Текст книги "История русской бюрократии"

С 1722 года высшим распорядительным, исполнительным и судебным органом, контролирующим весь аппарат чиновников, стал Сенат. Непосредственно контролем ведал член Сената обер-фискал, которому подчинялись городовые и провинциальные фискалы. (Интересно, что за ложный донос фискалы ответственности не несли.)

БЮРОКРАТИЗМ: ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ

При Петре для борьбы с поразившей Россию коррупцией был введён институт фискалов – тайных агентов, в задачу которых входил негласный надсмотр за чиновным людом на местах. Если фискал обнаруживал преступление, то незамедлительно доносил «куда следует», а наградой ему служили штрафы, взимавшиеся с виновных: до 50 % всей суммы штрафа.

Однако поставленные на стражу законности и справедливости фискалы сами быстро скатились к коррупции: они нарушали закон, клевеща и принуждая давать им взятки, чтобы не сдавать чиновных воров «куда следует». Самого обер-фискала Нестерова, и того чёрт попутал: за короткое время глава фискальной службы набрал взяток на 300 тысяч рублей, за что и был обезглавлен.

Во все годы правления Петр активно развивал горное дело и промышленность. В 1719-м учредил Берг-Коллегию с целью обеспечить развитие горного дела в России, руководство и надзор за горнозаводской промышленностью. Если до этого «рудосыскные», как и все другие «дела по горной части», находились в ведении местных властей, то теперь началось формирование отечественной горной администрации, параллельной с гражданской администрацией, со своими местными органами, которые управляли казёнными заводами и осуществляли надзор за частновладельческими. Суть была в том, что содержимое недр принадлежало царю – хозяева же получали доход только от добычи. Горные чиновники следили за соблюдением права собственности на недра, за уплатой горной подати, за выполнением обязательных поставок золота и серебра в казну.

Что до промышленности, то мануфактуру петровского периода можно смело характеризовать как уже капиталистическую. Опираясь на результаты статистической обработки цифрового материала, выдающийся советский экономист академик С. Г. Струмилин доказал, что контингент вольнонаёмных рабочих был гораздо шире, чем считалось ранее. Ещё более важно, что рабочие всех категорий получали заработную плату. Это чисто капиталистический элемент, введённый вопреки нормам феодального общества. Учёный выяснил, что при Петре, по сравнению с темпами промышленного развития предыдущего столетия, произошёл мощный рост производства, сопровождавшийся возрастанием товарооборота на внутреннем рынке на 76 %; по его мнению, эти годы ознаменовались «скачком, в результате которого в феодальной экономике возникает капиталистический уклад».

А средства для осуществления своих проектов: создания промышленности, армии и флота, ведения войн – Пётр получил, повысив налоги.

В 1718‒1724 годах провели перепись населения, и вместо подворной ввели подушную подать. Отличие в том, что её брали не со двора, а с каждого мужчины: с помещичьих крестьян 74 коп., с государственных 1 руб. 14 коп., с ремесленников и купцов 1 руб. 20 коп. В то же время количество косвенных налогов дошло до сорока. Специальные чиновники – «прибыльщики» изобретали новые косвенные налоги: на соль и рыбную ловлю, мельницы, бороды, бани, на дубовые гробы, мёд и т. д. Правда, А. С. Пушкин, приведя в своих исторических исследованиях большущий список податей, взимавшихся при Петре, цитирует Голикова: «Большая часть сих податей уже существовала, иные взимались не для государя…».

Многие историки видят в налоговой политике правительства Петра I большие несправедливости. Увеличение количества нищих и беглых, восстания, общий ропот – вот их аргументы. Однако статистические расчёты того же Струмилина показали, что в годы правления Петра роста налогового бремени не было! Напротив, люди стали больше зарабатывать, и реальная величина налогов снизилась для каждого на 15 % в среднем. С 1701 по 1724 год, то есть за годы Северной войны, поступления в казну выросли на 77 %, что служит явным доказательством экономического прогресса, достигнутого в результате промышленной политики царя.

