Текст книги "Другая история войн. От палок до бомбард"

Судить о ходе событий, – о направлении, так сказать, процесса, – можно отнюдь не только на основе фраз типа «Парфяне, которых мы неверно называем турками», или «Турки – народ персидский». Это «направление» показывает нам анализ стилей искусства и литературы, то есть сравнение описаний, в том числе войн, а также и анализ применяемой в войнах тактики и стратегии.

В истории древних парфян знаменито сражение с римлянами в 53 году до н. э. при Каррах. Место боя историки установили недалеко от Эдессы (Урфы). Возможно, археологи нашли там наконечники стрел и решили, что это и есть Карры; ведь каждому из них хочется найти место, упомянутое в древней истории.

Если приложить к этому сражению нашу синусоиду («римской» волны), то дата ляжет на линию № 5, это XIII век. А на северо-востоке Турции есть город Карин, расположенный у истоков Евфрата. В XIII веке здесь, как и по другую сторону реки, проходили бои между турками и монголами (а где они не проходили?). Ф. И. Успенский, основываясь на средневековых текстах, описывает их так:

«Чормагун с 4 туманами вторгся в Армению и Грузию, взял богатый Гандзах (Елисаветполь)… Преемником ему был назначен его сотрудник Бачу, начавший с разорения Карина (Эрзерум). Теперь не могло быть и речи о греческом влиянии на Кавказе… Могущественного Ала ад-дина Кейкубада сменил слабый преемник Гиас ад-дин Кейхозрев (1236–1245 или 1238–1246), вместо войн и управления возлюбивший магию, редкостных зверей, вино и женщин. Его покинули лучшие полки, и, когда приблизились монголы Бачу, [то] подчиненные Конии (то есть Турции. – Авт.) государи – между ними и трапезундский – заняли выжидательное положение. В окрестностях Сиваса (Севастии) Кейхозрев разбит был наголову монголами (1244) и бежал к греческому никейскому царю Иоанну Ватаци».

Нет, мы не утверждаем, что эта битва и парфяно-римское сражение – одно и то же, несмотря на схожесть географических названий (Карры – Карин, Сивас – Сиваш, или, например, Севастия – Севастополь). Нам важно показать вам, насколько трудно разобраться в средневековой картине, – каждый «государь» воюет за кого хочет, а точнее только за себя, – кто из них за греков? кто за турок? – в отличие от античной древности, в которой все ясно и понятно. Чтобы объяснить средневековые сложности, историки придумали термин «феодальная раздробленность», а до феодализма – что, разве раздробленности не было? Каждый знал своего хозяина и отличался высокой дисциплиной?

Вот теперь перейдем к сражению парфян с римлянами при Каррах (53 год до н. э.), по книге Е. А. Разина. В этом случае автор описания берет за образец «древнее» сообщение. Казалось бы, чем раньше происходило событие, тем беднее должен быть язык, тем меньше деталей. В конце-то концов, и писать особо размашисто было не на чем, за отсутствием даже бумаги. Но нет:

«Парфяне накапливали свои силы и в то же время, искусно маневрируя специально выделенными отрядами, изнуряли римлян и заманивали их в пустыню, где могли использовать своих конных лучников. Когда римские легионы подходили к реке Баллис, южнее Карры, парфяне перешли в контрнаступление. Сурен правильно оценил обстановку и хорошо использовал время для подготовки контрнаступления. Момент для перехода в контрнаступление он также выбрал удачно – начал его тогда, когда римская армия была изнурена длительным переходом по безводной пустыне и морально подавлена неясностью обстановки…

Парфяне завязали бой, применив незнакомую римлянам тактику.

Первый этап боя – уничтожение парфянами римского отряда разведчиков, построение Крассом боевого порядка и уклонение парфян от общего боя.

Первые сведения о переходе парфян в контрнаступление Красс получил от своих разведчиков, спасшихся бегством после того, как их отряд был окружен и почти полностью уничтожен противником. «Вслед за этим он построил свое войско двойным фронтом в глубокое каре, причем с каждого из боков его выставил по двенадцати когорт, а каждой когорте придал по отряду всадников, дабы ни одна из частей войска не осталась без прикрытия конницей» (Плутарх. Марк Красс, 23). Командовать одним из флангов Красс поручил Кассию, другим – своему сыну, а сам стал в центре. Подойдя к реке Баллис, Красс отдал приказ, чтобы воины утоляли жажду и голод, не покидая строя. Но затем он двинул свое войско вперед, даже не дав закончить обед, шел быстро и безостановочно до тех пор, пока не увидел неприятеля. Войска противника показались римлянам не многочисленными и не грозными, так как Сурен прикрыл свои главные силы передовыми отрядами.

