничестве и был казнен карателями.


[Закрыть].

Последний налет на военно-морскую базу противник предпринял 27-го числа. 42 бомбардировщика Ju87 и Ju88 поочередно пикировали на корабли, нанеся основные удары по линкору «Октябрьская Революция» и крейсеру «Максим Горький». В гавани разорвалось не менее ста авиабомб, и лишь одна бомба попала в башню линкора. К этому времени немецкие войска под Ленинградом окончательно перешли к обороне, а значительную часть эскадр 1-го воздушного флота (включая весь 8-й авиакорпус) начали готовить к переброске на центральное направление для участия в битве за Москву.

Подведем итоги сентябрьских налетов люфтваффе на морские цели. По данным Главного штаба ВМФ, всего немцы выполнили 600, а по данным штаба ПВО – 406 самолето-вылетов для уничтожения нашего флота в Кронштадте. Потери противника составили 35 самолетов, из которых 11 машин записали себе на счет летчики 5-го и 71-го иап ВВС КБФ. Управление ПВО Кронштадской военно-морской базы, со ссылкой на отчеты 1, 2 и 6-го зенитных полков, приводит несколько другую информацию о потерях неприятеля – истребителями и зенитчиками сбито 25 вражеских самолетов.

«Такие незначительные потери авиации противника при налетах на военно-морскую базу Кронштадт можно объяснить тем, что к моменту массированных налетов авиации противника служба воздушного наблюдения и оповещения противовоздушной обороны базы Кронштадта была прервана в связи с выходом немецко-фашистских войск на южное побережье Финского залива в районе Стрельна – Петергоф, – указывалось в историческом сборнике «Военно-воздушные силы Краснознаменного Балтийского флота в Великой Отечественной войне». – В силу этого командный пункт участка противовоздушной обороны базы Кронштадт был лишен возможности получать данные о воздушном противнике из района Петергофа, а установленная 6 сентября 1941 г. радиолокационная станция РУС-2 в базе Кронштадт практически в это время не использовалась. Кроме того, низкую эффективность истребителей можно объяснить и тем, что было недостаточное количество сил истребительной авиации и отсутствовало единое управление всеми силами противовоздушной обороны базы Кронштадт» [32].

Можно отметить еще ряд недостатков в действиях наших зенитчиков и летчиков. Зенитная артиллерия флота не только сбила мало вражеских самолетов, но, как несколько казенно отмечалось в одном из отчетов штаба ПВО, «не смогла не допустить противника к выполнению боевой задачи» [33]. Из-за нечеткого целеуказания батареи опаздывали с открытием огня, а значительные ошибки в определении высоты цели приводили к неточной стрельбе. К тому же дефицит снарядов среднего калибра на ВМБ ощущался не менее остро, чем в Ленинграде.

Тяжелая наземная обстановка вынудила в сентябре использовать основные силы 7-го иак в интересах общевойскового командования. Основная тяжесть обороны Кронштадта и стоящих там кораблей легла на плечи летчиков-балтийцев. Они выполнили много вылетов на патрулирование в разное время суток. Но из-за неудовлетворительной радиосвязи и невозможности осуществить с земли наведение своих машин на самолеты противника редко встречали врага в небе и еще реже могли преградить ему дорогу к кораблям и военно-морской базе. Наоборот, патрулировавшие на небольшой скорости и неизменной высоте истребители сами нередко становились объектами внезапных атак «мессершмиттов».

На эффективности обороны сказалось ощущение отчаяния и безысходности, которое в начале осени возникло у многих бойцов и командиров. В начале сентября Военный совет обороны Ленинграда принял решение о минировании наиболее важных объектов города, фронта и флота на случай, если враг прорвется. У Сталина также не было уверенности в способности частей Красной Армии и Военно-Морского Флота отстоять Ленинград. Заслушав 13 сентября доклад зам. наркома ВМФ адмирала И.С. Исакова о «плане мероприятий на случай вынужденного отхода из Ленинграда», Верховный его утвердил и подписал секретный план мероприятий, предусматривавший уничтожение всех кораблей и судов независимо от их ведомственной принадлежности, в том числе недостроенных [34]. Командующий КБФ вице-адмирал В.Ф. Трибуц нес полную ответственность перед Ставкой ВГК за своевременное выполнение сигналов «Хризантема», «Василек», «Роза» и других, по которым в тех или иных районах надлежало приступить к уничтожению и затоплению флота.