Пётр замахнулся на цели очень высокого уровня. Если этого не учитывать, может показаться, что в его действиях была изрядная хаотичность: какие-то дела начинаются, не заканчиваются, начинаются новые. Возможно, царь понимал, что ближайшие его помощники не в состоянии осознать, чем он заставляет их заниматься. Без должного контроля они мгновенно забывали о государственном интересе, не забывая о своём собственном. Вот Пётр и хотел, начав разные дела, создать некоторую структуру, которая заставила бы его наследников действовать в определённых рамках. И это ему в значительной степени удалось: его реформы задали потомкам определённую структуру действий, а то, что казалось хаотичным, непродуманным, обернулось источником развития страны в следующие два столетия.

Застой XVIII века

Пётр I упразднил порядок престолонаследия, основанный на первородстве, и предоставил впредь каждому монарху право самому выбирать себе преемника. Но сам своего преемника назвать не успел! И после его смерти, последовавшей 28 января (8 февраля) 1725 года, во всю оставшуюся часть XVIII века русских монархов избирали верховники – высшие сановники, по соглашению с офицерами гвардейских полков.

Поскольку верховники делилась на группировки по семейному признаку, «выборы в императоры» XVIII века сопровождались ожесточённой борьбой между кланами, манипуляцией мнением простых дворян, заговорами и дворцовыми переворотами. За 37 лет из шести императоров четверо заняли трон в результате переворота. Контроль над властным ресурсом верховники захватывали исключительно ради личного обогащения. А тот, кто по воле их узкого круга возносился на трон (император, а чаще императрица) в своём правлении учитывал именно их интересы.

…Ещё тело усопшего Петра не было погребено, а вельможи завели толк о том, кто будет над ними царствовать. Из всех потомков мужеска пола был жив только 9-летний Пётр, внук Петра I, сын казнённого царевича Алексея, но призыв его на трон означал бы возвращение из монастыря первой жены покойного Евдокии Лопухиной, а вслед за ней и всего былого боярства, с перспективой передела собственности. Многие сенаторы были за него, но, опираясь на то, что менее года назад по манифесту самого Петра его супруга Екатерина в знак особых её заслуг была коронована, как императрица, А. Д. Меншиков и некоторые другие указали на неё. Их мнение было подтверждено выводом на улицы войск, и сенаторы «единогласно выбрали» Екатерину.

И дальше делами заправлял Меншиков, а с ним те вельможи, которые старались ему угождать, – поэтому правление Екатерины I было только по имени её правлением. Однако нужно заметить, что Меншиков был всё-таки незаурядным политическим деятелем, сделавшим много полезного для страны, хоть и воровал безбожно.

В административном отношении это правительство ничего не сделало. В отличие от Петра, имевшего громадные планы, «новые/старые» властители планов не имели, сделанного Петром раньше не понимали. Рывок закончился; страна переходила в режим релаксации. Правительство Екатерины снизило размер подушного налога, отменило участие армии в его сборе, облегчило служебные обязанности дворянства и ослабило контроль за дворянами: смотры делались реже, угрозы «нетчикам» стихли. Дворянам разрешило торговать во всех городах и на пристанях наравне с купечеством.

Через два года Екатерина умерла, и власть получил-таки Пётр II, внук великого деда. Меншиков попал в опалу, страной фактически правил князь Д. М. Голицын. Военные и гражданские чины в армии и в канцеляриях продолжали работать как работали. Впрочем, молодой император тоже быстро умер (полагают, от оспы) в возрасте 15 лет. По его смерти Верховный тайный совет высшего дворянства, созданный ещё при Екатерине, отдал престол племяннице Петра I Анне Иоанновне (дочери царя Ивана V, брата и соправителя Петра I), поставив ей условием, что вся полнота власти останется в руках Совета. И она правила с 1730 по 1740 год.

Разумеется, и Анна, её любимец Э. И. Бирон и Совет принимали решения, полезные прежде всего им, а широкое дворянство на свою сторону привлекали популизмом, а именно всяческими послаблениями. Например, учредили кадетский корпус, дававший дворянину возможность стать офицером, минуя тяжёлую солдатскую службу (1731).

