Электронная библиотека » Дмитрий Карасюк » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 27 ноября 2017, 14:21


Автор книги: Дмитрий Карасюк


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Главным занятием и в техникуме для них оставалась музыка. Свою новую группу первокурсники назвали «Пятна», или, если попонтовей, «Spots». Попавшую в их руки аппаратуру парни несколько усовершенствовали, внеся небольшие изменения в её дизайн. Им почему-то не понравился усилитель «Электрон-10», стоявший на аккуратных ножках, «как какое-то трюмо». Бедный усилитель перевернули вверх дном и отбили ему все четыре ноги, причём сделали это с особым цинизмом. Орудием экзекуции служила электрогитара «Урал», которой с размаха лупили по несчастным конечностям. Гитара при этом ничуть не пострадала, за что и была через десять лет воспета в песне «Чайфа» «Реклама».


Здание строительного техникума. Фото Всеволода Арашкевича


Лидеры студенческой группы «Пятна» Шахрин и Бегунов, 1977


«Носили мы тогда затёртые джинсы, волосы – во! – по пояс, а у Бегунова – штаны „Big John“ с вызывающе огромными пуговицами поверх ширинки, – вспоминал Шахрин. – В техникуме нам пришлось конкурировать с группой „Полдвенадцатого“, которая один в один снимала „Deep Purple“, поэтому там принималась только западная музыка. Мы, конечно, тоже подражали, но не нота в ноту, мы стремились передать дух той музыки, которая нам нравилась. Но получилось у нас это не сразу. Когда мы первый раз вышли на танцы со своей программой, то поняли, что надо что-то добавить, рок-н-ролльчика не хватает. И тут за дело взялся Бегунов, сказав: „Ну мы им покажем буги-вуги!..“». И показали. Выбрали десяток лучших по общегрупповому мнению песен, тщательно отрепетировали их и стали усиленно бомбить своим репертуаром танцующих будущих строителей. Авторы этих «запятнанных» хитов свои произведения вряд ли узнали бы – часть текста по незнанию английского пелась по-птичьи. Но звучали они так уверенно, что публика невольно попадала под обаяние напористых первокурсников.


Бегунов с однокурсниками. Справа вверху – Роберт Газизулин, в будущем автор текстов для нескольких песен «Чайфа»


Шахрин в репетиционной комнате «Пятен» в техникуме, 1976


В перенасыщенном музыкой техникуме имелся ещё и традиционный вокально-инструментальный ансамбль с двумя девочками-вокалистками. Они знали ноты, музыку раскладывали по голосам. Все репетиции проходили на одной и той же сцене клуба, и контраст с «Пятнами», которые нестройно пели на тарабарском языке, был полный. Но однажды Шахрин случайно услышал, как худрук ВИА воспитывает свой коллектив: «Эти два волосатика, Шахрин с Бегуновым, они же играть не умеют, нот не знают, поют хрень какую-то на тарабарщине. Зато настолько уверены, будто они „Led Zeppelin“, что люди в зале им верят, и всё». Так он повышал самооценку своего ансамбля, приводя в пример двух уверенных в себе волосатых наглецов, которые прямо-таки заставляли публику на танцах поверить, что ждала она именно их.


Владимир Шахрин на студенческой практике, 1977


Неудивительно, что при подобном раскладе «Пятна» быстро сделались самой популярной группой техникума со всеми полагающимися атрибутами: обожанием девушек, непониманием со стороны старшего поколения и творческими проблемами. Последние заключались в том, что Денисов из техникума ушёл и петь пришлось Шахрину. Менялся и репертуар. В нём становилось меньше «фирмы» и больше собственных песен. Кстати, ещё тогда в исполнении Шахрина – Бегунова со сцены зазвучало нечто на тему экологии:

 
Вместо синих анюток – камни,
Вместо шири полей – дома,
И давно утонули в памяти
Рощи шум и запев скворца…
…Я хочу на простор, в ковыль…
 

Музыку для этого хита написал Бегунов, он же его исполнял, а слова сочинил однокурсник «пятен» Роберт Газизулин, автор текста будущей песни «Чайфа» «Блюз ночного дворника». Но сочинительским талантам других членов группы трудно было развернуться. Главным автором и однозначным лидером на глазах становился Шахрин.