Когда парфяне приблизились, римляне увидели перед собой большое количество всадников в шлемах и латах из железа; лошади у них также были в железных и медных латах. Парфяне попытались было с копьями ворваться в ряды римлян, но получили отпор и отступили. Вскоре, однако, они окружили каре римлян, действуя в рассыпном строю своими тугими большими луками и поражая противника почти не целясь, так как неподвижное каре представляло собой огромную мишень. Красс приказал своим легко вооруженным пехотинцам разорвать кольцо окружения. Однако их атака была отражена парфянскими лучниками. Тогда Красс приказал легионам перейти в наступление, но парфяне не принимали удара, и отступали, не переставая обстреливать римлян. Kpacc надеялся вначале, что парфяне израсходуют свои стрелы; но вскоре увидел, что лучники с пустыми колчанами отъезжают к верблюжьему обозу, наполняют там свои колчаны и снова возвращаются для ведения боя.

Второй этап боя – уничтожение парфянами отряда римлян (под командованием сына Kpacca), который был выделен для обхода главных сил парфянского войска.

По приказу Kpacca его сын взял 1300 всадников, 500 лучников и 8 когорт пехоты и повел их обходным движением в атаку. Парфяне начали поспешно отступать, отряд под командованием молодого Kpacca бросился их преследовать. Это подняло настроение римских солдат; легионеры в преследовании не отставали от своей конницы. Как только отряд римлян удалился от своих главных сил, парфяне крупными силами контратаковали его, заставили остановиться, затем окружили латниками и стали поражать римских воинов стрелами. Отряд римской конницы попытался прорвать кольцо окружения, но его атака была отражена парфянскими всадниками, вооруженными копьями и имевшими лучшее защитное вооружение.

После этого римский отряд отступил к песчаному холму и занял круговую оборону, поместив лошадей в середине круга и сомкнув щиты. Но римляне, расположившиеся на склонах холма, оказались еще лучшей мишенью для парфянских лучников, которые начали их истреблять. Атакой копейщиков было довершено уничтожение римлян; 500 человек парфяне захватили в плен. Молодой Красс приказал рабу заколоть себя, другие римские командиры покончили жизнь самоубийством.

Третий этап боя – окружение парфянами главных сил римской армии.

Пока парфяне уничтожали передовой отряд, главные силы римлян заняли оборону на возвышенности. Красс ожидал возвращения сына, но вместо него появились парфяне, которые везли голову молодого Kpacca, надетую на копье. Вскоре римляне были окружены. На них посыпались стрелы, затем после атаки копьеносцев они оказались стиснутыми на небольшом пространстве. С наступлением ночи парфяне отошли. Римские легионы под командованием Красса бездействовали.

Четвертый этап боя – преследование парфянами римских легионов и уничтожение их.

Видя бездействие Kpacca, два римских легата собрали на совещание центурионов и командиров манипул; на совещании было решено ночью скрытно отступить. Брошенные в лагере раненые подняли крик, чем обнаружили отступление. Но парфяне, заметив бегство римлян, ночью не стали их преследовать.

Отступление проходило неорганизованно, много раз объявлялась тревога, так как всем казалось, что парфяне снова идут в атаку. Легионы сходили с дороги, выстраивали боевой порядок, но, выяснив, что тревога была ложной, опять перестраивались в походную колонну и продолжали движение. Один легат с четырьмя когортами, оторвавшийся от главных сил, сбился с дороги. Парфяне окружили этот отряд на холме и уничтожили его. Утром они захватили римский лагерь и перебили около 4 тысяч оставшихся там римлян.