К счастью для страны, кабинет-министром при Анне стал «птенец гнезда Петрова» фельдмаршал Бурхард Миних. А он твёрдо помнил требование Петра, чтобы дворяне, производимые в офицеры, были бы обязательно образованными. В 1732 году он предписал явиться на смотр всем шляхетским и офицерским детям пятнадцати лет, а также отставным штаб-, обер– и унтер-офицерам. Ослушников, почти как при Петре, карали: было приказано отдавать половину имений «нетчиков» лицам, донёсшим на них. Вновь узаконили обязательное начальное обучение дворянских детей; тех из них, кто ничему не научался к своим шестнадцати годам, отдавали в матросы или отправляли в солдаты в Оренбург на поселение.

Пока Миних закручивал гайки, Анна Иоанновна облегчала дворянину исполнение служебной повинности: указом от 1736 года ограничила срок обязательной службы дворян двадцатью пятью годами и предоставила одному из шляхетских братьев право заменять личную службу поставкой рекрут из крепостных людей. Так было положено начало освобождению дворянства от лежавшей на нём в течение нескольких столетий обязанности государственной службы.

Мнений о десятилетнем царствовании Анны Иоанновны высказано немало, в основном все они негативные. В. О. Ключевский дал такое резюме:

«Она (императрица. – Авт.), имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточённой жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений… Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезённых из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались во все доходные места в управлении. …Вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа. Недаром двор при Анне обходился впятеро-вшестеро дороже, чем при Петре I, хотя государственные доходы не возрастали, а, скорее, убавлялись… Тайная розыскная канцелярия… работала без устали, доносами и пытками поддерживая должное уважение к предержащей власти и охраняя её безопасность; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением. Всё, казавшиеся опасными или неудобными, подвергались изъятию из общества… Источники казённого дохода были крайне истощены, платёжные силы народа изнемогли… Стон и вопль пошёл по стране…»2929
  Ключевский В. О., Сочинения в 9 т. Т. IV. С. 272–274.


[Закрыть].

Правильно, всё было так, но разве в другие царствования «бабьего века» дела вели иначе?.. Если отрешиться от внешних проявлений, и понять наше прошлое не как историю деяний, поступков и страданий отдельных лиц, а как эволюционный процесс развития сообществ и государств – то есть, если отжать слёзы, чтó получим в «сухом остатке»? Получим достаточно простую схему особенного пути России: оказавшись на обочине прогресса, отстав от всех соседей, она совершает могучий рывок, выходит на передовые позиции, а потом… потом начинает жить, как все, и даже продолжая развиваться на заделе, созданном рывком, снова отстаёт от соседей, пока, фактически развалившись, не совершает очередного рывка!

И весь период застоя руководящая «элита» всего лишь отбывает свой срок, используя власть в своих интересах.

О том, как жилось людям и служилось чиновникам при следующей власти, в правление Анны Леопольдовны, регентши при младенце-сыне Иване Антоновиче, можно только гадать. Внучка Ивана V от его другой дочери, Екатерины, она заняла трон в октябре 1740 года, но только и успела, что перетасовать министров и ввязаться в очередную войну со Швецией (та намеревалась вернуть завоёванную Петром часть Финляндии). В ноябре 1741 года Елизавета, дочь Петра I, её уже и свергла.

Приведшие Елизавету к власти дворяне ограничились ликвидацией господства немцев при дворе, в гвардии и в политике, да ещё подправили декорации: возвратили Сенату его первенствующее значение, восстановили петровский прокурорский надзор и созданную им организацию муниципального управления. Этими внешними переменами всё и ограничилось. Как меланхолично замечено в книге «Государи дома Романовых»: «в исправленные старые мехи не влили нового вина…»

А. С. Пушкин, кажется, обрисовал сразу всю эпоху «бабьего царства»:

«Ничтожные наследники северного исполина [Петра I], изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности, и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе»3030
  А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10-и томах, изд. 4-е, Л.: «Наука», 1978, том 8. С. 90.


[Закрыть].