Вожатые в пионерском лагере, 1978


Его вдохновению было чем питаться. Как раз в это время Володя познакомился со своей будущей женой. Он учился на строителя, а Лена – на архитектора. «Был такой совмещённый почему-то урок физкультуры у двух групп, – вспоминал герой техникумовского рок-н-ролла. – В одном углу мы, мальчики-строители, занимались высокоинтеллектуальным делом – прыгали через козла, а в другом углу девочки-архитекторы ходили по бревну. Я увидел её, делающую какие-то па на бревне, и это меня сразило. Этим же вечером я приплелся в общагу знакомиться».


Ефрейтор Бегунов, 1980


Даже через двадцать лет лидер «Чайфа» будет рассказывать журналистам об «адской мини-юбке, бесподобных красных колготках под ней и лучших ногах техникума», а в середине 1990-х в песне «17 лет», посвящённой своей жене, упомянет ту самую «дерзкую мини-юбку», лишившую его покоя в годы учёбы.


Владимир Шахрин. «На привале». 1979


Роман протекал бурно. Если Вова с Леной ссорились, то об этом знала вся общага – кавалер то пел серенады под окном комнаты 517, то под тем же окном грозился застрелиться, для убедительности пуляя вверх из стартового пистолета. Зимой он съездил в Курган познакомиться с Лениной мамой и пообещал сделать её дочь счастливой. Летом влюблённые на заработанные Вовой 200 рублей отдохнули в Феодосии, где снимали комнату, выдавая себя за молодожёнов.

Осенью 1978-го оба Вовы в один день ушли в армию. Пока поезд неделю тащился до места службы в Хабаровском крае, призывник Шахрин, лёжа на третьей полке, исписал толстую тетрадь стихами о разлуке с любимой. Лена до сих пор хранит этот «венок сонетов» в укромном месте, боится, что, если показать их мужу, тот их безжалостно выкинет.


Колонцифры вышли за формат набора. Ждем исправленный макет.


В Хабаровске после двух месяцев учебки Вов разделили. Бегунова через всю страну отправили в Ленинград учиться вертолётному делу, а Шахрин чуть не двинулся по музыкальной части. Перед «распределением» к нему подошёл прапорщик из местных, знавший, что Вова умеет на гитаре играть, сказал, что он уже обо всём договорился и что осталось только рядовому Шахрину заявить о своей мечте служить в оркестре. То ли этот прапор не с тем договорился, то ли не о том, но когда рядовой Шахрин изъявил желание, полковник-распределитель побагровел и с криком «Ты что, сукин сын, на дуде сюда приехал играть?!» законопатил его на самую дальнюю заставу.

На Большом Уссурийском острове Шахрин прослужил почти полгода. Ходил в наряды, часами лежал в сугробах, греясь о верную собаку Тумана. Изо всех сил пытался поймать китайских шпионов, но попадались только ошалевшие после зимней спячки еноты, сдуру дёргавшие сигнальные провода. В свободное время Шахрин пел песни под гитару для сослуживцев.

Когда на заставу заехал ансамбль песни и пляски округа, командир гордо похвастался, что у него есть свой артист, не хуже пришлых. Зря. Через неделю пришёл приказ о переводе артиста в Хабаровск, в тот самый ансамбль.

От судьбы не уйдёшь – Шахрин стал петь в хоре. Не только петь, но и фактически им командовать – офицеры и сверхсрочники появлялись в расположении хора на 2–3 часа, в остальное время репетиции проводил голосистый рядовой: «В армейском хоре мы не пели, а главным образом орали. Это была замечательная школа – теперь, даже если аппаратура на сцене накроется, я смогу донести каждое слово до последнего ряда зала». В ансамбле Шахрин познакомился с земляком-сверхсрочником старшиной Валерой Севериным. Тот играл в оркестре на кларнете. Скоро в той же казарме, но на другом этаже появился ещё один уралец – Бегунов: рачительное командование опять-таки через всю страну вернуло его на Дальний Восток.