После этого Сурен организовал преследование отступавшего противника. Крассу с остатками римских легионов (свыше 7 тысяч человек) удалось укрыться в крепости Карры, но ненадолго. По настоянию деморализованных легионеров он ночью выступил из крепости, и римляне продолжали отступление на север, в горы, чтобы укрыться от парфянской конницы. По выходе из крепости они сбились с дороги и на следующий день были окружены парфянами. 12 июня 53 года до н. э. у крепости Синнака Сурен предложил римскому полководцу начать переговоры о мире, но как только Красс спустился с холма, где он находился со своим отрядом, парфяне убили его. Остатки римлян частью рассеялись, частью сдались Потери римлян составили до 20 тысяч убитыми и до 10 тысяч пленными. Так закончился этот поход римских легионов под командованием Kpacca. Бой при Каррах был первым столкновением Рима и Парфии».

В том, что столь подробное описание оставил очевидец, живший в первой половине I века до н. э., легко убедить школьников, но не взрослых. Так же, как и в том, что за прошедшие после Каррской битвы четырнадцать столетий люди сильно поглупели, забыв даже умение составлять тексты. Так же, как и в том, что десяток скотоводов, бросив своих овец с не вычесанными шкурами, сходили к китайцам, дали тамошнему императору по шее, отняли у него оружие и доспехи и отправились вслед за Солнцем, чтобы убить всех на своем пути.

А мы, если считаем себя взрослыми и разумными людьми, скорее поверим в неуправляемость средневековых войск, как об этом написал Дельбрюк, чем в «гениальных кочевников» из Монголии, великих и ужасных, несравнимых ни с кем по степени своей дисциплинированности. Мы стоим на том, что турецкий султан, побитый отрядом «монголов», побежал с жалобами к Ватацу, чтобы тот навел порядок в распоясавшейся Парфии и вернул ему имущество. А на основе этой истории, возможно, искушенный в своем ремесле писатель «Возрождения» сочинил эпизод про римского полководца Красса.

Характерно, что Макиавелли, довольно безапелляционно утверждавший превосходство пехоты над конницей, в своем написанном в форме диалога трактате «О военном искусстве» начинает путаться, когда речь заходит о парфянах:

«Римляне, можно сказать, сражались почти сплошь пешими и сомкнутым строем. Оба войска одерживали верх попеременно, смотря по просторности или тесноте поля сражения. В последнем случае побеждали римляне, в первом – парфяне, которым удавалось с таким войском многое сделать, принимая в расчет защищаемую местность, т. е. бесконечные равнины, лежащие за тысячи миль от берега моря и пересеченные реками, отстоящими друг от друга на расстоянии двух или трех переходов. Городов в этой стране мало, население редкое. Таким образом, римское войско, тяжеловооруженное и медленно наступавшее походным порядком, могло продвигаться вперед только с большим риском, потому что противником его была легкая и быстрая конница, которая сегодня появлялась в одном месте, а завтра оказывалась уже в другом, на расстоянии пятидесяти миль. Это и помогло парфянам, обходясь с помощью одной только кавалерии (напомним читателю: без стремян; во времена традиционной Парфии их еще не было. – Авт.), уничтожить войско Марка Красса и едва не погубить Марка Антония».

Мы пишем книгу о хронологии, а потому просим читателя обратить внимание на возможность или невозможность тех действий, которые приписывает история древним всадникам:

«Нет ничего удивительного в том, что небольшой отряд пехоты может выдержать любой конный налет: лошадь – существо разумное, она чувствует опасность и неохотно на нее идет.

Если вы сравните силы, устремляющие лошадь вперед и удерживающие ее на месте, то увидите, что сила задерживающая, несомненно, гораздо больше, потому что вперед ее бросает шпора, а останавливают ее копье и меч (а что ее бросает вперед при отсутствии шпор? – Авт.). Опыт древности и наших дней показывает одинаково, что даже горсть сплоченной пехоты может чувствовать себя спокойно, так как она для конницы непроницаема. Не ссылайтесь на стремительность движения, которое будто бы так горячит лошадь, что она готова смести всякое сопротивление и меньше боится пики, чем шпоры. На это я отвечу следующее: как только лошадь замечает, что ей надо бежать прямо на выставленные против нее острия пик, она замедляет ход, а как только почувствует себя раненой, она или останавливается совсем, или, добежав до копий, сворачивает от них вправо или влево.

Если вы хотите в этом убедиться, пустите лошадь бежать на стену, и вы увидите, что очень мало найдется таких лошадей, которые, повинуясь всаднику, прямо ударятся в эту стену. Когда Цезарю пришлось сражаться в Галлии с гельветами, он спешился сам, велел спешить всю конницу и отвести всех лошадей назад, считая их годными больше для бегства, чем для боя.