Затем Пушкин делает замечательную сноску: «Доказательства тому – царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы».

Администрация Елизаветы яркими людьми не блистала. В центре проявили себя лишь братья П. И. и И. И. Шуваловы и А. П. Бестужев-Рюмин; в губерниях – только два старых петровских сподвижника: знаменитый устроитель Оренбургского края И. И. Неплюев да сибирский губернатор Л. Я. Соймонов. Больше некого назвать в сером море безличных областных правителей. Хотя слово «бюрократия» не было занесено ещё в Россию, это время воистину было временем бюрократов и взяточников.

БЮРОКРАТИЗМ: ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ

– Государыня Елизавета Петровна, – сказал съехавшимся во дворец придворным генерал-полицмейстер А. Д. Татищев, – чрезвычайно огорчена донесениями, которые получает из внутренних губерний о многих побегах преступников. Она велела мне изыскать средство к пресечению сего зла: средство это у меня в кармане.

– Какое? – вопросили его.

– Вот оно, – отвечал Татищев, вынимая из кармана новые знаки для клеймения. – Теперь, если преступники и будут бегать, так легко их ловить.

– Но, – возразил ему один присутствовавший, – бывают случаи, когда иногда невинный получает наказание и потом невинность его обнаруживается: каким образом избавите вы его от поносительных знаков?

– Весьма удобным, – отвечал Татищев с улыбкою, – стоит только к словам «вор» прибавить ещё на лице две литеры «не».

Администрация и судопроизводство находились в расстроенном состоянии. Крестьяне на тиранство помещиков, неправосудие воевод и чиновников отвечали восстаниями, беспрерывными побегами и участием в разбойничьих шайках. На Волге шайки, иногда очень многочисленные, имели на своих лодках пушки, нападали на караваны судов и даже вступали в открытый бой с военными отрядами. Между тем в уголовном законодательстве была отменена смертная казнь.

Рухнула система подготовки дворян к воинской службе. Теперь родители записывали своих детишек в полки капралами, унтер-офицерами и сержантами, а затем держали их при себе до совершеннолетия; старшинство же службы и производство в чины считалось со дня записи. Позже (при Екатерине II) встречались просто смешные случаи. Так, сына А. И. Бибикова записали в гвардию двухлетним младенцем, а в девять лет он был уже произведён в офицеры.

Сама Елизавета проводила время в придворных увеселениях, лишь изредка находя минутку для занятий иностранными делами, и почти не касалась дел внутреннего управления. Страна держалась тем, что, по словам Н. М. Карамзина, «как при Анне, так и при Елизавете Россия текла путём, предписанным ей рукою Петра».

В январе 1762-го Елизавета Петровна умерла. Императором стал Пётр III, внук Петра I от дочери Анны и одновременно двоюродный внук шведского короля Карла XII, заклятого врага Петра. В. О. Ключевский сообщает о нём:

«Вошедши на престол, он сохранил всю мелочность и узость мышления, детские привычки. Вместе с тем в нём пробудилась трусость, соединённая с легкомыслием и беспечностью. Он создал вокруг себя мирок из всякого международного сброда, замкнув себя в нём и отгородив себя от России. Вступив на престол, Пётр редко заканчивал день трезвым. Каждый день заканчивался пирушками в голштинской компании, где говорилось и делалось такое, что, по словам очевидцев, сердце обливалось кровью от стыда за императора Российского. Пётр мало заботился о своём положении и скоро успел вызвать своим образом действий единодушный ропот в обществе».

Пётр III снизил налог на соль и отменил таможенные пошлины, подорвав доходы бюджета. Открыл лютеранскую церковь в Ораниенбауме и уравнял в правах протестантскую и православную церкви, подорвав идеологические основы российского государства. Издал указ об изъятии у церкви всех имений, подорвав экономическую основу российской церкви. А прежде всего – будто подготавливая собственное свержение – упразднил Тайную канцелярию и запретил кричать: «слово и дело».