Владимир Бегунов на фоне собственного дипломного проекта


На дембель ушли в декабре 1980-го с разницей в неделю, причём Шахрин получил на память о службе гордую запись в военном билете: «Использовать в военное время в качестве солиста ансамбля песни и пляски высшей категории». Через много лет, будучи на гастролях в Хабаровске, он навестил свою часть. Командование давно сменилось, но и сегодня каждого новобранца встречают словами о том, что именно здесь проходил службу будущий лидер «Чайфа». В пограничном хоре молодых учат: «Пой громче всех, и станешь рок-звездой».


Семьи Бегуновых и Шахриных. Фото Владимира Шахрина


По дороге домой Шахрин завернул в Курган, где ждала его окончившая техникум Лена. Пред очами заждавшихся родителей он предстал с невестой, гитарой и банджо, купленным по случаю на Дальнем Востоке. Дело стремительно двигалось к свадьбе. Не отставал и Бегунов – он тоже собирался под венец с дождавшейся его дембеля одноклассницей Машей. Жизни обоих Вов двигались параллельно: в один год женились, вместе перевелись на заочное отделение техникума, вместе корпели над дипломным проектом – монументальной конструкцией для наглядной агитации, которая и по сей день возвышается в Екатеринбурге перед зданием Архитектурно-строительного колледжа (в девичестве – Строительно-монтажного техникума). Даже дети у Вов рождались почти одновременно: старшие в 1982-м, младшие в 1984-м. Только у Шахриных получились девочки Юля и Даша, а у Бегуновых – мальчики Женя и Андрей.


Шахрин на работе


А вот продолжение совместного музицирования как-то не сложилось. После армии выступили всего один раз – на выпускном вечере у младшей сестры Шахрина. Обещанный гонорар в сто рублей заставил двух Вов найти барабанщика «Пятен», с которым они не виделись два года, вспомнить старый репертуар и без единой репетиции сбацать так, что на местах не усидели ни выпускники, ни учителя, ни родители. В тот вечер на концерте сына впервые побывал Владимир Фёдорович Шахрин. На следующий день он отозвался об увиденном и услышанном эмоционально, образно и восторженно: «Я бился лысиной о паркет!»


Бегунов (крайний справа) на службе


Но даже после такой оценки гитары временно повесили на гвоздики – затянули семейный быт и работа. Шахрин начал трудиться по специальности: «Надо было где-то жить. Я пошёл в первое попавшееся строительное управление и спросил про перспективы с жильём. Оказалось, что монтажнику на нулевых циклах в течение года комнату дают. И я пошёл. Действительно через год-полтора получил комнату 13,5 метров. Вторая дочь родилась уже в этой коммуналке».

А Бегунов неожиданно для себя оказался в милиции. Но не за решёткой, а перед ней, патрульным в Железнодорожном РОВД: «Дурной период был. В милиции работал, в ППС. Всякой пьяни, рвани насмотрелся. Было время отупелости, адаптация к жизненным условиям».

Друзья продолжали встречаться. Шахрин приезжал на улицу Свердлова, которую патрулировал Бегунов, и они вместе, наплевав на дежурство, заваливались в кинотеатр «Урал», где часто показывали хорошие фильмы. В разгар сеанса вдруг начинала пищать и бормотать милицейская рация, но доблестный страж порядка дул в неё и сквозь ладонь громко шептал: «Вас не слышно! Сильные помехи! Повторите!» Отчаявшаяся рация замолкала и больше не мешала следить за происходящим на экране. Иногда на выходе из кино какая-нибудь бдительная бабушка докладывала товарищу милиционеру, что в соседнем дворе пьяные мужики хулиганничают. Тогда Бегунов вежливо отнекивался, что он, мол, сам-то не местный и срочно следует на вокзал, чтобы отбыть к месту службы.

Музыку оба продолжали любить, слушали всё и помногу, обменивались пластинками, ездили за ними на Шувакиш. Их вкусы отличались элитарностью – когда весь рынок ходил с «Deep Purple», у Шахрина чуть ли не у первого в городе появилась пластинка «Talking Heads», и он несколько месяцев не мог её ни на что поменять. Никто не знал, что это такое.

Бегунов вообще эстетствовал: «У нас с ребятами сложился клуб по интересам. Эстетско-меломанский. Покупали сыр, с большим трудом доставали сухое вино. Под это дело слушали Шнитке и Пендерецкого, общались. Родители, заглядывая в комнату, крутили у виска: совсем детки долбанулись».