Таковы естественные препятствия для конницы, но помимо этого начальник пехотного отряда должен всегда выбирать дорогу, представляющую для конницы наибольшие трудности, и ему всегда, кроме самых редких исключений, удастся спастись, пользуясь свойствами местности. Если она холмиста, это одно уже ограждает тебя от всякого стремительного нападения. Если дорога идет по равнине, тебя почти всегда защитят засеянные поля или рощи; всякий кустарник, всякий даже небольшой ров замедляет самый бешеный конный натиск, а любой виноградник или фруктовый сад останавливает его совершенно.

То же, что было в походе, повторяется в бою, потому что стоит лошади наткнуться на какое-нибудь препятствие, и она сейчас же остывает. 0б одном во всяком случае не надо забывать, именно о примере римлян; они так высоко ставили свой военный строй и были так уверены в силе своего оружия, что, когда приходилось выбирать между пересеченной местностью, защищавшей их от конницы, но мешавшей им самим развернуться, и местностью более ровной, открытой для действия неприятельской конницы, но дающей свободу движений, они всегда выбирали второе.

Итак, мы вооружили нашу пехоту по древним и новым образцам; перейдем теперь к обучению и посмотрим, какие упражнения проделывала римская пехота до отправления ее на войну.

Пехота может быть прекрасно подобрана, еще лучше вооружена, и все же ее необходимо самым тщательным образом обучать, так как без этого еще никогда не было хороших солдат».

Византийская культура «монголов»

X–XI века – расцвет Византийской империи, владевшей землями как минимум от берегов Адриатики до Евфрата. Затем начался период серьезной потери земель и династических войн. В 1071 году сельджуки в сражении под Маласгардом в Армении захватили в плен императора и заняли Малую Азию.

В это время уже вовсю применялась конница.

Казалось бы, что удивительного в применении конницы в XI веке? Ведь уже в древности, более чем за 1500 лет до сражения под Маласгардом греки, персы и парфяне имели уже конницу, вооружение и обученных воинов, сравнимые по уровню с европейским XIII веком.

«Сила парфян была в их коннице, – пишет Е. А. Разин. – Парфянская конница делилась на легкую и тяжелую. Тяжеловооруженные кавалеристы были одеты в кольчужную рубашку из металлических колец, надежно прикрывавшую воина, но не стеснявшую его движений. Кольчугой были покрыты и лошади. Тяжеловооруженные кавалеристы имели копья и мечи, а легковооруженные – отличные луки; стрелы парфян насквозь пронизывали щиты римских легионеров. Отряды легких кавалеристов сопровождал вьючный обоз на верблюдах, в котором находился большой запас стрел.

Тактика парфян сводилась к следующему. Конные лучники – отличные стрелки – засыпали противника тучей стрел, а затем отходили под защиту тяжелых кавалеристов. Здесь, во вьючном обозе, они снова наполняли свои колчаны. Тяжелые кавалеристы окружали изнуренного противника и атакой завершали его разгром».

Так, говорят, было еще накануне нашей эры.

Ирония, однако, заключается в том, что в средневековой истории появление конницы датируют VIII веком (сражение при Пуатье – 732 год). До этого конница не считалась войском. Оставаясь в пределах традиционной хронологии, ничего иного, кроме слова «возрождение», невозможно сказать по этому поводу. Пехота же (инфантерия) прямо и «официально» именно возродилась; например, последняя глава книги А. Свечина «История военного искусства» так и называется: «Возрождение пехоты».

Это, конечно, удивительно, и все же нам представляется еще более удивительным, что учебные пособия по правильному ведению конных военных действий «кавалерийские» теоретики начали писать много позже исчезновения античной конницы, но лет за сто – сто пятьдесят до появления средневековой, причем сразу в очень проработанном виде. Одного из авторов такой «методики», Псевдо-Маврикия, историки датируют VI–VII веками, очевидно полагая, что так «увяжутся» античные и византийские времена. Получается не очень логично: теоретик будто обобщает опыт построения конницы, принятый в седой древности, но до которого практики «дорастут» лишь через несколько поколений. В трактате говорится:

«Начальник тагмы, или банды, или нумера – носит название комеса или трибуна. Хилиархом называется первый из гекатонтархов, следующий сейчас же за комесом или трибуном. Гекатонтарх – начальник сотни мужей. Декарх – начальник десятка. Пентарх над пятидесятью. Тетрарх – он же и надзиратель – называется урагос – последний в градации начальников… Чтобы у начальствующих над мерами, тагмами, у сотников, пятидесятников, тетрархов, буцеллариев и союзников были брони с плечевыми ремнями и наножники, доходящие до пят, кольца, колчаны, шлемы с небольшими султанами наверху, затем луки, у каждого по своим силам – не выше сил, но лучше ниже».