В марте 1762-го был опубликован «Манифест о даровании вольности и свободы российскому дворянству», которым уже и так освобождённые Елизаветой Петровной от обязательной гражданской службы дворяне освобождались и от военной службы. Отныне они могли Отечеству не служить, а спокойно жить в своих поместьях, свободно выезжать за границу и даже поступать там на службу к иноземным правителям. Так неожиданно прежние попытки верховников ограничить власть самодержавия ради собственного всевластия кончились решением самодержавия предоставить служебному классу вседозволенность. Проще говоря, из дворян, как сословия служебного, было официально создано сословие паразитов. Отныне они не были обязаны приносить стране пользу, но крестьяне обязаны были их содержать.

Народ разорвали надвое.

Пушкин писал, что это «указы, коими предки наши столько гордились и коих справедливее должны были бы стыдиться».

Историки не понимают истинного значения «освобождения дворян». Они пишут про наступивший «золотой век» (усадебного строительства, архитектуры, устройства парков и театра, и т. д.). Реальность же была такова. Простые служащие дворяне не чаяли, как свести концы с концами. К «элите» же – к богатейшим дворянам, у которых было по четыре тысячи взрослых крепостных обоего пола, относились в то время члены всего лишь тысячи семейств. Вот для них, без сомнения, наступил золотой век. В отличие от массы дворянства: офицеров, чиновников муниципалитетов, министерств и ведомств – эти счастливцы жили среди роскоши, в окружении сонма знакомых и прислуги. Доходы их были безмерно велики, а если они проматывали получаемый ими оброк и залезали в долги, то могли продать одно из своих имений, или взять кредит в Дворянском банке (открыт в 1754-м) и продолжать жить в своё удовольствие.

Было при Петре III сделано и кое-что хорошее: амнистия, например. Крестьянам, оказавшим неповиновение помещичьей власти, объявили прощение в случае, если они принесут раскаяние. Многие вельможи, сосланные в предыдущее царствование, вернулись из Сибири, в том числе фельдмаршал Миних, герцог Бирон и другие. А ещё Пётр III ввёл в обычай строгую военную дисциплину. Но это вызвало недовольство гвардии, ведь дворцовые гвардейцы жили более чем вольготно. Их недовольством воспользовалась жена Петра – Екатерина, и свергла его.

Похоже, о том, как бы его убрать, она думала с самого начала. В её «Записках» имеются наставления-прописи для недалёкого мужа: что он должен сказать при вступлении во власть и коронации, какие бумаги подписать и какие указы издать. Его руками она провела свой указ о вольности дворянству, и его же руками подписала популярный в народе, но гибельный для него указ о ликвидации Тайной канцелярии. Вольность дворянства Екатерина, придя к власти, немедленно подтвердила. А указ о ликвидации Тайной канцелярии тут же отменила!

После почти сорока лет релаксации вновь зазвучали слова о подъёме военной мощи. В 1763 году восстановили Генеральный штаб, дав ему задание привести в боевую готовность армию, развернуть военное производство, построить арсеналы, казармы и военные дороги. Сенату было велено контролировать госаппарат. Он получил права высшей судебной инстанции, но лишился функции законодательной инициативы; это право фактически перешло к императрице. Предполагалось дать больше свободы предпринимательству.

БЮРОКРАТИЗМ: ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ

Екатерина II была оскорблена, узнав, что в Новгородской губернии необходимо было дать взятку для того, чтобы быть допущенным к присяге ей, новой императрице. А ведь присяга была делом обязательным, и уклонение от неё преследовалось по закону! «Сердце Наше содрогнулось, – писала Екатерина в своём указе, – когда Мы услышали… что какой-то регистратор Яков Ренберг, приводя ныне к присяге Нам в верности бедных людей, брал и за это с каждого себе деньги, кто присягал. Этого Ренберга Мы и повелели сослать на вечное житие в Сибирь на каторгу и поступили так только из милосердия, поскольку он за такое ужасное … преступление по справедливости должен быть лишён жизни».

По новому областному делению появилась пятьдесят одна губерния; они делились на уезды по 20‒30 тысяч жителей в каждом, с упразднением прежних провинций. По две-три губернии вверялись генерал-губернатору или наместнику, который надзирал за всеми отраслями управления, а в уездах власть принадлежала избираемому дворянским собранием капитан-исправнику. В городах ввели должность городничих, назначаемых правительством. Исполнительные, судебные и финансовые органы были разделены.