Бегунов и Шахрин на отдыхе


Но хотелось самим играть музыку, выступать на сцене. Рок-н-ролльный наркотик оказался очень сильным, принятая ещё во времена «Пятен» доза всё ещё действовала, не давала сидеть спокойно. Бегунов спасался кантри-группой «Саквояж» из Архитектурного института, где стал играть аж на контрабасе. Шахрина без гитары в руках тоже ломало: «План-минимум я выполнил: пещеру оборудовал, какое-то мясо туда таскал. Но мне хотелось чего-то ещё. В нашей песне „Внеплановый концерт“ объясняется причина того, что случилось потом: „Чтобы не сойти с ума и не опухнуть. И чтобы было просто веселей“. Я понял, что хочу играть…»

Глава 2. Мы берём гитару и начинаем петь (1983–1986)


Владимир Шахрин, Виталий Владимиров и Андрей Матвеев на записи альбома «Субботним вечером в Свердловске», ноябрь 1985 года


Во времена «Пятен» группы, да не по одной, были в каждом свердловском ВУЗе или техникуме. Студенческая молодёжь любила танцевать, а танцевать ей хотелось под современную западную музыку, причём в исполнении живых музыкантов. Неважно, что «Smoke on the Water» и «Stairway to Heaven» пели они с уральским акцентом, главное, чтобы у них гитары ревели и барабан стучал.

Но за какие-то два года, пока Шахрин с Бегуновым служили в армии, многое изменилось. Появились дискотеки, на которых при вспышках разноцветных огней отплясывали под магнитофон. Те группы, которые исполняли западные хиты, оказались не при делах. Выжили только те, кто сочинял собственные песни, но таких было гораздо меньше.

В Свердловске появились свои собственные рок-звёзды. Названия «Трек» и «Урфин Джюс» слышали многие, а вот их музыку – узкий круг посвящённых. Концерты этих монстров были крайне редки, проходили они в маленьких залах студенческих клубов, а информация о грядущих выступлениях распространялась в основном только среди своих.

Вездесущий Бегунов был своим, поэтому ему довелось увидеть живьём и «Трек», и «Джюс», и кое-кого ещё. Шахрин в круг причастных не входил, но с творчеством рок-земляков познакомился и он. В 1982 году по рукам стали ходить магнитофонные альбомы. «УД» записал две таких плёнки, а «Трек» – три. Бегунов давал другу их послушать и переписать. Особенно Шахрина впечатлил «Трек»: «Их музыка завораживала. Быстро играть несложно, надо только потренироваться, а вот играть медленно и слаженно очень трудно. "Трек" играл медленно и производил впечатление неостановимой и всесокрушающей машины». Это было здорово, но немного не то, что хотелось петь самому Володе.

Скоро до Свердловска начали добираться магнитофонные альбомы групп из других городов, прежде всего из Ленинграда. Катушки с записями «Аквариума» и «Зоопарка» стали ходить на Шувакише наравне с западными пластинками. В 1982–1983 годах спросом они пользовались в основном у продвинутых меломанов. Бегунов через свои эстетско-тусовочные связи знакомился с питерскими новинками одним из первых в городе. И всегда делился и музыкой, и своими впечатлениями с другом. Услышав «Аквариум» и «Зоопарк», Шахрин понял – вот то, что ему по-настоящему нравится. Впечатления от музыки из родного города и с далёких берегов Невы удачно дополнили друг друга: «Первые полноценные работы на русском языке я услышал в исполнении "Трека" и "Урфина Джюса". Не скажу, чтобы мне особенно понравилась музыка или слова, но вот то, как это было сделано, всё вместе, мне понравилось. Ну а то, что русский – это тот язык, на котором мне будет комфортно петь свои песни, я понял, услышав Майка Науменко. Его и "Аквариум" я считаю своими учителями в русском языке. Это питерская школа. Хотя по музыке свердловские группы были сделаны лучше. То есть "что делать" мы нашли в Питере, а "как делать" – в Свердловске».