Несмотря на требование соблюдать строгую секретность при подготовке «спецмероприятия», многие морские командиры знали о планах командования и были готовы разделить судьбу флота. «Ждать нечего, остается пустить пулю в лоб», – заявил заместитель начальника штаба КБФ капитан 2 ранга Ф.В. Зозуля. Ему вторил командир дивизиона В.И. Маслов, который по прибытии на эсминец «Строгий» сказал подчиненным: «Я вам привез нехорошие вести. Ленинград готовят к сдаче германскому фашизму. На эсминцы «Стройный» и «Строгий» уже положен крест. Большое начальство удирает из Ленинграда на самолетах» [35].

Естественно, с такими настроениями было трудно самоотверженно защищать корабли, проводить эффективные действия по сохранению их живучести. Ведь плана мероприятий по уничтожению флота к началу вражеских налетов никто не отменил и на многих линкорах, крейсерах, эсминцах успели заложить мощные взрывные устройства «для подрыва корпусов, котлов и порчи механизмов». Как знать, возможно, именно эти заряды сдетонировали и привели к столь губительным последствиям для «Марата» и его экипажа при попадании в палубу вражеской авиабомбы...

Эмоциональные доклады немецких авиаторов о силе противовоздушной обороны нашей базы надо воспринимать достаточно критически. Так, большинство германских летчиков были уверены, что для прикрытия неба над Кронштадтом советское командование выделило 600–650 различных орудий, а обер-лейтенант Рудель написал в отчете, что «зенитный огонь был смертоносен», «иногда разрывы снарядов создавали целые облака» и «на площади около 100 кв. км русские разместили примерно 1000 зенитных орудий» [36]. В действительности, в те сентябрьские дни на защите крепости и флота находилось, как уже отмечалось, до 350 зенитных и универсальных пушек.

Противовоздушная оборона Ленинграда обладала значительно большими ресурсами, чем ПВО Кронштадта. Достаточно сказать, что при пролете немецких бомбардировщиков с юга на север, они над районом Васильевского острова примерно три-четыре минуты находились в плотности огня 200 разрывов на 1 км пути. Эти показатели по крайней мере втрое превышали плотность зенитного огня над островом Котлин. Поэтому логично выглядело решение советского командования перевести наиболее ценные корабли в устье Невы. Уже в ночь на 24 сентября крейсер «Киров» занял здесь позицию (что не осталось незамеченным германской авиаразведкой). Вслед за ним были перебазированы эсминцы «Гордый», «Сильный», «Суровый», корабли отряда охранения. С новых стоянок кораблям было сложнее вести прицельную стрельбу по вражеским наземным войскам и батареям на берегу Финского залива, но их собственная безопасность, несомненно, возросла.

При отражении вражеских налетов советская сторона не использовала многих средств пассивной защиты гавани, например подъем в воздух аэростатов заграждения, установку дымовых завес и других средств маскировки. Лишь 24 сентября для усиления противовоздушной обороны крепости в оперативное подчинение командиру Береговой обороны Кронштадта генералу Г.С. Зашихину передали 60 истребителей из состава 7-го иак ПВО. Еще через несколько дней были осуществлены первые попытки наведения своих истребителей на самолеты противника по радио с форта «Серая лошадь». В районе нового расположения ядра флота в Ленинграде начал формироваться 9-й зенитно-артиллерийский полк, которому поручили охрану Отряда кораблей обороны реки Невы...

При попытке провести разведку новых мест стоянок кораблей летчиком 7-го иап лейтенантом И.Д. Одинцовым 30 сентября был сбит Bf109F, который пилотировал командир группы III/JG54 А. Лигниц (A. Lignitz). Удалось захватить одного из ветеранов люфтваффе, одержавшего первую победу почти полтора года назад и получившего Рыцарский крест из рук фюрера задолго до вторжения в СССР. Впрочем, пребывание капитана в плену было недолгим, после нескольких допросов он умер в Военно-морском госпитале Ленинграда: прыгая с парашютом над Новой Деревней (в черте города), Лигниц приземлился на крышу дома, откуда скатился на мостовую и получил тяжелые травмы [37].

В это время в штабе 1-го воздушного флота подводили итоги сентябрьских налетов. С 19 по 23 сентября включительно бомбардировочные и пикировочные группы и эскадры германского объединения совершили 1730 самолето-вылетов [38], из которых примерно четверть затратили на атаки морских целей. Вероятно, командование осталось удовлетворено результатами налетов. Во всяком случае, германский Балтийский флот, вышедший было из Свинемюнде, чтобы воспрепятствовать попыткам русских прорваться в Швецию, получил приказ вернуться – шансы на прорыв теперь считались немцами ничтожными.

По данным Бундесархива в г. Фрайбург, люфтваффе потеряли только четыре самолета (два Ju87 из StG2 зав. N 5735, 5836 и два Bf109Е из JG27 зав. N 3639, 4199) непосредственно над Кронштадтом, но, согласно показаниям пленных и другим свидетельствам, многие машины получили повреждения; всего пришлось списать не менее восьми-девяти самолетов. По воспоминаниям командира 7/StG2 капитана Э. Купфера и его однополчан, после потопления русского крейсера (видимо, Купфер атаковал и повредил 21 сентября эсминец «Славный») советские зенитчики поставили мощную огневую завесу и «через насыщенный железом воздух не мог безнаказанно пройти ни один самолет». На пикировщике ведущего разрывами снарядов повредило лопасти винта и горизонтальное оперение, что вынудило совершить аварийную посадку в районе Красногвардейска. Вылетев в тот же день на другом «юнкерсе», Купфер и его приземлил в поле сразу за линией фронта, поскольку зенитная артиллерия линкора «Октябрьская Революция» добилась попадания в плоскость самолета. Таким образом, и второй Ju87 вышел из строя, однако в списке потерь указан лишь третий самолет, который ас-пикировщик полностью разбил при вынужденной посадке в ходе налетов на Кронштадт 28 сентября. На этот раз поврежденный «юнкерс» (его подбил ст. лейтенант Н.И. Королев из 71-го иап) скапотировал и перед тем, как замереть несколько метров, прополз по земле на сплющенном фонаре кабины. Быстро подбежавшие к месту происшествия солдаты тыловой службы вытащили тяжелораненых летчика и стрелка из обломков машины. Осматривавший Купфера хирург зафиксировал: тот получил трехкратный перелом основания черепа, тяжелое сотрясение мозга, защемление зрительного нерва, а также множественные переломы костей. Удивительно, но летчик не только выжил, но и через пять месяцев вернулся в строй, а впоследствии стал первым генерал-инспектором штурмовой авиации люфтваффе [39].

В итоговые численные оценки не входят потери немцев при установке акустических мин в акватории нашей военно-морской базы. Однако известно, что 19 сентября в устье Невы было найдено тело командира 4/KG4 капитана Г. Шванхауссера (H. Schwanhausser), пропавшего без вести с экипажем за четыре дня до этого при минировании наших фарватеров. По подсчетам автора, потери немецкой авиации (уничтоженные или серьезно поврежденные самолеты) в сентябрьских боях составили одну машину на каждые 100 самолето-вылетов, а наша авиация безвозвратно лишалась самолета за 25 самолето-вылетов (с учетом аварий и катастроф).

Сравнивая налеты люфтваффе на Кронштадт и атаки против британского флота четырьмя месяцами ранее, можно прийти к выводу: англичане понесли значительно большие потери. В ходе битвы за Крит флот Его Величества лишился 4 крейсеров, 6 эсминцев, тральщика и 11 малых кораблей. Два линкора, авианосец, 5 крейсеров, а также эсминец получили повреждения разной степени; при этом погибли, получили ранения или попали в плен 2328 военных моряков. Собственные потери люфтваффе от всех средств ПВО британского флота составили около 30 самолетов. После завершения кампании дюжина летчиков Ju87 и Ju88 стали кавалерами Рыцарских крестов, что отражало роль экипажей этих самолетов в потоплении неприятельских кораблей. Особенно заметных успехов добились пикировщики, что, видимо, и привело к решению поручить именно им в сентябре 1941 г. сыграть главную роль в уничтожении Балтийского флота.

Немецкие экипажи атаковали британские корабли в море, когда они энергично маневрировали. Советский флот, зажатый в небольшой гавани и находившийся под обстрелом береговой артиллерии противника, был лишен такой возможности. Впечатляющие результаты майских атак англичан отметил командир 8-го авиакорпуса генерал фон Рихтгофен: «Мы окончательно доказали, сколь уязвим флот на море в пределах радиуса действия люфтваффе, конечно, если погода позволяет осуществлять налеты»[40]. После «кронштадтских рейдов» ничего подобного он заявить не мог.

Есть все основания полагать, что германское командование не зря рассчитывало в конце сентября, когда стало понятно, что взять штурмом Ленинград не удастся, нанести сокрушительное поражение Краснознаменному Балтийскому флоту – возможности для этого у противника имелись. Как показал дальнейший ход событий, больше такого шанса история (а также Красная Армия и советский Военно-Морской Флот) люфтваффе не предоставила. Комментируя прошедшие события, бывший гитлеровский адмирал Ф. Руге отметил, что летом и осенью 1941 г. немецкие вооруженные силы на ленинградском направлении не достигли намеченной цели. Кампания закончилась без взятия Кронштадта и ликвидации советского флота. «В последующие годы это привело к большому напряжению немецких сил», – заключил адмирал [41].