Одновременно была создана система сословного суда: для каждого сословия (дворян, горожан, государственных крестьян) вводились свои особые судебные учреждения и в губерниях, и в уездах. Появились городовые магистраты для купцов и мещан, нижние расправы для инородцев и государственных крестьян, а суд над крепостными по-прежнему вели помещики. Такая система местного управления в основных чертах сохранялась до 1864-го, а введённое Екатериной II административно-территориальное деление – до 1917 года.

Рабочий день служащих был по-прежнему длинён, и по-прежнему, как при Петре I, было немало дней неприсутственных. Так, в 1797 году чиновник были на службе всего 220 рабочих дней, то есть в среднем 18 дней в месяц. Зато в обычае были наказания канцелярских служителей, не имевших классных чинов. За леность, пьянство, упущения по службе и другие нарушения их держали под арестом на хлебе и воде, сажали в колодки на цепь, били розгами, палками и плетьми, а в крайних случаях сдавали в солдаты. От подобных наказаний освобождал чин коллежского регистратора, дававший его владельцу личное дворянство, без передачи по наследству.

Эта практика истязаний служащих пережила и эпоху Екатерины, и царствование её сына Павла. По воспоминаниям тайного советника правоведа П. В. Хавского, он, став в 1802 году чиновником XIV класса, радовался не только получению дворянства, но и тому, что его уже «нельзя наказывать по старому порядку палками, взять за волосы и таскать по канцелярии и потчевать пощёчинами»3131
  Воспоминания тайного советника П. В. Хавского о начале службы // Река времён. Кн. 1. М.: 1995. С. 175.


[Закрыть]. В 1804 году был принят специальный указ, запрещавший наказывать канцелярских служителей, что говорит о распространённости этого явления даже при Александре I…

Внутренним содержанием деятельности Екатерины (сообщают нам историки) был рост дворянских привилегий, но (добавим мы) привилегии высшей знати, если сравнивать их с возможностями простого дворянства, и без вмешательства императрицы превосходили всё, что только можно себе представить. Вопреки традициям Петра I «элитные» персоны, имевшие громадные поместья с тысячами крепостных, оказалась бесконтрольны. Так, у Морозовых было девять тысяч крестьянских дворов, разбросанных по 19 губерниям. Воронцовым на протяжении XVIII века от императорских пожалований перепало немало поместий в шестнадцати губерниях, в которых двадцать пять тысяч крепостных мужского пола обрабатывали 283 тысяч га. То же самое относится и к состоянию П. Шереметева, которое было в екатерининское царствование крупнейшим в России: принадлежавшие ему почти двести тысяч душ при 1,1 млн га располагались в 17 губерниях.

Беднейшие же помещики наделы пахотной земли часто имели в одной деревне, причём совместно с другими помещиками. Так, по сообщению А. Т. Болотова, в конце правления Екатерины большинство русских деревень принадлежали двум и более помещикам. Нередко село с полутысячей жителей принадлежало тридцати-сорока помещикам, а немецкому экономисту Гакстгаузену однажды показали деревню, где 260 крестьян принадлежали 83-м владельцам!

В апреле 1785 года была опубликована жалованная грамота «на право вольности и преимущества благородного российского дворянства». Все привилегии, которые давались дворянству после Петра I, подтверждались: монопольное право дворян на владение крестьянами, землями и недрами; их права на собственные корпорации, свободу от подушной подати, рекрутской повинности, телесных наказаний, конфискации имений за уголовные преступления. А сверх того, права ходатайствовать о своих нуждах перед правительством, на торговлю и предпринимательство, передачу дворянского звания по наследству и невозможность его лишиться иначе, как по суду и т. д. Самое главное: грамота подтверждала свободу дворян от государственной службы.