Создание группы в планы Шахрина не входило. «Пятна» казались далёким детством, но песни он сочинял по-прежнему. Если это дело получается (а у Володи оно получалось), то от него просто так не избавишься. Сочинял Шахрин для себя, пел дома под гитару, выходило что-то бардовское. Жене и друзьям нравилось. Володя даже пробовал записываться. Он устанавливал перед собой микрофон, включал магнитофон и начинал петь. Показывать свои творения посторонним он стеснялся. А вот свежей музыкальной информацией, в том числе отечественной, он охотно делился со всеми, у кого уши были открыты.


Майк Науменко и Виктор Цой в Свердловске, декабрь 1983 года. Фото Всеволода Арашкевича


Через обмен пластинками в 1983 году Шахрин познакомился с семнадцатилетними Вадиком Кукушкиным и Олегом Решетниковым. «Мы с Володей жили по соседству, – вспоминает Вадик, – и нас свёл общий знакомый пластоман. Мы ездили на Шувакиш, где Шахрин меня опекал, присматривал, чтобы я не пролетел при обмене дисками. Как-то, взяв у Володи для перезаписи пластинки, я заодно переписал себе и несколько русскоязычных альбомов. Там точно был „Аквариум“, по-моему, „Зоопарк“, „Трек“ и „Урфин Джюс“». Молодёжи рок отечественного разлива понравился, и Шахрин взял новых знакомых с собой на подпольный концерт приехавших в Свердловск Майка Науменко и Виктора Цоя.

24 декабря Бегунов, узнавший о визите ленинградцев одним из первых, привёл Шахрина, Кукушкина и Решетникова в общежитие Арха. Помимо них на несанкционированный концерт неофициальных музыкантов, работавших в полузапрещённом жанре, милиционер Бегунов притащил половину родного Железнодорожного райотдела: «Я продвинул творчество Майка и "Зоопарка" в массы. Многие менты с упоением начали слушать записи "Аквариума" – это всё моя вина». Разложение органов внутренних дел с помощью неофициального советского рока шло ускоренными темпами.


Рабочие моменты первой сессии звукозаписи


Рабочие моменты первой сессии звукозаписи


Шахрин по свежим следам записал свои впечатления от увиденного: «…Песни сменяли друг друга, одни чуть лучше, другие чуть хуже, но в общем концерт был замечательным… Майк снимает с плеча гитару, которую на протяжении всего концерта так и не смог настроить, Цой расстегивает до конца красную рубаху и раскланивается… Я тащусь домой на последнем трамвае, точно зная, что ночью мне приснится продолжение и я в унисон с вьюгой за окном буду петь во сне „у-у-у, транквилизатор“ и буду улыбаться. Спасибо тебе, Миша! Спасибо тебе, Витя! Спасибо тебе, подпольный рок!» Шахрин был потрясен. Вроде бы ничего особенного: два парня пели под гитары свои песни. Но было в этом что-то такое, от чего он по дороге домой принял твёрдое решение создать собственную группу.

Володя пошёл в ведомственное ДК строителей имени Горького и потребовал место для занятий музыкой. В ДК слегка удивились такой инициативе снизу, но предоставили алчущему искусств монтажнику небольшую комнату с табличкой на дверях «ВИА "Песенка"». Под этой радостной вывеской и засели Шахрин, Кукушкин и Решетников. Бегунов заходил иногда просто так, иногда чаю попить, иногда музыку послушать.


Вадик Кукушкин


Шахрин показывал друзьям свои песни. Молодёжи понравился материал, но не его упаковка. Им хотелось чего-то большего, хотелось рок-н-ролла. Шахрин и сам был не в восторге от того, как выглядели его сочинения: в голове автора они звучали гораздо жёстче, чем позволяла одна акустическая гитара. Весной 1984-го обитатели «ВИА „Песенка“» решили насколько возможно расширить инструментарий и записать свой собственный альбом. Предложил это Вадик Кукушкин, у которого уже имелся небольшой опыт звукозаписи.