«Изо всей же римской молодежи отобрать самых нравственных и, начиная с 14-летнего возраста, обучать стрельбе из луков, приучать носить лук и колчан и два копья… Следует, чтобы морды и груди лошадей были покрыты латами, хотя бы из лоскутьев, как у аваров, которые предохраняли бы шею и груди лошадей… Седла должны быть с большими чепраками из шкур шерстью вверх. Также крепкие удила.При седлах должно быть два железных стремени(напоминаем: это якобы VI или VII век. – Авт.), кожаный мешок, аркан и мешок для провианта, в котором воины могли бы, в случае необходимости, везти с собой трех– или четырехдневный запас его…»

«Надо, чтобы пехотинец (пехота уже есть! – Авт.) умел быстро пускать стрелы из лука по римскому или по персидскому способу (важное сообщение, говорящее нам, что Ромея и Персия взаимодействовали, осваивая лучшие воинские приемы друг друга. – Авт.)… Всадники чтобы стреляли на скаку: вперед, назад, вправо и влево. Кроме того, им надо уметь вскакивать на лошадь, на скаку быстро выпускать одну стрелу за другой, вкладывать лук в колчан, если он достаточно обширен… и браться за копье, носимое за спиною, чтобы таким образом могли действовать им, имея лук в колчане. Затем быстро закинуть копье за спину, выхватывать лук».

«Африканское упражнение состоит в том, что боевой порядок строится в одну линию, причем средняя мера состоит из дефензоров, остальные же из курсоров. При наступлении, как бы для атаки, средняя двигается стройно, в порядке, как дефензоры, остальные же по бокам ее, как курсоры. Потом, при повороте назад, одна мера останавливается, другая же быстро скачет, как бы к дефензорам; затем та, которая останавливается, двигается тоже к дефензорам, а первая повертывается ей навстречу и проходит мимо нее, причем обе они обращены одна против другой, но не касаясь друг друга».

Никакой это не VI век, и не VII-й. Это линия № 2–3, то есть можно предположить, что трактат составлен в X или XI веке. Именно подобные маневры византийцев, которых западноевропейские хронисты называли pagani и perfidi (схизматики, неверные) и вызывали удивление привыкших к простому единоборству рыцарей XII века. Этими же приемами владели персы и парфяне, а если попросту, – «монголы».

Обученные на таких трактатах монголы в 1241 году, в сражении при Лигнице явили тактику, в которой мы без особого труда узнаем тактику античных парфян. Даем описание битвы по Нолану:

«Правое крыло поляков сначала атаковало и оттеснило левое крыло татар. Но татары, быстро соединившись, отбросили нападающих к их резервам, которые, в свою очередь, двинулись в атаку, смяли неприятеля и пустились его преследовать. Но вдруг, по сказанию польских историков, соотечественники их, вследствие будто бы какого-то чуда, обратились в бегство. Чудо это состояло единственно в той быстроте, с которою татары соединялись и кидались в атаку на утомленных неприятелей, не ожидавших подобной хитрости. Маневр этот, действительно, как чудо, должен был изумить неповоротливых кавалеристов Запада».

Если же говорить о пеших войсках – инфантерии, то лучшая из средневековых – фландрская и швейцарская пехота, появилась в XIV веке. Возможно, в Византии, где «возрождение» античности началось пораньше (точнее, где в XI–XIII веках античность и проистекала), пехота появилась раньше.

Историки считают, что инфантерия, состоящая из свободных крестьян, была решающей силой в период, предшествующий феодализму, но при этом «в противоположность Западной Европе на Руси в период феодальной раздробленности пехота имела на поле боя огромное значение» (А. Строков). Потом она возродилась на закате феодализма. Если этому верить, то на многие века, в течение которых длился «феодализм», боевые возможности пехоты были забыты, стратегия никак не развивалась. Торжествовала кордонная стратегия – стремление избегать решительных сражений, удерживать крепости на границах и учиться искусству осады чужих крепостей. И такая стратегия измора, истощения царствовала до начала Возрождения, когда было внесено нечто новое – стратегия на уничтожения.