Всё это вызвало у дворянской (читай: придворной) историографии безграничную и не проходящую до сих пор любовь к Екатерине II и её времени. А вот если посмотреть на социально-экономическое положение страны, с каким она подошла к концу её правления, то можно только ужаснуться падению производства и обнищанию народа, включая служащее дворянство, на фоне взлёта богатств знати и всеобщей продажности.

Ричард Пайпс пишет: «98 % дворян или вообще не имели крепостных, или имели их так мало, что их труд и оброк не обеспечивали хозяевам приличного жизненного уровня. Этим людям – если их только не содержали родственники или покровители – приходилось надеяться лишь на щедрость короны. …Даже после получения вольностей в 1762 и 1785 гг. дворянство не могло обойтись без монарших милостей, ибо лишь у монархии были должности, поместья и крепостные, надобные им для прокормления».

Не испытывает пиетета к императрице и А. С. Пушкин:

«Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Ободрённые таковою слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдалённые родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста всё крало и всё было продажно. Таким образом развратная государыня развратила своё государство.

Екатерина уничтожила звание (справедливее, название) рабства, а раздарила около миллиона государственных крестьян (т. е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции. Екатерина уничтожила пытку – а тайная канцелярия процветала под её патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешёл из рук Шешковского3232
  Домашний палач кроткой Екатерины (сноска Пушкина).


[Закрыть] в темницу, где и находился до самой её смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами – и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность.

Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно; они знали её только по переписке с Вольтером и по рассказам тех именно, коим она позволяла путешествовать.

Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе своё действие; “Наказ” её читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить её наряду с Титами и Траянами, но, перечитывая сей лицемерный “Наказ”, нельзя воздержаться от праведного негодования. Простительно было фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа в юбке и в короне, он не знал, он не мог знать истины, но подлость русских писателей для меня непонятна»3333
  А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10-и томах, изд. 4-е, Л.: «Наука», 1978, том 8. С. 90.


[Закрыть].

Разрыв между «элитой» и народом – то есть между привилегированным и податным населением в уровне жизни и мировоззрении увеличивался на протяжении всего XVIII века. Лишь заложенные Петром I общественные механизмы позволяли России сохранить при таких условиях устойчивость. Надо отдавать себе отчёт в том, что полного краха в этот период удалось избежать только благодаря приобретению южных чернозёмов и появлению нового экспортного товара – хлеба, что дало стране большой резерв для выживания.

Но когда Россия вышла на европейский рынок в качестве экспортёра продовольствия, это вызвало в экономике «революцию цен», их быстрый рост. Более всего возросли цены как раз на хлеб. Соответственно, росли посевные площади и отработки на земле. Выгоды хлебного экспорта и полнота власти дворян над крепостными обусловила резкое возрастание отработочной ренты: барщинными стали три четверти помещичьих крестьян, причём продолжительность барщины могла достигать целой недели, чего раньше никогда не допускалось.

В своё время Россия начинала свой экспорт с торговли пушниной и воском; в начале XVIII века в списке вывоза преобладали продукты животноводства (кожи, сало, мясо) и пенька. Благодаря крутым мерам Петра I к 1725 году главной экспортной статьёй (36 %) стал текстиль, началась торговля железом. После его смерти «открытый» рынок, подтягивание внутренних цен в России до уровня мировых и эмиссия денег привели к тому, что главное место вновь перешло к пеньке, и оставалось за ней до конца столетия, когда её «догнал» хлеб, а следом шли лён и сало; доля железа была наибольшей в 1750 году (15 % экспорта), но уже к 1769 году упала до 10 %, а к 1800 и до 6 %. «Русские горки» в действии: Россия отстаёт от Европы, а властная верхушка о том и думать не думает.

Вспомним опять Пушкина: гениальный был человек! Далеко смотрел:

«Униженная Швеция и уничтоженная Польша, вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетённый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия – и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России».

17 ноября 1796 года Екатерина II умерла. Власть принял Павел Петрович, на которого в предшествующие годы сторонники гуманности и справедливости возлагали многие надежды, уговаривая создавать законы и следовать законам. Он так и поступил, но его законы не понравились высшей знати, и в 1801-м он был убит.