Нездоровая мечта создать рок-группу появилась у Вадика ещё в шестом классе. Это неудивительно – он с детства был в курсе последних музыкальных тенденций, дома имелась неплохая коллекция свежих западных записей. Из такого сомнительного источника, как советская критика буржуазного загнивающего искусства, старшеклассник Кукушкин узнал о существовании музыкального авангарда и попытался создать что-нибудь в этом жанре с помощью подручных средств. Вадик сам спаял простенький микшер и набор гитарных примочек. Используя два магнитофона, методом наложения он записал собственный мини-альбом с совершенно зверским звуком. В осуществлении замысла помог одноклассник Олег Решетников. Запись состояла из четырёх композиций с аффектированной Вадиковой декламацией. На одной из них, на фоне самого максимального басового грува, какой только смог выжать Вадик, Олег исполнял партию ударных электродом на радиаторе отопления и стакане. Своё творение молодые экспериментаторы не тиражировали и почти никому не показывали.


Рабочий момент первой сессии звукозаписи


Молодёжь со всем своим саунд-продюсерским опытом принялась помогать старшему товарищу записать его песни. Кукушкин притащил два магнитофона и самолично спаянный микшер. Решетников учился в музучилище играть на классических ударных инструментах. Барабанов в наличии не было, поэтому Олегу доверили ксилофон. У базировавшегося по соседству ансамбля одолжили бас-гитару. Вадик достойно осилить её не сумел, на басу, который слышен на нескольких треках, сыграл специально приглашённый Бегунов. «Без Вовчика у меня ничего не обходится, – рассказывал Шахрин два года спустя. – Я пришёл к нему и сказал: „Старик, а не тряхнуть ли нам стариной?“ Он ответил, что засиделся уже без дела. Ну мы и начали…»

Пока Шахрин играл на гитаре и пел, а Решетников управлялся с ксилофоном и перкуссией, Кукушкин занялся эффектами. Топот, звон посуды, шумы, гудение в панк-трубу (странный инструмент, изготовленный из трубки для плавания), весь этот «театр у микрофона» – кукушкинских рук (и ног) дело. Управились за один день.

Когда концессионеры встретились в следующий раз, на свет появилась бумажка с перечнем 13 записанных песен и названием: «Визовский пруд». Именно так Шахрин хотел назвать проект. Вадик предложил альтернативный вариант – сконструированное им слово «Чайф». Одним из предметов интерьера «ВИА "Песенка"» была кофеварка «Бодрость». Использовали её не по назначению: по причине тотального отсутствия кофе в продаже внутрь засыпали заварку Зугдидской чаеразвесочной фабрики. Получался мутно-рыжий напиток с непередаваемым ароматом, приносивший ощущение полного блаженства. В честь этого чувства и назвали группу. А «Визовский пруд» стал именем альбома. Пускать его в народ не решались три десятка лет – стеснялись качества записи.


Та самая кофеварка «Бодрость». Фото Марины Лукояновой


Летом 1984 года к ещё официально не родившемуся, но уже активно шевелящемуся «Чайфу», окончательно примкнул Бегунов. Перинатальный коллектив начал репетиции в ДК Горького. На эту самодеятельность никто в Свердловске не обращал внимания. Время «Чайфа» ещё не пришло.


Запись шумов для альбома «Визовский пруд»


Осенью Кукушкин ушёл в армию, и группа, и так существовавшая в форме дружеских посиделок, стала ещё более умозрительной. Зато Шахрин начал выступать на публике. Произошло это, можно сказать, вынужденно. Чтобы побыстрее обеспечить разросшуюся семью отдельным жильём, он вступил в отряд МЖК, где нужно было не только вкалывать на стройке, но и зарабатывать баллы общественной работой, участвовать в самодеятельности. Шахрин читал лекции, рассказывал ребятам-строителям о джазе, о роке, да ещё и самодеятельничал – пел свои песни под гитару и губную гармошку. Губная гармошка производства ГДР имелась, но, чтобы играть одновременно на ней и на гитаре, нужен хомут, который надевается на шею. Володина тёща работала на оборонном заводе. Он нарисовал эскиз и попросил её организовать изготовление чего-то подобного. Мужики-заводчане посмотрели на чертёж и сказали, что конструкция хреновая, они сделают лучше. И сделали. Полуторакилограммовое сооружение из нержавеющей стали можно было использовать не только для исполнения музыки, но и в качестве лёгкого бронежилета.