Впрочем, историки сами не в силах как следует разобраться в этом вопросе. То ли стратегия на уничтожение уже применялась в Римской империи, а, может, в древней Греции, – то ли нет. Наверное, применялась; нам пока не удалось найти ничего, что не возродилось бы, будучи забытым в античности… С каждым годом новейшие историки «все лучше и лучше» понимают античность и даже не замечают анекдотичности этой ситуации.

«Битва Александра Македонского с Дарием при Иссе». Мозаика из дома Фавна в Помпеях.

Историки полагают, что эта мозаика выполнена в конце II – начале I века до н. э., однако изображать так лошадей научились лишь после Паоло Учелло, то есть в XV веке.

Вот еще несколько сообщений, касающихся Передней Азии.

В XIII веке «Орхан первый учредил постоянную, правильно устроенную пехоту (яиев и пиядов) на жалованье, которая была постоянно обучаема действиям как полевым, так и осадным». Из этой пехоты в 1347 году и получились янычары.

«По учреждении их яии и пияды были обращены в исправителей военных дорог (в турецкой армии, как и в римской, воины одновременно были дорожными рабочими. – Авт.)… Другой род неправильной (иррегулярной) пехоты, под названием асабов или холостых, шел на войну без жалованья, из-за добычи. Его нередко ставили в голове штурмовых колонн при осаде городов и приступах к ним, дабы телами их наполнять рвы и образовать мосты для янычаров».

В арабском мире, в Византии и на Руси «боевой порядок… войска состоял из нескольких линий пехоты, а также конницы, чем обеспечивались маневр, наращивание ударов из глубины и преследование».

В Европе «в XVI в. для снижения потерь от ядер и пуль баталии стали рассредоточиваться по фронту и в глубину, делясь на более мелкие колонны (терции) по 2–3 тыс. пикенеров в каждой. Прикрытые со всех сторон мушкетерами, терции располагались в шахматном порядке в три линии. Это был возврат к старому строю когорт».

В XVII веке чаще стали использоваться две линии: основная и резервная, причем сила линии заключалась в залповом огне. Сторона, не выдержавшая огня противника, обращалась в бегство и подвергалась короткому преследованию. Так написано в книге «Эволюция военного искусства: этапы, тенденции, принципы». И с этим перейдем к «монголо-татарам».

Войска Чингисхана, как теперь принято считать, были сплошь конными. Этот вывод неизбежен, если походы монголов «начинать» из Монголии: в пешем строю они вообще никуда бы не дошли. Однако такой специалист, как полковник де Пик, говорит:

«… Во все времена, начиная с древности… кавалерия дерется очень плохо или очень мало». Действие кавалерии – атака. Свойства кавалерии заключаются в отважной стремительности. Отвага кавалеристов возбуждает пехоту, и она идет вслед за ней в бой. Такой подвиг обходится слишком дорого, если непосредственно за кавалерией не следуют другие войска. И далее:

«С древних времен и всегда отдельный пехотинец одерживал верх над отдельным кавалеристом. В древних повествованиях относительно этого нет ни тени сомнения, кавалерист сражается только с кавалеристом, он угрожает, тревожит, беспокоит пехотинца с тылу, но не сражается с ним, он истребляет его, когда последний обращен в бегство пехотою, или по крайней мере опрокидывает его, а велит (легкая пехота в древности) уже прирезывает».

Можно соглашаться или нет, но все это наводит на мысль, что в XIII–XIV веках «монголы» побеждали потому, что были в основном пехотинцами. Македонская фаланга – она же «монгольский» строй. От изобретения стремян, произошедшего отнюдь не в древние, а в средневековые времена, и до XIV века в битвах главенствовала конница. В XIII веке пехота только начинала свой «взлет»; не превратившись еще в царицу полей, она училась побеждать конницу. И в этих боях отрабатывалась новая тактика.

Занявшись поисками параллелей, мы должны отметить, что если о наличии пехотинцев в войсках Чингисхана судить трудно, то для Александра сделать это можно. Македонец применил новую модель армии: сформировал легкую кавалерию (конных лучников) в дополнение к тяжелой, а кроме того облегчил доспехи последней так, что они могли сражаться и в пешем бою. Получились знакомые нам по книжкам и кинофильмам «древние» греки и римляне, – они же, как это ни удивительно, главные силы «монголов», они же – греко-персидские войска изгнанных византийских императоров.

Иначе говоря, реальный греко-иранский союз и вся история византийской экспансии на Восток, произошедшей вследствие давления западных крестоносцев, породили миф и об Александре и персидских катафрактиях, и о «парфянском царстве», и о Чингисхане. По разным эпохам их развели хронологи.

Вот что пишет Франко Кардини о персидской тактике против римлян, в нашей версии – в ходе подчинения Ирана византийцам или туркам:

«В столкновении с римской пехотой и легкой кавалерией… иранская военная тактика, состоявшая в длительной подготовке поля боя конными лучниками, сначала рассекавшими пехоту противника плотной и непрерывной стрельбой, а затем пропускавшими тяжелую кавалерию, которая вклинивалась через широкие бреши в глубину расположения пехоты, оказалась чрезвычайно эффективной».

Не менее эффективной была и монгольская тактика. Генерал-лейтенант М. Иванин пишет: «видно, что полчища монголо-татар не были нестройной ордой, но что войскам дана была правильная организация, приноровленная к войскам кочевого народа (такого же, как у турок. – Авт.), и что войска эти имели такое же превосходство перед современными им ополчениями, как ныне регулярные войска перед азиатскими и африканскими толпами воинов…»

М. Иванин жил в XIX веке, до появления танков и самолетов, когда конница была еще весьма в ходу. Он, как человек военный, что-то соображал в этих вопросах. И сразу за приведенным выше панегириком монголам отмечает и «особенности» их армии, которые заключаются в том, «что конные войска монголов, в составе сотен тысяч, переходили такие степи, по которым мы с трудом проходим в составе 3000–4000 войск… Если история представляет пример появления необыкновенной силы монголо-татар и среднеазиатских народов, разобщенных на сотни верст бескормными и безводными пустынями и имевших вообще немногочисленное население…», – то такую историю, как нам кажется, надо, простите за каламбур, выбросить на «свалку истории».

Ученые-конформисты не хотят видеть совершеннейшую сказочность описываемых ими событий. Под управлением Чингисхана азиатские кочевники организовали сильнейшее государство, завоевали полмира, чтобы через пару веков превратиться в рабов на завоеванных землях или спокойно вернуться в свои степи пасти скот и дальше!

«И как кочевой народ страстно любит свободу и предпочитает кочевую жизнь оседлой… то какую силу воли, какие военные, административные и политические способности должен был иметь человек, чтобы подчинить своему владычеству эти народы, кочевавшие в степях, занимавших несколько тысяч верст в длину, чтобы дать им устройство, необходимое для образования многочисленной армии, и чтобы подчинить их строгой дисциплине». Невероятные, скажем мы.

А теперь поставьте на место Чингисхана византийского императора, вынужденного покинуть Константинополь после осады его европейскими крестоносцами, переселившегося в Никею. И вот он создает из турецких, арабских, персидских воинов с помощью своих обученных военачальников мощную армию. Она, возможно, победила в числе прочих и Китай, и вернулась, чтобы отвоевать обратно свою священную столицу.

Никейский император мог нанять для своих целей и генуэзцев, и монголов, и племена южной Индии. Он мог привлечь на свою сторону любое племя с территории Рус, или захватить любое русское княжество и призвать под свои знамена его юношей. Для завоевания же этих княжеств мог послать на Русь тех, кого ему было удобнее, например, жителей Иранского нагорья – говоря по-античному, парфян.

Плутарх, историк I–II веков, писал, что «от преследующих парфян убежать невозможно, в бегстве же они неуловимы, будто их диковинные стрелы, невидимы в полете и раньше, чем заметит стрелок, пронзают насквозь все, что ни попадется на пути, а вооружение закованного в латы всадника такой работы, что все пробивает, а само выдерживает всякий удар».

А вот высказывание нашего современника, военного историка В. Сахарова о монголах:

«Любимая тактика монголов заключалась в устройстве засад, в постоянных нападениях, в заманивании противника и в внезапном переходе в наступление… Утомив неприятеля отступлением, они перескакивали на свежих лошадей, окружали врага с флангов и с тыла, засыпали его тучей стрел, а затем бросались в рукопашную».

Сравните сами с мнением Плутарха.