Запись одного из выступлений перед строителями в МЖК общий приятель «чайфов» Лёня Баксанов дал послушать свердловскому рок-гуру, писателю Андрею Матвееву: «Меня подкупила искренность. Шахрин пел о личном, он всегда поёт о личном». Матвеев сразу разглядел в Володиных песнях их рок-н-ролльную сущность и назначил их автора «уральским Бобом Диланом». В этом амплуа в конце года Шахрина привели на аудиенцию к свердловским махрам[1]1
  Махор – мн. «махры» (устар.). Опытный, крутой музыкант, пользующийся в своём кругу уважением и авторитетом (Уральский музыкальный словарь, пока не изданный).


[Закрыть]
– на день рождения экс-гитариста «Трека» Михаила Перова.


Андрей Матвеев, 1985. Фото Дмитрия Константинова


Вообще-то его день рождения приходится на 27 сентября, но Миша, игравший тогда в ансамбле «Незабудка» павлодарской филармонии, смог вырваться на родину только зимой. Отмечали в клубе завода Воровского, где собрались несколько махров, да парочка «наутилусов», ещё не доросших до этого звания. В эту тёплую компанию и привёл Андрей Матвеев своего протеже с гитарой и губной гармошкой. «Мне как новичку было заметно, что в этой компании многие уже считают себя рок-звёздами, хотя выглядели они как совершеннейшие мальчишки, – вспоминает Шахрин. – Но они побывали на каких-то фестивалях, понюхали рок-сцены, в общем, ощущали себя уже состоявшимися музыкантами. А я на тот момент себя музыкантом совершенно не считал. Музыка для меня была абсолютным хобби, что-то писалось, но хорошо это звучит или нет – я ещё даже не знал».

Матвеев представил Володю, сделав упор на сходстве его песен с творчеством заокеанской звезды. Несмотря на щедрый аванс, уральский Дилан чувствовал себя неуверенно: «Я в то время даже и не бухал, что для человека с гитарой выглядело странным. Я всё ждал, когда же начнётся обещанный джем-сейшн, когда же будет музыка, а меня осаживали: мол, куда ты торопишься, сиди, выпивай. Я их допёк, мне дали спеть две песни, одобрительно покивали, похлопали по плечу, а потом посадили за стол, сунули в руку стакан, и пьянка продолжилась».



Джем-сейшн всё-таки начался. Причём все договорились, что играть будут на инструментах, на которых играть не умеют. Гитарист «Урфина Джюса» Егор Белкин и басист «Наутилуса» Дима Умецкий уселись за ударную установку, ещё в один барабан, но пионерский, стучал поэт Илья Кормильцев. Слава Бутусов насиловал саксофон, Матвеев бил в огромный бубен. По кругу ходила скрипка, на которой никто не умел играть, но попиликал на ней каждый. Все были молодые, счастливые, пьяные и влюблённые друг в друга.


Кадр из киножурнала «Советский Урал», 1986


Махры, веселившиеся на перовском дне рождения, свысока посматривали на новичка Шахрина неслучайно. Круг тех, кто причислял себя к музыкальной элите, был очень узок, всего человек пятнадцать. Эти «избранные» слышали о существовании всяких там «наутилусов» и «чайфов», но ровней себе их признавать пока временили. Музыканты «Трека» и «Урфина Джюса» отказывались считать рокерами людей со стороны. «Новичкам здесь не место» – этот принцип сыграл злую шутку с уральскими рок-консерваторами, быстро отставшими от стремительно менявшихся вкусов аудитории.


Михаил Перов


Сегодня Шахрин считает, что к «Чайфу» слишком долго в Свердловске относились, как к новичкам: «У костяка свердловской рок-формации начала 1980-х долгое время было к нам снисходительное отношение: мол, пролетарии, что с них взять… Шахрин – милый парень с внешностью комсомольского активиста, но не более. Некоторые только после середины 1990-х сквозь зубы признали, что, да, пожалуй, „Чайф“ заслуживает музыкального внимания».


Олег Решетников


Шахрин абсолютно не стеснялся своей пролетарскости и физического труда. «Я вижу те стороны жизни, о которых мои знакомые-инженеры имеют слабое представление. Я стараюсь быть проще», – говорил он в 1986 году. И сегодня лидер «Чайфа» гордится работой на строительной площадке под началом бригадира-орденоносца Николая Лисина: «Коля был настоящий бугор. Я его прямо любил, хотя он меня и чморил немного как интеллигента, мол, ты тут всё равно человек случайный. Ну, случайный, не случайный, а шесть лет мы с ним вместе отработали. Иногда во время споров с музыкантами о серой людской массе, о ведомости толпы я вспоминаю Лисина. Я на самом деле знаю таких людей и не уважать их мнение считаю невозможным. Это они каждое утро встают к станкам, к мартенам, садятся в кабины грузовиков, а мы-то тут так, песенки бренчим в своё удовольствие. Можно попытаться изменить мнение людей, но называть их всех дураками нельзя».

В конце 1984 года махры с Володей познакомились, и только. Мало ли пролетариев с гитарами бегало вокруг монстров уральского рока? Да и игра паренёк что-то подозрительно питерское – это в приличном свердловском обществе считалось признаком примитивного дурновкусия. «Мы упивались собственной музыкой и критиковали "Чайф" – он нам казался вторичным, слишком питерским. Но они не обращали на нас внимания, чётко выбрали свой путь и никуда с него не сворачивали. И правильно делали. Где теперь все, и где "Чайф"!» – говорит бас-гитарист «Трека» Игорь Скрипкарь. Но это сказано в 2016 году, а за 30 лет до того право на серьёзное внимание ещё требовалось заслужить. И весной 1985 года «Чайф» снова затеял запись, причём двойную.

Обе сессии проходили в уютных домашних условиях. В марте Шахрин зафиксировал свои песни на квартире Матвеева. Гуру, выступавший в качестве продюсера, видел Володины сочинения исполненными под две акустические гитары. Правда, в исполнительских способностях Бегунова Матвеев сомневался и пригласил лучшего на тот день в Свердловске гитариста – Мишу Перова. У Ильи Кормильцева одолжили портастудию «Sony», с которой управлялся гитарист группы «Метро» Володя Огоньков. Безгитарный Бегунов снабжал рекорд-сессию всем необходимым.

«Главным на записи был Бегунов, – вспоминал Матвеев. – В его задачу входило обеспечивать чай-кофе, чем он и занимался, шустро передвигаясь между кухней и моим кабинетом, в котором была устроена студия. Со стола всё убрали, поставили на него "Соньку", один микрофон был примотан к стулу, на который уселся звукооператор.


Владимир Бегунов


Шахрин распелся, они с Перовым настроились, Огоньков понажимал какие-то кнопочки-клавиши на «Соньке», и всё началось. Я слушал из коридора, мне нравилось, да и как могло это не нравиться? Молодой и полный чувственности голос Шахрина, виртуозная гитара Перова – всё это переплеталось и превращалось в нечто, если и не совсем сказочное, то практически на грани. Да, я знал все эти песни, любил их, но сейчас они внезапно стали иными: в них появились плоть и какое-то неистовство, сентиментальность внезапно исчезла, на её место пришла мужественность, отчего лиризм Шахрина пробирал уже совсем до дрожи».

За шесть часов записали девять песен, ставшие акустическим альбомом «Волна простоты». Привлечение одного из лучших свердловских гитаристов оказалось во всех смыслах удачным. Михаил не только украсил Володины песни своей виртуозной игрой, но и заставил пристальней посмотреть на новичка товарищей по крохотной премьер-лиге.

Вторая запись проходила в мае дома у родителей Шахрина. Всю родню временно эвакуировали. Соорудили из ковра и одеял вигвам для перкуссии и ответственного за неё Решетникова. Бегунов чередовал бас и гитару, а за простеньким пультом сидел бывший одноклассник и экс-соратник по «Пятнам» Сергей Денисов. Трещотки, стукалки, ксилофон, две акустические гитары, губная гармошка да немножко баса – вот и вся инструментальная палитра «Чайфа» на тот момент. Получившийся альбом из десяти треков назвали «Дурные сны». Судя по нему, снились «Чайфу» преимущественно простые, но задиристые песни, этакий акустический полупанк. «Волну» со «Снами» заключили под одну обложку и назвали получившийся двойник «Жизнь в розовом дыму». Если считать прошлогодний «Пруд» нулевым блином, то первый продукт вышел совсем не комом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации